Текст книги "Про горы с улыбкой"

Автор книги: Андрей Юрков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 2 страниц)

Андрей Юрков
Про горы с улыбкой

Вовремя не слукавишь складного рассказа не получится. Поэтому просьба относиться к этим байкам, как к побывальщинам и ностальгическим россказням.

Автор очень признателен и выражает благодарность всем доброжелателям за помощь и сочувствие при сборе и подготовке этих горных историй, в которых многие доброжелатели были участниками и действующими лицами, а также и за фотографии С. Титову, А. Пурикову, С. Гинзбургу, А. Герасименко, А. Веришникову, Т. Евдокимовой, М. Зубареву, Д. Наумову и многим другим.

Как я начал писать эти заметки

О горах и людях, которые ходят в горы, написано немало литературы мемуарного и популяризаторского характера, а вот хорошей художественной литературы о горах почти нет.

Известные мне исключения – книга Владимира Солоухина «Прекрасная Адыгене», книга А.А. Кузнецова «Горы и люди» и книга В. Шатаева «Категория трудности».

Появившиеся недавно книги о горах Бориса Абрамова – несомненно, очень хорошие исключения. Борис Абрамов – высочайшего класса профессионал и в альпинизме, и в медицине. При этом пишет так, что невозможно оторваться от страниц.

А я решил вспомнить забавные мелочи, которые происходили со мной и моими приятелями в горах в разное время, и попытаться из лоскутков скроить одеяло. Может быть, у кого-то в голове эти зарисовочки сложатся в картину, кто-то просто улыбнётся, а кто и почерпнёт для себя что полезное. До жанра большой прозы этому произведению далеко…, что ж, если часть этой малой прозы будет пересказана в виде анекдотов на привалах, у костров, или при тихом шипении горелок, автор будет рад.

Услышать свои собственные россказни, пересказанные другими людьми, да еще будто бы происшедшие на самом деле – на жаргоне литераторов это называется «увидеть свой собственный затылок». Среди пишущих людей, «увидеть свой собственный затылок» – награда повыше любых премий!

Ну, что же, попробуем! Жанр горных баек и россказней это позволяет.

На привале

(Шепотом говорю, отчасти мне это уже удалось! Я уже слышал у костров пересказы своих собственных россказней!

Тут невольно вспоминается рассказ Александра Городницкого о том, как где-то на Северах ему сначала спели его собственную песню «От злой тоски не матерись», а потом подвели к его могиле, сопровождая это словами о том, что здесь и лежит автор песни Городницкий. У геолога, барда и поэта Городницкого хватило ума не называть свою фамилию. Почему? Об этом в книге тоже написано.

Ну вот, я уже начинаю. Слушайте!)

А для тех, кто только делает свои первые шаги в горах, я все же дам совсем короткие экскурсы, иногда географические, иногда исторические.

Горы. Уникальные места и уникальные люди

Уникальных людей в горах много! И даже очень много! Тут что ни человек, то личность! Особенно, если эта личность ходит в горы много лет.

Про них всех можно писать повести.

Сменяются поколения. Вслед за старыми людям-легендами приходят новые. Команду Абалакова сменила команда Кавуненко. Команду Кавуненко – команда Башкирова. И ведь какие личности! Команда Маркелова, команда Балезина! Жаль только, что сейчас людей, знавших Виталия Абалакова и его команду, все меньше. Попробую повспоминать. А начну с затравочки.

Безенгийская стена с севера

Заканчиваю я тридцатикилометровую дистанцию на альпинистских соревнованиях. В ту пору двадцать лет мне было, и я бегал на лыжах по второму разряду. Кого-то обхожу я, кто-то обходит меня. Лыжня проложена одна, и обгоняющий кричит обгоняемому «Лыжню!» или «Хоп», обгоняемый одной лыжей переходит на рыхлый снег, освобождая другую колею. Вдруг кто– то мне в спину зарычал. Не то чтоб я сильно испугался, но на всякий случай освободил обе колеи лыжни. Мимо меня со свистом промчался невысокий сморщенный дедок в вязаной полоске на голове (в ту поры такие полоски вместо шапочек были редки). На финише спрашиваю, что это за феномен был. Кто-то из судей на финише просто ответил: «Абалаков».

