Текст книги "Беглецы"

Автор книги: Анна Блоубелл

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 3 страниц)

– Нужно торопиться, – донесся повелительный голос барона Осгорна. – Мы и так потеряли много времени.

– Надеюсь, барон Осгорн, ваши преследователи также задержались в пути. Ведь буря одинаково безразлична как к нам, так и к ним.

– Слабое утешение, Старина Баас. В данной ситуации, я больше полагаюсь на собственное чутье, чем на праздные слова.

– И что же оно вам подсказывает?

– Только то, – сухо ответил барон Осгорн, – что когда по пятам гоняться волки, было бы глупо надеяться на то, что их аппетит вдруг пропадет сам собой…

На этой фразе пустопорожняя болтовня была закончена.

– В путь, – коротко бросил барон Осгорн, и плотная группа всадников резво двинулся по заснеженному большаку в сторону далекого перевала.

Первым ехал барон Осгорн и его спутница, оберегаемые со всех сторон личной охраной.

Чуть сзади держались коротышка Мойли, могучий атлант и коренастый пикт. Брул при каждом удобном случае не забывал подбадривать маленького Мойли колючим словцом, не давая ему сверзиться с флегматичного иноходца. За ними плотной группой двигался отряд наемников. Общее число людей в отряде не превышало двадцати человек. Силак немедленно отрядил четверку опытных воинов вперед. Столько же человек он отправил в арьергард, велев им сообщать о малейших признаках опасности.

Копыта звонко стучали по мерзлому насту. Праздные разговоры быстро стихли, сменившись молчаливой сосредоточенностью. Высокий лес, перемежающийся елями и соснами, вскоре сменился мертвой оголенной пустошью, тянувшийся к подножью отдаленных скал.

Довольно скоро отряд обогнал тех торговцев, что ушли немного раньше со двора Старого Бааса. Бледный диск солнца не успел и на четверть сдвинуться с места, как их окружало только холодное безмолвие высоченных гор, да злобные порывы ветра, изредка набрасывающегося на путников с высоты безразличных небес.

К полудню они оставили позади чуть больше десятка заснеженных лиг и вторглись в пределы Аланийского перевала. Впрочем, на карте, которую время от времени доставал барон Осгорн, этот перевал назывался иначе, но точные обозначения в здешних местах, ничего не говорили заезжему путнику, поэтому большинство странников пользовались названиями местных жителей. Сверившись с ориентирами, барон Осгорн махнул рукой в направлении двух безымянных вершин, и отряд двинулся дальше.

Дорога все время петляла, беспрестанно забираясь то в узкие ущелья, то в низины, то в распадки с замерзшими ручьями. Изредка дорогу загромождали высокие завалы из камней, перегораживающие путь на запад. Эти преграды надолго замедляли их продвижения. Тогда приходилась спешиваться и, ведя коней на поводу, пробираться через обледенелые россыпи глыб.

Впереди на многие дни пути не было не одного человеческого поселения. В этой гиблой пустынной местности, похожей на безрадостный пейзаж смерти, где на лету замерзало любое слово, можно было запросто сгинуть не только что с небольшим отрядом, но и с целой армией отборных воинов. Кулл скакал позади барона Осгорна, сознательно держась поблизости от того, кому ненадолго взялся служить.

Несколько широкоплечих охранников, оценили его усилия по-своему, вежливо, но настойчиво оттеснив новичка назад.

Кулл не стал понапрасну горевать по этому поводу, хорошо осознавая, что на их месте он поступил бы точно так же. Брул, ехавший рука об руку с могучим атлантом, проворчал что-то неразборчивое насчет их недоверчивости, присовокупив свои слова звонким шлепком плети. Мойли только хмыкнул, зыркнув хитрым глазом в сторону коренастого пикта. Мороз стоял такой, что дыхание перехватывало, и было не до разговоров.

Девушка стойко сносила все тяготы пути. Закутанная с ног до головы в теплые шкуры белого медведя, она мерно покачивалась в такт лошадиной поступи.

