Текст книги "Небо далеко СИ"

Автор книги: Анфиса Каховская

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 2 страниц)

Небо. Бесконечное бездонное небо вокруг. Небо вокруг меня, небо вверху, внизу. Небо внутри меня. Небо – это я. Везде одно небо. И это непередаваемо прекрасно. Ощущение невыразимого восторга живет во мне постоянно. Разве можно потерять его? Разве можно потерять это небо, если оно – во мне? Пусть я стану человеком, и мне будет страшно и больно, но небо навсегда останется со мной. Не может быть по-другому.

Не может.

Не может…

 

 

ПРОЛОГ

Одиннадцатый день Месяца Гроз

«Всяк человек смертен. Он рождается по воле матери Жали, проводит на земле свой век, кому сколько отпущено, и уходит в нетление, где его принимает опять мать-земля Жаль. Почему боги установили такой порядок, никто не знает, но так было древе, есть сейчас и будет всегда. А те люди, которые не хотят умирать, значит идут против богов. Таких людей надо изобличать и бросать в поруб, дабы не смущали они остальных смертных».

 

 Нельзя оправдаться, когда тебе не верят. Если бы он мог крикнуть: «Я невиновен».

 Хотя что же это он. Он повторял это много раз, но его словно не слышали. Барн стоял на коленях в большой зале, цепенея от ужаса. И больше всего его пугала даже не близкая смерть, а вот эта самая невозможность оправдаться. Ему не верили. Не верили! Все существо внутри него орало, вопило: «Я чист. Я честен. Я предан моему Правителю». Но что было сделать, чтобы крик этот услышали?

Правитель, нагнувшись над ним, что-то кричал ему в лицо, вероятно, о чем-то спрашивал, но Барн не мог сложить звуки в понятные слова и лишь шептал: «Я невиновен, я невиновен». Он пытался ухватиться за ускользающее сознание, но это ему никак не удавалось. Если бы кто помог ему, если бы кто помог...

Из-за плеча Правителя показалось знакомое лицо. Кажется, это тиун Правителя. Да, это Немир. Этот человек один умел уговорить Правителя в минуты его гнева.

Вся душа несчастного, которая, казалось, давно валялась бездыханная где-то в пятках, вдруг снова расправила отяжелевшие крылья и устремилась навстречу неожиданной надежде. Барн не мог ничего сделать, не мог ничего сказать, он мог лишь стоять на коленях и, пожирая глазами приближающегося человека, посылать ему свою немую мольбу: «Помоги, помоги...»

Но Немир вдруг замер на полпути, словно задумавшись, идти ли ему дальше (кажется, Правитель что-то говорил ему – или нет?), и потом – о ужас! – сделал шаг назад и замер, слившись с безмолвной толпой мечистан, стоявших вокруг.

Правитель повернулся к Барну. В его руке что-то сверкнуло. Душа обреченного, ломая крылья, стремительно полетела вниз и разбилась вдребезги где-то в районе желудка. Удара меча Барн не почувствовал. Он понял, что умер, раньше, чем умер на самом деле. Его телесная оболочка, потерявшая опору, завалилась на бок так, будто никогда и не принадлежала живому человеку.

Правитель помедлил немного, потом аккуратно вытянул меч из тела. Толпа мечистан вокруг даже не колыхнулась. Безмолвные и до этого, сейчас они и вовсе превратились в безликую стену: ни шороха, ни вздоха... Да Правителя они и не интересовали, он вел себя так, словно был в зале один. Он совсем не смотрел в их сторону, он смотрел на тело. Смотрел, не отрываясь, будто ждал, что оно сейчас поднимется.

Но тело по-прежнему лежало на боку и не двигалось.

Правитель подождал немного, потом повернулся к толпе и посмотрел на своего тиуна. Немир тут же приблизился.

–   Проверь пульс.

Немир послушно пощупал возле сонной артерии.

–   Ничего.

–   Ну, что ж, подождем.

