Текст книги "Геката"
Автор книги: Анна Глазова
Жанр:
Поэзия
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 2 страниц)
Annotation
Поэзия Анны Глазовой характерна вниманием к нечеловеческому другому – растениям, животным, неживому. Критики видели в этих стихах, с их чувствительностью к природе, материал для размышления о мире из постгуманистической перспективы. В новой книге внимание также обращается к традиции включения божественного в повседневность, со ссылкой на культ Гекаты и других женских триад, с их потенциалом к небинарному восприятию мира. Краткие и сжатые по форме, стихи Глазовой похожи на слепки ощущений и передают опыт пограничных состояний сознания на пересечении сна и бодрствования, ума и тела, памяти и забывания. Анна Глазова родилась в Дубне в 1973 году, училась и преподавала в Германии и США, защитила диссертацию о поэзии О. Мандельштама и П. Целана. Опубликовала шесть книг стихов: «Пусть и вода» (2003), «Петля. Невполовину» (2008), «Для землеройки» (2013), «Опыт сна» (2014), «Земля лежит на земле» (2016) и «Лицевое счисление» (2020). Переводила на русский прозу У. Цюрн, Р. Вальзера, Ф. Кафки, теоретические тексты В. Беньямина, Ф. Розенцвейга, В. Хамахера, поэзию П. Целана и др. Премия Андрея Белого в номинации «Поэзия» (2013). Сейчас живет в Гамбурге.
Анна Глазова
Несложное непростое
От автора
«цельность...»
«три лица гекаты сплетены...»
«женская троица...»
«три ведьмы...»
«три женщины...»
«грации...»
«морские животные...»
«пустой перекрёсток...»
«тройной указатель...»
«не односложный а трёхсложный ...»
«трилистник...»
«между средой и средой – середина...»
«три воды...»
«три-четыре солнечных пса...»
«неточность совпадений...»
«вложенность омонима в само себя...»
«слух, запах и цвет...»
«три души...»
«третье веко...»
«сокращение трёх мышц...»
«три допотопных скелета...»
«трикветр...»
«задача трёх тел не решается...»
«дым и вода...»
«переход трёх источников звука...»
«три разновесные силы...»
«нужен четырёхмерный тройной узел...»
«трилогии...»
«порог смерти...»
«тройственность...»
«лёд, пар и вода...»
«тварное зелье...»
«старое почти как мир...»
«спутанная растительность...»
«переход в сон – предсонье...»
«постоянство наклона...»
«хребет пересекающий полдень и полночь...»
«землетрясения чувствуют те...»
«гроб – тоже порог...»
«предпостижение...»
«освещение на перепутье...»
«яд и лекарство...»
«две лиминальности...»
«чтение знаков...»
«ночное зрение...»
«гостинец – оберег...»
«новый календарь устанавливают...»
«возможность трансгрессии...»
«в зависимости от фазы...»
«если есть перекрёсток...»
«что-то третье между...»
«подвижность границы...»
«если у времени есть порог...»
«собака живёт...»
«продолжительность, протяжение и притяжение...»
«изменение – не измена...»
«божественная стройность...»
«скорость переходного глагола...»
«очищение...»
«трезвость...»
«в средних классах учишь начала...»
«ворожея ворожее...»
«звуковой порог...»
«книги тоже когда-то...»
«местное время...»
«отделились от леса...»
«девушка с ножницами для леворучки...»
«девочка-подросток...»
«ровное и рябое лицо...»
«когда отворяются двери...»
«когда человек...»
«вечерние...»
«учительница...»
«опыт первого раза...»
«в зимнее солнцестояние...»
«где-то на пороге...»
«древний папирус был многое...»
«входит в двери...»
«могильный камень...»
«тело матери – вещество...»
«в языках...»
«стих...»
«музыка...»
«попросить о зачатии...»
«есть скрытый порог...»
«собака-охотник...»
«нерешительность в выборе платья...»
«учёные в лаборатории...»
«если бы можно было...»
«человек думает...»
«у жанны д’арк...»
«имя бога множится...»