Виталию Михайловичу Абалакову, легенде советского альпинизма, было в ту пору за 65 лет (и на одной из ног у него были ампутированы все пальцы и часть ступни – это память о северо-восточном Тянь-Шане. Ботинки у него были разного размера. Так вот и бегал).

Послужной список Виталия Михайловича Абалакова впечатляет. Довоенные – траверс вершин Дыхтау – Миссес-тау, траверс – Ляльвер – Джанги-тау. В 1934 годы был руководителем восхождения на пик Ленина. Некоторые из послевоенных восхождений – траверс Безенгийской стены с подъемом по Северному ребру Шхары; траверс Коштан-Тау по Северному гребню – Крумкол – Мижирги, – пик Пушкина – Дыхтау Главная, Дых– тау по Северо-Восточной стене, траверс Музджилга – Сандал на Памире и пик Победы (Тянь-Шань) в 1956 году.

Команда Абалакова двенадцать лет занимала первое место на чемпионатах страны по альпинизму. Какие были люди!

Виталий Михайлович Абалаков не скрывал, что ему не по нраву был индустриальный альпинизм, который сформировался перед перестройкой. Вероятно, бродяжное начало в его натуре было также весьма сильно. Он говаривал, что он не любит лесенки, что его не вдохновляют дорожки шлямбурных крючьев, забитые на стенных восхождениях на чемпионатах. Вероятно, его не вдохновил бы современный драйтулинг. У его команды было правило: они приходили в ущелье, где собирались совершать восхождение, одним путём, а уходили другим. Современным стеновикам – «бигвольщикам» этого не понять.

Вопрос вопросов – пройти лазанием, или как-то проскрестись на искусственных точках опоры… Драйтулинг…Эх… Но ведь живет направление…

Индустриальное направление альпинизма предусматривало хорошее техническое оснащение (крючья, шлямбура, скай-хуки, платформы…), хорошую скальную подготовку, хорошую физическую подготовку и предопределяло, что развивать это направление будут люди с психологическим портретом:

– с одной стороны – неудачника хотя бы в одной из сторон жизни;

– с другой стороны – человека без особых фантазий.

В самом деле – проснулись, позавтракали, ведущий в группе начал проходить первую верёвку. Через сорок минут прошёл. Принял второго. Второй подтащил ещё одну верёвку для перил и опять стал выпускать со страховкой первого. По перилам оставшиеся могут начинать вытаскивать рюкзаки. Вот так и провешивается до верху вся стена (а лучше ребро чтобы камни уходили мимо). Восхождение длится до недели, но большая часть группы может ночевать внизу под маршрутом почти всё время, спускаясь и поднимаясь наверх по навешанным перилам. Если же ночевать внизу неудобно, или хочется «романтики» стенных восхождений, то наверх тащат платформу из дюралевых профилей. Для ночлега на стене платформу закрепляют на крюках, затем на ней устанавливают палатку.

Через палатку пропускают верёвку, к ней все пристёгиваются – так и спят (все, естественно, в обвязках). Как-то раз у очередных «романтиков» вышел крюк, на котором держалась платформа. Она соскользнула вниз. Не волнуйтесь! Ничего страшного не произошло, поскольку крючья для страховочной верёвки выдержали. Просто ночью, на отвесе около четырехсот метров, четверо мужиков оказались висящими одним комком, да ещё и находясь при этом внутри палатки. А вот как они выбирались наружу из палатки и изящность их выражений – это я описывать не буду. Пусть читатель пофантазирует.

В гамаке на стене

По сути, альпинистом Виталий Михайлович и его брат Евгений начали становиться на Западном Кавказе (траверс массива Джугутурлючат) и в Безенги. Его рекордные восхождения были в Баксанском ущелье и в Безенги.

