Текст книги "Подарок от злого сердца"
Автор книги: Анна Данилова
Жанр:
Прочие детективы
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 14 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]
14
2006 г.
Русалкин разложил на столе все снимки – и те, что принес ему Шаталов, и те, что швырнула ему в лицо женщина, которую он принял сначала за убитую Марину.
Сейчас, ранним утром, весь пережитый за прошлый день кошмар показался ему невозможным, нереальным. Однако снимки-то были, вот они, и что теперь с ними делать? Сжечь и сделать вид, что ничего не произошло? Жить дальше? И главное: как узнать, что с Мариной?
Он позвонил Шаталову. Его телефон был отключен. Понятное дело, наломал дров, обманул его, забрал деньги и сбежал. Обычная история. Хотя, может, ему надо спасибо сказать за то, что все так получилось? Ведь эта женщина… Это именно она на снимках! А это говорит о том, что в Марину не стреляли. Или стреляли все-таки? А на роль привидения Шаталов взял свою подружку, разукрасив ее, чтобы испугать Русалкина? Но зачем? Если, к примеру, Шаталов убил Марину, то какой резон посвящать в эту историю постороннего человека, эту девчонку? И разыгрывать этот трагифарс: мол, вас обманули, жену вашу не убили, а за то, что я все знаю, давайте денежки. И ведь они все правильно рассчитали – деньги он готов выложить уже хотя бы потому, что теперь, когда он понял, какую ошибку совершил, заказав Марину, он пойдет на все, лишь бы избежать тюрьмы. Но тогда почему Шаталов сам не позвонил или не пришел со своим шантажом напрямую, без посредников?
Сидя в халате со стаканом сока в одной руке и с сигаретой в другой, Русалкин вдруг понял, что это такое – жить, наслаждаться покоем и уютом, пить сок, курить хорошую сигарету. Если он пожадничает и откажется платить деньги неизвестной блондинке, то всему этому придет конец. Он потеряет все то, что окружало его, – комфортную и сытую жизнь, тот азарт, с помощью которого он наживал деньги, увлеченность любимым делом, ферму, деньги, Ванду… При воспоминании о любовнице он почувствовал легкое, зудящее желание, словно теплая электрическая волна прошлась по телу. Он возбудился и набрал ее номер. Она ответила сразу же, и голосок ее был бодрым, каким-то необычайно сочным, кремовым, ласковым. Он сказал, что перезвонит ей, и набрал номер телефона салона. Попросил жену. Ему сказали, что она сейчас занята, разговаривает с клиенткой, как только освободится, сразу же перезвонит ему.
Он положил трубку и пожал плечами. Значит, Марина все-таки жива. Или это спектакль? И в салоне нет никакой Марины, все девушки уволены, а на телефоне сидит та самая блондинка?
И тут раздался звонок. Он схватил телефон. Услышал голос Марины:
– Привет, Саша. Что случилось? Я работаю. Тут одной клиентке дурно стало, кажется, она неделю не ела, – она, похоже, усмехнулась. – И так, как из Освенцима, так еще и голодает. Так что случилось?
– Да нет, ничего. Хотел встретиться, поговорить.
– Мне кажется, я даже знаю, о чем пойдет разговор, – вздохнула Марина. – Думаю, ты должен был предложить поговорить об этом раньше. Думаешь, очень приятно, когда за твоей спиной все обсуждают твоего блудливого мужа? Нравится тебе эта драная рыжая кошка, которая переспала почти со всеми нашими общими знакомыми, – флаг тебе в руки, а транспарант сам знаешь куда. Я с удовольствием отпущу тебя, дам развод. Думаю, тебе не надо говорить, насколько я была травмирована изменой, а потому тебе придется раскошелиться, милый!
Опять раскошелиться!
– Хорошо, вот это уже точно не телефонный разговор. Если хочешь, я приеду сегодня к тебе, и мы все обсудим.
– А что, мне уже нельзя вернуться в нашу квартиру, ты что, поселил там эту драную кошку, эту проститутку? Послушай, Русалкин…
Но он уже отключил телефон. Невыносимо было слышать то, что он слышал уже много раз. И самое неприятное заключалось в том, что, когда Марина произносила оскорбительные слова в адрес его обожаемой Ванды, он где-то внутри себя соглашался с ней, и эта двойственность – страсть в сочетании с презрением к ней – пугала его, лишала прежней уверенности в своих чувствах к любовнице. Да, он слышал о том, какой образ жизни вела Ванда до встречи с ним, сколько у нее было любовников, но она в отличие от других женщин не скрывала своих связей и даже бравировала ими. В этом, собственно говоря, и заключается ее главная ошибка. А любовники… Вон Марина сама живет с этим прохвостом Андреем, машину ему даже купила.
