Текст книги "Столица Сибири 2029. Берег монстров"

Автор книги: Андрей Орлов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 14 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]

– Доктор, это что? – бормотала она.

– Собачий жир, – невозмутимо ответствовал Виктор. – А то, что сверху – вымоченный в водке голубиный помет. Видели современных голубей? Их осталось мало, но они теперь в «тельняшках»… Питаются не хлебными крошками, а исключительно внутренностями мертвецов. Не брезгуют ливером мутантов, зараженных…

– Доктор, а может, лучше традиционно? – сглатывая, бормотала Ольга.

– Традиционно, дорогая моя – это вы неделю хромать будете, – заверил Виктор, обматывая получившуюся «конструкцию». – А после чудодейственной мази через шесть часов будете как новая. Отличное целебное средство, уверяю вас. На основе данных компонентов изготавливается также антипохмельное средство – усиленно рекомендую. Прошло клинические испытания, одобрено потребителями. Только вот Агдамычу оно противопоказано – аллергия сразу высыпает…

– Спасибо, вы такой грамотный… – шептала Ольга. Она уже не казалась такой бледной – похоже, «чудодейственный препарат» начинал действовать. – Вы, наверное, Виктор, до катастрофы по научной линии трудились? У вас такое умное лицо…

«Кабы не пропитое», – ревниво подумал я.

– По научной линии? – Виктор закончил перевязку и озадаченно почесал седеющую макушку. – Да как вам сказать… Да, помнится, было что-то такое, подметал пару недель в одном НИИ. Дворником хроническим работал – простите уж, что вынужден разочаровать. Трудился в основном в ЖЭУ, в разных коммерческих организациях. В милиции работал, потом в полиции, а незадолго до того, как началось это веселье – даже по прокурорской линии. Не смотрите так, барышня… Думаете, я всегда был дворником? Что вы, по молодости и сторожем приходилось трудиться, и грузчиком, и даже специалистом по изготовлению кошачьих туалетов в антисанитарных условиях. А потом, знаете ли, здоровье уже не то стало…

Тащить куда-то Ольгу было рано – она с трудом ступала на свою ногу. В квартире под номером 243 на седьмом этаже царила, как ни странно, теплая атмосфера, и возникало дикое дежавю. Хозяин широким жестом смел со стола неликвиды вчерашнего пиршества, постелил чистую «скатерть». Серега волок с кухни резанное ломтями мясо с подозрительными зеленоватыми жиринками. Выставил обмотанные скотчем стеклянные рюмки.

– Собачатина, – насмешливо изрек Виктор, покосившись на Молчуна, тоскующего на коврике в прихожей. – Мяса в этом доме завались – на любой вкус и цвет. Девушка вегетарианка? – удивился он, отметив «неоднозначную» реакцию Ольги. – Должен заметить, вегетарианцы в наше время долго не живут, гм… Вынужденная мера, господа. Мы как евреи, – засмеялся Виктор, – свинину не едим, морепродукты не едим, молоко не пьем. Да вы не бойтесь, мясо хорошо прожарено. С санитарной точки зрения в этом доме полный порядок. Человечину не потребляем, знаете ли.

– Есть особый деликатес, – спохватился Серега и выкопал из груды вещей в углу коробку с тусклой этикеткой, изображающей жизнерадостного котенка. – Ломанули тут в прошлом месяце один заваленный магазин… «Вискас». Корм для кошек, – объявил он торжественным голосом. – Стал еще вкуснее. Балуемся помаленьку. Надеюсь, ваша собачка не откажется от деликатеса?

Молчун не отказался, заскулил, завилял хвостом и чуть не откусил Сереге руку, когда тот навалил ему в прихожей полную тарелку. Мы стали извлекать из рюкзаков свои продукты – от нашего стола, как говорится.

– Вяленая рыба, – пожал плечами Виктор. – Сразу видно, мутанты – по плавникам. То есть речных мутантов вы едите, а сухопутных – почему-то брезгуете. Впрочем, дело хозяйское…

Из вежливости я попробовал жесткое мясо, вымоченное в острых приправах, отбивающих вкус. Желудок остался на месте, но предложение отведать еще «вот этого зелененького» я вежливо отклонил. Серега прыгал вокруг стола, разливал водку по стопкам. Этикеток бутылки не имели и очень походили на те, что пролежали несколько столетий на морском дне. Пить не буду, – решил я, невольно принюхиваясь. Пахло спиртом. Я перехватил настороженный взгляд Ольги – она тоже не собиралась пить эту бурду. Но мы почему-то промолчали, когда в предназначенные нам стопки забулькало мутное пойло.

