Текст книги "Эрлик"

Автор книги: Андрей Зыков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 7 страниц)

7

Обжились молодые ученые очень скоро – место было выбрано и впрямь необыкновенно точно, лучшего поблизости и не найти было. Чумикан располагался зрительно довольно далеко, много дальше, чем настоящее расстояние от лагеря до сельской окраины. Где-то далеко к западу виднелось еще одно село, Неран, совсем маленькое, много меньше Чумикана, но до него от лагеря было километра три-четыре. Дни текли размеренно и неторопливо, уже на утро ребята поняли, что, по-видимому, ни одному из сельских жителей их лагерь был ничуть не интересен. По всей вероятности, власти дали им объяснение достоверное настолько, что все в селе ему поверили.

– Скорее всего, им сказали, что мы военные, – предположил Спартак Озимов. – Все наши палатки выкрашены в камуфляж. Издалека как раз такое впечатление и может сложиться.

Следует отметить, что этот ученый, Спартак, больше всех отличался от остальных участников экспедиции, которые успели познакомиться и привыкнуть друг к другу уже первым же утром. После краткого сна рассвет в лагере исследователей наполнился рассудительными, спокойными голосами. Научные беседы не прекращались там и на протяжении всего дня. Всё было вовсе не так, как у обычных геологов, все обращались между собою на «вы», хотя привычное «товарищ» как-то совсем быстро исчезло из оборота. Все они были из совершенно разных городов, у всех них была своя специализация, но это не помешало ребятам найти между собой общие темы для разговоров. Всё делали сообща, разговаривали тоже, в беседах не уединяясь почти, соблюдая поистине интеллигентную субординацию по отношению друг к другу. В высоком научном мире такое поведение было нормой, ведь здесь собрались лучшие из лучших.

Но Спартак чрезвычайно редко разговаривал. Нет, не было в нем и тени грубоватости или безответственности перед другими. Не было и застенчивости. Отсутствовала в нём важнейшая составляющая души истинного ученого – воображение. Эта потаенная в глубине сердца романтичность, с которой талантливый научный работник воспринимает окружающую его действительность, – негласный дар, данный таким людям свыше. Недостаток воображения и был причиною того, что не участвовал Спартак в научных разговорах, – не находил он в себе необходимой основы для участия в беседах о других областях знания. Да и не слушал никого, в основном не ощущавший в этом потребности, погружался он в свои научные материалы, пребывая единовременно со всеми и ни с кем.

По своей специализации он был петрографом – изучал горные породы и минералы, их составлявшие, и определенно лучшим молодым ученым в этой области в стране, иначе его никогда не отправили бы вместе с ними. Но как-то никто не мог его представить слагавшим личные мемуары, как поступали многие ученые, или, вообще, писавшим хоть что-то выходящее за рамки петрографии. Но, несмотря на это, Спартак с этим коллективом ужился очень быстро. И дни у ребят стали проходить вовсе как один, одинаково.

Они уже стали думать, что до самого лета и пройдут их дни в подобной обстановке тихого и незаметного существования без единого приключения. В Чумикан выезжать ученым не очень хотелось, даже несмотря на то, что руководство экспедицией не было против этого. Им было бы не по себе находиться среди местных жителей, будучи посвященным в тайны настолько страшные. О нет, другой мир еще раз доказал всем им, что назад пути нет. И, даже оказавшись внезапно среди обычных людей, они уже точно не станут прежними – не смогут соприкоснуться с остальным миром, даже очень этого желая. Другой мир проник в их души и сердца уже слишком глубоко. И нет от этого другого мира никакого лекарства. Исследователи вполне научились как данность воспринимать это новое. Все без исключения согласились участвовать в том, что предложила им судьба. В этом была некая доля предопределенности. Каждый из них был не таким, как все. Каждый из них родился другим. Теперь же каждому пришла пора выполнить его предназначение в жизни. И именно для этого попали они в эту иную реальность, такую же странную, как и они сами. Можно считать, что оказались точно там, где и должны быть, – вернулись домой.

