Текст книги "Обратная сторона (СИ)"

Автор книги: Анна Грэм

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 2 страниц)

========== Глава 1. Моё ==========

– Застряла в лобной кости. Повезло.

Пуля грохает в металлический лоток, внушительная фигура Ангельской Пыли покидает поле зрения. Яркий люминесцент причиняет глазам ноль дискомфорта – все рецепторы давно выжжены к херам, а в осколок зеркала на него смотрит кровавая, ухмыляющаяся рожа. Чтобы достать пущенную Уилсоном пулю, Кристин особо не заморачивалась, просверлила дыру прямо посередине лба. Голова должна разламываться к чертям от боли после такого изуверского вмешательства, однако ему заведомо похрен. Пора бы перестать удивляться.

– Будешь его искать? ― она сгребает с ручищ окровавленный латекс и бросает рванину в лоток к пуле. Перчатки надела, и на том спасибо.

Он может лишь представлять, какая адская лекарственная вонь стоит посреди этого замшелого кабинета, кажется, дантиста, китайского эмигранта без лицензии, которого его помощница скинула с лестницы без лишних слов. Даже в его бывшей, разрушенной Дэдпулом лаборатории санитарные нормы были в разы выше.

– Для начала надо понять, как его убить, – огрызается Аякс, резво поднимаясь с каталки. Его ровно на секунду ведёт вправо, траектория шагов выходит рваной, а внутри переворачивается пустота, двигается к самому горлу, растягивает трубку гортани, словно теннисный мяч.

– Угу, – мыкает Кристин, закусывает очередную спичку, хмуро провожая взглядом его полупьяную походку. ― Отлежаться бы тебе.

– Ага, – в тон ей отвечает Аякс, захлопывает за собой хлипкую жестяную дверь, которую Ангельская Пыль погнула в нескольких местах, как фольгу от шоколада. Периодами она его бесит, эмоциональный диапазон у неё, как у табуретки ― проще со стеной беседовать. Хотя её молчаливое сотрудничество его вполне устраивает. Гораздо хуже, когда под кожу лезут.

Улица вязнет в глухом ночном болоте, редкие прохожие его беспокоят мало, говоря по правде, ему на них вообще начхать – даже в полуаморфном состоянии среднестатистический бомж, вихляющийся под ногами, для него не проблема. Проблемой сейчас мог бы стать Уилсон и его незакрывающийся хавальник, но для него Фрэнсис мертвее мёртвых, и это ему пока на руку. Прийти в себя, вывернуть этого мудозвона наизнанку и посмотреть, как он будет регенерировать обратно – цель номер один после всего, что эта сволочь вытворила. Однако беда одна не приходит, с этим фактом не поспоришь, но то, что беда придёт, откуда её совсем не ждали, Аякс предугадать не мог.

Кто-то цепко хватает его под локоть, перед глазами вспыхивает белый, а остатки кислорода выбивает из лёгких, как от удара под дых. Он оседает коленками в мокрый, разбитый тротуар, чьей-то навязанной волей утопая в воспоминаниях о тех днях, когда он до скрипа зубной эмали возненавидел своё настоящее имя.

Ella Fitzgerald – Hey Jude [The Beatles]

Давно забытые ощущения хлыщут электрическим током по фантомным нервам, заставляя сгибаться пополам от иллюзорной боли, проваливаться дальше, глубже в чёрную, болотистую пустоту. Запах озона, который секунду назад мучил несуществующие рецепторы, сменяется вонью канализации и уже дня четыре как не выброшенного мусора, гниющего в дюйме от его лица.

– Фрэ-э-энси-и-и-ис!

Ему нет и семи, он легко умещается в ящике под раковиной, где единственная уцелевшая петля скрипит и болтается на честном слове. В дальней комнате хрипят динамики старого магнитофона, проигрывая задорный до блевоты «Битлз», по жестяному днищу раковины бьют капли из подтекающего крана, а кажется, что прямо по макушке. Мать уже час в закономерной после двух бутылок отключке, и отчим уже знает, как будет развлекаться дальше.

– Фрэ-э-энси-и-и-ис! Выходи, засранец. Я всё равно тебя найду-у-у!

