Текст книги "Парик для дамы пик"

Автор книги: Анна Данилова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 17 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]

– Еще бы не могла! Да с такими процентами можно целый день в полоток плевать и ни о чем не задумываться! Но мне не верится, что эти деньги дал ей Бобрищев. Я наводил и о нем справки. Вроде как жадноват он, хотя и любит пыль в глаза пустить. Хотя, с другой стороны, своим работникам платит он хорошо. Думаю, его щедрость прямо пропорциональна его отношению к человеку. Если предположить, что он любил Пресецкую по-настоящему, то при его деньгах, возможно, он и смог бы время от времени подбрасывать ей пару тысчонок баксов… Но удивительно другое – деньги начали поступать на ее счета с 15 июня. Раньше там были копейки. Надо бы выяснить, может, у Бобрищева летом дела пошли в гору или же он провернул какую-нибудь сверхприбыльную аферу. Не верю, чтобы такие деньжищи можно было заработать честным трудом.

– А что с постелью? Узнали группу спермы? Она соответствует той, что изъяли у Пресецкой?

– Разумеется, да. Странно было бы, если бы она не соответствовала. Похоже, Пресецкая не ожидала от своего любовника, что тот, вместо того чтобы хорошо провести с ней время, набросится на нее, изнасилует, а потом убьет. Мне как мужику вообще непонятно, как можно изнасиловать женщину, которая и так готова… Однако экспертиза показала, что Пресецкая сопротивлялась, царапалась, то есть она не хотела этого мужчины. Но, с другой стороны, получается, что она сама ждала его, открыла ему дверь и даже разделась перед ним… Или же можно предположить, что убийца, после того как удушил свою жертву, хладнокровно навел в комнате порядок, сложил аккуратно ее вещи на стуле, поправил постель, чтобы уничтожить следы борьбы. Такое возможно?

– Да может, конечно, – сказал Шубин.

– Может, ее убили все-таки из-за ее беременности? – предположила Юля. – Хотя, на мой взгляд, мотив более чем необоснованный.

– Вот именно, – согласился с ней Корнилов. – Трудно представить себе мужчину, который испугался бы беременности своей любовницы. Подумаешь! Это случается сплошь и рядом. Пресецкой было не пятнадцать лет, она сама вполне могла позаботиться и о ребенке, и о том, чтобы не испортить жизнь своему любовнику. Кроме того, у меня из головы не идет это второе убийство! Оно кажется просто невероятным! И уж на его фоне беременность Пресецкой никак не воспринимается мотивом к убийству. Может, те тысячи долларов, о которых я только что говорил, заработаны этими двумя подружками криминальным путем? А почему бы и нет?

– Но тогда вряд ли Пресецкая положила бы их в банк. Куда спокойнее она бы себя чувствовала, если бы они лежали у нее дома или где-нибудь в другом, безопасном месте, – возразил Шубин.

– Тоже правильно.

– А что Ира Званцева? Вы проверяли ее счета?

– Хороший вопрос, Земцова. Мне нравится, как ты работаешь. Пришла, пьешь кофе, а я тут распинаюсь, все выкладываю…

Юля покраснела и чуть не поперхнулась, после чего непроизвольно отодвинула от себя стакан:

– Когда-нибудь придет и моя очередь, Виктор Львович…

– Да ладно, я шучу, – хохотнул Корнилов и погасил сигарету. – Значит, тебя интересует финансовое положение второй жертвы. Картина прямо противоположная первой. Званцева бедна, как церковная мышь. Ты ведь еще не была у нее дома?

– Нет, я же совершенно случайно узнала о ее смерти. – И Юля рассказала ему о том, как привезла Холодкову в морг посмотреть Пресецкую, а та увидела на столе труп Званцевой.

– Тогда понятно, почему она вела себя, как ненормальная. Тут любой свихнется.

– Так что у Иры дома? Как она жила?