– Мужики, – пробормотал я, – я, конечно, все понимаю… Но где вы водку добываете? – я покосился на галерею пустых бутылок под батареей. – Вы, кстати, уверены, что это водка?

Обитатели квартиры № 243 дружно засмеялись.

– Тринадцать лет уже, мил человек, чуть не каждый день эту гадость потребляем, – доверительно сообщил Серега. – Я раньше мало пил, но с такой, блин, жизнью… Думаешь, почему мы еще живы, в ходячих мертвецов не превратились? Почему нас не берут заразы? Из-за нее, проклятой, – он выразительно постучал ороговевшим ногтем по стеклу. – Спирт, он, если вдуматься, любую заразу убивает. А с лекарствами и прочими антибиотиками у нас, как понимаешь, труба…

– Вопрос-то ставился не об этом, – ухмыльнулся Виктор. – Где берем, уважаемый, там уже нет. Я, собственно, и до тех страстей был не дурак заколдырить. Как появлялась лишняя копеечка – так сразу на целевые расходы… Чем меньше зарабатывал, тем больше пропивал, в общем. Водка дорогая стала на закате человеческой эры. Триста рублей – минималка за бутылку в 2016-м – да это же форменный грабеж! А мужики в гаражах – вон там, – он кивнул на лоджию, – сами гнали паленку и продавали всем желающим по сто пятьдесят. Нормальная водка, – пожал он плечами. – Не аквавит, конечно, но никто не умирал, как правило. Весьма закаляет организм. А когда жахнуло, гаражи завалило вместе с клиентурой и производителями… Мы перебивались тут с Серегой с виски на текилу – «Горожанка» под боком, в воронку провалилась – вместе с торговым залом, со складами. Мы ночами рылись, пытались проделать лаз в воронку. И повезло – откопали полость, балки под землей нарастопырку встали, и мы пролезли на склад. Потом неделю темными ночами таскали в дом продукты и спиртное. Квартиру забили – чуть пол не провалился. Народ там бегает, стреляет, бандюки баб насилуют, а мы с Серегой таскаем и таскаем, как прилежные муравьи… Ни разу не попались. Но ничто в этом мире не вечно под луной, – философски изрек Виктор, закатив глаза к потолку. – Все прошло, прошло и это. Выпить нечего, еда кончилась, а животной пищей мы тогда еще не питались… И вдруг ударило по голове: а почему не докопаться до гаражей? Что там было заныкано у «коммерсантов»? А это рядом, через дорогу – ну, мы с Серегой однажды «лунной» ночью и вышли на промысел. Дело было летом, земля не мерзлая, копали две ночи, и вот, пожалуйста, – Виктор подбоченился, и под ним едва не треснул шаткий стул. – Откопали полный гараж паленой водки. Семьдесят с лишним ящиков, почти полторы тысячи бутылок… Было больше, но половина разбилась, жалко. Ну, и опять героическая летопись, как мы с Серегой это дело перепрятывали. Не спрашивайте куда, не скажем. Это конфиденциальная информация.

– Невероятно, – пробормотал я, отыскивая в физиономии нашего спасителя следы запущенного алкоголизма. Но почему-то их там не было. И Серега выглядел вполне здоровым для своего возраста и рода занятий. Действительно, что им будет с полутора тысяч бутылок? – А говорят, что много водки бывает.

– Относительно всё, – вступил в беседу Серега. – С одной стороны, много, с другой – катастрофически мало. На пару лет еще хватит, – он покосился на перегородку между комнатами. – Если Агдамычу, конечно, не наливать. Думаете, почему его Агдамычем назвали? Давно это было. Ушел из дома – ну, типа погулять, на него иногда находит – и пропал с концами. Помянули мы парня, а только похмелились наутро – является. Счастливый от ерунды. Где-то раздобыл мешок консервов и бутылку «Агдама» – ну, того самого, белого крепленого, девятнадцать «оборотов» – самого легендарного в СССР вина. А где раздобыл, как, почему? Его ведь много лет не производят. Сам не помнит, где взял. Видимо, разрыл чьи-то «коллекционные» запасы. Вот и прилипло погоняло – а вообще, его Вовчиком звать…

Помянули «квартиранта», видимо, зря. В соседней комнате загремела бочка, раздался душераздирающий стон. Похмельный господин вывалился в коридор, схватил ключи, висящие на крючке. Отпрыгнул перепуганный Молчун.

