Текст книги "Дикая роза"
Автор книги: Анита Миллз
сообщить о нарушении
Текущая страница: 13 (всего у книги 19 страниц)
Все же ей было стыдно, что она прочитала записи без разрешения. Она аккуратно положила блокнот на место и, покорно вздохнув, приготовилась ждать под раскидистым дубом по меньшей мере еще полчаса. Вот только бы Лейк Бьюлл не стал затевать с Хэпом ссору.
– Хотите что-нибудь купить? – спросил Бьюлл.
– Угу.
Хэп достал составленный Энни список и, отметив карандашом примерно три четверти из того, что там значилось, протянул бумажку через прилавок:
– Что-нибудь из этого есть?
Человек за прилавком пробежал список глазами и ответил:
– Кое-что. Фляги, мука, но только расфасованная по двадцать фунтов, вяленое бизонье мясо в парафине, соль, кофе. Оловянных тарелок у меня нет. Кукурузной муки сейчас тоже нет – закончилась. А виски не нужно?
– Нет.
Бьюлл почесал в затылке:
– Так, погодите – может, с кукурузной мукой что-то получится. Джек! – крикнул он. – У того мексиканца не осталось кукурузной муки?
Несколько человек, с виду ковбоев, подняли глаза от карт, и один из них, прихлопнув и раздавив на столе муху, ответил:
– Не-а. Лейк, ты бы что-то сделал с этими чертовыми мухами. У тебя развелось их целое стадо, и каждая размером с корову.
Хлопнула входная дверь, и в магазин неторопливой ленивой походкой вошел человек, одетый в кожу.
– Эй, Лейк, никогда не догадаешься, кого я сейчас видел на улице! Похоже, сюда пожаловала твоя красотка.
– Какая красотка?
– Ну, ты даешь! Вдовушка Брайс, кто же еще!
Хэпу не понравилось, как он это сказал.
– Эта леди со мной, – проговорил он ровным голосом.
– Леди?! – презрительно фыркнул Бьюлл. – Да какая она к черту леди, мистер! Энни Брайс, к вашему сведению, – всего лишь команчская подстилка, вот кто она.
Это заявление присутствующие встретили одобрительными смешками.
– Если хотите знать, – не унимался Бьюлл, – любой может выйти сейчас к ней на улицу с бутылкой дешевого виски, и она как миленькая…
Обрушившийся на него удар был настолько сильным и неожиданным, что голова его резко мотнулась, и он, потеряв равновесие, отлетел назад, сбив полку с консервными банками. Какое-то время он недоуменно таращился перед собой, затем лицо его побагровело, и он, заорав: «Ах ты, подонок хромоногий! Я покажу тебе, как поднимать руку на Лейка Бьюлла!» – рванулся к прилавку, перемахнул через него и ринулся, словно разъяренный бык, на Хэпа, занеся для удара громадный кулачище. Но тот увернулся.
Второй удар Хэпа пришелся Бьюллу в живот, третий – в челюсть, и драка приняла нешуточный оборот. Яростно взревев, огромный, по-медвежьи неуклюжий хозяин фактории со всего размаха опустил на противника стул, однако промахнулся, угодив не в голову, а в плечо. Стул с треском разлетелся на части. В ответ Хэп изловчился и, выбросив в сторону здоровую ногу, стукнул Бьюлла носком ботинка ниже колена, отчего тот как подкошенный рухнул на пол, но почти в ту же секунду вскочил на ноги.
Драка была короткой, жестокой и кровавой. Под конец Бьюлл схватил за горлышко бутылку и, разбив ее о край стола, сделал резкий выпад в сторону Хэпа, норовя полоснуть его зазубренным краем по горлу, однако Хэп успел пригнуться и нанес головой Бьюллу сокрушительный удар в область солнечного сплетения. Лейк охнул и, судорожно хватая ртом воздух, осел на пол. Хэп пнул его что есть силы ботинком в живот, и тот повалился на бок. Еще два-три быстрых удара ногой по голове, и все было кончено. Бьюлл попытался было подняться, но бессильно свалился назад. Из жестоко разбитого носа лилась кровь. Хэп еще некоторое время стоял над ним со сжатыми кулаками, но Лейк, выплюнув на грязный пол выбитый зуб, продолжал неподвижно лежать.