И тут Русалкин снова испытал то чувство бессильной злобы и отчаяния, как тогда, когда в ослеплении принял решение убить жену – убить, уничтожить ее как источник страданий, постоянно раздражающий его, унижающий. Одна мысль о том, что она ложится, голая, в постель вместе с другим мужчиной, приводила его в бешенство. Конечно, он, взрослый, женатый мужчина, слышал об изменах женщин, но когда это касалось других семей, даже тех, членов которых он знал, это вызывало в нем лишь усмешку и определенное чувство досады за своих рогатых друзей. Теперь же, когда в роли подлой предательницы, грязной и лживой шлюхи, предстала его собственная жена, мир перевернулся, и он никак не мог понять: как могло случиться, что верный и близкий ему человек, можно сказать, его часть, женщина, с которой он спал много лет, оказалась в похотливых объятиях другого мужчины? То, что он сам изменял жене, воспринималось им как шалость, как нечто несерьезное и, конечно же, тайное, безобидное развлечение, не имеющее никаких серьезных последствий. К тому же себя-то он знал и понимал; что же касалось его жены, то как он мог знать, что чувствует она с другим мужчиной, что думает, как относится к нему, а потому придумал себе настоящий серьезный роман Марины с ее любовником, в котором его соперник выглядел много младше, сильнее, темпераментнее, умнее его. И получалось, что его просто променяли на мужчину более достойного, и именно этого он и не мог ей простить.
Он закрыл глаза и увидел Ванду: ее белые колени, рыжие волосы, рассыпанные по подушке, розовые губы, в которые так и хотелось впиться своими губами. В одном Марина была права – не очень-то подходила эта красивая и распутная молодая женщина на роль жены. Вот уж за ней точно пришлось бы следить – за каждым ее движением, звонком, взглядом. И жизнь с ней уже очень скоро превратилась бы для него в сплошное подозрение, муку, бессонницу, страх оказаться снова обманутым. Но и бросить ее, отказаться от ее легкости, веселости, от ее тела, наконец, которое он так любил обнимать, ему тоже не хотелось – слишком сильное он испытывал удовольствие, сладость, настоящее блаженство. Вот с Мариной ему никогда не было так хорошо, с ней он никогда не ощущал всю меру свободы, которую ему предоставляла Ванда. И что же получалось? Что надо было делать, чтобы сохранить рядом с собой обеих этих женщин – жену и любовницу? Скрыть Ванду? Но, к сожалению, скрыть такую женщину от посторонних глаз невозможно. К тому же провокация у нее в крови, и ей доставляет удовольствие трепать нервы своему любовнику и делать все возможное, чтобы об их связи узнала его жена. Что, собственно говоря, и случилось.
Мысли о Ванде несколько отвлекли его от самого главного – от страха оказаться за решеткой. Когда же он вынырнул из своих эротических фантазий, разыгравшихся так не вовремя на фоне последних криминальных событий, то визит перемазанной кровавой краской блондинки, «косящей» под Марину, был воспринят им, как глоток только что выпитого яда. Яд выпит, теперь он либо умрет, либо его спасут. Но спасти его могут только деньги – и немалые. Двадцать тысяч евро в месяц! И как долго будет длиться этот шантаж? Он не был готов к такому повороту событий. Все, чего он ожидал от смерти Марины, – это небольшую порцию угрызений совести (все-таки убил человека) да парочку бессонных ночей по этому поводу. Зато потом, когда нервы успокоятся, ему достанутся все тридцать три удовольствия: все имущество, включая Маринину долю, плюс возможность поселить у себя Ванду и – полный покой.
С другой стороны, эта женщина, шантажистка, должна понимать, что всему есть предел, и, возможно, когда она насытится и исчезнет, забитая до отказа своими евро, с его горизонта, начнется спокойная жизнь. Пусть и с Мариной.
