355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Анна Берсенева » Красавица некстати » Текст книги (страница 3)
Красавица некстати
  • Текст добавлен: 21 сентября 2016, 21:19

Текст книги "Красавица некстати"


Автор книги: Анна Берсенева



сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 25 страниц) [доступный отрывок для чтения: 10 страниц]

– Да, пойдемте… – пролепетала Вера.

Но вместо того чтобы встать и пойти в дом, придвинулась к Гайдамаку и прижалась к нему. И замерла, не зная, что он сделает теперь.

Она словно вслушивалась в его тело. Тело было твердым и таким же, как взгляд, нервным, неласковым. Грудь ее ходила ходуном от его дыхания, которое она чувствовала так же, как твердость его тела, – всей собою.

Он молчал долго, Вере показалось, целую вечность. Потом выговорил с трудом, совсем хрипло:

– Зря ты, Вера. Ты б меня по башке со всей силы. Я ушел бы.

– Я не могу, – чуть слышно проговорила она. – Не надо уходить.

Он и сам знал, что не надо. Они оба знали это. И, наверное, оба не могли объяснить, почему. Вера точно не могла.

Они встали со скамейки одновременно. И пошли к дому, все ускоряя шаг.

Когда Вера стелила ему, то разложила диван. Тогда, полчаса назад, она сделала это просто машинально: подумала, что ему тесно будет на неразложенном. А теперь, когда он торопливо раздевался, а она смотрела на белую широкую постель, ей казалось, что она уже и тогда, наверное, знала, для чего делает это.

Впрочем, может, ей вот именно только казалось это теперь, в лихорадочной дрожи, всю ее охватившей.

На него она взглянуть боялась: его нагота ошеломляла, как удар. А он почему-то совершенно не стыдился своей наготы, только спешил стать совсем голым поскорее.

Словно расслышав Верины мысли – даже не мысли, а судорожные, испуганные их обрывки, – он сказал:

– Что ж теперь тянуть? Раз уж так у нас с тобой выходит.

И Вера поняла, что это правда.

Гайдамак подошел к ней. Когда он раздевался сам, движения его были резкими и торопливыми, как будто бы даже злыми. А когда он остановился перед Верой и стал одну за другой расстегивать пуговки у нее на блузке, они стали совсем другие – осторожные, какие-то… недоуменные.

– Ты этого не бойся. – Теперь голос у него был не просто хрипловатый, а такой, словно горло ему перетянули чуть не намертво. – Когда-нибудь все одно случилось бы. Со всеми так.

Если бы он только произносил слова, Вера, может, оттолкнула бы его, так грубы и торопливы они были. Но его руки говорили совсем иначе… Они не спешили, гладя Верины плечи – кофточка уже упала на пол; они были так осторожны, что страх, пожаром сжигавший ее изнутри, успокаивался от их прикосновений. В них, в его руках, не было ни грубости, которая была в словах, ни волчьей неустроенности, которая была во взгляде. И то, что было в этих руках, – это и было самое главное. Он жил долгую и тяжелую жизнь, и главное ушло в него так глубоко, что, казалось, исчезло совсем. Но, выходит, не исчезло и вдруг стало осязаемым, таким, каким и было на самом деле.

Юбку Вера сняла сама.

– Ложись, – сказал Гайдамак. – Да не дрожи так. Я тебе хорошо сделаю.

Лучше бы он молчал, конечно. Но, в общем, это было уже все равно.

Вера легла на постель поверх одеяла и закрыла глаза. Ей не хотелось его видеть – она уже знала, какой он на вид. И слышать его тоже не хотелось – зачем? Чтобы вздрагивать от каждого слова, грубо-бесстыдного? Ей хотелось только чувствовать его руки, бесконечно чувствовать их недоуменную ласку.

Наверное, он понимал это. Или не понимал, а просто делал то, что каждый мужчина делает с женщиной в постели? Этого Вера не знала – ей не с чем было сравнивать. Ничего она про все это не знала! У нее не то что парня не было – она даже не целовалась никогда, и медленные танцы, больше похожие не на танцы, а на объятия, танцевала на дискотеке всего несколько раз, потому что мальчишки медленных танцев стеснялись и чаще бывало, что девчонки приглашали девчонок.