Он слышит его шоркающие шаги, слышит, как звенит пряжка ремня, ударяясь об дверные косяки, как от него за милю несёт алкоголем, дешевыми сигаретами и потом, как от пса. Фрэнсис плотнее вжимается тощей спиной в стенку, лёгкие скручиваются от страха в крохотные комочки, сердце грохочет по стенкам грудной клетки так сильно, что, кажется, его легко отыскать по звуку. Неяркая полоска света, пробивающаяся в его хлипкое укрытие, пропадает, перекрытая нависшей над раковиной фигурой его мучителя, и тишина становиться настолько громогласной, что он затыкает ладонями уши, закрывает глаза, со всей силы сжимая веки, будто это поможет ему исчезнуть, как в старой детской пряталке. Секунда, и фанерная, замызганная отходами дверка распахивается настежь, в тёмный угол врывается ржавый, беспощадный свет, заставляя его, ребёнка, визжать от беспомощности и страха.

Аякс почти не соображает, что кричит уже не мальчишка из далёких воспоминаний, а он сам, ужом корчась на асфальте, когда видение вдруг резко отпускает его, как отпускает его и чуждое прикосновение. Прошло каких-то пару мгновений, а он словно пережил заново несколько грёбаных часов того времени, когда он ещё мог чувствовать, и которые давно похоронил в самых глубоких слоях памяти. Такое, насколько ему было известно, мог сделать только один мутант.

– Я думал, ты померла, ― он усмехается, приваливаясь спиной к кирпичной стенке. Взгляд застывает на уровне чужих острых коленок, обтянутых рваной джинсой. Смотреть ей в лицо он не желал, знал прекрасно, кто перед ним, хотя это всё ещё слишком похоже на бред. Ещё до того, как в его жизни появилось это адское чудовище с небесным именем Ангельская Пыль, угрюмо-молчаливая как кусок арматуры, у него была та, которая Имя заслужить не успела. – А ещё я думал, что тебе для этого нужна обнажённая кожа.

– Я много училась. ― Коленки теперь на безопасном расстоянии, она на противоположной стороне узкой улочки, подпирает такую же замученную плесенью кирпичную стенку. Её смутный силуэт теперь виден в полный рост, лицо скрывает чернильная тень от козырька запасного выхода какой-то захудалой лавки, но голос слишком отчётливо свидетельствует о том, что перед ним именно та, о которой он думает. ― А ты слишком живой для того, кто недавно получил пулю в башку.

– Ну-у, меня не так-то просто убить, – привычный кривой оскал наползает на лицо защитной реакцией, хреново скрывая нарастающую нервозность. А нервничать он охуеть как не любил.

– Однако мистер Уилсон об этом не знал.

– Уилсон – непростительная ошибка.

– Как и я. Это уже второй твой промах, Фрэнсис. Теряешь хватку, ― даже издалека, даже в наползающих, дождливых сумерках она замечает, как плотно смыкаются его челюсти и как нарочито расслабленное выражение его лица сменяется на вытесанную из камня маску. Его настоящее имя знали не многие, и ни один из них не рискнул хоть раз в жизни произнести его вслух, кроме этого выблядка Уилсона. И кроме неё.

– Следила за мной?

– Наблюдала.

– Чего тебе нужно? Мстить пришла? – Для Аякса разговор давно потерял нить смысла, да и какой смысл в беседе с той, чей труп давно должны были сожрать речные рыбы? Выуживание информации дипломатическими клещами он не любил тоже, предпочитая пару раз приложить несговорчивого собеседника мордой об стол, а до этой собеседницы ещё надо дотянуться сквозь штормящее озеро из крови и мозгов, отчаянно бьющихся по черепной коробке.

– Всё понять хочу, отчего ж ты такая тварь, Фрэнсис?