– Будь я проклят, мистер, но такого еще не видел, – пробормотал Джек, отводя взгляд от Бьюлла. – Никто до сих пор не мог побить Лейка. Ни единого разу.
Хэп, не спуская глаз с хозяина магазина, медленно проговорил:
– В дальнейшем, Бьюлл, прежде чем трепать языком, хорошенько подумай, стоит ли. И знай: теперь эту леди зовут миссис Уокер. Ты понял?
Он достал из кармана полученный в Ибарре аккредитив и швырнул его Лейку.
– А теперь приступай к выполнению моего заказа, причем доставишь его к повозке лично, ты слышишь? Но учти – если я увижу, что ты позволил себе посмотреть на миссис Уокер без должного уважения, то пришлепну тебя на месте, – добавил он зловеще спокойным тоном и направился к выходу.
В магазине царила мертвая тишина, но, когда он дошел до двери, у него вдруг возникло ощущение легкого покалывания в затылке, что всегда было признаком грозящей опасности. Рука молниеносно рванулась к кобуре, и он, круто обернувшись, направил кольт на Бьюлла, державшего в руках неизвестно откуда взявшийся дробовик. Лейк тут же выронил оружие, словно это был докрасна раскаленный кусок металла, и с запинкой пробормотал:
– Я ничего такого не имел в виду, мистер. Просто поднял его с пола.
– Ты видел? Во дает! – раздался чей-то изумленный голос.
Хэп вложил кольт в кобуру и толкнул ногой дверь. Когда она за ним захлопнулась, изнутри донесся голос Джека:
– Бог ты мой, Лейк, он же мог отправить тебя на тот свет! А ну-ка взгляни на его бумагу, Лейк – интересно, кто он такой?
– Я убью этого хромого ублюдка! – кипятился Бьюлл. – Я прошью его насквозь из этого дробовика!
– Даю голову на отсечение – это Хэп Уокер, тот самый капитан Хэп Уокер, знаменитый техасский рейнджер! Черт возьми, Лейк, тебе лучше с ним не связываться!
– Пойди и извинись перед ним, Лейк, – посоветовал кто-то другой. – Похоже, он и впрямь женился на ней. Так что ты из игры выбыл, понял?
– Но как он здорово дерется, сукин сын! Лягается хромой ногой посильнее, чем другие здоровой – ведь так, Лейк? Ну а с пушкой вообще управляется, как бог, – восторгался Джек.
– Заткнись, Джек!
Хэп услышал вполне достаточно, к тому же пора было возвращаться к Энни. Такого чувства приятного возбуждения и воодушевления он не испытывал уже очень давно. Что ж, он по-прежнему не кто-нибудь, а Хэп Уокер, и имя это до сих пор еще кое-что значит.
– О боже! Что с вами случилось? – испуганно воскликнула Энни, увидев Хэпа. – И что с вашими руками?
Он взглянул на них и увидел кровь. Ее было так много, что можно было подумать, будто он только что собственными руками зарезал корову или свинью. Должно быть, он запачкал их, когда разбил Лейку Бьюллу нос.
Взобравшись на сиденье рядом с Энни, он, нахмурившись, произнес:
– Если б вы вышли за меня замуж, Энни, то, по крайней мере, прекратились бы всякие разговоры.
– Так, значит, вам пришлось драться?
– Было дело.
– Из-за меня? – Это прозвучало скорее как утверждение, чем вопрос.
Он хотел было отрицать, но потом все же кивнул.
– Разве это драка? Так, пустяки. Скоро он явится сюда с нашим заказом.
– Как я понимаю, речь идет о Лейке Бьюлле?
– Ничего особенного не было, Энни. Просто слегка разукрасил ему физиономию, вот и все. – Он рассеянно скользнул взглядом по густой листве дуба и, улыбнувшись уголком рта, не совсем последовательно добавил: – Я чуть не убил его. Может, и стоило.
– Ну, это уж слишком. Он просто болтал языком.
– Но это ведь тоже черт знает что. – Он повернулся к ней и, пристально глядя прямо в глаза, проговорил: – Я сказал ему, что теперь вы – миссис Уокер.
– Вот как?..
– А лгать я не привык, если вы успели заметить.
Она смотрела на него и думала, до чего же он все-таки славный человек – один из лучших, кого ей пришлось знать. И как благородно с его стороны было вступиться за ее доброе имя. В эту минуту она до конца осознала, насколько ей повезло, что она его встретила.