«новая календарная нумерация...»
«настоящее настаивает...»
«искусственный интеллект...»
«разрыв ядра...»
«шар на самом верху...»
«прерывание ритма...»
«дикий зверь...»
«бывает так...»
«память о разрушениях...»
«все кто вынужден прятаться...»
«человек затворившийся...»
«истина только похожа...»
«говорящая на неродном...»
«философский камень...»
«подводные вулканы...»
«слух и зрение...»
«у соответствий есть небо...»
«порог от времени года...»
«переезд – порог...»
«подорожник потому...»
«правильный порядок слов...»
«стечение обстоятельств...»
«метафора...»
notes
1
2
3
4
5
6
7
8
9
Анна Глазова
Геката
УДК 821.161.1.09
ББК 83.3(2Рос=Рус)6
Г52
Предисловие Ш. Крола
Анна Глазова
Геката / Анна Глазова. – М.: Новое литературное обозрение, 2024. – (Серия «Новая поэзия»).
Поэзия Анны Глазовой характерна вниманием к нечеловеческому другому – растениям, животным, неживому. Критики видели в этих стихах, с их чувствительностью к природе, материал для размышления о мире из постгуманистической перспективы. В новой книге внимание также обращается к традиции включения божественного в повседневность, со ссылкой на культ Гекаты и других женских триад, с их потенциалом к небинарному восприятию мира. Краткие и сжатые по форме, стихи Глазовой похожи на слепки ощущений и передают опыт пограничных состояний сознания на пересечении сна и бодрствования, ума и тела, памяти и забывания. Анна Глазова родилась в Дубне в 1973 году, училась и преподавала в Германии и США, защитила диссертацию о поэзии О. Мандельштама и П. Целана. Опубликовала шесть книг стихов: «Пусть и вода» (2003), «Петля. Невполовину» (2008), «Для землеройки» (2013), «Опыт сна» (2014), «Земля лежит на земле» (2016) и «Лицевое счисление» (2020). Переводила на русский прозу У. Цюрн, Р. Вальзера, Ф. Кафки, теоретические тексты В. Беньямина, Ф. Розенцвейга, В. Хамахера, поэзию П. Целана и др. Премия Андрея Белого в номинации «Поэзия» (2013). Сейчас живет в Гамбурге.
В оформлении обложки использован фрагмент иллюстрации аконита клобучкового (Aconitum napellus) из книги «Медицинская ботаника» Дж. Стивенсона и Дж. Морса Черчилля, 1836.
ISBN 978-5-4448-2487-0
© А. Глазова, 2024
© Ш. Крол, предисловие, 2024
© Ф. Дондеро, фото, 2024
© И. Дик, дизайн обложки, 2024
© ООО «Новое литературное обозрение», 2024
Несложное непростое
Поэзия – «истинностная процедура»[1], способ мышления, исследования мира, оперирующий, в отличие от науки, не предустановленной, формализованной и универсальной логикой, а особой внутренней логикой поэтического текста, тем, что называют поэтикой, явленной в нем самом и неотделимой от него, не имеющей формальных рамок, изменяющейся не только от культуры к культуре, от века к веку, но и от автора к автору и от текста к тексту. В ход может идти что угодно, например, этимологическая близость слов или их созвучие, и, когда Анна Глазова говорит нам:
разница между
отражением и
взаправдашней разницей —
не толще чем между
«навсегда» и «всегда»
– мы верим этому: сам язык доказывает, или, скорее, показывает нам это.
Поэтическое высказывание тогда художественно убедительно и точно, когда читатель, в процессе прочтения стихотворения, понимает и принимает эту логику, чувствует ее когерентность, когда поэтическое высказывание, разворачиваясь в сознании, подобно пружине, расширяет его и позволяет приблизиться к восприятию того, что находится за пределами и обыденного здравого смысла, и научного исследования.
Поэты часто используют научную или философскую топику, однако для поэзии научное знание – не цель: поэтическая логика, как сказано, может быть выстроена из чего угодно, может включать в себя и науку – почему бы и нет? Поэзия исследует то, что находится за пределами научного исследования, и научное знание для нее – то, от чего она может отталкиваться, стартовая позиция.