Барон Осгорн постоянно держался возле нее, подбадривая молодую женщину то нежным словом, то заботливой рукой. Несколько раз девушка с любопытством смотрела в сторону Кулла, отмечая его богатырский рост и внушительные плечи.

Уже понемногу начало смеркаться, когда отряд расположился на ночлег возле высокой нависшей скалы. Барон Осгорн помог девушке спешиться. Затекшие ноги и руки плохо повиновались ей. Однако молодая женщина ни словом не обмолвилась о том, что ей тяжело или плохо.

Кулл не сразу углядел темный вход в пещеру. Ведя усталых коней в поводу, люди один за другим проникли в ее темное нутро.

Когда глаза привыкли к полумраку, атлант обнаружил выжженный круг погашенного кострища. Чуть подальше во тьме еще один. Тут же, неподалеку от входа, лежали громадные вязанки хвороста.

Обледенелые комки лошадиного навоза недвусмысленно намекали наблюдательному человеку, где обычно ставили коней.

Видимо, пещера служила временной стоянкой для многих путников, проезжающих мимо.

Воины споро разожгли костер. Через мгновение веселые языки пламени озарили гулкие своды пещеры, с которых свисали длинные узловатые сосульки.

Грозный вид сталактитов сулил непрошеным гостям неминуемую и жестокую расправу, если они только рискнуть встать под их колючие острия.

Прозвучало короткое приказание, и несколько теплых шкур, брошенных на пол, позволили усталой девушке опуститься на землю.

Барон Осгорн что-то тихо сказал ей, склонившись к самому уху. Она мило улыбнулась в ответ, изо всех сил стараясь показать, что чувствует себя превосходно.

Силак что-то негромко приказал своим людям. Во главе с огромным медлительным Дорби несколько бывалых воинов отправились наружу.

В пламенеющем свете костра пространство пещеры выглядело куда большим, чем показалось вначале Куллу.

Он отметил замерзшее озерцо воды в дальнем углу и высокую груду камней, сложенных в странном геометрическом порядке. Мойли перехватил его взгляд и пояснил, что когда-то здесь находился жертвенник горцев, поклоняющихся своим богам.

Брул тут же заметил, что, видимо, горцы в страхе ушли отсюда сразу же, как только заметили макушку Мойли, поднимающуюся из-за горизонта.

– Нет, – ядовито обронил маленький человечек. – Их испугали невежественные пикты, чей пахучий навоз на входе они перепутали с лошадиным.

Лицо Брула покраснело от гнева, но атлант не дал ему возможности поквитаться с остроумным обидчиком.

Спустя полчаса на входе показался Дорби. За ним, словно тени, проскользнули остальные воины.

Знак рукой дал понять Силаку, что вокруг все в порядке и ничего подозрительного не видно. Снаружи остались только трое человек, в чьи обязанности входило охранять вход.

Мужчины мало разговаривали. Без особой нужды никто не бросал лишних слов. Все действовали живо и расторопно, ни выказывая ни пустой суеты, ни бесполезной спешки. Часть наемников принялась готовить ужин, доставая из седельных сумок припасы.

Через некоторое время в прокопченном котелке, подвешенном над огнем, аппетитно забулькало мясное варево. Сочный запах хлеба также не оставил никого равнодушным, не говоря уже о внушительных кусках янтарного сыра и кувшинах с вином.

В отличие от простой, грубоватой снеди воинов, ужин девушки выглядел более изысканно: тонко нарезанная ветчина, жареные куриные ножки, приправленные пряной зеленью, как могли, скрашивали недостаток походной обстановки. Вкупе с фисташковыми орешками и восточными сладостями, убранство ее стола выглядело неплохо. Редкие в это время года фрукты и легкое фарсунское вино дополняли более чем скромное угощение.

Девушка вяло откушала и того, и другого.

Непреодолимая тень усталости лежала на ее миловидном лице.

Барон Осгорн осторожно наполнил ее чашу темно-вишневым напитком, настойчиво уговаривал молодую женщину попробовать терпкого валузийского бальзама, способного утолить не только жажду, но и прибавить сил утомленному телу.