– Еще раз назовёшь меня так…

В три широких шага расстояние между ними сокращается до критического минимума, под чернильной тенью козырька две фигуры сливаются в одно бесформенное пятно, Аякс хватает её за шею, в привычном жесте поднимая лёгкое тело над брусчаткой, сдавливая ладонью хрупкую шею до первых признаков удушья. Ярость застит глаза, её лицо, до изумления живое, знакомое до почти ощутимой, фантомной боли под рёбрами, расплывается перед глазами бесформенной, радужной мазнёй бензина из вчерашней лужи. Он так зол и взбудоражен этим невозможным воскрешением из мёртвых, что не замечает, как её руки легко касаются его плеч, безвозвратно погружая их обоих на самое дно гниющего болота их общего прошлого.

The Korgis – The everybody’s got to learn sometime (‘80)

– Что это за хрень? – Фрэнсис захлопывает папку и весьма скептично оглядывает разлапистый ярко-розовый цветок, который Рэйн водрузила ему на рабочий стол.

За панорамным остеклением, внизу, копошатся белые черви-лаборатны, всё производство видно, как на ладони, а настольная лампа светит тусклым холодным светом. Больше ему, в принципе, и не надо.

– Вношу уют в твои казематы, – она садиться в кресло напротив, закидывает ногу на ногу, кладёт ему на стол тонкую прозрачную папку с бумагами. – Кто ещё это сделает, если не я?

– Не перетрудись, – беззлобно бросает он, смахивает несчастный пластиковый горшок в корзину для бумаг, берется за принесённые ею документы, с вопросительным видом оглядывая её скучающую фигуру.

– У нас новый заказ, – Рэйн кивает на бумаги, склоняет голову на подлокотник кресла, вот-вот с ногами на него заберется, совсем уже дистанцию держать перестала. Она понимает его почти без слов, с полу-взгляда и кивка головы, то ли эта её мутагенная эмпатия действует, то ли сработались так хорошо.

Аякс на секунду задерживает на ней взгляд. Она сильно изменилась с тех самых пор, как он на собственном горбу втащил её бессознательное тело в лабораторию. Тогда «фабрика» по производству мутантов ему ещё не принадлежала, и Агентов Смит в костюмах за пару тысяч у него ещё не было, иной раз он искал нужный материал сам, предпочитая доверительным беседам банальное похищение тех, о ком скорбеть будет некому. Уличная воровка в тот вечер сама попалась ему в руки, когда примерялась к карману, который оказался ей не по зубам.

Прошло не так много времени, она пришла в себя, выровнялась, подстроилась и нашла во всём этом дерьме для себя выгоду. Она вообще умела подстраиваться и сливаться со средой, используя этот навык как один из способов выжить – её прошлая уличная жизнь тому хорошо поспособствовала. Под обстоятельства, под капризы заказчиков, под его переменчивое настроение, попутно испытывая свои новообретённые способности. За маской пугливой девчонки оказалась способная помощница, а под слоем уличной пыли – вполне представительная мисс, которую не зазорно отправлять на переговоры, где Аякс лично присутствовать не желал и где участие его грубой силы в качестве аргумента не требовалось. С дипломатией Рэйн прекрасно справлялась сама, нередко пользуясь своей возможностью внушать собеседнику то, что ей нужно.

– Можно вопрос?

– Ты его уже задала, ― Фрэнсис едва заметно улыбается, складывает в замок руки, глядит на неё пристально, выражая полную готовность слушать и внимать. Он уже слишком устал за сегодня, чтобы отмахиваться от нерабочих разговоров и держать броню, и Рэйн в очередной раз проявила чудеса проницательности, выбрав для своего любопытства нужное время.

У неё загораются глаза, она подаётся вперёд, опираясь локтями в коленки, пытается заглянуть ему в лицо, спрятанное в сизой тени, там, куда тусклый свет лампы не проникает, режет его пополам, освещая лишь его извечную кривую ухмылку.

– Ты вообще ничего не чувствуешь?

– Вообще.

– Ничего-ничего?! ― В ней угадывается непритворное изумление, замешательство, Аякса такая её реакция даже слегка забавляет, он еле слышно смеётся, откидываясь на спинку совершенно неудобного на вид стула. Ему собственно плевать – шикарная постель или железная койка, утрата понятия комфорта не самая большая жертва, которую пришлось принести ради собственного величия.

– Ничего.

Рэйн опускает взгляд в пол, секунду сомневается, стоит ли вообще испытывать судьбу дальше. Определенно стоит, в её глазах решимость идти до конца и сделать давно задуманную, фееричную глупость, которая может завести её чёрт знает куда.

