Текст книги "На коньках по Неве, или Мышь в рукаве"

Автор книги: Анна Ремез

Соавторы: Наталья Колотова
сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 5 страниц)

ГЛАВА 4. В погоне за царским платьем

– Какой сейчас год на дворе? – пискнула Тинка, поняв, что прятаться бесполезно.

– Осьмнадцатый, – как зачарованная, ответила девочка.

– А месяц? – Тимкин голос был явно пониже.

– Декабрь – тут мальчик решил завизжать, просто так, на всякий случай.

– Всё будет сработано в лучшем виде, – говорил Ивану Данила, – не хуже ваших Амстердамов. Завтра же прибудем со всем, что надобно для работ. Царь-батюшка Пётр Алексеич всем нам пример показал и всяких ваших мастеров поставил нас учить. А мы учимся быстро. Да, Тимофей?

Но Тимофей озабоченно тряс зипун. Куда мышей понесло? Услышав визг, он, забыв о всякой осторожности, бросился к лестнице. На втором этаже его догнала встревоженная хозяйка дома.

– Это ты деток напугал? – напустилась она на Тимофея.

К счастью, господские дети, видимо, что-то смекнули. Девочка схватила лежавшие на столике пяльцы:

– Я случайно палец уколола, а Фёдор за меня испугался.

– Как тебя зовут? – девочка резко изменила тему разговора, поняв, что именно мальчик – виновник присутствия удивительных мышей.

– Тимофей, – тихо сказал Тимоха, украдкой поглядывая по сторонам.

– Матушка, позволь нам с Христиной поговорить с этим мальчиком. Мы ведь никого здесь не знаем, скучно, право… – поддержал Фёдор сестру.

Дети смотрели на мать умоляюще.

– Эй, Тимоха! Слезай оттудова. Господ тревожишь. Поехали! – окрик Данилы решил дело.

– Что вы, что вы, – громко сказала Марья. – Он никого не тревожит. Очень воспитанный мальчик. – Она спустилась вниз к мужу и сказала смущённому Даниле:

– Пусть дети побеседуют.

– И мы побеседовать, – сказал Иван и стал разворачивать перед Данилой чертёж печки-голландки.

Вы спросите, где все это время прятались Тинка с Тимкой? В очень опасном месте – в рабочей корзинке Христины. Там лежали нитки, пуговицы, лоскутки, крючки, иголки! Иголки! Спасаясь, Тинка с Тимкой прыгнули, ну, если не в пасть ко льву, то абсолютно точно – на спину ежу! И на протяжении всего разговора они должны были сидеть, не шелохнувшись и не пискнув, чувствуя, наверное, то же самое, что бабочки, когда к ним вплотную приближается иголка энтомолога.

Едва мать исчезла из виду, девочка открыла рабочую корзинку. Мышата осторожно, стараясь не повредить брюшки и лапки, вылезли на свет божий.

– Что такое куриная печь? Какое сегодня число? – обратились они к оторопевшему Тимохе.

– Ой-ой-ой, – заверещала Христина, но Фёдор прикрыл ей рот рукой.

– Вы взаправду живые? Вы не куклы? – спросил он.

Мышата снова рассказали свою историю про потерянную ниточку. Христина и Фёдор тут же прониклись сочувствием к новым знакомым и обстоятельно объяснили им, что сегодня 26 декабря 1718 года, что их отец Ян Петерсон ван Блюмен приехал из Голландии в Москву, встретил там маменьку. И так ему понравились и Россия, и маменька, что он решил креститься в православную веру и жениться. И теперь его зовут Иваном Петровичем. А потом царь Пётр Алексеевич велел Ивану в Морской академии преподавать арифметику и навигацию, поэтому они переехали сюда, в Петербург. Жить в Петербурге пока не очень удобно, потому что город молодой, ему недавно исполнилось всего лишь пятнадцать лет, а ещё потому, что идёт война…

– … со шведами, – важно продолжал Фёдор. – Мы у шведов свои земли отобрали. Сначала они у нас отобрали, а теперь – мы у них. Но вы не пугайтесь. Батюшка сказывал, что уже идут мирные переговоры.

– Курная печь, а не куриная – это печь без дымовой трубы, – только и успел вставить Тимоха невпопад.

– Давайте знакомиться! – сказала Тинка.

– Их зовут Тинка и Тимка. Он – мой тёзка, это я их первый нашёл, – осипшим от волнения голосом сказал Тимоха, указывая на мышат.

– А Тинка – моя тёзка. Я. – Тинка-Христинка, – засмеялась рыжая девочка. И тут уж все засмеялись хором.

«Вот ради таких мгновений и стоит путешествовать во времени», – подумал Тимка. Согласитесь, это была очень умная мысль.

– У вас случайно нет серебряной ниточки? – дождавшись, когда смех сам собой прекратился, напрямик спросила у Христины Тинка.

– Нет, конечно! Серебром только у царя платье вышито. Батюшка говорил. Он с государем хорошо знаком.

– И пуговицы обшиты серебряными нитями, – поддержал сестру Фёдор.

– Точно! Вспомнил! На том костюме именно серебряными нитями были пуговицы обшиты, – закричал Тимка.

– Значит, нам нужен царь!

– А вы-то как чуднó одеты! И не холодно вам? – Христина пальчиком погладила Тимку по серой спинке.

– У нас дома лето! – за брата ответила Тинка. – Честно говоря, мёрзнем здесь.

– Давайте я вам шубки сошью? Матушка всё повторяет: «Не учи безделью, а учи рукоделью», – я знаете, как уже шить умею?

– Так ведь наш батюшка сегодня с государем встретится! – вдруг осенило Федю, – На верфи! Он обещал меня с собой взять!

– А ты за Тимофея попроси, – сказала Христина, выкладывая на столик разноцветные лоскутки.

Федя побежал вниз к отцу.

– Тимоха! Спускайся! – послышался снизу голос Данилы.

Возле лестницы уже стоял Федя. Выражение на его лице было самое что ни на есть счастливое.

– Данила, отпустишь своего сына на верфь с нами? – сказал учитель. – Мы его не обидим.

– Пущай идёт, – сказал Данила, довольный тем, что у него есть новый заказ. – Смотри, Тимоха, засветло возвернись, слышишь?

Тимофей радостно закивал, а Фёдор уже взлетел наверх, чтобы взять с собой Тимку и Тинку. Войдя в комнату, он рассмеялся: мышата стали похожи на толстых гусениц, потому что Христина укутала их в лоскутки и подпоясала нитками. Чтобы сшить настоящие шубки, требуется время. Не оставлять же малышей мёрзнуть на декабрьском ветру!

– Если повезёт, уже сегодня увидите царя-батюшку, – сказал Фёдор.

– Непременно назад приходите, – сказала Христина, – я буду вас ждать.

ГЛАВА 5. Царь-мастеровой

Иван сказал: «Фиодор, собирайся», – и сам стал готовиться к встрече с царем. Марья позвала мужа в соседнюю комнату, и оттуда минут через десять вышел уже не Иван – отец семейства, а Иван – государев слуга.

Его костюм состоял из полотняной рубашки, отделанной такими же полотняными рюшами, суконного светло-серого камзола со скромной, но очень изящной вышивкой и тёмно-серого, мы бы сказали – мышиного! – цвета кафтана, тоже суконного, сшитого узко в талию, с расширенными полами. Плотные, болотного цвета кюлоты, серые чулки и большие чёрные башмаки с пряжками дополняли туалет. На голову Иван надел полагающийся по случаю завитой, в цвет собственных рыжих волос, парик, на него – шляпу-треуголку с широкими полями. Накинув перед выходом тёмно-зелёный плащ, Иван Петрович предстал перед своей женой и детьми и показался тинке красавцем из красавцев.

– Ах, как бы пошли ему серебряные пуговицы, – мечтательно проговорила Тинка.

– А мне бы пошёл какой-нибудь сухарик, – проворчал Тимка, и, будто услышав его слова, Мария протянула Тимофею кусок пирога, завёрнутого в холщовый лоскут.

– Угощайся, мальчик. День впереди ещё долог.

– Спасибо, большое спасибо, – сказал Тимофей, успев заметить, что пирог был с гречневой кашей и луком. Объедение!

Иван, Фёдор и Тимоха бодро зашагали вперёд. Тимофей исхитрился незаметно покормить мышат – и те совсем воспрянули духом. На сытый желудок всегда кажется, что всё худшее уже позади.

– Вот только про войну я не поняла, – продолжая прерванный разговор, сказала Тинка.

– Я понял, что мы вернули то, что нам и принадлежало, – ответил Тимка. – Шведы у нас забрали, а мы – у шведов.

– Так война-то ещё идёт. Значит, шведы опять у нас земли отберут?! Эх! Неужели без войны нельзя обойтись, договориться как-то?

Тинкины рассуждения прервал голос Феди.

– Батюшка, расскажи про царя, какой он?

– Увидишь, Фиодор, ни с кем не спутаешь! Государь очень высок, худ, лицом круглый, лоб очень большой – мудрый лоб! Бровь густая, нос изряден, губы пухлые, ус чёрный.

– Добрые люди, сюда подходите, пейте недорого горячий сбитень! – внезапно донеслось из утренней многоголосицы.

– Стихами говорят, слышишь, – розовые ушки Тинки дрогнули чуть-чуть.

– Реклама. Продают что-то. – Тимка тоже навострил ушки.

– Есть только мёд, а нету перца, пейте сбитень, чтобы согреться.

– А это что? Это и есть Мытный двор, про который твоя маменька говорила? – спросил Тимоха Фёдора, не столько из любопытства, сколько стараясь не показывать, как ему хочется попить сбитня.

– Нет. Это Морской рынок. Тут всякой всячиной торгуют. Сбитень-то в кабаке продают. Чуть подальше. А это зазывалы ходят. Вразнос-то теперь торговать запрещено, папенька сказывал. Все должны в специальных лавках торговать – прямо, говорит, как в Голландии.

Иван посмотрел на Тимоху.

– Сбитня хочешь?

Тимохе было неловко, даже ушам стало горячо.

– Хочу, – попытался басом сказать мышонок Тимка.

И, представьте, Иван его услышал и решил, конечно, что это мальчик ему ответил.

– Ну, давайте попьём.

Иван с мальчиками подошёл к маленькому домику, единственное окно которого было нараспашку. Прилавком служил подоконник, а за ним стоял здоровый мужик, который большим черпаком наливал в глиняные кружки что-то дымящееся и сладко пахнущее. Иван протянул сбитенщику монетку, дал Фёдору и Тимохе по маленькой кружке, а сам взял побольше.

Тимоха не забыл о своих подопечных и украдкой дал мышатам попробовать по капельке сбитня.

– Вода с мёдом, – облизнулся Тимка.

– С корицей и гвоздикой, – добавила большая любительница сладостей Тинка.

– Копейку не прячь, пей сбитень горяч! Целый денёк пей сбитенёк! – продолжил свою работу сбитенщик.

А наши путешественники отправились дальше. Пройдя по мосту через ров и войдя в тяжёлые ворота, Иван с мальчиками и мышатами оказались на огромной площади, обращённой к Неве, по периметру которой были разбросаны многочисленные постройки.

– Знай, Фиодор, государь Пётр Алексеевич сам чертить план Адмиралтейской верфи.

– Да разве это возможно, батюшка? – в голосе Фёдора слышалось такое искреннее недоверие, что Иван рассмеялся.

– В России всё возможно. Я уже понять могу. Я ведь с государем давно познакомиться, в Голландии. Он там учить всем морским наукам, изучать корабельную архитектуру. Во-о-н там, – Иван показал на длинный одноэтажный флигель, – устроен великая зала, где рисуют и грифелем, и пером, и мелом вид и устройство всех кораблей, назначенных к постройке… А ещё государь – изрядный плотник и токарь, и кузнечное дело знать.

Тимка с Тинкой слушали всё это, удивляясь не меньше, чем Фёдор. Какой же это царь? В своём родном Историческом музее они видели портрет русского царя в тяжёлой, расшитой золотом и драгоценными камнями одежде, в высокой шапке, отороченной мехом. Нельзя было и представить, чтобы изображённый на портрете человек держал в руках топор или чертил что-нибудь.