Их прежнее мышление честного и преданного советскому режиму и коммунистическим идеалам гражданина в корне изменилось за эти последние дни. В другом мире этому мышлению не было места, хотя именно этот другой мир и установил такой режим, склонив человечество на половине земного шара именно к такому мышлению.

И все же нежданный, незапланированный фактор не заставил долго себя ждать, безо всякого предупреждения и спроса ворвавшись в размеренную жизнь исследователей.

Заканчивался третий день пребывания ребят на этом месте, и мрак ночи уже начинал вступать в свои права. Как и в предыдущие дни, ученые по негласной устоявшейся традиции собрались на вечерний ужин у костра под открытым небом. Продуманное устройство инвентаря позволяло им разводить довольно щедрый костер каждый раз, когда начинало смеркаться. Делать это для поддержания походного уюта было особенно необходимо, потому что темнело в этих краях очень быстро. К счастью, им не приходилось даже покидать лагерь для того, чтобы искать дрова в соседнем лесу, потому как топливного материала было привезено с избытком.

Когда ужин уже подходил к концу, Ярослав заметил вдали темный силуэт, двигающийся к ним со стороны Чумикана.

– Посмотрите! – воскликнул он.

Теперь уже все ученые увидели фигуру человека в ночи. Он был на лыжах, и ехал прямо по направлению к ним. Во всех инструкциях ребят заверяли, что никто из местных жителей не приблизится к лагерю, пока они живут здесь, это было просто невозможно.

Человек приближался очень быстро. Движения его были дергаными, непоследовательными, казалось, что руки и ноги его сводили страшные судороги. Ни один из ребят до этого не видел человека настолько взволнованного. Очень скоро всем им открылось лицо лыжника, искаженное горем и безысходной великой печалью. Это был эвенк, судя по внешности, лет сорока примерно. Но выглядел он явно старше своих лет. Приблизившись, он упал на колени прямо на снежный сугроб, не снимая с ног лыжи. Глаза его, преисполненные беды, внимательно смотрели то на одного, то на другого ученого. Это был взгляд истинного эвенка, стойкого и благородного, которого внезапно настигла судьба со своей беспощадностью. Он не мог закричать, не позволяла природная выдержка и гордость. Но взгляд его говорил о многом. Просто так, без веской причины, не станет такой человек в безутешном припадке падать ниц.

Секунду спустя, вполголоса, мужчина кратко и резко, напрягая все мускулы на своем лице, измученном страданием, бросил:

– Врача! Лекарства! Здесь есть врач? Должен быть! Хоть один!

– Я за врача, – тут же ответила Анна, слегка выйдя вперед, – пожалуйста, успокойтесь, расскажите вкратце, что произошло, пока я проверю аптечку, это на полминуты.

– Мой сын, мой сын умирает! Скорая приезжала днем… Они не смогли поставить диагноз, сказали, что я зря волнуюсь, что это обычная простуда. В больницу не взяли… Но это не обычная простуда, я говорил им, я говорил, а они уехали! У него лихорадка. Три года ему. Пожалуйста!..

Ким в мгновение ока вынес из палатки две пары лыж. Аптечку и проверять не требовалось, все необходимые медикаменты в самом совершенном своем виде хранились в куртке каждого из ученых.

– Анна, я поеду с вами, вдвоем будет лучше, вам может потребоваться помощь, – обратился он к девушке.

– Благодарю вас, – отрывисто ответила она ему. – Мы готовы, ведите нас.

С этими словами мужчина уже направился к селу и, обернувшись, воскликнул:

– Поезжайте скорее за мной, у меня крайний дом.

Полкилометра преодолели очень быстро, ночь была светлой, луна – еще совсем слабой, растущей, но светила довольно ярко. Дом и правда стоял на окраине села, даже вход в него был в стороне от улицы. Когда все скинули лыжи, Ким быстро сказал мужчине:

– Пожалуйста, прежде чем мы зайдем в дом, зайдите вы и выключите свет во всех комнатах, будто вы легли спать, это очень важно, поскорее.

– Хорошо, – ответил эвенк, ринувшись в дом.