Потому она не знала, правильно ли то, что он делает с нею. Правильно ли, что целует в губы больно и жадно, а потом целует в шею, в грудь, и чем ниже спускаются поцелуи, тем меньше в них почему-то становится этой вот жадности, а больше какой-то медленной страсти?

Но ей и не было дела до того, правильно ли это. Даже в то мгновенье, когда его губы коснулись ее живота, – даже тогда она не почувствовала, чтобы в этом было что-то неправильное. Это было только хорошо, и не хорошо даже, а ослепительно прекрасно! Да, что-то ослепительное вспыхнуло у нее под опущенными веками, и сладкая дрожь прошла по всему телу, когда он спустился губами еще ниже, совсем, совсем, и еще раз поцеловал, и еще… Она не выдержала этой бесконечной дрожи и застонала так же длинно, как он целовал ее. И он ответил ей таким же несдерживаемым стоном, в котором она с трудом разобрала:

– Не могу больше…

Все, что случилось сразу же после этого, оказалось таким ошеломляющим – ее словно ледяной водой окатили. Вера почувствовала, как Гайдамак резко подался по ее телу вверх. Он больше не целовал ее, не гладил – упираясь локтями в постель, он нависал над нею, коленями раздвигал ее колени и с какой-то яростной мощью пробивался в нее. Вот именно пробивался, иначе она не могла это назвать! Вера открыла глаза и с ужасом увидела его лицо – изменившееся, застывшее, исступленное. Его глаза были теперь закрыты, губы закушены, и она понимала, что он ничего не видит, не слышит, не чувствует – только рвется в нее всей жесткой силой своего тела.

Она попыталась сжать колени, но это было бесполезно – он рванул их в стороны так резко, что Вера вскрикнула. При этом он, потеряв опору, упал на нее, придавил сверху. И через секунду она вскрикнула снова, теперь уже от такой боли, которой не ожидала совсем.

– Не надо! – крикнула она.

Но он не слышал.

Если бы эта боль длилась так же долго, как перед тем длились ласки, Вера умерла бы. Во всяком случае, так ей казалось. Но боль была совсем короткой – сразу после Вериного крика Гайдамак вскрикнул тоже. Он вскрикнул как-то зло и глухо и тут же забился в таких судорогах, которые перепугали Веру больше, чем собственная боль.

– Что с вами?.. – пролепетала она. – Вам плохо?!

Ей показалось, что ему не просто плохо – что он умирает! Все его тело выкручивала, сводила, мучила какая-то страшная, непонятная, могучая сила, и он только вскрикивал, коротко, бессмысленно, когда натиск этой силы становился совсем уж невыносимым.

Вере казалось, что это никогда не кончится. Или что кончится его смертью. Но вскоре судороги стали тише, а потом прекратились совсем. Вздрогнув в последний раз, он перекатился на бок и упал на подушку.

Боясь взглянуть в его сторону, Вера замерла рядом. Боковым зрением, самым краем глаза она видела, как возле его головы расплывается по подушке мокрое пятно. Если бы оказалось, что это не пот, а кровь, она не удивилась бы. Все, что происходило с ними, было так же страшно, как смерть. Хотя… Во всем этом была сплошная жизнь. Это Вера чувствовала ясно, но почему это так, не знала.

Она вообще не знала жизни до сих пор, а теперь вот узнала, и жизнь оказалась страшна. Но Вера испугалась ее только в самое первое мгновенье. А потом страх прошел, и ей показалось… Ей показалась очень странная вещь: что страх перед жизнью прошел у нее теперь навсегда.

Но думать о таких смутных вещах было сейчас не ко времени.

– Испугалась? – не глядя на Веру, сказал Гайдамак.

– Нет.

Теперь это было правдой.

– Гад я.

– Но я ведь сама…

– Сама! – хмыкнул он. – Было б тебе хоть лет двадцать. А так – что с тебя взять, с самой-то? Ну, теперь уж не вернешь. – И вдруг добавил совсем другим, каким-то даже веселым тоном: – А и не надо. Невеликое это сокровище, Вера. В жизни и подороже есть. Ты мне поверь, я знаю.

