Текст книги "ЮНОНА и АВОСЬ, или Развод длиною в четверть века"

Автор книги: Анджей Перовски

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 5 страниц)

Сели в машину, отъехали пару кварталов в сторону офиса. Но на работу россиянин не спешил. Одна, одна только мысль завладела им – чего не договаривает Юнона? Он запарковал машину, повернулся к польке и угрюмо проговорил глухим от нервного напряжения голосом: «Давай, рассказывай». И то , что он услышал, повергло его в шок.

Из сбивчивого рассказа Юноны выходило, что уже больше года за его плечами происходили события, о которых он даже не догадывался. Оказывается, его изобретательная жена уже давно тайком от него установила контакт с его первой секретаршей – уже уволенной к настоящему моменту белоруской Тамарой. Пользуясь его отъездом в Москву, посещала пару раз старый офис – тот, что был в двухкомнатной квартире в центре Варшавы. Там и познакомилась с Юноной. После увольнения Тамары встречи продолжались – на этот раз не в офисе. Якобы однажды Тамара позвонила Юноне в новый офис и попросила встретиться для какого-то очень важного разговора, которого нельзя доверить телефону. И якобы наивная и сокрушающаяся от содеянного полька поехала на эту встречу. Разговор был никаким не срочным, настолько же и не важным – какие-то спекуляции жены насчёт ситуации с кавказскими бандитами, семейных отношений россиянина и прочие глупости, выдуманные, как понимал Андрей, его собственной женой. Он слушал всё это с нарастающим раздражением и негодованием. К этим чувствам примешивалась ещё и гадливость. Ощущение было сродни тому, как если бы, войдя в собственную квартиру, обнаружил, что в ней побывали воры – беспорядок, ящики шкафов вывернуты, квартира сразу стала чужой – обшарившие её руки вызывали чувство брезгливости к своим собственным, много лет знакомым вещам.

Похожее чувство испытывал и Андрей, пока Юнона, всхлипывая, рассказывала ему о фактах, которые враз перевернули его отношение к польке. Жена, конечно, своим поведением его не удивила – только подкрепила ту уверенность, что расставаться надо было уже давно. Но вот Юнона… Человек, к которому Андрей только-только начал привыкать, открываться, доверять… И оказалось, что она ничем не отличается от всех остальных.

Если хоть раз что-нибудь скроешь от того, кого любишь, больше уж не будет совестно так поступать с ним во всём.

Жан Жак Руссо. Исповедь

Россиянин воспринимал это как настоящее предательство. Горечь утраченного моментально доверия смешивалась с раздражением из-за глупости польки, которую элементарно использовали для того, чтобы проследить от места встречи с Тамарой, где находится дом и подъезд, в котором она теперь обитает. И куда приезжает Андрей.

Ошеломлённый услышанным, россиянин сидел в машине и не знал, как поступить. Самый первый, интуитивный порыв – расстаться с обманувшей его Юноной и попытаться налаживать дела служебные, как и личные, без её участия. И это было бы не просто – полька к тому времени «вросла» в жизнь фирмы, постепенно начала становиться настоящей правой рукой шефа, помощь её буквально во всём была очень ощутима.

Гораздо хуже было с личными отношениями. Андрея раздирали два противоречивых чувства: гнев, смешанный с презрением, с одной стороны и жалость к расплакавшейся Юноне, которая выглядела очень убедительно в своём раскаянии. Степень раскаяния и искреннее признание своей ошибки играли для россиянина очень важную в тот момент роль. Сам факт предательства – а так и только так он воспринимал поступок (а что ещё хуже – цепь поступков) Юноны – был для него очень болезненным. Он, пожалуй, второй раз за всю свою жизнь испытал такой сильный удар.

Первый довелось испытать в Москве – в далёком 1986 году. Об этом случае Андрей никогда и никому не рассказывал. Судьба распорядилась так, что после окончания института ему довелось полтора года служить в армии. Поскольку тесть, обладавший «полезными» связями, помог с определением места службы – поближе к дому – Андрея призвали в воинскую часть, расположенную в подмосковном городке Реутово. Всего час на такси по МКАД до дома. Незадолго до призыва Андрей с женой переехали в новую двухкомнатную квартиру в Орехово-Борисово. Недавно сданные дома не имели ещё даже телефонов – в те годы установку стационарного номера приходилось ждать в очереди долгие месяцы.

