Текст книги "Во власти обольстителя"

Автор книги: Анна Бартон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 22 страниц) [доступный отрывок для чтения: 9 страниц]

Глава 11

Оуэну захотелось поцеловать Аннабелл. Снова!

Он желал прижаться губами к складке на ее лбу и заставить забыть о семейных проблемах. Он был не прочь опять посадить Аннабелл к себе на колени и почувствовать, как ее мягкие ягодицы давят на его бедра. Каждый ее прерывистый вдох волновал его.

Но она была подавлена, и больше всего на свете ей сейчас, наверное, хотелось, чтобы он не тревожил ее.

Большим пальцем Оуэн провел по нежным щекам Аннабелл.

– Я сделаю все, что смогу, чтобы помочь твоей матери. Обещаю. – Аннабелл улыбнулась, и он облегченно вздохнул, поняв, что сказал единственно правильную вещь. Приободрившись, продолжил: – Мне прекрасно известно, что такое переживать за свою семью. Я точно так же беспокоюсь о моих сестрах.

Она нахмурилась, брови скрылись за очками.

– Но они здоровы и счастливы. И вы знаете, что они ни в чем не нуждаются.

По сравнению с ее заботами тревоги Хантфорда представлялись смешными. Это не был вопрос жизни и смерти, однако после того как он лишился обоих родителей, ему в полной мере пришлось ощутить на себе, что означает долг перед семьей.

– Роуз может так и не заговорить до конца своих дней. Это лишит ее всего, что она могла бы испытать в жизни.

Аннабелл внимательно разглядывала дырку у себя на юбке.

– Роуз такая мудрая, и в ней столько тепла… Я иногда даже забываю, что она по-настоящему и не говорит.

– Я тоже. Обиднее всего то, что мне становится все труднее вспоминать ее говорящей. Я не имею в виду только, как звучали ее голос или ее интонации. Но и то, что говорила и как говорила. Она, например, хихикала над сплетнями в бульварных листках. У нее прерывался голос, когда она читала сцену, в которой Ромео находит Джульетту в склепе. А как она распекала меня за потравленных на охоте, по ее определению, «несчастных беззащитных лисичек»… Теперь она молчит, а я словно лишился части ее.

Аннабелл кивнула головой.

– Вы хотите вернуть назад все это, вернуть ее и при этом испытываете вину за то, что не можете принять Роуз такой, какой она стала.

Именно! Оуэн покашлял в кулак.

– Похоже на то.

Разговор с Аннабелл оказался каким-то напряженным, будто для этого ему пришлось задействовать мускулы, которыми он не пользовался последние лет этак двадцать. В то же время Оуэн почувствовал облегчение от того, что удалось высказать другому человеческому существу мысли, которые так долго мучали его. Судя по всему, Аннабелл понимала его. Он переплел свои пальцы с ее и соединил их ладони, радуясь тому, как они подходят друг другу.

– Меня беспокоит не только Роуз. Я переживаю из-за того, что своеволие Оливии, в конце концов, заведет ее не туда. Она всегда была импульсивной, в чем немалая доля моей вины. После смерти отца я был слишком мягок с ней. Мне до сих пор так и не удалось вычислить, кто же из слуг ей приглянулся. Когда я получил твое письмо, то попытался поговорить с ней, но она отказалась обсуждать эту тему.

При упоминании о письме Аннабелл вспыхнула. Последовала долгая пауза.

– По-моему, я смогу вам помочь.

– Как?

Аннабелл облизала розовые губы.

– Я могла бы попробовать побольше узнать про ваших сестер. Не как ваш соглядатай – вы ведь понимаете! – а в качестве заботливого друга. Вдруг мне удастся убедить их довериться вам.

– Ты сможешь это сделать?

Она посмотрела на их сплетенные руки.

– Это самое меньшее. Вы так много сделали для моей семьи и для меня. Кстати, не думаю, что будет так уж трудно уговорить ваших сестер поделиться с вами личными проблемами. Они обожают вас, вы догадываетесь об этом?

Хантфорд удивленно приподнял брови.

– У них странный способ выражать обожание.

– Когда смотришь с почтением на кого-нибудь, все время боишься вызвать его неудовольствие.

Оуэн вдруг подумал, что проницательность Аннабелл – признак нелегкой судьбы. Значит, не все так просто складывалось у нее в жизни.