После многочасовой скачки на морозе, люди с удовольствием набросились на еду, с большим аппетитом удаляя голод.

Мерное хрупанье овса со стороны тихо стоящих лошадей свидетельствовало о том, что никто в пещере не обделен вниманием, ни люди, ни животные.

Кривоногий Мойли, вразвалочку ковыляя вокруг костра, позабавил общество дивным рассказом о своих любовных подвигах. По его игривым словам выходило, что в пределах всех известных государств нет ни одного мало-мальски приличного любовника, кроме него.

Брул рискнул ввязаться в спор, остроумно заметив подбоченившемуся коротышке, что отродясь не видывал нормальной женщины шагающей в обнимку с лилипутом.

– В истинном мужчине, – самодовольно ответствовал маленький человечек, – важен не длинный язык, а нежные руки, способные не только приласкать, но и удержать женщину в повиновении.

– Судя по твоим бравым рассказам, выходит, что твои руки всегда были при деле, не так ли? – с затаенной усмешкой поинтересовался Брул,

– Именно так, – важно отрезал Мойли.

– То-то я смотрю, их изрядно укоротили, – от души засмеялся пикт. – Не иначе как после последнего свидания.

Грянул такой хохот, что потолок пещеры едва удержался на своем месте, готовый обрушиться в любую минуту.

Глядя на маленького человечка, нелепо размахивающего короткими руками, можно было подумать все что угодно, но только не о том, что

Мойли способен удержать женщину в повиновении.

Возникшая перепалка немало позабавила барона Осгорна. Девушка также не осталась безучастна к метким наблюдениям находчивого пикта. Румянец, вспыхнувший на ее бледных щеках, свидетельствовал о том, что она, по крайней мере, не скучает. Тем более что ее спутник делал все, чтобы скрасить ее пребывание в таком разношерстом обществе.

Барон Осгорн велел падать Мойли прохладного вина, дабы успокоить карлика крепким хмельным напитком.

Ибо зрелище маленького раскрасневшегося человечка, осмеянного толпой грубоватых великанов, способно было растрогать даже камень, будь у него сердце вместо твердой начинки.

Ночь прошла спокойно, если не считать гулкого эха снежной лавины, сошедшей с горного хребта где-то на юго-востоке.

К утру небо снова заволокли тучи.

Низкая свинцовая мгла нависла над седыми утесами. Снежная поземка, спускающаяся со склонов гор, не предвещала ничего хорошего.

Одно утешение: жгучий морозец несколько поубавил свою прыть.

Быстро позавтракав, отряд двинулся дальше.

Барон Осгорн и грозный Силак скакали впереди, о чем-то тихо переговариваясь.

Возле девушки держался Мойли, стараясь развлечь ее забавными ужимками и стародавними шутками. Их беспрестанно опекали шестеро скуластых мужчин с раскосыми глазами. В их быстрых движениях угадывалась настоящая сноровка тертых воинов, смертельно-опасных для лютого врага и надежных для товарища.

По приказу барона Осгорна они и близко никого не подпускали к молодой женщине. Судя по длинным черным косичкам, виднеющимся из-под пушистых горностаевых шапок, родом они были из малоизвестных северных племен.

Эти молчаливые суровые воины почти не разговаривали друг с другом, перебрасываясь короткими односложными фразами, похожими больше на клекот степных ястребов, чем на людскую речь. Облаченные в добротные доспехи из фарсунской стали, они зорко посматривали по сторонам.

Кулл ехал молча.

Его рысак был неутомим, словно ветер, повинуясь малейшему движению опытного седока. С каждым пройденным часом этот сильный каурый жеребец нравился атланту все больше и больше. Он прекрасно чувствовал всадника, настороженно косясь на него карим глазом.

Копыта звонко стучали по снежному насту. Покачиваясь в седле, Кулл неспешно размышлял о том, как подчас неприхотлива и затейлива судьба человека.