– Думаю, вы не солгали и на сей раз, – произнесла она тихим голосом. – Так знайте же, Хэп, для меня было бы большой честью стать миссис Уокер.
– А вы случайно не знаете, где здесь можно найти священника или, на худой конец, мирового судью? – спросил он, просияв широкой улыбкой.
– Знаю, но не хочу, чтобы он регистрировал наш брак, – ответила, иронически улыбнувшись, Энни. – Наш приятель Лейк Бьюлл и есть мировой судья.
– Проклятье!
– Ничего страшного, съездим в Бейкеров Проезд.
– Там что, есть баптистский священник?
– Нет, мировой судья.
Дав согласие стать женой Хэпа, она неожиданно для себя почувствовала огромное облегчение и уже без всякого смущения сказала:
– Хэп, с Лейком Бьюллом у меня ничего не было.
– А я и не сомневался в этом.
И тут на улице появилась массивная фигура легкого на помине хозяина магазина, катившего доверху нагруженную тачку. Хоть он и успел умыться, лицо представляло собой крайне жалкое зрелище: нос приплюснут и свернут в сторону, из разбитой губы все еще сочится кровь. Не говоря ни слова, он объехал повозку с задней стороны и выгрузил туда заказ Хэпа, затем возвратился к передку и протянул Хэпу пачку банкнот.
– Шестьдесят пять долларов сдачи, капитан, – сообщил он и после того, как Хэп взял деньги, посмотрел на Энни и почтительно проговорил: – Добрый день, миссис Уокер.
– Добрый день, Лейк, – сказала она в ответ.
Бормоча себе под нос что-то нечленораздельное, Бьюлл повернулся и направился назад к своему магазину.
Жилище Ральфа Бейкера, небольшое глинобитное строение с обветшалой односкатной пристройкой, служило одновременно местом, где он отправлял обязанности мирового судьи. Дом стоял посреди плоского, пыльного, довольно обширного участка земли возле дороги и являлся единственным зданием в Бейкеровом Проезде, необычное и довольно претенциозное название которого объяснялось достаточно просто: Ральф когда-то лелеял надежду, что принадлежащая ему земля со временем превратится в город, носящий его имя. Старая вывеска с потускневшей от времени, но жизнеутверждающей надписью «ЗЕМЕЛЬНАЯ КОНТОРА «косо висела на ржавой цепи. Ниже, на куске картона, было приписано: «Мировой судья и нотариус, прием круглосуточно».
Хэп чувствовал себя в этом грязном, жалком, унылом месте в высшей степени неуютно. Ему хотелось, чтобы церемония их бракосочетания проходила в праздничной, торжественной обстановке, лучше всего в церкви. Он собрался было повернуться и увезти Энни отсюда, но она взяла его за руку и удержала.
– Ничего, – тихо сказала она. – Меня и здесь устраивает.
Этого было достаточно, чтобы успокоить его. Прикосновение руки наполнило все его существо острым ощущением ее близости, и ему больше не хотелось оттягивать церемонию. К тому же он боялся, как бы она не передумала. Ему не терпелось поскорее оказаться связанным с ней узами брака. А то, что после этого ему предстоит проделать долгий путь, чтобы завоевать ее любовь, в данный момент его не особенно беспокоило. Главное, чтобы, выйдя отсюда, она звалась миссис Уокер. С остальным он может подождать.
И вот он стоял в мрачной, загроможденной комнате в узком пространстве между двумя столами – дряхлым письменным, с одной стороны, и обеденным на сбитых крест-накрест ножках, с другой – и, держа Энни Брайс за руку, давал перед Бейкером и его женой-мексиканкой, присутствовавшей в качестве свидетельницы, торжественный обет быть Энни верным и любящим супругом до конца своих дней.
– У вас есть для нее кольцо? – спросил Бейкер в конце короткой церемонии.
Кольца у него не было. Он опустил глаза на свой массивный серебряный перстень с ониксом в форме одинокой звезды Техаса.[11]11
Одинокая звезда Техаса – единственная звезда на флаге Техаса; символизирует независимый дух штата. Отсюда неофициальное название Техаса – «штат одинокой звезды».
[Закрыть] Если не считать старинных часов, которые никогда не шли, это была единственная вещь, оставшаяся у него в память об отце.