– Ты считаешь, что Роуз и Оливия боятся меня?

– Ну, разумеется, нет. Я даже считаю, что они принадлежат к тем немногим, кто вас не боится. Но возможно, они переживают из-за того, что не могут соответствовать вашим высоким требованиям.

Странно!

– Они никогда не разочаровывали меня.

Аннабелл поправила очки.

– Вы говорили им об этом?

– В последнее время – нет. – Никогда он этого не говорил!

– Понятно. – Она в упор посмотрела на него. Ее широко открытые глаза были полны сочувствия и удивления. – Я осторожно попытаюсь подтолкнуть Оливию и Роуз к тому, чтобы они открыли вам свои сердца. Но вы…

– Что?

– Постарайтесь их не запугивать.

– Абсурд! Я… – Он замолчал, а потом озорно сверкнул улыбкой. – А тебя я пугаю, Белл?

Она вздернула подбородок в своей очаровательной манере.

– Нет, – сказала она немного горячее, чем нужно. – Вы меня не пугаете. Зеленые тени у вас под глазами – вот, что меня пугает, и весьма сильно.

Оуэн покивал головой, довольный тем, как прошло утро, и досадуя, что оно близится к концу. Карета продолжала громыхать по мостовой, по крыше все так же хлестали потоки дождя. Аннабелл отняла свою руку и положила ее на колени. Оуэну неожиданно стало одиноко. Чем ближе они подъезжали к Мейфэру, тем прямее она держала спину. Он уже придумал приказать кучеру еще пару часов ехать на север, чтобы Лондон при взгляде из заднего окна кареты казался лишь крохотной точкой на горизонте.

Их связь – если можно было так сказать! – не поддавалась никакому точному определению, и это раздражало Оуэна. Точное определение – вещь весьма полезная. Все живущее, например, делилось на животных, растения и простейших. Он делил женщин на жен, любовниц, родственниц и просто знакомых. Его отношения с Белл не были ни романом, ни ухаживанием. Так чем же они были? Почему, черт возьми, нельзя было подобрать четкую дефиницию для подобия романа между герцогом и привлекательной вымогательницей, преобразившейся в портниху?

Она сидела на том же сиденье, что и он, ее колено находилось всего в нескольких дюймах от его, но пропасть между ними была широка, как Ла-Манш. Когда впереди показался Сент-Джеймс-сквер, он беззастенчиво воспользовался возможностью поговорить о том, что привязывало ее к нему.

– Оливия рассказала, что ты пообещала сшить по десять платьев ей и Роуз.

Аннабелл захлопала глазами, явно озадаченная такой резкой сменой разговора.

– Все правильно.

– Я верю, что ты сможешь выполнить обещанное в течение трех месяцев. – Он поздравил себя с тем, что заговорил напыщенным герцогским тоном. Господи, какой же он засранец!

Выражение обиды отразилось на ее лице, и она тут же нацепила на себя маску равнодушия.

– Да, я успею сшить двадцать платьев за этот срок. И каждое полностью удовлетворит запросы ваших сестер. Даю вам слово… – и язвительно добавила: – …ваша светлость.

Туше́!

– Отлично!

По словам Оливии, Аннабелл закончила два платья полностью, и одно было готово наполовину. Он прикинул, что над оставшимися восемнадцатью ей предстоит потрудиться как следует. Это означало, что у него еще есть время. Время для того, чтобы предать их отношениям определенную и приемлемую форму. Тут карета выехала на площадь.

– Кстати, вам нельзя покидать особняк без моего ведома. Если потребуется навестить семью, я составлю вам компанию.

Прищурив серые глаза, Аннабелл посмотрела на герцога. Дьявол! Она наверняка видит его насквозь. И понимает, как сильно ему не хочется отпускать ее от себя. Даже посещения ее родственников становятся для него предлогом, чтобы провести время рядом с ней.

– Благодарю вас, что спасли меня прошлой ночью, и за вашу помощь сегодня.

– Пустяки. Вечером я отправлю моего доктора осмотреть вашу мать.

– Может, сначала позовете его к себе, чтобы он позаботился о вашей руке?

Хорошая идея! Предплечье болело, как черт знает что.

– Может, соблаговолите снять этот кошмарный чепец?