– Во хрень… – раздалась сиплая ругань. – Допился, собаки мерещатся…

– Агдамыч, ты куда? – встрепенулся Виктор.

– Пойду, полетаю… – буркнул «квартирант», открывая дверь. – Хреново мне что-то…

– Далеко не улетай… – Виктор дождался, пока захлопнется решетчатая дверь в подъезде, схватился за полную стопку. – Ну, давайте, господа, а то согрелась уже. Не чокаясь, за надежду.

Водка была ужасной. Я не пил ее несколько лет, но пока еще помнил, чем приличная водка отличается от фальсифицированной. Рука машинально потянулась к мясу. Ольга тоже выпила – глаза прыгнули на лоб.

– Боже правый, как вы ее пьете…

– Согласен, – допустил Виктор, – не совсем качественно произведенная продукция. Да нормально пьем, сударыня. Дело привычки. А как еще прожить? – он сокрушенно вздохнул. – Чем больше друзей, тем хуже печень. Вы не подумайте, мы ведем здоровый образ жизни. В первой половине дня стараемся много не пить, утром пробежки делаем – кросс по лестнице – вверх, вниз, если на улицу выходить страшно. Пресс качаем, тренировки проводим регулярно. Книжки вон читаем, обсуждаем создавшееся в стране положение. Интеллигенты же, как не поболтать о политике…

Рюмки долго не пустовали. Ольга сделала страшные глаза, посмотрела на меня жалобно, дескать, не пей, Иванушка. Неисповедимы пути Господни: выпили ВСЕ. Даже Ольга – уже не хватаясь за горло и не пытаясь опорожнить желудок прямо на стол. Зашумело в голове, снизошло невиданное расслабление. Мы жевали собачье мясо вперемешку с рыбой, оживленно болтали. На мой вопрос, остались ли люди на массиве, или данная троица – последние из когда-то многочисленного племени могикан, Виктор пожевал губами и пустился в пространные рассуждения. В том плане, что люди есть. Немного, но есть. Затаились – кто в подвалах, кто в бойлерных. Иногда пересекаются с нашей троицей, здороваются по-соседски. Но лучше с ними не встречаться. Недобрые они, настороженные, боятся чего-то. Половина этой публики – давно мутанты, выглядят безобразно, хотя фактически – те же люди. Днем их не увидишь, прячутся по норам. Ночью добывают пропитание. Время все расставило по местам – выживают сильные и хитрые. Последняя зима была особенно лютой, люди пачками замерзали. Даже непонятно, кто остался – народ разбился на мелкие группы, каждый за себя и своих близких, попыток создать колонию и действовать сообща давно не наблюдалось…

– А туалет у вас есть? – покраснев, спросила Ольга.

– Там, – кивнул Виктор на лоджию. – Самый экологичный в мире туалет. Только дверь за собой закрывайте. В лоджии дыра, не ошибетесь. Да, немного ветрено…

– Умный японский унитаз, – осклабился Серега. – Главное, чтобы человек попался хороший.

– О, Господи… – прошептала Ольга. – Я не пойду, я потерплю…

На лестничной площадке что-то загремело, раздался продирающий визг! Подскочили все, даже невозмутимый Виктор.

– Агдамыч, самолет-невидимка хренов!

Я схватил автомат и побежал за ними, успев оттащить за шкирку рвущегося в бой Молчуна. Ведь в капкан же попадет! Одно из упомянутых устройств определенно сработало. Агдамыч с перепуга забыл про свое великое похмелье. Он чуть не сплющился, прижавшись к стене, смотрел, как под ногами дергается в припадке достойный представитель племени зараженных. Нога попала в капкан, он не мог вырваться. Лица у кряжистого мужика практически не было – сплошная шелушащаяся маска и воспаленные бусинки глаз. Он был облачен в разорванную утепленную куртку, на которой в рамочке было доходчиво выведено: «ОМОН». Похоже, этот тип прокрался в подъезд незаметно, напал сзади на Агдамыча, который возвращался с «полетов», но не успел схватить, попал в капкан. Виктор схватил увесистый огрызок бетона с штукатуркой и, рухнув на колени, принялся методично бить мужика по голове. Тот издох после третьего удара, но Виктор бил для верности – раз десять.

