Текст книги "Веер маскарада"
Автор книги: Анна Гринь
сообщить о нарушении
Текущая страница: 15 (всего у книги 19 страниц)
Глава 14
Ничто так не украшает леди, как душевная чистота.
«Краткий курс придворного флирта, том первый»
Не смотря на пессимистичный настрой Орики, корабль уверенно шел по течению Верткой, почти не раскачиваясь из стороны в сторону. В центре палубы громоздилась гора деревянных ящиков, закрепленных к бортам сетью из канатов. Придержавшись за один из крепежей, я заглянула за груз, только теперь увидев остальных пассажиров и команду. Нос судна, как и на любой митинае, приподнимался над уровнем бортов на добрых полметра, отсекая волну.
Капитан судна сидел на балке, укреплявшей нос в поперечнике, и деловито посматривал вперед. В руке мужчина сжимал трубку с маленьким чубуком и длинным изогнутым мундштуком. Его гладко выбритые щеки лоснились на солнце.
Лицом навстречу волнам, на скрученных в бухты веревках расположились несколько мужчин, лишь невнимательному зрителю представавшие расслабленными и сонными. От меня не укрылось, как внимательно они следят за каждым движением капитана, готовые молниеносно вскочить и столь же стремительно исполнить приказ.
Верткая никого не щадила. Самая извилистая река западной части княжеств, она змеей прорезала степи Торры, вгрызаясь в холмистую местность Эдиша на подступах к Маяяре, теряясь в непреступных оврагах, а потом разливалась широким озером на пологих склонах безраздельной госпожой, чтобы переплести свои холодные воды с более спокойной Веретенкой. Дальше реки следовали вместе до самого побережья, даруя жизнь многим километрам долин вдоль своего устья.
– Это мой папа, – девочка указала на невзрачного худого мужчину, безмолвно взиравшего на волны по правому борту митинаи. Он не обращал внимания ни на матросов, ни на покрикивания капитана, ни на болтовню нескольких женщин, усевшихся на раскладные стульчики так чтобы видеть воду и жаловаться на попадающие на вязанье брызги.
Отца девочки я представляла себе иначе. Почему‑то я ожидала увидеть добродушного молодого мужчину, вызывающего мгновенную симпатию и желание расспросить его хоть о чем‑нибудь. Но этот человек выглядел сухим и жестким, как давно высушенный фасолевый стручок.
– Орикая, – без отцовской нежности строго сказал мужчина и поморщился, когда малышка с жаром приникла к его боку. – Тебя очень долго не было.
– А где мама? – вместо ответа уточнила девочка.
– Она спустилась в каюту. Ей стало дурно, – отец хмуро глянул на Орику. – Тебе стоило бы больше времени проводить с матерью.
Ничего более не сказав, мужчина нетвердой походкой, выдавшей его нервозность, скрылся с глаз за ящиками.
– Не обращайте на него внимания! – отмахнулась Орика. – Он просто очень волнуется. Мало того, что мы переезжаем, так еще мама братика ждет… А папа… Он хороший! Очень веселый. Тяжело ему просто.
Я сдержанно улыбнулась малышке и подошла к борту, наслаждаясь холодными брызгами. Переведя взгляд на женщин, занятых рукоделием, я непроизвольно хмыкнула, заметив их недовольство. Оно понятно. Подобные взгляды сопровождали всюду, куда бы я ни отправилась, даже в Академии некоторые крины презрительно поджимали губы, видя мой наряд.
Ройна, одевавшаяся куда женственней, по этому поводу всегда хихикала, напоминая мне, что очень немногие девушки в нашем учебном заведении носят штаны вместо юбки.
Отец так же часто пытался втолковать мне азы приличий. Но больше других старалась тетушка Севиль. Впервые увидев меня в тонких брюках из оленьей кожи, женщина подняла в замке великий плачь о моей утерянной голове. Те ее вопли до конца жизни впечаталась мне в сознание: «Твоя мать! Твоя покойница мать перевернулась бы в гробу, а уж Элиза и вполовину не была так почтительна к традициям, как я! Эмма, ты опозорила нашу семью, нашу фамилию, наш род! Все княжество!»
