Текст книги "Отель «Рай»"

Автор книги: Анна Осипова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 6 страниц)

Домой я вернулась какая-то ошарашенная, задумчивая и все размышляла о том, что батюшка имел в виду. Мне чуть-чуть полегчало, но все равно было нестерпимо больно.

Душа ощущалась точно выжженная, безжизненная пустыня с глубокими трещинами воспоминаний, без малейшего оазиса мечты. Пыльный, сухой ветер обжигал до боли, и некуда было спрятаться. «У Бога времени много…» – вспомнила я фразу батюшки.

И тут в дверь позвонили. Это была единственная моя настоящаяподруга Надежда. Она наконец-то вернулась из Непала, где провела почти все лето. Наша дружба проверена временем и испытаниями, счастьем и несчастьем обеих, бедностью и богатством, а это выдерживают далеко не все отношения. Я даже не могу называть ее подругой, она ближе, чем родная сестра. Она одинаково хорошо водит свой маленький джипик, печет «Наполеон», придумывает и шьет умопомрачительные платья и по ходу пьесы влюбляет в себя всех окружающих: мужчин, женщин, детей, стариков и животных. Мне в жизни повезло, потому что именно эта необыкновенно прекрасная женщина была моей подругой и одновременно крестной матерью Вани. Надя всегда очень холодно отзывалась о моих отношениях с Алешей, постоянно приговаривая: «Ой, не нравится мне этот субчик. Чует мое сердце, вляпаешься, Верка. Не принимай ты его всерьез! Он же в глаза не смотрит! Потом, он тобой все время манипулирует, придирается, снижает самооценку. У него явные комплексы!» Я же уверяла ее, что у Алеши просто израненное сердце, его жалко, а относится он ко мне очень даже серьезно. По прошествии лет Надя привыкла к Алеше и смирилась с тем, что мы, скорее всего, останемся парой.

Я была ей очень благодарна, что в нынешней моей ситуации она не кичилась своей прозорливостью и знанием людей, не твердила самодовольно: «Вот, я же тебе говорила: не доверяй ему!» Любой другой человек при таких обстоятельствах наверняка бы преисполнился собственной значимостью, но Надежда изо всех сил пыталась реанимировать меня.

Я чмокнула Надежду в щеку и уныло прошлепала на кухню традиционно варить кофе. Она любит бразильский, с кардамоном и солью. Вот что-то еще помню, значит, не все потеряно, я еще жива. Надежда разноцветным вихрем плюхнулась на стул. Одета во все яркое, новое, непальское. Настроена Надя была весьма решительно, глаза у нее сияли.

– Так, быстро пьем по чашечке, и я тебя увожу. Ля-ля-ля! А ну, не кукситься, выше подбородок! Все к лучшему, вот увидишь! Свято место пусто не бывает, будешь еще над собой смеяться, а мы посмеемся вместе с тобой на твоей свадьбе. Выглядишь ты ужасно, но собраться надо быстро, иначе пересчитаем все пробки. Быстренько одевайся.

– Куда? – в ужасе вздрогнула я. – Не хочу никуда! Не поеду!

– Мы поедем к одной женщине, она тебе поможет, – уверенно сказала Надежда, энергично размешивая сахар.

– К бабке порчу снимать? Нет, не поеду, ни за что, я только что в церкви была, – констатировала я, глубоко вздохнув.

– Это не бабка, и про порчу и сглаз, а также про «венчик безбрачия» и талисманы на удачу и всякую другую фигню ничего не будет. Я просто знаю, что это очень хороший специалист, – сказала она, покачивая головой в такт своим словам.

– В чем специалист?! Мне сейчас нужен только специалист по крысиному яду! Я пью антидепрессанты, хожу в церковь, советуюсь с батюшкой, встречаюсь с психологами! Мне ничего не помогает, ничего! Мне выжгли душу! Как человек может жить без души, надежды и мечты? Кому верить? Ведьма или психолог? Я разорву любого психолога, который скажет мне, что по Фрейду нужно простить папу, сесть на диету прощения или что-нибудь в таком духе! С папой у меня очень хорошие отношения! Очень! И мне не за что его прощать, папа и Алеша никак не связаны. У меня все внутри изранено так, что живого места нет! – отчаянно запричитала я.