К счастью, возраст и высшее образование определили место его «работы» – это была строевая часть, аналог гражданского отдела кадров. Вследствие этого он накоротке общался с офицерами, которые имели возможность почаще отпускать его в увольнения на выходные. Один из таких офицеров – майор, который занимался вопросами призыва – был довольно колоритной личностью. Должность его была, что называется «блатной». Имелась в виду, конечно же, не связь с криминальным миром, а его могущественные связи в самых разных областях деятельности – ведь военкоматы в те годы призывали всех, невзирая на социальное положение и профессию (и даже должность) родителей. А разбитной майор как раз занимался контактами с военкоматами и постоянно пребывал «в командировке» – его письменный стол, находившийся в той же комнате, где работал Андрей, как правило, пустовал. Именно через этого майора и устроил зятя отец жены поближе к дому.

Видимо, он и был причиной произошедшего – то ли попросил майора, то ли неугомонный майор решил сделать приятное «полезному» человеку (тесть работал директором продовольственного магазина), но в одну из декабрьских ночей дневальный разбудил Андрея и сказал, что его ожидает в строевой части тот майор. Какой-то срочный выезд. Недоумевая, по какому делу он мог понадобиться в столь неурочный час, Андрей через пару минут уже стоял в шинели на первом этаже, где около дежурного по части дожидался его майор.

Не оформляя никаких документов, как это было принято при покидании территории части, майор посадил Андрея с собою в дожидавшийся газик и скомкандовал водителю: «В Москву». Выехали через запасные служебные ворота – часовой только отдал честь, узнав майора. Пока ехали, офицер, наконец, посвятил Андрея в свой план. Оказывается, в Москве возникла какая-то нештатная ситуация с одним из прикомандированных к призывному пункту сержантов, и майор, пользуясь оказией, сказал дежурному, что в помощь ему потребуется служащий строевой части, то есть Андрей. На самом же деле, майор просто подкинет его к дому в Орехово, а утром неумышленный самовольщик должен будет ожидать офицера около тех ворот, из которых сегодня выезжали.

Авантюра была вполне в духе майора. Андрей был и рад, и обеспокоен. Как-никак, попадись он патрулю в момент самостоятельного передвижения в сторону части, его ожидали неприятности. Но времени для размышлений на эту тему не было – уже подъехали к дому – и Андрей, поблагодарив майора за предоставленную возможность лишний раз побывать дома, вбежал в подъезд.

В то время не было обычая устанавливать домофоны ни в дверях подъезда, ни на лестничной клетке. Ключа от квартиры у Андрея, конечно же, не было. Поднявшись в лифте на свой этаж, он, со смешанным чувством радости и вины (было уже за полночь), нажал кнопку звонка своей квартиры.

И тут же ощутил «под ложечкой» неприятное сосущее чувство. Которое начало расти и усиливаться, поскольку за дверью произошло какое-то движение, но дверь не открылась. Андрей нажал звонок ещё раз – теперь уже настойчивее. Тишина. Ситуация была глупой: ночевать Андрею было негде, денег на такси не было, да и появись он сейчас у ворот части, никак на её территорию без майора не попадёт. Но что-то подсказывало ему, что ситуация сейчас разрешится – через дверь, хоть и едва слышно, но доносился какой-то шорох, значит, жена была дома. Секунды казались минутами. Андрей встал чуть дальше от дверного глазка, чтобы жена, если опасалась неизвестного ночного гостя, могла бы разглядеть, что за полуночный визитёр упорно звонит в дверь.

К четвёртому или пятому звонку Андрей уже совершенно чётко понимал, что его ожидает за дверью, которая рано или поздно раскроется. И понимание этого рождало смешанное чувство гадливости и гнева. Наконец, замок щёлкнул. Выражения лица жены Андрей не запомнил. Он уже понимал, что в квартире она не одна. Так и оказалось. Она что-то бормотала насчёт того, чтобы он не подумал плохого, всё не так… В общем, в лучших традициях дурацких мелодрам (или комедий), когда застигнутый супруг или супруга, произносит не менее дурацкую формулу «Дорогая (дорогой) это не то, что ты думаешь…». Наполняясь тихим молчаливым гневом, чувствуя одновременно с этим какое-то опустошение в душе, Андрей прогрохотал кирзачами прямо в большую комнату, в которой на диване расположился неизвестный ему молодой мужчина. Жена за спиной что-то бормотала насчёт того, что коллега зашёл в гости, засиделись, метро уже не ходит, вот, предложила остаться… Андрей не слушал. Мужчина, поднявшись, натянул брюки и свитер и, отдавая себе, видимо, отчёт в пошлости всей этой сцены (муж неожиданно вернулся из…) тоже что-то бормотал о высоких моральных качествах его – Андрея – жены. Что, мол, он только переночевать остался, куда ж он пойдёт…

Стоя лицом к лицу с парнем, Андрей, одетый в шинель уже держал в правой руке снятый солдатский ремень с латунной бляхой – ещё пара лишних слов, и он бы не выдержал, сорвался. Мужчина, видимо, прочитал это в его глазах, поэтому, когда Андрей севшим от гнева голосом сказал: «Пошёл вон», не заставил этого повторять дважды. И уже не заботился о том, что метро закрыто.