Никто не мог понять, как с тетушкой не случился удар. Она хваталась за сердце, требовала то воды, то ликеру, то свежего воздуха. Даже позволила на несколько сантиметров распустить свой корсет и расстегнуть ворот платья. Слуги судорожно обмахивали тетю широкими веерами из крашеных павлиньих перьев, с которых на кровать сыпалась пыль, брызгали в тетю водой, носили ей холодные примочки, чтобы можно было прикладывать к вискам, и тормошили Ольму.
Сестра в тот раз поступила умнее всех. Она к тете просто не пошла, предоставив мне возможность в полной мере насладиться спектаклем в одиночестве.
Тетя закатывала скандалы каждый раз, стоило чему‑то произойти без ее ведома, так что я не стала пытаться утешить женщину. А поняв, что я занята поисками интересного бутона среди цветов в одной из ее многочисленных ваз, тетя раскричалась еще громче, колотя ногами по покрывалу, словно маленький ребенок.
Позволив женщине еще несколько минут свободно выражать свою ярость, я дождалась недолгой передышки между всхлипами и тирадами и быстро усыпила тетю специально ради нее выученной формулой. К ужину в тот день Севиль не спустилась, как и не изъявила желания позавтракать на следующий день, лишь к обеду с улыбкой распахнув веки. Но к этому моменту меня в Алоре уже не было, так что начинать скандал заново оказалось не с кем.
Вира, помахивая у меня перед носом пальчиком, всегда повторяла про уважение старших, без стеснения веселясь над рассказами о тете. В Элессоне никто не говорил мне, как я должна выглядеть здесь вообще никто не стремился никого воспитывать. Так Кириа обожала безразмерные туники и узкие брюки. Ее отец кривился, но терпел радуясь, что хоть на официальных мероприятиях дочь в том, что положено ей по статусу.
Больше других позволяла себе вольности, разумеется, бабушка Клео. Но уж эту особу даже король не брался осуждать! Иногда о нормах мне напоминал Клант, но одной фразы о том, чтобы киашьяр оставил нравоучения при себе, хватало для прекращения развития темы.
Но никто из них не мог превзойти тетю в колких выпадах в адрес моих нарядов.
Представив в эту минуту лицо тети, я с достоинством развернулась и подошла к противоположному борту, уже там громко расхохотавшись. Спину жгло, так что не приходилось сомневаться, что почтенные матроны следят за каждым моим движением, чтобы потом всласть посудачить. Матрос на вышке что‑то крикнул вниз, сначала капитану, а потом и назад, рулевому. Митиная дернулась, с трудом, немного забирая на левый борт. Порыв ветра вздул флаг на первой мачте, и по приказу капитана матросы устремились по канатным лесенкам наверх, чтобы развернуть малый треугольный парус. Наполнившийся парус немного приподнял судно, уменьшая его посадку, и позволил спокойнее и плавнее сделать крен влево. Заскрипела обшивка, когда по дну что‑то ударило. Капитан выплюнул изо рта трубку и заорал уже в полный голос, костеря нерадивого рулевого, что в очередной раз провел митинаю над близким в этом месте дном.
Я не вслушивалась в эту перебранку, но представила каково пришлось тем, кто сидел в этот миг в каютах. Чутье меня не подводило. С митинаей ничего не произошло, лишь немного пострадал слой на просмоленных досках. Но течи от этого появиться не могло.
Успокоившись, капитан обошел груду в центре палубы и уселся обратно, стараясь совладать с выступившими на лице красными пятнами. Малышня, до этого спокойно игравшая возле ящиков, притихла.
Через считанные минуты на палубу выбежали все пассажиры, требуя объяснений. Вперед всех вырвалась дородная темноволосая женщина. Она упирала руки в бока и громко голосила что‑то про условия перевозки. Налегая на свое положение и известность. Почему‑то ее лицо показалось мне смутно знакомым, но я так много людей повидала за годы учебы, что вполне могла спутать ее с кем‑нибудь.
