Текст книги "Стильная жизнь"
Автор книги: Анна Берсенева
сообщить о нарушении
Текущая страница: 9 (всего у книги 24 страниц) [доступный отрывок для чтения: 9 страниц]
– Да господи! – махнула рукой та. – Оставляйте, какие дела. Извините, а вы случайно не еврейка? – поинтересовалась она.
– Нет, – удивленно ответила Аля.
– Может, бабушка или дедушка? – не отставала Бася Львовна.
– Да нет же, – улыбнулась Аля. – Меня об этом даже не спрашивали никогда!
– Вы стесняетесь, – убежденно сказала Бася. – А я вам скажу, совершенно нечего стесняться. Конечно, раньше это старались не афишировать, но теперь же совсем другое дело! Между нами говоря, много различных льгот. Мы с Мишенькой получаем гуманитарную помощь от еврейского общества, к хануке давали хорошую говяжью тушенку и конфеты. Вы знаете, что такое ханука? Вижу, что не знаете, очень даже напрасно. А если б мы хотели, – она понизила голос, – мы бы давно могли жить в Израиле, и Мишенька как ветеран получал бы там такую пенсию, что будь здоров! Но мне это надо – жить с его сыночком и этой паскудой? Она же до сих пор считает, что Мишенька меня осчастливил, прописал в Москве! – Изливая на Алю всю эту лавину сведений, Бася наливала воду в чайник. – Хотела бы я посмотреть, в какой Москве он сейчас жил бы, если б не я! Жулебино он имел бы, а не Москву. Когда сносили наш дом, сколько я обивала пороги? Меня знал весь Моссовет, председатель меня слушал, вот как вы сейчас. И разве можно сравнить эту квартиру с той конурой, которую ему оставил сыночек? Так что вы зря стесняетесь, что вы еврейка, – заключила она.
– Да я и правда – ни сном ни духом! – рассмеялась Аля. – С чего вы взяли, Бася Львовна?
– У вас еврейские глаза, – объяснила та. – Большие, черные и еще такой, знаете ли, элемент, что сразу понятно.
– Не знаю, – пожала плечами Аля. – У мамы точно такие же, только серые. А у папы маленькие, но черные. Так что у меня просто серединка на половинку.
По лицу Баси было видно, что она не поверила ни одному Алиному слову.
– Очень жалко, – сказала она. – А я Илюшке всегда говорю: женись, детка, на еврейке, тогда ты будешь знать, что у тебя есть жена, а у твоих детей – мать! Вот мой старший женился на русской – и какое он имеет счастье? Куда же вы встаете? – удивилась она. – Сейчас чай вскипит, я заварю свежий.
– Спасибо, Бася Львовна, – улыбнулась Аля. – Так передадите записку?
– Это вы не беспокойтесь. – Она опустила записку в карман. – Когда он приедет, я сразу буду знать. А вам, извините, сколько лет?
– Девятнадцать.
– Малое дитя, – кивнула Бася. – А мама знает, куда вы ходите ночевать?
– Ну, я не так часто хожу сюда ночевать, – слегка покраснев, сказала Аля.
– Это дело молодое, – не стала спорить Бася Львовна.
По ее лицу невозможно было понять, как же она все-таки относится к тому, что девятнадцатилетняя девушка ночует у взрослого мужчины. Впрочем, это было Але безразлично. Поблагодарив, она пробралась по заставленному коридору и вышла из квартиры.
Атмосфера дома установилась какая-то похоронная, и Аля винила в этом только себя.
Родители почти не разговаривали ни с ней, ни друг с другом. Даже разгоравшиеся после телевизионных «Новостей» родительские споры о политике, над которыми Аля посмеивалась втихомолку, – тоже прекратились.
Она видела, что отец с тревогой посматривает на нее – наверное, не понимая, почему ее так бурно начавшийся роман не имеет продолжения. Да и мама, несмотря на попытки казаться неприступной, явно переживала. Она даже похудела немного, темные тени появились под глазами.
В тот вечер, когда она отнесла записку, Аля долго не могла уснуть. Известие о том, что Илья вот-вот вернется, растревожило ее. Бася Львовна наверняка передаст записку – значит, он сможет позвонить, как только приедет. Если захочет…
Вот эта последняя мысль и мучила Алю, и мучила все чаще.
