Текст книги "Божьи воины. Трилогия"
Автор книги: Анджей Сапковский
Жанр:
Классическое фэнтези
сообщить о нарушении
Текущая страница: 35 (всего у книги 105 страниц) [доступный отрывок для чтения: 38 страниц]
Рейневан сонно покачивался в седле и время от времени вставлял, что, мол, понимает, что было неправдой. Снова пошел снег, быстро превратившийся в метель.
За лесом, на распутье, неподалеку от спаленного Войбужа, стоял каменный покаянный крест, один из многочисленных в Силезии, – памятник преступления и покаяния. Вчера, когда сжигали Войбуж, Рейневан креста не заметил. Был вечер, сумрак, шел снег. Многое можно было не заметить.
Плечи креста оканчивались каменными клеверинками. Рядом с крестом стояли две телеги, не боевые, а обычные, для перевозки грузов. Одна, с совершенно поломанным обручем, сильно накренилась, опершись на ступицу колеса. Четыре человека тщетно пытались приподнять телегу, чтобы два других могли снять поломанное колесо и надеть запасное.
– Помогите! – крикнул один. – Братры!
– Разгрузите телегу, – крикнул в ответ Галада. – Легче будет.
– Тут не только колесо, – тоже криком ответил возница. – Дышло для пристяжной выломал, запрячь невозможно. Пусть кто-нибудь поскачет вперед, завернет какую-нибудь упряжку. Перегрузим добро…
– Пропади оно пропадом, добро. Не видите, как метет. Остаться хотите?
– Жаль добычи.
– А задницы своей не жаль? За нами могут гнаться…
Голос замер у Галады в глотке. Потому что в скверный, очень скверный час он проговорил эти слова.
Захрапели лошади, из леса вышел отряд рыцарей в полном вооружении. Их было около тридцати, в основном иоанниты.
Они ехали шагом, ровно, дисциплинированно, ни один конь не выдвигал нос из строя.
С другой стороны тракта выехал из-за деревьев другой отряд, тоже сильный. Под хоругвью с бараньей головой Хаугвицей. Заходя лавиной, рыцари ловко отсекли Сироткам дорогу к бегству.
– Пробьемся! – крикнул один из молодых конников. – Брат Олдржих! Пробьемся!
– Как? – прохрипел Галада. – Сквозь копья? Понасажают нас, как цыплят. С коней! И промеж возов! Дешево шкуру не продадим!
Нельзя было терять ни минуты, окружающие их рыцари уже подгоняли лошадей в галоп, иоанниты захлопывали забрала армэ, наклоняли копья. Гуситы соскочили с лошадей, скрылись за телегами, некоторые даже залезли под них. Те, которым укрытия не досталось, опустились на колени и натянули арбалеты. Оказалось, что на телегах, кроме награбленных литургических сосудов, явно по счастливой случайности везли оружие, в основном на древках. Чехи мгновенно поделили между собой алебарды, партизаны и гизармы. Рейневану кто-то сунул в руку спису с длинным и тонким, как шило, острием.
– Готовься! – крикнул Галада. – Идут!
– Влипли мы в бездонное говно. – Шарлей натянул и зарядил арбалет. – А я столько ожидал от Венгрии. Какой, курва, у меня был аппетит на настоящий bogracsgulyas[482] 482
настоящий венгерский гуляш (венгр.).
[Закрыть]!
– Бог и святой Ежи!
Иоанниты и Хаугвицы погнали лошадей в атаку. И с ревом ринулись на телеги.
– Сейчас! – взвизгнул Галада. – Сейчас! Пли! По ним!