– Да, есть, – ответил он, снимая с пальца перстень, и, повернувшись к Энни, пробормотал извиняющимся тоном: – Он будет великоват – придется пока носить его на другом пальце, а потом я куплю тебе что-нибудь более подходящее.
– Хорошо, наденьте его на безымянный палец левой руки невесты, а затем повторяйте за мной, – сказал Бейкер.
Произнося слова вслед за Бейкером, Хэп вынужден был в то же время придерживать перстень на пальце Энни. Закончив говорить, он переместил его на ее указательный палец, но и с него перстень грозил соскользнуть. Когда они выйдут отсюда, он его обязательно закрепит как-нибудь.
Слова Хэпа о том, что он будет любить ее до тех пор, пока сама смерть не разлучит их, Энни слушала, закрыв глаза, чтобы не видеть окружающего ее убожества. До чего же не похоже это на первый раз, когда она была еще совсем молоденькой и любила Итана Брайса больше всего на свете! Но даже в эту минуту, вспоминая о давно прошедших счастливых днях, она в глубине души не сомневалась, что поступает правильно, начиная все заново.
– А теперь, миссис Уокер, – произнес Бейкер, нарушая ход ее мыслей, – может быть, и вы скажете необходимые слова, хоть у вас и нет кольца для жениха?
Хэп отрицательно покачал головой, но она решила иначе.
– Конечно, – произнесла она тихим голосом. – Я обязательно их скажу.
Она достала из сумки ключи от дома и, сняв с них кольцо, надела его на палец Хэпа. Прошептав ему: «Я тебе тоже потом куплю настоящее», она вновь повернулась к Ральфу Бейкеру:
– Я готова.
У нее от волнения пересохло в горле, и она была вынуждена шептать вслед за Бейкером, но вот наконец все окончено. Бейкер взглянул на Хэпа и Энни поверх криво сидящих очков и торжественно провозгласил:
– А теперь я объявляю вас мужем и женой. Мистер Уокер, можете обнять новобрачную.
Хэп не решался, но миссис Бейкер подтолкнула его локтем и хихикнула. Чувствуя себя крайне неловко, он повернулся к Энни и заключил ее в объятия. Затем поцеловал в губы. Она держала его за локти и не отпускала, пока он не отступил назад. Он попытался улыбнуться, но не смог.
– Прежде чем вы уйдете, надо будет подписать кое-какие бумаги, – напомнил им мировой судья. – И с вас три доллара.
Хэп отсчитал три доллара и добавил еще один сверху, а Энни тем временем ставила свою подпись на свидетельстве и заполняла нужную строчку в книге регистрации браков. Когда Хэп расписывался на своей стороне свидетельства, миссис Бейкер предложила приготовить им кофе, но Энни вежливо отказалась, на что Бейкер лукаво подмигнул:
– Небось не терпится приступить к остальной части дела, а?
– Пойдем-ка, Энни, отсюда, – коротко бросил Хэп.
Когда они вышли из дома Бейкера, их встретило ослепительно яркое солнце и белесое раскаленное небо. Взяв Энни под руку, Хэп торопливо повел ее к повозке и, подсадив, взобрался на сиденье рядом с ней, подобрал поводья и хлестнул лошадей. Понадобилось добрых пять минут, прежде чем он смог заговорить.
– Мне жаль, что так получилось, – пробормотал он. – Ты заслуживаешь лучшего. Ну почему мы не съездили в форт и не попросили капеллана сделать все как положено? Был бы и алтарь, и священник, и ты бы чувствовала, что действительно выходишь замуж.
Она взглянула на свидетельство о браке, которое все еще держала в руках, бережно развернула его, положила на колени, разгладила и сказала:
– Тут, кажется, все в порядке, Хэп. Я уверена, документ имеет законную силу. По крайней мере, печать Бейкера здесь стоит.
– Все это так, но сама процедура – черт знает что: ни колец, ни свадебного платья, ни священника. Так и хочется повторить все сначала.
Собственная подпись на документе привлекла ее внимание в первую очередь: Энн Элизабет Аллисон Брайс Уокер. Эта женщина – жена Бейкера – предупредила ее, что нужно поставить все свои имена без исключения, «чтобы все было по закону, а то всякое может случиться». Энни Уокер… Энни Уокер… Должно пройти какое-то время, прежде чем она привыкнет к этому сочетанию.