Она поднимается с кресла, осторожно приближается, чтобы не спугнуть его шаткое доверие, едва прислоняется бедром к краю стола, заставляя Аякса задирать голову, чтобы не прерывать зрительный контакт и не терять контроля над ситуацией, который, кажется, уже, катиться в ад на всех парах. Он не помнил, с каких пор её присутствие в его интимном пространстве вызывало какой-то нелогичный, зудящий дискомфорт. Подобные размышления редко задерживались в его голове, да и, в конце концов, что он мог ей дать?

– Я хочу кое-что попробовать, – она приближает к нему раскрытую ладонь и вопросительно приподнимает бровь. Улыбка медленно сползает с его лица, Аякс непроизвольно отстраняется, подбирается, как зверь перед рывком, готовый немедленно отразить нападение и скрутить оппонента в хитроумный морской узел.

Он испытал на себе её силы лишь однажды, когда самолично проводил активацию мутагена. Ей тогда хватило пары сломанных рёбер и одного удушающего приёма, чтобы она в отчаянии схватила его за руки, отзеркалив ему полный спектр ощущений на грани болевого шока. Ставить над собой новые эксперименты в его планы не входило.

– Слушай, я ведь тебя за дверь сейчас выкину. ― Фрэнсис умел просчитывать своего противника на несколько ходов вперёд, полагаясь на почти звериную интуицию, а к тому, чего не понимал, относился с настороженностью, сейчас же мозг отчаянно не вкуривал, что она на этот раз задумала. Может, потому что она вовсе не противник?

– Не выкинешь. Я слишком дорого стою, – Рэйн повторно протягивает ладонь, улыбается и смотрит так, что ей слишком хочется верить. В конце концов, что она может ему сделать? Что она вообще против него может? – Ну?

– Только без фокусов, – он засучивает рукав до локтя и кладёт руку на стол, непроизвольно сжимая её в кулак, будто перед инъекцией. Неистребимая привычка.

– Я думаю, тебе понравится, – Рэйн едва ощутимо проводит пальцами по путям вздыбленных под кожей вен, замирает у сгиба локтя, где у обычных людей кожа тонкая, чувствительная, и совершенно мёртвая у него. Обхват его предплечья слишком широк для её маленькой ладони, она сжимает его, насколько может, поднимает его руку над столом и вкладывает в его ладонь свою, крепко смыкая их в замок.

– Хм, ― Фрэнсис морщит лоб, старательно оценивая свои ощущения, классифицирует их, как странные ― тёплые, щекотные, колющие, многогранные, но разрывать контакт по первому тревожному звоночку в мозгах не спешит.

Тактильные впечатления, давно оставленные за пределами его нынешней реальности, заставляют сердце разгоняться до предельных ударов в минуту, запуская едва заметную дрожь вдоль позвоночного столба, она словно делиться с ним своими собственными ощущениями, которых у нее в избытке и которых ей вполне хватит на двоих. А вот эмоций ему вполне достаточно своих, жаль лишь, что он не может их убавить, слишком они лезут вперёд разума.

Она не отпускает его ладонь, только сжимает сильнее, он разрешает ей двинуться ближе, дотронуться свободной рукой до шеи, незащищённой, доверчиво, по-глупому подставленной, позволяя новой волне чувств потопить себя до обжигающих сетчатку вспышек за сомкнутыми веками. Фантомное возбуждение раскатывается по венам, заставляя ремень штанов адски вгрызаться в напряжённое тело, когда она касается его губ своими. Фрэнсис готов был поклясться, что чувствует, как её распущенные волосы щекочут ему лицо, как саднит и горит лёгкий укус, оставленный ею на нижней губе – слишком приблизительное, слишком безумное ощущение, чтобы быть правдой.

Он отвечает ей рвано, жадно, загребая в кулак лёгкую ткань её майки, ножки стула оглушительно скребут по дощатому полу, когда Аякс резко поднимается, усаживает Рэйн на стол, устраиваясь между её разведенных ног. Со стола падает ночник, мутная, пыльная лампочка с глухим хлопком тухнет от удара, погружая помещение в дымчатую тьму, подсвеченную лишь блеклой желтизной от смотрового стекла, за которым всё так же, как стая белых муравьё, снуют лаборанты.