Щелкнули тетивы, град болтов зазвенел по щитам и латам. Рухнули несколько лошадей, свалились несколько наездников. Остальные мчались на защитников. Длинные копья доставали цели. Треск ломающихся древков и крики тех, в которых угодили копья, взмыл под небеса. Рейневана обдало кровью, он видел, как совсем рядом один из возниц конвульсивно дергается, пробитый навылет, как с другой стороны спешившийся конник Галады пытается вырвать из груди острие, заметил, как третьего огромный рыцарь с багром Оппельнов на щите поднимает на копье и, истекающего кровью, кидает на снег. Увидел, как Шарлей стреляет из арбалета, с близкого расстояния всаживая болт в горло одному копейщику, как другому Галада разрубает шлем и голову бердышом, как третий, поддетый крюками двух гизарм, падет между возами и умирает, зарубленный и исколотый. Ощерившаяся, вся в пене морда коня нависла над его головой, он увидел сверк меча, не раздумывая ткнул списой, трехгранное острие пробило и во что-то врезалось. Рейневан чуть не упал под напором, увидел, как иоаннит, в которого он всадил спису, качается в седле. Он нажал на древко, иоаннит откинулся назад, тонким голосом призывая святых. Но не упал, поддержанный высокой лукой седла. Помог кто-то из Сироток, трахнув иоаннита алебардой, против такого удара луки было мало, рыцаря прямо-таки снесло с седла. Почти в тот же момент чех получил булавой по голове, удар вбил капалин по самый подбородок, из-под капалина потекла кровь. Рейневан ткнул ударившего и, изрыгая ругательства, столкнул его с седла. Рядом свалился с коня другой, застреленный Шарлеем. Третий, зарубленный двуручным мечом, ткнулся лбом в гриву, заливая ее кровью. Вокруг телег стало просторней. Латники отступили, с трудом сдерживая лошадей.
– Отлично! – рычал Олдржих Галада. – Отлично, братры! Дали мы им!
Они стояли среди крови и трупов. Рейневан с ужасом отметил, что в живых их осталось не больше пятнадцати, из которых на ногах мог держаться разве что десяток. Большинство из тех, кто еще мог стоять, тоже истекали кровью. Он понял, что живы они только потому, что копейщики мешали друг другу, драться у возов могли не все. Впрочем, и эти заплатили за такую возможность страшную цену. Возы окружало кольцо убитых людей и визжащих, покалеченных лошадей.
– Готовься! – гаркнул Галада. – Сейчас ударят снова…
– Шарлей?
– Жив.
– Самсон?
Гигант откашлялся, стер с бровей кровь, сочившуюся из раны на лбу. Он был вооружен утыканной шипами булавой и щитом, который какой-то доморощенный художник украсил изображением пламенеющей облатки и надписью: BŮH PÁN NÁŠ[483] 483
«Бог наш Господин» (чешск.).
[Закрыть].
– Готовься! Идут!
– Этого, – сквозь зубы проговорил Шарлей, – нам уже не пережить.
– Lasciate ogni speranza[484] 484
«Оставь надежду, всяк сюда входящий» – надпись на вратах Ада.
[Закрыть], – спокойно согласился Самсон. – Какое, однако, счастье, что я не взял с собой того котенка.
Кто-то подал Рейневану гаковницу. Минутная передышка позволила Сироткам забить пули. Рейневан уперся стволом в воз, зацепил крюк за борт, приложил фитиль к запалу.
– Святой Еееееежи!
– Gott mit uns![485] 485
С нами Бог! (нем.)
[Закрыть]
Грохот копыт известил об очередной атаке со всех сторон. Загремели пищали и гаковницы, в образовавшееся облако дыма полетели болты из арбалетов. А через мгновение в ход пошли длинные копья, брызнула кровь, раздался сумасшедший рев пробитых остриями людей. Рейневана спас Самсон, заслонив его щитом с облаткой и барашком. Через мгновение щит уберег от смерти Шарлея. Гигант управлял огромным щитом одной рукой, как крупным диском, а врезающиеся в него копья отражал так, словно это были стрелы из духовых трубок.