Около Правителя быстро появилось деревянное седало, и он, усевшись, принялся сосредоточенно вытирать с меча кровь полой кафтана, изредка взглядывая в сторону мертвеца. В напряженном ожидании прошло несколько минут. Вельможи, как и лежащий перед ними покойник, не подавали признаков жизни; Немир примерз к месту, возле которого его застиг последний приказ Правителя. Он стоял, опустив глаза в пол, и тоже не шевелился. В итоге, более-менее живым в огромной зале казался лишь Правитель. Он закончил свое важное занятие, прикрепил чистый меч на бок и кивнул Немиру:

–   Проверь.

Тот так же бесстрастно, как и в первый раз, прикоснулся двумя пальцами к шее покойника, потом для убедительности повторил операцию еще раз. Потом проверил зрачки и поднес к губам лежащего зеркальце, которое достал из кармана. Мертвец мертвее не стал, но и живее тоже. Немир покачал головой.

Правитель нервно поднялся:

–   Что, надо еще подождать?

–   Можно подождать, мой Правитель, но мне кажется, он холодеет.

Правитель опустился над телом и стал проделывать те же манипуляции, что до него проделал его тиун.

В это время двери залы раскрылись, впустив темноволосую женщину средних лет, одетую в широкие темно-синие платья. Она, ни слова не говоря, быстро подошла к Правителю и, чуть поклонившись ему, встала на колени перед телом. Наверняка покойный был бы польщен, зная, сколько людей (и каких людей!) уделяют внимание его останкам – женщина провела возле тела не менее десяти минут, что-то ощупывая и проверяя. Но, однако, вердикт ее, когда она поднялась, был вполне ожидаем:

–   Он несомненно мертв, мой Правитель.

Правитель с досадой в последний раз посмотрел на своего несомненно мертвого вельможу, словно упрекая его за то, что тот умер, потом вздохнул:

–   Значит, он невиновен. Что ж.

     Тут Правитель соизволил заметить толпившихся вокруг мечистан и обратился к ним:

      – Барн был прекрасным человеком и преданным слугой своего Правителя. Он слишком рано ушёл в нетление, но это не значит, что он ушёл из нашей памяти. Хочу, чтоб все знали, что он отдал жизнь за мир и спокойствие нашего Острова. Я назначаю сто кун на его тризну и столько же его семье: супруге и детям… У него есть дети?

–   Двое, – тут же раздались голоса из толпы оживших мечистан.

Правитель обвел взглядом присутствующих, ожидая поддержки. Все сразу зашевелились, словно по мановению волшебной палочки с них спало оцепенение, стали горячо обсуждать подробности предстоящих похорон и расхваливать покойника.

А слуги меж тем вытаскивали в двери бесформенную окровавленную тушу, завернутую в грубое полотно – то, что всего час назад было Барном. Уважаемым вельможей, состоятельным человеком, единственным сыном самого богатого купца в селище.

 

 

Тридцать первый день Месяца Гроз. Раннее утро.

Эллианна услышала этот мягкий медный звук, когда подходила к храмине самочина, и невольно замедлила шаг. Как, впрочем, и все, кто был в этот момент на улице. Горожане, замолкнув, подняли головы, слушая, как Большое Колоколо в центре отбивает один удар.  Этот мирный, спокойный звук отразился на их лицах тревогой и страхом. И Эллианна тоже почувствовала, как к горлу подступает какой-то холод. Конечно, она знала, что ей бояться нечего: сюда, в Красный Город, ни разу за триста или четыреста Лет не доходила Большая Волна. И всё же гулкий, разлитый в воздухе звук приближающейся беды превращал её снова в маленькую девочку, замершую на руках у отца, и напряжённо прислушивающуюся в страхе.

Вот звук прогудел над головами и медленно умер где-то в небе за городской стеной.

Какой-то лохматый древоделя, застывший с охапкой своих плотницких инструментов, уронил на каменную мостовую чекан, и громкий резкий звук разом пробудил всю замершую улицу.