После шестидесяти лет В.М. Абалаков прошёл немало туристских походов (водных, пеших) по Кольскому полуострову. Частенько он с кем– нибудь примерно его же возраста напрашивался в относительно молодые туристские группы. Скорость движения по воде была примерно одинакова, а вот на пешей части и на волоках молодёжь сильно отставала.

Как начинался альпинизм?… А начинался он примерно вот как. В 1740 году два англичанина путешествовали по Европе и заехали в долину Шамони. Дощли до одного из ледников – Мер де Глас (море льда).

Монблан с французской стороны

Но самое главное – англичане были из светского общества. Их рассказы о леднике породили слухи, и в следующем году швейцарец Пьер Мартель добрался до ледника Мер де Глас. Слухи разрастались, и люди из высших сословий стали заезжать в долину Шамони, чтобы полюбоваться горами и ледниками.

Это было самое начало. Про восхождения пока не думали ни представители высших сословий, ни местные крестьяне. В 1760 году швейцарский натуралист Орас Бенедикт де Соссюр добрался до Шамони и сразу же объявил о награде тому, кто найдет путь для восхождения на Монблан – главную вершину района, высшую точку Альп. Да, но до восхождения было еще далеко. Вслед за де Соссюром еще один женевец из высшего света, Марк Буррит, художник и натуралист, попал в Шамони и совершил несколько радиальных выходов вокруг Монблана. В своих дневниках он писал:

«…поражает, что не было сделано все возможное для достижения вершины!». Он тоже пообещал премию восходителю. Начиная с 1762 года уроженец Шамони Пьер Симон, иногда вместе с де Соссюром, совершил несколько разведочных выходов и попыток пройти ледники с целью найти путь к вершине Монблана.

В долину Шамони стали приезжать туристы. Им было интересно посмотреть на ледники, кое-кому хотелось даже походить по ледникам. К ледникам их водили местные жители. Так среди местного населения стало распространяться ремесло альпийского проводника – гида. В 1775 году было сразу две попытки поиска пути на Монблан. В 1783 году трое уроженцев Шамони – Жан-Мари Кутет (он стал гидом де Соссюра после смерти Пьера Симона), Ломбард-Мюинер и Жозеф Карье отправились на разведку пути через ледник Буасон. В том же году уже знакомый нам Буррит вместе с Мишелем Паккаром (уволенным из местной полиции за то, что подрабатывал проводником для контрабандистов) совершили еще одну попытку – по этому же пути. Их остановила непогода. После этого восходители оставили попытки пройти этим путем.

Путь через пик Гутер, начинающийся от деревушки Лез Уш (десять километров вниз по ущелью от Шамони) казался теперь более приемлемым. В 1784 году Паккар, иногда один, иногда с кем-то из местных гидов, продолжал разведывать путь через пик Гутер. Один раз его напарником был пастух и искатель драгоценных камней Жак Бальма (в окрестностях Монблана и на самом Монблане много аметиста, горного хрусталя и розового кварца, есть флюорит). В начале сентября Бурит вместе с гидами Кутет, Гран Жорас и еще двумя охотниками зашли на Пик Гутер, траверсировали вершину Дом де Гутер и оказались всего на 400 метров ниже вершины Монблана.

Лето 1785 года было дождливым. Попытку зайти на Монблан через пик Гутер – теперь это уже были четко выраженные попытки восхождения – сделали Кутет и Бальма, а потом де Соссюр вместе с Бурритом и его подросшим сыном. Уроженцы Шамони шли вдвоем и налегке, а женевцев сопровождал караван из 16 носильщиков. Ни тем, ни другим выше пика Гутер подняться не удалось.

