Текст книги "ЮНОНА и АВОСЬ, или Развод длиною в четверть века"
Автор книги: Анджей Перовски
Жанр:
Биографии и мемуары
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 5 страниц)
Глава 3. Русского о России в Польше не спросят
Говорите правду – и вы будете оригинальны
А.В.Вампилов
В Польше, как в большинстве европейских стран, в отличие от России, почти совсем пропал обычай приглашать к себе домой гостей, если они не родственники. За четверть века проживания в этой стране Андрею довелось быть приглашённым домой к полякам только раза четыре. Не считая, конечно, родительского дома Юноны, но это – отдельный разговор. Организовать дома застолье для приглашённых в гости чужих людей уже не очень-то стало принято. Даже семьи предпочитают уже не готовить дома, а пойти куда-нибудь в общепит (дорогой или подешевле – в зависимости от уровня достатка).
Кстати, первое своё приглашение в дом к польской семье россиянин получил в 1993 году, через пару месяцев после начала работы в совместном польско-российском предприятии, которое и было поводом его приезда в Польшу. Этот визит был упомянут в книге «Пан или пропаН» как забавная оказия впервые услышать шутливый польский тост «Здровье гостя по раз первшы!» 44
Zdrowie gościa po raz pierwszy! (польск.) – дословно: За здоровье гостя в первый раз! (прим. автора)
[Закрыть] Пригласила на воскресный обед в свою семью Андрея секретарша шефа пани Аня. Жили они в одном районе с Андреем – дома в пяти минутах ходьбы. Поэтому, когда россиянин получил в своё распоряжение служебную Ауди, он, как само собою разумеющееся, предложил, что может подвозить пани Аню на работу (начинали оба в восемь утра). Заканчивали они в разное время – Андрей обычно задерживался, поэтому с работы вместе ездили не всегда. Пани Аня хорошо говорила по-русски, конечно же, с милым польским акцентом, но правильно. Двадцатиминутные поездки несколько раскрепостили их общение, поскольку в дороге успевали обговорить самые разные темы. Россиянин старался больше узнать о жизни поляков, учил новые слова, пани Аня охотно отвечала на вопросы.
Получив через несколько недель знакомства приглашение прийти к пани Ане на семейный обед, россиянин не удивился – ему казалось это естественным продолжением продолжающих укрепляться товарищеских отношений. К тому же Андрею очень хотелось познакомиться с мужем сослуживицы, который был владельцем некрупной, но всё-таки собственной фирмы. Занималась она какими-то грузовыми перевозками.
В назначенный час гость нажал на кнопку домофона подъезда пятиэтажки, где жила семья пани Ани. Войдя в квартиру, Андрей с любопытством осмотрелся. Квартира была самая обычная – похожа на стандартные московские квартиры. Получше, чем в «хрущёвках», но не отличалась от квартир стандартных блочных советских домов ни площадью, ни высотой потолков. В большой комнате был накрыт разложенный и застеленный белой скатертью празднично выглядящий стол. Пани Аня познакомила Андрея с мужем, которого звали Мирослав и парой детей лет девяти-двенадцати. Оказалось, что должны прийти ещё приятели – соседи. Позже россиянин догадался, что именно было настоящей причиной приглашения его в гости, но вначале он искренне радовался возможности пообщаться с новыми людьми. В Польше он в тот момент находился один, и такое разнообразие, внесённое в его скудную на общение и знакомства жизнь «после работы», было в тот момент довольно ярким эпизодом.
Обед был с алкоголем – за столом были только взрослые. Хозяйка периодически бегала на кухню и приносила простые, но очень вкусно приготовленные блюда. Обстановка становилась всё более раскрепощённой, разговор касался самых разных тем, но в основном – жизни семьи хозяев и пришедших соседей. Особенного интереса к чужестранцу как носителю новой информации о загадочной огромной стране – восточном соседе – сидевшие за столом особо не проявляли.
Такое бытовое равнодушие простых поляков к России контрастно отличается от позиции, официально насаждаемой СМИ. В 2010 году Андрей прочитал очень точную, по его мнению, формулировку у одного из российских журналистов, по-видимому, неплохо знавшего польскую реальность:
"…Откройте любые газеты или интернет-ресурсы, за любой день, за любой час, и вы всегда найдете в них статьи и заметки о нашей стране: почти всегда негативные, редко нейтральные и никогда положительные. Не столько критика, сколько огульное охаивание России, постоянно выражаемое польскими СМИ, есть естественное состояние польского общества. Уберите из него образ России, и оно потеряет точку опоры ".