– Ни фига себе, – присвистнул Серега, – ОМОН лютует.

– Ты веревку с дребезжалкой натянул? – прорычал ему в лицо разозлившийся Виктор.

– Ой, – смутился Серега, – забыл… Прости, братан, не повторится…

Агдамыч выбрался из ступора, схватил покойника за шиворот и потащил к провалу в лифтовую шахту.

– Да брось ты его, – проворчал подобревший Виктор. – Потом уберем. Агдамыч, шел бы ты в баню со своими прогулками, а? Топай в бочку и спи до вечера, надоел уже…

«Квартирант» не стал ерепениться. Он снова погружался в вялотекущую прострацию и имел серьезные проблемы с ориентацией и координацией. Он не понял, кто перед ним. Скользнул чумным взглядом по незнакомым лицам, громко икнул и юркнул в квартиру, где загремел «бочкотарой». Труп с размозженным черепом валялся напротив лифта. Не хотелось думать, чем набита эта шахта и какие там веют миазмы. Впрочем, холод сдерживал наступление вредоносных микробов. Мы вернулись в квартиру, и веселье продолжалось. Еще пара стопок – и пьяная дурь оплела мозги. Я перестал отдавать себе отчет, где нахожусь и чем чревато подобное времяпрепровождение. Это было чудовищно непривычно – сидеть в компании нормальных людей, не замышляющими против тебя ничего дурного, выпивать, закусывать, болтать о разной ерунде. Заразительно смеялась Ольга – Серега рассказывал ей что-то забавное. Виктор пьянел, махал руками, уронил бутылку, но я успел ее поймать, предвидя подобный расклад. Резкий поворот в сознании произошел внезапно. Еще минуту назад он складно повествовал – о «первой» жизни, о многочисленных работах, с которых летел, как фанера над Парижем, об увлечении поэзией в молодости, о том, как в зрелые годы пытался писать прозу и что из этого вышло (да ничего не вышло), о любви к жанру «фэнтэзи». А какая нынче, на хрен, любовь, когда вся жизнь вокруг – сплошная и беспросветная фэнтэзи, причем в самом мрачном ее понимании? Потом он резко выключился, стал нести непереводимую чушь, окаменел, уставившись в пространство, стал рычать, скрипя зубами: «Мужики, да как вы не понимаете? Нас же всех слили! Просто взяли и слили к той-то матери!» Потом он схватился за бутылку трясущейся рукой, начал разливать мимо рюмок, изводя бесценное добро. Ольга рыдала на плече у Сереги (что меня почему-то не беспокоило), повествовала, хлюпая носом, что потеряла вчера ребенка, не знает, как жить дальше, жаловалась на непосильную бабью долю. Я пытался ей что-то возразить: дорогая, мол, ты что-то путаешь, мы не можем себе позволить иметь детей. Потом ее куда-то повело, она свалилась – к счастью, на мое плечо. В Сереге проснулся былинный богатырь, он был уверен, что именно сейчас всем покажет – начал собираться, вооружаться. Виктор очнулся, повалил его обратно в кресло с рыком: «Сидеть, дебил! Я как один эту хату потяну? С Агдамычем еще возись – его тоже вечно налево тянет…»

Потом была полная отключка и беспробудная тьма.

А похмелье было страшнее, чем все мутанты, вместе взятые. Меня мутило и полоскало, состояние было такое, словно через мой несчастный организм процедили весь алкогольный суррогат планеты. Я очнулся на чужой лежанке, сплющенный о батарею парового отопления, пахнущую плесенью и тухлятиной (неужели трудно раз в квартал ее хотя бы тряпкой вытирать!). Рядом со мной покоились ноги Ольги – приятно, что их обладательница обосновалась не на другом конце квартиры, а у меня в ногах. По жилищу неприкаянно блуждал Молчун, подбирал объедки с пола. За столом, посреди горы «вчерашнего», сидел всклокоченный Агдамыч, ошарашенно смотрел на собаку, на нас с Ольгой, мелкими глоточками пил теплую водку, которая в этом доме, похоже, не переводилась. На другом конце помещения ворочались тела, сипло стонали. Словно из болота, выплывала похмельная физиономия хозяина «роковой» квартиры – бессмысленная, опухшая, как вчерашняя Ольгина нога. Вырос сморщенный Серегин нос, закутанный в грязные покрывала.