Шамони. Памятник Орасту Бенедикту де Соссюру и Жаку Бальма; памятник Мишелю Паккару стоит отдельно

Но в 1786 году вопрос был только один – по какому из путей будет совершено восхождение на Монблан. 8 июня Бальма и Кутет вышли на Монблан по пути через пик Гутер, в этот же день Паккар, Карье и Турнье вышли на Монблан через ледник Буассон. Они встретились за пиком Гутер и решили вести разведку вместе. До вершины не дошли. А 8 августа 1786 года Мишель-Габриэль Паккар и Жак Бальма совершили восхождение! В следующем 1787 году успешное восхождение совершил и де Соссюр. Памятники первовосходителям стоят в центре Шамони. Памятники им стоят по праву с них все и началось. А кто они были? – Аристократы и интеллектуалы, художники и контрабандисты, искатели камней и пастухи – все вперемешку – впрочем, как и сейчас.

* * *

Непростой был путь. А в наше время по нескольку тысяч альпинистов в год заходят на Монблан!

Сейчас в Шамони – национальная школа альпинизма и горных лыж Франции, в какой-то мере – гордость Франции, самое известное в мире учебное заведение, в котором готовят горных гидов и инструкторов по горным лыжам.

Национальная школа альпинизма и горных лыж Шамони

Всё же русского альпинизма (и тем более горного туризма) не существовало (было Русское географическое общество, но оно занималось больше экспедициями). Можно ругать сталинский строй и социалистическую систему, но альпинизм в СССР и России сформировался именно при социализме).

Почему – на первые полвопроса ответить просто. В эмиграции до революции революционеры с интересом смотрели на жизнь Европы, перенимали многое прогрессивное, в том числе начинали совершать несложные восхождения. Даже Ленин иногда на несложные прогулки и восхождения выбирался в горы. А вот на вторые полвопроса ответить посложнее – почему именно революционеры (а не дворяне или просвещённые разночинцы) начали совершать в России горовосхождения?

Причудливо тасуется колода карт. Одна из самых одиозных фигур сталинской эпохи – нарком юстиции и главный государственный обвинитель на многих страшных процессах Н. Крыленко тоже был альпинистом, и альпинистом неплохим. Пожалуй, перевал Крыленко в Заалайском хребте, немного восточнее пика Ленина, останется единственным местом на территории бывшего СССР, носящим его имя.

Все непросто! В 30-х социалистические вожди стали развивать альпинизм и горный туризм. А способствовало развитию альпинизма еще и то, что в 30-х годах в СССР от преследований нацистов из Австрии эмигрировала группа австрийских альпинистов-гидов. Эти альпинисты входили в организацию «Шуц бунд» (Красный Союз). Они не были в чистом виде коммунистами – они были социал-демократами, но тяготели к идеям коммунизма. И Гитлеру это не понравилось. Среди этих альпинистов был и Фердинанд Кропф. Шуцбундовцы организовали в Безенги школу высшего горного мастерства, через которую прошли многие будущие инструктора альпинизма.

Сейчас сложно судить. Сведения противоречивы. Однозначно лишь то, что после снятия наркома внутренних дел Ежова было организовано дело альпинистов. Им было инкриминирована попытка напасть во время майской демонстрации на высшее руководство страны. Это был 1937 год. Да, в ту пору альпинисты ходили на демонстрации в обвязках и с ледорубами (мне рассказывали про это участники демонстраций). Это было принято.

У альпинистов были ледорубы, шли они мимо трибуны, на трибуне были руководители страны. Для заведения дела об организации покушения на вождей таких доказательств хватило.

По этому делу проходил и Виталий Абалаков, бывший в тесном контакте с альпинистами из Австрии. Но его-то через год все же освободили… Кропфу вот тоже повезло.

О том, как развивался советский альпинизм, написано много. Про команды Абалакова, Кавуненко, Башкирова, Маркелова, Балезина я уже упомянул. Давайте-ка я повспоминаю немного про команду Александра Федоровича Наумова.