– Более чем скромно. Особенно по сравнению с Пресецкой. Возможно, она была умнее и не афишировала свои заработки, но скорее всего жила на пособие по безработице. Мы сделали запрос в социальную службу – она больше двух лет уже стоит, точнее, стояла на бирже и безуспешно пыталась найти работу. По профессии, как указано в ее анкете, Званцева была воспитателем детского сада.

– Я могу сегодня попасть в ее квартиру? Вы мне поможете?

– Поезжай, ключи я тебе дам. Но постарайся сделать это незаметно. Помнится, я давал тебе ключи и от квартиры Пресецкой. И где результат? Где незамеченные улики? Все это, поверь мне, пустая трата времени. Мартышкин труд – искать то, чего там уже в принципе не может быть. После того как там поработали мои ребята, там ничего, кроме грязи, не найдете. Вы, ребята, похоже, стоите на месте? Что случилось с вашим чутьем? Я завалил вас информацией, а вы отмалчиваетесь. Неужели ничего не нарыли про двух подруг? Почему ничего не скажете о том, как они делили Бобрищева? Ведь ты же, Юля, наверняка беседовала со Званцевой об этом. Что интересного она рассказала тебе об этом человеке?

– Он действительно встречался одновременно с двумя подругами, но любил все же Пресецкую. А она в последнее время не ладила с ним из-за того, что он, по словам ее подруг, иронизировал по поводу ее занятий живописью. Зоя не стала терпеть его грубость и прогнала его, отказалась даже от денег и устроилась в фирму «Эдельвейс», как вы уже знаете. Но фирма-то его… Поэтому мне трудно что-либо сказать об истинных отношениях между Бобрищевым и Пресецкой. Ясно одно – когда у него не клеилось с Зоей, он отправлялся за утешением к ее подружке. Не понимаю и того, почему, будучи все-таки любовником Званцевой, он не помогал ей материально. Это не похоже на Бобрищева. Он производит впечатление порядочного мужчины, для которого помочь женщине, с которой ты спишь, – святое дело.

Юля вдруг поняла, что теряет драгоценное время. Им пора было уходить – Игорю надо было успеть на поезд. И хотя поездка в Москву мало что обещала, попытаться найти причину, заставившую Пресецкую провести в столице целых две недели, все же стоило. Тем более что, как сейчас выяснилось, деньги на ее счет стали поступать именно после этой поездки. А что, если ее возлюбленный, от которого она забеременела и кто явился ее же убийцей, живет в Москве?

Пообещав Корнилову держать его в курсе дела, Юля забрала у него ключи от квартиры Званцевой, выпросила адреса всех квартир, принадлежащих Холодковой (их оказалось четыре), и они с Игорем поехали домой. Надо было успеть изучить записную книжку Пресецкой, выписать нужные номера телефонов, а еще лучше снять ксерокопии со страниц, затем собрать Игоря в дорогу, а самой наведаться сначала на квартиру Званцевой, а потом еще раз побывать дома у Пресецкой. Таков был план действий.

Но уже дома, листая записную книжку, она поняла, что Игорь отправляется в Москву напрасно. Скорее всего Зоя ездила туда просто так – потратить деньги. И этот вывод Юля сделала именно после того, как изучила записную книжку. Да, как и говорил Корнилов, ничего интересного она собой не представляла. Да и записей было в ней меньше, чем ожидалось. Многие номера были знакомы и Юле: водоканал, ремонт телефонов, библиотека, справочные вокзала, аэропорта, аптеки, театры, горгаз, цирк, сберкассы, жэк, филармония, почтовое отделение и десятки магазинов… Из фамилий знакомыми оказались «Званцева», «Холодкова», «Коршикова»…

Шубину, также долго вертевшему в руках записную книжку, повезло больше. Среди номеров телефонов магазинов он случайно нашел семизначный. Судя по всему, московский. Магазин назывался «Гал. АРТ», и в скобках было «Кутузовск. пр.».