Он действительно знал, это было Вере понятно. Но остальное, но главное – что же теперь будет? – было ей непонятно совсем.

Она не решилась спросить его об этом, но он словно расслышал ее вопрос и без слов. То волчье, что она сразу почувствовала в нем, выражалось не только во взгляде, но и в этой вот нечеловеческой чуткости.

– Уйду я, – сказал Гайдамак. – Сейчас уйду.

– Как? – выдохнула Вера. – Но…

– Так лучше будет, – резко перебил он. – Ничего получше для тебя все равно не сделаю. – И добавил уже помягче: – Правда, Вера. Ну, не сдержался я. Только что с зоны, десятку отмотал… Сама понимаешь, от одного твоего запаха голова закружилась. Да ты и не понимаешь, – с неожиданным смущением сказал он. – Не сдержался, в общем. Хоть и должен был. Но уж теперь сдержусь. Уйду.

Вера молчала. Она была так ошеломлена, что не знала, что сказать. Ей казалось, все в ее жизни должно теперь стать другим. Слишком важным было то, что произошло между ними! И вдруг он говорит, что сейчас уйдет, и это значит, что уже утром, да что утром, уже через час все в ее жизни станет таким, как будто ничего и не было.

Это было так странно, так невозможно, что она не находила слов, чтобы этому противиться.

– Думаешь, хорошо тебе было бы, если б я к тебе надолго прислонился? – сказал Гайдамак. – Я ж теперь даже не политический, Вера. Гордиться нечем. Последнюю десятку за вооруженный грабеж дали. Как в пятьдесят третьем с лагеря вышел, так и… Сначала буханку хлеба спер – посадили. А потом зло взяло: чего стесняться, им можно, а мне нельзя?! Ну и понеслась душа в рай. В кайф пошло. – Он усмехнулся; глаза сверкнули злым огнем. – Тебе такой мужик без надобности. Хоть в этом Игната Михалыча не обижу. – Как только он произнес имя ее отца, лицо его сразу как-то осунулось и постарело. До сих пор он прямо смотрел Вере в лицо, а тут отвел взгляд. – Отвернись, – сказал он. – Оденусь.

Вера отвернулась к стене. До сих пор он не только не стыдился своей наготы, но даже не замечал ее, а теперь вдруг… Но она понимала, почему теперь это стало иначе.

Ушел он не через подъезд, а через палисадник. Вера спустилась по папиной лестнице вместе с ним и проводила его до самого забора. Не то чтобы ей хотелось подольше побыть с ним… Ей даже поцеловать его на прощанье не хотелось. То, что так неожиданно соединило их, было слишком мощно и страшно, чтобы длиться долго. Но делать вид, будто ничего их не соединяло, она не могла.

Прежде чем перемахнуть через забор – он был такой невысокий, что через него без труда перелезал любой ребенок, – Гайдамак взял Веру за плечи и посмотрел ей в глаза долгим взглядом. Что было в этом взгляде? Вера не понимала.

– Что ж они с нами сделали-то, а? – В его голосе прозвучала такая горечь, что Вера вздрогнула от жалости к нему. – Ну, пусть в этом, что сегодня натворил, сам я виноват. Но в остальном-то, в самом первом-то – они! – Теперь уже не горечь, а глубинный, подспудный, а потому особенно страшный гнев прозвучал в его голосе. Вера вздрогнула. – Нелюдями они нас сделали. Во всем я теперь такой, каким человек быть не должен. – Он быстро прижал к себе Веру и, не поцеловав, оттолкнул, так же быстро и почти зло. – Прости. Не поминай лихом.

Его шаги долго слышались в ночной тишине улицы. Вера не подошла к забору, чтобы посмотреть ему вслед сквозь кусты сирени. Она знала, что не будет вспоминать его. Но смутно чувствовала и другое: что не забудет его никогда. То, что она узнала с ним, из-за него узнала, поселилось в ней так глубоко, что… Что должно было определять всю ее жизнь, нынешнюю и будущую.

Что это такое, как это назвать, Вера не знала. Но это было самое сильное чувство из всех, какие она знала до сих пор. Оно болело у нее внутри так же, как все у нее внутри болело после этой ночи.

Не глядя больше на забор, скрытый сиреневыми кустами, Вера пошла по дорожке к дому.