И все равно. Он имел самое смутное представление о том, что же произошло сегодня на даче и кто эта женщина, которая оказалась в сговоре с Шаталовым. А знать бы не помешало, чтобы хотя бы сориентироваться. Но, скорее всего, это его подружка. Причем довольно близкий человек, раз он доверил ей такое дело, во всяком случае, они были знакомы довольно продолжительное время, раз он решил с ней поделиться. Стоп! Поделиться. Значит ли это, что в лице этой блондинки Шаталов и сам нашел источник дохода и именно эти денежки они будут делить на двоих? Или же девица решила действовать самостоятельно и Шаталов здесь вообще не при делах? А что, если и он теперь предъявит ему, Русалкину, свои условия, несмотря на то, что уже получил свой гонорар за невыполненную работу?
Кто она? Кто?
Можно было бы, конечно, нанять профессионала, который вычислил бы ее, но лишь в том случае, если была бы хоть одна зацепка. Но где ее, эту зацепку, взять? Не вызывать же группу с экспертами, чтобы они прямо сейчас сняли отпечатки ее обуви на лестничной площадке? И придет же такая глупость в голову! Нет, никуда обращаться он не станет. И в назначенный час принесет пакет с деньгами куда надо. Просто положит его и уйдет. Потому что, даже если ему и придется каждый месяц выплачивать такие суммы, он лишится всего лишь нескольких камушков… А их у него много, достаточно много, чтобы прожить безбедно не одну жизнь. «Так что, Русалкин, – сказал он сам себе, – не жмись, поделить с красивой девушкой-авантюристкой своими деньгами, купи себе свободу хотя бы на год, а там видно будет: вдруг она где-нибудь проколется?»
В эту минуту он почувствовал себя почему-то очень слабым, уязвимым и, что самое неприятное, настоящим трусом.
15
2007 г.
Лара приготовила ужин и теперь сидела, тупо уставившись в экран телевизора, и думала о предстоящем свидании с Сережей. Он вернулся из Екатеринбурга, где гостил у родителей, три часа назад и еще ничего не знает – ни об убийстве Тамары, ни о том, что теперь Лара – богатая наследница. Раньше, когда она была простой официанткой, а он – студентом медицинского института (сейчас, в каникулы, он подрабатывал на стройке), им было хорошо и просто вдвоем. Они строили планы относительно своей дальнейшей жизни: сколько им потребуется времени для того, чтобы скопить немного денег на свадьбу (Сережа был уверен, что свадьба должна состояться при любых финансовых условиях, потому что это событие всей жизни, и что если они поскупятся и просто отметят его в ресторане, вдвоем, то потом, спустя некоторое время, пожалеют об этом, если вообще не устыдятся своей неуместной в таком деле расчетливости), потом на квартиру – Сережа всерьез думал об ипотечном кредите, на мебель… И разговоры эти доставляли обоим удовольствие, даже при том, что денег не было, жилось обоим трудно и откладывать, по сути, было нечего. Зато они были на равных. К тому же им было некуда спешить и казалось, что впереди очень долгая и полная неожиданных приятных сюрпризов жизнь.
Лара была счастлива и жила каждой минутой, радовалась каждому звонку Сережи, каждому ласковому его слову, каждому поцелую. Тамара, глядя на нее, радовалась за подругу, говорила, что обязательно поможет им справить свадьбу, возьмет на себя практически все затраты. И подруги думали о том, как бы это все устроить таким образом, чтобы Сережа не понял, откуда взялись деньги. Думали о внезапно упавшем на голову Лары наследстве, о выигрыше или премии. Говорить говорили, но только Лара в конце таких разговоров всегда приходила к одному и тому же: нельзя начинать новую жизнь с вранья. И что будет, если обман раскроется и Сережа узнает, откуда деньги? Он перестанет доверять Ларе, и, думая об этом, она приходила к выводу, что денег у Тамары брать не будет, разве что позволит ей подарить себе свадебное платье.
И вот теперь все изменилось. Нет Тамары, а у Лары теперь есть все. Правда, надо подождать какое-то время, чтобы вступить в наследство. Но все равно – это несколько месяцев, после чего у них с Сережей будет и квартира в Саратове, причем огромная квартира, принадлежащая прежде Русалкиным; квартира в Москве, на улице Кедрова, недалеко от метро Профсоюзной; еще – целая ферма, полная меховых зверюшек, деньги и… камни. Настоящие якутские алмазы! Тамара показывала их Ларе незадолго до своей смерти. Объяснила даже, как открывается сейф.