Когда они были вместе – пусть совсем недолго! – в ее душу ни разу не закрадывались сомнения. Они принадлежали друг другу безоглядно и безраздельно, он любил ее так же, как она его – всем собою…
Но теперь, когда Ильи не было рядом, Але представилась вся его жизнь, а не только те недолгие часы, что он провел с нею.
Его жизнь показалась ей необъятной! Она не пыталась думать о том, что он делал до их встречи – об этом даже догадаться было невозможно. Но и то, что происходило с ним после…
Что он делает, как живет? Всего в его жизни наверняка так много! Аля пыталась вспомнить все, о чем он ей рассказывал. О клипах, о каком-то деловом обеде… Больше ничего она и не знала. А ведь в его жизни было множество людей, с которыми он был связан гораздо более прочно, чем с нею. Он упомянул мимоходом, что был женат. Но, конечно, та давняя жена не была его единственной женщиной, а может быть, и Аля не была теперь в его жизни единственной. Даже наверняка не была…
Эти мысли не давали ей заснуть, хотя свет она давно погасила. И Аля невольно прислушивалась к родительским голосам, доносившимся из другой комнаты.
– Я не понимаю, в чем состоит наша вина, – слышала она мамин голос. – В чем, по-твоему, я должна обвинять себя?
– Вот именно, что ты не понимаешь. – Отец говорил медленно, в его голосе проскальзывали какие-то незнакомые интонации, но Аля не могла издалека разобрать какие. – Может быть, это ее протест против излишне жестких рамок, в которые мы ее загнали. Ты загнала…
– Да в чем же жесткость?! – возмущалась мама. – В чем я ее ограничивала, можешь ты мне сказать?
– Не могу! – сердито отвечал папа. – Да, я не могу этого объяснить! Но я чувствую, я и по себе это чувствую… Твоя уверенность в том, что все должны жить так, как ты живешь – поддерживать твои взгляды, стремиться к тому, к чему стремишься ты, презирать одни и уважать другие человеческие качества… Ты все решаешь за других!
– Я не понимаю, Андрей, почему ты вдруг…
В голосе матери послышались слезы, и, наверное, она закрыла дверь в комнату, потому что Аля больше не разбирала слов – только напряженные, взволнованные интонации родителей.
Она ничего не могла сделать для них… Она и для себя ничего не могла сделать – только ждать.
Глава 13
Илья позвонил в последний день июля, когда Аля начала думать, что лучше было бы не ждать вовсе.
За этот месяц ожидания она устала больше, чем за все время поступления в ГИТИС. Ее не радовало даже то, что отношения с родителями как будто бы стали налаживаться: наверное, они решили, что Алину экстравагантную выходку можно забыть. Но ей было не до них…
После того как она оставила у Баси Львовны записку, прошло почти две недели. А ведь та говорила, что Илья вот-вот должен приехать! Горячка первых дней ожидания этого «вот-вот» сменилась отчаянием, тоской, апатией…
Аля даже телефон перестала ставить у своей кровати и, когда он наконец зазвонил однажды днем, едва успела добежать на кухню – звонку к восьмому, наверное.
– Алечка! – услышала она. – Здравствуй, милая, наконец я тебя слышу!
В его голосе были радость и нежность, ни с чем нельзя было перепутать эти интонации!.. Дыхание у Али перехватило, она молчала, сжимая трубку так, словно та могла вырваться у нее из рук.
– Алечка, ты не слышишь? – встревоженно спросил он, дуя в трубку. – Плохо слышно, Аля? Погоди, я сейчас перезвоню.
– Не надо, Илюша, не перезванивай, – наконец смогла произнести она. – Я хорошо тебя слышу. Просто… мне уже не верилось…
– Да дела захватили, Алечка. – В его голосе мелькнули виноватые интонации. – Ведь месяц меня не было, а без меня тут все проблемы стопочкой складывались до лучших времен. Когда я тебя увижу?
– Когда хочешь, – ответила Аля.
Она уже справилась с волнением и говорила почти спокойно. Но говорить с ним по телефону, да еще стараться говорить спокойно после того мучительного, невыносимого ожидания, которым были наполнены ее дни, – нет, это было совершенно невозможно!