Например, Анна Глазова пишет:
морские животные
склеены вектором, дрейфом в колонию —
смертоносный кораблик
со змеистой короной из стрекательных клеток
Конечно, она не описывает особенности строения морских существ – она пишет в этом стихотворении о том, как множественность сводится к единству, а жизнь к смерти.
Интерес к науке роднит поэтику Анны Глазовой с поэтикой Мандельштама и, через головы романтиков, с поэтами позднего итальянского средневековья, со стильновистами и Данте. Это стремление к поэтической точности – и точность у Анны Глазовой прямо-таки технологическая:
подвижность границы
между органикой и неорганикой
неживая троица —
уголь, грифель, алмаз —
покоится в себе
пока рядом идёт
без остановки
деление клеток
обмен и синтез
при постоянстве
суммарного вещества.
Хочется написать: quod erat demonstrandum. Но, конечно, эта точность на самом деле не научная или технологическая, а именно поэтическая. Ведь если бы мы захотели узнать о формах существования углерода в природе или о законе сохранения вещества, вряд ли мы обратились бы к этой книге. О чем это стихотворение? О живом и неживом, о том, что тождественно самому себе, и о том, что подверженно постоянному изменению, о душе в конце концов, которая, по Платону, создана демиургом из трех начал: из неделимого, из претерпевающего изменения в телах и из среднего между ними начала, причастного и к тождественности, и к изменению [2].
Как писал Григорий Дашевский, читатель поэзии ищет в ней знаки – ответы или намеки на ответы на жгучие вопросы, которые ему важны[3]. И разве вопрос о душе не относится к таким вопросам: три души – / одна (растение) растёт, другая (животное) идёт, / третья (человек) помнит откуда – ..?
Конечно, тут намек на античное учение о трех функциях души, растительной, животной и разумной, но это не стихотворение об истории идей, да и в конце концов ведь никакой однозначности тут быть не может:
между правильным
и точным
лежит слепое пятно,
резко очерченное,
его контур – порог,
он отделяет
понятное от
непонятного
и ограждает
от их смешения
чтобы не родилась в нём
убийственная однозначность.
Это слепое пятно и есть та самая область за пределом обыденного и научного знания, то самое мандельштамовское «недостижимое, как это близко», которого стремится достичь поэзия, и Анна Глазова говорит о нем, например, так: поцелуй старости поднимает с земли свёрток. Или так: когда развязан трёхмерный узел / освобождается – / как сознание в беспамятстве – / что-то лишённое/ разных сторон. Или так: для несовершенного есть воображение.
Это точность говорящей на неродном – стихотворение об этом посвящено Энсли Морс, переводчице русской поэзии на английский, но оно и о речи вообще:
говорящая на неродном
пробует
сказать точно
сказать чётко
перебирает как чётки
все слышанные голоса
а будто ворочает глыбы
строит из звуков
фундамент —
таков труд
лапидарности,
прямой речи.
Лапидарность – от слова lapis, камень. Это камень, которому Хармс уподобил стихотворение – если бросить его в окно, окно разобьется[4]. И это камни, из которых строят Вавилонскую башню. Поэтому это не родной язык души: родной – язык, на котором поет лермонтовский ангел, несущий душу с ее небесной родины в мир печали и слез, и звук его песни остается в душе без слов – я думаю, скорее без слова, потому что в этом языке должно быть одно-единственное слово, выражающее все с совершенной точностью, непостижимой и недостижимой для тех, кто говорит на языке множественности. Человеческий же язык, в том числе язык поэзии, каким бы лапидарным он ни был – Вавилонская башня, попытка забраться на небо, заведомо, кажется, обреченная на неудачу. Однако говорить о том, о чем говорить невозможно – необходимость, в платоновском смысле, эротическая, то есть такая, которая не сводится к дихотомии свободы и детерминированности: существует третий полюс – желания, и на этом перепутье рождается случайность, тот самый прорыв, который выводит за пределы несовершенства неродного языка, с присущей ему неточностью: стечение обстоятельств / внезапно / оказалось подъёмом / над письмом с его / неточностями / и опасностями. Такое стечение обстоятельств так же отдалено от однозначности, как поэтическая точность от научной.