Ким поскорее подобрал три пары лыж и поставил в уже темную веранду.

Мужчина выглянул из дома:

– Скорее за мной.

Все втроем прошли в залитую лунным светом спальню, обрамленную ковром с эвенкийскими узорами. Крупная кладка бревенчатого дома проглядывала в комнате. На маленькой детской кроватке, освещенной лучше всего, лежал ребенок под лунными лучами. Он лежал недвижно, замерев, точно ангел.

Подойдя к нему ближе, девушка сдержанно и глубоко выдохнула, ничего не сказав.

– Мой Гарпанча умер, – тихо, опустившись на стул, промолвил папа мальчика. – Уже умер… Не говорите мне, я вижу. Его дал мне солнечный луч, и я назвал его Гарпанча – луч солнца. Лунный луч забрал его у меня.

– Ким, отведите его пожалуйста на кухню и останьтесь с ним, через пару минут я выйду к вам.

Ким, взявшись за стул, осторожно обратился к мужчине:

– Пожалуйста, пойдемте, верьте мне, так нужно. Нам нужно идти.

Тот медленно встал и, повернувшись, не говоря ничего, направился с Кимом к двери.

Убедившись, что дверь за ними закрылась, девушка не спеша задернула ту половину шторы на окне, которая закрывала ее саму, оставив открытой ту половину окна, через которую свет падал на мальчика.

Затем она достала из куртки компактный по размером металлический футляр с покоившимся в нём шприцем необычной формы. Шприц этот был похож на перьевую ручку, на основание его были нанесены символы неизвестного происхождения. Его острие Аня поднесла к уже холодной ладошке малыша, а затем сразу убрала инструмент обратно в куртку, на секунду отведя от мальчика взгляд. Когда же она вновь обратила на него взор, одеялко малыша пришло в движение – он уже дышал.

Девушка мягко улыбнулась и осторожно задернула вторую половинку шторы. Тихонько отворив дверь на кухню, шторы в которой были уже задернуты Кимом, она негромко радостно сказала:

– Папа, давайте пройдем в комнатку к Гарпанча? Его ведь так зовут, его имя не склоняется?

Мужчина, подняв глаза, в замешательстве кивнул, не зная, радоваться ли ему такому выражению лица этой девушки.

Когда все трое вошли в комнату, мальчик, мягко потянувшись, проснулся со словами:

– Папа, папа! Как хорошо, что ты здесь! Мне приснился такой хороший сон! Мне солнечный всадник приснился! Он подарил мне лошадку!

Папа мальчика никогда не радовался так сильно, как в этот миг. Подбежав к Гарпанча, он обнял его так сильно, что, казалось, ни один могучий ветер не был в силах разомкнуть это объятие.

– Сыночка, малыш, как хорошо, что ты есть, – повторял отец.

Малыш так же сильно и радостно заключил его в объятья:

– Папа, а у нас ведь все хорошо? У нас сегодня гости?

– Да! Да, сынок, это очень хорошие девочка и мальчик, они наши гости, самые важные и желанные наши гости на всем свете. Расскажи мне, Гарпанча, ты ведь хорошо чувствуешь себя? У тебя не болит в грудочке? Не хочется кашлять?

– Совсем нет! – радостно ответил малыш, – а я и не помню, что было сегодня. Кажется, я немножко простыл, но сейчас мне так хорошо!

– Гарпанча, миленький мой, самый главный Гарпанча! Ты хочешь баиньки? Баиньки хочешь?

– Очень хочу! Папа, а наши гости не обидятся, если я усну?

– Нет, ну конечно, они не обидятся, – ответил отец. – Не переживай, мой сыночек, засыпай сладко-сладко! Я буду здесь, с тобой рядышком!

– Спокойной ночи, папа! Вдруг мне опять приснится солнышко и всадник! И вам спокойной ночи! – радостно посмотрел малыш на Аню и Кима. А затем еще раз завороженными от счастья глазками взглянул на девушку:

– Вы солнечная принцесса!