Последним на палубу вышел Карр. Вид у парня был сонный, куртку он успел натянуть лишь на одну руку, волосы справой стороны облюбовала корова, а ботинки он затянул до половины.
– Что тут случилось? – хрипло спросил он у меня, поправляя волосы. – Ой, смотри, это же Знойная Бло!
Теперь, после напоминания Карра, я вспомнила женщину, сообразив, что никогда не видела ее столь просто и неприметно одетой. Певица, авантюристка, она путешествовала из уголка в уголок континента, покоряя города. Кажется, она очень понравилась отцу в прошлое свое появление в Тассоли.
Что только про нее не говорили! И что она трижды была замужем. И что все мужья умерли. Ей приписывали то троих, то пятерых детей. Огромное состояние и спасение нескольких жизней. Я же видела перед собой самую потрясающую рассказчицу, какие мне встречались.
– Орика? – Девочка держалась за юбку слабо стоящей на ногах молодой женщины.
– Да? – Малышка осторожно отстранилась от матери и подошла к нам.
– А что здесь делает мадам Бло?
– А вы ее знаете? – удивилась девочка. – Эта тетя такие сказки знает! Заслушаешься.
Я подавилась, вспомнив, что больше всего в арсенале мадам Бло превалировали пошлые истории из ее юности.
Переключившись на Карра, я жестко отчитала его за зевоту, которую он мне старательно демонстрировал, на что сокурсник смачно зевнул еще раз.
– Ты ее знаешь? – вяло спросил он, натягивая куртку.
– А кто ее не знает? – вместо меня ответила мать Орики. – Мадам все знают!
Карр растянул губы в улыбке, хотя я не заметила в лице парня ни тени радости.
– Эмма! – вскричала упомянутая мадам, расталкивая других пассажиров со своего пути. – Я не ожидала увидеть здесь мою любимую крошку!
Я вынужденно улыбнулась и позволила прижать себя к необъятной груди певицы.
– Я в восторге! Я в восторге, что встретила тебя здесь, мое солнышко! Невероятная встреча. Особенно приятно, что после этого ужасного города… – Мадам сплюнула за борт. – Мукошь меня разочаровал. Князь Тривс на самом деле такой отвратительный, каким его описывали. У меня было назначено выступление на сегодня, обещали отличные деньги, а в итоге я на рассвете получила послание, что выступление отменяется. Такое хамство! Я ведь ехала в столицу с намереньем заработать, сняла лучший номер в самой дорогой гостинице города, ожидала неплохих денег от князя, а в итоге пришлось укатить несолоно хлебавши! Да еще на дорожку столько всего выслушала, когда попыталась получить деньги за само приглашение.
– Неужели князь позволил себе оскорбить мадам Бло? – я в недоумении воззрилась на женщину.
– Ах, милая, давай присядем где‑нибудь и я расскажу тебе эту историю.
Отвязавшись от настырной Орики, желавшей узнать подробности, мы с Карром спустились вниз, в каюту певицы. Милостиво разрешив мне сесть на свою кровать, а Карру на стул, мадам со вздохом устроилась на скамеечке под окошком, расправив свои многочисленные цветастые юбки. Удостоверившись, что прическу не растрепал ветер, леди Бло улыбнулась нам и трагично сдвинула брови, готовясь поведать свою историю.
– Дело в том, родная, что меня князь не принял! Его ответ я получила через кого‑то из слуг, что просто нелепо и неприемлемо. Я не какая‑то там девчонка из едальни, что поет за три медяка между столиками. Я не знатная дама, естественно, но давно заслужила свою репутацию и уважение очень многих. Многих! И тебе я благодарна, моя милая. Если бы не ты, того приглашения в Элессон не случилось бы никогда. Теперь меня привечают с невероятным почтением в Лессе. Сам Его Величество хвалил и приглашал, а это дорогого стоит, уж поверь мне, человеку, что за тридцать лет исколесил все дороги княжеств.
