Текст книги "Перевал Дятлова, или Тайна девяти"

Автор книги: Анна Матвеева

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 15 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]

Света так обрадовалась, что я зримо увидела ее улыбку. Она прозвучала у нее в голосе:

– Читай, не буду мешать. Позвони как-нибудь, если время будет.

Я даже не успела сказать, что сегодня время у меня есть – потому что грог, но Света уже отключилась. Пришлось вздохнуть и вылить недопитое в раковину.

10.

– Шумахер, если бы ты еще и посуду мыл, тебе цены бы не было! – в сердцах сказала я котишке, отчаянно суетившемуся у дверцы холодильника. Сама вымыла посуду, пятый раз за день накормила Шуми и сварила себе кофе с кардамоном и корицей.

Перетащила выбранную Вадиком пачку на диван и начала читать новые листки, сколотые за угол степлером. Попутно делала пометки в блокноте.

ПРОТОКОЛ осмотра вещей, обнаруженных на месте происшествия. г. Недель, 5-6-7 марта 1959 года.

Прокурор криминалист прокуратуры Свердловской области, мл. советник юстиции Иванов в соответствии со ст. 78 УПК РСФСР составил настоящий протокол в том, что в присутствии зав. кафедрой физической подготовки УПИ Вишневского и корр. газеты "На смену!" Ярового Ю.

(Стоп! Эта фамилия мне уже встречалась. Автор книги "Высшей категории трудности" – Яровой. Неужели он принимал участие в поисках? Интересно, как ему это удалось… Насколько я могу себе представить, все было крайне засекречено – если не сами поиски, то последующие осмотры и экспертизы.) предъявил Юдину Юрию Ефимовичу – студенту 4 курса УПИ (г. Свердловск, 8 студенческий корпус, к. 531) вещи, обнаруженные в районе палатки туристов группы Дятлова, в районе костра у трупов Кривонищенко и Дорошенко, а также одежду, имеющуюся на обнаруженных трупах.

Юдину Ю. Е. было предложено, исходя из личных впечатлений, записей в дневниках участников похода, а также путем осмотра всех вещей, распределить принадлежность вещей тому или иному участнику похода.

В результате осмотра вещей Юдин Ю. Е. заявил, что, по его мнению, вещи принадлежат следующим лицам:

(До настоящего осмотра поисковой партией вещи были хаотически разложены по рюкзакам.)

Предположительно Колмогоровой Зинаиде принадлежат: а) рюкзак черный, старый, починен по боковому карману. В нем зубная щетка, заворачивающаяся внутрь, бинт, письмо из г. Березники на имя З. Колмогоровой, кусочек мыла, завязанный в тряпку, новая коробка спичек, черный электрический фонарик, катушка черных ниток, светлая мыльница с кусочком туалетного мыла, две баночки из-под сухого молока с набором медикаментов, мешочек-аптечка (бинты, вата, йод), фотопленка, железная баночка из-под зубного порошка, а в ней набор медикаментов. Юдин заявил, что, уходя от группы со 2-го Северного участка, он передал все эти медикаменты З. Колмогоровой.

З. Колмогоровой также принадлежат: носки вигоневые цветом почти черные…

Слово "вигоневые" вдруг отозвалось во мне со всей силой. Такое устаревшее милое слово… Обозначает, если я не ошибаюсь, "из грубой шерсти" или "смесовые"…

…плащ-палатка, варежки шерстяные голубые с коричневым рисунком… синие рукавицы типа "краги", тапочки суконные домашние новые, на подошве снаружи рисунок в елочку.

Список принадлежавших Зине вещей был длинным, подробным и беззащитным, как всегда бывает, если личное выставляют на общественное обозрение. Я могла себе представить криминалиста Иванова, показывающего Юдину одну вещичку за другой, но не могла представить, что чувствовал при этом Юдин.

Телогрейка дамская с искусственным темно-коричневым воротником… куртка-штормовка защитного цвета. В карманах штормовки обнаружено: пропуск с фотокарточкой на имя Колмогоровой, 5 руб. денег (рублями).

Особенно внимательно перечитала список одежды, в которой нашли Зину. Девушка была одета достаточно тепло.