– Ну, ты уже все обо всех и обо всем знаешь! – фыркнула Надя. – Уверяю тебя, не все. А живое место у тебя в душе есть. Это живое место – Ваня и твои родители. Ты обязана возродиться, и чем быстрее, тем лучше. Я тебя отвезу к самому лучшему специалисту, это психолог-алхимик, специалист по любовной зависимости и депрессии. Ты мне веришь, Вера? – вдруг очень серьезно спросила она и внимательно посмотрела мне в глаза.

Я снова расплакалась.

– Верю, тебе верю, – всхлипывала я.

Надюшка-голубушка обняла меня, как ребенка, и нежно покачивала, приговаривая шепотом: «Знаю, как больно, знаю… Поплачь, поплачь…»

– Ладно, твоя взяла, – шмыгая носом, отступила я, – поехали к твоей волшебнице, или как ее там, я только умоюсь и отдышусь, а то еще народ распугаю.

– Не волнуйся, ехать нам в Крылатское, а в моем джипе тонированные стекла, если ты помнишь. Так что до Крылатского проветришься.

Мы довольно быстро доехали до своеобразного дома на повороте в Крылатское, где раньше давали квартиры академической публике. Несколько лет назад я проходила курсы повышения квалификации в Кардиоцентре, а это очень далеко, зато в Крылатском жила моя дальняя родственница по маме, я изредка оставалась у нее ночевать, чтобы ближе ездить. Тогда она решила стать моим экскурсоводом по любимому своему району, и мы гоняли с ней по всему Крылатскому на ее разбитой по правому боку старенькой «девятке». Она с гордостью почему-то все время показывала на этот необычный дом и каждый раз говорила:

– Я знаю, в этом доме квартиры двухэтажные, здесь Котеночкин живет, мультипликатор. Вот хорошая фамилия для мультипликатора!

Она тогда повторила про этого Котеночкина раз сто, а также про соседство Задорнова, семьи Ельцина и прочих известных людей. Поэтому сейчас, когда мы выбрались из машины и зашли в довольно обшарпанный подъезд этого дома, мне показалось, что Котеночкин немедленно выйдет нам навстречу. Но мы беспрепятственно, без всяких мультипликаторов, поднялись в лифте и зашли в одну из квартир. Нас встретила полная румяная женщина лет пятидесяти, напоминавшая луну в полнолуние на южном летнем небе. На ней был надет большой белоснежный фартук, припудренный мукой. В квартире пахло пирогами и корицей.

«Наверное, не ведьма. Слишком приятная», – механически констатировала я про себя и немного расслабилась. Запах в квартире настраивал меня на добрый, позитивный лад.

– Здравствуйте, здравствуйте. Меня зовут Софья Сергеевна, я добрая волшебница, ты – Верочка, я уже знаю, но сначала – чай, – улыбнулась Луна и пригласила нас в кухню, неторопливо и уютно пролетев по чистейшему светлому полу в мягких тапочках с рыжими помпонами. – А после чая я покажу вам квартиру. Она действительно двухуровневая, но не очень-то удобная, честно сказать, – добавила Софья Сергеевна. – Держу ее для проведения встреч с хорошими людьми, и до дачи рукой подать.

Мы с Надей с любопытством вертели головой, но увидели только множество книг на застекленных полках до самого потолка. Я успела разглядеть – Юнг, Мераб Мамардашвили, Ирвинг Ялом, Перлз…

На кухне царила старая Англия – мебель цвета слоновой кости, стилизованная под камин вытяжка, бесчисленное множество аккуратно подписанных баночек со специями и кореньями. Стол сервирован посудой в розочках для чая и заставлен тарелочками с аппетитными пирожками. На мягких стульях высились еще и дополнительные уютные круглые подушечки, вышитые крестиком. Где-то очень тихо играла лютня. Меня охватило чувство какой-то глубокой сладости, покоя и тепла. Может быть, я еще выживу?

– Руки можете не мыть, я дам вам специальные горячие салфетки с розовым маслом, почти как в японских ресторанах. Ароматерапия! – улыбнулась добрая волшебница, вынимая розовые теплые салфетки и протягивая нам. – Сначала чай с пирогами, а потом все остальное, идет?