И тут я получаю ответ от слуги, который даже не попытался отнестись ко мне с должным… Ах, это воспитание! В годы моей молодости, ребятки, слуг выбрасывали на улицу, если они не уважали каждого, кто приходил к их господам.
Я помню замечательную историю о старом князе Адиррена! Какой был мужчина! – Леди Бло мечтательно закатила глаза и с нежностью причмокнула губами. – Вот он считал гостеприимство первейшей своей обязанностью. Гости его замка никогда не могли найти хоть что‑то, к чему можно было бы придраться. А все из‑за слуг. Их князь отбирал лично. Даже помощника конюха он нанимал сам, отодвигая в сторону иные дела.
А однажды, как мне рассказывали, устроил своим слугам настоящий экзамен. Заранее дав приказ, что любой пришедший к князю на прием, может получить аудиенцию, Его Светлость переоделся в лохмотья и поднялся по лестнице к замку. Слуги его не признали, естественно, но никто из них, помня о приказе хозяина, не посмел выгнать бродягу. Когда к вечеру господин не объявился, слуги, поразмыслив, устроили побирушку в гостевом крыле и приставили за ним следить человечка, чтобы пришлый не украл что‑то ценное. При этом обращались вежливо, хотя обноски на человеке были настолько вонючи, что постельное белье после такого стоило не стирать, а сразу сжечь. Проведя ночь в качестве такого незваного, но с почтением принятого гостя, князь на утро вернулся к своему нормальному виду и похвалил слуг, повысим им всем жалованье сразу вдвое.
– Ой, враки все это, – покачала я головой. – Такого не бывает. Откуда только вы собираете эти истории, мадам Бло?
– Ах, зайка! – Женщина с нежностью покачала головой, глядя мне в глаза. – Я ведь не всегда была «Мадам Бло»! В далекой своей юности мне довелось жить в Адиррене и служить в княжеском замке. Старого князя я уже не застала, как ты понимаешь, но слуги вечерами всегда вспоминали истории, рассказывая их за доброй чашкой теплого эля.
– Неужели? – я покачала головой и подалась вперед, чтобы устроиться поудобнее.
– Никто об этом не знает, как ты понимаешь, – женщина довольно усмехнулась и поправила брошь на лифе платья. – Мне нравится, что все вокруг сочиняют сказки о прошлом такой особы, как я. Еще никто не смог угадать, а я просто никому не раскрываю своих тайн. Надеюсь, – она перевела взгляд с меня на Карра и обратно, – вы так же сохраните это в секрете. Зачем кому‑то знать, кем была Знойная Бло несколько десятилетий назад.
– Вам незачем спрашивать, – уверил женщину мой сокурсник. – Конечно же все сказанное вами останется только в этой комнате.
– Тогда я могу рассказать о том, что мне пришлось пережить в замке князя. Хуже не будет…
Я едва сдержала улыбку. Самой очень хотелось узнать, что же произошло после нашего исчезновения. Карр напрягся не меньше меня и нервно потрогал повязку на голове.
– Я была крайне раздосадована, когда меня выставили вон, ничего не объяснив. Разве что на улицу не выкинули… Я даже боялась, что слуга спустит меня и моего носильщика с лестницы, – леди вытащила из корсажа платочек и нервно им обмахнулась. – Разумеется, мне хотелось понять, что же стало причиной для столько грубого обращения, и маленький парнишка – слуга, выбежавший из ворот через несколько минут после нас за пару медных монет все рассказал.
Соврал, уверена, но что‑то в его баснях уж точно верно, не так ли?
Ночью произошло что‑то совершенно необъяснимое. Будто бы все обитатели замка заснули таким крепким сном, что никто не проснулся, когда обвалился потолок в коридоре, соединявшем два крыла замка. Крыша не пострадала, но с чердака насыпалось столько мусора и пыли вперемешку с камнями, что там невозможно пройти.
Никто не пострадал во время обвала. Но два брата княгини не проснулись, даже когда их попытались разбудить. Они будто бы бредили, не открывая глаз, кричали, шептали непонятные фразы, чего‑то требовали. А после утихли… Их решили не трогать, дать прийти в себя, но когда заглянули через час, то обнаружили обоих с перерезанными глотками.