Эллианна огляделась: до знакомой до отвращения белой храмины оставалось всего ничего. Она пересекла широкое купище, сегодня пустое и тихое, так как день был не торговый, и пройдя ещё немного по усыпанной мелким гравием дорожке, поросшей по краям густым кустарником, оказалась прямо напротив высокого крыльца, обильно украшенного замысловатой резьбой.

Все дома в Красном Городе ставили на высоких сваях, как и в Городище, хотя здесь и не было причин опасаться воды. Но то ли это делалось на всякий случай, то ли играла роль стародавняя традиция, то ли другие дома просто не умели ставить на Острове – как бы то ни было, а Эллианне пришлось преодолеть немало ступеней, прежде чем она достигла просторных сеней.

Самочин, плотный бородатый мужчина средних лет, принял её очень быстро и, хотя на лице его явственно просвечивалось неудовольствие, он никак его не выказал. Эллианна поняла, что пришла не вовремя, но это-то как раз волновало ее меньше всего: слава богам, она была не из тех, кому нужно согласовывать свой визит к первым вельможам города.

Самочин быстро поднялся ей навстречу, пытаясь перехватить ее в дверях и таким образом показать, что их разговор будет коротким, но Эллианна разгадала его маневр и, пройдя мимо него, демонстративно уселась напротив окна. Самочину ничего не оставалось как вернуться и начать разговор.

–   Здоровья вам, светлая госпожа. Как ваш сын?

–   Думаю, вы понимаете, что если бы ему стало лучше, я бы не сидела сейчас у вас, – не ответить на пожелание здоровья было неучтиво с ее стороны, но она была сейчас в таком состоянии, что даже не подумала об этом.

–   Совсем никаких изменений? – официальная улыбка на его лице сменилась выражением искреннего участия, и Эллианна не выдержала, всхлипнула. – А что тот лекарь, что я послал к вам позавчера?

–   То же, что и остальные.

–   Но что-то ведь он сказал?

–   О! Говорил он очень много, и все по латыни. Они все говорят одно и то же: «Надо подождать». Ждать!

Дверь комнаты приоткрылась, заглянувший в нее слуга сделал знак рукой. Эллианна обернулась на дверь:

–   Уверена, у него дело не такое важное, как у меня.

–   Как раз очень важное, – самочин виновато развел руками.

–   Нет, я не уйду, пока вы мне не поможете.

–   Но чем же я могу помочь вам, светлая госпожа? Я же не лекарь.

–   Да, но вы первый человек в селище.

Слуга в дверях снова сделал нетерпеливый жест. Самочин заёрзал:

– Именно поэтому я должен попросить вас обождать, – и, увидев, как больно ударило её последнее слово, поспешил добавить, – совсем недолго. Ко мне прибыл очень важный (действительно, важный!) человек по очень срочному делу. Которое не терпит отлагательства.

Эллианна чувствовала подвох, ей не хотелось отпускать самочина, не добившись от него хоть чего-нибудь. Но не могла же она сказать ему это прямо. Она поджала губы и молчала. И самочин быстро сообразил, что для него будет выгоднее сделать вид, что он принял её молчание за согласие.

– Спаси вас боги. Знал, что вы поймёте меня. Я не заставлю вас ждать долго, – с каждым словом он делал шаг к двери и с помощью этой нехитрой уловки добился того, что, когда Эллианна открыла рот (правда, так и не придумав, что сказать), он был уже вне комнаты. Раздосадованная Эллианна успела только заметить, как он махнул ждавшему возле двери слуге, указывая на неё.

Вышколенный слуга тут же вбежал в комнату. В руках его волшебным образом появился поднос, на котором стояла небольшая корчага с сытой, подслащённой мёдом водой, и тарель с фруктами. Но для роли незаслуженно обиженной, которой решилась придерживаться Эллианна, всё это не подходило, и она тут же выставила слугу вон. Сама же принялась повторять про себя фразу «терпение – наивысшая добродетель». Повторила раз. Повторила второй…

На третий её не хватило.