Затем она перевела взгляд на его подпись: Гораций Р. Уокер.
– Значит, твое настоящее имя – Гораций? – спросила она.
– Угу. Надо же было назвать так ребенка!
– А мне это имя кажется благозвучным и как бы освященным веками. По-моему, еще задолго до поэта[12]12
Имеется в виду римский лирический поэт и сатирик Гораций (65–8 гг. до н. э.).
[Закрыть] было несколько римских героев с таким же именем.
– Все это так, Энни, но я ведь не римлянин.
– А что означает Р.? – с любопытством спросила она. – Может быть, Роберт?
– Хуже – Рэндалл. Так что особого выбора в смысле имен, как видишь, у меня не было. Откуда мама его откопала, я просто ума не приложу. В нашей семье, насколько я знаю, никогда не было Рэндаллов. Наверно, из какой-нибудь книжки.
– Я лично не вижу в этом имени ничего плохого.
– Знаешь, когда я был мальчишкой, мне хотелось быть Бобом или Томом, а может быть, Биллом. Даже имя Клод и то устроило бы меня больше, чем Гораций. – Некоторое время он молча смотрел на выжженную солнцем, пыльную дорогу впереди, а затем добавил: – Но ты можешь не беспокоиться. Своего сына я никогда не назову ни Горацием, ни Рэндаллом.
Своего сына? Она даже оцепенела от этих слов. Ну да, конечно, ему захочется иметь ребенка. Этого можно было ожидать: все мужчины хотят, чтобы после их ухода из жизни что-то от них оставалось.
Заметив, как она помрачнела, и легко догадываясь о причине, он поспешил успокоить ее:
– Я же не говорю, что это должно случиться в ближайшее время, Энни. На первом плане у нас с тобой совсем другие заботы. У меня хватит терпения подождать, пока ты почувствуешь, что готова.
Хэп произносил эти слова, но одновременно, любуясь ее лицом, прекрасными волосами, соблазнительным телом, отдавал себе ясный отчет, что не хочет ждать. Теперь она его жена, и он страстно желал ее как женщину. Больше всего на свете.
16
Когда Хэп повернул лошадей на дорожку, ведущую к дому, солнце уже почти спряталось за округлыми холмами, возвышающимися за фермой.
– Должно быть, приезжал мистер Уиллетт: Генри нигде не видно, – внезапно сказала Энни и, вздохнув, откинулась на спинку сиденья. – Наверное, он забрал и котят. Паучок, конечно, сущее наказание, но без Твена я буду скучать.
– Я лично не такой уж большой любитель кошек, – признался Хэп, – но, надо думать, они скрашивали твое одиночество.
– Да, и особенно Твен. По вечерам, когда я читала, он, бывало, запрыгнет ко мне на колени и лежит, свернувшись калачиком возле книжки. Вот я и назвала его в честь писателя. Дело в том, что вечером того дня, когда Мэри привезла мне котят, я читала «Простаков за границей» Марка Твена и все время смеялась, а котенок решил выяснить, в чем дело, и забрался мне на колени. С тех пор и повелось.
– А Паучок? Откуда у котенка такое странное имя?
– Если бы ты видел, как он играет с клубком шерсти, ты бы и сам его так назвал. Он просто обожает все вокруг опутывать нитками. Ужасный проказник.
– На твоем месте я бы о них беспокоился в последнюю очередь. Дождутся твоего возвращения как миленькие.
– Надеюсь. Но не хотелось бы, чтоб они забыли меня.
– Могут и забыть. Много лет назад у меня был пес, и когда я сбежал к рейнджерам, понятно, не стал брать его с собой. Ну вот, приезжаю домой через год, а чертова псина встречает меня рычанием. Только через неделю вспомнил меня.
– Вот и я об этом. А они ведь еще маленькие.
Но когда Хэп ссадил ее, а сам повел лошадей в хлев, с котятами возникла новая проблема. На входной двери была прикреплена записка, нацарапанная неровным почерком Джима Уиллетта:
«Смог найти только белолапого».
Белолапым был Твен. Значит, он забрал Твена, а Паучок остался. Она поспешила в дом и принялась звать:
– Иди сюда. Паучок! Кис-кис-кис! Киска, где ты? Кис-кис-кис!
Никакого ответа, даже намека на писк. Зная Джима, она могла предположить, что он, скорее всего, выпустил котенка наружу, и с тем что-то случилось. Джим придерживался убеждения, что если какое-нибудь живое существо погибает, значит, того пожелал сам господь бог. Для него это было объяснением существующего порядка вещей. Кроме того, он считал, что Создатель не предполагал, что человек будет держать кошек в доме.
– Хэп, Паучок пропал! – сообщила она, когда тот вошел в дом. – Мистер Уиллетт не забрал его с собой – не нашел.
– Ничего, отыщется.
– Ты не посмотришь в сарае?
– Но я только оттуда.
– Ах да, я не подумала об этом.
– Да объявится он, вот увидишь, – повторил он. – Поближе к ночи, после ужина.
И тут она вспомнила, что с завтрака они ничего не ели – разве что по парочке бутербродов с джемом, а между тем уже было полседьмого.
– Ты, наверно, умираешь с голоду?
– Признаться, не отказался бы перекусить, – отозвался он.
– Но я не знаю, как быть с Паучком. Я никогда его не выпускаю – только по необходимости, и он сразу прибегает назад.
– Если не найдешь его и после ужина, я пойду поищу его с фонарем, – пообещал он. – А сейчас я не прочь умыться.
– Да, да, конечно, – рассеянно пробормотала она. – Может, он просто там охотится?
– Все может быть.
– Ладно, почует ужин – сам придет, – в конце концов решила она.
– Кстати, что у нас на ужин?
– Поскольку мы уехали рано утром, я не намечала ничего сверхъестественного. Разогрею, пожалуй, бобы – я еще вечером опустила их в колодец, – протушу в масле зелень, а вдобавок поджарю кукурузных лепешек. Тебе нравится тушеная зелень?
– С беконом?
– Да.
– И уксусом?
– А как же иначе.
– Ужасно нравится. Моя мама всегда так готовила.
– Мама Итана тоже.
Уж лучше бы она этого не говорила – вряд ли ему по душе лишнее упоминание имени Итана. И чтобы замять свою оплошность, она поспешно произнесла:
– А вот моя мама не очень хорошо готовила.
– Все нормально, Энни, говори о нем сколько хочешь, – успокоил ее Хэп. – Мы же с тобой не малые дети, в конце концов. Каждый из нас прожил достаточно долгую жизнь, прежде чем пересеклись наши пути. Знаешь, – он иронически улыбнулся, – тебя все равно выдает лицо.
– Неужели?
– Представь себе. Признайся: ты считаешь, что мне хотелось бы, чтобы ты спрятала память о своих прошлых годах как можно подальше, разве не так?
– В общем-то, да.
– А я считаю совершенно естественным то, что ты его любила. А как же могло быть иначе, Энни? Мне хотелось бы, чтобы я стал частью всей твоей жизни, в том числе и прошлой, ты меня понимаешь?
К горлу у нее подступил комок, от сдерживаемых слез жгло глаза.
– Спасибо, Хэп, – прошептала она.
Ему стало очень неловко, и, чтобы скрыть смущение, он озабоченно проговорил:
– Так, а сейчас, пожалуй, пойду умоюсь. – Он посмотрел на свои руки. Кровь Лейка Бьюлла он смыл еще под насосом у Ральфа Бейкера, но суставы пальцев были в ссадинах и опухли.
– У тебя ничего от этого не найдется? – спросил он.
– Почему же, есть кое-что – мазь от натертостей у лошадей, но Итан… но мы лечили ею все, что угодно, в том числе порезы и ссадины, и хорошо помогало. – Она подошла к нему поближе, чтобы лучше рассмотреть его руки. – Что, больно?
– Не так чтоб уж очень. В свое время этим рукам доставалось и похуже.
– Ты хорошо постарался – на Лейка было страшно смотреть.
– Я готов был убить его.
– Слава богу, что ты этого не сделал.
Она отошла от него и, поискав в шкафу, нашла баночку с мазью.
– Держу ее на случай, если порежусь или обожгусь, – объяснила она, возвращаясь с мазью в руке. – Пару месяцев назад я подбрасывала поленья в печку и обожгла себе руку. Первым делом я сунула ее в снег, а потом намазала этим. И знаешь, дней через пять все прошло.
– Серьезно? Значит, возьмем ее с собой.
– Хорошо. – Она посмотрела на него и сказала: – Ну-ка присядь. Посмотрим, что можно сделать.