Но интерес Анны Глазовой к науке – это, кроме того и прежде всего, живой интерес к миру, прямо-таки декларативый отказ от концентрации на собственной персоне, от того, в чем Оден упрекал поэтов его времени (противопоставляя им средневековых поэтов): grimaces of self-pathos, gorgon ego [5]. Это не отказ от лирического «я» – наоборот, его раскрытие в сопоставлении с Другим, ведь изнутри не видно / своего лица. Древняя максима о том, что познание мира – прежде всего познание самого себя, вполне может быть инвертирована: мы познаем себя, противопоставляя себя другому, и неразумная жизнь, природа, мир – ультимативный Другой.
Отказываясь от сосредоточенности на собственном «внутреннем мире», Анна Глазова отказывается от одномерности точки в пользу трехмерности пространства. Она не самовыражается, а исследует мир.
«Она исследует мир» – в этом предложении есть субъект, предикат и объект, три основы высказывания, три эпистемологические основы мира, три лица Гекаты, богини – эпонима этой книги, о которых пишет Анна Глазова в стихотворении, открывающем эту книгу:
так же и прорывается ум
ро́дами неутешенных мыслей,
мир берёт их на руки —
но не без трепета.
обрезание пуповины
кесарево сечение
мать и дитя – трое:
она и оно и точный не дрогнувший нож —
шаг для ребёнка
шов для матери
трепет отца
Это троицы мать-дитя-отец, автор-мысль-мир.
Геката – богиня тройственная, трехликая, богиня перепутья трех дорог, τριοδιτις. Это богиня небес, земли и подземного царства, богиня рождения, жизни и смерти, богиня порогов и переходных состояний. Божество, как и другие хтонические божества, и темное, зловещее, и доброе, наделяющая тех, кто не боится, своими дарами – богиня колдовства и магии. Она и Диана Тривия, богиня трехпутий, она и Луна, Белая Богиня Роберта Грейвса, олицетворяющая три стадии луны, три возраста жизни женщины:
предпостижение
всегда остаётся девой
материнство
уже получило доступ
к послеопыту становления
старческое забвение
слепота с глухотой
возвращают к исходной
равнозначности всех сторон
на безлюдных развилках
Она же – Правда Парменида, стерегущая врата стези Ночи и Дня: «Там восстали Врата меж стезею ночной и дневною – / Притолока в выси и порог из твердого камня, / А между ними эфирный проем и огромные створы; / Держит от них двойные ключи казнящая Правда» [6].
Она же – и библейская Премудрость-София, посредством которой Бог творит мир, и которая «становится на возвышенных местах, при дороге, на распутиях... взывает у ворот при входе в город, при входе в двери» [7]; она – строительница дома: «Премудрость построила себе дом, вытесала семь столбов его, заколола жертву, растворила вино свое и приготовила у себя трапезу» [8]:
чтение знаков,
изучение признаков растений
и приготовление специй —
три занятия на каждый день.
строится дом на их перекрестье
и куда он поставлен —
там основание для забот.
В христианском мифе Божественная мудрость отождествляется со святой Софией, матерью Веры, Надежды и Любви:
вера, надежда, любовь —
это три воспоминания
о том что спасает
каждый раз на пороге беды
Нумерологический миф этой книги разворачивает перед нами мир, в котором множество сводится к единству, а единство дробится на триады, и каждая из них способно в свою очередь стать новой развилкой:
имя бога множится
чтобы эти три буквы, б-о-г,
стали матери, дали рождение
именам следующих точек
деления фракталов
по береговой линии жизни,
и
им, им-ен-ам
Тройственность – смещение акцента, сдвиг, переход от бинарных оппозиций в сторону признания и приятия сложности мира: надо придумать / весы с тремя чашами / для справедливости / недвояких вещей.