– Хочу – немедленно! – ответил Илья. – Но получится часов в пять, не раньше. Ты сможешь ко мне подъехать?
Они встретились у выхода из метро «Пушкинская», у самого памятника.
– Счастливое место, помнишь? – сказал Илья, когда объятия его на мгновение разомкнулись и Аля подняла голову от его груди. – Я, знаешь, даже в Японии думал: вот приеду и встречусь с тобой у памятника Пушкину… Прямо как романтически настроенный юноша!
Аля не знала, куда они пойдут, и не думала об этом. Илья никогда не сообщал ей о своих планах, но каждый раз все оборачивалось какими-нибудь счастливыми событиями. И тем более это должно быть так теперь, после разлуки…
– Поедем? – спросил Илья, еще раз целуя ее. – Ты извини, всего два часа в моем распоряжении.
Его машина была припаркована в двух шагах от памятника, напротив здания «Известий». Аля наконец разглядела, что это был темно-изумрудный «Фольксваген».
– Почему же ты не спросишь, куда я тебя везу? – спросил Илья, выруливая на Тверскую.
– А мне все равно! – рассмеялась Аля. – Илюшка, я так соскучилась! Мне бы хорошо было, даже если бы мы с тобой просто на лавочке у памятника посидели!
– Зачем же на лавочке? – улыбнулся он. – Мы лучше в студию ко мне съездим. Сегодня же пятница, все уже разбежались. Я тебе не хотел говорить, приберег сюрприз… На завтра одно смешное мероприятие намечается. У меня ведь именины завтра, знаешь?
– Нет, – удивленно ответила Аля.
– Ну да, – кивнул он, – Илья Пророк завтра, оказывается. Я, по правде сказать, и сам не знал, но наша тусовочная общественность бдит. На завтра телевизионщики бенц затеяли.
Он посмеивался в усы, поглядывая на Алю, но глаза у него были не ироничные, а просто веселые – золотистые огоньки плясали в прозрачной, чайной глубине.
– Хочешь принять участие? – спросил Илья.
– С тобой, – кивнула Аля.
– Ну, понятно, что со мной. Но ты будешь исполнять главную роль, – сказал он, но объяснять, в чем заключается главная роль, не стал.
Студия находилась на Шаболовке, в небольшом особнячке, спрятавшемся в переулках неподалеку от метро. У входа стоял милиционер, пропустивший Алю только после того, как Илья расписался в журнале. К счастью, у нее был с собой паспорт: забыла вытащить из сумки месяц назад.
– Раскрутились, что поделаешь! Раньше проще было. Мы, знаешь, когда закуток здесь получили, – рассказывал Илья, – первое, что купили – роскошный диван. Все ржали до слез. Это, говорили, для чего, девочек водить или после девочек отсыпаться? А мне, например, с самого начала хотелось, чтобы все было комфортно, и плевать было, кто над этим зубы будет скалить. Пришел, кофеварку включил, упал на диван – и смотри в потолок, думай… «Мешай дело с бездельем, проживешь свой век с весельем», – как Венька Есаулов масляной краской на двери написал… Ты ее увидишь, эту надпись, до сих пор храним как память, несмотря на евроремонт.
Знаменитая надпись и в самом деле красовалась на белой, с золотой ручкой двери, которую Илья распахнул перед Алей. Сама же студия действительно была комфортна и изящна; впрочем, это Алю уже не удивляло. Чувствовалось, что в этой просторной круглой комнате должно быть одинаково хорошо и работать, и отдыхать – или думать, глядя в потолок…
Аля еще в домашнем кабинете Ильи догадалась, что даже обыкновенные канцтовары – все эти прозрачные коробочки с дискетами, пестрые скрепки, маркеры, степлеры и маленькие разноцветные карточки с короткими пометками, приклеенные в самых неожиданных местах – например, на экране компьютера или на книжном стеллаже, – создают ощущение особой непринужденности. С той же непринужденностью были разложены по полу какие-то эскизы – как будто бы художник на минуту вышел из студии и вот-вот должен был вернуться. И лампочки располагались словно в беспорядке, прикрепленные к длинному кронштейну на потолке или спускаясь вниз, как микрофоны.