– Спасибо тебе, Господи… – прошептала Ольга, дернув ногой. – Нас не расчленили и не съели…

– Да лучше бы съели… – резонно отозвался я.

– Мы не питаемся человечиной, – утробно возвестил Виктор, сделал попытку встать, повлекшую небольшие локальные разрушения, и на этом решил не рисковать.

– Как мне плохо… – простонала Ольга. – Мы чего это так надубасились?

– А кому сейчас хорошо? – заметил Виктор. – Но, в общем-то, душевно посидели, мне понравилось…

– Если выпил хорошо, значит, утром плохо… – угрюмо поставил в известность Серега. – Если утром хорошо…

– Эй, а вы кто? – тупо спросил Агдамыч.

Гавкнул Молчун.

– Люди, нам в Академгородок надо… – изрек я слабым голосом. – Вы не знаете, как туда пройти без крупного ущерба?

– Ага, ты еще спроси, какой сейчас общественный строй… – пробормотал Виктор. – Не знаем, Леха, не знаем… Мы дальше вокзала не ходим… Или дальше Нарымской – если в другой конец…

– Тогда мы пойдем…

– Удачи… – пробормотал Виктор, сгребая в кучу, словно кошка, покрывала и почерневшие от грязи простыни. – Семь футов вам под килем… И пусть надежда освещает ваш путь… А мы выпьем с пацанами за упокой ваших душ…

– Не надо про водку, пожалуйста, я вас умоляю… – просила Ольга. – Боже правый, Карнаш, ведь я предупреждала… Ну, почему вас, мужиков, невозможно остановить?

– Виктор, а если по путям пойти? – вспомнил я свою вчерашнюю «недорожденную» мысль.

– Не надейтесь, – лишил он нас последней надежды. – До путепровода у Владимировской – можно. А дальше – только если летать умеете…

– А я вчера уже что-то слышал про Академгородок… – подал голос Серега. – Не, в натуре, Виктор, что-то слышал…

– Так мы и говорили, – проворчал я.

– Не, еще до вас… Вспомнил… – Серега стряхнул с себя покрывало и начал яростно чесаться. – Проходили эти крендели с автоматами, помнишь, братан? Мы только из дома рано утром вышли…

– Было, да, – выдал, громко икнув, Виктор. – Рано утром было дело, еще до вас. Мы с Серегой вышли… ну, как бы на пробежку…

– Черта лысого, – засмеялся Серега. – Ты был такой расписной, какая пробежка? Просто вскрыть хотели одну старенькую заначку…

– Ладно, не позорь меня перед гостями, – проворчал Виктор. – В общем, едва успели спрятаться. Мимо нас они прошли: от Железнодорожной в глубь массива – к вокзалу. Мы высовываться не стали, видок у них был грозный. Этакие ухари, вооруженные по зубы. Злые, сонные. Мешок какой-то тащили. Человек семь их было или восемь. Вроде люди… да точно люди. Мешок еще брыкался. Словно собаку тащили. Или еще одного человека… только маленького.

– А двое бухтели меж собой, – добавил Серега. – Один ворчал, дескать, отстаем от графика, сутки потеряли, увязли по уши в этом сраном городе. Да еще людей потеряли. Два дня осталось – на все, про все. Должны успеть. А второй говорил, что на Университетский проспект лучше не соваться – там точно не пройти. Двигаться нужно по проспекту Строителей, ну и далее – по Лаврентьева, по Морскому… А я еще подумал – какие знакомые названия. Это же в Академгородке…

– Прошли они мимо нас, – подытожил Виктор. – Ну, мы не стали их как-то приглашать в гости – спешили парни. Откопали с Серегой чего хотели, опохмелились, через пару часов решили новую вылазку сделать, погулять по родному массиву – вот на вас и напоролись…

– Что же вы сразу не сказали?! – я задыхался от волнения, подлетел… и рухнул обратно с раскалывающейся головой. Какое совпадение! Эти парни, в отличие от нас, не сунулись на гору под куполом цирка – умные гору обходят! Они вернулись назад и потопали через Челюскинский жилмассив!

