Текст книги "Бенедикт"
Автор книги: Анна Авакиану
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 4 страниц)
Анна Авакиану
Бенедикт
Это страшно – быть однолюбом, это коверкает всю жизнь, портит ее, особенно если любовь всей жизни встречаешь в самом ее начале. И если она безответная. Подумать, многие ли могут в девятнадцать лет влюбиться навсегда? В такого же пацана, совсем зеленого? Не знаю, многие ли. Я вот умудрилась именно так влипнуть. И вроде ничего никогда не предвещало беды… Неудачливой я не была, мне чаще везло чем не везло.
И все же я не жалею об этом. Такого количества эмоций, пусть это и были большей частью страдания, мне бы никогда не довелось испытать. За те три года, что я познакомилась с Ином, влюбилась в него, пыталась его завоевать, а потом смотрела, как он отдает всего себя Танни, всего до самого дна, не оставляя ничего не то что окружающим – самому себе, он распылил всего себя на нее… А я испытала весь спектр чувств, и я бы столько за всю свою жизнь не испытала. И я не жалею, все было, как оно было, и хорошо, что оно было.
Наверное, я немного кривлю душой. Или даже много. Конечно, я хотела бы, чтобы Ин влюбился в меня, и мы бы поженились, я родила бы ему несколько детишек, а главное, сына, с такими же, как у Ина, голубыми глазами, которые, как океан, меняли бы цвет по настроению. От темно-синего до лазоревого, когда уже не ясно, все еще это голубой или уже зеленый… И чтобы он обвивал меня ручками и шептал мне «мама…». Я бы хотела ребенка от Ина даже если бы сам Ин не был со мной. Пусть бы у меня была его частичка… Всегда была бы со мной, как напоминание о том, что он когда-то был со мной…
Но нашим мечтам не всегда доведется исполниться, даже если мечты эти совсем простые. Как мои. Мне не нужно было вообще ничто, кроме единственного человека в этом мире, я могла бы обойтись без всего остального. Без денег, жилья, машины, путешествий, без всего того барахла, без которого некоторые не мыслят жизни… Без косметики за огромные деньги, которая, как мне казалось, делает меня красивее. Без туфель на тонкой шпильке, которые делали изгиб талии соблазнительней, а ноги просто умопомрачительно длинными. Без милых финтифлюшек, таких, как телесного оттенка скатерть, постельное белье с кружевом ручной работы, серебряные подносы и кофейники, без маленьких чашечек из тончайшего фарфора, таких хрупких, что они казались кукольными… И которые так приятно держать в руке, отпивая из них, ощущаешь себя истинной леди.
Без всего. Только чтобы Ин был моим.
Эта история, ставшая поворотным пунктом для всей моей жизни, началась с того, что я поступила в универ на лингвиста, мне всегда нравилось изучать язык, а параллельно я еще и собиралась пойти на курсы переводчиков и там овладеть французским и испанским, которые неплохо мне давались в школе. Чтобы в руках была та профессия, которая потребуется всегда. Мама моя, услышав мои рассуждения, скептически хмыкнула и посоветовала пойти на гробовщика, мол, там работа не переведется, даже если мир кардинально изменится. Она у меня была приколистка, да.
В принципе, я ладила с мамой и папой. Но я категорически не желала жить с ними, на то были свои причины, поэтому надо было что-то решать с жильем. Иногородним и прочим нуждающимся, естественно, предоставлялось общежитие, несколько зданий недалеко от здания университета, я туда наведалась, решив, что если решу тут жить, то пара лукавых взглядов для декана решат проблему того, что я живу в этом городе и в общаге не нуждаюсь…
Ну что я могу сказать, душ на этаж, страшная, длиннющая, как туннель, комната со вспученным от возраста кафелем и номинальными перегородками, туалет на этаж, странно, но в отличном состоянии, особенно в сравнении с душем (наверное, именно для него недавно были выделены средства на ремонт, и его показывали для отчета комиссии о потраченных средствах), жилая комнатка на двоих, перегороженная шкафом, с малюсеньким окошком, две сиротливые тумбочки… Вглядываясь в их размер и размер шкафа, я с нарастающей паникой припомнила количество своих нарядов. Боюсь, мне и целиком этого шкафа не хватит, а в тумбочку даже вся моя косметика не влезет. Добил меня коврик на полу, похожий на циновку, из-под которого, по-хозяйски неспешно, выполз таракан и так же неторопливо пополз под неплотно пригнанный плинтус. Провожая его изумленным взглядом, я лихорадочно обдумывала варианты решения проблем с жильем, сразу решив, что меня в одной комнате с тараканом не будет. Или он или я, а он тут явно навсегда.
Перед универом я два года подрабатывала, особенно не тратя зарплату, поэтому сумма на съем квартиры у меня была. Вообще, я даже уже нашла очаровательную квартирку, в тихом месте, окна во двор, а во дворе богатство зелени, но мне одной ее было не потянуть, поэтому я договорилась с подругой, что мы на пару будем ее снимать. Я уже договорилась и с хозяйкой квартиры о дате заезда, убедив ту, что тише и прекрасней жилицы, чем я, ей не встретить никогда, сколько бы она не старалась, но тут мне позвонила плачущая Сабрина, с которой я и собиралась въезжать.
– Ох, Бенедикт, я не сдала! – судя по всему, она заливала трубку слезами, в ней что-то хлюпало и булькало.
– Что? – я похолодела.
– Я завалила экзамены, не добрав баллов! – взорвалась она рыданиями.
– Ой, я тебе очень сочувствую. Что же теперь?
– Я поступила в другой универ, поучусь там год, а потом можно будет перевестись в этот.
– Отлично! – обрадовалась я, – значит, не все потеряно?
– Нет, – сквозь слезы сказала Сабрина, – но мне так хотелось именно здесь учиться!
– Ну не расстраивайся, ты же будешь скоро!
– Спасибо, Бенедикт.
Мы еще поболтали, я ее утешала, как могла, а когда я повесила трубку, во весь рост встал вопрос – а что же МНЕ теперь делать? Я так рассчитывала на Сабрину, к слову, она училась лучше меня, и я была абсолютно уверена, что она поступит. А одной мне цену квартиры было никак не осилить. Заселяться в общагу? Можно, конечно, но мне так хотелось жить именно тут! Общежитие – это всегда трудно. Я люблю уют, красоту, чистоту, кружевную скатерть, накрахмаленные салфетки и красивую посуду, а какую чистоту можно поддерживать в общежитие, в комнате, где все время кто-то шастает? И еще этот разгуливающий преспокойно таракан… Конечно, соседка могла попасться спокойной, зацикленной на учебе и не думающей о пьянках-парнях-дотянуть бы до сессии-пережить бы сессию-как же досдать все хвосты?! Но я не была уверена, что мне так повезет. Из моего опыта общения со студентками, первый курс все только дурью маются. А я была настроена нормально учиться… Что же мне, жить в библиотеке, приползать в комнату только на ночевку? Я встрепенулась, заметив, что рука потянулась ко рту. У меня была дурная привычка – грызть ногти, от которой я долго, мучительно долго избавлялась, покупая в аптеке всякие устрашающие бутыльки и смазывая жидкостью из них конец ногтя, чтобы было отвратительно горько. Не допущу ее возвращения! У истинной леди ногти должны быть накрашены нейтральным лаком и всегда ухоженными, а какая ухоженность в обкусанных скорлупках?
Мне нужно было отвлечься, чтобы подумать обо всем. Что-то там придумать, что-то там решить. Может, пора уже бежать в магаз закупаться анитараканьими спреями?
Я ухватила карандаш, решив, что если не смогу себя контролировать, то лучше уж грызть его.
Машинально тыкая в клавиши телефона, я позвонила Танни. С ней я училась в одной школе, когда еще мои родители жили в другом городе, и я, естественно, вместе с ними, а потом Танни уехала куда-то, не рассказывая о причинах, но связи мы не теряли, созваниваясь и встречаясь, хоть и не так уж часто. Так бывает – можно не общаться регулярно, но душевности в дружбе не терять. И вы всегда рады видеть и слышать друг друга, словно расстались только вчера, и не отдаляетесь со временем.
– Привет, Танни, – пробубнила я в трубку, надеясь, что это она мне поднимет настроение, уже упавшее до минус ста градусов. Птица замерзала бы на лету.
– Хай, Бенедикт, – мне показалось, что голос у нее какой-то напряженный.
– У тебя все путем? – надеюсь, она-то не завалилась на вступительных? Хотя… Если уж Сабрина засыпалась, теперь всего можно ожидать.
– Я на перепутье.
Как это точно. Я, блин, там же.
– Что за пути скрещиваются?
– Да меня приняли сразу в пять университетов.
– Ого! – уважительно отозвалась я. Танни и в школе была весьма умной и активной, так что неудивительно, что она поступила везде, где ей хотелось. Ключевое слово именно «активной» – она, если хотела, всегда добивалась своего.
– Да, точно, что «ого», – раздраженно отозвалась она, – И я не могу решить, в какой пойти.
– Мне бы твои проблемы… – кисло протянула я. Сейчас мне казалось, что больше, чем я, в этой жизни никто не страдает. Я самая страдающая и самая несчастная.
– А что там у тебя за беда? – нельзя сказать, что голос Танни наполнился сочувствием, сама она считала, что в жизни нет никаких проблем, кроме неизлечимого заболевания. Поэтому сочувствия к другим людям не проявляла. Была в этом и ее своеобразная прелесть, она никогда не унывала, и, глядя на нее казалось, что все будет отлично, нужно только немного потерпеть. Такая бронебойная оптимистка.
– Да вот… Сабрина не поступила, придется мне теперь отказаться от квартиры. А она такая красивая! – прорвалось из меня-таки, не просто нужно было куда-то выплеснуться, – Огромный балкон, там можно будет цветы в кадушках поставить, получится практически зимний сад, и кухня большая, там с гостями можно будет собираться! – я сама услышала, каким мечтательным заделался мой голос.
– Да, я знаю, какая ты домовитая, – весьма равнодушно заметила Танни.
– Но теперь уже все, – тяжкий вздох вырвался у меня непроизвольно.
– А может тебе попридержать квартиру, а там на курсе найдешь с кем вместе поселиться?
– Да, а если не найду? – начала я ныть, уже рисуя пессимистические картинки того, какие дуры будут со мной учиться, – Очень дорого, мне одной даже три месяца не заплатить, а хозяйка требует именно сразу за три. Плюс залог.
– Мда… Дилемма.
Мы немного помолчали. Я покусывала костяшку пальца.
– Так, что мы обо мне да обо мне? Давай о тебе. Ты где ты будешь учиться?
– Не знаю. А ты, кстати, где?
Я назвала универ.
– Я буду там на лингвиста, – уточнила я.
Повисло странное молчание.
– Эй, Танни, ты все еще там? – я слышала, как она дышит, почему молчит?
– Слушай, Бенедикт, я, кажется, нашла тебе соседку.
– Да? – обрадовалась я, – кого?
– Себя.
– Ты о чем?
– Меня приняли в этот универ, тоже на лингвиста, и я, пожалуй, туда и пойду.
– Серьезно? Танни, ну это же просто замечательно! – восторжествовала я. Везуха! Захотелось скакать по комнате и орать что-то радостное. – А если тебе не понравится квартира? – у меня всегда найдется повод для переживаний, даже если вроде все замечательно.
– Ой, да мне все равно, где жить, – равнодушно отозвалась Танни.
– А если дорого? – вообще, как я знала, у Танни никогда не было проблем с деньгами, ей какая-то родственница оставила очень большое наследство. Тетка вроде, но Танни особо не рассказывала. Особо? Вообще не рассказывала, просто как-то обмолвилась в разговоре совсем не на эту тему.
– Зато не в общаге, так что я заранее согласна.
– Когда приедешь? – вцепилась я в нее, как утка в майского жука.
– Да завтра и приезду, тут три часа на электричке.
– Окей, я тебя на вокзале встречу, в одиннадцать?
– Ага. Ох, как тебе хочется-то меня окучить побыстрей! – Танни засмеялась. Ее голос теплым ветром отозвался у меня в душе.
– Даже не надейся теперь передумать! – предупредила я. Пусть попробует, я уже начала и планы строить, как да что расставлю в квартире!
– Не передумаю, не бойся.
На следующий день и надела джинсы, кеды, чтобы мне было удобно помогать Танни тащить ее сумки. И договорилась с приятелем, что он нам тоже поможет. В мире всегда полным-полно парней, которых хлебом не корми, дай из себя Геракла покорчить, стоит только притвориться беспомощной, изнеженной, слабой девицей в поисках защитника, толпа набежит, и я часто этим пользовалась. Как и сейчас. Майк должен был приехать сразу на вокзал, я назвала ему нужное время. Думаю, я ему нравилась, но поощрять эту симпатию я не планировала, он был не особо в моем вкусе.
Я стояла на перроне, поджидая электричку, которая задерживалась на десять минут. День был теплым и солнечным, хотя вчера лил дождь.
Я не видела Танни полгода, и уже успела подзабывать, какое она всегда на меня оказывала влияние. В Танни есть какая-то животная харизма, которой невозможно противиться, если она улыбается, волей-неволей улыбаешься в ответ. И она такая маленькая, что мне не верилось, что она меня на год старше, по каким-то неизвестным причинам, ее в школу отдали позже на год.
– Привет, – Танни сначала вышвырнула из электрички свою сумку, вышвырнула буквально, та с таким стуком шваркнулась о перрон, что проводник только крякнул, потом куда как бережнее вытащила стопки книг, несессер, и, наконец, выпрыгнула сама, я ее обняла.
Ну какая же она все-таки малютка, вылитая Дюймовочка, подумала я, сжимая ее хрупкий торс. Танни была в шортах ужасного цвета хаки, босоножках на плоском ходу, тоненькой трикотажной майке-лапше не менее мерзкого оттенка серого, и я подумала, что это странно – Танни не худая, у нее нигде не выпирают кости, даже ключицы не сильно торчат, но при этом она такая хрупкая, как будто ребенок.
– Здорово, тебе помочь?
– Думаю, нам понадобится такси, – Танни задумчиво оглядела свои книги.
– Я договорилась с приятелем, он нас подвезет. Вот он, кстати. Эй, Майк! – я помахала ему рукой, призывая подойти к нам.
К нам подошел мой друг, с которым я вместе работала в магазине, продающим телевизоры, камеры, видаки и прочую дребедень. Пока я поджидала Танни, он курил.
– Привет, я Майк, – он протянул Танни руку.
– Привет, я Танни, – ее микро ручка утонула в лапе Майка, он этому, кажется, тоже удивился, даже посмотрел на ее ладошку, разжав свою лапищу.
– Помогаю, как было велено, – Майк легко подхватил книги Танни, свою сумку она забросила себе за спину без видимых усилий. Майка я выбрала потому что он очень сильный, я видела, как он, почти не напрягаясь, перетаскивал огроменные коробки с теликами, хотя другие для этого пользовались тележкой, и еще у него есть машина. У меня никогда не было проблем с тем, чтобы найти себе тех, кто поможет мне куда-то ехать, что-то перевозить и так далее, с внешностью мне чертовски повезло.
– Место отличное, – принялась я расписывать, когда мы уселись в машину, – до универа близко, все продуктовые рядом…
– Угу, – рассеянно кивала Танни, с куда большим интересом смотря в окно, чем меня слушая. Ее глаза восхищенно блестели, когда она видела фонтаны и клумбы.
– Тебе не интересно? – насупилась я. Я-то кучу времени продумывала способ подачи информации, чтобы рыбка с крючка не совалась, а ей, похоже, и правда по барабану! Я думала, это только притворство… Ну такое девочковое кокетство.
– Сейчас я все увижу, – разумно заметила она, – но я заранее согласна.
– Повезло тебе с неприхотливостью соседки, – засмеялся Майк.
– Ага, не то, что тебе, – парировала я.
– Да уж… Я уже трех соседей в квартире сменил, – в его голосе была смесь сожаления и гордости.
– Такой неуживчивый? – наконец заинтересовалась Танни, уставясь в затылок Майка.
– Не я. Они.
– Конечно, все трое, гадкие-прегадкие, – Танни произнесла это противным шепотом, как делают злобные старухи, – а ты ни при чем, скромный и милый, – Танни забавно выпятила нижнюю губу и почти сюсюкала. Я прыснула.
– Ни при чем! – подтвердил он, уверенно кивая.
– Колись уже, чем ты их распугал?
– Храпом! – засмеялась я.
– Я не храплю! – возмутился Майк.
– Храпишь-храпишь!
– Даже стесняюсь спросить, Бене, откуда ты в курсе… – зловеще прошептала Танни.
Я ткнула ее локтем в бок.
– Просто мы однажды ломанулись на пляж, и там в палатках заночевали. Так соседняя со мной палатка, где спал Майк, тряслась и раскачивалась от его храпа! Я думала, землетрясение!
– Она придумывает, не верь! – тут же открестился наш водитель.
– Бегство соседей показательно… – прокурорски нахмурилась Танни.
– Ладно, скажу правду, – Майк вздохнул, и я захихикала, – просто мне нравится громко слушать музыку.
– А ты скажи, скажи какую! – подначила я, не в силах остановиться.
– Rammstein.
Танни уважительно покивала.
– То-то и оно! А представь себе, Танни, притаскивается такой Майк в два часа ночи с вечерней смены и врубает этот музон?
Танни задумалась, прикидывая.
– А что такого? – удивился Майк.
– Что в наушниках не слушаешь?
– Драйв не тот! Стены не дрожат и не вибрируют!
– Да, судя по всему, не всем в ночи драйв показан, – покачала Танни головой.
– Зануды!
– Ханжи! – хором произнесли Майк и Танни и засмеялись.
Если ее вкусы не изменились, то мне тоже доведется послушать Rammstein, Танни любила тяжелую музыку раньше и тащилась от рока. Ну и пусть, лишь бы я могла жить именно в этой квартире! Смирюсь я и с дребезжащими стенами, невелика проблема.
Мы зарулили в наш двор. Чем еще была хороша облюбованная мной квартира – окна выходили во двор, никакого шума машин и мотоциклов, грохота троллейбусов и прочего, что сопровождает большие дороги. Тишина и благодать. Чирикали какие-то птички, солнце заливало лавочки, выкрашенные в нежно-розовый цвет в голубую полосочку, клумбы были засажены разноцветными цветами, в общем, картинка выглядела идиллической.
Танни вышла из машины и принялась оглядываться по сторонам. Во дворе никого не было. Она присела у клумбы и понюхала цветок.
– Они не пахнут, – сказала я.
– Ты их уже понюхала что ли? – Танни посмотрела на меня снизу вверх.
Какие у нее глаза красивые… В солнечный день просто салатовые, аж светятся, подумала я. Майк принялся за выгрузку вещей. Свои я уже перевезла, как будто пытаясь побыстрее место застолбить, а у Танни, как оказалось, совсем вещей и немного. В принципе, можно было и без мужской помощи обойтись, а то еще подумает теперь о продолжение более тесного общения…
– Ты такой сильный, – уважительно сказала Танни, когда Майк в один заход утащил в квартиру ее книжки и сумку.
– А то! – он горделиво приподнял голову и аж засветился, ему явно был приятен ее комплимент. А потом он вдруг подхватил ее руками за талию и поднял, на сколько длины рук хватило.
– Ха-ха-ха! – смеялась Танни, болтая ногами. Забавное зрелище было со стороны – как будто взрослый ребенка держит. Он ее еще и подбросил и поймал, получилось так зрелищно, как будто они репетировали.
– Где можно научиться быть таким сильным? – спросила Танни, когда Майк ее опустил на землю.
– Идешь к нам работать, грузишь всякие коробки с техникой, носишь на склад, со склада – пара лет и будешь Шварценеггером.
Я не стала встревать и объяснить, что Майк в школе играл в регби, а потом еще и в качалку ходил кучу времени.
Танни сделала такое сосредоточенное лицо, что даже морщины на лбу появились. Я прыснула. Она что, всерьез надеется какие-то там силы набрать? Конечно, Танни спортивная девчонка, и, несмотря на ее субтильность, слабой она никогда не была, но она такая мелкая и такая тонкая… Не быть ей качком в любом случае. У нее просто костяк не тот вырос.
– Думаю, я пас, – наконец сказала она так, словно выбор и правда был.
– Ну еще бы, – усмехнулась я, – из тебя ведь только карликовый Шварценеггер получится. Карманный.
– Но не ручной, потому что я как собачки – чем мельче, чем злобней! – Танни оскалила зубы и забавно зарычала.
Мы засмеялись. Я предложила Майку попить сока, он согласился, поэтому еще пару часов мы заседали на кухне, болтая обо всем на свете. Танни легко ладила со всеми людьми, поладила с Майком, и ему явно не хотелось уходить, кормят (он сам сбегал в соседнее кафе за сандвичами, после чего они с Танни препирались, кому с ветчиной и маринованными огурчиками достанется, потому что с яйцом не хотел никто. Выиграла Танни, приведя убойный аргумент – если не любишь сэндвич с яйцом – зачем его приволок? Майк сник и уступил), поят, беседой развлекают, чего еще надо?
Потом Танни отправилась в универ, а я начала распаковывать и раскладывать вещи, это очень трудным делом оказалось – пока все развесила по цветам, потом все зимние вещи разложила на верхних полках, те, что сейчас носить – поближе… Еще пришлось долго разыскивать отпариватель, чтобы некоторые вещи тут же избавить от пожеванности и складок… Потом я увлеклась подсчитыванием количества юбок в моем гардеробе, никогда не задумывалась, а тут выдался случай все сосчитать. Потом еще определила, что мой любимый цвет, оказывается, нежно-розовый, его в гардеробе было больше всего. Я что, такая инфантильная? Наверное, просто дело в том, что я блондинка, а у кого из нас в детстве не было барби? У меня их было сразу три, и все блондинки, хотя мама и хотела купить мне шатенку, не помню, какое имя было у нее. Но мне нравилась только классическая, белокурая, Барби. Вот и привилась любовь к розовым вещичкам.
В общем, к тому моменту, как Танни вернулась, я устала. И не знала, что у меня столько юбок… Выкинуть часть что ли? Я окинула взглядом вешалки, на которые так красиво все развесила. «Нет!!!» завопило мое внутреннее «я», противясь такому кощунству. Ладно, подумаю, будет еще время выкинуть или не выкидывать.
Через несколько дней, закончив мало-мальски приводить квартиру в жилой вид, купив всякую еду с запасом (мама меня всегда учила, что круп должно быть вдоволь, как и сахара и соли, и я всегда покупала много риса и кус-куса), ложки-вилки, посуду, салфетки, полотенца… Всего и не перечесть, мы решили вознаградить себя за «адский труд», как обозвала это Танни, она еще долго упражнялась в подборе слов для нашей работы «рабы на галерах» было самым дипломатичным) и сходить в клуб. Выбирала я, как уже проживающая в этом городе. Я туда частенько наведывалась, поэтому многих уже знала, и народ меня тоже знал, я дружила с хозяйкой клуба.
– Танни, а давай я тебе одолжу свою юбку? – спросила я, глядя на ее ужасные шорты с отворотами, в которых она собиралась в клуб. Где она таких нереальных оттенков одежду находит? Что это за цвет? Гнилой персик? Пропавший мандарин? Залежалая хурма?
– Да вот еще, я в ней утону.
– Я тебе дам свою желтенькую мини, на твоих ногах, – как бы так потактичней выразиться, подумала я, пока Танни, задрав бровь выше некуда, ждала продолжения, – будет средней длины, – не могу же я сказать «ты коротышка»! Танни иногда очень остра на язык.
– Показывай, – так милостиво согласилась эта нахалка, как будто я ее служанка, и мы обе захихикали.
Я сняла с вешалки эту юбку. Не знаю, зачем я ее когда-то купила, она была из плотной синтетики, и в ней невозможно было сидеть, не засветившись нижним бельем, обязательно нужно было что-то класть на ноги, чтобы юбку прижать к коже и не светить трусами.
– Какой отличный цвет, – Танни помахала юбкой, как пропеллером, – ладно, примерю, – она быстро стащила шорты и нацепила юбку, – ну как я тебе?
– Отлично, – честно сказала я.
Так и было, на Танни она была примерно сантиметров на десять выше колена, и не так обтягивала ее худые бедра, как мои достаточно округлые, – забирай.
– Нет уж, – отмахнулась Танни, – но сегодня одену. Цвет отличный.
– Да, – согласилась я, это тепло-желтый как нельзя лучше смотрелся на загорелой за лето коже Танни. Обычно она бледная, как смерть. Кстати, почему смерть бледной обычно называют?
– Тебе что, стыдно тащить меня в клуб, когда я в шортах? – без улыбки спросила Танни, пристально на меня глядя.
– Я просто хочу, чтобы ты была красивой… – искренне ответила я. Я очень люблю все красивое, милое, женственное, и мне всегда хочется всех вокруг нарядить красиво, мило и женственно.
– Печаль, Бене, – состроила Танни печальную мордочку, – ведь у меня нет туфель к твоей юбке. А нога-то у тебя, как я погляжу, не совсем моего размера…
Это да, это была моя боль – ножищи тридцать девятого размера. Лыжи, как их иначе назвать? Мне-то хотелось кукольные иметь!
– Только не канареечные кеды! – жестко предупредила я.
– Ладно уж, – фыркнула она.
Танни одела вполне миленькие замшевые мокасины, которые даже мне понравились, и мы отправились в клуб.
– О, а тут красиво, – признала она, покрутив головой, когда мы вошли.
Это да, хозяйка клуба училась на факультете дизайна, поэтому любила ползать по блошиным рынкам в поисках необычных предметов, используя их как декор, таких, как странная гитара необычной формы, или старинный велосипед, который был прицеплен почти под потолком, такой, у которого огромное переднее колесо и карикатурно маленькое заднее, еще тут был старинный барабан, флаги несуществующих государств, красивенный забор с воротами посреди клуба, через них можно было пройти, и они надсадно скрипели, потому что всем этот звук нравился… В общем, место было уникальным.
На Танни тут же запал наш местный Казанова, Николас. Не могу сказать, что он ни одной юбки не пропустит, нет. Ему нравятся девушки, и так не обделенные внимание мужского пола. А Казанова потому что он, по-моему, еще ни разу ни с кем дольше пары месяцев не провстречался. Я когда-то с ним встречалась, был грешок, уж очень он собой хорош, и поэтому поглядывала на его личную жизнь, без особой пристальности, конечно, потому что сама его и бросила. Надоел. Красота еще не все. Его, впрочем, это особо и не расстроило. Он через три дня уже с новой девчонкой тусил.
Танни потрясающе поет, при всей ее миловидности и субтильности, голос у нее глубокий, грудной, с легкой хрипотой, очень чувственный, так что народ всегда как загипнотизированный внимает ее пению. Я бы на месте Танни все время пользовалась своим таким преимуществом, в любой компании достаточно запеть, чтобы на тебя тут же обратились все взоры, но она редко поет, и никогда сама, только если попросят. Эх, обладай я таким чарующим голосом, меня бы просить не понадобилось. Умаялись как раз просить бы, чтоб замолкла!
– Слушай, ты где это сокровище скрывала? – шепнула мне Ирен, пока Танни разливалась соловьем, – у девчонки голос – обалдеть, – я внутренне усмехнулась на это «девчонка», Танни старше Ирен. Хотя вряд ли кто-то это заметит, из-за широко распахнутых глаз и субтильности, Танни кажется ребенком.
– Да она не в этом городе жила, – объяснила я.
– Твоя подруга?
– Да.
– Обязую тебя приводить ее сюда на пения, когда я буду тут, – решительно велела Ирен.
– Я попробую, – ответила я, подумав, что заставить Танни куда-то пойти, если она не захочет, не получится, даже если ей дуло кольта к виску приставить. Характер такой.
Николасу, наверняка решившему, что все выйдет очень легко, потому что Танни сегодня была в отличном настроении, там не светило ничего, хотя, надо признать, он расстарался вовсю. Приперся на следующий день с утра самого, цветы прислал, но Танни на такие глупости не возьмешь. Наблюдала я за ними, Танни – это просто булыжника осколок. Она не любит цветы. Неадекват, что с нее возьмешь, а вот меня любая даже самая жалкая розочка в вазе приводит в умиление. Я ее не выкину, пока она не мумифицируется, да и сама себе цветы покупать я не брезгую. Для меня цветы – ощущение праздника, даже если мне их никто не дарил.
Глава 2.
Мы сидели в кафе, там подавали очень вкусные пирожные. Я туда частенько наведывалась, сама почти никогда не ем их, но, как наркоман, люблю смотреть, как их едят другие. Себе я их позволяю только если праздник какой, и решила, что буду себя вознаграждать за каждый отлично сданный экзамен. С моей не самой успешной успеваемость, думаю, растолстеть у меня шансов нет.
Танни долго изучала меню.
– Ты зачем его вверх ногами перевернула? – спросил я, чуть не подавившись молочным улуном. Пока Танни металась с выбором, я уже и заказать успела, и заказа дождаться.
– Да вот думаю, вдруг так выбор, наконец, состоится? – серьезно ответила она.
– И как? Какие именно пироженки в перевернутом состоянии вкуснее?
– Ладно, – Танни зажмурилась, тыкая пальцем в меню, и заказала то, на что палец попал.
– Оригинальный способ, – посмеиваясь, сказала я, – кого будешь винить, если принесут что-то не фонтан?
– Кривой палец, думаю, – Танни подняла палец к потолку, и принялась рассматривать его со всех сторон, – вроде ровный…
– Это не мешает ему подлянку выкинуть! – подначила я.
Танни как раз принесли чай и пирожное, оказавшееся штруделем с вишней, как в кафе приперся Николас. Он нам еще издалека помахал, но его появление не оказало никакого эффекта, Танни все так же телепала по тарелке вишню и полностью его проигнорировала. Он подсел за наш столик, заводя непринужденную беседу. Для кого другого прокатило бы, но для меня все его выкрутасы были шиты белыми нитками. Я уже его приемчики на своей персоне изучила, так что насквозь его видела. Одна Танни витала где-то в облаках, после «здрасьте» только мыча что-то невразумительное на вопросы, обращенные к ней. Это еще удача, кстати, иногда Танни, когда не в настроении, и вовсе может игнорировать заданные ей вопросы.
Штрудель ее не впечатлил, поэтому она одной рукой, криво держа вилочку, уже весь его перековыряла.
– Клад ищешь? – пошутила я.
– Вишню выковыриваю. Нефтяных шельфов тут не предвидится…
– Что, такой кривой палец? – хмыкнула я, и Танни вслед за мной.
Николас, естественно, ничего не понял, но спрашивать не стал. Это выглядело бы глупо, и он сам это понимал. Что бы я там не думала о его поведении, глупым назвать его у меня бы не получилось, потому что он глупым не был.
И тут он отмочил номер.
– У тебя такая красивая рука… – стараясь казаться загадочно-сексуальным, сказал он. Комплименты – беспроигрышный путь к сердцу девушки. Если, конечно, вы внешне гне орк из темного Мордора.
– Рука и рука, – ответила Танни, глядя вообще в другую сторону. Она всегда так на комплименты реагирует. Никак. Как будто ей не комплимент сказали, а «хорошая нынче погода, господа, не правда ли?» Мне часто говорят комплименты, и каждый раз, даже если парень паршивенький, на душе все равно теплеет.
– Никогда не встречал такой маленькой руки, – он положил ладонь на ручонку Танни. Только тогда она и включилась в происходящее перед ней. К глазам вернулась осмысленность, под которой промелькнуло раздражение.
Танни с таким интересом взирала на руку Николаса на своей руке, как будто никогда в жизни ничего более удивительного не видела.
– Это что? – спросил она.
– В каком смысле? – поднапрягся Николас. Он-то, наверное, думал, что его прикосновение сводит с ума, да со многими девушками так и было. Есть категория парней, от которых словно пахнет мужественностью и сексуальностью, наверное, это феромоны, и когда их кожа касается твоей, пробегают предательские мурашки. Но это не про Танни точно. Из ее обычно теплых глаз исчез свет и появился металлический отблеск. Злится, поняла я.