На рассвете Аякса будит телефонный звонок. Он включает связь, и молчит, осторожно поднимаясь с постели, чтобы ни навязчивая трель, ни его торопливые, неловкие движения не разбудили Рэйн, спящую у самого края. Прежде чем ответить, он плотно закрывает за собой дверь в ванную.

– Слушаю.

– Полтора миллиона за девчонку-телепатку, ― в динамике хрипит незнакомый голос с предложением, от которого он буквально вчера не смог бы отказаться.

– Она не продаётся, ― палец жмёт на сброс вызова сильнее, чем нужно, оставляя на дисплее паутину трещин. Фрэнсис возвращается в комнату, где Рэйн, ещё сонная, тянется и удобнее укладывает голову на подушку. По её острым лопаткам расчерчены полосы от прикрытых наполовину жалюзи, одеяло сползло до талии, такой тонкой, что, кажется, её можно переломить пополам одним неловким движением вполсилы. О том, какого хрена между ними происходит, Фрэнсис решает не заморачиваться, не глядя бросая безмолвный аппарат куда-то в заваленное тряпьём кресло, – Самому нужна.

– А вот это жестоко, – Аякс снова ухмыляется, скрывая за напускным безразличием бешеное биение пульса. Её явно силы выросли, и на мозги она давит теперь профессионально, и с точностью хирурга попадает в самые болевые точки.

– Всё, как ты любишь. – Как она вырвалась из захвата и как снова оказалась на противоположной стороне улицы, на стратегически безопасном расстоянии, Фрэнсис не помнил. Но оставлять Рэйн вполне себе живой и на свободе с её багажом знаний о всей его подноготной он не собирался, лихорадочно соображая, как обойтись физического контакта. Ещё одного акта насилия над своей психикой Аякс намеревался избежать любыми путями.

– Ты знаешь, дерьмо случалось не только с тобой, но кем после этого быть дальше, каждый решает сам. – Один его шаг вперёд равняется её двум в сторону, их параллельные движения напоминают дурной, шаманский танец, огнестрельного Фрэнсис с собой не брал, самоуверенно думая, что справится так, если уж вдруг что. Но теперешнюю Рэйн голыми руками не взять, она скользкая, изворотливая, хитрая, как долго она следит за ним, как выжила, почему выбрала именно сегодняшний мерзкий, промозглый вечер, чтобы напомнить о себе, почему не сбежала подальше, зная, что он способен сделать это снова? ― Ты решил стать сволочью. Как и твой приёмный папаша.

Очередной резкий рывок в её сторону тормозит визгливая полицейская сирена и изобличающий, дальний свет фар, который выхватывает его фигуру из плотного сумрака, вынуждая становиться под прицелы нескольких табельных пистолетов.

– Надо было в голову тогда стрелять! – шипит Рэйн, скрываясь в чёрной тени провала в узкий переулок, оставляя его наедине с полицейским патрулем из двух машин.

– Мистер Фриман, вам необходимо проследовать за нами. Вы обвиняетесь в убийстве с особой жестокостью вашего бывшего опекуна Аарона Фримана…

– Да ладно?! А срок давности ещё не вышел? – Аякс только руками разводит и смеётся почти в голос. Такой насыщенный событиями день хотелось завершить где-нибудь в тишине и покое, зря он не послушал Кристин, теперь придётся собирать ушатанные мозги в кучу и разгребать ситуацию. В рации скрипит сообщение о скором подкреплении, полицейские фуражки прячутся за приоткрытыми дверцами машин, как грибы после дождя, перекрывая ему возможные пути отступления. ― Ну, хорошо… ― Он поднимает руки и опускается на колени, давая офицерам ложное преимущество.

Спустя девятнадцать минут и пять трупов, Фрэнсис является в реквизированный у китайского дантиста кабинет злой, как чёрт, с двумя пулевыми отверстиями в корпусе, попутно выдрав настоебавшую спичку у Ангельской Пыли изо рта.