Она вышла из комнаты и тихо приблизилась к соседней двери, из-за которой доносились голоса. «Он еще не ушел!» – раздраженно подумала Эллианна, ненавидя посетителя всей душой. Ей и в голову не пришло, что за прошедшее с момента ухода самочина время они там успели разве что поздороваться. Им, как минимум, надо было попрощаться. Не говоря о том, что у них было какое-то дело.

Эллианна постояла в нерешительности. Заглянуть в комнату было бы верхом неприличия... Но так хотелось! Эллианна отошла. Снова подошла. Если она не напомнит о себе, они будут сидеть там до вечера. Но заглядывать в комнату, когда тебя ясно просили подождать! Нет!  Эллианна отошла и опять вернулась. Но ведь она не будет входить, лишь глянет одним глазком – чтобы напомнить о себе! – и сразу же уйдет. Она медленно потянула за дверную ручку, окинула взглядом комнату и повернулась уходить... Но вместо этого вдруг широко распахнула дверь и вошла, кипя негодованием:

–   Так это, – она указала на стоящего перед самочином невысокого, коротко остриженного юношу, – так это ваш важный человек, ради которого вы готовы пожертвовать жизнью моего сына! Смерд?!

–   Светлая госпожа! – подскочил к ней самочин.

–   То есть я была права? Вы просто хотели от меня избавиться?

Слезы наворачивались у нее на глаза, она поспешила к выходу. Но самочин преградил ей путь:

–   Светлая госпожа, не говорите так. Я бы ни за что не обманул вас. Это слуга очень важного человека. Его господин – Немир, тиун Правителя.

Эллианна остановилась:

–   Тиун Правителя? У нас? С какой стати?

–   Всего лишь проездом. Но вы же понимаете, такая особа. Нужен хороший прием.

Напуганный неожиданным вторжением слуга закоченел возле стола. Эллианна окинула его критическим взглядом, будто оценивая, достоин ли он звания слуги такого вельможи.

–   И что же нужно этой особе? – спросила она, все еще с выражением недоверия в голосе, обращаясь к не смеющему поднять на нее глаз юноше.

Ответил, однако, самочин:

–   Ночлег, ничего более. Но вы же понимаете, у нас не так много домов, где можно принять...

–   У меня такой дом, – перебила его Эллианна.

Самочин задумался.

–   А ведь она права, – обратился он через какое-то время к слуге. – Дом у нее, и правда, великолепный. Пожалуй, лучше в нашем городе и не найти. Там твой господин будет обеспечен всем необходимым. Уют, порядок, привычная роскошь.

Эллианна решительным шагом приблизилась к юноше:

–   Когда прибывает твой господин?

Вопреки ожиданиям, тот ответил четко и совсем без страха в голосе:

–   Я опередил его часа на два, светлая госпожа, может, чуть больше.

Эллианна, которая уже почувствовала себя хозяйкой положения, повернулась к самочину:

–   Вы сможете за это время найти и подготовить другой дом?

Тот лишь развел руками. Он был человек неглупый и сразу сообразил, что позволить Эллианне считать себя победительницей для него очень выгодно. Так он смог бы убить сразу двух зайцев: избавиться от назойливой посетительницы и обеспечить большому человеку достойный прием.

Оставив поверженного самочина валяться у ее ног, Эллианна перешла в наступление на слугу:

–   Сколько комнат нужно твоему господину? Он путешествует один? Сколько у него слуг?

–   Нам нужны всего три комнаты. С моим господином едут еще двое: господин Родиволл, начальник стражи Правителя, и госпожа Унна...

–   Унна? Личный лекарь Правителя?

–   Да.

–   Она через два часа будет в городе?

–   Да.

–   Боги привели меня сюда. Идем же скорее, надо все как следует подготовить.

Но юноша стоял, нерешительно глядя на самочина:

–   Но это не все. Нам нужно еще одно помещение...