Это, например, переход трёх источников звука – / в сторону от стерео. Такой переход создает новый звук: стук – / не только согласный, потому что момент такого перехода – момент совпадения / языка с молчаливым согласием.
Переход всегда трехчастен, он включает в себя прежнее состояние, момент перехода и его цель: прошлое / указывает на три стороны – / в начало, конец и сейчас.
Речь не про трансгрессию романтиков, а скорее про отступление вбок, которое позволяет взглянуть на двойственность со стороны: от двух рождается новое, третье. Так, от оппозиции родной и неродной речи души, рождается миф, создающий символ, и таким образом способный соединить то, что разъединено в мире феноменов: женщина на коне / ещё не кентавр, / пока не попала / в объятья мифа; символ, миф, таким образом – преодоление несовершенства неродного языка, фундамент Вавилонской башни, поэтическая точность неточных наук искусств.
Точность может быть разделяющая, проясняющая, аналитическая, но там, где такая точность доходит до своего предела, происходит переход к точности соединяющей, к (не)точности предсказания и пророчества, видения «сквозь тусклое стекло» [9].
Это книга о переходе, переводе, переносе: метафора – / перенесение соответствий / подлежащих всегда переносу.
Она – о порогах и границах, о переходах между ними, о единственности Я и множественности Мира в ее (множественности) первой манифестации – троичности.
В ней – короткие стихотворения, часто трехчастные, подобные силлогизму: большая посылка, малая посылка, заключение; или подобные сонету: две квазистрофы, соответствующие катренам, и короткое заключение – «ключ».
На самом деле, конечно, совершенно невозможно однозначно сказать, «о чем» эта книга.
Шломо Крол
От автора
Геката – богиня лиминальная и тройственная. Стихи, собранные в этой книге, имеют отношение либо к переходным состояниям, либо к триединым вещам, а часто и к тем, и к этим. Название книги относится не столько к историческому культу богини, сколько к её значению как символа переходов, развилок в широком смысле. Её тройственность тоже рассматривается не столько как фигуративный элемент, сколько как фигура небинарности вообще. Например, три состояния вещества – жидкость, твёрдое тело и газ – будут здесь важнее, чем контраст между холодом и теплом, и переход из одного состояния в другое важнее, чем описание покоя в каждом из них. Это книга опытов мышления из пограничных состояний, в которых нет устойчивого деления на белое и чёрное, тезис и антитезис.
Геката была богиней перекрёстков, особенно в её римском эквиваленте – Тривии. На перекрёстках, по тогдашнему верованию, существуют неуспокоенные духи, и она могла помочь совершить переход, не потревожив их. Позднее её стали воспринимать как повелительницу духов, богиню ночи и колдовства. Но не нужно бояться призраков для того, чтобы искать, на что положиться в любой ситуации, которую можно описать как развилку с призрачными версиями будущих последствий, особенно когда выбор неочевиден, а от него зависит многое.
Уже сама история культа Гекаты делает её лиминальной фигурой в древнегреческом пантеоне. По одной из версий её культ берёт начало в Анатолии, значит, она приходит из чужой страны с востока (как и Дионис). Возможно, это одна из причин того, что она, сперва почитавшаяся наравне с другими хтоническими богинями, Деметрой и Персефоной, позднее оказывается детерриторизованной, не столько богиней, сколько верховной ведьмой, не защитницей от духов, а их начальницей. И эта развилка тоже принадлежит к её истории.
Три фазы Луны и три возраста – девочка, женщина и старуха – это три лица Гекаты. В Древней Греции она охраняет новорожденных и их матерей от смерти, которую могут наслать на них неуспокоенные духи бесплодных женщин. Кроме Гекаты, в разных религиях и культурах существуют и другие тройственные богини и покровительницы – например, греческие Мойры, скандинавские Норны или славянские орисницы, которые – втроём – плетут судьбу новорожденным. Их, как и Гекату, воспринимали как хранительниц и благоволительниц, но и наоборот – как тех, кто приносит злую участь. Они тоже стоят на пороге – за ним начинается человеческая жизнь, и в этой роли схожи с Гекатой.