Все года совместной жизни потом, вспоминая этот «эпизод», Андрей думал, не было ли это каким-то знаком, которому следовало придать правильное значение и принять соответствующее решение? Подумать только, какова была вероятность того, что за полтора года его службы, некий майор выберет именно ту единственную ночь, чтобы доставить его к дверям собственной квартиры в самый неожиданный для его жены момент!

После того случая у Андрея словно перегорело что-то внутри, он пару месяцев не общался с женой, потом она всё-таки, видимо, как-то уговорила простить, забыть… По-настоящему, конечно, Андрей не простил – для искреннего прощения требуется ещё более искреннее раскаяние, и вся последующая жизнь должна быть подтверждением той искренности, подтверждением верности принятого решения. А у Андрея с женой такого подтверждения не случилось. Значит, и решение в тот момент – на распутье – принято было неверное.

Такое же чувство испытывал россиянин и сейчас, слушая всхлипывания Юноны. Надо было принимать решение. А было это очень непросто. Нельзя было забыть тот короткий период радости, которая начала возвращаться к Андрею, когда в квартире польки он нашёл моральный оазис и тот душевный комфорт, которого давно уже не ощущал в собственной семье. И вдруг оказывается, что у этого «оазиса» есть второе дно. Пальмы оказались фанерными раскрашенными декорациями. А вода – непригодной для питья.

Повисла пауза – тягучая, гнетущая. Россиянин думал. Важнее всего для него в тот момент было только одно: как всё это переживает Юнона, насколько глубоко она прочувствовала свой поступок (если можно назвать этим словом в единственном числе целый ряд действий на протяжении года). Наконец он сказал:

– К вечеру напиши мне всё подробно, ничего не скрывая, с чего всё началось, как и что происходило. Всё, без утайки. А я подумаю.

Сказал как отрезал. Полька покорно кивнула головой. Разговаривать больше не хотелось, да и не о чем было. Андрей повернул ключ зажигания и, отрешённо смотря на дорогу, поехал в сторону офиса.

Вечером, перед выходом из офиса (шеф, естественно, в тот день на улицу Злоту не поехал), робко постучавшись, Юнона принесла ему в кабинет пять страниц исписанных бисерным почерком. Прошептав еле слышно: «Прошу меня простить», – она с видом побитой собачонки аккуратно притворила за собой дверь. У россиянина по сей день хранятся эти листки, на которых последняя фраза отдаёт сегодня то ли огромным притворством, то ли болезненным самовнушением. В переводе с польского дословно звучит она так: «Пожалуйста, не убивайте меня – я люблю Вас навсегда». Но кроме этой фразы, в голове Андрея теперь, после событий четвертьвекового пребывания в Польше, всплывает часто ещё одна – глупые слова раздражённой жены: «Ей нужен не ты, а твои деньги!»

Глава 8. Виньетка ложной сути

Напрасные слова – виньетка ложной сути.

Напрасные слова не трудно говорю.

Лариса Рубальская

В конце восьмидесятых годов был популярен романс в исполнении Александра Малинина «Напрасные слова». Андрею запомнился эпизод, связанный со строчками из этой песни. Дело было в Москве, разговаривал с женой, которая внезапно и совсем не в связи с темой разговора, как-то странно хитровато взглянув на него, спросила:

– А как ты понимаешь слова «виньетка ложной сути»? Что это значит?

Андрей удивился: он не видел в этом – хоть и вычурном – словосочетании Ларисы Рубальсокй ничего непонятного. Хотя подоплёку вопроса можно было объяснить и тем, что, как он не раз убеждался и прежде, и потом, люди иногда ошибочно приписывают некоторым словам совсем нетривиальные значения. А это, в свою очередь, приводит к проблемам понимания целого выражения.

Засевший в памяти московский эпизод бумерангом через три десятка лет вернулся к россиянину, когда наступил момент «разложить по полочкам» все обстоятельства места и времени, связанные с Юноной.