Эллианна заметила, как они обменялись непонятными ей взглядами. Но самочин, душа которого уже праздновала избавление от двух больших проблем, не дал ему договорить:

–   Уверен, в доме госпожи Эллианны найдется все необходимое. Она ни в чем вам не откажет.

После этих слов слуга притих и беспрекословно позволил увести себя.

Два часа в хлопотах пролетели незаметно. Эллианна всех слуг подняла на ноги, чтобы обеспечить высоким особам подобающий прием: три светлые и без того чистые комнаты были вычищены до блеска, воды было нагрето столько, что хватило бы на весь двор Правителя, повара второй час не выходили из кухни.

За полчаса до предполагаемого прибытия своего господина Иов, его слуга, отправился к городским воротам. С его уходом суета в доме достигла своего апогея. Эллианну не покидало обычное в таких случаях чувство, что она что-то забыла сделать, и она ужасно боялась, что это что-то выплывет наружу в самый неподходящий момент. Она загоняла слуг до истощения сил и нервов и сделала все, чтобы и себя привести в состояние паники. Она вообще считала, что спокойно готовиться к приему гостей было неприлично, и поэтому тех из слуг, кто не был еще на взводе, она всеми силами доводила до положенного градуса истеричности. Но, конечно же, как всегда бывает, гости прибыли намного позже, чем ожидалось, и хозяйка успела сделать все, что хотела и даже немного больше. И даже осталось время потрепать нервы себе и всему дому сверх положенного.

Первым в ворота ее дома въехал, как она и ожидала, сам тиун. Эллианна видела его впервые, но сразу узнала – слишком известной персоной он был, чтобы его не узнать. Кроме того, большой вельможа в нем угадывался по стати, с которой он восседал на своем жеребце, по уверенному виду, с которым въезжают в чужой двор только очень высокие персоны, по добротной дорогой одёже. На нём не было ничего лишнего: короткий приталенный кафтан был расстёгнут и под ним виднелось расшитое золотыми нитками подкафтанье, надетое, как и полагалось, на несколько тонких рубах, выступавших каскадом одна из-под другой. Облегающие штаны с замысловатым орнаментом были заправлены в невысокие калиги. Длинные волосы тщательно уложены и скреплены на спине небольшой бриллиантовой заколкой. Еще Эллианна сразу отметила, что тиун вполне хорош собой и, что еще больше её удивило, гораздо моложе, чем она ожидала. На вид ему было тридцать с небольшим.

За тиуном въехала Унна, личный лекарь Правителя. С их последней встречи она ничуть не изменилась. То же отстранённое и строгое выражение лица, та же высокая тугая прическа (Унна свои длинные, как и положено, темно-русые волосы всегда убирала наверх, в отличие от Эллианны, очень гордившейся своими волосами и всегда старавшейся уложить их так, чтобы они светлыми волнами спадали ей на плечи и спину), даже платья на ней, казалось, были теми же, что и пол Лета назад – того же темно-синего цвета: верхнее, без рукавов, с большими разрезами по бокам, – самое тёмное, почти чёрное, а остальные чуть светлее, но всё же очень строгие: ни узоров на ткани, ни расшитых подолов, ни бисера, ни поясков – всего того, что очень любила Эллианна. Поверх была накинута япончица того же скучного, темно-синего цвета.

Унна тоже узнала Эллианну и сдержанно кивнула. Расторопные слуги уже принимали у нее коня, меж тем, как Иов помогал спешиться своему господину.