Начальником учебной части одного из кавказских альплагерей был А.Ф. – известный альпинист, совершивший много красивых и сложных восхождений. А.Ф. был человек со связями. И на командные должности в альплагере он приглашал известных и опытных альпинистов (этим отчасти объясняется относительно малый травматизм в альплагерях, где А.Ф. бывал начальником учебной части).

В первую очередь альплагеря были учебно-спортивными учреждениями, где альпинисты разной степени подготовки проходили учебные занятия, а потом выходили на спортивные восхождения.

С другой стороны, в альплагерях приходилось знакомиться с большими оригиналами. В советские времена альплагеря были сродни и монастырям, и подразделениям спецназа, и очагам свободы от идеологии, и оплотами бардовской песни… кого там только не встретишь… и диссиденты, и КГБ-шники…ну и, конечно, много учёных и научных сотрудников… и академики приезжали.

Встречались люди с просто неустроенной судьбой. До сих пор помню вопль отчаяния одного парня-новичка, которого пытались обучить правильной страховке на горном рельефе: «Да что вы мне ерунду рассказываете? Я разведённый, у меня жизнь не сложилась!»

Было довольно много людей не то чтобы с неустроенной судьбой, а не нашедших себя в обычной жизни. Для них нормой было то, что в обычной советской повседневной жизни у них было всё относительно нормально, однако истинная их натура проявлялась в горах. Что удивительно, они все находили общий язык, да и горы любили. О них и сказ.

А.Ф. – известный альпинист, человек старой закалки, из периода, когда альпинизм в Спорткомитете относился к оборонным видам спорта (по сути и по многим внешним признакам альпинизм и был полувоенным видом спорта – построения, отбои, утренние линейки…). Не то чтоб А.Ф. очень любил все эти построения, но считал, что всё должно выполняться, как положено.

Надобно сказать, что в альплагерях всегда были три ключевых фигуры: начальник альплагеря – формально первый человек, но решающий в основном административные (и финансовые) вопросы; начальник учебной части – руководящий всей спортивной работой и определяющий лицо альплагеря; начальник спасательного отряда – начспас (до поры держащийся в тени).

Формально принимать утреннее построение должен был начальник лагеря. Реально начальники лагеря делали это редко. Но именно в тот день начальник лагеря решил выйти на утреннее построение и присутствовать при поднятии флага. А.Ф. стоял рядом с ним.

А вечером накануне одна девушка решила устроить постирушку в числе прочего она постирала и лифчик. И повесила вечером же в незаметном (как ей казалось) месте за деревьями своё постиранное бельё на сушку.

Молодые балбесы ночью похитили лифчик и закрепили на тросе флагштока вместо флага. Утром всё происходило быстро – дежурный инструктор ничего не заметил и отрапортовал начальнику лагеря о построении лагеря на линейку. Самое время поднимать флаг. Но на тросе флагштока вместо флага была закреплена та самая деталь женского туалета… Сильно недоволен был А.Ф., ногами топал, обещал никого на гору не пускать.

С. М. Р. – мастер спорта по альпинизму, бывший офицер-артиллерист, высоченный и здоровенный старик, был назначен начспасом альплагеря у А.Ф. По должности он обязан был следить за каждой группой, находящейся на восхождении, и обеспечивать её безопасность. Он и считал, что самое правильное – не выпускать группы на маршруты. Отговорки он придумывал различные и не стеснялся прибегать к уловкам. В маршрутных листах он намеренно путал даты, заставлял организовывать ненужные взаимодействия между группами…

Не брезговал и психологической обработкой. Пристально глядя из– под чёрных косматых бровей, он задушевно и строго спрашивал руководителя группы: «Ну зачем ты собрался на эту гору? А ты готов к ней? А ты хорошо подумал?». Руководитель с маршрутным листом до этой минуты ничуть не сомневался, что ему надо на эту гору – ведь всё согласовывалось за несколько дней. Но цель бывала достигнута – и первый раз руководитель уходил, неловко улыбаясь и размышляя… Ну зачем он потревожил покой столь почтенного старика…

Но всё же выпускать людей на восхождения приходилось (а иначе альплагерь терял свой смысл). К тому же С. М. Р. был человек, и хороший человек. И он проникался симпатией к определённым людям. Вероятно, вспоминал свою боевую и горную молодость, про которую он почти ничего не рассказывал (по косвенным признакам, она была лихая).