– Спасибо, родненький! Самой спокойной ночи! – ответила малышу Аня.

Гарпанча сразу сладко заснул после сказанных девушкой слов. Папа мальчика, поднявшись, обернулся к молодым ученым с глазами, исполненными счастья и благодарности. Теперь они оба стали для этого человека главными людьми в его жизни. Ведь они смогли вернуть ему то, что всего дороже.

Ким, добро и мягко улыбаясь, показал мужчине на соседнюю комнату, кухню, ту самую, где до этого они сидели, предлагая войти туда. Когда все трое покинули спальню, юноша сказал:

– Пожалуйста, не включайте здесь свет, всё хорошо! Теперь у вас с Гарпанча всё будет лучше всех!

– Я… не знаю, как и благодарить вас обоих за то, что вы спасли моего сына. Прошу вас, останьтесь хоть на пару мгновений. Погрейтесь в моем доме, я сделаю для вас чай.

– Да, конечно, мы останемся с вами на некоторое время. Спасибо за чай, присядьте с нами. Нам нужно поговорить.

– Да-да, конечно, – ответил мужчина, скоро наливая гостям чай и присаживаясь.

– Как вас зовут? – спросил Ким.

– Я Алитет, Алитет Оёгир.

– Очень приятно, меня зовут Ким. Это Анна. Вот мы с вами и познакомились. Чем вы занимаетесь, Алитет? Вы необыкновенно образованны, это видно сразу, по речи, и Гарпанча вы очень хорошо воспитываете, умненький, прекрасный малыш, вот бы все так воспитывали детей.

– Что вы, спасибо. Я рыбак из Тикси, как и все мои предки.

– Очень далеко, – сказала Аня.

– Вы правы. Но меня заставило переехать здоровье сына. Моя жена умерла при родах, и он один выжил. Теперь в нём вся моя жизнь. Когда Гарпанча немножечко подрос и я понял, что мой сыночка очень слаб телом, то у меня больше не было никаких сомнений. Поверьте, всё, из чего состоял наш багаж, это мои снасти и книги.

– Мы оба заметили, – сказал Ким. – Не у каждого научного работника дома такая богатая библиотека. Вам с Гарпанча очень повезло.

– Да, вы правы, это одно из сокровищ нашей семьи, наравне с нашим опытом в рыбалке и снастями, – ответил Алитет. – Родители мои были очень мудрыми людьми и, хоть читать научились очень поздно, тем не менее сделали всё, чтобы я научился, и как можно раньше. Знания, мудрость, что накапливается вместе с книгами в нашем сердце, умение читать, воспринимать – величайший дар, который ниспослал людям Будда.

– Мы очень рады слышать эти слова, поверьте.

– О… наверное, вы считаете предрассудком мою веру в Бога? Прошу простить меня.

– Нет-нет, – возразила Аня, – не за что извиняться. Думаю, мы с Кимом еще недавно были атеистами на словах, но на деле в нас всегда жила вера, особенно сейчас живет.

– Вы не похожи на обычных советских людей, мои дорогие гости. Вы самые лучшие. Как я уже смог догадаться, ваш лагерь стоит здесь неспроста. И мне не нужно никому говорить, что я был знаком с вами. Я никому ничего не скажу, не волнуйтесь. Никто не узнает, что вы приезжали. А на эту лыжню, поверьте, никто даже не посмотрит. Задняя сторона моего участка скрыта от соседних огородов. Никто ничего не заподозрит.

– Да, Алитет. Именно об этом мы и хотели попросить вас. Но вы сами сказали всё, что нужно сказать. Мы живем в этом лагере здесь, чтобы сделать кое-что очень хорошее. Для мира, для людей. Летом мы все уедем далеко-далеко. И мы с вами долго не увидимся. Увы, у нас никак не получится. Но обещаем, что не более чем через год мы обязательно навестим вас с Гарпанчой, Алитет, ведь правда, Анна?

– Конечно навестим, с превеликим удовольствием! – вторила юноше девушка.

– Я понимаю. Я всё очень хорошо понимаю. Вы всегда в этом доме будете моими самыми дорогими гостями.