Иоанниты и латники Хаугвица ворвались меж телег, рубили, стоя в стременах, мечами и топорами, в крике и звоне, рвали буздыганами. Гуситы умирали один за другим, огрызаясь как собаки, стреляя копейщикам прямо в лица из арбалетов и рушниц, тыча и разрывая гизармами и алебардами, колотя булавами, коля списами. Раненые заползали под возы и подрезали лошадям бабки, увеличивая толкотню, хаос и толчею.
Галада заскочил на телегу, ударом бердыша скинул с седла иоаннита, сам согнулся, получив острием. Рейневан схватил его, стащил. Двое тяжеловооруженных нависли над ним, вздымая мечи. Жизнь им снова спас Самсон и BŮH PÁN NÁŠ на огромном щите. Один из рыцарей, судя по изображению, Зейдлиц, рухнул вместе с лошадью, которой перерезали бабки. Другого, сидящего на сивом коне, Шарлей рубанул по голове упущенным Галадой бердышом. Шлем лопнул, латник согнулся, захлебываясь кровью. В тот же момент на Шарлея наскочили и повалили лошадью. Рейневан с размаху ткнул наездника списой, острие увязло в пластине. Рейневан отпустил древко, развернулся, сжался, латники были повсюду, вокруг хаос остроносых хундсгугелей, мелькание крестов и гербов на щитах, ураган мелькающих мечей. Тайфун конских зубов и копыт. «Башня шутов, – лихорадочно думал он, – это по-прежнему Narrenturm, безумие и психоз. И сумасшествие. Narrenturm».
Он поскользнулся на крови. Упал. На Шарлея. У Шарлея в руках был арбалет. Он взглянул на Рейневана, подмигнул и выстрелил. Вертикально вверх. Прямо в живот вздымающегося над ними коня. Конь завизжал. А Рейневан получил копытом по голове. «Это конец», – подумал он.
– Помоги нам, Господи! – услышал он как сквозь вату, парализованный болью и слабостью. – Выручай! Выручай, Господи!
– Помощь, Рейнмар! – кричал, дергая его, Шарлей. – Помощь! Живем!
Он приподнялся на четвереньки. Мир все еще плясал и плавал у него в глазах. Но тот факт, что они жили, не заметить было невозможно. Он заморгал.
С поля долетел крик и звон: иоанниты и латники Хаугвица сражались с прибывшей подмогой, вооруженной, в полных пластинчатых латах. Бой был недолгим – по тракту с запада уже мчалась галопом, ревя что есть силы в легких, конница Бразды, за ней, вопя еще пронзительнее, мчалась гуситская пехота с воздетыми цепами. Видя все это, иоанниты и люди Хаугвица развернули коней и поодиночке и группами помчались к лесу. Помощь шла у них по пятам, безжалостно рубя и кромсая, так что эхо неслось по холмам.
Рейневан сел. Ощупал голову и бока. Он был весь в крови, но, похоже, чужой. Рядом, все еще ухватившись за павонж, сидел, опершись о воз, Самсон Медок с окровавленной головой, густые капли ползли у него с уха на плечо. Несколько гуситов поднимались с земли. Одного рвало. Один, держа зубами конец ремня, пытался остановить кровь, хлещущую из культи руки.
– Живем, – повторил Шарлей. – Живем! Эй, Галада, слы…
Он осекся. Галада не слышал. Галада уже не мог слышать.
К телегам подъехал Бразда из Клинштейна, латники из подмоги. Все еще распаленные битвой, они тут же умолкали и затихали, когда под копытами лошадей начинало чавкать кровавое месиво. Бразда оценил побоище, взглянул в остекленевшие глаза Галады, ничего не сказал.
Командир латников из подмоги приглядывался к Рейневану, щуря глаза. Было видно, что он пытается вспомнить. Рейневан узнал его сразу и не только по розе на гербе – это был раубриттер из Кромолина, протектор Тибальда Раабе, поляк Блажей Порай Якубовский.