– Не надо, я сам справлюсь.
– Прошу тебя, мне хочется за тобой поухаживать.
Он опустился в кресло и, наклонившись вперед, поставил локти на накрытый клетчатой скатертью стол, так чтобы кисти рук были свободными. Энни налила в тазик воды из ведра и поднесла его к столу. Затем села напротив Хэпа и, протянув руку, пощупала костяшки пальцев на его руках. Он невольно поморщился от боли.
– Как бы не было трещин в суставах, – озабоченно проговорила она.
– Вряд ли. Я могу двигать пальцами, – и он продемонстрировал это, согнув и разогнув кисти рук. – Хотя, надо сказать, у этого парня чертовски твердая челюсть.
– Он в здешних краях считается непобедимым в драке, – сказала она и, намочив в тазике кусочек ткани и намылив его, добавила: – Немного потерпи – будет жечь. Сначала все хорошенько промою, намажу йодом, а потом вотру мазь.
– Вообще-то массивным людям в драках всегда достается больше – у них движения медленнее, и падают они тяжелее. Думаю, нам с ним уже никогда не придется…
Она взяла его руку в свои, и он тут же забыл, о чем говорил, а когда она нагнула голову, у самых его глаз оказались ее чудесные волосы, отсвечивающие на самой макушке золотом под висящей над столом лампой. Он даже зажмурил глаза, чтобы она, если поднимет голову, не увидела горевшего в них желания. В эту минуту он мог думать только о том, что она совсем близко, и чувствовать тепло ее пальцев.
– Драться? – закончила она за него. – Я в этом не так уж уверена. У него страшно подлая натура, и он ужасно высокого мнения о себе. Тебе не следовало доводить до драки. Я не раз слышала, что он дерется по-грязному.
– Мне, наверно, ужасно повезло, потому что на этот раз не он затеял драку, а я, – проговорил Хэп, по-прежнему стараясь не смотреть на нее.
– Здесь лопнула кожа. Пожалуй, стоит перевязать.
– Не надо.
– Не надо? – И она вопросительно взглянула на него.
– Пусть лучше заживает на воздухе. Хватит и мази.
– Ты уверен?
Ему хотелось лишь одного – перейти на другую сторону стола, заключить Энни в объятия и покрепче прижать к себе, но ведь он обещал ей не торопиться. Чувствуя, что долго не сможет выдержать, он вырвал руку и вскочил на ноги.
– Достаточно, – резко произнес он. – Остальное я сделаю сам.
Но в ту же секунду, понимая, насколько был груб, добавил почти извиняющимся голосом:
– Не хочу утруждать тебя тем, с чем прекрасно справлюсь и сам. Тем более что ты собиралась заняться ужином.
Схватив баночку с мазью, он направился к двери, бросив через плечо первое, что пришло в голову:
– Пойду взгляну на лошадей.
– Но ты ведь только оттуда.
– Да, но я не посмотрел, достаточно ли у них воды.
– Когда будешь идти назад, достань, пожалуйста, бобы из колодца, ладно?
– Хорошо, – обернувшись, ответил он и увидел, что она снимает с крючка фонарь. – Ты тоже собираешься выйти?
– Надо нарвать зелени. Она растет на заднем дворе, сразу за черным входом.
– Понятно.
Выйдя через заднюю дверь, он обошел вокруг дома и, сев на переднем крыльце, стал втирать мазь в суставы пальцев. Затем медленно направился к хлеву, хотя и знал, что все там уже сделал. Оказавшись внутри, он подошел к стойлу Реда и, опершись на дверцу, заговорил с ним, пытаясь тем самым отвлечь свои мысли от Энни:
– Ну вот, утром мы отправляемся в путь. Теперь, должен сказать, уже не будет, как раньше – только ты да я.
Ред фыркнул и, подойдя ближе к дверце, свесил над нею голову. Хэп почесал ему между глазами и продолжал:
– Да, я знаю, ты думаешь, что я просто старый осел. И ты, наверно, считаешь, что если я проделал такой долгий путь, сумев обойтись без жены, то мог бы пройти без нее и оставшийся. В самом деле, ведь я не уставал повторять себе, что у меня слишком непоседливый характер, чтобы оставаться в Ибарре у Клея, и вот теперь вдруг решил обосноваться на этой маленькой ферме. Не очень-то последовательно, не правда ли?