– Спасибо, – улыбнулись оба ученых.

– А какие науки вы изучаете? Вы геологи? В Тикси мне случалось видеть и геологов, и полярников.

– Я геолог, – радостно ответил Ким.

– Я генетик, – представилась Аня.

– Это наука, связанная с биологией, я читал о ней в книгах. Вы не подумайте, в нашей библиотеке и новые книги есть. Очень полезная и интересная наука.

– Да, вы правы, Алитет, – ответила девушка. – Я сразу поняла, что для вас слово «генетика» знакомое. Наука сравнительно молодая, но и вправду очень нужная.

Алитет понимающе и глубоко благодарно кивнул гостье.

– Вы ведь не случайно переехали из Тикси именно сюда, в Чумикан?

– О нет, конечно же, нет. Ведь я кроме того, чтобы ловить рыбу нашим стародавним способом эвенкийским, никогда и не владел ничем. Вот и хотелось мне выбрать место, где можно рыбачить и где рыбачат другие эвенки. И к тому же хотелось выбраться как можно южнее, чем южнее, тем лучше. Это для Гарпанча. Эвенк не примет мягкую зиму, а вот мягкое лето его душа к себе всегда впустит. Мой мальчик должен расти в краю, где очень теплое лето. Из-за здоровья. Он у меня солнечный малыш.

– Понимаю, – ласково улыбнулся Ким. – А в этом селе про наш лагерь что-то говорят?

– Да вроде бы и не говорят ничего. Мы ведь только утром переехали сюда. На здании районной администрации висит табличка, что у вас располагается особенно важный военный объект и подходить к нему менее чем на полкилометра воспрещается. Но когда Гарпанча стало плохо, мне было уже всё равно. Я здесь еще ни с кем не познакомился и не горю особенным желанием знакомиться. Мне хорошо с моим Гарпанча и с книгами. Вот заведем к лету доброго кота, который так же как и мы, любит сказки, и заживем еще веселее, у нас пока нет животных.

– Вы правильно поступили, что приехали к нам, – сказала Анна. – Теперь у вас всё будет очень хорошо. Но нам уже пора. Мы не более чем год спустя вас найдем.

– Да, друзья мои, – благодарно и счастливо ответил Алитет.

Не зажигая свет он проводил Кима и Аню с веранды через весь свой участок к пограничной со снежным полем изгороди.

Закрыв за учеными маленькую калитку, Алитет еще долго стоял, глядя им вслед с радостью и покоем, которые принесли в его дом двое этих прекрасных людей, быть может, лучших людей, которые только рождались когда-то под небесами. Для его семьи уж точно лучших на свете. Они дали ему столько, не попросив ничего взамен. Благодаря им двоим маленького Гарпанча ждет самый счастливый в его жизни день. Их всех ждет такой восхитительный, счастливый, новый солнечный день!

8

По прибытии в лагерь Ким и Анна обрывочно сказали лишь, что у ребенка в доме был довольно сильный жар, симптомы лихорадки. А когда состояние малыша удалось стабилизировать, поговорив с отцом мальчика, они сразу же уехали. Сказать товарищам по путешествию заведомо ложную информацию было общим решением молодых ученых, и решением правильным. Не стоило будоражить их умы настоящим, правдивым рассказом о произошедшем. То, что случилось в доме, не входило ни в чьи планы. Этот экстремальный случай мог бы слишком сильно шокировать других ученых, в особенности перед важной миссией, которая всем им предстоит. Вместо этого они договорились побеседовать наедине на следующий день возле дальней палатки с инвентарем. Палатка находилась в стороне от открытой площадки в центре лагеря, где привычно собирается каждый день для научных разговоров весь коллектив. Пока не растает снег и весна не вступит в свои права, это место – единственное, где никто посторонний не смог бы что-то заподозрить или услышать разговор.