Она бросает его из крайности в крайность, заставляя прибегать к самым различным уловкам, которые предназначены только лишь для того, чтобы он беспрестанно боролся за свое существование.

«А все потому, – услышал атлант как-то раз от желтолицего косоглазого мудреца, прибывшего из таинственной и загадочной страны, лежащей где-то за восточными пределами Грондара, – что в этом причудливом мире нельзя всю жизнь отсидеться ни за пригоршнями золота, ни за крепкими стенами, ни за чьей-то могучей спиной. Ибо жизнь, со всеми своими напастями, словно хитрая змея, рано или поздно найдет слабое место и проникнет в твою житейскую крепость, сумеет сделать так, что ты потеряешь все, чем сумел обзавестись за долгие годы. Запомни, мой юный друг, – произнес напоследок этот желтоликий мудрец. – Только те, кто плывут против грозного течения, выбираются к верховью чистых вод. Те же, кто покорно следуют общему потоку, бессловесно гибнут в пучине скучных обстоятельств».

Пригоршня колючего снега, брошенная в лицо холодным порывом ветра, заставила Кулла пригнуть голову.

Мойли совсем согнулся в седле, защищаясь от налетевшей поземки.

Брул добродушно ухмыльнулся, искоса посмотрев на маленького седока.

– Что, коротышка, уже начал клевать носом, не успев отогреться возле ночного костра? – поинтересовался он у него.

– Да нет, – бодро ответил маленький человечек. – Просто ищу на снегу следы пиктов. Может, они все-таки вернутся и заберут своего болтливого сородича с собой. Иначе кто им будет рассказывать, какие они славные воины. Ведь их язык так остер, что пробивает доспехи не хуже трухлявой палки…

Несмотря на суровую обстановку, царившую вокруг, люди беззлобно засмеялись.

Прислушиваясь краем уха к словам остроумного Мойли, Кулл все больше погружался в собственные мысли.

Размышляя о замысловатости происходящих событий, он легко касался как далеких воспоминаний детства, так и нынешних дней. Его голова была свободна от тягостных ощущений жалких простолюдинов, которыми буквально кишели окраины больших и малых городов.

Кулл был молод и полон сил, но жизнь одиночки, беспрестанно попадающего из одного переплета в другой, наложила на него свой неизбежный отпечаток.

Из разнообразного количества людей, населяющих просторы земли, его отличало не так уж много: всего лишь непоколебимая вера в собственные силы и мужественный характер, подчеркнутые внушительным ростом и твердой волей.

Потомку легендарных атлантов было не свойственно попусту терять драгоценное время.

Он ценил только прямые поступки и надежное плечо друга, не слишком жалуя тех, кто злоупотреблял как праздной болтовней, так и бессмысленным возлежанием на пуховых подушках. Досужие сплетни были ему так же чужды, как песок горячей пустыни для морской рыбы. Сотни мелких стычек с разбойниками и десятки суровых схваток оставили на его теле множество узловатых шрамов, ничуть не осквернив ни его души, ни прямых и честных помыслов.

Чистый, как родниковая вода заоблачных ледников, с мышцами, полными могучих сил, прямой, как летящее копье, он не нуждался ни в пустой жалости, ни в глупом сочувствии, ни в красноречивых уговорах.

Даже воля Богов значила для него не слишком много, ибо их заоблачное участие в людских делах выглядело порой весьма сомнительно, чего нельзя было сказать о хитром коварстве и подлой жестокости.

Нет, – думал атлант, – что бы там не уготовили ему создатели вселенной и каков бы ни был на этой земле его жребий, капризы фортуны волновали его так же мало, как вой степного волка, загоняющего несчастную жертву в смертельный капкан. Он терпеливо сносил все тяготы судьбы, зная наперед, что час его неизбежно придет.

Покинув скалистые берега далекой родины, Кулл окунулся в мир полный неведомых и жестоких опасностей. Перед его спокойным взором менялись великолепные города, богатые государства и экзотические страны. Мелькали незнакомые лица и бесконечные лиги замысловатых дорог.