– Дык ёпт… – смутился Серега. – Вы вроде и не спрашивали ничего такого…

– Отстали на сутки… – простонала Ольга, хватаясь за голову. – Не могу поверить… Мой мальчик… А мы тут бухаем с какими-то проходимцами…

– А какая вам разница? – проворчал Виктор, предпочитая не обижаться на «проходимцев». – Что бы изменилось? Вы все равно в Академгородок шли. Зато теперь точно знаете, что туда и надо. И что ваш «мешок» был жив – по крайней мере вчера. Не могли вы никуда идти, барышня, вспомни про свою ногу.

– Боже, у меня ведь еще и нога не работает… все несчастья разом… – захныкала Ольга. Она начала привставать, подтянула здоровую ногу, оперлась на нее, села на колено. Стала медленно приподниматься. Измученная похмельем мордашка выражала крайнее непонимание. Нога не болела. Она постучала ей по полу, попрыгала. Потом прошлась взад-вперед. Нагнулась, ощупала со всех сторон. Нога определенно не болела.

– Какая жалость, – заметил я. – А так хотелось повыделываться.

– Виктор, простите… – Ольга смутилась, зарделась. – Я не хотела вас обидеть, вы просто Айболит…

– Это еще не все… – прокряхтел Виктор. Он повторил попытку подняться – теперь уже успешную. Добрался до серванта, осторожно открыл верхнюю дверцу – она висела на обломке петли и чуть не грохнулась ему на макушку – извлек древний пузырек от уксуса, добрался до стола, нацедил в рюмку мутной жижи цвета детской непредсказуемости, выпил. Снова налил до краев, потащился к нам.

– Оприходуйте на двоих. Много не надо.

– Что это? – простонала Ольга.

– Пейте, говорю.

Терять было нечего. Мы выпили. Признаться, ничего отвратительнее я не пил. Словно тухлых яиц объелся вперемешку с коровьими лепешками. И вдруг пропала головная боль, зрение обрело резкость и многоцветность. Прояснился разум. Исчезла вялость из мышц, тело обретало силу и упругость. Мы с Ольгой в сотый раз недоуменно переглянулись. Она испытывала схожие ощущения. Подошел Молчун, принюхался, перекривился и шлепнулся на задние лапы.

– Я повторяю свой вопрос, – Ольга сглотнула – ощущения во рту были непередаваемые. – Что это?

– Антипохмелин, – ухмыльнулся Виктор, поднося нам две рюмки с водкой. – А теперь вот это – отлакировать, так сказать, до блеска… – дождался, пока мы безоговорочно подчинимся, удовлетворенно кивнул. – Голь на выдумки хитра, господа. Путем долгих научных изысканий была выведена точная формула чудодейственной микстуры. Не буду вас грузить процентным составом ингредиентов, но основных компонентов здесь три: моча собаки-мутанта, сцеженная из мочевого пузыря мертвого животного, вороний помет и жировая прослойка одной недружелюбной змеи, которую изредка можно приветствовать на наших развалинах…

Ольгу уже тошнило, но быстро поднесенная рюмка водки пресекла критическую ситуацию.

– Уф… Что же ты сразу не сказал, Виктор?

– А ты бы выпила? – хозяин жилплощади самодовольно ухмыльнулся. – Ладно, все в порядке, жизнь продолжается. Будет небольшой рецидив через пару часов, но с ним вы справитесь.

– А мне? – жалобно попросил Серега.

– А ты не маленький, сам возьмешь.

– Спасибо вам, мужики, – искренне поблагодарил я, начиная собираться. – Хорошо у вас, но мы пойдем. Дела, знаете ли, сами не сделаются.

– Ладно, – решился Виктор, – провожу вас до вокзала. Ходить по этой местности без провожатого – эффективный способ отбросить кеды. В лучшем случае, карму себе сломаете. Но учтите, только до вокзала, дальше мы не ходим. Может, собачку оставите? – он задумчиво уставился на смирно пыхтящего Молчуна.

Пес ощетинился и зарычал. При нужде он умел выключать дурачка и понимать человеческую речь.

– Ни в коем случае! – воскликнули мы хором. А Ольга добавила. – Как вы можете, Виктор! Это же наш второй ребенок!

