Текст книги "Я навсегда тобою ранен..."

Автор книги: Андрей Орлов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 18 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]

Глава четвертая

– Эти страсти трудно переоценить, – хмыкнул Крюгер, выслушав рассказ о моих ночных похождениях.

– И чем вы там занимались с Анной Михайловной? – наморщила лоб невыспавшаяся Янка. – У нашего начальника, кажется, просыпается интерес к жизни. Скоро он начнет приходить в азарт от всего, что шевелится и реагирует на раздражение.

– Кстати, насчет страстей, – вспомнил Венька. – Страсти подразделяются на мексиканские, индийские, африканские и русские. В последних зачастую фигурирует топор. То, что я увидел вчера, было мордобитием в одни ворота – не припомню, чтобы в финале кто-то болел амнезией, пил водку или пел и танцевал в национальных индийских одеждах...

– С удовольствием бы вас послушал, – хмуро перебил я. – Но некогда, поэтому, выражаясь по-английски, ступайте все в задницу. Как у нас с Сычевой?

– Проснулась в кольце хмурых милиционеров, – поведал Венька. – Что, естественно, вселило ужас в ее больное сердце. Но температура прошла.

– Будем беседовать, – я обвел строгим командирским взором присутствующих, – а потом определим линию поведения.

– Но сегодня зарплата, – как-то ненароком обронил Крюгер. – Точнее говоря, пособие по бедности, которое называется этим словом.

– Может, поднимут? – выразила всеобщие чаяния Яна Владимировна. – Я слышала по телевизору, что стабилизационный фонд государства уже не помещается в швейцарские банки.

– Не поднимут, – пессимистично предсказал Венька. – Государство – это не мы. А к чему ты это ляпнул, Крюгер?

– Получим и поедем, – с надеждой посмотрел на меня Крюгер. – Скоро привезут.

– Вот тебе! – Я слепил два жирных кукиша и выставил ему в рожу. – Марш в машину!

Не стоило терзать больную женщину. Дорога не такая уж дальняя. Переулки в нашем городке, к сожалению, не асфальтируют. Все четыре колеса вязли в грязи – я вел машину, матерясь сквозь зубы, а трое в салоне на всякий случай помалкивали, молясь, чтобы я не застрял. Гавкал Тузик, парочка сержантов наслаждалась бездельем (с удовольствием заставил бы их рыть канаву), бледная женщина бесцельно слонялась по дому...

Теперь беседа велась под протокол. Говорили обо всем, что связывало данную особу с Грушницким и (опосредованно) с Башлыковым. Она уже знала, что ночью в дом пожаловал гость, и лишь благодаря усилиям доблестной милиции она еще жива. Поэтому Анна Михайловна всеми силами старалась помочь следствию. Она понятия не имеет, что от нее хотел этот призрак. Нет, она не владеет «закрытой» информацией. Самое скверное, что женщина не врала – она действительно не понимала, что происходит. Пришлось сообщить о смерти Башлыкова. Последовала минута молчания, слезы потекли из глаз. Мы оставили ее в покое, и вскоре женщина стала вспоминать свою жизнь естественным образом. О том, как познакомилась с Грушницким, о нечастых свиданиях, в которых было мало романтичного, но, в общем, «все как у людей»...

– Подождите, – она наморщила лоб. – Я вам вчера не сказала... Несколько раз Алексей с Башлыковым куда-то уезжали. Он приносил мне штормовку, драный рюкзак, просил починить и как-то обмолвился, что они собираются прогуляться по Ашлымбашу... Вы же знаете, что такое Ашлымбаш? Это горная речка, она течет параллельно Уштыму, через базу «Белые зори» и не предназначена для прогулки. Там высокие пороги, бешеное течение...

– Мы знаем, что такое Ашлымбаш, – уверил я.

– А потом я случайно слышала обрывки их разговоров. Звучало название: «Белые зори»...

Я почувствовал, как в организме что-то начинает происходить. Предвестник беспокойства, какого-то неудобства, неясные предчувствия.