Выдержит ли Сережа все то, что свалилось им на плечи? Не изменится ли он сам или его отношение к Ларе? Как узнать? А Лара? Неужели она, как и Тамара, продолжит свою работу в ресторане? Но зачем ей работать, раз у них теперь все есть и она мечтает о семье, детях? Нет, что касается Лары, то она не станет работать официанткой, это глупо… Она не повторит того, что сделала Тамара. И если у Тамары на это были некие причины, то у Лары – своя жизнь, свои планы, свои мысли и свои представления о том, как следует распорядиться деньгами. Вот только Сережа…
Когда раздался звонок в передней, она мысленно уже купала своего первенца в ванночке. Она еще не была уверена в своем положении (Лара записалась к врачу только на следующую неделю), но некоторые признаки беременности уже имелись. Это, с одной стороны, пугало ее, а, с другой – радовало. Пугало потому, что не было денег (она заметила изменения в своем организме еще до смерти Тамары) и она не знала, одобрит ли Сережа ее решение оставить ребенка. Хотя чувствовала, что он любит ее, хочет детей, но когда нет денег – чем кормить ребенка, на что покупать коляску, пеленки? Они говорили о детях вообще, но вот когда именно они должны будут появиться – не планировали конкретно, не обсуждали. Слишком много было планов и совсем не было денег. А теперь… Теперь же они могут позволить себе иметь хоть десять детей.
Сережа! Приехал!
Она бросилась ему на шею, едва сдерживая подступившие рыдания, – она вдруг вспомнила, что нет Тамары: ее самая близкая подруга не видит ее счастья. Что она лежит в морге, и это страшно, так страшно, что невозможно об этом думать сейчас, в такую радостную минуту, когда вернулся Сережа, но мысли почему-то лезут в голову, лезут одна мрачнее другой.
Он крепко сжал ее в своих объятиях, зацеловал, заласкал. Потом отстранил от себя и торжественно произнес:
– Теперь в Екатеринбурге у нас с тобой есть квартира. Двухкомнатная!
Брови ее поползли вверх. Какой еще Екатеринбург, какая квартира?!
– Ну?! – Он схватил ее за плечи и начал трясти. – Очнись, Ларочка! Это не сон, это явь! Бабушка согласилась переехать к родителям, и ее квартира освободилась, она сказала, что будет рада, если мы с тобой будем жить там. Понятное дело, когда я окончу институт. Ну, ты рада? Я понимаю, конечно, что ты немного шокирована, тем более понятия не имеешь, что это за город, но поверь мне: там так красиво, это замечательный город, это моя родина, и тебе там непременно понравится.
– Я рада… Я очень рада.
Она вдруг каким-то глубоким своим чувством поняла, что сейчас не время рассказывать Сереже о тех изменениях, которые произошли здесь, с ней, пока его не было. Пусть он радуется, пусть ничего не знает хотя бы до тех пор, пока есть возможность об этом молчать. Она не станет омрачать радость их встречи. Если он считает, что шокировал ее своей хорошей новостью, значит, он понимает ее, а это означает, что поймет и тогда, когда она расскажет ему о своей удаче, и у него тоже будет шок, который потом непременно пройдет.
– Вот, тебе мама передала.
На кухонный стол Сережа выкладывал содержимое большой сумки, пакетов.
– Это ее фирменный медовый торт, представляешь, он никогда не портится, она его умудрилась однажды прислать мне в посылке, когда я еще в общаге жил. А это – лимонный пирог. Еще варенье из черной смородины, грибы – и сушеные, и маринованные. А это – сухая колбаса. Я отговаривал ее, говорил, что у нас все есть, но она почему-то уверена, что мы с тобой голодаем. Да…
Он вдруг выпрямился и улыбнулся широко:
– Они, то есть родители, все знают. И о том, что мы поженимся и что живем вместе.
– Да, я поняла, раз твоя бабушка с квартиры съехала. И продуктов на целую роту прислали.
– Осталось только вас познакомить. Но я уверен, что ты ей понравишься. Ты просто не можешь не понравиться! Кстати, она скоро сама приедет сюда, говорит – это чтобы нас от работы не отрывать. Хочет посмотреть на нас, на тебя, на нашу квартиру. Купила даже какие-то шторы, говорит, что даже если у нас есть, новые никогда не помешают, от них уют.
Она поняла, что для него самое важное – это мнение именно мамы. И тоже улыбнулась. Судя по всему, его мать – хорошая, заботливая женщина, главное, чтобы они понравились друг другу. Уж столько она успела услышать рассказов своих подружек о свекровях!