– Думаю, это какой-нибудь художественный салон, где она покупала свои краски или холсты, – предположила Юля.

Игорь уехал на вокзал, а Юля еще какое-то время сидела за столом и черкала в своем блокноте, анализируя все, что ей удалось узнать в последнее время, и пытаясь свести воедино полученную информацию. Она так увлеклась, что не услышала даже, как Наташа два раза сказала ей о том, что ей надо в парикмахерскую. Но не могла же девушка просто так взять и уйти, оставив Юлю наедине с малознакомой особой. Холодкова ей не понравилась сразу. «Я бы ни за что не положила ее в свою кровать. Она как змея внушает мне ужас».

В дверь постучали. Юля вздрогнула. Заглянула Наташа и сказала, что Холодкова проснулась и просит чаю.

– Вот и отлично.

От Юлиной недавней уверенности в себе не осталось и следа. Ей было почему-то стыдно смотреть в глаза Холодковой. Слыша шаги за дверью и зная, что та сейчас войдет к ней, Юля заставила себя принять расслабленную позу на диване, чтобы встретить эту истеричную особу, как и подобает хозяйке единственного в городе детективного агентства. Усилием воли она постаралась изобразить на своем лице полную уверенность и спокойствие. Вот только о чем они сейчас будут говорить, она понятия не имела. У нее, несмотря на то что расследование должно было идти полным ходом и уже дать хотя бы первые результаты, не было ни единой зацепки, с помощью которой можно было двигаться дальше. В ее сознании замелькали расплывчатые фрагментарные куски ранее увиденного: бывший муж Пресецкой с бутылкой в кармане; вечный «плейбой» Бобрищев с яблочными ранетными щеками; хитрая контора «Эдельвейс» с накрашенными куклами, играющими на компьютерах; и, наконец, две удушенные женщины, остриженные наголо… Ни алиби, ни мотивов, ничего… Ах да, еще парик, снятый с головы какой-то лысеющей престарелой особы, обожающей душиться «Пиковой дамой», и коробки с этими самыми «совдеповскими» духами, раскиданные по ракетным точкам по всей области. Дурдом!

– Можно? – Дверь приоткрылась, и Юля увидела порозовевшее от сна лицо Холодковой.

– А… Женя. Проходите. Как вы себя чувствуете? Голова не болит?

– Нет. Как ни странно, чувствую я себя отлично. Но это физически. В душе у меня две незаживающие раны.

– Я понимаю. Сейчас Наташа принесет нам чаю, а пока расскажите мне, пожалуйста, об Ирине. Говоря последнее время лишь о Зое, я как-то упустила из виду Иру. Чем она вообще занималась? На какие средства существовала? Это правда, что она жила на пособие по безработице?

– Как ни грустно, это правда… – вздохнула Женя, разводя руками, словно она здесь ни при чем и ничего не может поделать. – Дело в том, что у Ирочки был неуживчивый характер. Она работала воспитателем в детском саду, но у нее ни с кем из заведующих не складывались отношения. Она постоянно с ними конфликтовала. Ира была человеком бескомпромиссным и говорила в лицо этим мымрам правду.

– Какую правду? Вы можете привести хоть один пример?