Воспоминание оказалось таким неожиданно сильным и ясным, что Вера вздрогнула, когда оно – то ли во мгновенье, то ли, наоборот, долгой волною – прошло по ее душе. Ей показалось даже, что тот пронзительный запах сирени ворвался в комнату. Хотя этого уж точно не могло быть: за окном стояла осень. Да оно и закрыто было, окно.

Вера встала, на цыпочках прошла в дальнюю, самую маленькую комнатку. Когда-то здесь была родительская спальня, а после Тимкиного рождения стала детская.

Она остановилась на пороге, глядя на спящего сына.

Ничего в нем не было от того человека, совсем ничего! Он был похож на своего деда и больше ни на кого. Хотя… Вера ведь и не помнила, каким он был, Алексей Гайдамак. Какого цвета были его глаза, какой формы губы… Она помнила только отчетливое, ясное чувство, которое появилось у нее внутри вместе с его появлением: что так, как он, выглядит жизнь. В этом ее правда.

Но внешне Тимка не был на него похож совершенно.

И непонятно было, зачем вдруг пришло воспоминание о той ночи.

«Со мной что-то должно произойти, – подумала Вера. – Нет, не то. Я должна что-то сделать со своей жизнью. Так больше нельзя!»

С этой мыслью она и уснула. Может, наутро эта мысль должна была уйти, как уходят многие горячечные, воспаленные ночные мысли. Но сейчас она казалась Вере непреложной.

Глава 6

За продуктами Вера выбиралась редко. Много ли ей одной нужно было продуктов? К тому же года два назад она поняла: времена, когда ее фигура оставалась безупречной без всяких с ее стороны усилий и даже без всякого ее внимания, прошли, и, видимо, прошли навсегда. И кусок колбасы, наскоро проглоченный на ночь, мгновенно добавляет лишние килограммы.

Понимать это было неприятно. Но видеть, как над талией нависают «крылышки», было еще неприятнее. И Вера сначала села на японскую диету – две недели ела то несоленую рыбу, приготовленную на пару, то паровую же капусту, вкусом напоминавшую вареные тряпки, то клейкий рис, – а после диеты стала есть хоть и вкусно, но мало.

Поэтому продукты она покупала редко, зато в дорогом супермаркете, который недавно открылся неподалеку от дома.

Вера катила тележку между полками и изучала этикетки на баночках и коробочках. Впрочем, все это продуктовое изобилие она рассматривала довольно рассеянно. Ей казалось глупым и каким-то даже неприличным чересчур внимательно изучать еду. К тому же у нее был быстрый взгляд, поэтому она, и не сильно вглядываясь, сразу определяла, что ей надо купить, а что нет.

Покупателей было много: офисный день закончился полчаса назад, и Вера попала в магазин в общем потоке. Она уже собиралась идти к кассам, но вдруг что-то привлекло ее внимание. Она даже не сразу поняла, что именно – какой-нибудь необычный товар, что ли? Необычное скользнуло по самому краю ее зрения, но почему-то за этот край зацепилось.

Обернувшись, Вера поняла, что внимание ее привлек не товар.

Рядом с полкой, уставленной бесчисленными соусами, стоял мужчина. Он держал в руке пеструю бутылочку и читал надпись на этикетке.

Что и говорить, на такого мужчину мудрено было не обратить внимание! Он был безупречен. Вера даже оторопела, когда это поняла. Он был высокий, стройный, элегантный. Он был прекрасно подстрижен – не коротко, не длинно, аккуратно. Он был одет в очень дорогой костюм. Ботинки его, тоже очень дорогие, сияли так, что сразу становилось понятно: он приехал сюда не троллейбусом. Но главное было все же не в этих, сразу бросающихся в глаза чертах…

И костюм его, и ботинки, и прическа – все это, явно не случайное, совсем не производило впечатления чрезмерной продуманности, тщательной выстроенности. И на бутылочку с соусом он смотрел таким взглядом, что у Веры даже сердце екнуло. Это был тот самый взгляд, какой и должен быть у мужчины, когда он изучает этикетку на соусе. Или программу телевидения. Или меню в ресторане.