Год 1996. Тёплый солнечный летний день. Возвращаясь с какой-то деловой встречи, Андрей и Юнона шли прогулочным шагом, не спеша, по одной из центральных улиц Варшавы к припаркованному неблизко автомобилю. Свернули налево – в улицу Нововейскую в сторону площади Спасителя. Внезапно краем глаза россиянин успел заметить, что его спутница резко остановилась и, радостно восклицая, начала беседу с каким-то молодым человеком, который прошёл им навстречу. Пройдя по инерции несколько шагов вперёд, Андрей замедлил шаг и, чтобы дать польке время на обмен любезностями со случайно встреченным знакомым, приостановился у витрины какого-то магазина, делая вид, что разглядывает выставленные товары. Из тональности доносящихся обрывков фраз шеф сделал вывод, что его сотрудница встретила какого-то очень хорошего знакомого и что встреча эта столь же редка, как и неожиданна.

С пониманием входя в ситуацию, деликатный россиянин прошёл ещё несколько шагов вперёд и детально изучил витрину следующего магазина. К несчастью, это был товар, который никак не мог быть изучаем долго – за стеклом были вывешены и выложены образцы каких-то портьерных тканей. К сожалению, бурный обмен новостями случайно встретившихся на улице поляков продолжался, и начинавший уже раздражаться Андрей отошёл ещё на несколько шагов.

В душе россиянина росло какое-то смешанное чувство – досада пополам с раздражением. Причин было несколько: шли вдвоём – подчинённая со своим шефом, и внезапная встреча вдруг показала, что Юноне ещё далеко до соблюдения как служебной субординации, так и элементарных норм поведения воспитанного человека. По укоренившимся у Андрея понятиям, полька должна была, с одной стороны, извиниться перед ним, сообщив, что хотела бы переговорить со случайно встреченным старым знакомым, а с другой стороны – хотя бы проинформировать своего собеседника, что она не одна, а со своим шефом, поэтому разговор не может продолжаться долго.

По поведению знакомого Юноны было видно, что он не имеет представления о том, что Юнона шла по улице не одна. Андрей, которому, чтобы не выглядеть глупо, пришлось отбрести уже на несколько десятков метров от радостно обменивающихся какой-то информацией поляков, начинал вместо раздражения испытывать постепенно нарастающую злость. Чувство это усиливалось ещё и тем, что он не понимал, кем является этот случайный прохожий для Юноны. Другом? Школьным приятелем? А может быть, тайным обожателем или кем-то больше? С учётом тех чувств, которые начинал испытывать к польке Андрей, этот последний вариант совсем уже испортил ему эмоциональный настрой.

Он с твёрдым решением не ждать уже ни минуты повернулся спиной к сладкой парочке и пошёл в сторону запаркованной машины. Настроение было вконец испорчено. Внезапно. И это очень диссонировало с тем солнечным настроением, которое царило в душе россиянина ещё пять минут тому назад. «Отъеду и ждать не буду, – сумрачно подумал он. – Пусть добирается до офиса сама, а там поговорим. И о субординации, и о воспитанности».

Пока он садился в машину и запускал двигатель, успела, однако, добежать и запыхавшаяся Юнона. Видимо, не чувствуя необходимости извиняться, она объяснила Андрею, что встретила своего дальнего родственника – Михала, что-то вроде двоюродного племянника (или троюродного дяди – раздражённый Андрей уже не хотел вникать в генеалогические подробности невоспитанной сотрудницы). Он попытался завести разговор о том, как надлежало ей поступить в данной ситуации, чтобы не возбуждать у шефа ненужных негативных эмоций, но уже через пару минут осознал, что полька его просто-напросто не понимает. До офиса доехали уже молча. Интуиция подсказывала Андрею, что Юнона так и не поняла – в чём, собственно, проблема.

Год 1998. Младшая сестра Юноны – Агнешка, которая по просьбе польки также была принята на работу в одну из фирм Андрея, вышла замуж. Свадьбу играли, согласно польским местным традициям, в большом «весельном доме» 1616
  Дом весельны (польск. Dom weselny) – специальный банкетный зал со своей кухней, предназначенный для организации массовых застолий. Популярно в малых городках и сельской местности.


[Закрыть]

Андрея как почётного гостя, конечно же, тоже пригласили. С одной стороны – как шефа и уважаемого человека. Но с другой стороны, разумеется, он воспринимался как «плюс один» к Юноне – сестре новобрачной. Кроме того, также по польскому обычаю, Агнешка пригласила и весь немногочисленный коллектив фирмы россиянина, в которой она работала. Всех, вместе с Юноной, привёз Андрей вымытым до блеска по этому случаю «Понтиаком». Кроме того, его лимузину предназначалась важная функция торжественной перевозки пары молодожёнов в местный костёл, а потом – в место «веселья».