В наше время фигура Гекаты стала снова важна: в роли тройственной богини, покровительницы трёх женских возрастов, она возвращается как уже секуляризованный символ в феминистской и женской литературе, но также и в популярной культуре. В этой книге наиболее важна её роль хранительницы порогов. Порог самое беспокойное место, и переступить его трудно без мысли о помощи чего-то, пусть только символа, защищающего переход, покровительствующего ему.
«цельность...»
цельность
иногда не выдерживает —
рвётся в росте
вращений/растений,
разной коры/разной земли;
горы/реки
рождаются тоже в разрывах.
так же и прорывается ум
ро́дами неутешенных мыслей,
мысленно берёшь их на руки —
но не без трепета.
обрезание пуповины
кесарево сечение
мать и дитя – трое:
она и оно и точный не дрогнувший нож —
шаг для ребёнка,
шов для матери,
трепет отца.
«три лица гекаты сплетены...»
три лица гекаты сплетены
тройничными нервами,
трёхмерное зрение —
однозначностью взгляда,
и словами не надвое
она отпускает все стороны
на три стороны,
половинками рта выдыхает
два знака,
одинаковых, как/если
одинаковы
обе губы.
«женская троица...»
женская троица
свернулась внутрь лицами,
греет беспамятство в темноте;
и зародыш – глаза прижимает к пальцам;
сплетены в узел губы:
три лица в будущем связаны
этим поцелуем ещё до рождения.
«три ведьмы...»
три ведьмы —
глубь, ширь и длина —
обступили обручили —
податливы к проникновениям —
с дырявым всем:
головой болью, любым приёмным устройством.
разрывы стягивает полотно —
рубежи и рубцы —
от колючих побегов
ум идёт в рост.
«три женщины...»
три женщины —
вера, надежда, любовь —
это три воспоминания
о том что спасает
каждый раз на пороге беды
и работа над их сохранением
каждой женщине и знакома
и всегда просит вплестись —
в узелки времени
или письма
«грации...»
грации —
гниль, пыльца, млечный сок —
обволакивают снаружи
и просачиваются в глубину
проницаемых стенок
живых сосудов-существ;
трёхсезонье
отживает свои оболочки:
полные чаши становятся урнами мёртвых,
сухие листья – похоронные лодки —
несут через зиму
загробный шелест.
«морские животные...»
морские животные
склеены вектором, дрейфом в колонию —
смертоносный кораблик
со змеистой короной из стрекательных клеток:
множественность увязана
одной на всех жизнью —
так и смерть одна
на всю тройку горгон
и один глаз
у трёх старших сестёр.
«пустой перекрёсток...»
пустой перекрёсток
без признаков видимости.
жизнь проскальзывает по касательной,
тело как троица на сквозной игле.
поворачивает и возвращает —
секунда,
обе концовки
об необходимости.
«тройной указатель...»
тройной указатель
на перекрёстке
хотел бы стать флюгером
мелькать мелькать
в глазу у смотрящего;
в глазу урагана – покой.
место встречи —
по-прежнему на развилке.
в трёх подобиях заблудившись,
например, без смеха
делаешь шаг:
три шага назад.
«не односложный а трёхсложный ...»
не односложный
а трёхсложный ответ —
да-ну-нет —
вводит в порядок необходимости.
свобода —
несложное непростое —
влагает во влагу,
во рты,
в превратность,
в ны.
«трилистник...»
трилистник
никогда не трепещет
на четвёртом ветру,
бесстрашие середины.
надо придумать
весы с тремя чашами
для справедливости
недвояких вещей.
без треножника
нет предсказаний;
только сказанное
в направлении ветра.
пар.
в рассеянности.
«между средой и средой – середина...»
между средой и средой – середина,
в серой зоне делящая зрение на бесконечность,
на нуле растяжения.
строенное —
выстроенное из трёх, из частей, растяжимых
до бесконечности —
ядро каждой вещи
слеплено —
клейкое, как любое зачатие —
чем-то почти что невидимым.