И снова городским руинам не было конца. Мертвый мир представал во всем своем мрачном великолепии. Прощание вышло каким-то смазанным. Серега тоже выражал готовность «усилить службу безопасности», но Виктор отмахнулся – нечего там толкаться. Сиди и развлекай Агдамыча. А лучше печку растопи, холодновато в доме стало. Мы пробирались вдоль разрушенных подъездов. Двое перебегали, третий созерцал, а потом первые двое созерцали, пока бежал третий. Где-то далеко, за просевшей аркой, за гаражным кооперативом и путевыми строениями, выли собаки. Мы добежали до конца дома, затаились у раздавленного шлакоблочной плитой зеленого «Витца». В салоне белели кости незадачливой водительницы. Одежда давно истлела, рассыпалась, но уцелела туфелька на шпильке, натянутая на косточку стопы…

В округе было тихо. Мы передвигались короткими перебежками мимо двухэтажного здания Сбербанка, засыпанного обломками примкнувшей к нему многоэтажки. В момент толчка по дороге мимо банка ехала фура с прицепом, ее перевернуло, и теперь разрозненные части автопоезда, словно детали конструктора, валялись на тротуаре. Все случилось внезапно, я даже ухом не повел! Дуновение воздуха – Виктор резко повернулся, вскинул самострел, пропела тетива. Крупное животное с клочками неравномерно растущей шерсти покатилось по ступеням Сбербанка, застыло у подножия, конвульсивно вздрагивая. Стрела пробила его насквозь. Мы попятились. Виктор прошипел, чтобы я не стрелял, а то столько дерьма слетится… Он тоже волновался, жирный пот блестел на лбу. Я никогда еще не видел таких разросшихся крыс! Это определенно была крыса – «мелкий» надоедливый грызун. Жирная, размером с двух кошек, со свирепой оскаленной мордой. Подрагивал лоснящийся голый хвост. Она напоминала гигантскую лохматую грушу. Что-то мелькнуло в заваленном проходе, у которого стоял проржавевший банкомат. Показалась еще одна тварь. Блестели хищные глаза, она злобно попискивала. Вздыбилась шерсть, как у собаки. Крыса помчалась на нас – ну, полная дура! Зарычал Молчун, рванулся ей навстречу, оттолкнувшись всеми лапами. Но Виктор уже отправил вторую стрелу из своей «двустволки». И вторая тварь, призывно пища, покатилась по ступеням. Виктор, махнув, бросился прочь, перезаряжая на бегу. Мы побежали за ним. Молчун сообразил, что его порыв остался неоцененным, помялся и припустил за нами. Мы перебежали перекресток улицы Ленина и 1905 года, перемахнули через груду кирпича и бытовой техники, затаились. Виктор стащил с носа запотевшие очки, принялся лихорадочно протирать их отворотом пуховика. Полчища крыс за нами не гнались.

– Неплохо, – отдышавшись, похвалил я. – У вас же зрение плохое, Виктор, как вам удается метко стрелять?

– Ума не приложу… – признался абориген. – Интуиция, наверное. Или задницей эту нечисть чую… Крысы в этой местности – это что-то… Здесь всегда в подвалах было много крыс, вели себя как таджики – ну, словно у себя дома, не боялись ничего, на людей фыркали. А после того, что случилось… в общем, окончательно обнаглели. Переняли повадки кротов, землю роют. Поодиночке еще ничего, а вот когда их стая – бросаются, не думая, грызут все подряд… Пойдемте, здесь два шага до привокзалки…

Через пять минут мы уже лежали в руинах на краю площади Гарина-Михайловского, угрюмо созерцали городские просторы. Мы поздно проснулись – день уже подкрадывался к обеду. Город заволокла темно-серая облачность. Надрывался ветер. И вновь преследовало ощущение позднего вечера. Привокзальная площадь была пуста – там нечему было падать. И земля здесь с корнем не выворачивалась. Чернели лишь невнятные, занесенные снегом горки – остовы машин, развалившиеся киоски, остановочные павильоны. А вот за границами площади стихия почудила на славу. Вокзал «Новосибирск-Главный» – бывшее украшение города – стал горкой мусора. От вокзала пригородных сообщений уцелели лишь несущие конструкции. Добротные здания, прилегающие к площади, отчасти выдержали удар – их строили «на века» в пятидесятых годах прошлого столетия, отдельные фрагменты почти не пострадали. Чего не сказать о высотной гостинице «Новосибирск» – неприлично рослая безыскусная коробка рухнула практически плашмя – на обычную пятиэтажку, в которой я когда-то жил…