Эллианна помнила, что должен был быть еще один гость, для которого приготовили третью комнату – начальник стражи Правителя Родиволл. Слуги ее стояли у ворот, готовые принять его коня, но появление его оказалось в высшей степени неожиданным. Не успела Эллианна поприветствовать прибывших гостей, как во двор въехала большая телега, груженная разным скарбом. В этом не было, конечно, ничего удивительного: у путешествующих знатных особ должна была быть дорожная кладь. Удивительным было то, что на козлах этой телеги сидел мужчина средних лет, которого никак нельзя было принять за кучера: одет он был в отороченный мехом пардуса кожаный кафтан с расшитыми золотом поручьями, на шее висела толстая золотая цепь, чуть тронутые сединой длинные волосы, были безупречно чисты и тщательно уложены. Всё, ну просто всё, говорило о том, что это сам Родиволл, ипат, начальник личной стражи Правителя. Но на козлах! На козлах телеги! Эллианна раскрыла рот от изумления. Но стоило ей приглядеться, как оказалось, что восседающий на козлах телеги ипат Правителя – это не единственный сюрприз. Прямо за ним на телеге было свободное от клади место, и там в очень неудобной позе сидел грязный, худой человек. Его худоба была заметна даже под широкой не по размеру рубахой, а темные волосы до плеч были так грязны, что это было видно даже в сумерках. Когда телега подъехала ближе, Эллианна поняла, почему человек этот сидел в такой странной позе: его руки были прикованы к переднему борту телеги.

Пока ошеломлённая хозяйка рассматривала странную повозку, ее слуги не теряли времени даром: они помогли спуститься с козел странному вознице, положение которого ничуть их не обмануло, – они оказывали ему почести как вельможе, и принялись быстро, но в то же время осторожно снимать с телеги мешки и сундуки.

Эта суета вывела Эллианну из оцепенения. Она оглянулась, опасаясь, что тиун заметил ее замешательство и выражает недовольство, но, увидев, что и он, и Унна целиком заняты приведением в порядок своего туалета, слегка помятого из-за долгого нахождения в седле, облегченно вздохнула и бросилась к ним, спеша пригласить их в дом.

Но не успела она произнести и двух-трех положенных фраз, как к ним подошел Родиволл (это оказался все-таки он – Эллианна отбросила все сомнения, когда увидела, как он по-деловому, почти как равному, кивнул Немиру). Военный человек, он не тратил время на пустые любезности. Коротко кивнув, он сразу перешел к делу:

–   Нам нужно надежно запирающееся помещение без окон.

Эллианна думала не больше минуты:

–   Подклеть?

–   Показывайте, – в нем сразу чувствовался человек, привыкший командовать.

Один из слуг, стоявших в стороне в ожидании приказаний, сломя голову кинулся открывать подклеть, а Эллианна, с трудом заставив себя не смотреть на телегу, повела Немира и Унну в дом. Она показывала им трапезную, когда к ней снова подошел (и снова без церемоний!) Родиволл.

–   Всё в порядке, – сказал он, и ее покоробил его тон, будто он обращался к своему подчиненному, работу которого проверял, – подклеть нам подходит. Один вопрос: сколько ключей от этой подклети?

–   Два, – Эллианна твердо решила не выставлять наружу своих чувств. Она даже смогла выдавить из себя вежливую улыбку.

–   Надеюсь, я не обижу вас, если попрошу отдать мне и второй.

Она глубоко вздохнула и, сказав себе: «терпение – наивысшая добродетель», снова улыбнулась:

–   Ну, что вы. Вам его принесут через минуту.

Да, она могла гордиться собой.

–   Ключей точно только два?

Вот против такого было бессильно даже самое ангельское терпение!

– Вы хотите сказать, что я лгу?! – взорвалась она.

Хам даже бровью не повел. Он отреагировал так, будто услышал вежливый и спокойный ответ. Он деловито кивнул сам себе, совсем не глядя на нее, и так же деловито удалился, даже не извинившись, словно был не в чужом доме, а разгуливал по собственному двору среди своих мечников.

Эллианна обратила свои расширившиеся глаза на Немира и Унну, стоявших рядом с ней, надеясь если не на поддержку, то хотя бы на объяснение такого поведения.

– Утка – это очень хорошо, – сказал тиун, будто ничего не произошло, продолжая прерванный разговор. – А вот сикеры совсем не надо – мы завтра уедем очень рано, голова должна быть ясной.