– Надо валить из города.

– Уилсон? – Кристин лишь бровью повела, осматривая издалека свежие кровавые потёки на его одежде.

– Нет! ― рявкает он, с зубодробительным скрежетом выдёргивая из стеллажа ящик, куда Ангельская Пыль сунула спасённые из пожара документы и досье на сбежавших после взрыва мутантов. Аякс почти не сомневается, что сила убеждения Рэйн привела ближайший патруль по его душу и всколыхнула с пыльных полицейских архивов давно забытое дело, уже не сомневается, что она выжидала момента, когда он будет достаточно слаб, чтобы начать воплощать свои планы. И одному дьяволу известно, какие у неё вообще планы и какого хрена она вообще выжила?!

– Есть один заброшенный фармацевтический склад на границе с Канадой, мы можем возобновить производство там.

– Прекрасно, ― он кидает ей в руки тощую папку, подписанную от руки «Объект 217». Цифровыми файлами он не пользовался намеренно, слишком велик риск однажды быть хакнутым. – Ознакомься. Найди её и приведи живой. И не позволяй ей себя касаться.

За ним с грохотом захлопнулась дверь, помещение погрузилось в обманчивую тишину, разбавляемую лишь неспешным шорохом страниц дела, которое перелистывала нордически стойкая к любым внешним раздражителям Ангельская Пыль. По причине своей нечуткой душевной организации Кристин даже не догадывалась, что стены подсобки, за которыми скрылся её непосредственный начальник, ходят ходуном от неизмеримого, бесконтрольного бешенства, которое не отпускало Фрэнсиса до самого рассвета.

========== Глава 2. Имя ==========

The Moody Blues – Night in white satin

– Почему так долго? ― она слышит его недовольный голос с самого порога. Фрэнсис даже не поворачивается, стоит к ней спиной, гремит инструментами, готовит очередную инъекцию очередному безнадёжному. В процедурной тишина, только сухо трещат старые лампы, сжигая воздух в и без того накалённой атмосфере. Рэйн будто за милю чует его взвинченное раздражение, приближается медленно, почти не дышит, напрягая всё своё синтетически созданное внутреннее чутьё. Волнение? За неё?

– Ты сказал мне прозондировать почву насчёт прикрытия. Вот проект договора, ― Рэйн кладёт ему на стол, прямо под руку папочку с национальными гербами, отходит на безопасное расстояние, скрещивает руки на груди. Он в её сторону лишь чуть голову поворачивает, демонстрируя напряжённые до желваков скулы и стиснутые челюсти. – «Экспериментальный центр по лечению онкологических заболеваний» нам подойдет? Или ты забыл?

– Я ничего не забыл. За четыре часа можно с десяток договоров составить.

– Я решила проветриться. Отпустила парней…

– Это небезопасно! ― он резко ее прерывает, бросает в её сторону уничтожающий взгляд, заставляя Рэйн безотчётно делать шаг назад. – У меня много врагов.

Рэйн – девочка умная, преимущества своего особого положения осознаёт прекрасно, где-то в глубине души Аякс понимает, что однажды ему это выйдет боком, но менять ничего не хочет. Ей позволено не носить «ошейник» с порядковым номером, выезжать за пределы базы, спать в одной постели с начальником, даже взлететь на железную каталку с грацией маленькой, домашней кошки, которая еще помнит свои дикие повадки, ей не запрещается.

– А-а-а, ты, наверное, скучал? ― колени едва слышно стучат по дешёвой жести кушетки, когда она медленно движется к нему на четвереньках, хватает его за полы белого, наброшенного на плечи халата, вынуждая его обернуться и смерить её взглядом, полным ледяного скепсиса. Ледяного лишь на первый взгляд, и ей это тоже отлично известно, ― Ты становишься чувственным наркоманом.

– Это для пациентов. Слезь.

– Но их здесь нет, ― Аякс отворачивается, возвращается к незаконченной сывороточной смеси, а Рэйн его не отпускает, едва не грохается с кушетки на пол. Его улучшенные рефлексы не позволили этому случиться.