Действительно, вся внутренняя политика Польши строится на отношении той или иной партии к восточному соседу. И тем более было для Андрея странно, что ни в обществе приятелей пани Ани, ни в семье Юноны, где ему приходилось бывать на званых обедах не раз, никто никогда не спросил его о России.
Зато россиянин услышал здесь впервые шутливый польский тост, которым гостеприимный хозяин не уставал чествовать Андрея. «Здровье гостя по раз первшы!» И так весь обед. И сам «гость», и остальные находились уже в довольно весёлом расположении духа, поэтому незамысловатый юмор неизменно встречался с энтузиазмом и звоном чокающихся рюмок.
Надо признать, что россиянин, хоть и не был расспрашиваем, но вниманием обделён не был. А поскольку он проявлял искренний интерес к обыденной жизни новых знакомых, то поляки охотно отвечали на его вопросы. Когда рассказ коснулся прошедшего зимнего отпуска, оказалось, что семья пани Ани проводила его на известном польском горном курорте. Вообще, горные лыжи уже тогда – в начале девяностых – становились в Польше довольно популярным видом активного семейного отдыха.
Хозяин принёс альбом с цветными фотографиями и начал показывать живописные кадры зимнего отдыха. И тут россиянину предоставился случай убедиться, насколько раскрепощёнными могут оказаться шутки европейцев. Впрочем, возможно, в России Андрею не доводилось быть в соответствующих кругах интеллигенции, где такого типа шутки также могли быть нормой. Глава семьи, рассказывая об отпуске и продолжая увлечённо комментировать фотографии, вдруг сказал нечто, что неискушённого россиянина заставило несколько смутиться. А сказал Мирослав следующее: «Аня по этим буграм на лыжах особо скакать не может, а то у неё спиралька выпадет…». Сказал и непринуждённо рассмеялся, поддерживаемый смехом соседей.
Этот фрагмент фразы мужа заставил пани Аню, надув губки в притворной обиде, легонько стукнуть кулачком по его плечу и, украдкой взглянув на Андрея, протянуть: «Ах ты свинья!..» Впрочем, сказано это было так беззлобно, что было видно, что произносила это она скорее для соблюдения видимости приличий и что такого типа шутки мужа не были чем-то из ряда вон выходящим. Россиянин же про себя несколько удивился, но, вспомнив поговорку о чужом монастыре и своём уставе, тоже покорно улыбнулся, чтобы не выделяться и чтобы не смущать пани Аню.
Обед близился к завершению, уже подали кофе и десерт, когда, наконец, разговор перешёл в деловую плоскость, и слово Россия всё-таки прозвучало. Оказалось, что присутствующие соседи пани Ани занимались шитьём верхней одежды – имели небольшую фирму. Вопрос был поставлен очень простой: может ли Андрей найти в России заинтересованных покупателей на производимые ими зимние куртки. Тут же откуда-то внезапно были принесены образцы. Неплохие, на непрофессиональный взгляд россиянина, образцы. Ткань – модная по тем временам «микрофибра». Андрей из вежливости внимательно порассматривал принесённые куртки, пощупал ткань, поймал себя на мысли, что едва сдерживается, чтобы не «поцокать одобрительно языком», как это принято было описывать в книгах при рассказах о восточных базарах, но, внутренне посмеявшись над собою, всё-таки цокать языком не стал.
На сим апофеозном аккорде закончился званый обед, который, естественно, оказался первым и последним контактом с семьёй пани Ани, поскольку покупателей на предложенные куртки россиянину найти не удалось. Но зато эпизод под названием «как шутят в Варшаве» не стирался из памяти Андрея все последующие двадцать пять лет, чему подтверждением данная глава.
При посещении семьи Юноны, которая проживала в деревне на расстоянии ста километров от Варшавы, застолья – будь то скромный семейный обед или праздичный званый ужин с полдюжиной приглашённых соседей и знакомых – не слишком отличались тематикой от описанного выше случая. Разве что не случилось Андрею стать свидетелем фривольных шуток. Возможно, более скромная и более строгая деревенская мораль, тяготеющая к традиционной, играла свою роль.
Кстати, называя населённый пункт, в котором находился родительский дом Юноны, деревней, россиянин постоянно ловил себя на мысли, что в российском понимании на деревню это не очень-то похоже. Асфальтированные аккуратные улицы, каменные дома, как правило, двухэтажные. Основанная аж в пятнадцатом веке деревня эта в настоящий момент насчитывала несколько сотен жителей. Многие друг друга хорошо знали, поэтому слова песни из популярного советского фильма «не сойтись, разойтись не сосвататься в стороне от придирчивых глаз…» как нельзя лучше подходили для ситуации.
Придирчивые (хоть и не показывающие этого гостю) взгляды, конечно же, смущали россиянина на таких застольях, но постепенно к нему привыкли и не тяготились присутствием «шефа Юноны». Некоторые из многолетних знакомых родителей Юноны даже прявляли в россиянину симпатию. Но даже они никогда не заводили с ним разговоров на темы, отбегающие от традиционно принятых. Интересовало же собравшееся за столом общество, как правило, то, о чём вещали центральные новостные каналы польского телевидения. Куртуазные разговоры от общеполитических могли плавно перетекать на местные новости, как официальные, связанные с бюджетом гмины55
гмина (польск. gmina) – вид польского муниципального образования. В данном случае – территориальная единица, соответсвующая российскому понятию «райцентр» (прим.автора)
[Закрыть], событиям в местной школе и так далее, так и частные, связанные с какими-нибудь известными всем персонажами. Андрей, естественно, на протяжении всех этих трапез или молчал, или обменивался незначительными репликами с обращавшимися к нему людьми. Юнона, сидевшая рядом, не особо старалась развлекать своего гостя.
Как сама тематика, так и способ общения с новым лицом, которым по праву можно было бы назвать россиянина в этом многолетнем «спаянном» коллективе, сильно отличались от того, что обычно наблюдал Андрей в России. Приницпиальных отличий было два.
Практически любое российское застолье в семье Андрея, даже (и особенно) когда гостей было много и встречались люди, прежде не общавшиеся, к концу мероприятия переходило к темам скорее абстрактно-философским, чем приземлённо-бытовым. Тут тебе и споры о литературе, о смысле жизни, об истории (и не только своей семьи, а целых народов и государств) и много-много чего ещё. Если же на столе присутствовало вино или что-то покрепче, что споры и дискуссии на вышеуказанные темы только повышали планку эмоционального накала.
Второе же отличие было в том, что появление нового человека, а уж тем более иностранца, обязательно вызывало желание пообщаться с ним и порасспрашивать. Однажды Андрею пришлось быть свидетелем такой «информационной атаки», когда они с Юноной были в Москве – в гостях у родителей. Был какой-то праздничный обед, гостей было довольно много – пришлось даже составлять столы в большой комнате, чтобы все разместились. И вот, ближе к концу, когда атмосфера была непринуждённой, когда уже все пили чай, стол частично опустел – гости перемещались по комнатам, разбились на группки, разговаривали, Андрей заметил, что Юнону на противоположном от него конце стола, «захватили» две молодые женщины и расспрашивают о чём-то. Из обрывков фраз, которые долетали до него, он понял, что польку расспрашивают о – представьте себе – Польше! Как там у вас то, а как там у вас это? И Юнона им что-то активно объясняет – благо русский язык она за годы общения с Андреем выучила прекрасно.
В европейских же застольных разговорах атмосфера была иной, темы были иные, отношение было иное. Не то чтобы россиянин каким-то образом пытался давать свою оценку этому – он попросту занимал позицию стороннего наблюдателя. Такого анализирующего путешественника. Тут тебе и «Международная панорама» и «Клуб кинопутешествий» в одном флаконе. Иногда даже было хорошо, что его мнения ни о чём не спрашивают – иначе могла бы завязаться ненужная дискуссия, выскажи россиянин неосторожно, но вполне искренне, свои взгляды по тому или иному вопросу.
Например, однажды Андрею довелось быть свидетелем, того, как родители Юноны активно начали обсуждать со своими соседями наболевшую проблему. Из разговора россиянин понял, что на тихой улочке, где стояли их дома, на противоположной стороне проживал какой-то водитель-предприниматель. Видимо, проблема была наболевшей, поскольку в её обсуждении приняли участие все находившиеся за столом взрослые (за исключением Андрея – он только слушал). И проблема эта заключалась в следующем: водитель занимался перевозками каких-то продуктов и ночевать приезжал домой, паркуя на этой тихой улочке седельный тягач с полуприцепом-рефрижератором. А чтобы находящийся в рефрижераторе груз не испортился, он вынужден был каждые пару часов запускать двигатель тягача и держать некоторое время на холостых оборотах, чтобы электрооборудование холодильника поддержало необходимый режим. И делал он это добросовестно, несмотря на пору дня или ночи. Мешая при этом спать всем соседям.
Из бурного обсуждения и единодушного осуждения негодника Андрей понял, что вся улица мучается от этого перевозчика. Но вот почему-то напрямую, как понял россиянин, никто об этом ему не решается сказать. Такая европейская деликатность-толерантность. Никто даже не пытался. Поэтому пока что было неизвестно, то ли этот антисоциальный водитель есть злостный игнорант мнения общественности, то ли просто человек со слабым знанием физики и логики. Андрей наблюдал кипевшие за столом эмоции и искренне не мог понять – что мешает всем этим взрослым людям просто пойти к соседу и объясниться. Вполне возможно, что после такого разговора проблема бы исчезла – парковаться можно было бы и в другом месте. Но… Никто, видимо, не хотел в этой деревне показаться склочником или конфликтным человеком. Единственно, на что хватало эмоций – «выпускать пар» в обществе таких же потерпевших. Такая вот разница в славянских менталитетах.
Глава 4. «В языкознании познавший толк…»
…Ты один мне поддержка и опора, о великий, могучий, правдивый и свободный русский язык!
Иван Тургенев
Вначале россиянин очень верил авторитету польских товарищей в части, касающейся грамматики и лексики польского языка. Потом жизнь его научила, что не все польские товарищи так же грамотны в своём родном языке, как он – в русском. Например, в далёком 1995 году «партнёр» и «компаньон» Марек, история которого подробно описана в книге «Пан или пропаН» с убеждённостью профессора-лингвиста (хотя по выученной специальности был хирургом) убеждал Андрея, что знак препинания «точка с запятой», которая в Польше называется «щредник» 66
Średnik (польск.) – (;) точка с запятой (прим.автора)
[Закрыть] вполне себе нормально используется в польском языке как двоеточие, то есть перед перечислением чего-либо. Впечатлённый этой убеждённостью, россиянин даже не стал нигде этого перепроверять, тем более что в 1995 году не было ещё обычая любую мелочь моментально перепроверять в интернете (по причине отсутствия оного). Андрей подумал себе: «Кто их знает, братьев-славян, – может, действительно, что в России правое, то у них левое? Тем более что примеров таких уже накопилось в памяти Андрея множество. Его это даже забавляло – как будто кто-то вредный, наглосаксонский специально исковеркал польский язык, чтобы в нём максимальное множество оборотов и поговорок было построено наперекор русским версиям. Ну, например, что на Руси «в гору», то есть вверх, для поляков – «под гору». Подниматься «под гору», так-то вот. Или русское «более-менее» в польском говорилось «мней-венцей»77
Mniej więcej (польск.) – дословно «менее-более» (прим.автора)
[Закрыть] , то есть «менее-более».
Другой случай – та же Юнона (которую Андрей в первые -надцать лет часто использовал как консультанта по вопросу языкознания) однажды, отвечая на вопрос, с полной уверенностью сказала, что в польском языке нет слова «скептический». В его польской версии, естественно. Андрей, помнится, тогда страшно удивился – ему представлялось, что слово это настолько универсально и международно, что такого не может быть. И действительно, позже оказалось, что Юнона просто не имела этого слова в своём словарном запасе, только и всего. Ну не знала она его, а интеллектуальный багаж россиянина, которого словарный запас в русском был очень богат вследствие прочтения огромного (по современным меркам) количества художественных (и не только) книг, не производил не поляков особенного впечатления. Ну не допускали они мысли, что чужеземец может знать какие-то польские слова, которые им самим неизвестны.
В совсем уже безнадёжное упадническое настроение и в состояние полной покорности необъяснимым европейским правилам ввел Андрея текст одной статьи в газете, где марки автомобилей были написаны с маленькой буквы и без кавычек – как имя нарицательное: mercedes, citroen. С этого момента россиянин перестал пытаться искать закономерности и правила в братском славянском языке.
Оказалось (к чему первые годы никак не мог привыкнуть россиянин), что есть и более утончённые варианты противоположного использования вроде бы очевидных по значению слов. Ну, например «дзиенкуе». Вроде бы «спасибо». Но если вы обратились к поляку с предложением помочь или, например, захотели от всего сердца чем-то угостить, а в ответ услышали «дзиенкуе», то не спешите радоваться. В девяти случаях из десяти этот ответ означает, что вас мягко послали. И лишь в случае, если собеседник расширит своё «спасибо» дополнительными словами, подтверждающими готовность воспользоваться вашей помощью, это «дзиенкуе» означает, что ваше предложение с благодарностью принято.
Впрочем, позже Андрей встретился с такого же типа использованием слова «спасибо» и в России. В двадцать первом веке. Возможно, это было уже одно из проникновений в русскую культуру тех многочисленных мелких западных языковых традиций, которые так быстро пропитывают молодёжную среду. Типа «пока-пока» на манер английского „bye-bye” или переложенная на русский «С Днём Рожденья тебя, с Днём Рожденья тебя…», распеваемая на мотив „Happy Birthday to You…” По крайней мере, ещё сорок лет назад слова «спасибо» и «благодарю» в девяноста процентах случаев означали в России именно благодарность, а не отказ.
И уж совсем забавный случай произошёл году этак в 2009, когда одна из сотрудниц в фирме Андрея – весёлая общительная и без комплексов блондинка, года на три ещё моложе Юноны – в разговоре с шефом доверительно сообщила россиянину:
– Да, когда Вы мне позвонили и спросили про это, меня это так «змерзило»…
Андрей чуть не остолбенел от такой «откровенности». Как это подчинённая своему шефу говорит такую свою оценочную реакцию на его слова?! Да и почему, собственно, простой вопрос мог вызвать реакцию , связанную со словом «мерзость» (Андрей уже не помнил – о чём именно был разговор, но о чём-то рабочем)? Россиянин, несмотря на то, что уже полтора десятка лет жил в Польше и считал, что неплохо знает язык, польского слова «мерзить» прежде не встречал, но вполне резонно предполагал (интуитивно), что корень очень уж созвучен русским «мерзость», «мерзкий», «омерзение». В процессе дальнейшего выяснения оказалось, что лингвистическая версия блондинки Ани придавала использованному ей глаголу значение «удивлять», что в свою очередь несказанно удивило теперь уже россиянина, который очередной раз был поражён неисповедимыми путями языкотворения якобы близких славянских языков. Но накопленный к тому времени опыт общения с поляками, а также не слишком зрелый возраст блондинки Ани подсказал Андрею, не втягиваясь в сиюминутную дискуссию, спокойно проверить в словаре значение удивительного слова-обманки. Кто их знает, этих поляков… Но всё оказалось, как обычно, проще. Слово «мерзить»88
Mierzić (польск.) – вызывать отвращение, омерзение (прим.автора)
[Закрыть] означало в польском точно то же, что и в русском. Просто блондинка Аня почему-то с детских лет в своих регионах, на своей малой родине подцепила и утвердила именно это значение и прожила с этим убеждением, как Эллочка-людоедка, до взрослого возраста. Видимо, Андрей был первым, кто вообще начал копать в направлении содержания слов блондинки. Остальных собеседников, возможно, интересовало что-то другое.
По мере того, как Андрей овладевал польским и начал самостоятельно писать тексты, столкнулся он ещё с одной проблемой. Оказалось (по уверениям редактировавших написанное поляком – главным образом Юноны), что в польском не нужно, как в русском, выделять запятыми деепричастные и причастные обороты. Россиянин смиренно и в это поверил и старался изо всех сил, чтобы автоматически не вставлять знаков препинания там, где подсказывал ему прежний многолетний опыт.
Резюме таково: когда Андрей занялся издательской деятельностью и судьба свела его с несколькими относительно грамотными редакторами и корректорами, оказалось, что в грамматике русского и польского языков довольно много общего. Корректоры вернули Андрею веру в общие правила славянского правописания. Просто, как на грех, 90% общества об этих правилах мало что слышало, а многие из них, если и учили что-то в школе, то быстро и успешно забыли. Один из участников интернет-дискуссии когда-то написал своему оппоненту (Андрею это хорошо запомнилось): «Ну, ты ж меня понял, зачем какие-то правила?». Естественно, формулировка и орфография этой мысли была иной…