«три воды...»
три воды —
солёная, пресная и щелочная —
горькая мать всему:
всё не просто течёт,
оно тянется,
слишком много воды
превращается в яд —
растворяет и травит —
и поэтому чистое
не основы
а соль
чёрно-белый осадок.
«три-четыре солнечных пса...»
три-четыре солнечных пса
в морозном воздухе —
явление резкости
и фокуса света
без распада на цветовой спектр
но тем более жёсткое —
выдержка кристалликов льда
тогда кажется стойкой к удару
и влиянию тепла.
«неточность совпадений...»
неточность совпадений,
их влияние на повседневность.
ты берёшь пророчество,
пропускаешь через двоичность,
ты – ниже, оно – выше;
нет уверенности, несхожесть:
да,
тянется множество
состояний,
нет единоночий.
«вложенность омонима в само себя...»
вложенность омонима в само себя
иногда раскрывается
тройной складкой
если его определение
даёт сразу три
совместимых пласта:
три осадка —
дождь, печаль и соль на коже —
иногда проступают одновременно
«слух, запах и цвет...»
слух, запах и цвет
в складчину смешивают
в котелке
черепе
синестезию
сине-зелёное
с запахом горечи
зелье/змея
ядовитая
заварилась весна
«три души...»
три души —
одна (растение) растёт, другая (животное) идёт,
третья (человек) помнит откуда —
глубже сейчас и вместе
зарываются в ум как в землю
сквозь извилины и растительные окончания
пропускают
обессознанное
бессвязно-взаимно
«третье веко...»
третье веко
птицы или рептилии
старше двух остальных
и скрывает
животное от наготы.
затяжная бессонница открывает двери
в поток представлений
свободных от памяти.
перенос без времени:
когда развязан трёхмерный узел
освобождается —
как сознание в беспамятстве —
что-то лишённое
разных сторон.
«сокращение трёх мышц...»
сокращение трёх мышц
в трёх фалангах
лапки неопределённого животного —
сходство со своей рукой интуитивно ясно,
неясна принадлежность к виду и роду,
место на дереве жизни только дрожит дёргается как нерв
беспокойство нейрона в своей голове
испущены импульсы
надо рассматривать всё будто рук не две а как минимум три
возражая природе
«три допотопных скелета...»
три допотопных скелета,
обнявшись,
сложно узнать
кто женского пола, кто какой роли
под камнями без даже приблизительной даты —
ева о трёх головах и без митохондрий.
так говорят зовут говорящие кости.
«трикветр...»
трикветр увязывает
плоскость с пространством,
его сердцевина —
пустое смещение.
трёхцветная кошка
делает видимой
трёхконечную хромосому.
в середине строфалоса
сквозит прерывистый
ток поворота.
«задача трёх тел не решается...»
задача трёх тел не решается,
нет ключа к открытым проёмам
на перекрестьях
пограничных состояний,
не войти в глаза
для вящей ясности
с зазором, с другим,
изнутри не видно
своего лица.
«дым и вода...»
дым и вода
делающие в обрядах нечистое чистым
сами – нечто третье
равнодушно и без остатка
впитаны тривиальностью.
знание о чистоте
ничего не отбрасывает —
не брезгует —
только брезжит.
«переход трёх источников звука...»
переход трёх источников звука —
в сторону от стерео
от двухмерной сетки
от стоячей волны
глухой
оглушающей
в такой звук —
стук —
не только согласный
«три разновесные силы...»
три разновесные силы —
форма, материя, сопротивление —
рождают
образы —
прекрасного, если они в равновесии,
странного на перекрестьях,
развилках,
смещениях
парадигм и привычек
«нужен четырёхмерный тройной узел...»
нужен четырёхмерный
тройной узел
чтобы связать
место со временем;
место во времени:
топология
из вершков, корешков
в толще ума —
в каждой точке
разветвления нейронов
стоит по судьбе, сам-сестра.
«трилогии...»
трилогии
о трёх началах, трёх концах
и триптихи —
о трёх лицах
рассказывают
истории
и хранятся
в истории
даже когда истлевают
носители
«порог смерти...»