Рыдавший рядом чех опустил голову на грудь и умер. В тишине.
– Удивительно, – сказал наконец Якубовский. – Гляньте на этих троих. Они даже не очень поцарапаны. Вы просто холерные счастливчики. Или какой-нибудь демон хранит вас.
Он их не узнал. Впрочем, ничего странного.
Хоть Рейневан и сам едва держался на ногах, он тут же принялся перевязывать раненых. В это время гуситская пехота дорезала и освобождала от доспехов и оружия иоаннитов и копейщиков Хаугвица. Убитых вытряхивали из лат, уже началась перебранка, оружие, что получше и подороже, вырывали друг у друга из рук, не обходилось и без кулаков.
Один из лежащих под телегой рыцарей, казалось, мертвый, как и другие, неожиданно пошевелился, заскрипел латами, застонал из глубин шлема. Рейневан подошел, опустился на колени, поднял хундсгугель. Они долго смотрели друг другу в глаза.
– Ну, что же ты… – прохрипел рыцарь. – Добей меня, еретик. Ты убил моего брата, так убей и меня. И пусть ад поглотит тебя…
– Вольфгер Стерча…
– Чтоб ты сдох, Рейневан Беляу.
Подошли два гусита с окровавленными ножами. Самсон встал и преградил им дорогу, в глазах у него было что-то такое, что гуситы почли за благо поскорее убраться.
– Добей меня, – повторил Вольфгер Стерча. – Чертов помет. Ну, чего ждешь?
– Я не убивал Никласа, – сказал Рейневан. – Ты прекрасно знаешь. Я все еще не выяснил, какую роль вы сыграли в убийстве Петерлина. Но знай, Стерча, я сюда вернусь. И рассчитаюсь с виновными. Знай это сам и передай другим. Рейнмар из Белявы вернется в Силезию. И потребует расплатиться за все.
Лицо Вольфгера расслабилось, помягчело. Стерча разыгрывал из себя храбреца, но только теперь понял, что у него есть шанс выжить. Несмотря на это, он, не произнеся больше ни слова, отвернулся.
Возвращалась из погони и разведки конница. Подгоняемая командирами пехота перестала обирать павших, сформировала маршевый строй. Подошел Шарлей с тремя лошадьми.
– Отправляемся, – бросил он кратко. – Самсон, ехать сможешь?
– Смогу.
Отправились они только через час. Оставив позади каменный покаянный крест, один из многочисленных в Силезии памятников преступления и запоздалого раскаяния. Теперь, кроме креста, развилок помечал курган, под которым похоронили Олдржиха Галаду и двадцать четыре гусита – Сироток из Градца-Кралове. На вершину Самсон воткнул павенже с огненной облаткой и чашей.
И надписью: BŮH PÁN NÁŠ.
Армия Амброжа шла на запад, к Броумову, оставляя за собой широкую черную полосу вспаханной копытами и перемолотой башмаками грязи. Рейневан повернулся в седле, взглянул.
– Я сюда вернусь, – сказал он.
– Этого я и опасался, – вздохнул Шарлей. – Этого опасался, Рейневан. Именно этих слов. Самсон?
– Слушаю.
– Ты что-то бормочешь себе под нос, к тому же по-итальянски. Значит, я полагаю, опять Данте Алигьери?
– Верно полагаешь.
– И, конечно, строки, подходящие к нашей ситуации. И к тому, куда мы направляемся?
– Верно.
– Хм-м-м… Fuor de la queta… Значит, мы идем… Я не покажусь слишком назойливым, если попрошу перевести?
– Не покажешься.
На западном склоне Голиньца, в том месте, откуда как на ладони была видна долина и марширующая армия, присел на лапу ели большой стенолаз. Отряхнул иголки от снега. Повернул голову, его неподвижные глаза, казалось, высматривают кого-то среди идущих.