Другие ученые восприняли рассказ без какой-либо сильной заинтересованности. Точнее, он не заинтересовал никого из них – все в лагере успокоились на том, что с ребенком все хорошо. И уже наутро о вчерашнем никто из ребят не вспомнил. Их жизнь и поменялась на эту ночь тем лишь, что уснули все на час позже обычного, оттого что ждали Кима и Анну обратно. И проснулись, соответственно, тоже позже.

Когда же после завтрака Ким и Анна оказались одни, встретившись в назначенном месте, первой разговор начала девушка:

– Ким, спасибо, что вызвались поехать туда вместе со мной вчера, я очень ценю вашу помощь.

– Что вы, Анна, я решил это сразу, ни на миг не поколебавшись, дело есть дело. Этот человек обратился к нам за помощью, надо было помочь.

– Да…

– Но, Анна, признаюсь честно, случившееся в доме меня очень удивило. Я не разбираюсь в медицине так хорошо, как вы. Мальчик правда не был жив, когда мы туда вошли?

– Да, Ким, это была чистая правда. Виной всему оказалась пневмония. Тело было мертво уже несколько минут, сердце не билось. Скорее всего, когда Алитет выходил из дома, чтобы поехать к нам, малыш был еще жив. Это заболевание у детей весьма трагично. Состояние организма бывает коварно, ухудшается очень быстро. Всё произошло банально: врач скорой помощи был недостаточно опытен, перепутал пневмонию с обычной простудой и уехал. А под вечер случилось то, что случилось. Войдя в дом, мы были свидетелями смерти. Это нельзя было исправить силами официальной медицины. Жизнь нельзя вернуть в мертвое тело. Это невозможно.

– Но что произошло потом? Вы же не хотите сказать, Анна, что прямо у нас, вот здесь, есть технология, позволяющая победить смерть?

– Нет, не победить. Но вернуть жизнь в мертвое тело. Следовательно, сделать мертвого человека опять живым без какого-либо вреда для него – исправить ошибку судьбы, если угодно. Да, такая технология у нас есть.

– Вы понимаете, что это более удивительно и невозможно, чем всё, что мы видели ранее?

– Да, понимаю и, исходя из ситуации, думаю, что я должна посвятить вас в эту тайну, Ким. Но вы должны пообещать мне, что никому из наших коллег не откроете ее. Я ведь могу на вас рассчитывать?

– Конечно, можете, Анна, уверяю вас, я никому не расскажу, – ответил Ким.

– Это нигде не оговаривалось, но все здесь думают и вы, наверное, тоже, что информация о деталях нашей экспедиции была дана каждому из нас одинаковой и что никто не знает ее больше, чем другие?

– Разумеется. Да и если предположить логически, то какова может быть польза от сокрытия тайн внутри коллектива?

– Это не так, – негромко и твердо, обратив взор прекрасных огромных карих глаз на юношу, ответила Анна.

Ким внимательно посмотрел на Аню впервые за всё то время, что они были знакомы. Ранее он всегда старался отводить от ее красоты взгляд в силу своей скромности. Даже в тех случаях, когда она не могла знать, что он смотрит на нее. Но не сейчас. Впервые за всю свою жизнь он ощутил к девушке чувство, не посещавшее его никогда прежде. Это ощущение охватило его сердце еще в тот миг, когда он увидел ее впервые.

– Пожалуйста, продолжайте, – сказал Ким.

– Еще недавно все здесь про всё знали совершенно одинаково. Вы помните, когда мы разошлись по комнатам после первого собрания, у всех у нас на письменных столах лежало несколько листов с последними инструкциями?

– Да.

– Этих инструкций было немного, но они были неодинаковы. На моих листах было примечание в особенности засекреченное. Его содержание я должна хранить в тайне на протяжении всей экспедиции, и после нее, бессрочно, как там было указано. Открыться можно только кому-то из нас, и лишь в том случае, когда возникнет чрезвычайная ситуация, угрожающая жизни этого коллеги или всего коллектива. Чем меньше из нас посвящено в эту тайну, тем лучше, там прямо на это указывалось. Еще говорилось, что Андропов ничего не знает об этом примечании и ему тоже воспрещалось о нём спрашивать или говорить. Думаю, после всего, что произошло, вы должны знать, Ким.