Не найдя разумных аргументов, чтобы не пустить на восхождение группу и симпатизируя руководителю, он решился на своего рода должностное преступление. Он выпустил группу в район, с которым была неустойчивая радиосвязь. При этом он позвал руководителя в спасфонд (святая святых!!! снаряжение из спасфонда выдавалось только на спасательные работы!), подвёл руководителя к стойке, где в образцовом порядке стояло двенадцать револьверов-ракетниц (!) (по числу членов первого и второго спасотряда) и тихо произнёс: «Выбирай, Юрков! Если что – стреляй!»…

Жандарм на пути к вершине

Да простит мне С.М. – я не взял ту ракетницу на восхождение: она весила примерно 2 кг. Меня обучили, как запускать ракету из рукавицы, ударяя по капсюлю штычком ледоруба. Я спрятал ракетницу под подушку в альплагере и всё время переживал, а что случится, если кто-то эту ракетницу найдёт и украдёт. Оправдаться перед С.М. было бы невозможно.

Так вот, выпуститься на маршрут у С.М. на жаргоне современных автору восходителей означало «пройти основной жандарм» – главное препятствие на подходе в вершине по гребню (потому что дальше надо было выпускаться у одного из «выпускающих» альплагеря, но это было уже легче). («Выпускающий» в альплагере или на сборах – человек, имеющий право выпуска групп на учебно-тренировочные и спортивные маршруты. Первым «выпускающим» был начальник учебной части, вторым и третьим – люди, в спортивном опыте которых начальник учебной части не сомневался).

В 1980 году в стране проходила Олимпиада. Олимпиада была государственным делом. Какая-то светлая голова в Спорткомитете подписала радиограмму, предписывающую в честь открытия Олимпиады совершить массовое восхождение на главную вершину района в каждом альплагере. Альплагерей тогда было много – больше тридцати. Начальники учебных частей стали чесать в затылках. Если в альплагере «Эльбрус» можно было организовать относительно массовое восхождение на Эльбрус, в альплагере «Алибек» – на несложный пик Алибекский, а в альплагере «Дугоба» – на вершину Дугоба (на вершину есть простой маршрут второй категории), то в большинстве альплагерей это было просто немыслимо.

Главные вершины района зачастую сложны, выходить на них можно, начиная со 2-го разряда, про массовость и вовсе думать нечего. Вершина Айлама в окрестностях альплагеря «Айлама» действительно возвышается над многими горами района, но самый простой на неё путь – это четверка (4-ая категория трудности). Маршрут скально-ледовый. Протяжённый и весьма камнеопасный. К тому же «четверкой» ставший относительно недавно (изначально маршрут был классифицирован как 5а). Организация массового восхождения на Айламу – это почти безумие!

Но отчитываться-то надо! Мудрый А.Ф. решил направить на Айламу две группы (если что, отчитаться, что две группы – это почти массовое восхождение). В альплагере было много падких на титулы и громкие звания грузинов. Сведения об олимпийском восхождении пошли гулять по альплагерю. Меня, руководителя, стали хватать за рукав и объяснять, что им позарез надо на Айламу, грузинские альпинисты. В конечном итоге сформировалось две группы для совершения олимпийского восхождения – одна чисто русская, а другая почти полностью грузинская. Мы-то залезли…

Однако в спорткомитете и без нас дел хватало, и так преимущества советского строя были наглядно продемонстрированы. Вот и осталось наше олимпийское восхождение почти незамеченным.