Взгляд был в меру заинтересованный. Вот именно в меру – не рассеянно-мечтательный, но и не слишком сосредоточенный. Не мелочный это был взгляд! Сразу было ясно, что мужчина с таким взглядом правильно понимает иерархию предметов и явлений.

Вера смотрела на него, замерев в проходе между полками. Привелось же такого увидеть!

«А почему, собственно, привелось? – вдруг подумала она. – И почему только увидеть? Он же чей-то, этот мужчина! Дарит кому-то цветы и бриллианты, спит с кем-то, ходит с кем-то в рестораны… Так почему не со мной?»

Месяц, неделю, да еще дня три назад подобная мысль показалась бы ей дикой. А сейчас сразу же всплыла в памяти насмешливая цыганка с ее вопросом: «А ты какого поведения, тяжелого?»

Развернув тележку, Вера направилась прямиком к полке с соусами.

– Извините, это у вас что, карри? – спросила она. – Вы его уже пробовали?

Мужчина поднял глаза. Они были приятного карего цвета.

– Это не карри, – сказал он. – Называется «австралийский соус». Еще не пробовал.

– Тогда и я возьму, – сказала Вера.

– Но ведь я не пробовал, – повторил он. – Не могу вам посоветовать.

– А здесь такое изобилие, что лучше брать наугад, – улыбнулась Вера. – Тогда не ошибешься.

Улыбка у нее была особенная, и она это знала. Когда Тимке было пять лет, он говорил, что от маминой улыбки хочется кувыркаться. Вряд ли у кого-нибудь из мужчин, кроме маленького Тимофея, возникало впоследствии такое желание. Но от Вериной улыбки оживлялся даже Дима и даже во времена его пламенной страсти к преферансу.

– Оригинальная логика! – засмеялся мужчина. – Хотя, впрочем, совершенно правильная.

Он поставил соус в свою тележку. Вера уже изучила собранный там продуктовый набор, пока незаметно наблюдала за ним. Набор был таким же, как взгляд, стрижка, костюм и обувь, – очень мужским и безупречным: красная и белая рыба, стейки из мраморного мяса, очищенный и вымытый картофель в пакете, свежие помидоры и огурцы, оливковое масло, черная икра в стеклянной баночке, бутылка красного вина и бутылка виски. Вере понравилось, что виски он покупает хотя и дорогое, но не коллекционное, которое стоит неприличных денег.

Вообще, его выбор очень ее обнадежил. Ясно было, что товарищ купил продукты не для того, чтобы из них был приготовлен настоящий семейный обед, который может приготовить только женщина. То есть женщина у него, конечно, вполне может быть, но живет она не с ним. Понятно также, что он живет один не первую неделю. Мраморное мясо и картофель свидетельствовали о том, что речь идет не о единственном холостяцком перекусе, а о системе питания. Система Вере понравилась – в меру правильная, не примитивный фастфуд, но и не бабское выстряпывание изысканных блюд для себя, любимого.

Вера поставила в свою тележку австралийский соус и неторопливо направилась к кассам. Мужчина пошел рядом с ней.

Все сегодня оказывалось кстати, все получалось точно и вовремя! Вера почувствовала в груди приятный холодок, которого не чувствовала уже очень давно. Тот самый холодок, который появляется, когда ты понимаешь, что тебе благоприятствует судьба и сопутствует удача.

Удача была и в том, что ее неожиданный спутник успел купить все, что хотел, и тоже, как Вера, уже направлялся к выходу. И в том, что к кассам змеились очереди. И в том, что он никуда не спешил. И в том, что у него, наверное, не случилось сегодня неприятностей на работе – во всяком случае, настроение способствовало разговору.

– Разрешите представиться, – сказал он. – Кирилл.

И это тоже было знаком Вериной удачи. Разве стал бы он представляться, если бы предполагал проститься у выхода из магазина?

– Вера, – сказала она.

Он смотрел прямо и располагающе. Карий цвет глаз очень шел к правильным чертам его лица.

– Вы работаете неподалеку? – поинтересовался он.

– Нет, работаю далеко. Я живу рядом.

– Рабочий день закончился недавно, – объяснил он. – Я и подумал, если вы так быстро добрались сюда из офиса, значит, он где-нибудь поблизости.