Мы с Надей переглянулись и рассмеялись, устраиваясь за столом.

Чай оказался тоже необыкновенным: с насыщенным крепким вкусом, легкой ноткой бергамота и оттенком тимьяна. Приятно пить чай нужной крепости и температуры из тонкого фарфора, закусывая пирожками с яблочной начинкой, сидя рядом с надежной подругой Надеждой и доброй волшебницей Софьей. Мы с аппетитом уплетали угощение, не касаясь цели нашего визита. Хозяйка дома заботливо подливала нам чай и дождалась того момента, когда мы с Надей разомлели и насытились.

Тут Софья Сергеевна вдруг стала серьезной, в одно мгновение превратившись в преподавателя университета. Она пригладила волосы, стянутые в аккуратный пучок, сняла белый фартук и сказала:

– Вера, я кое-что знаю о вашей ситуации. Наденька мне рассказала и о вас, и о том человеке. Алеша его зовут, кажется, да?

Я кивнула, вздохнув.

– Мы представляем направление, которое очень мало известно у нас в стране. Это ноэтическая динамика, учение о сознании. Поэтому вы можете быть совершенно спокойны: приворотов, отворотов и всего этого чернокнижного хозяйства не будет. Мы сделаем некоторые легкие процедуры, и ваше сознание приведет вас туда, куда нужно. Пойдемте в комнату, на второй этаж. Надеюсь, вы больше меня не боитесь, поэтому Надюшу мы можем отпустить.

Я совершенно спокойно последовала за Софьей Сергеевной, звонко чмокнув на прощание Надю в теплую и румяную щеку.

– Все будет отлично, вот увидишь, – шепнула мне она и показала большой палец.

Мы с Софьей Сергеевной поднялись по скрипучей лестнице. Верхняя комната оказалась просторной. Потолок представлял собой голубое небо с нежными пушистыми облачками, а стены были покрашены необыкновенно яркой синей краской, которой красят стены и окна только в южных странах, из мебели были только несколько глубоких кресел с подлокотниками, два мольберта, большая коробка с пастельными мелками, плетеная корзинка с разноцветными клубками шерстяных ниток и CD-плеер на современной подставке с набором дисков на хромированной стойке.

На полу лежал пушистый розовый ковер, по которому приятно пройтись босиком.

– Вера, ты должна понимать, что именно твое сознание создало ту ситуацию, в которой ты сейчас находишься. Ты не жертва, а творец этой ситуации.

– О нет! Как я могла создать такую жуткую боль, когда находилась в двух минутах от своей мечты? Я мечтала жить в браке с любимым человеком, в доме, родить маленького ребенка… Я не могла создать эту ложь, подлость и предательство, которые сейчас меня окружают. Меня предал не только Алеша, но и Лена, которую я наивно считала своей подругой. Она преподнесла мне ужасающую новость в самый неподходящий момент, когда я ожидала ее меньше всего и не смогла защититься от этого известия. Это было как удар ножом в спину, когда человек совершенно расслаблен и не подготовлен. Она ведь знала обо всем давным-давно и долго скрывала это, выставляя меня дурочкой всем на посмешище. Зачем, за что? Ведь если бы она по-настоящему хорошо ко мне относилась, то подготовила бы меня к новости и нашла бы более подходящий момент, намекнула бы моей маме, что Алешино поведение не идеально… И сейчас я ей уже не интересна, ведь Алеша выбрал ту тетку. Она теперь будет стараться налаживать отношения с ней, хотя терпеть ее не может и прекрасно знает о ее репутации, ей известны все обстоятельства.

– Я задам тебе только один простой вопрос: а была ли ты по-настоящему счастлива с Алешей? – тихо спросила Софья Сергеевна. – Только будь честна сама с собой.

Я замолчала и задумалась. Да, у нас с ним были хорошие моменты – «Белые розы», мечты и все такое, но… Надо честно признаться, почти каждую нашу встречу он умудрялся довести меня до слез. Причем цеплялся к таким незначительным мелочам, о которых даже смешно говорить! То у меня где-то на туфельке пятнышко, то пуговица недостаточно аккуратно пришита, то губная помада не гармонирует с цветом блузки, то Ваня недостаточно почтительно ведет себя с ним или неаккуратно есть ножом и вилкой.

Это становилось настоящим мучением, пыткой… Перед встречей с Алешей я по десять раз проверяла, все ли в порядке, но он постоянно тыкал меня, как нашкодившего щенка, в мои недостатки. И всегда мотивировал это тем, что старается только для меня, чтобы я становилась лучше и лучше, что он очень внимателен к каждой мелочи и очень страдает, если что-то не так.

– Нет, наверное, не была… – ответила я после долгого молчания и тяжелого вздоха. – И танцевать он терпеть не может, а я очень люблю…

– А может быть, твой сын был счастлив с ним и нашел в нем отца?

– О нет! Сын ненавидел его и терпел все Алешины издевательства только ради меня. Из последних сил терпел.

– А может, Алеша создал за эти четыре года какие-то особенные, комфортные условия жизни для тебя, сына и семьи?

– Нет, он не особенно старался что-то делать, если честно, много чего обещал, но почти ничего не сделал, – с глубоким вздохом ответила я.

– Да, все это так. Твое бессознательное решило создать ситуацию, чтобы Алеша изменил тебе и ты об этом узнала.

– Нет-нет! Я старалась делать все для Алеши! – с жаром возразила я.

– Вот именно. Твоя искренность, забота и любовь наскучили ему. Такими мужчинами, как Алеша, надо манипулировать. Нельзя быть ласковой, любящей и верной. Это приводит к краху. Скажи, ты можешь сейчас на левом мольберте нарисовать то, что ассоциируется у тебя с Алешей до того, как ты узнала обо всем?

Я задумалась, закрыла глаза, на нетвердых ногах подошла к левому мольберту и нарисовала на большом белом листе голубым пастельным мелком белые розы в хрустальной вазе, лежащую рядом книгу, зеркало, в котором отражается домик с лужайкой, и фигурку ангела с маленькими крылышками.

– А почему все одним цветом? – спросила Софья Сергеевна.

– Чистота. Мне нравилась в нем чистота и порядочность.

– А что ты видишь сейчас? С чем ассоциируется Алеша сейчас? Нарисуй на правом мольберте.

Моя рука зависла над коробкой с разноцветными мелками. Я уже давно знала, с чем он ассоциируется у меня. Я взяла коричневый мелок и изобразила огромную какашку. На весь лист.

– Это собачье дерьмо. Я вляпалась в собачье дерьмо.

– Почему в собачье?

– Несколько лет назад Алеша ездил в Париж. Я попросила рассказать про Париж, ведь я всегда мечтала там побывать. Я ожидала услышать о французской кухне, элегантности француженок, о красоте города, но Алеша начал рассказывать, что на Монмартре он вляпался в собачье дерьмо, безуспешно пытался очиститься. Потом сел в такси, мучился от стыда, что от него воняет, краснел, вышел из такси и тут же снова вляпался в новую кучу. Я слышала эту историю множество раз, он почему-то любил ее рассказывать своим друзьям в разных компаниях и по разному поводу. Как можно такое рассказывать?! Что в этом смешного и интересного? Зачем надо было рассказывать это мне?

Мы помолчали.

Софья Сергеевна приказала:

– Разорви оба рисунка. Очисти свою жизнь.

Я подошла к мольбертам, дрожащими руками сорвала первый лист, разорвала его и заплакала. Потом сняла второй рисунок и с омерзением тоже разорвала в мелкие клочки.

– Сейчас мы устроим костер.

Софья Сергеевна вытащила откуда-то алюминиевую миску причудливой формы, напоминающую жертвенник. Я собрала все куски бумаги, положила туда и подожгла.

Неровные язычки огня плясали, поглощая белые розы, мои несостоявшиеся мечты и надежды, бумагу с нарисованным дерьмом, безжалостно превращая все в пепел. Плохое и хорошее, чистое и грязное.

– В этот момент твоя жизнь становится свободной от этой истории. Ты сможешь идти вперед. Я знаю: тебе очень больно. Нарисуй свою боль и свою душу.

На левом мольберте я нарисовала выжженную, черную пустыню с огромными, глубокими трещинами.

– Да, это тяжело. Сейчас мы будем зашивать трещины.