Вглядываясь в туманную даль будущего, он видел, понимал и чувствовал, что старый привычный мир с каждой пройденным мгновением меняется прямо у него на глазах. Время широкой поступью меняло лик планеты, и Кулл был свидетелем и участником этих необратимых перемен.

Гибли люди, повергались в прах белокаменные столицы и неприступные башни всесильных владык.

Атлант проезжал мимо, не слишком отягощаясь тем, что видели его глаза и слышали уши. Всесильные Боги знают лучше, какие детали пришло время убрать с полотна вечности и что должно исчезнуть во тьме быстротечных веков.

Какой смысл попусту сожалеть о том, чего не в силах исправить. – Кулл глубоко вздохнул. – Что выбито в скрижалях предначертанных событий никому еще не удавалось отменить? Мало ли цивилизаций и континентов кануло во тьме быстротечных веков…

Как ни жаль ушедших лет, бессмысленно горевать о том, что было и прошло? Куда важнее жить тем днем, который дарован самой жизнью. Тем более что каждый новый день несет в себе достаточно изменений, с которыми всесильные

Боги вряд ли бы сумели управиться, не будь у них тех, кто поклоняется им из поколения в поколение, надеясь только на то, что Боги не оставят их без щедрой награды.

По лицу атланта пробежала легкая тень, губы тронула ироническая усмешка.

Во имя Валки, если этому миру суждено погибнуть, даже и тогда Кулл не откажется пройтись по его развалинам в надеже испытать предназначенный рок на прочность.

Иначе и не стоило жить, ибо потомок славных атлантов обязан был уйти из этого мира под рев ликующей толпы, оставив позади себя восторженные воспоминание о своем народе и прекрасной Атлантиде.

Из тех, кто хорошо знал Кулла, никому бы и в голову не пришло упрекнуть этого человека в том, что мысли его оторваны от реальности и блуждают где-то в неведомых далях. Каков бы ни был внутренний мир могучего атланта, он не был ни самодовольным, ограниченным чурбаном, какими полны дворцовые покои большинства королевств, ни легкомысленным мечтателем, ни спесивым болтуном.

Что же касается честолюбия, то, по правде сказать, оно еще никому не повредило, если, разумеется, не считать тех глупцов, что позабыли о здравом смысле прежде, чем сумели чего-нибудь добиться.

К тому же, кто может знать наверняка, как бы вел себя любой другой человек, будь у него в крови чуть больше горячей закваски вместо прокисшей жидкости текущей по дряблым жилам.

Атлант задумчиво покачал головой.

Встреча с бароном Осгорном была для него не более чем мелкая случайность в паутине прочих незаметных случайностей, которыми так богата жизнь. Еще пару дней назад он находился в дешевом кабаке, чуть ли не на самом краю застывшего мира. На дне его кружки плескался кислый напиток, а в кармане гулял ветер. Однако же не успела луна и трижды взойти на ночной небосклон, как он уже вновь сидит на породистом скакуне и скачет туда, где его ждут новые приключения и новые возможности доказать суровому миру, на что способен тот, кто чувствует крылья за спиной, а не груз постоянных неурядиц.

Кулл твердо посмотрел вперед.

Нет, что ни говори, клеветать на обстоятельства было бы глупо, ведь в этом мире всем отмерено поровну: и этой земли, и воды, и солнца, и холода.

Только большинство предпочитает без конца сетовать на неблагодарную планиду, стремясь прикрыть своё бессилие и скудоумие житейскими неурядицами, другие же, стиснув зубы, идут вперед, стойко снося все, что им уготовано неласковыми прикосновениями судьбы.

Будто чувствуя мысли хозяина, каурый нетерпеливо встряхнул рыжеватой холкой.

«Да, дружище, – атлант похлопал жеребца по мощному загривку. – Куда бы ни загоняли нас в жизни коварные обстоятельства, удача все одно, время от времени подбрасывает нам все новые возможности для того, чтобы мы вовремя уловил ее призывный зов. Нужно только вовремя ухватить ее за узду и тогда она сама пойдет тебе навстречу, словно покорная кобыла за твердой рукой хозяина».