Вероятно, стенолаз наконец увидел то, что хотел увидеть, потому что раскрыл клюв и заскрипел, и в этом скрипе был вызов. И чудовищная угроза.
Горы тонули в мутноватом sfumato[487] 487
тумане (ит.).
[Закрыть] хмурого зимнего дня.
Снова пошел снег, заметая следы.
Выдержки из примечаний автора
К главе первой
Memento salutis Auc or… – традиционный молитвенный гимн.
Ad te levavi oculos meos… – монахи последовательно распевают Псалмы: 122-й, 123-й, 124-й и две песни из «Песни Песней».
К главе второй
Чтобы не дать разлиться желчи, пуристам и им подобным «блюстителям чистоты языка», любящим повторять, что-де «так раньше не говорили», поясню, что слово «холера», «холерный» в значении «болезненный» использовал еще Гиппократ, имея в виду всяческие кишечно-желудочные недомогания. Отсутствие тому доказательств вовсе не означает, что так быть не могло.
К главе пятой
«…дальше, чем в миле от города…» – во всей книге я придерживаюсь значения величины мили, принятого в старой Польше, то есть семи километрам с небольшим гаком.
«Мой Алькасин, преследуемый за любовь…» – имеется в виду «Песня об Алькасине и Николетте» (Aucassin et Nicolette), популярная в Средневековье анонимная французская поэма, повествующая о перипетиях влюбленных (так называемая chantefable).
К главе шестой
«Formicarius» Нидера, конечно, анахронизм. Это произведение создано доминиканцами лишь в 1437 году.
К главе седьмой
«Конрадсвальдау принадлежит Хаугвицам. В Янковицах сидят Бишофсхеймы…» В отношении названий местностей я придерживаюсь исторической правды, то есть следую историческим источникам, а в соответствии с ними теперешнее Пшилесье у Бжега в ХV веке именовалось именно Конрадсвальдом, теперешний Скарбомеж – Хермсдорфом, а нынешняя Крушина – Шёнау. В то же время название Янковице для того же исторического периода будет правильнее, нежели «онемеченное» (позже) Енковиц. В последующем тексте иногда – не желая, чтобы читатель окончательно запутался, – я, однако, пользуюсь современными названиями, даже если и с небольшим ущербом для исторической истины. Впрочем, весьма относительным.
К главе двенадцатой
«Offer nostras preces in conspectu Altissimi» – моление святому Михаилу Архангелу (Oratio ad Sanctum Michael), часть ритуала экзорцизма в римском обряде, авторства, считается, папы Льва XIII.
«Ego te exorciso…» – фрагмент ритуалов и экзорцистских заклинаний, почерпнутых мной из самых разных источников с определенной, признаюсь, долей беспорядочности. Однако – преднамеренной.
К главе шестнадцатой
«Pange lingua gloriosi…» – эвхаристический гимн авторства Фомы Аквинского, первая строфа.
«Nü wol dan…» – Вальтер фон дер Вельде.
«Rerum tanta novitas…» – опять Вальтер фон дер Вельде.
«Genitori Genitoque…» – снова Фома Аквинский, тот же гимн «Pange Lingua», последние строки которого, однако, выделяются как так называемый Tantum ergo.
«Garbarze kurwiarze…» – позаимствовал у Людвика Стомны. Это якобы гуральская припевка из района Сухих Бескид.
«So die bluomen üz dem grase dringent…» – Вальтер фон дер Вельде.
«Verbum caro…» – тот же гимн, что и приведенный выше. Четвертая строфа.
К главе двадцать первой
«Cesarscy popowie sa antychrystowie» – Кантилена, или «Песнь о Виклифе» Йенджея Гальки, была написана, конечно, гораздо позже, вероятно, около 1440 года.