Она сказала об этом Илье, и он кивнул, соглашаясь.
– Европейская непринужденность, я бы сказал, – заметил он. – Стильность. Теперь-то оно само собою получается, а сначала приходилось за этим следить. Покупать специально, в приличных фирмах. Ведь это все только кажется мелочами, а на самом деле формирует образ жизни. Можно, конечно, взять обыкновенные советские скрепки – бумаги не разлетятся. Но ты же чувствуешь, что это будет совсем не то? Мне, помню, девицу одну даже уволить пришлось, которая у нас за все эти дела отвечала: никак не хотела понимать…
В студии никого не было, и Аля, не отвлекаясь, разглядывала обстановку.
Ее внимание привлекла картина, висевшая прямо напротив входа и словно притягивавшая к себе лучи внимания каждого, кто открывал дверь. Казалось, что источник света скрыт где-то внутри этой картины, что он не зависит от общего освещения. Этот скрытый свет выхватывал на холсте из темноты небольшой круглый стол, за которым сидели трое. Они склонились над рисунками, разложенными на столе, и на верхнем рисунке тоже были изображены трое, сидящие за столом в рассеянном, таинственном свете… Картина повторялась, уходя в глубину самой себя, и бесконечно притягивала взгляд.
– Кто это? – спросила Аля, завороженно глядя на необыкновенную картину.
– Кто изображен или автор кто? – переспросил Илья. – Нарисованы мы все, и автор в том числе – вон он, Венька, а вот я, а это Костя, он в Америке теперь. – Подойдя к картине, он показал на фигуры за столом. – Немного на Чюрлениса похоже, по-моему. «Сказка королей», что ли. Но в общем, отражает… Вот так мы и начинали: сидели за столом, думали, спорили. Выпивали тоже. Время зря теряли, одним словом! Но без этого едва ли что-нибудь получилось бы. Как и без знаменитого дивана, – усмехнулся он.
– Вы и клипы здесь снимаете? – Аля огляделась в поисках какого-нибудь телевизионного оборудования.
– Нет, что ты, – улыбнулся Илья. – Что ж мы, видеокамерой снимаем? У нас классная аппаратура, и студия более чем профессиональная. Из Японии я еще кое-что привез. А здесь – так, место творческих размышлений. Иди ко мне, Алечка, – сказал он.
Он не сделал паузы после того, как говорил о студии, аппаратуре… Но тон его так переменился, даже голос стал настолько другим, что Аля замерла, всем телом прислушиваясь к его нарастающей страсти.
– Я тебя вспоминал, – сказал Илья, привлекая ее к себе. – Просто физически тебя чувствовал, даже в горле пересыхало – проснусь ночью, вспомню… Грудь твою маленькую, плечики острые, и этот изгиб.
Он медленно провел ладонью по Алиному бедру.
– А мне и вспоминать не надо было, я тебя не забывала, – прошептала она в ответ, прикасаясь губами к его груди и чувствуя его горячую кожу под рубашкой.
– Пойдем на диван. – Его голос стал таким глубоким, что рокотал в самой груди, к которой Аля прижималась лицом. – Я тебя наяву еще больше хочу…
Аля лежала на широком и действительно очень удобном кожаном диване, чувствуя во всем теле сладкий, неутихающий звон.
Илья уже встал и, не одеваясь, подошел к небольшому столику, выгнутому в виде латинской буквы S. На столике стоял белый электрический чайник и белые чашки с одинаковыми логотипами – такими же, как на его визитной карточке.
– Кофе выпьем, – сказал Илья, включая чайник. – Хорошо бы что покрепче, но нельзя, мне довольно серьезная беседа вечером предстоит.
– Кто-то должен прийти? – спросила Аля, пытаясь нащупать на полу свою одежду.
– Не сюда, – успокоил Илья. – И не сию секунду, время есть. Это в бизнес-клубе, я минут через сорок поеду.
– А ты правда обо мне думал? – спросила Аля, снова блаженно вытягиваясь на диване.
– Ну конечно, – кивнул он. – Это такая загадка – отношения двоих… Почему они возникают, почему именно между этими двумя людьми? Ведь у меня не было недостатка в женщинах, и вдруг – ты.