– А еще они говорили про какого-то третьего... – раскрывала бывшая учительница бездонные глубины памяти. – Я решила, что он должен поехать с ними. Я стояла на кухне, а они курили на крыльце и, видимо, увлеклись... Башлыков спросил: а где Багор будет ждать? Алексей ответил: мол, место встречи изменить нельзя – за Федориной горкой. Это возвышенность на дороге – в трех верстах от города. А потом засмеялся: ему же марафет нужно навести, невидимкой прикинуться...

– Вы сказали, «Багор»? – перебил я.

– Ну да, – пожала плечами Анна Михайловна.

– Может быть... «Бугор»?

– Вряд ли. Прозвучало явственно – «Багор». Я запомнила, потому что сразу на ум пришла эта длинная штуковина с крюком на конце...

– Он не говорил, зачем им нужно... прогуляться по Ашлымбашу?

– Не говорил, – вздохнула женщина. – Но делал при этом такое загадочное лицо... А однажды был навеселе и объявил, что наша жизнь может вскоре измениться в лучшую сторону.

– Понятно. Итак, давайте сначала, Анна Михайловна. Как следует из ваших объяснений, несколько раз Грушницкий, Башлыков и предположительно примкнувший к ним третий...

– Раза три, если точнее, – перебила женщина. – В апреле, мае и, кажется, августе. И каждый раз это случалось на выходные. Два дня их где-то носило...

– Замечательно. Одевались по-походному, запасались продуктами и пропадали. В разговоре фигурировали «Белые зори». Подробностей не сообщалось. По возвращении домой впечатлениями не делились.

– Алексей серьезно распорол плечо в августе. Сказал, что налетел на скалу. А после последней поездки был совсем мрачным...

Мысль вертелась, как собака на привязи. Мы выжали из Анны Михайловны все, с этого часа она не представляла интереса для дальнейшей работы. Была только обузой.

– Прекрасно, Анна Михайловна, – сказал я. – Благодарим за искренность. К сожалению, мы не можем предоставить вам круглосуточную охрану, поэтому будет неплохо, если на время следствия вы куда-нибудь исчезнете.

Женщина съежилась.

– У вас есть родственники в наших краях?

Она подумала и кивнула.

– Мама... в Абакане.

– Вот и славно, – обрадовался я. – Собирайте вещи, мы свяжемся с ГАИ, вас отвезут. О работе не волнуйтесь, все уладится. Вашему руководству сообщат, что по срочным государственным причинам вам потребовался короткий оплачиваемый отпуск.

В помещении висела гнетущая тишина. Крюгер в пятый раз пересчитывал зарплату (больше не становилось), сочиняя уважительную причину, чтобы сорваться в магазин. Янка листала прижившийся в отделе справочник по абаканской недвижимости, гадая, подходящий ли нынче период для крупных капиталовложений. Венька мечтал о лимузине с трехцветной свадебной полосой, доме на Борнео и о посильном участии в вопросах демографии.

– А надысь опять в «Белых зорях» видели обезьянообразное существо в лохмотьях... – подняла затуманенные очи Янка. Пошевелила губами и добавила: – Которое с легкостью газели прыгало по скалам и сводило с ума туристов.

«Не часто ли в последнее время фигурируют эти два слова – «Белые зори»?» – подумал я.

– А в Междугорске арестовали районного судью, – увел беседу в сторону Венька. – Благообразный седой дядечка, посвятивший всю свою сознательную жизнь отправлению правосудия. Совращение малолетних шьют.

– Как в анекдоте, – восхитился Крюгер. – Судят армянина за то же самое. Судья спрашивает: «Объясните, подсудимый, как вы докатились до такой жизни?» А тот и отвечает: «А вы представьте, ваша честь, – иду это я, а он навстречу, такой маленький, пухленький, шортики розовые, ножки толстенькие, весь такой кудрявый, румяный...» – «Подсудимый, перестаньте издеваться! Не забывайте, что вокруг вас тоже люди!»

Мы лениво похихикали. Сказка – ложь, но очень грустно.

– Так как насчет обезьянообразного товарища? – гнула кретиническую линию Янка.

– Обезьяноподобного, – поправил грамотный Венька.