Стоя на коленках на жестяной поверхности каталки, она ему почти вровень, и глаза у нее такие же, как у него, синие, она держит его за воротник и словно гипнотизирует этой своей близостью, неудобной, неподходящей моменту. Этот аттракцион ощущений утянул его уже по самую шею, ещё немного, и дышать станет нечем, и врать самому себе, что всё под контролем, категорически настоебало. Резкая эволюция организма пусть и с побочными эффектами в виде полной потери чувствительности позволяет считать себя выше обыкновенных хомо сапиенс, за мутантами, чёрт побери, будущее, и простым человеческим слабостям в его реальности не место. А Рэйн в его жизни, словно глиняное звено в стальной цепи, чуть рванёшь на себя, и всё рассыплется к чертям. Слишком она напоминает ему себя прежнего, человека, до презрения слабого.

Рэйн тянется к нему, обжигает сладким дыханием губы, заставляя прикрывать глаза, словно в предвкушении новой дозы. В коридоре слышится скрипящий шум больничной каталки, Фрэнсис отстраняется, ставит её на пол, и легко шлёпает чуть пониже спины по направлению к выходу.

– Всё, топай, – брошено ей в удаляющуюся спину беззлобно и без обсуждений. Рэйн ― умная девочка, знает, где граница, и где эту границу можно перейти. Может, всё не так уж и безнадёжно?

Ей не нравится участвовать в «активации», Рэйн всегда уходит, предоставляя эту возможность лично Аяксу или его подручным. «Чувствительная какая», ― каждый раз хмыкает он ей в удаляющуюся спину, пока Рэйн не исчезнет в полумраке жилых помещений. В этом её особенность, она чувствует малейшие вибрации чужого настроения, будто пси-волновой приёмник, и всё ещё учиться держать дистанцию, не воспринимать посторонние эмоции близко к сердцу. Кроме, конечно, его.

Для неё Аякс дом, любимый, да вообще всё – уличные девчонки, не знавшие семейного тепла, легко привязываются. Даже его черствость Рэйн не отталкивала, холодность и деловая отстранённость, наоборот, лишь подначивали разгадывать эту загадку с двойным усердием. Рейн давным-давно получила прививку от наивности, но о том, что однажды всё может круто измениться, она думать не хотела.

Чужие крики боли глухо доносились через два бетонных перекрытия, к ней на третий, отгороженный пустыми пролётами, этаж, туда, куда её поселили сразу после удачного завершения эксперимента восстанавливать поломанные рёбра. А ей казалось, что стонут ей под самое ухо, оглушительно, до блевоты. В такие моменты хотелось свалить подальше и насладиться отупляющей, вакуумной тишиной. Одиночество ей порой было просто необходимо, но Аякса этот факт не особенно устраивает.

Сквозь наползающую дремоту Рейн слышит топот и хлопанье дверью, снова шаги по лестнице и скрежет распахнутой без стука двери в её более, чем скромную клетушку. Ей не нужно открывать глаза, чтобы ощутить его присутствие, впивающееся под кожу сотнями ледяных игл.

– Наверное, ты забыла, что твое место теперь этажом ниже. Но если ты этот факт намеренно игнорируешь, я больше не пущу тебя за порог. У тебя пять минут, чтобы принять решение.

Нарочито обходительный тон ― опять взбешён, или таким странным образом решил, наконец, вслух обозначить их отношения. Тут Рэйн выбрасывает белый флаг ― читать его у неё сейчас просто нет сил. За ним с грохотом захлопывается дверь, и Рэйн упрямо отсчитывает три минуты, наслаждаясь последним мгновениями покоя, заставляя себя выскабливаться с постели, с запахом отсырелого белья и хлорки, на которую свалилась прямо в одежде. Под ногами едко скрипят металлические ступени, словно вот-вот расшатаются и свергнут её в пропасть замшелых подвалов, ячеистые подмостки просвечивают первый этаж лаборатории, где вдоль тускло освещенных коридоров в ряд стоят голые, тёмно-зелёные кушетки и свербит тусклыми бликами плотный пластик занавесей между постелями испытуемых. Узкая полоса света выскальзывает из-за приоткрытой двери, выжидающе подсматривает, отсчитывает эти грёбаные минуты, чтобы через четыре-пятьдесят девять захлопнуться у неё перед носом. С него станется.