порог смерти —
планка которую
всегда носишь с собой
и на ней отмечаешь
отрезки жизни и опыта
за этим порогом
накрыт стол —
поминки
в плошке кутья
с тремя изюминами
по счёту
грамматических лиц
и по триединству
«тройственность...»
тройственность
имеет другую силу
чем симметрия противоборства —
отступить вбок значит позволить
вступить в уравнение месту
для замешательства,
для промедления,
для сдвига.
частичный обмен между тремя
приносит дар середине
откуда можно черпать
долю по доле.
«лёд, пар и вода...»
лёд, пар и вода
в точках перехода в себя —
будто сдвиг в возвышенное.
каждый порог
нуждается в жертве
сверхсостоянием,
грозит призраком замешательства.
«тварное зелье...»
тварное зелье:
суп из зверей и растений —
то ли кухня
то ли адская кухня —
власть еды над живым телом,
власть яда над этой едой
«старое почти как мир...»
старое почти как мир
чудо тригонометрии
умозрительность (внутренним взглядом)
от платоновских тел
до двухмерных бутылок в четырёх измерениях
зрение дальше
чем четыре стены
ум старее чем память
человека
о человечестве
«спутанная растительность...»
спутанная растительность
отдалённого (в том числе временем) леса.
невидимые шуршат и шумят.
некоторые спят.
пересечение троп к водопою, развилки
где свершаются
по законам леса обеды —
там следит за падалью
её вычищением
сам закон леса
его путанная темнота.
«переход в сон – предсонье...»
переход в сон – предсонье —
его третья фаза
с обрывками перемещений в другие образы
и складками восприятия времени.
пробуждение – распрямление ткани
успевшей за сон
срастить себя заново.
«постоянство наклона...»
постоянство наклона
земной оси
но два направления
поворота ключа —
так небо открыто
но закрыто
(зарыто)
земное ядро —
и в обоих
вращаются вихри.
«хребет пересекающий полдень и полночь...»
хребет пересекающий полдень и полночь
держит землю в окружности света
дни склоняются к ночи, долгота к широте.
в месте где нет ни подъёма солнца ни тени
всё же есть притяжение
и мера дням
«землетрясения чувствуют те...»
землетрясения чувствуют те
у кого и так уже
истощается равновесие.
внутренний компас
в их третьем ухе
настроен заранее на потрясение.
у прибора дрожит
чуткая стрелка,
отзывается трепетом
в глазах смотрящего.
«гроб – тоже порог...»
гроб – тоже порог,
и лестница к мёртвым
строится из живой ткани —
на цветочной жертве
свершается погребение.
только отбросы уносят цветы с могил
пока те совсем не увяли.
только от их лепестков
исходит пока
загробный дух.
«предпостижение...»
предпостижение
всегда остаётся девой
материнство
уже получило доступ
к послеопыту становления
старческое забвение
слепота с глухотой
возвращают к исходной
равнозначности всех сторон
на безлюдных развилках
«освещение на перепутье...»
освещение на перепутье
где-то не в городе:
каждая лампа
держит довольно огня
чтобы прохожие не отвыкли
от сгущения темноты.
тело накала
от других тел отводит тень
и оно долговечно
потому что не дышит
в безвоздушном стекле.
«яд и лекарство...»
яд и лекарство,
наперстянка,
из неё бы сделать
медицинские перчатки —
если бы так —
по мановению —
можно было вылечивать
искусными руками врача
все болезни,
все болезни и смерть.
«две лиминальности...»
две лиминальности:
разделительной полосы
и другая – природной расщелины.
пересечь первую —
подвергнуть опасности
выстроенный людьми договор;
другую —
себя подвергнуть опасности
невыразимой в человеческих знаках.
«чтение знаков...»
чтение знаков,
изучение признаков растений
и приготовление специй —
три занятия на каждый день.
строится дом на их перекрестье
и куда он поставлен —
там основание для забот.
«ночное зрение...»
ночное зрение
переводит слух в осязание,