Аля вздрогнула при этих словах и отвела глаза, чтобы Илья не заметил мелькнувшего в них чувства.
– Ты же понимаешь, что до тебя у меня были женщины? – спросил он, бросая на нее быстрый взгляд.
– Конечно… – пробормотала она.
– Ну и хорошо, – кивнул он, подходя к ней; две чашки висели у него на пальцах, а на ладони стояла вазочка с кокосовым печеньем. – Алечка, ты была бы для меня куда менее привлекательна, если бы оказалась обыкновенной наивной дурочкой, каких тысячи среди твоих ровесниц. Хотя мне трудно даже представить тебя дурочкой, – улыбнулся он. – Пластика твоя не позволяет… У меня были до тебя женщины – и случайные, и те, с которыми я жил довольно долго. А теперь у меня есть ты, и ты меня ни с кем не делишь. Тебя удовлетворяет такой расклад? – спросил он, внимательно глядя на нее.
– Да, – кивнула Аля.
Ей нравилась его прямота, хотя никогда прежде мужчины не говорили ей о том, что у них были до нее женщины. Но ведь у нее и не было ни с кем таких отношений, как с Ильей… Она и вспомнить не могла прежних своих отношений с мужчинами; да их и не было вовсе.
– Это я не добродетельность свою тебе демонстрирую, – сказал он, – а констатирую факт. Я ничего не могу тебе обещать, Алечка, – в смысле, никакой сентиментальности. – Он присел на пол рядом с диваном, положил руку Але на грудь. – Ты сумела привлечь мое внимание, а это, поверь мне, нелегко. Меня к тебе потянуло, я не разочаровался сразу и надеюсь, что не разочаруюсь потом. Мне с тобой очень хорошо, мне хочется быть с тобой не только в постели, и тебе, кажется, тоже. Поэтому я позвонил тебе сегодня и позвоню снова, если ты позволишь. Конечно, все это не так рационально, как я сейчас объясняю, – улыбнулся он, смягчая свои слова. – И не холодная логика меня к тебе толкает. Но внутренний каркас наших отношений такой. Может быть, ты настроена более романтично – даже наверняка, и возраст у тебя соответствующий. Но можешь мне поверить: это единственное, что может дать современный мужчина – во всяком случае, моего круга. И это не так уж мало. Держи чашку, сейчас кофе разбавлю, – сказал он, услышав щелчок отключившегося чайника.
Аля молча пила кофе и думала о том, что сказал Илья. По правде говоря, она смутилась, услышав все это. Хоть он и говорил, что не логика его к ней толкает, но все же…
Она вдруг подумала, что среди множества ласковых слов ни разу не слышала от него признания в любви.
«Но разве тебе так уж недоставало его признания? – говорила она себе. – И разве мало ты слышала признаний, которые пропускала мимо ушей? Да ты их могла хоть каждый день выслушивать, от того же Максима. Но каждая улыбка Ильи, каждый взгляд, даже эти прямые слова – не дороже ли они для тебя, чем все признания, вместе взятые?»
– Аля, – мягко произнес Илья, – если тебе надо подумать – подумай. Я понимаю, такой девушке, как ты, может показаться странным то, что я сказал. Ты хочешь, чтобы все было более страстно, самозабвенно. Если ты мне скажешь, чтобы я больше не звонил, – я пойму.
– И больше не позвонишь? – спросила она.
Он сидел на полу у ее ног, по-прежнему обнаженный, прекрасный своей неповторимой, тяжеловатой красотой, которая вся была открыта сейчас ее глазам. Аля вспомнила, как всего десять минут назад все его тело неудержимо стремилось в нее, изгибалось и томилось в ее объятиях…
Хотелось ли ей большей страсти, могла ли быть большая страсть?
– Не уверен, – рассмеялся Илья. – Да, едва ли не позвоню. Все-таки я не настолько бесчувственный, чтобы делать ложно-благородные жесты!
– Ну и я не такая дура, чтобы падать в обморок от честного признания, – заключила Аля. – Только ты меня поцелуй, – жалобно попросила она. – А то мы с тобой как будто сделку совершаем – уточняем условия…
– Милая ты моя, да тысячу раз! – воскликнул он, целуя ее колени. – Всю тебя тысячу раз еще перецелую, каждую ямочку – и эту, и вот эту…
Аля наклонилась к нему, потом сползла с дивана, и они целовались, сидя на полу, забыв об остывающем кофе.