В ответ Аннабелл послала Оуэну убийственный взгляд.

По крайней мере они снова вернулись на прежнюю твердую почву.

Карета остановилась. Лакей открыл дверцу, и Оуэн вышел. Дождь превратился в морось. Оуэн протянул Аннабелл руку, помогая спуститься с подножки.

– Ваше обаяние безгранично, – сладко произнесла она.

Оуэн хмыкнул.

– Мне это уже говорили.

Пока Аннабелл шла к парадной двери, он с удовольствием отметил элегантную линию ее шеи и легкие покачивания бедер. Восемнадцать платьев! О, на это уйдет много времени!

Несколько часов спустя Оуэн, сидя в кабинете, стискивал зубы от боли. Это была такого рода боль, от которой тянет крепко выругаться и нагрузиться алкоголем под завязку. Он ничего не имел против доктора Локстона лично, ему просто была подозрительна вся медицина как профессия. Доктор пользовался откровенно садистскими приемами, которые (вроде бы) должны были помочь вылечить руку. При этом Локстон, качая седой головой, рассуждал о том, какое печальное стечение обстоятельств постигло его светлость, – натолкнуться на бродячих собак в столице самого цивилизованного государства. Когда он, наконец, отложил в сторону металлические инструменты и наложил повязку, Оуэн выпустил из рук подлокотники кресла, за которые цеплялся что было силы, и перевел дух.

Локстон был редкостным специалистом, не боявшимся запачкать рук. Он фиксировал переломы, вправлял вывихи и накладывал швы, только если был уверен, что пациент не станет разносить по городу кровавые подробности. Разумеется, ему совершенно не хотелось, чтобы кто-нибудь узнал о совсем не джентльменской работе, которой он занимался время от времени. Как-никак его жена была представлена ко двору!

У доктора имелось свое мнение по любому поводу, но Оуэну было на это наплевать. Чего не скажешь о том, чтобы эти мнения выслушивать. Но Оуэн терпел утомительный треп эскулапа только потому, что Локстон был лучшим.

– Я хочу, чтобы вы осмотрели мать одной из моих… служанок. – Оуэн протянул доктору карточку с адресом Аннабелл. – Имя матери миссис Ханикоут. Мне мало что известно про ее недуг, но дочери сильно тревожатся о ней. Ее лечил доктор Конвел.

Локстон пригладил окладистую бороду.

– Это тот, о котором вы справлялись пару дней назад? Я наводил справки о нем. У него нет лицензии Королевской коллегии докторов.

– Может, он хирург? – Ох, дьявол, Локстон наложил повязку слишком туго!

Доктор усмехнулся:

– Тогда он не может величать себя доктором. Никто из моих коллег незнаком с ним. Могу предположить, что он – мошенник.

Оуэн стиснул кулаки. У него зачесались руки при мысли, что Аннабелл отдавала каждый ею заработанный – или полученный от вымогательства! – шиллинг обычному шарлатану.

– Миссис Ханикоут очень больна. Ничего не говорите ни ей, ни ее дочери Дафне о своих подозрениях. Просто сделайте то, что в ваших возможностях, чтобы помочь ей, и пришлите мне счет.

Локстон приподнял седые лохматые брови.

– Вы щедрый хозяин, Хантфорд.

– Вообще-то я распоследний мерзавец. – Словно в доказательство своих слов, он зубами распустил узел и размотал бинты, как освобождают мумию от покровов. – Это ведь повязка, а не жгут! Попробуйте наложить снова.

Уже под вечер, вдевая нитку в иголку, Аннабелл все еще прокручивала в голове воспоминания о своей поездке с герцогом. После сегодняшнего поцелуя – это случилось в третий раз – она стала думать о нем, как об Оуэне, хотя никак не могла заставить себя произнести его имя вслух.

Благодаря поцелуям герцог стал восприниматься менее пугающим. И разговаривал он с ней не как с нанятой швеей, а скорее как с другом, которому можно довериться.

Отношения между ними претерпевали изменения, становились запутанными, но у Аннабелл не было никаких иллюзий насчет их истинной природы. Она оставалась служанкой, за которой хозяину захотелось просто… поволочиться. Дружеский аспект, вдруг возникший в последнее время, лишь смазывал общую картину, но как только ее долг будет отработан, она в жизни своей не увидит больше герцога. Ну, если только однажды он снова не заявится к миссис Смолвуд в сопровождении очередной своей любовницы.