Софья Сергеевна вновь, как фокусник, вытащила откуда-то красную бархатную подушечку в виде сердца с распоротым боком. Из подушечки выпирал синтетический наполнитель, напоминающий жесткую белую мочалку.

Моя добрая фея поставила передо мной коробку с иголками и нитками, и я накрепко зашила сердце. Оно стало выглядеть гораздо привлекательнее. По мере того как я под звуки далекой лютневой музыки штопала это дурацкое сердце, мне почему-то становилось все легче. Как будто я, как кардиохирург, зашивала свое собственное сердце.

– Ну а теперь попробуй закрыть глаза и представить новую картинку своей души.

Я расслабилась, закрыла глаза и поняла, что моя выжженная пустыня изменилась. Некоторые трещины затянулись, а по бокам стали пробиваться робкие травинки.

– Нарисуй, что теперь происходит.

Я добавила несколько обнадеживающих цветных мазков на первую картину.

Софья Сергеевна расплылась в доброй улыбке.

– Вот и отлично. Ты оказалась очень гибкой и пластичной, быстро сдвинулась в своем состоянии в нужную сторону, и теперь все у тебя пойдет на лад. Каждый процесс должен пройти свои стадии, ты, наверное, знаешь – негредо, альбедо, рубедо. Твое негредо заканчивается прямо сейчас!

«Стоп… Я где-то уже слышала эти странные слова… Негредо… Где?!» – пыталась я вспомнить, но не могла.

Софья Сергеевна стала проделывать какие-то странные движения, я их повторила в разных вариациях, и на этом мы закончили. Оказалось, что мы работали с ней целых три часа! Она выглядела очень довольной и добавила:

– В заключение вот тебе небольшой конвертик с инструкциями. Возможно, ты их знаешь, но сейчас постарайся выучить наизусть и понять душой, тогда все встанет на свои места.

Она протянула мне конверт розового цвета. Там лежали два листка бумаги с изображением радуги, на которых очень красиво были отпечатаны следующие вещи.

Первый листок:

«Я – это я. Ты – это ты.

Я – это Я. На свете нет женщины в точности такой же, как я. Ты – это ты. На свете нет мужчины в точности такого же, как ты. Я пришла в этот мир, чтобы как можно полнее реализовать себя в том направлении, которое я сама избрала или изберу. Я пришла в этот мир не для того, чтобы соответствовать твоим ожиданиям. И ты пришел в этот мир, чтобы полнее реализовать себя в том направлении, которое ты сам избрал или изберешь. Ты пришел в этот мир не для того, чтобы соответствовать моим ожиданиям.

Я – это Я. ТЫ – это Ты. И если мы встретились, то самое главное, что я могу сделать для тебя, – это каждый день утверждать твое неповторимое существование. А самое главное, что ты можешь для меня сделать, – каждый день утверждать мое неповторимое существование. Если я сумею помогать тебе быть тем, кто ты подлинно есть, и ты сумеешь помогать мне быть тем, кто я подлинно есть, это означает, что мы встретились и полюбили друг друга. Если нет – ничего не поделаешь».

Второй листок:

«Правильная сказка.

Давным-давно жила на свете принцесса. К ней приехал принц и спросил ее, не хочет ли она прокатиться на его белом коне. Принцесса ответила: «Мне хотелось бы прокатиться на твоем коне, но сейчас я не могу, потому что занята укрощением собственного белого коня. Прокатись на закате без меня, а я присоединюсь к тебе попозже». Внезапно принц почувствовал себя полным идиотом. Он никогда прежде не слышал ничего подобного. Что-то в его голове щелкнуло, а в груди разгорелся такой огонь, что он не мог с ним справиться. И все потому, что принцесса в нем не нуждалась. И принц сказал себе: «Я должен быть с ней всю мою жизнь». И они полюбили друг друга, поженились и стали вместе любоваться закатом. И она любовно мучила его всю оставшуюся жизнь».

Я завершила чтение и впала в глубокий транс. Во мне явно кипел какой-то мощный алхимический котел, создавая способность понимания.

– Да, да, думай о своем белом коне, а не о принцах, – вывела меня из оцепенения Софья Сергеевна. – Еще чаю?

– О нет… Спасибо… Вы просто волшебница… Это было именно то, что нужно для меня именно сейчас. Я начинаю понимать… – заплетающимся языком сказала я.

– Знаешь, тогда я посоветую тебе сегодня же, прямо сейчас, заглянуть в какой-нибудь достойный, изобильный магазин, например в «Седьмой континент», неподалеку, накупить каких-нибудь свежих, жирных пончиков или еще чего-нибудь очень вредного, с большим аппетитом это съесть, не задумываясь о калориях и фигуре, и со смаком вытереть о себя руки, чтобы появились жирные пятна. Ведь Алеша гонялся за каждым твоим пятнышком, как тюремный надзиратель, верно? Потом можно сдать одежду в химчистку. Договорились?

Я согласно кивнула.

– И если что-то тебе понадобится – звони, приезжай. Буду рада помочь тебе. Да, чуть не забыла самое главное. Не разговаривай ни с кем в течение часа. Ни при каких обстоятельствах. Это очень важно, не расплескай энергию, хорошо? – лучезарно улыбнулась на прощание Софья Сергеевна.

…Я вышла из волшебного дома на улицу. За последние несколько месяцев я впервые увидела жизнь. Вдохнула вкусный свежий воздух, наполненный ароматами приближающейся осени, подставила лицо ветру и взглянула на небо, такое высокое и торжественное, словно хранило в себе какую-то тайну. И пушистые облака были почти такие же, как на потолке у Софьи Сергеевны. Деревья приветливо помахивали цветными листьями, словно танцуя шейк. Танцы – это здорово.

Я еще раз глубоко вдохнула и почувствовала, что боль почти исчезла. Копошилась где-то в глубине, но заметно притупилась.

«Удивительно. Какая-то толстая тетенька, какие-то рисунки, нитки, пирожки… А мне снова хочется жить, и появилась сила для жизни, – мысленно рассуждала я, направляясь в сторону торгового центра. – Белый конь… Да, мне есть чем заняться. За время, пока тратила всю энергию на Алешу и его дела, я забросила свои разработки по травматологии и спортивной медицине, надо бы все довести до ума, оформить заявку на изобретение… Давно пора. Сделаю ремонт в квартире, ведь давно ничего не меняла, думая, что переедем в дом… Куплю новую одежду и обувь себе и Ване, запишусь на йогу. Сейчас пойду в «Седьмой континент», накуплю всего вредного и сладкого. Все сделаю, как она сказала. Измажусь сахарной пудрой и кремом, буду есть прямо в магазине и вытирать липкие грязные руки о свою белую блузку и джинсы. Ура! Я – живая, живая! Бедная Наташа. Как Алеша задолбает ее с пятнами и гигиеной. А я буду свободной от его занудства!»

Так жаль, что нельзя говорить целый час.

Мне ужасно хотелось позвонить Надюшке, чтобы поделиться своим возрождением и поскорее сказать моим несчастным родителям и Ване, что я жива, что мне лучше, что все будет хо-ро-шо!

Мимо проехала машина, из открытых окон которой на полной мощности доносилась песня Верки Сердючки «Хорошо, все будет хорошо». Ничего себе, магические действия какие-то. Вселенная все видит!

Я дошла до торгового центра и спустилась в «Седьмой континент». Вспомнила, что там есть собственная мини-пекарня, где можно взять горячие булочки с наполнителем. Это мне и нужно. Я зачем-то взяла тележку, хотя собиралась купить только булочки и что-нибудь из напитков, решила вернуться и взять корзину и тут почувствовала затылком чей-то взгляд. Я удивленно обернулась. Это был Михаил Михайлович собственной персоной. Он подлетел ко мне улыбаясь и затараторил:

– Ух ты, Вера! Вот это да! Где я тебя встретил! Привет, что, не узнаешь?

Я молча кивнула.

– Слушай, а я гляжу – ты не ты… – оживленно продолжал Ми-Ми, – ты что, со мной не разговариваешь? Я чем-то тебя обидел?

Я достала из сумки ручку и написала на бумажке: «Мне нельзя говорить. Я рада тебя видеть».

– Что, зубы лечила? Или горло, да? – почему-то зашептал он сочувственно.

Я энергично закивала. Пусть горло. Показала руками на горло.

– Может, тебе это… Горяченького попить?

Я согласно мотнула головой.