…на трупе З. Колмогоровой было одето: синий свитр, под ним вязаная кофточка с поперечными синими полосками, ковбойка, синяя майка с рукавами… брюки лыжные, брюки синие тренировочные… Носки шерстяные коричневые с меховыми стельками, носки хлопчатобумажные. На голове шапочка красная шерстяная, под ней шапочка синяя шерстяная.

Вот и все. Кучка вещей, которые не умеют говорить. А то бы рассказали… Жаль, что не могут говорить палатки, березы, снега…

Предположительно И. Дятлову принадлежат: а) меховой жилет (без покрытия тканью), куртка меховая с замками "молния". Рюкзак старый, защитного цвета, рукавицы грубого сукна, маска,

(Маска, наверное, защитная – от снега и мороза. Вид она, судя по фотографиям, имеет жуткий. Человек в ней становится похож на агрессивного инопланетянина.) носки красные, запасные крепления, чехлы на ботинки теплые, шапка лыжная шерстяная, синяя с белыми цветами, рукавицы кожаные черные, одеяло темно-красное, брюки штормовые защитного цвета и штормовка светлая.

В карманах штормовки и штормовых брюк Дятлова И. обнаружено: очки в роговой оправе, в футляре серого цвета, записная книжка на имя Дятлова с фотокарточкой З. Колмогоровой, нож перочинный с карабином на веревочке, дольки чеснока, компас, маска, веревочки, проволока, резинка к лыжам.

Минуточку! Фотография Зины? Может, у них был роман? Или это мое нетерпеливое воображение нашептывает? Но фотография… В записной книжке… Правда, Игорь мог попросить Зинину карточку для оформления каких-нибудь документов. Надо взять на заметку.

…На трупе Дятлова И. была обнаружена одежда, перечисленная в акте вскрытия трупа: жилет меховой, обшитый синим сатином. Ю. Юдин заявил, что этот жилет принадлежит ему и 28/1-59 г. передан им С. Колеватову.

Почему же он на Дятлове оказался?

Ботинки теплые, обнаружены в лабазе.

На трупе Дятлова также было: свитер синий полушерстяной, рубашка-ковбойка, майка синяя трикотажная, брюки лыжные коричневые, брюки тренировочные темнозеленые… носок шерстяной белый, рваный, два хлопчатобумажных носка, упаковка стрептоцида.

То есть Дятлов был без обуви. На морозе. При этом – одет сравнительно тепло.

Неумолимый криминалист продолжал свою работу.

Предположительно Л. Дубининой принадлежат: а) рюкзак черный, старый, очки сломанные в футляре, зубная щетка в футляре, мыльница с мылом, зубная паста. Одеяло темно-синее, штормовка светлая, майка синяя, лыжные брюки черные, подшлемник белый, ботинки лыжные, кофточка шерстяная и носки шерстяные белые, валенки черные. Ковбойка в мелкую клетку, маска, носки коричневые и носки серые шерстяные. Ю. Юдин заявил, что носки он отдавал Л. Дубининой.

В карманах штормовки обнаружено: бумажная веревочка, заплатка из плащ-палатки, английская булавка, немного пудры и лук. Над карманом штормовки значок туриста. Левый рукав штормовки вывернут вовнутрь.

В карманах лыжных брюк обнаружено: эластичный бинт, начало письма…Вале… расческа большая, 2 карандаша, скрепка для волос и деньги 35 рублей.

Скрепка для волос… Как странно звучит – теперь никто бы так уже не сказал. Это из той же породы, что вигоневый свитр – забытые слова.

Шапочка синяя лыжная, мешочек х/бумажный. Дамские носовые платки – два белых с коричневой каймой и один в клетку.

Скрупулезно и тщательно был составлен этот протокол. Чем дальше я читала, тем страшнее мне становилось. Я четко видела перед собой груду не новых, не очень чистых предметов, почему-то оказавшихся в какой-то комнате ивдельской прокуратуры.

Вещи, которые предлагалось опознать Юдину, были очень похожи между собой. Обычная для тех лет туристическая экипировка. Ну как, например, можно отличить одну пару шерстяных носков от другой? Юдин же, судя по записи, неплохо справился с заданием.

Предположительно Н. Тибо-Бриньоль принадлежат следующие вещи: а) рюкзак, баночка из-под чая с фотопленкой, одеяло грубошерстяное темно-синее, шляпа старая… спички в клеенке, ковбойка в клетку (обнаружена у костра – один рукав ее вывернут), штормовка, ботинки.

В карманах штормовки и брюк: носовой платок, бинт, коробок спичек, карманный фонарик, нож перочинный и нож финского типа, компас, булавка, запасные ремни для лыж, 1 рубль денег, телогрейка черная, застегивается на левую сторону, валенки черные, подшитые.

Предположительно Слободину Р. принадлежит рюкзак новый, защитного цвета, к нему привязана игрушка – резиновый медвежонок, полотенце, бинокль, одеяло красное, штормовка светлая, штормовые брюки, телогрейка черная, прожженная, подшлемник, один валенок… плоскогубцы, проволока. Игрушка ежик, карандаш, коробка с шурупами, 2 катушки ниток, леска, записная книжка-блокнот. Фотоаппарат "Зоркий", номер не известен, ботинки лыжные, маска.

Вещи Рустема, или как его называли свои, Рустика, немного повеселее, чем у друзей. Еще, вспомнилось мне, он любил играть на мандолине – очень модном по тем временам инструменте.

На трупе Слободина Р. одето: свитр черный, хлопчатобумажный, под ним ковбойка. Между свит-ром и ковбойкой лежат 2 войлочные стельки, в кармане ковбойки авторучка, паспорт на имя Слободина, деньги 310 рублей (100, 50 ж 4 и 10 руб.), под ковбойкой серая трикотажная с начесом рубашка, а под ней майка.

Брюки лыжные… в карманах перочинный нож, расческа и карандаш..

На правой ноге валенок и 4 пары носок, на левой ноге носки, а валенок отсутствует. В штормовке

Слободина 3 экз. письма в отношении Биенко, а в кармане лыжных брюк письмо профкома.

В моей голове что-то тихонько застучало. Сначала мне подумалось, что это самовыражается грог, но потом стало понятно, что дело совершенно не в нем.

Рустем, Игорь и Зина были найдены в снегу, между кедром, где лежали Кривонищенко и Дорошенко, и палаткой. Насколько я помнила, хуже всех были одеты двое у кедра, то есть на них была только самая легкая амуниция. Достаточно тепло – те, что были в ручье, но лучше всех защищены от мороза Дятлов, Слободин и Зиночка.

Пока это всего лишь факт, и непонятно, как он сможет мне понадобиться. Тем не менее я сделала пометку в блокноте: мысль – субстанция летучая, и лучше ловить ее за хвост тут же.

Бесстрастный почерк Иванова тем временем продолжал:

Дорошенко предположительно принадлежат следующие вещи: рюкзак черный, одеяло бордовое, телогрейка синяя, брюки трикотажные тренировочные, ботинки, шарф в клетку, вигоневый, шапкаушанка, штормовка светлая, а в карманах ее две записные книжки и 20 руб. денег (10 х 2).

На трупе Дорошенко было одето: ковбойка в крупную клетку, кальсоны теплые, майка салатного цвета… На ногах три целых х/б носка, три рваных носка и пара шерстяных носок со следами прожога.

Опознаны как вещи Золотарева: а) одеяло зеленое в полоску, штормовка светлая, шарфик белый, шерстяной, ботинки, починены проволокой, берет черный, шапочка лыжная, бутылочка с витаминами… фотопленки 1 штука. В рюкзаке Золотарева тетради, журнал "Крокодил", лавровый лист, перец. Телогрейка черная, фотоаппарат с видоискателем и доп. объективом.

Тела Золотарева, Тибо, Люды Дубининой и Саши Колеватова в момент составления этого протокола еще не были обнаружены. Только их вещи, одежда и рюкзаки. У родных все еще оставалась какая-то надежда…

Колеватову предположительно принадлежит: рюкзак черный. Одеяло из солдатского сукна, штормовка и брюки, жилет меховой, ботинки лыжные, подшлемник… обломок расчески, пачка сигарет, "Ароматные", фляжка алюминиевая.

Я четко увидела перед собой алюминиевую фляжку. У моего отца была такая. Пузатая, надежная, прохладная… Да, интересно: в какой именно одежде нашли тела последних четверых.-3 Протокол давал ссылку на акты вскрытия, они лежали в отдельной папке.

Кривонищенко предположительно принадлежат вещи: рюкзак, одеяло темно-зеленое, телогрейка синяя, прожженная, штормовка и брюки штормовые, мандолина в чехле,

(Вот тебе раз! А играл-то на ней Рустик!) меховые чулки, подшлемник и рукавицы из декоративной ткани, ботинки лыжные, валенки, фляжка алюминиевая.

Здесь двойное дежа-вю.

В кармане штормовки расческа, компас и маленькие ножницы. На штормовке 2 знака: 2 спорт, разряд и "турист", струна "ре" для мандолины, игрушка "мишка".

На трупе Кривонищенко было одето: рубашка ковбойка, рубашка нательная, остатки кальсон, плавки, один носок.

Мало одежды для февраля на Северном Урале. Ладно, пока я не разберусь с одеждой оставшихся четверых, ничего не прояснится…

В протоколе оставалась последняя страничка.

Кроме того, часть вещей осталась неопознанной, как-то: чехлы на ботинки (все прорваны – 9 пар); носки х/бумажные целые и рваные – 25 шт.; носки шерстяные и вигоневые, целые и рваные – 21 шт.; рукавицы шерстяные, меховые, х/бум., обшитые и необшитые – 20 штук; гетры – 17 штук (синие и черные); подшлемники – 3 шт.; мешочки разные из-под продуктов – 12 шт.; туфли домашние (тапки) – / пара.

В списке неопознанного мне также встретились одна майка, три свитера, полотенце, шарфики, маски, трусы, шапочка, воротничок меховой, кожа от ботинок, носовые платки, жгуты, очки -4… -4,5 Д в зеленом футляре, фонарик "жучок", зубная щетка, топоры, пила двухручная, одна пара лыж, один ледоруб и посуда – семь ложек, пять кружек, три алюминиевые чашки, два ведра и печка с трубами. Печку, насколько я помнила по книгам Ярового и Гущина, смастерил Игорь Дятлов, у которого были всякие таланты по этой части.

Крупная, уверенная подпись Юдина заверяла протокол.

Стемнело. За окном грустно летали снежинки, похожие на маленьких замерзших человечков. Я задумчиво сложила протокол обратно в папку и почувствовала, как тихо в квартире…

Что ж! Посмотрю немного телевизор и пойду спать.

Вяло нажимая кнопки на пульте управления, я честно пыталась посмотреть несколько передач. По первому показывали очередного Джеймса Бонда.

На позывные бондианы прибежал Шумахер и запрыгнул ко мне на диван. Я уложила его рядом с собой, и полтора часа мы с удовольствием наблюдали за абсолютно нереальными и оттого прекрасными подвигами абсолютно ненатурального и оттого раздражающего мужчины. Я бы с таким даже разговаривать не стала. Наверное.

Под конец фильма меня сморил сон, тем более Шумахер мурлыкал вместо самого лучшего снотворного. А когда я очнулась – на экране был цветной "матрас" и противный писк летал по комнате, специально для таких, как я: не забудьте выключить телевизор.

А в 1959 году уже были телеки или еще нет? Наверное, были, но далеко не у всех… Народ в основном ходил в кино и внимательно разглядывал афиши.

В зеркале отражалось мое заспанное лицо с красными полосками на левой щеке – от сморщившейся диванной подушки. Быстро умывшись, я поместила себя в кровать, но – вот гадство! – теперь спать совершенно не хотелось. Я ворочалась с боку на бок больше часа, а потом поплелась в кухню за недочитанной пластиковой папкой.

– Надо бы почитать акты вскрытия, – хрипло сказала я самой себе. Интересно, если я целыми днями не буду ни с кем разговаривать, голос пропадет или нет? Наверное, мне просто не захочется его использовать. Как Робинзону Крузо.

Акты вскрытия наверняка лежали в красной сумке, но мне вдруг стало не по себе. Ночь на дворе, начитаюсь сейчас всяких ужасов и окончательно сойду с ума.

Я решительно взяла следующий по порядку документ из давешней папки. Еще один допрос свидетеля по делу.

ПРОТОКОЛ допроса свидетеля

14 апреля 1959 года прокурор следственного отдела обл. прокуратуры Романов допросил в прокуратуре области

Дубинина Александра Николаевича, 1903 г. р.

Отец Люды!

Постоянное место жительства: ул. Декабристов, дом 16/18, подъезд 44, кв. 379. Сл. тел.: 41-39-40.

Тогда такие были номера в Свердловске, смешные…

Ввиду того, что я не был на месте гибели группы туристов и меня как родителя никто не информировал об истинной причине гибели моей дочери, позволю себе высказать свое мнение о причинах и виновниках гибели…

До сих пор не могу свыкнуться с мыслью – как у нас в Советском Союзе, в большом промышленном, культурном центре страны могло иметь место такое преступное, наплевательское отношение к сохранению жизни целой группы людей.

Отправлять людей в опасный для жизни поход по горно-таежной, ненаселенной местности, где в январе – марте имеют место сильные бураны, сваливающие с ног (по рассказам местных жителей…) не только человека, но и оленя, частые обвалы, не разработав и не проведя абсолютно никаких, даже элементарных мероприятии, в какой-то мере предотвращающих опасности для жизни…

…Такая организация похода, граничащая с авантюризмом и основанная на безрассудном риске, да еще в связи с трагическим случаем, имевшим место около горы 1079, исключала возможность спасения кого-либо из группы…

Физически больно было читать этот текст, написанный человеком, который уже потерял свою дочь, но еще не смирился с этим. Тело Люды Дубининой пока не нашли… И ее отец пишет:

…слышал разговоры студентов УПИ, что бегство раздетых людей из палатки вызвано взрывом и большим излучением… заявление зав. административным отделом обкома КПСС т. Ермаша, сделанное сестре погибшего т. Колеватовой, о том, что остальные, не найденные сейчас 4 человека могли прожить после смерти найденных не более 1,5– 2 часа, заставляет думать, что вынужденное, внезапное бегство из палатки вследствие взрыва снаряда и излучения вблизи горы 1079, "начинка" которого вынудила… бежать от нее дальше и, надо полагать, повлияла на жизнедеятельность людей, в частности на зрение.

Вот это да! Людин папа достаточно смело высказывал свои соображения. По тем временам – беспримерно смело… Кстати, мне тоже приходило в голову, что дят-ловцы были ослеплены. Дело в том, что костер возле кедра горел полтора или два часа. И для того чтобы поддерживать огонь, кто-то (вероятнее всего, дятлов-цы – пока мы ничего не знаем о присутствии на перевале еще каких-то людей) залезал на этот самый кедр – высоченный, раскидистый – и прыгал по веткам, чтобы их сломать. Кроме того, срезал ножом ветки растущих рядом тоненьких березок, несмотря на то что их легче было сломать руками. Тогда как в двух шагах от костра, по свидетельству поисковиков, находился валежник! То есть ребята ничего не видели… (Если даже предположить, что кругом была темная ночь, все равно не сходится – свет луны и отражение его снегом сделали бы свое дело.)

Свет снаряда 2/11 около семи часов утра видели в г. Серове. Наблюдала это, по рассказам студентов УПИ, некая группа туристов, пребывавшая в то время в походе у горы Чистоп. Думаю, что предполагаемый снаряд был пущен извне территории СССР, и потому меня удивляет, почему не были закрыты туристические маршруты из г. Неделя…

И кроме этого, если снаряд отклонился и не попал на намечаемый полигон, по моему мнению, ведомство, выпустившее этот снаряд, должно выслать на место его падения и разрыва аэроразведку для выяснения, что там он мог натворить, и для оказания потребной возможно помощи.

…Если аэроразведка была сделана, то можно предположить, что она подобрала остальных четырех человек.

Изложенным здесь моим личным мнением я ни с кем не делился, считая это не подлежащим разглашению.