Сердце обливалось кровью, когда я смотрел на эти развалины. Я помнил, как, воя от горя, откапывал свою Маринку, еще не зная, что она покинула дом перед толчком. Лучше бы она погибла тогда под прессом многотонных глыб…

– Дальше не пойду, – мрачно сообщил Виктор. – На площадь не суйтесь, обойдите слева, прижмитесь к гостинице. А уж на Вокзальной магистрали… понятия не имею, с чем столкнетесь. Простите, – он как-то стушевался. – Ей-богу, не могу идти дальше. Словно не пускает что-то, держит на привязи. Ну, знаете, как животные, привязанные к ареалу своего обитания… Или как ведьмы, не переходящие черту нарисованного мелом круга…

– Как же вы возвращаться будете? – поежилась Ольга. – Там крысы…

– О себе думайте, девушка, – посоветовал Виктор. – Ваши проблемы по сравнению с моими… что-то вроде парашюта с пожизненной гарантией.

– Может, что-нибудь посоветуете? – спросил я.

– Посоветую, – не смутился Виктор, озираясь через плечо. – Я, конечно, не специалист по выживанию в этом мире… Чуть почуете запах газа – бегите. Ни в коем случае не нюхайте. Этот газ не веселящий – убивает на третьем вдохе. Колодцы обходите стороной – не суйтесь в канализацию. По крайней мере в центре. Мистика там какая-то. Сойдете с ума, потом не выберетесь.

– Но мы уже были в колодце, – вздрогнула Ольга. – На улице Нарымской…

– Я не говорю про улицу Нарымскую, – поморщился Виктор. – Я говорю про подземелья Центрального района. К тому же готов поспорить на бутылку водки, что глубоко в колодец вы не спускались. Это не считается. Просто примите на вооружение. Вороны и голуби – падальщики, но с голодухи могут напасть и на живого человека. Не подпускайте их близко. Без нужды не стреляйте. Опасайтесь крыс – они тут отдельная грустная тема. Люди говорят, что этими тварями перегружены подземелья ЦУМа, «Флагмана» и «Бонанзы» – они до сих пор находят там еду и радостно размножаются. Влезете во что-то непонятное, особенно в ночное время – просто уходите, тихо, без паники. Шуметь ни в коем случае нельзя.

– Мы поняли, спасибо, – я неуверенно помялся. – Скажите, Виктор, вот вы вроде неглупый человек… Надеюсь, вы вникли вчера в нашу историю. Скажите, зачем эти люди похитили мальчишку?

– Думал уже, – соорудил неопределенную мину Виктор. – Завиральные версии об усыновлении или индийскую мелодраму с объявившимся отцом рассматривать, вы правы, не стоит… Вы прекрасно понимаете, что в этом мире фактически не осталось детей. Вот отсюда и пляшите.

– А куда плясать-то? – не поняла Ольга.

– Да куда хотите, – серую личину проводника исказила усмешка. – В голову приходят только фантастические версии. Детей приносят в жертву какому-нибудь сверхъестественному божеству, надеясь, что ударит молния, разлетятся по небу тучи и пепел, выглянет солнышко, и снова на земле воцарятся гармония и рай… Или, скажем, именно ребенок укажет невежественным взрослым дорогу в Шамбалу – страну сияющего света… Помните залипуху про Шамбалу? Мистическая страна, часть классического индуизма, связанная с местом рождения будущей аватары Вишну? Якобы царство в Средней Азии, сделавшееся невидимым для человеческих глаз. Где ее только не искали – эту Шамбалу: и на Алтае, и в Саянах, и даже на Крайнем Севере. Несколько веков уже ищут. Праведное общество, прекрасный климат. Стоит найти эту страну – и будет людям счастье. Мудрость одолеет невежество, духовность – косность, самоотверженность – эгоизм. Сгинет нечисть, уйдут природные катаклизмы, воцарятся мир и гармония. А если учесть, что только чистые сердцем могут найти к ней дорогу, то данная версия имеет под собой резонные основания, согласитесь? У кого еще в нашем мире остались чистые души и сердца, как не у детей?