Кулл вновь похлопал каурого по загривку. Подбодренной ласковым прикосновением хозяйской ладони, жеребец слегка прибавил шагу. Его подковы, словно пудовые гири, звонкий впечатывались в ледяной наст. Ни конь, ни всадник ни в чем не уступали друг другу. Здоровые помыслы атланта во всем дополняли безудержный бег каурого иноходца

Ближе к вечеру, после целого дня неутомимой скачки, отряд барона Осгорна миновал обширную пустошь, украшенную одинокой скалой, и въехал в незнакомое ущелье. Высоченные горные кручи сразу же вплотную приблизились к людям, давя на них своим окаменевшим угрюмым молчанием.

Брул неприязненно передернул плечами. Ему, жителю зеленых лесов, где жизнь бурлила не хуже кипящей воды, были не по душе ни эти отвесные горы, ни трескучий мороз заоблачных вершин.

Он вяло обронил несколько слов о том, что если бы не пустые карманы в его поношенной куртке, эти суровые места вряд ли узнали бы о существовании пикта. На что непоседливый Мойли незамедлительно отрезал, что эти горы простояли не одну тысячу лет и простоят столько же. Что для них маленький неприметный человек? Всего лишь жалкая муха на просторной ладони вечности…

Пикт тут же пообещал положить занозистого коротышку на эту самую ладонь.

– Надеюсь хоть она, прихлопнет твою ядовитую глотку, – с большим чувством произнес он.

– Не волнуйся, пикт, – миролюбиво заметил Мойли. – Молчание вселенной от нас не уйдет. И тебе, и мне найдется местечко в ее потайных закромах.

Постепенно начало смеркаться, когда всадники оказались возле остатков полуразрушенного моста, переброшенного через глубокую пропасть.

Ее невыразимая бездна, скрытая белоснежным маревом тумана, терялась в немыслимой пустоте. Один из наемников потехи ради сильным ударом сапога сбросил вниз приличный валун. Он канул в пропасть без единого отзвука, заставив людей прочувствовать всю глубину жуткого провала.

– Не иначе как сами демоны уготовили эту могилу, – в полной тишине молвил один из наемников.

Люди ненадолго умолкли, суеверно поминая тех немногих богов, на которых уповали в час непредвиденной опасности.

– Да не трясись ты прежде времени, Филин, – неожиданно звонко откликнулся кто-то, – для твоего тщедушного тела эта бездонная постель слишком велика.

– Зато для тебя в самый раз, Рубан, – неласково отозвался Филин. – Хоть там-то твоей болтовни никто не услышит.

Силак сурово нахмурил брови и велел обоим запихнуть свои длинные языки куда-нибудь на самое дно непомерных глоток. В противном случае он сам это сделает.

Словоохотливый Мойли приобщил к словам Малыша несколько живописных оборотов, заставивших молодую женщину слегка покраснеть.

Пока шла нехитрая перебранка, Кулл внимательно изучил то, что осталось от моста. Часть его все еще каким-то чудом держалась на месте. Узкая полоска бревен шириной не более полутора локтей висела между небом и землей, предлагая всем желающим испытать свою судьбу на прочность.

По правую сторону шаткого сооружения сохранились остатки разрушенных перил, на которых болтался чей-то оборванный ремень. Помятый медный колокольчик, привязанный к его свободному концу, вяло бился о полусгнившие доски. Долгий унылый звук оглашал окрестности безрадостным звоном.

Силак подошел к самому краю провала, проверяя скользкие бревна на прочность.

Убедившись в их надежности, он подал знак одному из своих людей двигаться на ту сторону. Обвязавшись веревкой, воин осторожно двинулся на противоположный край бездны.

Девушка, затаив дыхание, во все глаза смотрела за опасными движениями смельчака. Кулл перехватил ее испуганный взгляд, когда наемник неловко оступился на ледяной поверхности бревен. С трудом удержав равновесие, кряжистый молодец перевел дух и шаг за шагом преодолел ужасный провал.