– Конечно! Вы знаете, что такое детский сад? Это безграничная власть заведующей, в том числе и бесплатные продукты, которые распределяются между завхозом, заведующей и поваром. Так, во всяком случае, мне рассказывала Ира. Она сама сколько раз была свидетельницей того, как эти люди выходили из детского сада с полными сумками. А Иру это бесило! Тем более что последние годы даже самим воспитателям было запрещено питаться в детском саду, поскольку все подорожало, и если бы им пришлось оплачивать хотя бы даже обед, на это ушло бы ползарплаты. Кроме того, она была против того, чтобы с воспитателей собирали деньги на бесконечные подарки начальству из районо и гороно, она пыталась бороться и с этим. Теперь форточки. В ясельных группах детских комбинатов, где ей приходилось работать, многие воспитатели нарочно открывали форточки и устраивали в группах сквозняк, чтобы дети заболевали и не ходили в сад. Таким образом, возникали эпидемии простудных заболеваний, а воспитатели, вместо того чтобы менять штаны и мыть горшки за двадцатью малышами, оставались с пятью-шестью. Чувствуете разницу? И когда Ира говорила об этом на собраниях, можно себе представить, скольких людей она настраивала против себя. Я пыталась объяснить ей, что своим поведением она лишь портит себе кровь. Ведь та система, которую ей так хотелось разрушить, устанавливалась годами, и люди, у которых она собиралась вырвать изо рта жирный кусок, скорее откусят ей голову, чем позволят что-то менять. И она как будто даже прислушивалась к моему мнению, обещала не вмешиваться и жить спокойно, не высовываясь, но характер есть характер, и спустя какое-то время все повторялось. Ей приходилось менять место работы, и в конечном счете она ее потеряла. И это в наше время!

– Она говорила, что вы брали ее с Зоей к себе на работу, но якобы у них ничего не получилось.

– Правильно. И знаете, почему? Потому что для таких людей, как Зоя и Ира, нужен кнут, дисциплина. Являясь их подругой, я не могла требовать от них того, что потребовала бы от других. Мне вот, к примеру, надо было, чтобы они ходили по организациям и заключали договора с фирмами на обслуживание моим справочным агентством. Двадцать процентов за то, чтобы Зоя, скажем, пришла к директору какой-нибудь фирмы и, мило улыбаясь, предложила ему свои услуги – по-моему, это круто! Если контракт тысяч на семь-восемь, то и гонорар, соответственно, неслабый. Но они вдвоем заключили всего пару контрактов, да и то не совсем удачных. Спрашивается, кто им мешал делать деньги?

– А чем занималось ваше справочное агентство?

– Мы собирали банк данных о товарах в магазинах. Вы, допустим, хотите купить диван, звоните нам, и мы бесплатно сообщаем вам, в каком магазине и по какой цене вы можете купить диван.

– Женя, но ведь такое агентство давно существует, – осторожно сказала Юля, боясь, что, быть может, не поняла принцип работы холодковской конторы.

– Ну и что?! – возмутилась та, как если бы ждала этого вопроса. – Им просто повезло, что у них трехзначный и легко запоминающийся телефон. Я же не виновата, что мне не удалось выкупить телефон с более привлекательным номером. К тому же он стоил немалых денег.

И Юля поняла, почему ни Зоя, ни Ира не стали заниматься этим делом. Вероятно, Холодкова надеялась их руками делать самую сложную работу – заключать договора с магазинами и фирмами, поставляющими товары, а сама бы имела с этого восемьдесят процентов, лишь следя за работой телефонисток и оплачивая аренду помещения. И это называется подруга?

Ее так и подмывало сказать Холодковой что-нибудь резкое, поставить на место и объяснить, что не надо делать из людей идиотов, тем более если речь идет о близких подругах. Но, подумав, она решила промолчать. Холодкова наверняка давно поняла, что ее идея организовать справочное агентство, альтернативное уже существующему и известному на весь город, обречена. Зато теперь Юля знала, какой благотворительностью по отношению к своим подругам занималась эта энергичная бизнес-леди.

– Женя, ваших подруг убили. Вы, как никто другой, знали их. Скажите, что могло послужить мотивом этих страшных преступлений? Что связывало Иру с Зоей помимо любовных отношений с Бобрищевым? Ведь этих молодых женщин лишили жизни, причем сделал это один и тот же человек, скорее всего мужчина. За что? Подумайте хорошенько и вспомните, не рассказывали ли они вам о каких-нибудь встречах, знакомствах, новых романах? Ведь Зоя ждала ребенка, не говорила ли она вам о мужчине, которого встретила, скажем, в Москве?..