– Поедем наверх, там есть кофеюшник. А потом все купим. Ты мне очень была нужна, а как тебя найдешь? Но ты так изменилась… Я даже не узнал тебя сперва. Похудела сильно, прическа какая-то странная… Ты не болеешь? Ах, во я дурак, у тебя же горло… А ты мне очень нужна как специалист, – быстро прошептал Ми-Ми и улыбнулся. – А я-то чего шепчу, не знаешь?

Пока шли к лифту, я заметила, что он слегка хромает.

Молчать мне оставалось ровно пятнадцать минут. Забавно, право.

На верхнем этаже комплекса оказалось большое пространство, уставленное столиками. Открывался вид на Рублевское шоссе, по которому наперегонки бежали машины последних марок, обыденно понтуясь друг перед другом.

– Представляешь, хотел тебя искать через передачу «Жди меня». Которую ночь ты мне снишься, ты только не подумай чего… Мне помощь твоя нужна, ты же врач, спасай.

Я молча сидела за столиком и кивала, напоминая самой себе китайского болванчика.

– Давай я официантов потороплю, чтобы тебе что-нибудь горячее принесли. Так у тебя все-таки зубы или горло, что-то я не пойму? Ладно, чай или кофе, лимон или что-то покрепче?

Я написала на салфетке: «Просто кофе. Пока». Не буду же я пачкаться при Михаиле, решит ведь, что меня пора в дурдом пристраивать.

– Нет, просто кофе не пойдет. Здесь десерты очень вкусные, идем, ткнешь пальцем в витрину.

Спорить с Михаилом было бесполезно, он был настроен чем-то меня подкормить, поэтому я не стала сопротивляться. Подошла к витрине и показала на первый попавшийся кусок, кажется, вишневого торта.

Миша быстро все заказал, сел напротив меня и почесал ухо.

– Нервничаю. А вдруг ты тоже не поможешь? Тогда моя жизнь точно покатится под откос. Но что-то ты мне правильное подскажешь, я почему-то уверен. Я в детстве с бабушкой жил в деревне, она меня приучила смотреть сны. Перед сном задаешь какой-нибудь вопрос и говоришь: «Богородица-матушка, ночью пришли мне ответ, укажи путь».

И я всегда знал в школе, даже какой номер билета мне достанется. Так много раз проверял, почти на сто процентов сходилось. Но однажды прокололся! Я как: ничего не учил, на ночь этот вопрос задам, мне номер билета приснится, я встану пораньше, да только его и выучу, прямо перед экзаменом, а еще и шпаргалку сделаю. Но вот на экзамене по литературе не получилось. Вроде приснилось, что Пушкин и Горький, а достался Лермонтов и Шолохов. А я Лермонтова терпеть не могу, злого мальчика, а у Шолохова только пару приколов про деда Щукаря читал. Так им честно и сказал: Лермонтова вашего не люблю, его могут любить только желчные и злые люди, разочарованные и отчаявшиеся в жизни. А мне учитель и говорит: если он в жизни был язвительным и ядовитым, то это никак, может быть, в его творчестве не отразилось, стихи-то прекрасные! А я говорю: нет, «Герой нашего времени» учит пессимизму! И все его стихи про пессимистов! А я – оптимист, и другим того же желаю. Даже прочел пару своих стихов. Они посмеялись, конечно, но мои стихи были очень веселые! Они дарят радость людям!

А Шолохов, что ж… фильм хороший Герасимов поставил, Быстрицкая очень хороша. Кстати, Бондарчук дикий фильм сделал, скажи? Гей в роли донского казака! Вот фильм ужасов-то! Это я отвлекся, а тогда голову поднял гордо и говорю: можете мне ставить два. А они все-таки поставили три! Сжалились, зайчики мои пушистые! За честность и за оригинальный взгляд на творчество Лермонтова. И за мои веселые стихи, конечно!