Представьте, каково!
– Двое? – переспросила я, стараясь ничем не выдать свою тревогу. – Я… слышала, что у княгини гостили три ее то ли брата, то ли кузена.
– Да, это еще страннее, дорогая, – кивнула Бло и продолжила: – Третьего никто не видел! Бурон, кажется так его зовут. Так вот, этого Бурона нет в замке! И князь бьет тревогу. Якобы пропали какие‑то важные бумаги…
Мы с Карром переглянулись и промолчали, хотя мне хотелось переговорить с сокурсником, обсудив случившееся.
Ни я, ни тем более он не трогали Эмира и Трувона, а мои чары не могли привести к столь радикальному исходу. Значит, кто‑то сознательно избавился от этих легардов, воспользовавшись их не способностью к сопротивлению. Полуоборотни живучи, но не настолько.
– Интересно, куда же подевался Бурон… – тихо пробормотал Карр, глядя мимо леди Бло в окно.
– О, и последнее известие, которое сообщили нам, когда митиная отчаливала, – спохватилась женщина. – Неподалеку от причала рыбак на рассвете видел мужчину… мертвого мужчину в воде. Его или утопили, или просто сбросили в воду, надеясь, что Верткая затянет тело в свои заводи.
Выслушав все это, я так испугалась, что решила немедленно уехать из Мукоша, Эмма, – мадам прикрыла веки и прижала платочек к груди. – Страшный город. Никогда более туда не вернусь.
– Нам, похоже, так же не следует туда возвращаться, – тоскливо признал Карр. – Наша практика, Эмм, с каждым днем все больше и больше напоминает мне попытку убрать лишних студентов.
Я опешила и перевела взгляд на сокурсника, не веря своим ушам, но сразу же успокоилась, сообразив, что парень просто попытался пошутить.
– Спасибо, что рассказали нам, мадам Бло, – обратилась я к женщине. – Мы, если говорить по правде, даже не знали, что же произошло в замке, хотя были гостями князя вплоть до полуночи.
– О, милая, так вы там были? – женщина прижала руку к сердцу. – Вот почему у вашего спутника перемотана голова… И ваша рука…
Я дернулась, как от удара, неожиданно сообразив, что забыла про боль в ладони. Повязка надежно охватывала кисть, но под ней уже не было раздробленных костей и разорванных мышц. Меня терзало свербящее желание размотать бинт и посмотреть на руку, но я сдержалась, позволив себе лишь притопнуть ногой. Нога так же не болела, хотя, зная себя, я ожидала, что в ближайшие несколько дней так и буду ходить прихрамывая. Бинты уже не сжимали стопу и сустав, а свободно болтались внутри носка.
Немного помолчав, я решительно сказала:
– Извините меня, но что‑то кружится голова…
Выбежав на палубу, я размотала бинт с удовлетворением осмотрев несколько едва заметных шрамиков. Самое долгое через неделю и они пропадут. Столь быстрому выздоровлению я наверное была обязана Кланту, иначе я чего‑то не знала про собственные возможности.
Эта мысль позабавила, так что подошедший ко мне Карр увидел довольную ухмылку у меня на устах.
– Что тебя так развеселило? И почему ты убежала? – молодой человек оперся на борт митинаи, следя, как волны разбиваются о толстые корабельные доски обшивки.
– Ничего особенного… – я небрежно пожала плечами. – Просто захотелось подышать свежим воздухом.
– Что ты думаешь обо всем… этом? – осторожно уточнил парень. – Странное дело, ты не находишь?
Я не ответила сразу, постаяла с минуту, наблюдая скользящий мимо берег реки. Тут и там к воде спускались густые заросли ивняка, их гривы отчетливо шуршали, обротясь к нам матовой изнанкой листьев.
– Есть две вероятности, – медленно начала я. – Во – первых, мы не знаем, где Эфрон. Из этого логично предположить, что он может попытаться нас преследовать. И возможно, он сам избавился от тех легардов.