– Да не была она ни в какой Москве! Все это чушь собачья! Что ей там делать? – Холодкова выпалила это на одном дыхании, сильно нервничая, от чего на лице ее появились красные пятна.

– Почему вы так уверены, что она не была в Москве? – спросила Юля, не желая открывать ей правду о Пресецкой, которая выехала из С. в Москву 26 мая, а вернулась обратно лишь 10 июня.

– Да потому, что я знаю Зою. Она – человек очень тяжелый на подъем.

– Хорошо, оставим это. Тогда ответьте мне, пожалуйста, откуда у нее было столько денег? Ведь ее квартира ломится от дорогих вещей! И еще: зачем она устроилась в «Эдельвейс», если у нее и без того было на что жить…

«И это еще мягко сказано», – подумала про себя Юля.

– Она была на содержании у мужчин, это же ясно.

– У кого именно, вы можете назвать этих людей? Вы знакомы с ними? Фамилии, имена, адреса, телефоны! Кому, как не вам, знать о Зое! Да и об Ирине тоже!

– Я знаю только про Бобрищева, потому что у них именно с ним была наиболее продолжительная связь. Что же касается других любовников моих подруг, то это были, как правило, случайные знакомства, о которых они не любили говорить…

Юля понимала, что Холодкова лжет, но ничего не могла поделать. Три одинокие женщины, встречаясь, первым делом обсуждали свою личную жизнь. Уж во всяком случае, это касалось Ирины Званцевой. Она сама могла в этом убедиться в поезде, слушая признания своей попутчицы и поражаясь, как много стрессов приходится переживать женщине с неустроенной личной жизнью, пока она находится в поиске мужа.

Безусловно, Холодкова знает имена и фамилии приятелей Зои и Иры, и если она скрывает их даже теперь, когда подруг нет в живых и любая информация может быть полезна для следствия, значит, на это должна быть какая-то веская причина? В другой ситуации ее молчание расценивалось бы как проявление уважения к чужим тайнам. Но ведь не сегодня, когда два тела лежат в морге!

И тогда она решилась и сказала то, что приберегла как раз для подобного случая. У нее уже не было выбора.

– Хорошо, представим, что вы действительно ничего не знаете о других мужчинах, с которыми они встречались. Или не хотите говорить. Это ваше право. Но тогда скажите мне, разве вам не приходило в голову, что следующей жертвой можете стать… вы?

Женя взялась за голову и закрыла глаза. И так просидела несколько секунд.

– Вы и дальше будете молчать? – У Юли кончалось терпение.

Время шло, ей предстояло еще съездить на квартиры обеих жертв, чтобы еще раз осмотреть их, возможно, встретиться с соседями, поговорить. А вдруг все же кто-то видел человека, входившего или выходившего из квартиры Иры Званцевой или Зои Пресецкой, и мог бы описать убийцу.

Сейчас же перед ней сидела потенциальная жертва, чьи волосы были так же длинны, как и у погибших женщин, и могли быть так же острижены, а голова обрита наголо… Но она либо не хотела признаваться себе в этом, либо была уверена, что ее минует рука преступника.

Холодкова подняла голову. Она смотрела на Земцову затравленным взглядом, к которому примешивалась злость. Юля много бы дала, чтобы узнать, какие чувства переживает сидящая перед ней женщина и какие тайны сокрыты в ее маленькой смешной голове с копной темных волос, небрежно стянутых в узел на затылке.

Наташа, которая во время их напряженного разговора не раз входила в комнату, чтобы принести чай, пирожки и затем убрать со стола, как бы между прочим заметила:

– Вообще-то я хотела в парикмахерскую…

Холодкова вздрогнула и оглянулась, словно не поняла, кто сказал эту фразу.