Черт возьми, он уже даже делал какие-то логические построения на ее счет! Это было приятно.

– Просто мне повезло с транспортом, – улыбнулась Вера.

– Вы не на машине? – оживился он. – Как же вы понесете сумку? Я вас подвезу.

– Спасибо. – Она улыбнулась еще непринужденнее. – Мне правда недалеко.

Из такого ответа невозможно было наверняка понять, благодарит она для того, чтобы отказаться от его помощи, или, наоборот, для того, чтобы он ее проводил. Интересно, какой вывод сделает он?

Вывод он сделал правильный. Дождавшись, когда Вера расплатится, Кирилл поставил ее пакет в тележку рядом со своим, а на улице сразу направился к темно-синему «Лексусу». Машина в точности соответствовала тому представлению, которое сложилось о нем у Веры с первого взгляда.

Кирилл поставил оба пакета в багажник и открыл перед Верой переднюю дверцу.

– Прошу, – сказал он. – Покажете, куда ехать? Я плохо знаю этот район.

Ехать в самом деле было недалеко, то есть недолго, но Вера по этому поводу не печалилась. Она знала, что сейчас еще не время для долгого разговора. Мужчина должен был расстаться с нею в состоянии неудовлетворенного интереса; для этого довольно было пяти минут. В том, что продолжение последует, Вера уже не сомневалась. Как только она почувствовала у себя в груди этот свежий холодок удачи, все ее действия приобрели необходимую уверенность.

«Почему у меня так давно никого не было? – с некоторым даже удивлением подумала она. – Ведь так просто!»

Впрочем, рассуждать о том, почему всего этого – чувства удачи, правильности своего поведения с мужчиной – давно не случалось в ее жизни, было сейчас не ко времени.

– У вас прекрасный район, – сказал Кирилл.

– Да, – кивнула Вера. – Его в пятидесятые годы строили как такой, знаете, заповедник для интеллигенции. Писателей поселили, ученых, инженеров. Во-он там мой дом, – показала она. – Угол Хорошевского шоссе и Беговой.

– Фантастика! – восхитился Кирилл, останавливая джип перед палисадником. – Идиллический особнячок. И в самом деле очень интеллигентный. Давайте я подниму домой вашу сумку.

– Не стоит, – отказалась Вера. – Да и поднимать некуда. Я живу на первом этаже.

Провоцировать ситуацию, когда она должна будет оставить его на чашку кофе, было совершенно ни к чему. То есть и строить из себя неприступную деву тоже, конечно, не следовало: Кирилл не производил впечатления мужчины, который настолько обойден женским вниманием, что потратит всю оставшуюся жизнь на преодоление чьей бы то ни было неприступности. Но женщина, живущая в интеллигентном особнячке, не зазывает в дом мужчину, с которым пять минут поболтала в супермаркете; это он должен был понять сразу. Да, кстати, пусть заодно помучается, размышляя, нет ли у нее мужа. Ну, не помучается, конечно, но посомневается.

– Спасибо, – сказала Вера, выходя из машины; Кирилл вышел первым и предупредительно открыл перед ней дверцу. – Приятно было с вами познакомиться.

Она произнесла эту фразу так, чтобы в ней невозможно было расслышать ни тени пошлого кокетства – только располагающую непринужденность.

Вера часто замечала, как плохо умеют кокетничать женщины ее возраста и, главное, как мало они осознают свое неумение. Русалочий смех, потупленные глазки, губки бантиком – и все, дама под сорок выглядит круглой дурой.

Она дурой выглядеть не собиралась.

– Могу я записать ваш телефон? – спросил Кирилл.

– Пожалуйста, – улыбнулась Вера.

Он достал аппарат, она продиктовала номер, он пощелкал клавишами… Спрашивать его номер Вера не стала. Она не сомневалась, что он позвонит в ближайшее время. И Кирилл немедленно это подтвердил.

– Всего доброго, – сказал он. – Попробуйте австралийский соус! Поделимся впечатлениями.

«Вот и все, – подумала Вера, краем глаза глядя, как скрывается за поворотом «Лексус». – И всего-то?»

Все это в самом деле было несложно. Надо было только решить, что ей это нужно. Она решила – и все ей сразу удалось.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю