Текст книги "Путь в Версаль"

Автор книги: Анн Голон

Соавторы: Серж Голон
сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 21 страниц) [доступный отрывок для чтения: 8 страниц]

Глава 8

Однажды летним вечером Тухлый Жан заглянул в «резиденцию» Каламбредена, находившуюся в башне Несль. Он пришел, чтобы проведать нищенку по кличке Фанни-несушка, которая промышляла в банде Каламбредена. Это была своеобразная женщина, ее профессия была всем известна – она была проституткой. По натуре она была артисткой и просила милостыню только для развлечения. Но основное ее занятие было рожать и продавать детей. Тухлый Жан уже купил ребенка, которого она носила под сердцем.

В этот вечер он пришел узнать, как чувствует себя младенец, находившийся еще в утробе матери.

Фанни сидела в углу и вязала. Она никогда не сидела без работы. Развязной походкой Жан подошел к ней.

– Привет, Фанни. Как чувствует себя «наш» младенец?

Фанни бросила работу.

– О, прекрасно. Но за него, – она показала на живот, – ты мне заплатишь больше, чем обычно, потому что у него будет хромая нога.

– Но как ты можешь знать об этом? – спросил крайне удивленный Жан.

– Тот, с кем я спала, был хромой.

Все бродяги затряслись от смеха. Сидевшая тут же за столом ля Поляк заметила:

– Считай, что тебе повезло, – ты видела, что твой клиент был хромой. А ты не путаешь? – она залилась оглушительным смехом. – А может, он был без…

Все продолжали смеяться.

Анжелика ненавидела Тухлого Жана. Ее маленькая обезьянка Пикколло, возбужденная громким смехом, прыгнула на плечо Тухлому Жану и вырвала у него на голове клок волос.

– Проклятое животное, – заорал он, защищая глаза и лицо.

Анжелика смеялась, довольная поступком своей любимицы. Она не скрывала своей неприязни к этому типу – продавцу детей, хотя многие его боялись из-за связи с Великим Керзом.

Жан ругался на чем свет стоит, потирая и без того почти лысый череп. Он уже докладывал Великому Керзу, что люди Каламбредена стали несносными и опасными. Они считают себя хозяевами. Но придет день, и они поплатятся за это.

Чтобы как-то успокоить его, ля Поляк пригласила продавца детей к столу выпить глоток вина. Она налила ему полную кружку бурлящего вина. Тухлому Жану всегда было холодно, даже в разгар лета. Должно быть, у него была рыбья кровь. Глаза его были сине-зеленого цвета, кожа всегда потной. По мере того, как он пил, ужасная улыбка искажала его лицо и рот, полный гнилых зубов.

Внезапно в дверях башни Несль появился старик, сзади которого шел его сын, малыш Дино.

– А вот и ты, мой красавчик, – сказал Жан, потирая руки. – Ну, старик, на этот раз решено. Я тебе даю 50 ливров за твоего сопляка.

Старик растерянно смотрел на него.

– Но что я буду делать с пятьюдесятью ливрами? И кто же будет играть мне на барабане?

– Ты научишь другого мальчишку.

– Но это же мой сын, – заплакал старик.

– Ты разве не хочешь сделать его счастливым? – спросил Жан, злорадно улыбаясь. – Ты только подумай, твой сын будет носить бархатный камзол с кружевным воротничком. Я тебя не обманываю. Я уже наметил знатного сеньора, ему-то я и продам твоего щенка. Он будет любимцем сеньора, а в будущем, если не будет глуп, его карьера обеспечена. – И Тухлый Жан потрепал светлые кудряшки ребенка.

Потом он обратился к мальчику:

– А как ты на это смотришь, Дино? Хотел бы ты иметь красивую одежду и есть из серебряной посуды?

– Я не знаю, – смущенно ответил Дино.

Он не представлял всего этого, потому что родился и вырос в нищете, как и его предки. Луч заходящего солнца, пробивавшийся в просвете дверей, озарил его кудрявую головку. У него были длинные загнутые ресницы, большие черные глаза и красные, как вишня, губы. С изяществом носил он свое платье, больше похожее на лохмотья. Мальчика можно было принять за маленького сеньора, собравшегося на маскарад.

«Какой красивый мальчуган, – подумала Анжелика. – Он был создан природой для роскоши и достатка, но его судьба распорядилась по-другому».

– Ну что, мы договорились? – снова завел свою песню Жан, взяв мальчика за плечи. – Пойдем со мной, мой птенчик.

Старика била дрожь.

– Нет, я не согласен! – завопил он. – Ты не имеешь права отнимать у меня моего сына!

– Но ведь я его у тебя покупаю, – возразил Жан. – 50 ливров – это целое состояние для такого нищего, как ты.

Он взял Дино за руку и направился к двери. Но там уже стояла Анжелика, направив в его сторону нож, как учила ее ля Поляк.

– Оставь ребенка, ублюдок, или я распорю тебе брюхо и выпущу всю твою рыбью кровь, – сказала она на воровском жаргоне.

Жан попятился.

– Я не разрешаю тебе забирать ребенка без ведома Каламбредена.

Что касается страха, она ничего не боялась. Она взяла Дино за руку и отвела его к плачущему отцу.

Лицо Тухлого Жана потемнело, в течение нескольких минут он не мог произнести ни слова. Как эта шлюха может противостоять ему, приятелю Великого Керза! Немного успокоившись, он выдавил из себя:

– Ну ладно, черт с тобой. Я подожду Каламбредена.

Он сел рядом с ля Поляк.

– Налей еще вина, – грубо сказал он ей.

– Каламбреден исполняет все, что хочет «маркиза», – прошептала она с завистью и восхищением Тухлому Жану.

Он злобно посмотрел в сторону Анжелики. Пока он пил, дверь открылась и женский голос произнес:

– Тухлый Жан здесь?

– Входи, – сказал Снегирь.

Было уже темно, свечи тускло осветили крупную женщину, рядом с которой стоял лакей с корзиной в руках. Она обратилась к Жану:

– Мы искали тебя на окраине Сен-Дени, но нам сказали, что ты у Каламбредена в башне Несль. Ты, наверное, обогнал нар на час, – продолжала она, поправляя воротник платья. На груди у нее сверкнул крупный медальон с цепочкой.

Мужчины, сидевшие за столом, с завистью смотрели на эту самку с пышной грудью.

Анжелика отошла в темный угол зала, легкий пот покрыл ее виски. В вошедшей женщине она узнала Бертилию, горничную графини Суассон, графини, которой всего несколько месяцев тому назад она продала Куасси-Ба.

– В чем дело? – спросил тем временем Тухлый Жан, допивая свое вино. – У тебя есть что-нибудь для меня?

Женщина вытащила из корзины сверток и подошла к нему. Это был новорожденный.

– Вот, – сказала горничная, – это тебя заинтересует.

С видом знатока Жан осмотрел «товар».

– Ну что ж, худой, но неплохо сложен. Я бы дал тебе за него 30 ливров.

– 30 ливров?! Да ты посмотри на него повнимательней. Ты не ценишь товар, который я тебе принесла.

Вдруг маленькое разбуженное существо зашевелилось.

– Боже мой! – воскликнула ля Поляк. – Да ведь на нем черные пятна!

– Тихо, это ребенок мавра, – прошептала служанка. – Он метис. Ты знаешь, какой он будет, когда вырастет? С черными глазами и кожей цвета эбенового дерева. Позже, когда ему будет пять-шесть лет, ты его продашь какому-нибудь сеньору за бешеные деньги. – Она вздохнула. – Кто знает, может, ты продашь его собственной матери, графине Суассон.

В глазах Тухлого Жана зажглись огоньки.

– Ну ладно, я даю тебе 100 ливров.

– Нет, 150.

– Ты с ума сошла! Хочешь разорить меня, прохвостка! Ты знаешь, сколько денег понадобится на его воспитание?

Начались торги. Пока они торговались, через черный ход вошли Каламбреден, Барко и несколько других бандитов.

– Как я могу тебе просто так поверить, что это сын мавра? – неуверенно спросил Жан.

– Я тебе клянусь, что его отец был черный, как днище закопченного котла.

Сидевшая рядом Фанни воскликнула:

– Святая Мария! Неужели твоя госпожа могла спать с таким страшилищем? Я бы никогда не решилась. Я слышала, что мавру достаточно посмотреть на белую женщину, и она забеременеет.

Бертилия подошла и села за стол.

– Налей мне вина, ля Поляк, сейчас я вам все расскажу. Моя госпожа вначале была любовницей короля, но когда его величество узнал, что делит любовницу с мавром, то был взбешен и в Лувре, на балу, повернулся к ней спиной. Но моя хозяйка хитрая бестия. Официально она должна родить в декабре. Мавра выгнали в феврале. Если она родит в декабре, значит мавр не отец ребенку. Я слышала, как она однажды говорила подруге:

«Этот ужасный ребенок дико ворочается во мне. Он меня связывает. Я не знаю, как буду сегодня танцевать на королевском балу».

Когда наступит срок официальных родов, ей принесут другого, белого ребенка, и весь двор скажет:

«Да, мавр здесь ни при чем, потому что известно, что его отправили на каторгу в феврале месяце».

– А почему его отправили на каторгу? – спросила любопытная Фанни.

– Да это из-за той истории с колдуном. Он был соучастник какого-то хромого дьявола, которого сожгли на Гревской площади.

Анжелика задрожала – прошлое опять преследовало ее. Она плотнее прижала к себе обезьянку и хотела уйти наверх, но рассказ притягивал ее, как магнитом.

– Да-а, это была история! – продолжала Бертилия. – Мавр знал, как предсказывать судьбу, и его обвинили в колдовстве. Моя хозяйка обращалась даже к ля Вуазин, этой ведьме. Но, узнав, кто отец ребенка, эта прорицательница отказала ей в избавлении от проклятого плода.

По-детски переставляя ноги, к столу подошел Баркароль.

– Да, я видел эту даму моей хозяйки. Я маленький дьявол. Это я открываю двери всем приходящим к прорицательнице.

– Я тоже тебя помню, – пролепетала уже пьяная Бертилия. – Я помню, как прорицательница сказала, чтобы она не настаивала, потому что ребенок от мавра. Графиня даже угрожала колдунье, но та была неумолима. И моей госпоже пришлось рожать. Прорицательница сказала, что только примет роды. Время наступило. Ля Вуазин выкачала из моей госпожи много денег. И вот она, наконец, родила. Все было согласовано заранее, это полнейшая тайна. На рассвете я проводила хозяйку домой, но для всех она осталась беременной. А теперь в декабре она «родит» белого младенца и покажет его мужу.

Под веселый смех Бертилия закончила свой рассказ.

– А мне за труды графиня подарила вот эту золотую цепочку и медальон.

Вдруг она обратилась к карлику:

– Да, вот еще. Любимый карлик королевы скончался, – сказала, подумав Бертилия, – и королева горько переживает, ведь она беременна, а карлица, жена покойного, в отчаянии. Никто не может ее утешить. Я думаю, что ей понадобится новый супруг.

– О, я знаю, что понравлюсь этой почтенной даме, – радостно воскликнул Баркароль. – Ведь я мужчина в теле, – и он захохотал. – Отведи меня к королеве, красотка. Я уверен, что понравлюсь ей.

– Но карлица разговаривает только на испанском языке, – заметила Бертилия.

– Неважно, я говорю на всех языках! – воскликнул карлик.

Все засмеялись.

– Не забудь своих друзей, когда станешь богатым, – сквозь зубы процедил Каламбреден.

Бертилия ушла.

Все были возбуждены этой историей. На столе появились кружки с вином. Анжелика вышла из своего укрытия и подошла к столу.

Карлик заметил ее и сделал реверанс.

– Дорогая «маркиза», – начал он, – разрешите мне назначить вам свидание в будуаре королевы. – Он быстро выбежал из зала, хлопнув дверью.

В эту ночь в башне Несль долго не смолкали голоса. Никто не мог успокоиться после рассказа Бертилии.

Только в третьем часу ночи в башне воцарилась тишина.

Глава 9

Весь королевский двор находился в Фонтенбло.

Нельзя было найти более прекрасного и прохладного места, чтобы спастись от летнего зноя, чем этот удивительный замок, сложенный из белого мрамора, который был построен во времена Франциска I. Все вокруг дышало свежестью из-за множества фонтанов во дворе замка.

В этой обстановке Людовик XIV решал государственные дела, развлекался, любил.

Сейчас он был влюблен в красавицу Луизу де Лавальер.

– У короля новая фаворитка, – повсюду шептали придворные.

Король-солнце любил театр, и для него на лоне природы ставились пьесы, где Луиза де Лавальер играла то Диану, бегущую по лесу, то Венеру – богиню любви.

А что оставалось делать придворным? Они во всем подражали королю. Они понимали, что на короля можно влиять только через любовницу. И вот тут началось.

Придворные затевали интриги, чтобы получить теплое Место или заслужить королевскую милость, покровительство или ренту.

В то время, как королева, занятая материнством, оставалась в своих апартаментах со своей любимой карлицей, король проводил время в весельях, обедах, карнавалах. Жизнь короля проходила на виду королевского двора, и трудно было скрыть что-либо. Повсюду с ним была его новая фаворитка Луиза де Лавальер. Этот некогда строптивый мальчик, познавший силу власти, правил теперь страной и всеми подданными.

***

Анжелика сидела на берегу Сены и чувствовала зловонный запах гнилой тины. Она смотрела на сумерки, спустившиеся над Нотр-Дам.

Над квадратными башнями солнце было уже желтое, и неугомонные ласточки наслаждались последними отблесками дня. Время от времени какая-нибудь из птиц, пролетая мимо Анжелики, брала на берегу немного глины и тут же взмывала ввысь.

Невдалеке Анжелика видела дорогу, подходившую вплотную к берегу Сены. Это был самый большой водопой в Париже. В этот вечерний час вереницы лошадей, гонимые извозчиками, направлялись к водопою. Их тихое ржание слышалось в прозрачном вечернем воздухе. Уставшие за день, извозчики медленно распрягали лошадей.

Бросив последний взгляд на Нотр-Дам, Анжелика поднялась.

– Я должна пойти и посмотреть на своих сыновей, – решительно сказала она себе.

Паромщик за 20 сольди доставил ее в порт Святого Эндрю. Анжелика прошла по улице и остановилась в нескольких шагах от дома, где жил прокурор Фалло де Сансе. Она вовсе не хотела предстать в доме своей сестры в таком нищенском виде, в юбке, разорванной сбоку, в деревянных башмаках на босу ногу, с волосами, связанными в узел. Мысль о том, что, притаившись где-нибудь в уголке, она сможет хоть одним глазом увидеть своих крошек, придавала ей силы.

С недавнего времени эта мысль стала навязчивой идеей. Маленькое личико Флоримона появлялось, как из пропасти, в момент исступления, которое часто посещало ее со дня казни мужа. Она видела его красивые вьющиеся черные волосы, слышала, как он лепетал.

Сколько ему теперь лет? Наверное, немногим более двух.

А Кантор? Ему было семь месяцев. Анжелика не представляла его себе. Ведь она оставила его таким крошкой.

Опершись о стену лавки сапожника, Анжелика принялась рассматривать фасад дома. Год назад она приехала проведать сестру в золоченой карете. Именно отсюда она отправилась на триумфальный въезд короля. И Като ля Борше передала ей заманчивое предложение суперинтенданта Фуке.

– Соглашайтесь, дорогая моя! Это лучше, чем потерять жизнь.

Но она отказалась. И вот потеряла все. Анжелика спрашивала себя:

– Разве я не потеряла жизнь?

Сейчас у нее не было ни имени, ни прав, ни средств к существованию. Она попросту умерла для общества.

Шло время, но дом казался пустынным. Через грязные окна кабинета прокурора можно было различить силуэты клерков, сидящих за столами. Один из них вышел, чтобы зажечь фонарь перед входом в дом. Анжелика тихо подошла к нему.

– Скажите, пожалуйста, господин прокурор у себя или уехал в деревню? – спросила она неуверенным тоном.

Прежде чем ответить, клерк внимательно осмотрел свою посетительницу.

– Прокурор здесь больше не живет, – грубо ответил он. – Он оставил свой пост из-за неприятностей после процесса о колдовстве, в котором была замешана его семья. Он переехал в другой район.

– А вы не знаете куда? – с надеждой спросила Анжелика.

– Нет, – глухо ответил клерк. – Но если бы и знал, то все равно не сказал бы, ты не похожа на его клиентку.

Он вошел в дом и хлопнул дверью.

– Ходят тут всякие, – бормотал он, поднимаясь по лестнице.

Анжелике стало плохо, горький комок подкатился к горлу, она думала, что вот-вот зарыдает. Последнее время она жила мыслью хоть на секунду увидеть милые личики своих детей. Однажды она видела, как Барба держала на руках Кантора, а веселый Флоримон играл около ее ног. Но это было так давно. И вот они исчезли навсегда. Она присела на ящик, несмотря на его грязь.

Вдруг дверь мастерской открылась и вышел сапожник, чтобы закрыть ставни. Он слышал ее разговор с клерком и, так как был порядочным человеком, подошел к Анжелике и сказал:

– Я знаю, где работает служанка прокурора. Последний раз я видел ее в лавке торговца жареным мясом на улице Вале де Мизер под вывеской «Храбрый петух».

Анжелика поблагодарила сапожника и отправилась искать таверну «Храбрый петух».

Улица Вале де Мизер находилась позади тюрьмы Шантль. На этой улице располагалось множество таверн и кабаков. День и ночь здесь сновали люди, это было бойкое место и пользовалось популярностью в Париже.

Харчевня «Храбрый петух», одно из самых захолустных заведений, стояла в отдалении. Анжелика вошла в еле освещенный зал. За прилавком возвышался большой мужчина, на его голову был натянут грязный берет, перед ним стоял стакан с вином, и казалось, что он был занят им больше, чем клиентами. Клиентура была немногочисленной несколько бродяг и мелких торговцев беседовали за рюмкой водки.

Анжелика обратилась к толстому повару:

– Скажите, пожалуйста, работает ли здесь служанка Барба?

Повар небрежно показал ей на кухню. Зайдя туда, Анжелика без труда узнала Барбу. Она сидела перед камином и ощипывала тощую курицу.

– Барба, – тихо позвала Анжелика.

Барба тяжело подняла голову, вытерла рукой пот со лба и устало ответила:

– Чего тебе, нищенка?

– Барба, – повторила Анжелика, улыбаясь. – Ты не узнаешь меня?

Через мгновенье лицо Барбы засияло, глаза удивленно расширились и она бросилась на шею Анжелике.

– О, мадам графиня, извините меня, пожалуйста, я вас не узнала.

– Не называй меня мадам, – глухо сказала Анжелика.

Она осторожно облокотилась на край очага, от которого шел сильный жар, и спросила:

– Где мои малыши?

Полные щеки Барбы задрожали, она разрыдалась.

– Они у кормилицы в деревне Лоншат, мадам.

– Разве они не у моей сестры Ортанс?

– На второй день после вашего ухода она отправила их к кормилице. Потом я покинула дом прокурора и сейчас работаю у других господ. Теперь так трудно заработать себе на жизнь. – Она продолжала плакать, ее красное лицо стало мокрым от слез.

Пока Барба еще что-то говорила, Анжелика думала, где может находиться эта деревня.

– Где ты живешь, Барба?

– Тут, наверху, мадам.

– Не называй меня мадам.

В этот момент на пороге кухни появился хозяин «Храброго петуха», почтенный господин Бурже.

– Барба, скоро будет готова курица? – грубо спросил он. – А это еще что за нищенка? Убирайся отсюда, вшивая дрянь! – завопил он.

Но в этот вечер Анжелика была настроена агрессивно. Она повернулась к вошедшему и, упершись руками в бедра, вылила весь словарь ля Поляк на голову одуревшего хозяина «Храброго петуха».

– Заройся, ты, старое лысое чучело! Мне не нужны твои бумажные петухи. А что касается тебя, старая лысая бочка, если ты скажешь еще хоть слово, я заткну тебе глотку грязной тряпкой.

– О, мадам! – воскликнула пораженная до глубины души Барба.

Анжелика, воспользовавшись смущением хозяина, прошмыгнула на улицу, успев сказать Барбе, что будет ждать ее после работы возле забора.

Поздно вечером, закончив работу, Барба открыла потайную калитку и впустила Анжелику во двор.

– Пойдемте ко мне, мадам, но у меня так бедно.

– Ничего, я успела познать нищету, – ответила Анжелика, снимая башмаки, чтобы не шуметь.

Они вошли в чистую комнату. Анжелика присела на кровать.

– Простите, пожалуйста, хозяина, мадам. Вообще он хороший человек. Но после того, как умерла его жена, он запил и дела идут плохо.

– Можно, я останусь у тебя на ночь? – устало спросила Анжелика. – Завтра с рассветом я поеду искать своих детей.

– О, мадам, это для меня большая честь!

– Не называй меня, пожалуйста, мадам, Барба. Я не похожа на мадам. Посмотри на меня, я нищая.

– Мадам, – пролепетала Барба, – расчесывает ли кто-нибудь ваши волосы?

– Не плачь, Барба, прошу тебя.

– Если мадам позволит, у меня есть гребешок. Я бы как там, в Тулузе.

– Ну, если ты так хочешь, только не плачь.

– Я не плачу, мадам.

– Я верю, что придет день, и все кончится. Мы еще поживем, Барба.

В эту ночь они спали на одной кровати: служанка Барба и блистательная когда-то графиня де Пейрак, ставшая по иронии судьбы нищенкой.

Ранним утром, когда все еще спали, они тихо спустились на кухню, Барба дала выпить Анжелике теплого вина и завернула на дорогу несколько ватрушек. На прощанье Анжелика крепко поцеловала свою бывшую служанку.

Тихо она вышла из таверны по направлению к воротам Сен-Оноре. За городом ее путь лежал в сторону деревни Лоншат, где, как сказала Барба, должны были находиться ее малыши.

Она еще не знала, что сделает. Может, украдкой посмотрит на них со стороны.

Вскоре она прибыла в деревню Лоншат. Спросив, где находится дом кормилицы, она подошла и остановилась на другой стороне улицы. Анжелика увидела, что около дома в пыли играли несколько детей под присмотром девочки лет тринадцати. Дети были худенькие и грязно одетые. Напрасно она пыталась узнать в игравших Флоримона.

Вдруг из ворот вышла дородная женщина. Анжелика сразу поняла, что это и есть кормилица. Она смело приблизилась к ней.

– Могу ли я увидеть двоих мальчиков, которых привезла к вам мадам Фалло де Сансе? – спросила она.

Крестьянка оглядела ее с ног до головы.

– За этих детей уже давно никто не платит. То, что оставила мадам Фалло де Сансе, хватило только на месяц. Я ездила в Париж, но мне сказали, что она переехала. Ну и воспитание у этих полицейских крыс! Все они одинаковы, что прокуроры, что адвокаты.

– А где сейчас эти дети?

– Где-то во дворе. Я занимаюсь теми детьми, за которых мне платят.

Подошла девочка, которую Анжелика видела на улице.

– Пойдемте со мной, – тихо сказала она, – я вам покажу, где они.

Анжелика пошла за Девочкой. Неизвестно почему у нее болело сердце. Она предчувствовала что-то.

Девочка провела Анжелику через двор фермы и вошла в хлев, где две худые коровы жалобно мычали. Позади кормушки Анжелика увидела клетку, стоящую на полу, в ней находился ребенок, примерно десяти месяцев от роду. Он был голый, на дне клетки лежали какие-то грязные лохмотья. Ребенок с жадностью сосал грязный палец. Потеряв дар речи, Анжелика вытащила клетку на свет.

– Это я положила его в хлев, – пробормотала девочка, – ночью здесь теплее, чем в погребе, куда его бросила хозяйка, и в хлеве везде корочки хлеба, а когда я дою коров, то даю ему немного молока.

Ошеломленная Анжелика рассматривала ребенка. Это не мог быть Кантор. Маленькое тельце ребенка было покрыто гнойными прыщами. Кантор родился блондином, а волосы этого ребенка были темно-коричневого цвета. В этот момент ребенок повернулся к ней лицом.

– У него такие же красивые глаза, как у вас, мадам! – воскликнула девочка. – Значит, это ваш ребенок.

– Да, я его мать, – смущенно сказала Анжелика. – А где старший?

– Он, наверное, прячется в собачьей конуре.

Вошла кормилица.

– Жаннетта, не вмешивайся не в свои дела, – грубо гаркнула крестьянка.

Но Анжелика уже направилась к собачьей будке.

– Он все время прячется за собаку, так как боится, что его будут бить.

Наконец они выманили собаку, и Жаннетта вытащила что-то черное изнутри. Это был Флоримон. Его черные волосы были спутаны, это было подобие ребенка с телосложением, напоминающим скелет, одетый в лохмотья. Анжелика стала на колени и отодвинула волосы со лба малыша. Она увидела бледное худое личико, на котором, как угольки, блестели черные глаза. Было довольно жарко, но ребенок дрожал, его тело было покрыто слоем грязи.

Анжелика подошла к кормилице.

– Вы хотели, чтобы они умерли с голоду? – грозно спросила она. – Вы их оставили медленно умирать в нищете. Вы подлая женщина. Бог покарает вас.

Крестьянка побелела.

– Как ты смеешь мне указывать, проклятая нищенка! А ну-ка, иди с моего двора!

Не говоря ни слова, Анжелика взяла на руки Кантора, а Флоримона повязала за спину, как это делают цыганки.

– Что ты собираешься делать? – удивилась кормилица. – Ты не имеешь права забирать их, ты должна заплатить, а почом забирай этих оборванцев.

Анжелика порылась в кармане и бросила на землю несколько монет. Крестьянка засмеялась.

– Ты должна заплатить мне 100 луидоров. Давай деньги или оставь детей, не то я позову соседей с собаками. Они тебе покажут, как воровать детей во дворах.

Она стала перед дверью и загородила Анжелике дорогу. Анжелика разозлилась и резким движением выхватила нож Родогона. Острое лезвие заиграло на солнце.

– Уйди с дороги, дрянь, – сухо бросила Анжелика, – или я выпущу на землю твои тухлые внутренности.

Услышав воровской жаргон, кормилица попятилась. Она знала, на что способны люди парижского «дна».

– И не вздумай звать на помощь, иначе завтра твоя ферма вспыхнет огнем, а ты будешь лежать с перерезанным горлом. Ты поняла?

Кормилица раскрыла рот, но не могла произнести ни слова. Как завороженная она следила за острием ножа.

– А-а… проходи, – пролепетала она.

Анжелика спрятала нож и быстро вышла на улицу. Не раздумывая, она направилась в сторону Парижа. Еще долго обезумевшая крестьянка смотрела вслед удаляющейся нищенке.

Опустив голову, Анжелика устало шла по краю дороги. Проезжающие кареты богатых господ обдавали ее пылью и грязью. Но она шла, не останавливаясь, боясь, что кто-нибудь отнимет у нее бесценную ношу.

В башне Несль ля Поляк, сидевшая за стаканом вина, помогла ей устроить детей.