Унна вообще не смотрела на них. Она разглядывала окружающую ее обстановку так внимательно, словно обдумывала, не купить ли ей этот дом, и всё, что происходило вокруг, похоже, интересовало её не больше, чем блохи у их дворового пса.

Оскорблённая до глубины души, Эллианна уже жестоко жалела, что вызвалась принимать у себя этих господ. Но отступать было поздно, и оставалось дотерпеть как-нибудь до утра, чтобы потом с облегчением отправить их восвояси.

Но сначала её ждало ещё одно испытание: ей предстояло узнать, что все её мучения были впустую – визит первой лекарши Острова оказался таким же бесполезным, как и визиты всех предыдущих горе-целителей.

Закончив ужин раньше всех, Унна поднялась и своим ровным, бесцветным голосом произнесла:

–   Ну, показывайте. Где ваш мальчик?

Премил так же лежал в своих покоях, чуть посапывая во сне. Мягкий вечерний ветер, проникая через приоткрытое окно, трогал его волосы на лбу. И хоть Эллианна знала, что он был очень симпатичным мальчиком, сейчас он показался ей просто фантастически красивым.

–   Сколько он не просыпается?

–   Завтра будет неделя, – Эллианна не смогла удержаться и всхлипнула.

Унна потрогала его лоб, проверила пульс. Потом достала из небольшого сундучка, который принесла с собой, какие-то лекарские инструменты и стала колдовать возле малыша. Эллианна стояла у двери, боясь приблизиться и боясь услышать те самые слова, что она уже слышала однажды.

Наконец Унна выпрямилась и стала медленно укладывать свои вещи обратно в сундучок.

–   Я не нахожу ничего страшного. Все органы работают правильно.

Сердце бедной матери упало: те же слова, точь-в-точь как тогда.

–   И?

–   И он скоро проснется.

–   Вы говорили то же про моего мужа! – истерически вскрикнула Эллианна, не в силах сдержаться.

Унна аккуратно закрыла сундучок.

–   Я сочувствую вашему горю и понимаю ваше волнение, – её голос не выражал никаких чувств. – Я ничего не могу сделать и ничем не могу подтвердить свои слова. Просто поверьте: в этот раз всё будет по-другому. Ваш малыш будет жить.

–   И когда... и когда он проснётся?

–   Вот этого я в точности не скажу. Самый сложный мой пациент проспал почти месяц. Кто-то просыпается быстро, кто-то спит дольше. Наберитесь терпения. Я скажу вам, что надо делать, чтобы он не потерял силы за то время, пока спит. Вы меня слушаете?

Эллианна кивнула. Ждать! Снова ждать! Если бы они все знали, что это как раз тяжелее всего – ничего не делать, а просто ждать. Унне легко говорить – она не знает, что значит потерять близкого человека, что значит опасаться за жизнь своего ребёнка. Конечно, её положение Первого Лекаря Острова не сравнимо с положением простой женщины, вынужденной самой заботиться о себе и своей семье. Конечно, ей, привыкшей к спокойному и безоблачному существованию при Дворце, ни за что не понять, сколько боли заключает в себе это короткое слово ждать.  И конечно, Эллианна не станет выводить её из этого приятного неведения. Она уже всё для себя решила и поняла. Она молча выслушала все рекомендации и ушла к себе в комнату опустошенная и уставшая как никогда.

Густая темь уже зачернила все окна, и Эллианна, стоя возле одного из них, видела во дворе лишь мутные оранжевые круги факелов возле врат да чёрные силуэты кустов внизу. Большой двор был тих и пустынен, все уже, видно, ушли спать. Только возле двери в подклеть, ей показалось, маячила фигура.