Бедный Александр Николаевич! Еще оставалась у него маленькая надежда, что дочку забрали спасатели из аэрогруппы… Через две недели найдут Люду и троих парней, а в начале мая их похоронят.

В конце странички была сделана пометка карандашом, видимо, рукой Светы:.младший брат Люды – Игорь, живет в Березовском, инженер.

Я прижала к себе листочки. Горе отца, потерявшего любимую дочь, до сих пор витало над страницами.

В папке остался еще один протокол допроса свидетеля. Владимир Михайлович Слободин, председатель профкома УПИ, которому после гибели сына еще и влепили строгий выговор (Господи, в какие времена они жили?..), подробно высказывал свои соображения о виновниках беды. Их искали только среди организаторов похода. Владимир Михайлович ссылался на разные документы и постановления, доказывая, где оплошали руководители спортклуба и УПИ, просил наказать их… Особенно должно было влететь Льву Гордо, председателю спортклуба.

Несчастные и наивные родители, до своей смерти так и не узнавшие причину, по которой у них отобрали самое главное в жизни, весь ее смысл – детей… Родители дятловцев боролись за правду, как львы. Боролись всеми возможными тогда способами – писали заявления, давали показания, добивались приема у начальства, расспрашивали студентов и туристов… Сами отправлялись на место происшествия, но там, кроме молчаливых снегов и холодного ветра, ничего и никого не повстречали.

Света говорила, что никого из них уже нет в живых. Наверное, их души повстречались с душами убитых детей – убитых природой, людьми или сверхъестественными силами…

Теперь они знают правду.

Листки выпали из моих рук, и я заснула моментально, безо всяких переходных периодов.

11.

Я шла по красивому заснеженному городу. Он снится мне довольно часто: удачный гибрид Свердловска, Екатеринбурга, Ленинграда и Санкт-Петербурга. Шумят, раскачиваясь, будто деревья, тонкие и высокие дома, неподвижны редкие сосны с общипанными верхушками, машины едут скучным и скученным потоком. Одно за другим зажигаются окна, веселый пьяница падает на раскатанной до блеска дорожке. Громко, старательно матерится и встает. Я иду в старой шубе, подняв воротник обеими руками. Совсем стемнело – только снег чуть светится, и видны грязные края сугробов.

Передо мной – старик, он бредет аккуратно, словно боится разбудить в себе болезнь резким движением. Неспешные, правильные шаги, как машина: раз-два, раз-два. Дорожка узехонькая, мне приходится подстраиваться под этот солдатский ритм. Но я куда-то тороплюсь, поэтому вскоре его спина, прикрытая старым шерстяным пальто, в котором, наверное, очень холодно, оказывается прямо перед моим носом, так что я даже могу уловить запах лекарств, летающий рядом.

Он оборачивается, погружает в меня блекло-голубые глаза.

– Эмиль Сергеевич?

– Здравствуй, Анечка, – мы встаем плотно в сугробе (на месте стой, раз-два!).

– Вас же, то есть… вы же… – я совершенно не могу артикулировать.

– Что-что? Ах, ну да, это совершенно неважно! Анечка, я что хотел тебе сказать – ты вот сейчас читаешь документы все подряд, это, конечно, хорошо, но ты найди там у меня такой картонный конвертик – посмотри, что внутри. В первую очередь. И еще, Аня, – у тебя ведь не все бумаги по этому делу! Ира моя никогда аккуратницей не была. И не увидела еще несколько листочков, я их как раз в тот… м-м-м… день смотрел. Ты уж найди их, пожалуйста.

Я кивнула, держась за воротник шубы. Прямо от меня убегала абсолютно свободная дорога, протоптанная в глубоком снегу. Но я никуда больше не спешила. Как тот ямщик.

Утром этот сон благополучно забылся. Я проснулась в замечательном настроении и подумала, что надо бы пойти прогуляться, тем более на улице немного потеплело. Так мне показалось.

Уже на выходе меня тормознул телефонный звонок. Редактор из Москвы. Тот самый, что отказался от моего романа. Нет, в смысле романа со мной он был как раз очень не против, несмотря на лысину; ему не хотелось издавать произведение с "недостаточным эротическим контекстом". Что он имел в виду, мне в общем-то понятно. Блестел при этом глазками и облизывался, что абсолютно укладывалось в искомый им "контекст".