А ведь с самого утра они слышат об указах Петра: то про печи, то про башмаки. Значит, этот необычный царь не только город Санкт-Петербург основал, но и всю жизнь в этом городе организовывал и направлял. Будто отвечая на мышиные размышления, Иван продолжил рассказ:

– Государь замыслил Адмиралтейский дом. Потому как превыше всех занятий ставит мастерство строить корабли. В Петербурге он сам каждый день, хотя два часа, работать на верфи. Говорят, государь есть лучший корабельный мастер в России. Он уметь сам построить целый корабль.

– Посмотрите, мальчики, – Иван обратился и к Тимофею. – Видите, вот тут кузницы, мастерские: парусные, трубные, фитильные, склады хранить строительных припасов, вооружения для кораблей и всякого, потребного, а далее у реки – эллинги и стапели. Мы туда идти. Там государь.

– Спроси, что такое эллинги, – пропищал Тимка.

Иван оглянулся.

– Что ты, мальчик?

– Что такое эллинги? – почти прокричал Тимоха, плотнее запахивая зипун.

Иван принялся объяснять Тимофею с Фёдором и, соответственно, Тимке с Тинкой, что эллингами называются специальные строения, большие сараи, которые всегда ставят на берегу водоёмов. В этих строениях размещаются дорожки с наклоном к воде – стапели, на которых производится закладка и сборка корпусов, а также спуск судов на воду. В эллингах Адмиралтейства строят гребные и парусные деревянные корабли, большие и маленькие, торговые и военные.

– Батюшка, а зачем нам теперь-то военные корабли строить? – вдруг спросил Фёдор. – Ты же сам говорил, что война скоро кончится.

– Чтобы скорее конец, для того и надо. «Стапель» – голландское слово, – перевёл беседу на мирный лад Иван. – Государь Пётр Алексеевич знает мой язык, и теперь в русский язык много голландских слов.

– А слово «адмиралтейство» тоже иностранное? – решился спросить Тимофей.

– Да, «адмирал» означает «властелин морей». Видите шпиль и кораблик на нём? – Иван поднял голову, указывая рукой вверх. – Башню совсем недавно сделать каменной, до этого она была пониже, из дерева. А теперь в этой башне Адмиралтейств-коллегия, она будет управлять всеми делами русский флот. Указ государь две недели назад сделать. И там, в башне, трон государя стоит.

«В самом деле, властелин морей», – подумал Тимофей.

– А Голландию государь очень привечает. Отсюда недалеко есть большой склад – Новая Голландия называется. Там кирпичные пакгауз, как в Амстердам.

– И канал к этой Новой Голландии прорыли, чтобы всяким грузам туда удобнее было плыть. Адмиралтейский канал называется, – решил блеснуть перед Тимофеем Фёдор. Об этом он недавно узнал в школе.

– Эй, сударь Иван, Петров… ха-ха-ха… сын! Любезный, рад тебя видеть! – Навстречу честной компании спешил человек огромного роста.

ГЛАВА 6. Кабанья голова

– Хорошо, что пришёл. – Человек широко улыбнулся и потряс Ивана за плечо. – Я очень рад, государь Пётр Алексеевич, очень рад.

За царём, еле поспевая, семенил кто-то маленький, толстенький, румяный. Колобок, да и только.

– Знакомься, – царь показал на «колобка». – Аглицкий инженер господин Хоггет. – И засмеялся, показывая крупные зубы: – Что, Хоггет, летом-то веселее у нас было?

Короткая шея аглицкого инженера быстро-быстро повернулась:

– Ваша новая столица, государь, и моя старая столица климатом очень схожи. В Лондоне теперь так же холодно, но скучнее гораздо.

Петру явно понравился ответ Хоггета. И пока тот раскланивался с ван Блюменом, царь добавил:

– Хоггет славно потрудился. Летом командовал устройством фонтана в Летнем саду. Новейший насос, на пару работающий, воду из Фонтанки качал. Красота!

Федя с Тимохой оробели страшно: шутка ли – сам царь перед ними! Они сдёрнули шапки с голов и уставились в землю, боясь поднять на Петра глаза. А вот Тимка с Тинкой, напротив, рассматривали его пристально. Внешность Петра была такой, какой описал её Иван. Мышата увидели высокие чёрные сапоги-ботфорты с большими пряжками. На царе поверх полотняной белой рубахи был надет шерстяной красный камзол, а поверх камзола – распахнутый, отороченный мехом кафтан. Несмотря на мороз, Пётр был без шапки и, что бросилось мышатам в глаза, без парика.