Альпинизм в СССР был делом общественным. И хоть и были штатные единицы, в конечном итоге все делалось на энтузиазме. А именно – люди тратили свое свободное время на организацию соревнований, первенств, чемпионатов, сборов и прочего. У А.Ф. соратником и верным помощником был опытный альпинист и тренер Юрий Евгеньевич Козлов. Именно Ю.Е. с нами и нянчился (в начале даже сам выводил на восхождения, вывозил на сборы, и вообще воспитывал команду.

Как-то раз вечером на сборах в Туркестанском хребте на Памире у штабной палатки разгорелась дискуссия – кто больше всех вкладывает своего времени в организационные действия. В смысле, кто больше всех, так сказать, «бессмысленно», тратит сил и энергии на организацию альпинистского мероприятия, отрывает время от карьеры, от семьи и пр. Дискуссия носила несколько перевернутый характер, потому что главным был поиск ответа на вопрос: «Кто тут самый большой козел?» (в смысле, «Кто больше других бессмысленно тратит свое время и силы на организацию такого бессмысленного мероприятия, как восхождения на горы?»

На звание «самого большого Козла» претендовал А.М., физик, кандидат физико-математических наук, на основной работе работавший на какую-то оборонку, великолепный «доставала» и «пробивала», но действительно альтруистично бывший «зам. по орг.» сборов. На звание «самого большого Козла» назывались кандидатуры начспаса сборов, инструкторов, упоминали молодых энтузиастов, помогавших А.М.

Уже стемнело. Над долиной Ак-Су зажглись звезды, а дискуссия «кто самый большой Козел?» все не прекращалась. Неожиданно она была прервана заливистым хохотом. Это хохотал Юрий Евгеньевич. Он в этой дискуссии не участвовал, а палатка его находилась недалеко от штабной палатки, и он все рассуждения на тему «кто самый большой Козел» волей-неволей слушал.

– Вы тут самого большого Козла все же не учли! – давясь своим собственным хохотом, сумел докричать до спорщиков Юрий Евгеньевич Козлов. – Уж если искать тут самого большого Козла, то это – Я!

Как я уже говорил, А.Ф. был человек со связями, работавший на во многих альплагерях и в спортивных обществах. У него было много знакомств и среди альпинистов, по моим тогдашним понятиям, старого поколения. К нему в альплагерь приезжали поработать и люди (постаревшие, конечно) из абалаковской команды, и вообще встречались альпинисты из 50-х-60-х годов.

Как-то раз закрывали сезон. Сезон был неудачный. В смысле, никто, слава богу, не пострадал, но сходить что-то серьезное не удалось, поскольку все лето шли дожди со штормами. А планы-то у восходителей были наполеоновские.

Но, что делать. Отметить-то надо! В тесное коттеджное строение набились все мы, инструктора сборов, Ю. Е., начспас, пришел и А.Ф. А через некоторое время подтянулись на огонек и несколько пожилых альпинистов из тех самых 50-60-х годов, которых мы, молодые, не знали.

Как известно, в России признак интеллигентности – приходить в гости со своей бутылкой. Так вот один из стариков, втискиваясь за общий стол где-то сбоку, выставил на стол пузырек тройного одеколона – якобы, в шутку. Альпинистские дамы посмотрели с ужасом. Но на столе еще было много спиртного, и про этот флакон на время позабыли – ну стоит флакон с одеколоном среди водки и коньяка, и пускай стоит. Хоть смотрелся он неплохо.

Но все хорошее кончается. Кончился сначала под планы на следующий сезон коньяк, потом водка. Рассосались старые альпинисты, и тот старик, что выставил на стол одеколон, тоже. А тосты в запасе еще оставались. Вот тут флакон с одеколоном опять привлек внимание.

– А что?

– А давай!

Альпинистские дамы опять посмотрели с ужасом…

… Ну, в общем, выпили мы этот флакон. Потому что хотелось, чтобы в следующем сезоне все маршруты были пройдены, и с погодой повезло больше!

Пить одеколон – это тоже квалификацию иметь надо! Непросто это. Ю.Е. сам в этом деле не участвовал, а лишь еле улыбнулся, но одобрительно.