Глава 14
Оказалось, что Аля непременно должна участвовать в завтрашнем праздновании именин.
– Это же огненный праздник, – объяснил Илья. – Вот ты и будешь изображать дух огня. Как раз для тебя роль!
– Что же я буду делать? – спросила Аля.
– Да ничего особенного, – улыбнулся Илья. – Что хочешь: танцевать, двигаться… Огонь изображать! Скажи только, – спросил он, – у тебя есть какое-нибудь платье подходящее?
– Что значит – подходящее?
– Ну, это твое дело, – пожал плечами Илья. – В каком платье ты можешь изобразить огонь?
– Изобразить могу в любом, – засмеялась Аля. – Но ничего подходящего у меня нет.
– Тогда купи, – сказал он. – Я тебе оставлю деньги, купи что-нибудь соответствующее, порадуй себя и меня.
Они договорились встретиться утром у ресторана «Репортер» на Гоголевском бульваре.
– Отвезти тебя домой? – спросил Илья, когда они спустились из студии вниз и забрали Алин паспорт у милиционера.
– Нет, – покачала она головой. – До метро, а дальше я сама. Ты же, кажется, куда-то ехать собирался?
Легко сказать – что-нибудь соответствующее! Что, интересно, соответствует духу огня? И где оно продается?
Когда Аля развернула долларовые купюры, которые дал Илья, ей стало слегка не по себе: по ее мнению, их хватило бы не то что на платье в духе огня, но на вполне приличный гардероб.
Но не на рынок же ехать! Аля вспомнила очень простую, светло-голубую, почти белую полотняную рубашку с крошечным воротником-стойкой, которая была сегодня на Илье, – и решила, что экономить, покупая «то же самое, но подешевле» на Тушинском рынке, ни в коем случае не надо.
Она вышла из метро на Смоленской площади, собираясь пробежаться по центру в поисках чего-нибудь подходящего, открыла дверь в первый попавшийся бутик с интригующим названием «Виртуоз-стиль» – и поняла, что больше бродить по городу незачем.
Все оказалось гораздо проще, чем она предполагала… Не надо было ломать голову, напрягать фантазию – казалось, модельеры всего мира сумели предусмотреть все ситуации, которые могут сложиться в жизни неведомой им Александры Девятаевой.
В небольшом салоне висела одежда всех цветов и фасонов. Пожалуй, даже слишком эклектичной выглядела эта коллекция – Аля не могла понять, какой стиль здесь представлен, – но это было как раз то, что ей сейчас и требовалось. Даже услуги вежливой, мгновенно оказавшейся рядом продавщицы не понадобились, хотя Але никогда не приходилось ничего покупать в подобных магазинах и внимание продавщицы было приятно.
Но что там было выбирать, когда платье, которое она искала, так и бросалось в глаза! Это было мини из такой тонкой кожи, какую Але никогда не приходилось видеть. Платье согревало ладонь, как живое человеческое прикосновение, и радовало глаз ярчайшим красным цветом. Аля вспомнила, как Илья проводил рукой по ее бедрам…
Она сняла платье с кронштейна – оно было легким, как перышко!
Аля знала, что ей почему-то идет красный цвет, несмотря на светлые волосы – из-за черных глаз, что ли? Но если бы и не знала, если бы и не шел – это было ее платье, она просто глаз не могла от него отвести!
– Примерите, девушка? – спросила незаметно подошедшая продавщица.
– Да, – кивнула Аля, а про себя подумала, что можно было бы и не примерять: она словно уже видела себя в нем, и оно сидело как влитое.
Правда, надеть это платье для того, чтобы добраться на метро до Гоголевского бульвара, Аля все-таки не отважилась. Слишком уж оно было коротенькое, слишком вызывающе-яркое, и обтягивало ее фигуру как перчатка.
Свернутое, оно легко уместилось в ее сумочке и не могло помяться по дороге.