– Давай, давай, пошевеливайся увалень, – ворчливо подбодрил смельчака Силак. – Проветришь штаны в другом месте.

Хотя в голосе Малыша слышалась недовольство, его глаза говорили совсем о другом. Ибо, каким бы хладнокровным наемником он ни был, ему нельзя было отказать в заботе о своих боевых товарищах. На его месте так бы поступил любой рачительный командир, обладающий хоть каплей здравого смысла. Впрочем, Силаком руководила не только забота о ближних, но и здравый расчет. Поскольку, какую бы кучу золота ты ни получил за свою ратную службу, без надежных напарников его вряд ли удастся унести далеко.

От Кулла не ускользнул ни тон, ни скрытое беспокойство Силака. Наблюдая за его действиями, он только усмехнулся.

Тем временем, очутившись на той стороне, вояка быстро обмотал один конец веревки вокруг торчащего из земли утеса.

Противоположный конец, закрепленный Филином к огромной балке, торчащей на месте исчезнувшей опоры, позволил натянуть веревку над пропастью.

Несколько крепких дубовых бревен, валявшихся неподалеку, также не остались без внимания смекалистых мужчин.

Гортанный окрик Малыша – и вот уже мерзлые стволы деревьев крепко-накрепко перетянуты сыромятными ремнями.

Еще несколько усилий, сдобренных забористыми кабацкими словцами, и довольно прочный мосток переброшен через невыразимую бездну. Получилось незамысловатое, но довольно крепкое сооружение, чуть больше четырех локтей в поперечнике, вполне достаточное для того, чтобы по нему можно было без особой опаски перебраться на противоположную сторону.

Головы лошадям из предосторожности накрыли платками, чтобы они не пугались жуткого провала.

В следующий миг воины без излишней спешки один за другим деловито и сосредоточенно перебрались через бездонную пропасть. Каждый вел в поводу коня, осторожно присматривая за тем, чтобы животное не оступилось.

Переход прошел так быстро и ловко, что молодая женщина даже не успела как следует испугаться.

Только чуть побледневшее лицо, да руки, вцепившиеся в ладонь барона Осгорна, выдали ее напряжение.

Последним шел Дорби. Не успел он и шагу ступить на мост, как позади него из узкой горловины ущелья вылетел отряд черных всадников.

Они скакали молча, не издавая ни угрожающих окриков, ни громогласных воплей, призванных запугать или ошеломить противника. Впереди огромными скачками неслась стая голодных псов. Заметив близкую добычу, собаки яростно взвыли.

Зазвучавший охотничий рожок заставил их прибавить прыти. Вслед за ними под гулкий грохот копыт к кошмарному провалу летело не менее сорока всадников.

Не нужно было обладать хорошим чувством времени, чтобы живо сообразить одну простую вещь: не пройдет и нескольких мгновений, как волна преследователей окажется возле застывшего Дорби. Видя, что ему не уйти, огромный неповоротливый наемник выхватил широкий меч, оттолкнул в сторону свою кобылу и принял боевую стойку.

Люди Барона Осгорна действовали с безупречной слаженностью. Даже Кулл, побывавший во многих кровавых стычках, восхитился их боевой сноровкой и хладнокровием. Часть из них немедленно ощетинилась вскинутыми луками. Другая половина заняла позицию между мостком и лучниками.

Атлант присоединился ко второй группе, на ходу вытаскивая грозный зарфхаанский палаш. Его лицо не предвещало ничего доброго тому, кто осмелится поднять против него оружие.

Сейчас Кулл был на стороне Барона Осгорна в качестве простого воина, чье ратное искусство было по достоинству оценено.

Что с того, что это была всего лишь пьяная потасовка на постоялом дворе? Наблюдательный человек и в обыкновенной драке способен отличить, кто стоит перед ним: заносчивый мальчишка или опытный вояка, способный уложить не один десяток хвастливых мужчин.