– Здравствуй, деточка, – заговорил редактор, и мне показалось, что я чувствую запашок, как будто мой собеседник не почистил зубы поутру. В Москве как раз было раннее утро, так что редактор звонил из дома. – Ты подумала о том, что мы говорили?

– Да, – сказала я, тоскливо глядя на дверь. Очень хотелось на улицу – проветрить голову. И тело. И шубу.

– Ты переделаешь?

– Может быть, мы созвонимся попозже?" Короткие гудки. Я аккуратно положила телефон на подзарядку. Странно, этот разговор меня совершенно не расстроил, хотя насчет эротического контекста – дело дохлое. Видимо, романа не будет. Никакого. Я вышла вон из опостылевшей за несколько дней квартиры.

Как хорошо было на улице! Тот самый зимний день, что представляют себе эмигранты в далеких Парижах и Нью-Иорках… Морозно, но совсем не холодно, и даже снег скрипит по-деревенски, синеватый, плотный, настоящий. Будто мы и не в городе-миллионере!

Я медленно пошла по своей улице вниз. Улица Декабристов. Странно – насколько сильно прикипаешь к названию, настолько же оно теряет смысл… Когда-то здесь шли декабристы в Сибирь, а теперь, не спеша и с удовольствием, плетусь я, придерживая полы шубы, и параллельно мне течет многорядный поток машин.

Справа парк, я часто тут гуляю. Дорога удобная – спуск с горы. Слева – магазин, а я помню, что когда-то в этом здании работала пивная под названием "Кафе Восточное", там можно было встретить самых разных замечательных людей. Где они теперь?

Где-где. В Москве. Пусть и не в рифму, зато правда. И чего всех тянет в этот несчастный город?

Я плюнула в урну. У нас в городе очень мало урн. Можно сказать, повезло.

Хорошо идти и думать о всякой ерунде.

Перед перекрестком с Белинского зашла в "Уральскую книгу". Купила себе пару книжек. И потом перебралась на правую сторону – там открывается очень красивый вид на Исеть. Я, правда, смутно представляла себе этот самый вид, но мне помнилось откуда-то, что он красивый.

На старом каменном мосту, глядя на чуть дымящуюся гладкую воду, толстую трубу канализации, которая тянулась вдоль Исети, и на стволы нежных берез, я вспомнила давешний сон, забытый поутру. Вспомнила четко, будто только что увидела.

– Надо срочно бежать домой и смотреть, что в папке, – сказала я речке, трубе и березам. Хотя очень здорово было бы еще немножко погулять – не убежит ведь от меня эта папка. А в квартиру Эмиля мне пока просто не попасть – собственный информатор Надежда Георгиевна сообщила, что новый жилец въедет только через неделю. Тогда Ира и появится. Надежда Георгиевна делала какие-то смелые предположения касательно Ириных контактов с этим самым жильцом, но я делала вид, что не понимаю ее, героически храня молчание.

В общем, надо еще пройтись. Дойду до конца Декабристов, где Александро-Невская церковь и монастырь.

Загорелся зеленый, и я машинально подчинилась его вежливому приказу.

Здесь было уже не так много машин. В задумчивости я пересекла еще одну проезжую часть и оказалась прямо перед круглыми куполами храма. Этот храм небогатый, но какой-то очень внушительный, настоящий.

Мимо нищих, матерящихся в споре за лучшее место и моментально изменивших риторику при моем появлении, мимо трех старых автомобилей, припаркованных чуть ли не под иконой на церковных воротах, мимо граждан, идущих с осторожностью по заледеневшим дорожкам, я прошла на церковную территорию и теперь остановилась перед входом в храм. Чегото ждала.

Из храма вышли невысокая старуха в черной косынке и молодой человек. Оба крестились истово, по всем правилам.

Я бы тоже хотела так уметь… Завидую тем, кто искренне верует, не изображая каких-то несуществующих чувств, не подделывая свои эмоции. Легко представить себе, каким мощным подспорьем может стать собственная вера. В принципе только она способна оправдать и объяснить все, даже самые нелепые и страшные события жизни.