Хотя Аля пришла заранее, людей у «Репортера» было уже предостаточно – машины притормаживали, объезжая толпу. Привстав на цыпочки, она пыталась разглядеть Илью у входа, но видела только множество голов впереди и не представляла, как ей пробиться сквозь толпу.
– Ты, наверно, Аля Девятаева? – вдруг услышала она.
Обернувшись, Аля увидела невысокого молодого человека, который почему-то показался ей знакомым, хотя она могла поручиться, что никогда его не видела.
– Да, – кивнула она, с интересом вглядываясь в него.
– А я Веня Есаулов, Илья тебе не говорил? – сказал он. – Пойдем, я тебя через другой вход проведу. А то вчера в «Московском комсомольце» написали про этот перформанс – видишь, что творится? Куды первомайской демонстрации!
Как только парень назвал себя, Аля поняла, почему он кажется ей таким знакомым. Ну конечно, она же видела его картину, и его на картине! Она не замедлила сообщить об этом Вене.
– Надо же! – удивился он. – А мне казалось, моя манера далека от реализма.
– Вообще-то да, – согласилась Аля. – Но это же не внешнее сходство, а более глубокое.
– Хорошо, если так, – улыбнулся ее спутник. – Утешает!
Внешность у человека, который вел Алю куда-то в обход толпы, была явно незаурядная. Он был невысок ростом и, при пропорциональном сложении, казался скорее худым, чем стройным. Черные волосы, прямые и длинные, были стянуты на затылке, как у индейца. Блеск угольно-черных глаз показался Але немного лихорадочным.
Впрочем, все в его нервном, трепетном облике почему-то сразу располагало к нему. Веня Есаулов обладал тем редким обаянием, которое не зависит ни от красоты, ни даже от состояния духа. Просто есть оно у человека, и все.
Илью они разыскали в небольшой комнатенке, в которую попали после долгого путешествия по каким-то коридорам.
– Алечка! – обрадовался он и тут же заметил: – Что, не нашла платья?
– Почему – нашла. Где мне переодеться?
– Да хоть здесь. Венька отвернется, если стесняешься, – предложил Илья. – Сейчас начинаем, через пятнадцать минут. Пожарники звонили, уже выезжают.
– А зачем пожарники? – удивилась Аля, зашнуровывая невысокие красные ботинки на каблуках-рюмочках.
– Увидишь, – усмехнулся он. – Илья Пророк все-таки на огненной колеснице на небо вознесся, почему бы не пригласить пожарную машину? Ох ты! – восхищенно заметил он, когда Аля крутнулась перед ним на одном каблуке. – Роскошно! Головка – как цветок, платье – в самую точку, правда, Венька?
Тот тоже обернулся и взглянул на Алю.
– Вполне, – согласился он. – Только украсить надо чем-нибудь. Огню золота не хватает, Илюха! – подмигнул он.
– Ладно-ладно, не учи отца… – хмыкнул Илья. – У меня тоже голова на плечах, не чайник.
Его большая, со множеством карманов, твердая сумка из черного брезента лежала на стуле. Илья расстегнул какую-то «молнию» и достал довольно большую коробочку с надписью «Tiffany».
В коробочке лежало широкое колье, словно сплетенное из плоских золотых ремешков, и такие же «плетеные» серьги. Приподняв Алины волосы, Илья застегнул на ней колье.
– И сережки вдень, – сказал он. – Ну как?
– Грубовато, золота на килограмм больше, чем надо, но к нынешнему случаю – самое оно. Стильная девушка, – заключил Венька. – Одобрям-с!
Аля не могла разглядеть, как смотрится колье у нее на шее, но серьги были потрясающие, это она видела, держа их на ладони. И они удивительно шли к ее платью, Илья как будто к нему их и подбирал!
– Как же ты догадался? – удивленно спросила Аля. – Ты же платья не видел.
– Значит, у нас с тобой вкусы совпадают, – улыбнулся Илья. – Носи на здоровье!
– Что, это мне? – спросила она с такой непосредственностью, что Илья расхохотался.
– Нет, мне! – сказал он. – Ты поиграешься, потом я надену. Не задавай детских вопросов, Алечка. Теперь ты упакована на все сто, можно начинать.
– Погоди, Илюшка, ее подкрасить надо, – заметил Веня.