Барон Осгорн что-то прокричал ему, но за шумом Кулл не сумел как следует расслышать его слов. До него донеслось только окончание фразы:

– …будешь держаться как можно ближе к шестерке моих берсеркеров!

Атлант только кивнул.

Звонко защелкала тетива луков. В следующую секунду десяток выпущенных стрел нашли свои цели, сея смерть и панику в рядах нападавших.

Несколько коней, буквально нашпигованных стрелами, рухнули на землю, вспучивая ледяную корку наста фонтанами снега. Всадники, выброшенные из седел, повалились на землю. Под лязг исковерканного железа и громкие крики раненых на них накатила следующая волна преследователей.

Однако новый залп лучников уложил и этих смельчаков. В общую свалку на всем скаку вломилась следующая группа всадников, устроив невообразимую сумятицу на краю пропасти. Собакам досталось не меньше.

Те из них, что остались живы, поскуливая, бросились прочь.

Тут уже со страшной силой заработал меч Дорби, превращая упавших людей, собак и коней в дымящие останки. В пылу устроенной бойни наемник крушил головы подвернувшихся лошадей, оскаленный морды псов и чьи-то безумные глаза.

Под лезвие его безжалостного клинка попадались чьи-то вскинутые вверх руки и торчащие сапоги, покрытые стальными пластинами.

Морозный воздух над застывшими горами огласили хриплые предсмертные стоны. В них слышались жуткие проклятьями, перемешанные диким ржанием издыхающих коней. Кого не сумел достать сверкающий меч Дорби, уложили лучники. Их каленые стрелы со смертельным свистом вонзались в глотки тех, кто так неосмотрительно сунулся к полуразрушенному мосту.

Брул довольно оскалился.

– Хороша потеха…

Возбуждение пикта передалось и Куллу. Однако он и виду не подал, что быстротечный бой хоть как-то затронул глубины его души. Опытный воин, он прекрасно понимал, что настоящая схватка предстоит впереди.

Дорби вскинул окровавленный меч и с вызовом засмеялся. Под холодным небесами безымянных гор, подернутыми туманной мглой, раздался его громовой хохот.

У ног великана на обагренном кровью снегу валялось не менее дюжины мертвецов. Стоя над грудой изрубленных тел, громадный наемник откровенно потешался над теми, кто не решался его атаковать.

Видя, что их нападение не увенчалась успехом, отряд преследователей остановился на приличном расстоянии. Позади них из ущелья выехало еще несколько десятков всадников.

Их предводитель восседал на черном, как смоль, жеребце. К нему незамедлительно подскакал какой-то человек, горячо указывая на свалку возле полуразрушенного моста.

Несмотря на расстояние, Кулл разглядел выражение неудовольствия, вспыхнувшее у него на лице.

Тем временем Дорби схватил под узды свою кобылу и направился к краю пропасти. Ступив на скользкие бревна, он осторожно прошествовал на противоположную сторону.

Как только верзила преодолел этот участок пути, Барон Осгорн незамедлительно отдал короткую команду. Несколько человек тут же бросились ее выполнять.

Вместе с Дорби тройка удалых вояк принялась стаскивать сооруженный не так давно мосток в пропасть. Понимая, что им никак не удается сдвинуть тяжеленные бревна вниз, к ним на помощь поспешил Филин и Рубан.

Подбадривая друг друга свирепыми криками, ватага смельчаков, принялась за дело. Противники поняли, что добыча ускользает от них, и во весь опор понеслись к страшному провалу. На этот раз они действовали более осмотрительно. При поддержке арбалетчиков большая их часть спешилась и ринулась к людям Дорби. Трое тотчас упали, пронзенные стрелами лучников Барона Осгорна.

Остальные попятились, сея в своих рядах сумятицу и смятение. В спешке один с ужасающим криком обрушился в пропасть. В последний момент он успел вцепиться в плащ ближайшего к нему воина и увлечь его за собой.

Дорби страшно оскалился. Сейчас этот великан был больше похож на разбушевавшееся чудовище, чем на человека.