– Брюнет, – со знанием дела сказала Тинка.

Собственные волосы Петра вились, закрывая уши, а для того, чтобы они не падали на лоб, были забраны спереди большим гребнем.

– Вот удивительная корона, – хихикнул Тимка.

– Да уж! И ни одной серебряной ниточки нигде у него не видно, – вздохнула Тинка.

– Ты, я смотрю, не один пожаловал, – загремел звучный голос Петра, – а с учениками?

– Это мой сын Фиодор, а это Тимофей, мастерового Данилы сын. Данила тот – каменщик, а ещё плитку класть по образцу голландскому у меня в доме, по моему заказу. Очень хотеть они на корабли посмотреть, государь, – объяснил Иван Петрович.

– Весной приходите, когда выпускать в море будем. Дождаться не могу. Сейчас только переделка. Купил вот «Страфорт» да «Оксфорд». – Пётр хлопнул по плечу Хоггета. Тот от неожиданности аж подскочил. Рука, которой он весь разговор держал массивную трость, дернулась, и на мальчиков глянула кабанья голова с клыками – серебряный набалдашник.

– Корабли знатные, гляжу, – тут Пётр опять хлопнул Хоггета по плечу, но на этот раз инженер вовремя схватился за кабанью голову, поэтому устоял на своих коротких, обтянутых коричневыми бархатными кюлотами ногах. – Скоро и мы делать не хуже аглицких научимся, учителей наших превзойдём.

Может быть, Тинке показалось, а может быть, свет особенным образом упал на лицо англичанина, но выражение доброжелательной готовности на секунду с него сползло, а глаза стали холодными и злыми.

Пётр кивнул мальчикам:

– Учитесь ли в цифирной школе?

– Учусь в цифирной школе при Морской академии, где батюшка учительствует, – дрогнувшим голосом сказал Фёдор.

– Значит, будущий гардемарин! А ты, Тимофей, Данилов сын? Хотел бы изучать науку числительную и грамоту?

Тимоха набрал ртом воздух, но произнести ни звука не смог, только головой кивнул.

– Да, государь, – пискнул из кармана Тимка.

– Не слышу, голос уж больно тих, – сказал Пётр.

– Да, государь! – выкрикнул Тимоха. – Я считать могу, и азбуку знаю, и рисую недурно. Только вот читать и писать не умею.

– Ну что ж, Тимофей Данилыч, красна птица перьем, а человек – ученьем. Отгадай-ка загадку: кто мост мостит без ножа, без топора, без клиньев да без подклинников?

– Сложная загадка, государь, – улыбнулся Иван, – я сам не разгадать.

Хоггет тоже улыбнулся, но глаза остались холодными. Это Тинка опять отметила про себя, хотя от нетерпения чуть не выпрыгнула из Тимохиного зипуна. Подобных загадок она целый воз знала. Наслушалась, когда в музее новогодние гулянья устраивались.

– Ну? – Пётр нахмурил брови. – Ничего не смыслить – век киснуть.

– Мороз, – сквозь яростный стук крови в ушах услышал Тимоха.

– Чего? Громче! – Пётр топнул ногой.

– Мороз, – выпалил Тимоха.

Иван облегчённо засмеялся. Тимофей тоже выдавил из себя улыбку. Пётр потрепал его по голове, резко повернулся и направился к башне со шпилем. Шаги Петра были огромны, Иван едва поспевал за ним, а мальчикам с английским инженером пришлось бежать вприпрыжку.

– Я тебе книгу одну показать хотел, – на ходу сказал царь Ивану Петровичу. – Вчера получил из Москвы. Тебе-то она известна, а нам интересна. Да вот только перевод с латиницы дрянной. Помощь мне твоя нужна.

Через несколько секунд мышата услышали, как Пётр распрощался с Хоггетом.

Затем все вошли в большую дверь и поднялись по лестнице.

– Не понравился мне почему-то этот инженер английский, – прошептала Тинка Тимке на ухо. – Глаза злые. А уж набалдашник!

– Да, кабан страшенный, – согласился Тимка, – но, может быть, у них в Англии сейчас мода такая.

Тем временем царь приступил к делу.