– Я так соскучился по тебе. – Он подошел к ней и обнял. – Не хочу с тобой расставаться даже на несколько дней. Это так, оказывается, тяжело! Просыпаюсь – а тебя рядом нет.
– Я тоже. Тоже скучала. Так тихо было в доме, так грустно…
Они весь день провели в постели, даже поели там, вздремнули, а после душа, за кофе, Лара попросила его поехать вместе с ней на квартиру Тамары, полить цветы. Она сказала это так естественно, что он даже не обратил внимания, с легкостью согласился и уже по дороге спросил, куда уехала Тамара.
– Вот сейчас приедем, и я тебе расскажу. Это долгая история.
Она открыла своими ключами все замки, они прошли в квартиру Русалкиных, и Лара заперла за собой двери.
Квартира словно замерла в ожидании хозяйки. Здесь было чисто, уютно, красиво. И только цветы, как показалось Ларе, ждали, когда же хозяйка вспомнит о них, когда польет. Лара знала, как Тамара любит свои растения, с каким удовольствием ухаживает за ними, как за детьми.
– Сядь, Сережа. Я должна с тобой поговорить. Это очень серьезный разговор.
Он посмотрел на нее и нахмурился. Тень растерянности появилась на его лице.
– Лара? Да что случилось? Я же сразу понял, что что-то не так. Вот как только ты открыла дверь, я подумал – что-то изменилось. Что? Неужели ты нашла себе другого? Лара!
– Нет, это не то. У меня никого, кроме тебя, нет, и я очень люблю тебя. И со здоровьем у меня тоже все в порядке, так что не переживай так. Это совсем другая история, и я не знаю, с чего начать.
Он молча смотрел на нее, напряженный, испуганный, и Лара вдруг поняла, что она напрасно переживала за их отношения, поняла, что Сережа дорожит их любовью и что даже если им придется пережить такое испытание, как это, – огромное наследство, то они пройдут через это без душевных потерь и разочарований.
– Понимаешь, Тамары больше нет. Ее убили, – сказала она и вдруг, не выдержав, бросилась ему на грудь и залилась слезами. Все те дни, что она провела одна, без подруги, все еще не желая верить в ее смерть, она, оказывается, сдерживалась, а теперь, когда рядом был Сережа, можно дать волю своим чувствам, слезам.
– Постой… Как это… убили? За что?! Кто?!
– Никто не знает. Убили прямо в ресторане. Я тебе не рассказывала, мы еще тогда не были с тобой знакомы, но ровно полгода назад в «Риголетто» уже произошло убийство, причем убили официантку или не официантку, словом, женщину, которая устроилась туда официанткой: застрелили в подсобке. Теперь там же убили и Тамару. Это произошло всего два дня назад, и все это время я места себе не находила.
– А мне почему не позвонила? Я же просто отъедался там, валялся на диване перед телевизором, один раз, правда, сходил с отцом на рыбалку. Да я бы все бросил и приехал!
– Не хотела тебя беспокоить. Знала, что ты давно не виделся с родителями.
– Ты не должна была так поступать. Я же – твой муж. Ты понимаешь, что это значит – быть замужем?
– Наверное…
– Я всегда должен быть рядом, заботиться о тебе.
– Сережа… Ее нет, а я никак не могу привыкнуть к этой ужасной мысли. Мне постоянно кажется, что она где-то рядом, что вот сейчас она позвонит! Мы долго жили душа в душу, я доверяла ей всю свою жизнь и я благодарна ей за то, что она была. И как мне теперь смириться с тем, что ее нет? Она такая молодая, красивая, веселая!
– Веселая? Вот не сказал бы, мне кажется, что у нее в последнее время были проблемы, и она совершенно не улыбалась, – вдруг сказал Сергей. – Да и вообще, я давно хотел тебя спросить, зачем ей, богатой вдове, нужно было работать в ресторане?
– Я думаю, что она работала там временно. Просто ей нужно было как-то прийти в себя после смерти мужа. А там она была на людях, время шло быстро, ее душевная рана заживала.
– Может, ты и права, но все равно это странно. Она могла просто приходить туда, к тебе, в ресторан, и сидеть там.
– Нет, ей именно надо было работать, – ответила Лара и вдруг запнулась, перевела разговор на другую тему, не менее важную: – Сережа, как ты понимаешь, после ее смерти осталось много вещей. И квартиры – эта и в Москве, деньги, ферма, какие-то ценные бумаги.
– А у нее были родственники?