Надо заметить, что свадьбой в Польше принято называть саму формальную процедуру, происходящую в ЗАГСе или костёле, а вот собственно свадебное застолье имеет отдельное название – «веселье». Отсюда некоторое разделение гостей на две категории – на тех, кто приглашён только на свадьбу (они присутствуют на обряде бракосочетания, поздравляют молодожёнов после выхода из костёла, вручают подарок и отправляются восвояси) , и тех, кто после этой официальной части имеет счастливую возможность погулять за свадебным столом, потанцевать и поучаствовать в различных шуточных конкурсах, являющихся неотъемлемой частью такого мероприятия.

В целом весь вечер удался, свадьба получилась на славу. Но ложку (маленькую чайную ложечку) дёгтя Юнона смогла и тут добавить. Среди приглашённых оказался также и молодой ксёндз – знакомый родителей Юноны. Он жил и служил в одном из близлежащих городков, поэтому встречи с ним семьи Юноны были не так чтобы невозможны, но редки. Наблюдательный россиянин заметил, что «его» польку связывает с этим ксёндзом не только согласие в вопросах католической веры. Тем более что по отдельным намёкам и крупицам информации, которые нет-нет да и проскакивали в рассказах польки о своей «прошлой» жизни, то есть юных годах, когда она ещё не знала Андрея, он догадывался, что была какая-то тайна в отношениях Юноны и служителя культа. Был он молод и довольно симпатичен, круглое лицо его с очками в тонкой стальной оправе внушало доверие, речь была приветлива, доброжелательна и, как полагается, имела тот едва уловимый оттенок отеческого превосходства, который можно заметить часто у священнослужителей при общении с прихожанами.

Хотя ксёндз и вёл себя достойно, раскованная атмосфера свадьбы-веселья так повлияла на него и Юнону, что разговор их, начавшись одним танцем, продолжился без перерыва в следующем, и следующем… И следующем… Всего таких танцев Андрей насчитал семь – видимо, тем для обсуждения накопилось много.

Время близилось к полуночи, гости были разогреты алкоголем. Россиянин, оставшись надолго за столом один, сначала куртуазно пообщался «ни о чём» с теми, с кем приехал на эту свадьбу, потом некоторое время скучающе оглядывал веселящееся общество. Возникшая ситуация, как обычно, начала его тяготить, постепенно вызывая всё большее раздражение.

Чувство это не было связано с ревностью – поводов к этому не было. Проблема для россиянина, как обычно, заключалась в глупости его положения: приехал он исключительно с Юноной и ради Юноны. Бросив его одного в этой бурлящей весельем свадьбе, она не озаботилась соблюдением хоть каких-нибудь условностей, которых требовали понятия воспитания и приличия, в конце концов. Достаточно было бы хотя бы пару раз в перерывах этого спонтанного танцевального марафона подойти к нему, извиниться и попросить разрешения (условного, конечно же) потанцевать ещё со старым знакомым – и проблема бы испарилась. Но полька этого не делала. Забытый ею Андрей послонялся по залу и выбрался на двор – подышать свежим ночным июльским воздухом.

Настроение стремительно испортилось – хотелось сесть в машину и немедленно уехать. Препятствий к этому было два с половиною. Выпитый алкоголь – это раз, как говорил Эраст Фандорин. Компания, с которой он приехал из Варшавы за сто километров, рассчитывала с ним же и вернуться, и Андрей не мог их бросить – это два. Один из сотрудников – молодой парень Ростислав – специально не прикасался к алкоголю, чтобы вести «Понтиак» шефа. И, наконец, половинкой аргумента было то, что такое демонстративное покидание торжественного мероприятия, хоть и незаметное в данную минуту, позже могло быть поводом для обсуждений в семье Юноны. А кто их знает – что они себе напридумывают, какие выводы сделают, не зная истинной причины поступка россиянина и «шефа Юноны и Агнешки»?

Понаблюдав за курящими и шушукающимися во дворе гостями, Андрей с неохотой вернулся в здание и, усевшись на своё место за столом, застал там весело обсуждающую что-то с гостями Юнону. Казалось, полька даже не заметила его отсутствия. Короче говоря, «демонстративный уход российской делегации из зала заседаний» не заметил никто, кроме самой «делегации». Оставалось только налить себе водки и выпить.

Год 2000. В отношениях мужчины и женщины одним из важнейших понятий является верность