Тем не менее Аннабелл была многим обязана Оуэну. Он предложил помочь ее матери, купил ей новые очки и спас от злобных собак. И хотя в соответствии со списком запрещалось увлекаться объектом шантажа, Аннабелл считала себя обязанной помогать герцогу и его сестрам. Она постарается сделать все, чтобы Роуз стала более общительной и чтобы все они сблизились еще сильнее.

Больше всего Аннабелл огорчало состояние матери, поэтому она хотела как можно быстрее получить информацию от доктора Локстона. Увы, пока ей не оставалось ничего другого, кроме как ждать. Следующим в ее планах стояло роскошное прогулочное платье для Роуз. Аннабелл как раз начала пришивать на накидку бархатную отделку, когда в мастерскую вошли Оливия с Роуз.

– Добрый вечер, – удивившись, поприветствовала их Аннабелл.

Оливия тепло улыбнулась.

– Надеюсь, ты не против небольшой компании. Мы с Роуз решили оставаться с тобой до тех пор, пока наше общество тебе не надоест.

– Конечно, не против. – Аннабелл смахнула лоскуты материи и кружев с кушетки у окна и пригласила девушек сесть. – Мне очень приятно, что вы здесь. Хотите посмотреть, как получаются ваши новые платья?

Роуз покачала головой и легонько толкнула в бок старшую сестру.

– Нет, – отказалась Оливия. – Мы пришли не за этим. – Она нервно теребила конец розовой ленты, которая служила ей поясом. – Мы слышали, что сегодня утром Оуэн возил тебя увидеться с матерью. Нам не было известно, что она болеет. Если можно что-нибудь сделать для нее, дай нам знать. Это ужасно, что ты корпишь здесь над нашими нарядами, когда твое место сейчас возле нее.

У Аннабелл защипало в носу и стали влажными глаза.

– О, как вы добры! Спасибо вам. Ваш брат проявил щедрость и предложил отправить к ней своего доктора. Но, по правде говоря, я не уверена, что ей можно помочь.

Роуз схватила ее за руку и крепко сжала.

– Не говори так, – возмутилась Оливия. – И не переставай надеяться! Доктор Локстон очень образованный человек. Он пользует всех наших престарелых тетушек.

Аннабелл хлюпнула носом. Итак, значит, у Оуэна действительно есть тетки!

– И сколько их у вас?

– Четырнадцать, – гордо объявила Оливия. – В возрасте от пятидесяти девяти лет до…

– …восьмидесяти двух.

Роуз весело захлопала в ладоши.

– Откуда ты знаешь? – удивилась Оливия.

– Ваш брат как-то раз упомянул про них. – Правда, сразу после этого он почему-то начал отрицать их существование.

– Правда? – Еще больше удивилась Оливия. – Он в них души не чает. Просто до неприличия.

Как интересно! Повернув лампу так, чтобы она светила на стол, Аннабелл поправила очки и взялась за шитье.

– Мне кажется, ваш брат и в вас души не чает.

– О да, – сказала Оливия. – Во всяком случае, намерения у него самые лучшие. Просто ему иногда трудно примириться с тем, что мы больше не заплетаем косичек. Он держит нас на коротком поводке и в изоляции от светского общества.

Аннабелл склонила голову набок.

– Почему вы так решили?

Оливия вздохнула:

– После смерти отца Оуэн старается защитить нас от всего. Ограждает от темных сторон жизни, что в принципе бессмысленно, ты же понимаешь. Без этого жизнь невозможна. Страдание – это естественная ее часть. – Она с тоской глянула на Роуз и продолжила: – Так или иначе, мы рассчитываем на то, что он найдет подходящую женщину, женится на ней, и она поможет ему стать менее…

– Жестким?

– Именно! Конечно, наш братец исключительно разборчив по части женщин. Сейчас все считают, что мисс Старлинг станет его избранницей.

Роуз сморщилась, как будто пососала лимонную дольку.

Оливия повернулась к сестре:

– Ты же не будешь отрицать, что мисс Старлинг красавица? Или что у нее самые изысканные манеры? Из нее получится замечательная герцогиня!