– Вся речь об этой технологии возвращения мертвого человека к жизни, Анна, ведь так, всё из-за этого?

– Да, примечание было посвящено только этому, и это немало. Даже я не случайно была выбрана для того, чтобы мне одной эту тайну доверить. Мои родители – генетики, так же, как и я, и среди главных ученых нашего факультета ходили слухи об этой технологии раньше, задолго до того, как была снаряжена наша экспедиция. Да, Ким, у каждого из нас в куртках, помимо привычных, компактно сложенных там бинтов, антисептика и лекарств, находится инструмент, позволяющий возвращать жизнь назад.

– Как? Анна, что он из себя представляет?

– Шприц концептуальной формы, напоминающий перьевую ручку, в футляре. Слева в куртке, вот здесь открывается емкость с ним, – с этими словами Анна показала на себе, в каком именно месте на куртке нужно провести пальцем, чтобы получить доступ к этому инструменту.

Ким вынул из своей куртки точно такой же футляр, что был у Ани, и, открыв его, осмотрел необычный шприц.

– Как он действует? – спросил он.

– От прикосновения острия его пера к живой ткани. Достаточно самого легкого касания, длящегося сотые доли секунды. Вещество проникает сквозь твердые кожные покровы, не нарушая их целостности. Как именно? Я не знаю, это из-за конструкции шприца, а отчасти из-за самого вещества. Даже если участок кожи очень грязный, всё равно подействует, разницы никакой.

– И что же, точно он… может?

– В случае, если человек мертв не более чем ровно 53 минуты 17 секунд, он с абсолютнейшей вероятностью вернет ему жизнь. Эффект моментален.

– Но постойте, Анна, ведь если у мертвого страшная смертельная рана, которую не вылечить, и его жизнь прекратится… Каковы его шансы? Ну оживим мы его, рану ведь это не затянет, и ему вновь будет угрожать от нее смертельная опасность.

– В том и эффект, Ким, – не будет. В считанные миллисекунды воздействия вещества рост тканей, которых не достает организму, локально активизируется в тысячи раз быстрее, чем он должен быть. Это ранение затянется в мгновение ока, каким бы тяжелым и ужасным оно ни было. Допустим, если представить солдата, лишившегося конечности во время страшного сражения, то его конечность вырастет. Более страшная вещь – даже в случае, если человек будет обезглавлен или если человека уже нет, а еще теплым остается лишь кончик его пальца, – не проблема. Из этого небольшого участка живой ткани мгновенно образуется живое тело, причем первыми будут расти наружные ткани. В случае, если человек еще жив, но при смерти, где-то в недоступном для нас овраге, но в нашем распоряжении находится кусок его кожи, оборвавшийся не более чем 53 минуты 17 секунд назад, тогда то недоступное тело окончательно умрет, а в выросшее из этого куска перейдут сознание, мысли, чувства, память этого человека – все, что принято называть душой. Он будет помнить своих родителей, помнить всех своих друзей, он будет любить тех, кого любил раньше, он будет одарен теми же талантами, что и был при жизни, разве что все врожденные отклонения, приобретенные заболевания и шрамы исчезнут, татуировки тоже, девушке нужно будет вновь проколоть уши. Также исчезнут приобретенные психологические травмы, пережитые ранее и разрушившие даже небольшое количество нервных клеток. Понимаю, звучит все это необыкновенно, но таково воздействие данной технологии.

– Это немыслимо, невозможно.

– Да, но это уже реальность. Я уже не говорю о том, что, если у человека больное сердце или если у него рак, если он заражен радиацией – все эти неизлечимые заболевания уйдут в небытие, как будто их и не было. Раковая опухоль попросту аннигилируется внутри тела, все отделы организма, пораженные ею, излечатся, предрасположенности к раку в теле также не будет, не будет ее и у детей этого человека, если он заведет семью после воздействия технологии. То есть она меняет генетический код, не меняя внешности, привычек, памяти, духа, убирая всё, угрожающее жизни.