Молодые организмы могут выдержать многое. И о несколько нетрадиционном завершении вечера с утра напоминала лишь потрясающая по мерзости отрыжка.

Очередная смена в альплагере закончилась. Новички получили значки «Альпинист СССР», значкисты выполнили нормативы третьего разряда. Все чуть более квалифицированные альпинисты тоже сходили на какие-то вершины и что-то выполнили в зачет своих разрядных норм. И разъехались. Альплагерь в Сванетии на время опустел. Тем более что в пересменок А.Ф. (начальник учебной части) выпустил на два приличных восхождения инструкторов, оставшихся на следующую смену. А сам уехал на эти два дня к морю. Остались в альплагере три инструктора, за старшего – начспас С.М. Р., и доктор Надя.

Доктор Надя была очень милым, женственным существом. Немного пухлая общительная блондиночка, в мирной жизни она уже два года после окончания института работала врачом-педиатром, а еще она была немного подвижницей. Ни в какие горы она ходить не собиралась, просто она была не замужем, и на какое-то время ей захотелось сменить обстановку. В начале смены в альплагере у врача два-три дня заняты, а потом, если все в порядке, делать особо нечего (если врач альплагеря – не альпинист).

Доктор Надя занялась здоровьем начальника лагеря, в прошлом заслуженного альпиниста-свана, но к сожалению уже пожилого, порекомендовала ему курс препаратов для стабилизации давления. Дальше он попросил ее помочь своему родственнику, дальше… Серьезной медицинской помощи сваны своих маленьких селениях не получали. И Надю стали приглашать на консультации. Начальник учебной части, в принципе заинтересованный в хороших контактах с местной администрацией, не возражал.

Не по душе активность доктора Нади пришлась только местному фельдшеру. Спрос на его услуги упал. А сама Надя запала ему в душу. Он задумал все проблемы решить одновременно – взять Надю в жены и оставить ее в Сванетии. Что было главной движущей силой такого решения – бог весть. Но действовать надо было быстро и по-мужски, по– горски. А поскольку в альплагере народ был крепкий и решительный, фельдшер решил дождаться пересменки.

В пересменок фельдшер на лошади приехал в альплагерь и спросил, как ему найти доктора. Поскольку за спиной у него была винтовка, ему не просто показали, где медпункт, а еще и спросили: «Что случилось?»

– Да у меня полный сапог крови! – услышали инструктора.

Однако увидев, как молодцевато джигит взбежал по лестнице на второй этаж, инструктора тут же двинулись к медпункту. Оказалось – правильно.

Объяснение в любви было в самом разгаре. Надя потребовала, чтобы джигит винтовку оставил за дверью. Джигит подчинился.

Подбежавшие инструктора ее на всякий случай разрядили, а один сунулся в комнату Нади. Надя попросила инструкторов подождать за дверью и оставить их с фельдшером-джигитом на некоторое время наедине. Остается лишь предполагать, что на предложение горячего фельдшера Надя ответила решительным отказом, а он пообещал ей – выбегая, что она будет его женой.

Через полчаса С.М. Р. собрал военный совет. На военном совете было заслушано подтверждение Нади, что она действительно не имеет никаких видов на фельдшера-джигита, а также на вариант поднятия уровня местного здравоохранения в качестве жены джигита. На основании этого подтверждения было принято решение, что Надя в эти оставшиеся полтора дня ни на минуту не остается одна – ни ночью, ни днем. Что и было выполнено – даже без строгих указаний старого вояки С.М. Р.

А фельдшер все оставшееся время кружил на лошади вокруг альплагеря и время от времени от неразделенных чувств стрелял в воздух. На нервы действовало, даже очень… А потом вернулись с восхождения инструктора, вернулся с моря А.Ф., приехало сразу несколько автобусов с новыми участниками и инструкторами. И началась новая смена. Вот в сущности и все.