Сердился я после этого на Богородицу и на бабушку – она еще жива тогда была. А бабушка хитро так взглянет и говорит: «На Бога надейся, а сам не плошай». Ладно, что это я в воспоминания пустился. Ну, словом, у меня одна страсть в жизни – футбол. Три раза в неделю играем с мужиками, больше ничего мне в жизни не надо. Ну еще потанцевать латиноамериканские танцы и в бане попариться с пивком. Все остальное для меня интереса не представляет. И тут вдруг – мениск! Я был в ЦИТО, там все говорят – операция, месяц с костылями, а потом никакого футбола и танцев. А зачем тогда жить, спрашивается? Может, есть еще какой способ, ты же рассказывала в «Раю»…

Я допила кофе, доела вишневый пирог и взглянула на часы. Можно говорить.

– Да, я могу тебя вылечить без операции. Это одно из моих самых удачных изобретений, даже есть патент на способ лечения менисков без оперативного вмешательства.

– Слушай, а ты нормально говоришь. Значит, я тебе горло вылечил кофе и пирогом, а? – хохотнул Миша. – Значит, у меня есть шанс? Правильно, что ты мне все последние ночи снилась!

– Да, я тебя обследую на ультразвуке, подберу специальные препараты и через месяц будешь скакать, – пообещала я Мише серьезно.

Он нахмурился:

– Ты какая-то не такая. У тебя что-то случилось? С Ваней все в порядке?

Я пожала плечами и засобиралась:

– Мне пора.

– А в «Седьмой континент»?

– Уже не нужно, я тороплюсь. – Мне не хотелось продолжать разговор.

– Ты на машине? – спросил Михаил.

– Нет, поймаю.

– Подвезу.

– Не трудись, – отнекивалась я.

– Нет, подвезу, ты теперь – моя единственная надежда, личный доктор. Буду на тебя дышать, беречь. Заодно похвастаюсь новой машиной. Представляешь, приехал из «Рая», помнишь, мы там писали про мечты, то-се. И купил! Хотел новую машину купить, именно эту модель, именно этот цвет! Так что действует отель-то.

– Не на всех. У меня ничего не сбылось, а наоборот, все разрушилось, до основанья, – вздохнула я.

– «До основанья, а затем… мы наш, мы новый мир построим – кто был никем, тот станет всем», – пропел Миша. – Это теперь гимн Рублево-Успенского шоссе и Ксюши Собчак. – Тут Миша развернулся ко мне всем корпусом и посмотрел прямо в глаза. – Слушай, а ты что, вообще не воспринимаешь меня как потенциального ухажера, как мужика?

– Нет, не воспринимаю.

– Странно, ведь я лакомый кусочек. Женщины автоматически начинают на меня охоту, делают стойку, ведь я свободный, без детей, состоятельный, спортивный. Паспорт чистый. Шутить умею. Танцую хорошо! – серьезно перечислял свои достоинства Миша. Он напоминал детсадовского мальчишку, хвастающего в песочнице.

– И еще в детском саду получил первое место в больших гонках на горшках, – добавила я.

Миша оценил мой грубоватый юмор, и мы одновременно расхохотались.

«Я могу смеяться, – мысленно констатировала я. – А еще сегодня утром собиралась умирать от непереносимой боли нового дня без Алеши… Так что птица феникс возрождается из пепла. Интересно, может, все-таки воспринять его как ухажера?»

Машина у Миши оказалась очень комфортная, водил он хорошо, музыка на «Релакс-FM» расслабляла и убаюкивала, в пробку мы не попали, поэтому поездка доставила мне настоящее удовольствие. Хотелось побыстрее попасть домой и дать всем отчет о волшебном изменении состояния души, которое произошло в течение нескольких часов. Честно сказать, мне довольно приятно было встретить Мишу, который так помог мне пережить пребывание в «Раю». Я была уверена, что тоже смогу ему помочь и вылечу его с легкостью.

Как я хотела увидеть Ваню, зарыться в его русые волосы, обнять, приготовить что-нибудь вкусненькое! Я совсем его забросила из-за своих переживаний. Ничего-ничего, мы наверстаем упущенное. Или упустим наверченное?

Я вошла домой как будто после омовения в живой воде. Меня встретил пыльный коридор, разбросанные по всей квартире вещи, гора неглаженого белья и подвядшие фиалки. Где были мои глаза? Ведь у меня квартира совсем запущена, а я депрессирую. По фэн-шуй так не полагается. Срочно уборку, выброшу весь хлам, может быть, даже чуть-чуть отремонтирую, покрашу, пока Ваня у бабушки с дедушкой.