К главе двадцать второй
Конрад, епископ Вроцлава на протяжении восьми лет, поражал всех истинно рыцарской внешностью. Описывая его, я строго придерживался – во всем, что касается его наружности, – хроникера. Однако позволил себе некоторые вольности при описании его других признаков. Надо сказать, что описание Конрада у Длугоша (у которого я почерпнул основные сведения) – «…чернявый волосатик… невысокого роста, толстоватый… с гноящимися глазами, заикающийся и косноязычный…» – плохо укладывалось в мою фабулу, никак ей не соответствуя. К тому же бог знает, каким он был в действительности. Длугош ухитрялся мерзковато и не совсем портретно верно обрисовывать людей, которых не любил или которые ему чем-то насолили. А то, что епископа вроцлавского хроникер симпатией не баловал, – это уж точно.
«Проповедь» впоследствии широко известного Николая из Кузы (насчитывавшего в то время едва двадцать четыре весны жизни) я скомпоновал из значительно более поздних контрреформационных высказываний Петра Скарги, иезуита, в его «Житиях Святых Ветхого и Нового Завета».
К главе двадцать четвертой
«Necronomicon» Абдулы Аль… – разумеется, поклон в сторону Лавкрафта.
«Liber Y Sothotis» – я придумал сам, взяв за образец Лавкрафта, «meum est propositum…» – Вальтер Мэп.
«Bibit hera, bibit herus…» – аноним, текст взят из сборника средневековых религиозных песен, т. н. «Кармина Бурана».
К главе двадцать пятой
«veni, veni, venias…» – аноним. Из сборника «Кармина аматории».
К главе двадцать девятой
Текст Алигьери:
Fuor de la queta, ne i’ aura che trema
E vegno in parte ove non e che luca.
Некоторые пояснения и замечания переводчика
А) Прежде всего должен отметить, что далеко не все примечания автора попали в вышеприведенный раздел.
Многие из них для удобства читателя переводчик перенес на соответствующие страницы. Часть авторских примечаний из текста исключена как не представляющая интереса для русскоязычного читателя.
Б) Особая статья – стихотворные тексты.
Должен признаться, что мне удалось найти лишь один профессионально сделанный перевод, который и будет здесь в соответствующем месте приведен. Практически все остальные переводы представляют собой довольно шершавые подстрочники с польского текста, в свою очередь тоже являющегося подстрочником либо «самодеятельным переводом» с какого-то языка на польский.
В) Ну а теперь собственно «Пояснения».
К главе первой
«Memento salutis…» —
Помни, о Создатель вселенной,
Что некогда ты принял форму тела
нашего, когда Тебя выдала на Свет
Пресветлая Дева.
«Ad te leva» – монахи распевают поочередно 122-й, 123-й, и 124-й Псалмы, а также две песни из «Песни Песней» Соломона:
«Benedictus Dominus…» – Псалом 122; 6 – 7
«Qui confidunt in Domino…» – Псалом 123; 1
«Quia non relinguet…» – Там же, 3
«Revertere…» – «Песнь Песней», 6; 12
«Quo… ubera tua…» – Там же 7; 13
К главе шестой
«Это мэтр Johann Nider в своем Formicariusi'e написал.
«Formicarius» Нидера, разумеется, анахронизм, поскольку это доминиканское произведение возникло лишь в 1437 году.
К главе двенадцатой
«Offer nostras preces in conspectu Altissimi…» – молитва святому Михаилу Архангелу («Oratio ad Sanctum Michael»), в подстрочном переводе текста Сапковского выглядит так: «Мольбы наши возносим пред обличием Всевышнего, дабы снизошла на нас милость Божия, дабы уловлен был дракон, змий древний, коий зовется дьяволом и сатаной, дабы связан он был и сброшен в бездну, дабы не совращал более народов. Тогда, отданные под Твою защиту, мы, священники, данной нам властию сможем отвергнуть дьявольские искушения во имя Господа нашего Христа…»
«Ego te exorciso…» – фрагменты множества ритуалов и экзорцизмов, почерпнутые из различных источников. Признаться должен, несколько беспорядочно. Однако беспорядок этот запланирован.