Эллианна отвернулась от окна. Ия, её служанка, уже зажгла все свечи и подошла к хозяйке, чтобы помочь ей разоблачиться. Пока она колдовала с многочисленными тесёмочками верхнего, кружевного, платья, Эллианна стала рассказывать ей про свои обиды (а их за сегодняшний день накопилось немало). Начала с визита к самочину и за три платья добралась до Унны с её глупым советом ждать. Сначала Эллианна говорила медленно и ровно, но постепенно напряжение тяжёлого дня дало о себе знать, она стала перескакивать с одного на другое, всхлипывать, и к тому моменту, когда Ия сменила её последнее, самое тонкое и длинное, нижнее платье на расшитую кружевами ночную сорочку, она уже пребывала в слезах и почти кричала:

–   Подумай только, он вздумал проверять мои слова! Ведь он еще у двоих слуг спросил про ключи! В чужом доме нет никакого почтения к хозяйке! Зачем я только пошла к этому самочину. Всё равно от него толку никакого!

Она вздохнула и села на лавку, чтобы дать служанке расплести её волосы.

Немного помолчав, она вдруг сказала:

–   И вообще, все это очень странно, ты не находишь? Главные вельможи страны, одни, почти без слуг – один парень на всех! Женщина в дороге без служанки. Не понимаю! Да еще этот с ними... Зачем таким людям тащить с собой арестанта? Что у них, мечников нет? Куда они едут? Ты ничего не знаешь?

Почувствовав, что Ия замялась, Эллианна быстро повернулась к ней:

–   Говори, что знаешь.

–   Я, конечно, не поручусь, – Ия, молоденькая, хорошенькая девушка, остриженная, как и все смерды, очень коротко (что, впрочем, совсем ее не портило), складывала в небольшой ларь многочисленные заколки, снятые с волос госпожи, – но Иов, слуга господина, сказал, что они едут искать лекарство.

У Эллианны перехватило дыхание. Она и не подумала спросить, что за лекарство и от какой болезни. Какие тут могли быть вопросы – сейчас у всех на уме было одно и то же.

– Он, правда, вел себя как-то странно, да и сам он довольно странный, – Ия хихикнула. – Как только пришел на кухню, разбил горшок и вылил горячий суп себе на ноги, потом уронил на себя шандал, стоящий у двери. И всё с таким видом, будто это его постоянные обязанности: всё ломать и ронять. Не знаю, стоит ли верить его словам. 

–   И где это лекарство?

Ия пожала плечами:

–   Больше он ничего не сказал.

–   Хорошо, иди.

Ия посмотрела удивленно: хозяйка никогда не отпускала её так рано. Но Эллианна смотрела куда-то сквозь нее и о чем-то напряженно думала. Ия осторожно закрыла ларь и на цыпочках вышла.

А Эллианна уже обдумывала план, неожиданно пришедший ей в голову. С этой минуты в ней поселилась уверенность, что она должна ехать вместе с тиуном.  Правда, она не представляла себе, как оставит сына. Но лучше, думала она, расстаться с ним на время и потом приехать с лекарством, чем сидеть рядом и ждать неизвестно чего. Она не верила лекарям: ни Унне, ни остальным. Прекрасное средство от болезни: ждать! Нет уж, ждите сами, а она будет действовать.

Эллианна долго расхаживала взад и вперед по комнате, стараясь обдумать все «за» и «против». «Против» было больше, но это ее не останавливало. Она долго пыталась придумать, что скажет тиуну. «Здрасьте-ста, я еду с вами» категорически не подходило. Должна была быть веская причина. Но тогда бы пришлось сознаться, что она знает о цели их поездки. Он, конечно же, станет все отрицать и скажет, что они едут на ярмарку, чтобы отдохнуть от государственных забот. Или, еще хуже, спросит вежливо: «А какое ваше собачье дело, куда и зачем мы едем? Вы кто такая?» В общем, эта часть ее раздумий была самая грустная. А вот дальше было веселее: воображать, как она привезет лекарство, как ее Премил проснется и скажет «мама», было очень приятно, и она совсем не думала о том, что понятия не имеет, что это за лекарство, где оно, через что придется пройти, чтобы заполучить его... И вообще, есть ли оно, или это всего лишь неудачная шутка заскучавшего слуги?