– Да, – присмотрелся Илья. – Алька, у тебя косметика какая-нибудь есть с собой? Хотя какая у тебя может быть косметика… Ладно, подождите, я сейчас возьму у девок что-нибудь.
– Не надо, я уже подкрасилась, – попыталась возразить Аля.
– Это ты так считаешь, – усмехнулся Веня. – Не спорь со старшими.
Илья вернулся через пять минут, держа в руках большую черную косметичку с золотым значком «Шанель».
– У Верки взял? – спросил Веня. – Сядь-ка, Сашенька, закрой глазки.
Аля удивилась: никто не называл ее Сашенькой, она даже не поняла, что Венька обращается к ней. Но глаза она послушно закрыла, предоставив ему делать с ее лицом все, что вздумается.
Впрочем, Венька справился в три минуты. Аля чувствовала только легкие, мгновенные прикосновения каких-то кисточек к своим векам, бровям, скулам.
– Можешь открывать, – скомандовал Веня. – Рот тоже приоткрой немного, сейчас губы сделаем.
Он несколько раз провел помадой по ее губам и сообщил:
– Готова. Теперь хоть для «Вог» фотографируйся.
Порывшись в косметичке, Венька достал оттуда пудреницу, открыл ее и поднес к Алиному лицу зеркальце.
– Поняла? – спросил он. – Вот так и будешь краситься при случае. Что хорошего, если при свете лицо будет как блин?
Аля удивленно рассматривала свое лицо. Зеркальце в пудренице было с увеличительным эффектом, и она во всех подробностях видела, как оно преобразилось. Тени, положенные на веки, были довольно яркие, но не выглядели вульгарно из-за перламутра, который Венька нанес верхним слоем. Так же изящно были подчеркнуты скулы, а губы приобрели пленительный, чувственный изгиб, хотя слой помады всего лишь повторил их природную форму.
Аля видела, что во мгновение ока ее облик приобрел то неуловимое очарование завершенности, которого она никогда не могла добиться сама. Да что там – добиться! Она даже не представляла, что это такое…
– Вот это да! – сказала она, подняв на Веньку восхищенные глаза.
– А ты думала, – не без гордости заметил Илья, молча наблюдавший за происходящим. – Я ему сколько говорю: если б хотел, мог бы первым визажистом быть на Москве! Да разве только визажистом…
– Да разве только на Москве! – тем же тоном подхватил Венька. – Ладно, хватит наставлять меня на путь истинный. Все равно без толку. Пошли лучше тусоваться, именинник. Там, кстати, столы накрыли уже? – поинтересовался он.
– Накрыли, накрыли. Только пока охраняют от таких, как ты, а то к началу одни пустые бутылки останутся, – проворчал Илья.
– Ну, мне-то Нюточка всегда сто грамм нальет, – хмыкнул Венька. – Пока, ребята, до встречи на баррикадах!
«Баррикады» перед входом в ресторан Але пришлось наблюдать из открытого окна второго этажа.
– Ты должна потом появиться, чтобы эффект был, – объяснил Илья. – А пока пусть народ оттягивается в полное свое удовольствие.
Перед входом уже стояла пожарная машина, окруженная плотной толпой любопытных. Восемь красавцев-пожарников демонстрировали всем желающим диковинную технику – например, гигантские ножницы, которыми можно было разрезать металлическую дверь квартиры или даже танковую броню.
Гремела музыка духового оркестра, надраенные каски музыкантов и огромные медные трубы сияли в лучах яркого солнца, а по улице гарцевал на коне перед восхищенной толпой атлетически сложенный молодой брандмейстер с такими огромными пшеничными усами, что близстоящие девушки просто визжали от восторга.
Але предстояло изображать огонь уже в помещении, поэтому она могла спокойно любоваться этим бесшабашно-веселым зрелищем.
В ресторан пустили не всех, а только приглашенных; их-то ей и предстояло встречать. Впрочем, не встречать, а отвлекать от роскошных столов уже после того, как была слегка утолена огненная жажда. В первые минуты разгоряченные тусовщики наверняка не заметили бы не то что духа огня, но даже настоящего пожара. Они набросились на всевозможные окрошки и закуски с таким энтузиазмом, что у столов образовалась давка.