– Но ты в это не веришь? – догадался Карр, и я согласно кивнула.
– Эта версия… Да, она имеет право на существование, но, во – вторых, я слишком хорошо знаю одного киашьяра… – Мне не хотелось озвучивать свою версию сокурснику, но я отбросила глупые страхи: – Думаю, Клант не только забрал нас из замка, но и побеспокоился о тех легардах. Киашьяр, когда это нужно, становится очень суров. Даже жесток. И это в его духе – избавиться от врагов лично.
– А как же Бурон? Почему тех этот твой… – Карр брезгливо наморщил нос. – Почему Клант не избавился от Бурона там же, в замке?
Я философски пожала плечами. Ответа у меня не было, а предполагать что‑либо казалось глупым.
– Видно Бурон за нами погнался, – хмыкнул сокурсник. – Ну и…
Я улыбнулась, вспомнив один день, надолго врезавшийся в мою память.
В тот год мне было то ли девять, то ли десять лет. Уверенность в собственных силах еще не успели из меня выбить в Академии, а страхи – напомнить о своем существовании. Отец часто меня ругал, хотя виделись мы редко уже тогда. Я привыкла к подобному, считая это лишь формой проявления его любви. В глазах князя часто отражалась тоска, а за ужином он вспоминал годы, когда и Эвила, и Вира еще были с нами. Мое сердце каждый раз, даже теперь, наполнялось сочувствием, когда я вспоминала, что ему приходится существовать между трех огней: леди Севиль, Ольма и Савир.
Никакое воспитание и ворох учителей не могли заставить моего племянника уважать старших. Отец из‑за этого не переживал, давно разуверившись вбить толк в парня наказаниями. Но когда он предложил Ольме отдать сына в ученики наместнику Тилта, чтобы мальчик научился управлению, а за одно и уважению, сестра и тетя встали грудью, готовые разорвать князя на части, но не отпустить дрянного мальчишку из Алора. Я попытку князя безоговорочно одобрила, надеясь, что в дальнем и пограничном городке у Савира будет меньше возможностей для глупостей и наглых выходок, но кто ж меня слушал!
Глядя на Савира, вспоминала себя, но отец каждый раз уверял, что я была куда покладистей этого подрастающего хама. Это меня утешало, но я знала, что об одной проказе отец не знал. Я сама упросила сестру ничего ему не говорить, а легардам вообще не пришло в голову обратить на это внимание князя.
Детские годы всегда были испытанием для меня. Моей воли, настойчивости, упертости и любопытства. Тогда я не задумывалась о приличиях или какой‑то опасности для своей жизни.
Я ведь дочь князя! Младшенькая, любимая, в чем‑то излишне избалованная!
Легарды относились ко мне почти также, когда я гостила у сестры. Безнаказанность и свобода разрушают многое. А уж дети в этом преуспевают лучше взрослых!
В гостиной бабушки Клео я обнаружила потайную шахту, но никто кроме меня ею так и не заинтересовался. Мне понадобилось больше года и несколько визитов в библиотеки Лесса, чтобы выяснить все о таинственной полости в стене замка.
Гэллы отыскали для меня и описание и то, как найти все подобные колодцы в Лессе. После этого я расспросила короля Эдина, но он, удивительное дело, ничего не знал о такой особенности собственной цитадели. Несколько подобных попыток расспросов убедили меня, что жители всего – навсего забыли о задумке старых архитекторов.
Спроси меня в то лето любой, почему я заглядываю в разные комнаты замка и простукиваю стены, невольному слушателю пришлось бы провести несколько часов, слушая мои рассказы про клады и тайники.
Но зато я выяснили, что верхние уровни замка, первоначально не предназначавшиеся для жилых комнат не имеют подобных воздуховодов. Да, тайна оказалась столь прозаической и обыденной. Сложная конструкция, какую из себя представлял Лесс, требовала вентиляции, и старые строители соединили все жилые уровни специальными системами. С годами, правда, многое перестроили и переделали, не особо заботясь о подобных мелочах, так что в некоторых комнатах вечно царствовала сырость и затхлость. На уровне королевы Сарелии почти все комнаты за долгие годы пропахли болотом, а за шкафами на стена расцвела плесень, но об этом мало кто знал, ведь сама леди не появлялась в замке.