– Получается, что вы помогли таким образом маленькому Гарпанче?

– Да, помогла. И даже склонность к пневмонии у малыша навсегда пропадет, как пропадет она и у его детей. Уже не говоря о том, что от болезни Гарпанча вылечился полностью и безусловно. В его организме даже не осталось ее следов. Вы знаете, тогда у меня не было выбора. Несмотря на то, что инструкцией мне было категорически запрещено использовать этот инструмент на ком-то, кроме нас. Я не могла поступить иначе.

– Я понимаю, любой положительный, превосходный в своей доброте человек поступил бы тогда точно так же. Анна, на сколько срабатываний рассчитан каждый инструмент?

– На три. У меня получается так, что уже на два.

Ким вынул из своего футляра шприц и протянул его девушке, едва заметно улыбнувшись:

– Пожалуйста, давайте лучше будет у меня на два, а у вас на три? Прошу вас, поверьте, ничего уже не случится, и впредь нам не придется приводить его в действие.

Аня нерешительно обменялась с Кимом инструментами:

– Хорошо, если вы так желаете. Мне будет неудобно, но я поступила бы точно так же, будь я на вашем месте.

– Анна, у меня к вам есть несколько еще вопросов по этой технологии, пожалуйста, давайте побеседуем о ней еще?

– Давайте, правда, я уже рассказала вам то, что было в инструкциях. Но я попробую рассказать вам то, что уже знала до экспедиции от родителей, те слухи, ходящие в высших научных кругах, среди лучших генетиков мира.

– Ммм… Хорошо, огромное спасибо, – заинтересованно ответил Ким. – А если человек стар, если он умирает от старости, технология при ее использовании вернет ему молодость?

– Вопрос хороший вы задали, – засмеялась девушка. – Нигде точно не сказано, но я могу вам сказать, что нет, не вернет. Если человек в старости умирает от отказа какого-то органа или от болезни, появившейся уже в преклонном возрасте, то он будет оживлен идеально, совершенно здоровым, но годы технология не вернет. Болезни уже не будет, да и никогда ее больше не будет, отказавший ранее орган будет превосходным, но его жизнь в таком случае продлится только на некоторое время. Этот человек может испытывать на себе действие препарата раз в десять-пятнадцать лет с этого момента и продолжительность его жизни достигнет абсолютной вершины, как самая рекордная у долгожителей, а возможно, и на десятки лет больше. Но тем не менее человек все равно будет стареть, находясь в рассудке и полном здравии, и затем от старости умрет.

– А в случае, если человек смертельно болен, но еще не умер, эту технологию можно использовать?

– Самое удивительное – конечно, можно. Не будет ни побочных эффектов, ни вреда. Сколько угодно. Представляете, где-то есть человек, вероятно, использующий ее в своих интересах, по любому поводу. От царапины, например, или от кашля. Возможно, каждый вечер, употребив перед этим массу нездоровой еды и возжелав перед сном привести свое тело в идеальную физическую форму, он приводит эту технологию в действие. Конечно, я утрирую, но вполне может быть, что и правда всё так. Кто-то.

– Да уж… А известно что-нибудь о том, как такая технология появилась?

– Очень мало известно. Попробую рассказать всё, что знаю, об остальном можно лишь догадываться или додумывать самолично, и, быть может, что-то придуманное окажется верным.

В середине 50-х годов нашего века в одном из королевств – таких непохожих на нашу страну маленьких государств юго-запада Азии – произошел необычный случай. Ко двору короля было доставлено письмо от его верноподданного. Кто-то говорит, что это был кустарный лекарь, кто-то – что визирь. Никто не знает даже – девушка или юноша, старец или совсем почти ребенок, глупец, жаждавший наживы, или человек досточтимый и благородный. Королю не пишут без веской причины, и королевская почта почти не содержала в себе письма от подданных его королевства, лишь от монархов других стран, известнейших в своих областях персон и других важных мировых лиц. Но это письмо было исключением. Король был очень стар и милостив, как и подобает благочестивому государю. Он открыл это письмо сам, так было заведено издревле в его королевстве.