– Парикмахерская… – произнесла она сухими губами и тяжело вздохнула. – Какое тихое и приятное слово. Как бы мне хотелось, чтобы все, что случилось с моими девочками, оказалось дурным сном. Чтобы мы по-прежнему встречались, говорили о парикмахерских и магазинах, пили чай или вино, перезванивались по телефону… Чтобы к нам вернулась спокойная и размеренная жизнь, пусть даже мы жили бы трудно и без денег… – она всхлипнула. – Неужели я больше никогда не увижу их?

– Женя, я предлагаю вам провести сегодняшнюю ночь здесь. Вам опасно появляться дома. Убийца может оказаться душевнобольным человеком, и тогда вам грозит опасность. Пусть Наташа сходит в парикмахерскую, я отправлюсь по своим делам, возможно, мне придется установить возле вашего дома наблюдение, а вы пока побудьте здесь. Посмотрите телевизор, отдохните, полистайте журналы, у меня их много…

– Но вы же не знаете, где я живу, – сказала она, склонив по-птичьи голову набок и не спуская с Юли глаз. – И где вы возьмете людей, чтобы установить наблюдение?

– Пусть это вас не беспокоит. Бобрищев заплатил нам, чтобы мы нашли убийцу Зои, а потому мне надо работать. Что касается адреса, то вы мне его сейчас продиктуете…

Холодкова заозиралась по сторонам прямо как тогда, в прокуратуре, словно и здесь, в Юлиной квартире, она все еще надеялась найти кого-то, кто помог бы ей справиться с охватившей ее растерянностью. Но что за ней кроется, кроме страха? И чего именно она боится? Того, что будет третьей по счету среди жертв, которых наметил маньяк-убийца? Или собственного разоблачения?

– Вообще-то у меня несколько квартир, – осипшим от волнения голосом пробормотала Женя, обнимая свои худые плечи костистыми руками и поеживаясь от озноба. – Какой адрес вам дать?

– Женя, вы должны дать мне адрес квартиры, в которой постоянно проживаете, разве непонятно? Вы что, не заинтересованы в том, чтобы обеспечить себе хотя бы какую-нибудь безопасность? С одной стороны, вы выглядите крайне напуганной, а с другой – задаете странные вопросы. Если хотите, можете прямо сейчас отправиться к себе домой…

– Нет, извините, кажется, я на самом деле сказала что-то не то… Просто у меня в голове не укладывается, что какая-то тварь может преследовать теперь и меня… Я не вижу в этом никакого смысла…

– В поступках маньяка, как правило, нет никакого смысла. И если он есть, то ведом лишь ему самому. Предположим, это какой-то ваш знакомый, который знает вас троих…

– Нет! – почти крикнула она и покраснела, словно испугавшись собственного голоса. – У нас не было и нет такого знакомого! И вообще я представить не могу, какая причина или связь может существовать между нами, чтобы вызвать желание убить… нас…

– Тогда тем более вам надо поостеречься и оставаться здесь хотя бы до тех пор, пока мы не выйдем на след преступника. Если у вас и на это есть что возразить мне, то выкладывайте сразу, пока я не ушла.

– Да нет, Юля, кроме слов благодарности и извинений за то, что я вела себя, как самая настоящая идиотка, других слов у меня нет. Безусловно, я останусь здесь и буду ждать вас. Вы же позволите мне пользоваться вашим телефоном, чтобы не запустить свои дела?

– Звоните куда угодно.

Она оставила Холодкову перед телевизором – та энергично нажимала на кнопки пульта…

Юля вышла в переднюю и увидела Наташу, набиравшую номер телефона.

– Здравствуйте, вы не могли бы пригласить Михаила Георгиевича? Да? Хорошо, тогда скажите ему, что к нему придет сейчас Зима. Да нет, вы не ослышались, у меня фамилия такая – Зима. Ничего… Спасибо.

Услышав шорох, Наташа вздрогнула и резко повернулась. Но, увидев Юлю, испустила вздох облегчения.