Занимаясь исследованиями, я никогда не выпускала из поля зрения Кланта. Мания… Тогда мне постоянно требовалось следовать за ним, подобно комнатной собачке. И мне не казалось это глупостью. Я просто считала, что так правильно. Вот только многочисленные дамы, порхавшие вокруг киашьяра, мешали моей увлеченности. Иногда, когда связь длилась несколько дней или недель, я терпеливо выжидала. Но случались и долгие романы, пугавшие меня своей серьезностью.
Одним из увлечений тех лет была леди Дреани, одна из наперсниц Ее Светлости. Большую часть времени бабушка предпочитала общество двух служанок и пары близких подруг. Гости старой королевы просиживали у нее несколько часов, дремать днем бабушка выбиралась на собственную террасу или в библиотеку, чтение вслух ненавидела. Но по этикету у леди ее возраста должны были быть «девушки для мелких поручений и развлечений». Отвязавшись от целого штата фрейлин, королева смирилась с маленькой толпой надушенных куколок разного возраста, занимавшихся, как они считали, досугом госпожи. Сама бабушка развлекала себя избавлением от ненужных спутниц.
Именно из‑за этого в замке все время было несколько молодых особ благородного происхождения, мечтавших отыскать себе родовитого спутника жизни. Некоторые из них почему‑то решали, что смогут покорить ветреного второго киашьяра, но у Кланта на этот счет ответ был один.
Леди Дреани не понравилась мне с самого начала. При взгляде на нее вспоминалась Ларей. Дреани, уверенная в своей красоте и привлекательности фамилии, легко подобралась близко к киашьяру, выстраивая план женитьбы легарда на себе. Клант видел все эти попытки Дреани, позволяя ей играть с собой, но не пуская дальше постели. Несколько долгих месяцев девушка горделиво сообщала всем и каждому, что занимает место фаворитки киашьяра, не день, не неделю, а куда дольше. Почему‑то для нее продолжительность их отношений играло больше значения, чем чувства, замешенные в них.
Я, еще ребенок, ничего не понимала во всех этих эмоциональных реалиях. Меня, как и леди Дреани, волновало время. И очень пугало, что Клант так долго терпит эту визгливую блондинку подле себя. Иногда хотелось забраться к наперснице королевы в спальню и спрятать все расчески, чтобы однажды утром Дреани была вынуждена выйти к завтраку без идеально уложенных локонов.
А потом мне в голову пришел, как казалось, отличный план, чтобы избавиться от ненавистной девицы. Что может быть проще? Найти комнату над спальней Дреани и через шахту спустить туда какую‑нибудь гадость.
Но на деле выяснилось, что план нужно было продумывать больше нескольких минут. Вонючая смесь из корней семи болотных трав, смешенных с медом, выпала из детских ручек, стоило наклониться над отверстием в стене. Надеясь поймать, я дернулась следом и провалилась в шахту, более широкую, чем в комнате королевы.
Громко вскрикнув и прогрохотав по пыльному каменному колодцу, я свалилась на выступ, прямо на уровне комнаты Дреани. Мой узелок провалился ниже и уже успел испортить зловонием и без этого затхлый воздух.
Когда Клант вытаскивал меня из шахты, я покрылась темно – бордовыми пятнами стыда. И если вопросительный взгляд киашьяра я еще как‑то могла пережить, то вопли Дреани, прикрывавшейся простыней, все еще звучали в ушах.
Клант распрощался с этой девушкой на следующий день, вонь в занимаемой наперсницей комнате висела еще год, а сама Дреани уехала из Лесса спустя три часа после моего триумфального появления. Кажется, тогда она попыталась первый раз закатить скандал с требованиями, и сообразила, что ничего подобного ей сделать не удастся.
Именно тогда до меня дошло, что Клант совсем не такой, каким кажется. И от киашьяра можно ожидать всего чего угодно.