Аннабелл подошла к данной идее объективно, что было очень трудно, потому что у нее вдруг взбунтовался желудок. Она отнесла это на счет рыбы, которую съела за обедом. Но было совершенно очевидно, что у мисс Старлинг весьма высокие шансы стать герцогиней. Судя по всему, она тоже так считала.

– Как вам кажется, ваш брат увлечен ею? – Абсурдный вопрос. Любой мужчина, у которого в жилах кровь, а не водица, увлечется мисс Старлинг, с грустью подумала Аннабелл.

– Трудно сказать, – признала Оливия. – Оуэн не извещает нас о таких делах. Я думаю, что в один прекрасный день он соберет нас в гостиной и объявит о своей помолвке так же обыденно, как о покупке мерина.

Очень интересно! Оуэну хочется, чтобы сестры были с ним более открытыми, а они ждут от него того же самого.

Роуз этот разговор явно взволновал. То ли сама мисс Старлинг вызывала у нее неприятие, то ли мысль о том, что брат готов неожиданно объявить о своей помолвке, – Аннабелл не могла сказать с уверенностью. В любом случае надо было менять тему беседы. Она через силу широко улыбнулась.

– Вот и чудесно. А кого вам герцог выберет в мужья?

Сестры обменялись взглядами, смысла которых Аннабелл не поняла.

– Кого-нибудь из благородных семейств, – сказала Оливия.

– В смысле – джентльмена? – Она вспомнила разговоры, которые потом изложила в подметном письме, и почувствовала себя так, словно вступила на тропку, ведущую к пропасти.

– Богатого джентльмена с титулом, – уточнила Оливия.

Аннабелл сочувственно улыбнулась:

– Разве это не резонно? Вы ведь сестры герцога!

Роуз легонько похлопала Оливию по плечу, а потом приложила руку к груди.

Оливия перевела:

– Роуз считает, что доброта и душевное благородство более важны, чем богатство и происхождение. Она верит в любовь.

То, что младшая из сестер – романтичная душа, нисколько не удивило Аннабелл. В других обстоятельствах мисс Ханикоут стала бы такой же. Но Аннабелл больше не верила в добрые сказки. Она повернулась к Роуз:

– Возможно, вам все-таки повезет, и вы встретите человека, который будет соответствовать высоким требованиям вашего брата. И вашим тоже.

Аннабелл собиралась тем самым ободрить Роуз, но у той поникли плечи, и она опустила голову, словно… ее сердце было разбито.

– Простите, если я обидела вас, – поспешила извиниться Аннабелл.

Роуз поднялась, грустно улыбнулась и, тронув Аннабелл за плечо, направилась к двери.

– Доброго сна, – пожелала ей вслед Оливия. – Утром все будет по-другому.

После ухода Роуз Аннабелл почувствовала себя несчастной.

– Мне так жаль, что я огорчила ее. Что такого я сказала?

Оливия только махнула рукой.

– Мы обе чересчур чувствительные девушки. Ты не могла знать о том, что…

О чем? Или, может, о ком? Аннабелл нетерпеливо ждала ответа на свой мысленный вопрос.

– Мне не хочется об этом говорить.

Ей пришлось скрыть разочарование.

– Я понимаю.

– Хотя было бы здорово поделиться этим с кем-нибудь. Ты кажешься такой уверенной в себе и умной, несмотря на юный возраст.

Как ни хотелось Аннабелл узнать тайну сестер, она посчитала себя недостойной выслушать ее после того, как сама угрожала опубликовать скандальные слухи про Оливию. И чем больше она над этим размышляла, тем меньше ей хотелось оказаться в щекотливой ситуации хранительницы секретов, которыми нельзя поделиться с Оуэном.

– Вы всегда можете откровенно поговорить с братом, – сказала она.

– Нет-нет. Это невозможно. – Оливия принялась мерить комнату шагами, протаптывая дорожку в обюссонском ковре и грызя ноготь на указательном пальце. – Но я знаю, что мы можем довериться тебе.

Аннабелл подавила возникшее было чувство вины. Если Оливия выбрала ее в качестве конфидента, не надо ее разочаровывать.

– Да, конечно, можете.

Подойдя к двери, Оливия осторожно прикрыла ее и продолжила свое хождение по комнате.