Вместо ответа огромный чалый конь ткнулся ему в руку носом, требуя, чтоб его продолжали почесывать, и Хэп снова положил на его костлявый лоб руку и стал поглаживать короткую жесткую шерстку.
– Знаешь, я поступаю с ней не совсем честно. Лучше было бы забраться в гнездо с гремучими змеями, чем отправляться к команчам на поиски ее дочери, заранее зная, что из этого ни черта не выйдет. И легче набрести на золотую жилу в Калифорнии, чем найти девчонку, пробывшую у индейцев так много лет. Но теперь никуда не денешься – я все равно должен ехать, потому что это единственная причина, по которой она вышла за меня замуж. Будь все проклято, но, наверно, я и в самом деле старый дурак!
Он не уходил из сарая до тех пор, пока не почувствовал, что достаточно владеет собой и может возвращаться в дом. Ему не хотелось предстать перед ней этаким сладострастным сатиром, готовым гоняться за ней с высунутым от похоти языком. Ему нужно было от нее нечто большее, и прежде всего уважение. Так, по крайней мере, он говорил себе, но в глубине души ему больше всего хотелось, чтобы она любила его. Если бы можно было повернуть время вспять и начать жизнь сначала, то он хотел бы стать Итаном Брайсом, – но, разумеется, до того, как к ним нагрянули эти чертовы команчи.
Когда он вышел во двор, было совсем темно, и воздух стал удушливым и тяжелым. Он глубоко вздохнул и почувствовал смешанный запах идущего из трубы дыма и влажной пыли, что обычно предшествует дождю. Если ветер не разгонит туч, то к утру будет гроза. Уже сейчас, взглянув на небо, он мог заметить слабые вспышки зарниц на горизонте. Впрочем, вряд ли дождь будет таким уж сильным, подумал он. Только слегка прибьет пыль.
Возле колодца он остановился, вытащил из воды плотно закрытый глиняный горшок с бобами и взял его с собой. У двери его встретил запах жарящегося бекона и кукурузных лепешок, гостеприимно приглашая в дом. Вот для какой жизни господь предназначил человека, и сегодня, перед самым отъездом, Хэп был намерен по-настоящему насладиться атмосферой семейного счастья.
Но стоило ему оказаться на кухне, где Энни колдовала над плитой, и увидеть стройную фигуру и пряди волос, прилипшие к вискам и изящной шее, как от его решимости держать себя в руках и следа не осталось. Одно лишь сознание, что это его жена, выбило у него из головы все веские доводы, почему он не должен прикасаться к ней. И все-таки, напомнил он себе в который раз, он обязан держать себя в узде. Ей нужно дать время.
– У меня почти все готово, – сказала она ему через плечо. – Между прочим, я уже думала, что ты заблудился.
– Я просто взглянул, все ли там в порядке, и прикинул, что еще нужно сделать перед нашим отъездом. Может, тебе помочь?
– Не надо. Я уже и тарелки поставила на стол. Кстати, ты Паучка там не видел?
– Его там и близко не было.
– Боюсь, как бы он не потерялся, – вздохнула она. – Не хотелось бы уезжать, оставив его одного.
– Вот поем и пойду поищу, – снова пообещал он.
Если бы после ужина его спросили, какие блюда он ел, ему нечего было бы ответить. Стараясь не смотреть на Энни, он одним духом проглотил все, что она перед ним поставила, вскочил из-за стола и, ухватив фонарь, проговорил:
– Если задержусь, не жди меня. У тебя был нелегкий день.
– Можно подумать, у тебя был легче.
– Ну, я к этому привык. Так все-таки, что нужно делать, чтобы прибежал твой котенок?
– Просто зови его «кис-кис-кис» как можно громче.
– Понятно. – У двери он неуверенно остановился и проговорил: – Послушай, можешь не беспокоиться насчет сегодняшней ночи. Я буду спать в другой комнате.
– Правда?
– Ничего другого у меня и в мыслях не было, – кривя душой, сказал он.
– Я знаю. Ты хороший человек, Хэп, и я тебя недостойна.
– Не говори глупостей, – сказал резко он. – Это была не твоя вина.
– Нет, ты заслуживаешь кого-то лучше, чем я.
– Но ведь ничего страшного с тобой не случилось, Энни. Во всяком случае, ничего такого, чего бы не смогло излечить время.