– Нет. Никого. Ее воспитывала бабка, но она давно умерла.
– Что теперь? Неужели все, чем она владела, достанется государству?
– Нет, не государству. – Лара сделала паузу и глубоко вздохнула. – Она оставила завещание. И по завещанию все переходит мне. Вот теперь я сказала тебе все.
Она достала платок и промокнула выступившую на лбу испарину.
– Тебе? Но почему? Ой, прости, я сморозил глупость. Я только хотел сказать, что это все довольно неожиданно.
– Понимаешь, теперь, когда ее застрелили, получается, что ее смерть была выгодна только одному человеку – мне! И меня подозревают, я знаю. Тем более что в момент убийства я находилась там, в ресторане.
– И ничего не нашли? Ни улик? Ни оружия?
– Нашли. Неподалеку от ресторана, в мусорном баке, лежал пистолет. Тот, из которого и была убита Тамара. И на нем – отпечатки пальцев конкретного человека, парня, с которым она встречалась. Его зовут Вадим Шаталов.
– Надеюсь, его арестовали?
– Да, арестовали. Но я все равно боюсь, понимаешь? Ведь он-то ничего не выиграл от этого убийства, а мне досталось все, ясно? И еще я боюсь, что ты после того, что произошло, станешь относиться ко мне иначе.
– Но почему? Я же нормальный человек! Конечно, погибла твоя подруга, и это ужасно, я и сам еще не понял, как такое могло произойти. Но то, что ты стала наследницей целого состояния, – что же в этом предосудительного, плохого? Или ты думаешь, что я буду тебя подозревать в том, что это сделала ты?
Она пожала плечами. Она боялась вовсе не этого.
– Или же что я, бедный студент, брошу тебя после того, как ты разбогатела?
Она кивнула головой.
– Я, конечно, человек гордый, но, повторяю, нормальный. И я постараюсь нормально отнестись к этому. Конечно, все это еще предстоит переварить, привыкнуть к мысли, что теперь нам не придется переезжать в Екатеринбург. Но теперь как бы моя очередь сделать вид, что я сомневаюсь в тебе: а что, если это ты теперь бросишь меня, бедного студента?
– А еще я, кажется, беременна. И тоже боялась рассказать тебе об этом.
– Но почему ты меня боишься?
– Наверное, потому, что еще никого не любила и очень боюсь потерять тебя, нас, наше будущее.
– Где сейчас Тамара? Ее тело?
– В морге. Знаешь, она и мертвая – такая красивая! Правда, если закрыть половину головы. Я не знаю, как… что…
– Давай поливай цветы и поедем в морг. Надо же заниматься похоронами.
– Мне сказали, что я могу ее забрать уже завтра. Еще знаю, что брат Русалкина суетился насчет похорон, он звонил в ресторан, разговаривал с Людмилой, она дала ему мой телефон, он может позвонить.
– Ничего страшного. Пусть реагирует на смерть родственницы соответственно. Может, он искренне переживает смерть Тамары.
Лара дала себя обнять, взяла лейку и вдруг, вспомнив что-то, отложила ее, подошла к напольному кувшину с вставленным в него горшком с кактусом, вынула горшок и вытряхнула из кувшина ключ.
– Вот. Пойдем со мной. Понимаешь, здесь уже были люди из милиции, что-то искали. Мы с тобой вошли сюда как бы незаконно. Я же содрала с дверей бумажки – квартира опечатана. А у нее здесь деньги, наличные. И я знаю, как открыть сейф.
В спальне Лара закатала ковер, и Сергей увидел вмонтированный в пол маленький сейф.
– Обычно люди встраивают сейфы в стены, а Тамара сделала так. Давай хотя бы вскроем, посмотрим, все ли на месте. Я не доверяю милиции, понимаешь?
Она открыла сейф, и они увидели пачки денег, шкатулки, черные бархатные мешочки.
– Что делать, Сережа? Я вроде бы и наследница, но пока еще не вступила в свои права. А что, если кто-то чужой откроет сейф и заберет это себе? Это же неправильно!
– Надо взять, но какую-то часть денег оставить. На всякий случай. Только напрасно ты не надела перчатки.
– Это не вопрос. – Лара принесла из кухни тонкие хирургические перчатки. – В них Тамара мыла посуду.
Надела их и вынула все содержимое сейфа на ковер.
– Сережа, иди, поищи сумку. Все-таки я волнуюсь. У меня такое чувство, словно я ворую у Тамары ее деньги.