– Вот книга. Варениус Бернхардус. «География генеральная». Видишь, Иван: «Москва, 1718 год». Я для Морской академии выписал. Приказал, чтоб переводили не высокими словами словенскими, но простым русским языком. Толмач-то хитёр, гляди, чего пишет, чтоб ему голову не оторвали.

Пётр раскрыл книгу на заранее заложенной странице и прочёл с выражением: «Любомудрый читатель, разум мой могу сравнить с малым и худым кораблецем, дерзнувшим пуститься на широкий сей океан толкования». Вот ведь шельмец!

– А издано, государь, славно. Пользы немало быть. – Иван ждал указаний. Какая удача, что голландское издание «Географии» (Амстердам, 1671 год) как раз сейчас лежало в кабинете Ивана в новом доме. Ивану читать по-русски было пока труднее, чем говорить.

– Четыре главы в конце этой «Географии» посвящены науке корабельной. Держи, братец Иван. Срочно нужна мне карта побережья Балтийского моря, с определением координат для цели навигации. А завтра передам тебе ещё кое-что. – Пётр вдруг тяжело вздохнул: – Видишь ли, Иван, со шведом-то никак не замириться. Король шведский убит, слыхал, небось, в Норвегию его чёрт понёс! А мы ведь уже почти о мире договорились, так на тебе, всё сначала начинай. Видимо, придётся Швецию к миру-то силой принуждать.

– Сделаю, государь Пётр Алексеевич, не сомневайся.

– Ну, спасибо, Иван. Я к тебе в Академию загляну поутру? Не прогонишь? На отроков учёных смотреть зело приятно. – Пётр подмигнул Ивану и вдруг подошёл к Тимофею, приподнял ему волосы со лба, пристально посмотрел в глаза.

– В сём малом будет путь, быть ему гардемарином.

Тимоху прошиб пот. А царь продолжал, и каждое его слово наполняло мальчика радостью и надеждой.

– Приходи вместе с Фёдором завтра. Поступишь в цифирную школу. А отцу Даниле передай, что я велел и что ради приумножения учения будут тебе выдавать кормовые деньги до гривны и до четырёх алтын в день. А коли по прилежности станешь переходить в другие высшие степени того учения, довольствие будет иметь прибавление. Ну, прощайте пока.

Иван ван Блюмен поклонился государю. Фёдор с Тимофеем тоже поклонились.

Тинка с Тимкой вдруг так обрадовались за Тимофея, что им захотелось выскочить из зипуна и поблагодарить Медного всадника, то есть Петра Первого, то есть государя Петра Алексеевича, и порассказать ему всякого интересного…

Словно почувствовав это мышиное желание, Тимоха прикрыл карман рукой и глазами показал на него Феде. Мол, не открыть ли царю-батюшке удивительную штуку? Фёдор, не разгибаясь, быстро-быстро зашептал.

– Если он вас увидит, в Кунсткамеру посадит. Там всякие диковины заморские содержатся в банках, мне батюшка сказывал, скелеты двухголовые и жабы ядовитые.

Мышата прекрасно знали, что такое Кунсткамера. Желание знакомиться с Петром тут же пропало. Взрослые – не дети. Взрослым чудо надо разъять и посмотреть, что у него внутри…

Обратный путь до дома Иван шёл молча, погружённый в думы о срочном важном деле и о завтрашнем визите царя в Морскую академию. А Федя объяснял Тимохе, что за порядки в цифирной школе, какие есть там уроки, какие учителя. Про мышат мальчики будто забыли.

– Спасибо за всё, – поклонился Тимофей учителю. – Мне надо домой. Новости рассказать.

– Значит, завтра встретить, – сказал Иван, и Фёдор, воспользовавшись тем, что по-русски его отец говорил ещё не совсем правильно, дёрнул его за рукав и сказал:

– Да, батюшка, нам надо Тимофея завтра встретить. И мы от нас в школу пойдём. Я ему всё покажу. Можно?

Они уже стояли перед знакомой Тимохе дверью дома в Немецкой слободе.

– Хорошо. Будет так.

Фёдор незаметно погладил Тимофеев карман, прошептал мышам: «До завтра», пожал Тимофею руку, ему прошептал: «Только их не позабудь», и в этот момент Марья открыла дверь.