Верующим людям не страшно умирать: они думают, что их ждет лучшая жизнь – где-то там, далеко.

А у меня не получается в это поверить. Не знаю, что тому виной – атеистическое воспитание, которое досталось всему моему поколению, или не те книжки, читанные в детстве… Как бы мне хотелось поверить, что Бог – не есть придуманное, но настоящее, и что после смерти есть что-то еще. С детства боюсь смерти, даже не самого этого факта, а осознания другого – после смерти не бывает ничего. (По-английски звучит так: "бывает ничего", у них нет двойных отрицаний – очень удобно.) Меня мучили кошмары про это самое ничего, оно представлялось мне чем-то вроде полой статуи, в которую меня поместят, так что складки мрамора повторят черты лица и контуры тела и будет нечем дышать. Я даже маме не могла объяснить, что именно так пугает, просто спрашивала:

– Мама, я умру?

– Нет, – говорила мама. И я успокаивалась. А потом одна знакомая мне сказала:

– Все обязательно умрут. В чем-то другом можно сомневаться, но смерти еще никому не удавалось избежать.

Мучительная правда этих простых слов стала моим наваждением. И с годами этот страх не пропал. Я окрестила его танатофобией и научилась жить с ним.

Меня совершенно не устраивала советская мораль – дескать, надо совершить подвиг или какое-нибудь там открытие, чтобы народ запомнил мою личность и потом с этим самым открытием бы и отождествлял. Да наплевать! Какая разница, если мое тело к тому времени перестанет существовать, а душа… А кто сказал, что душа существует? Пока что в этом расписы ваются только дешевые газеты, из тех, что оставляют краску на пальцах через несколько секунд контакта…

Как-то раз, по-моему, три года назад одна моя подруга позвала гостей на Рождество, и мы – четыре вполне взрослые и самостоятельные девицы – устроили спиритический сеанс. Написали буквы на круге из ватмана, зажгли свечи и начали крутить блюдце. То есть мы его не крутили – оно натурально ездило само по себе и "писало" с помощью наших букв всякие слова. Мы всего лишь держали руки в нескольких сантиметрах от этого блюдца, причем я готова поклясться, что никто из девчонок к нему не прикасался.

Сначала мы вызвали дух Беллинсгаузена. Почему именно Беллинсгаузена, я не помню. Но он пришел и долго, обстоятельно отвечал на все наши глупые вопросы: когда я выйду замуж? Сколько у меня будет детей?

Помню, как спрашивала Наташка – очень серьезно и вежливо, будто на приеме у врача:

– Скажите, пожалуйста, мой жених будет богатым?

Потом мы "отпустили" Беллинсгаузена и вызвали дух поэта Николая Олейникова. И вот тут начались очень странные вещи. Блюдце просто летало по ватману и составляло слова, которые оказались олейниковскими стихами! Я потом специально проверила по книжке: он "читал" нам про жука-антисемита. Вряд ли кто-то из моих подруг мог знать это произведение.

Потом дух остановился, перевел дух и написал одно слово:

Шлюхи.

Наташка побелела и спросила:

– Мы вам не нравимся?

И он ответил:

Люблю.

Предсказания духов не сбылись. Наташка, которой пообещали "полную чашу" во всех смыслах, до сих пор одна, да и у остальных девчонок, включая меня саму, все остается по-прежнему или даже становится хуже. И мы часто спрашиваем друг у друга: что это было? Массовый психоз? Истерика? Или правда?

Тогда я тоже ходила в церковь и поставила две свечи – за упокой души Фаддея Беллинсгаузена и Николая Олейникова, души людей, которые мы, глупые девицы, потревожили.

Мне все равно кажется, что Олейникову нравилось с нами болтать.

Как они живут там, эти души? Откуда мы их вызвали? Почему они не вселяются заново в тела новорожденных младенцев? Ведь если рассудить здраво, Богу совершенно невыгодно создавать новые души для новых людей – лучше брать старые. А если душа уж совсем поганая, как у Ленина или Гитлера, тогда ее можно оставить на вечное поселение в аду. Но таких ведь мало, в основном все люди – почти все – достойны жизни.