К главе шестнадцатой
«Pengo lingua gloriosi» – подстрочный перевод с авторского текста:
Прославляй, язык, тайны
тела и самой дорогой крови,
кою словно колодец излил по
мановению волшебной палочки
в будни земных дней.
Тот, матерью которого была Дева,
Достойный почитания народов Царь.
Гимн Вальтера фон дер Фогельвейде.
Первая строфа в переводе В. Левика.
Когда солнцу, от росы блестящи,
Ранним утром или в полдень мая
Шлют улыбку первые цветы
И в полях, в растормошенной чаще
Свищут птицы, радость изливая, —
Что прекрасней этой красоты!
Профессиональных переводов остальных приводимых автором стихотворных текстов мне найти не удалось. И хотя автор порекомендовал оставить их в тексте книги без перевода (я полагаю, для создания общего аромата), я все же на свой риск и страх решил дать их – пусть и корявые подстрочники:
«Verbum caro»
«Воплощенный словом хлеб
превратит в свое тело,
вино ж – кровь Христова,
хоть и тщетно стремится это увидеть взгляд.
Только вера, Божье слово
шлет в сердца уверенность в этом».
«Verum tanta novitas…» – опять Вальтер фон дер Фогельвайде.
«Все возрождается в весеннем свете
А власть весны приказывает нам радоваться».
«Nü wol dan…» – опять Вальтер.
«Давайте же смотреть,
когда приидет истина.
Идем на веселье, которое нам доставит май,
Взглянем на него и на прекрасных дам
и решим, что лучше из этих двух.
И не самое ли лучшее получил я в дар».
«Genitore, Genitoque…» – снова Фома Аквинский, последние строфы, так называемые «Tantum egro»:
«Богу Отцу и Сыну!
Почет во все грядущие дни.
Пусть век передает веку
гимн триумфа, благодарности, почета».
«Garbarze kurwiarze» – А.С. позаимствовал у Людвика Стомны. Считается, что это припев гуральский из района Сухих Бескид.
К главе двадцать четвертой
Предназначение мое – кончить жизнь в шинке.
Подай кубок, налей вина, сынок,
Чтоб сказали ангелы, стоящие в очереди:
Дай, Боже, пьянице райского отдохновения.
«Bibit hera bibit herus» – аноним.
«Пьет хозяйка, пьет хозяин.
Рыцарь пьет, священник хлещет.
Пьет и он, и пьет она.
Пьет служанка и слуга.
Пьют жадюга, пьет мерзавец,
белый пьет и черный пьет».
«Прыг из окна» – «летное заклинание». Автор пополнил этим забавным двустишием совершенно в «силезском» «духе» известное заклинание.
К главе двадцать пятой
«Veni, veni, venitas» – аноним.
«Прииди, о, прииди, прииди,
Не дай мне умереть!
Хырка, хырка,
Назаза, Триллиривос…
Прекрасны твои лица,
Очи твои блестящи,
Волосы твои заплетены в косы,
О, какое же ты изумительное существо.
Ты – пурпурнее розы,
Ты – белее лилии,
Ты – прекраснее всех.
Хвала, хвала тебе во веки веков.
И наконец:
Д) Не могу не выразить огромную благодарность автору книги Анджею Сапковскому за безотказную и всестороннюю помощь, потребовавшуюся мне при «расшифровке» имен, терминов и наименований.
А также считаю своим долгом поблагодарить Президента Обнинского компьютерного клуба Юрия Кофтуна и заместителя генерального директора обнинского книжного издательства «Титул» Светлану Ширину, обеспечивавших мне телефонную и электронную связь со всеми интересующими меня и необходимыми мне точками планеты.
Конечно, я ничего бы не смог сделать, если б моя жена Галина Дыхалина не взвалила на свои плечи весь труд и все заботы по дому.
07.08.03
Евгений Вайсброт