– Плохой день? ― Рэйн стоит на пороге, попирается плечом дверной косяк, Фрэнсис угрюмо молчит, только два раза ладонями хлопает себе по коленкам, приглашая её сесть.

– Болтливый пациент, ― она тихо прикрывает за собой дверь, садиться к нему в кресло, забирается на него с ногами, целует, не глядя, куда-то в висок. На нём жёстко и горячо, но Рэйн уже привыкла к таким неудобствам, его твёрдые руки, обнимающие ей спину, и неровное дыхание в шею дают ощущение безопасности. Для неё это важнее прочего.

Рэйн не видит картинок, не слышит голосов, она падает в бездну, в один момент оказываясь в чужой шкуре, ощущая чужие мысли, чужие страхи, чужую боль. Одно прикосновение к его бритой голове заставляют её захлебнуться кровью чьего-то обрюзгшего от старости и бухла тела, на котором под её/его руками вспыхивали новые бордовые полосы, переполняя душу ядовитой сладостью долгожданной мести. Он, как всякий мудак, молил о пощаде и визжал прокуренным басом «Фрэ-энси-и-ис», вымаливая для себя лишь новые и новые сеансы боли.

– Фрэнсис, – она выдыхает его настоящее имя, которое Аякс прятал, которого стыдился, да будь оно трижды проклято, это девчачье имя! Как и его история, которой он ни с кем в этой чёртовой жизни делиться не собирался, а с ней тем более. Момент, которого он опасался и ждал, настал, лимит исчерпан, слабое звено с треском вырвалось из цепи. Драму пора завершать, их и так было достаточно в его жизни.

Spectralis – Acoustichocolate

Психоделический транс бьёт по мозгам садистскими ритмами, от дыма и света слезятся глаза, людское месиво извивается под невозможными углами, завязывается в узел и дёргается в такт, будто стая зомби. Ангельской Пыли хочется разложить их ровным рядком вдоль стен или запустить в толпу одним таким, покрупнее, сбить всё это стадо, словно кегли. Страйк. Но здесь надо вести себя тихо и не отсвечивать, клуб под завязку набит мутантами и мутанты его содержат. На площадке – зоопарк и мордоплясия, никто не скрывает свою истинную сущность, не боится спалиться, расслабляется и рвёт танцпол, блистая чешуёй, синей кожей, шерстью, хвостами и прочими органическими и неорганическими приблудами, которыми их наградила ебанутая на всю голову мать-природа.

Путь до стойки, как подъем на крутую скалу без снаряжения, пара условных знаков, пачка денег и полупустая вип-комната, где посторонние шумы глушатся обитыми войлоком стенами. К услугам Бобби, совладельца заведения, Кристин прибегала нечасто, однако он один был достаточно осведомлён обо всём, что происходило в их узком, сверхчеловеческом мирке. Способностью иметь вместо мозгов полноценный банк данных мог похвастаться не каждый мутант.

– О-о-о, Ангельская Пыль, чтоб тебя, дьявольское ты отродье, когда же Господь тебя приберёт?! – Кудрявый наркоша, в потрёпанной временем гавайской рубахе, ортодоксальный католик, обвешанный чётками, и, несмотря на это, большой любитель сквернословить. Он улыбается радушно и даже вполне непритворно тянет руки для дружеских объятий, вызывая у Кристин когнитивный диссонанс.

– Я тоже охренеть, как рада тебя видеть, Боб. – Времени Аякс дал ей немного, за информацию заплачено, Кристин без прелюдий кладёт ему под нос фото Рэйн лохматой давности.

– Зверушка ваша сбежала? – он щурит желтоватые глаза, сканируя приятное девичье лицо, постукивает пальцами по мрамору столешницы. – Видел я её. Давно. С Аяксом. Пусть покоиться с миром этот чокнутый мудак-селекционер.

Выразительный, таинственный взгляд и беспорядочное движение бровей собеседника дали Кристин жирный намёк на то, что голые факты из личного дела, далеко не вся информация, которой Аякс посчитал нужным с ней поделиться. Паршиво.