– Фу ты, испугалась… – покачала она головой. – Я уж думала, что это Холодкова… Я ее, если честно, побаиваюсь.

– Я тоже, – отозвалась Юля, заинтересовавшись, кому это только что звонила Зима. – Так ты в парикмахерскую или к… Михаилу Георгиевичу?

– В парикмахерскую и одновременно к Михаилу Георгиевичу. Это мой мастер. Я давно хожу только к нему. Правда, на некоторое время он исчезал из моего поля зрения, потому что раньше он работал в парикмахерской, находившейся в одном доме с библиотекой, где я работала, а теперь вот мне сказали, что они переехали в другое помещение и что это теперь не обычная парикмахерская, а салон. Если хочешь, я могу познакомить тебя с ним. Пусть даже ты и не собираешься делать никакой стрижки, все равно, поверь мне, это такое удовольствие – прийти к Михаилу Георгиевичу, сесть в кресло, расслабиться и улететь… А он, даже если ты попросишь его укоротить твои волосы всего лишь на сантиметр, так ублажит тебя, что тебе не захочется выходить из парикмахерской. К тому же он такой приятный мужчина.

– Почти такой же, как Шубин? – усмехнулась Юля, вспомнив, как краснеет Зима при виде Игоря, и испытывая вновь унизительное чувство ревности.

– Юля, что с тобой? Уж не ревнуешь ли ты меня к своему Шубину? – вдруг спросила Наташа без обиняков.

– Ревную, а что?

– Значит, ты все-таки неравнодушна к нему? Вот это да! Тогда и я признаюсь тебе кое в чем. Знаешь, а ведь мне действительно ужас как нравится Игорь. Лучшего мужа и не найти. Только я всегда почему-то думала, что он тебе глубоко безразличен. Или я ошибаюсь, и Крымов… забыт?

Юле был неприятен этот разговор. Тем более ее бесило, когда ей напоминали об отношениях с Крымовым. И кто? Наташа!

– Да, ты права. Крымов забыт, а Шубин, возможно, станет вскоре моим мужем. Но, Наташа!..

– Нет, нет, у меня с Шубиным ничего не было, – опередила ее вопрос Наташа и горько улыбнулась. – Хотя я-то надеялась, что это вопрос времени.

«Вот вам и Наташа-тихоня», – подумала Юля и неожиданно рассмеялась, глядя на пунцовую Зиму. Этот смех на редкость кстати напомнил Юле о том, что, помимо страшных преступлений и присутствия в квартире непредсказуемой Холодковой, в жизни есть еще место радости и даже беззаботности, чего ей в последнее время не хватало. И ей вдруг так захотелось пойти вместе с Наташей в парикмахерскую и отдать себя в руки хорошего мастера, что она даже сказала об этом вслух.

– Ну и пойдем! Какие проблемы? У тебя что, сегодня много дел?

– Не то слово. Мне надо побывать в квартирах убитых женщин еще раз. Да и к Холодковой наведаться не помешало бы…

– Жаль, что у меня назначено, а то бы я составила тебе компанию. Шубина-то нет, страшновато, наверное, ходить по пустым квартирам, в которых пахнет смертью?..

– А ты могла бы пойти со мной?

– Конечно! Я только стеснялась тебе это предложить. По-моему, это жуть как интересно.

– Так, может, ты отложишь свой поход?

– Но я же предупредила, что приду… Прямо не знаю, как и поступить. Нехорошо обманывать Коршикова.

– Кого-кого? Коршикова?

Она где-то слышала эту фамилию.

– Подожди, мне нужно кое-что взять… – Юля оглянулась на дверь, за которой находилась Холодкова, быстро открыла стоявшую на столике в прихожей сумку Жени и достала связку ключей. Наташа смотрела на нее с ужасом. – А что еще прикажешь делать? Мы же должны увидеть все своими глазами!..