– Роуз кажется, что она влюбилась.

– Правда? Но ведь это чудесно, не так ли?

– И да и нет. Человек, которого любит Роуз, не относится к тем, кому обрадуется Оуэн.

– Потому что у него нет титула?

– И нет денег, – добавила Оливия.

– Может, брат передумает, когда познакомится с ним. Этот человек хорошо относится к Роуз? Она с ним счастлива?

– Чарлз – так его зовут – просто обожает Роуз. А рядом с ним она становится совершенно другой. Уверенной в себе, безмятежной… и, да, счастливой. Я не знаю, заговорит ли когда-нибудь свободно моя сестра снова, но если есть человек, который сможет ей помочь, то это Чарлз.

– Что, если ваш брат своими глазами увидит, насколько Роуз счастлива с Чарлзом? Может, идея их брака покажется ему вполне приемлемой. – Исходя из своих резонов, Аннабелл отчаянно хотелось поверить, что такое возможно.

Оливия закатила глаза.

– Я уже говорила тебе, что Чарлз – старший конюх в нашем загородном поместье? У Оуэна очень строгие правила касательно отношений со слугами. – И словно какая-то мысль только что пришла ей в голову, она спросила: – Тебя не обижает разговор на эту тему? Я не считаю тебя служанкой, но полагаю, ты щепетильно относишься к словам. Кроме того, мы же подруги, правда ведь?

Аннабелл проглотила комок в горле.

– Да, правда. – И даже понимая, что ответ может оказаться болезненным, она все равно решила задать следующий вопрос: – Что это за правила об отношениях со слугами?

– Брат строго их запрещает. Самое ужасное, что он грозит уволить любого, кого в этом заподозрит. Знаешь, Оуэн убежден, что это я хожу на тайные свидания, хотя на самом деле на свидания ходила Роуз.

Аннабелл ошеломила эта новость и немного развеселило то, что у Роуз оказался бунтарский характер. По меньшей мере ей не страшно бросить вызов своему брату. Как с таким характером ей удалось не разговаривать в течение почти трех лет? Внезапно у Аннабелл возникла одна мысль:

– Вы говорили, что Роуз пропала в ту ночь, когда в вашем доме давали прием, а потом исчезла ваша мать.

Оливия кивнула:

– Мы страшно перепугались за Роуз, думали, что с ней что-нибудь случилось. Но когда ее нашли на следующий день, то на первый взгляд она была в полном порядке. Только… все оказалось не совсем так.

– Возможно, если мы сумеем узнать, что случилось той ночью, тогда удастся помочь ей вернуть речь.

Устало улыбнувшись, Оливия покачала головой:

– Я спрашивала ее. Что бы там ни случилось, Роуз отказывается об этом говорить.

– Может, господа, приглашенные на прием, что-то знают? Вы помните, кто там присутствовал?

– Отец с матерью, Оуэн, Роуз и я… – Оливия считала присутствовавших, загибая пальцы. – …Леди Фолон, сэр Хауард, лорд и леди Уинтроп…

При упоминании последнего имени у Аннабелл замерло сердце.

– Вы сказали Уинтроп? Граф Уинтроп?

– Верно. Ты знакома с ним?

Лично – нет. Но была наслышана о нем больше, чем о ком-либо другом из высшего общества. И очень жалела об этом.

– Нет, я его не знаю. Но кое-что слышала о нем.

– Да что там может быть интересного! Жутко скучный тип. У него огромная лысина, но он тщательно старается прикрыть ее, зачесывая вперед несколько волосинок. Почти всегда молчит и при этом вечно хмурит брови.

– Правда? – Любовница графа во время своего посещения магазина миссис Смолвуд описывала его совсем по-другому. Она намекала на его сексуальную мощь, позволявшую ему одновременно заниматься любовью с двумя женщинами. Аннабелл внутренне содрогнулась.

В то роковое утро в Гайд-парке, когда Оуэн поймал ее, он спросил, занималась ли она шантажом прежде, и потребовал сказать правду. Уже тогда Аннабелл поняла, что ложь, слетевшая с ее губ, еще настигнет ее, но не представляла себе, что будет так переживать из-за собственного жульничества.

Получалось, что ее первое вымогательство каким-то совершенно непостижимым образом сплелось с тем, которое должно было стать четвертым по счету.