– Хорошо, – сказал я. – Будем считать, что в окрестностях Алымшанского кряжа появился снежный человек, которого привлекает конфигурация туристских домиков. Грушницкий с Башлыковым собрались изловить этого тренделя, обессмертить свои имена, разбогатеть, в связи с чем предприняли несколько экспедиций, увы, закончившихся неудачей. В это же время кто-то собирает на них информацию и в итоге приканчивает – попутно с тем субъектом, который собирал информацию.

– Почему кто-то? – удивилась Янка. – Снежный человек и нанял частного сыщика.

– Так я сбегаю? – обрадовался Крюгер.

– Сидеть, – сказал я. – Мы еще не получили расп...дон от начальства, прошу прощения за меткое слово. Вот получим – тогда и нахреначимся все вместе. А сейчас, дорогое христолюбивое воинство, почему бы – в качестве исключения из правил – немного не поработать?

Ближе к обеду меня пронзило – аж мурашки поползли: я же с позавчерашнего вечера не кормил кота! Как умчался в тайгу ловить психов, так больше не возвращался! Я живо собрался, наказал Вениамину с Янкой стеречь Крюгера и помчался домой. Возиться с машиной не хотелось (застряну в распутице и буду ковыряться до вечера), да и ноги тренировать надо. Дождь утих, в воздухе висела взвесь, в небе ни просвета – тучи тянулись бесконечным потоком. Я закутался в дождевик, свернул в ближайший переулок и побежал на Тальниковую...

У калитки, словно нарочно, кто-то вывалил самосвал с грязью. Я прогулялся до забора соседей (они на днях разбирали сарай), отобрал из неликвидов пару досок, доволок до калитки и соорудил что-то вроде переправы. И вдруг в груди дрогнуло: у моей калитки наблюдались следы человеческих ног...

Это было некстати. Сдвинув доску, я присел на корточки и изучил находку. Мужские сапоги сорок четвертого размера с рифленой подошвой. Сохранились прекрасно, человек стоял не далее часа тому назад – иначе следы размыло бы дождем. Еще раз внимательно осмотревшись, я сделал второе открытие: человек не просто стоял у калитки, он вошел внутрь! Обратных следов не было. И грязь его не смутила...

Помявшись, я все же принял решение не поднимать в ружье городскую милицию. Осторожно приоткрыл калитку, проник на прилегающую к дому территорию и несколько минут мерцал под рябинкой, разглядывая промокший пейзаж. В саду чужие не таились – если не учитывать сарай на задворках, утепленный сортир и заднюю сторону дома. Тишка не мяукал, а это более чем странно. Голодный кот устраивает под порогом такой концерт, что возбуждается вся округа...

Снайпер за шторами не просматривался. Я прокрался вдоль фундамента, пригнулся в районе окна и бесшумно взобрался на крыльцо. Половик под дверью был испачкан – ноги вытирали. Я попробовал дверь – поддалась! Кто-то вошел в мой дом и даже не счел нужным запереться!

Сняв предохранитель, я передернул затвор и уже собрался в резкой форме поинтересоваться, что же, собственно, происходит? – когда из дома прозвучал мужской голос:

– Ради бога, не надо стрелять, это не грабеж и не засада...

Говорить-то можно всякое... Я ворвался в дом, скомкав половик и опрокинув бак с водой. Человек на стуле миролюбиво поднял руки.

– Сижу, не шевелюсь, не нервничайте, капитан...

– Молчать! – зарычал я и, не спуская ствола с этого прохиндея, заглянул во все смежные помещения (их не так уж и много), встал в мертвую зону между окнами, чтобы не сняли со двора, и прицелился человеку в лоб. Визитер раздраженно поморщился.

– Перестаньте, я пришел с миром.

Это был сравнительно плотный крупноносый мужчина в водостойком плаще. Брови срослись, челюсть выдавалась уступом, глаза колючие, насмешливые, волос негнущийся, задубевшая кожа лица говорила о том, что человек много времени проводит на свежем воздухе. Посетитель был в годах, обладал завидной выдержкой.

– Вы понимаете, что я могу вас пристрелить, и мне за это ничего не будет?

– Зачем вам в меня стрелять? – спросил посетитель.

– А чтобы проблем в дальнейшем не было.

– Побойтесь бога, какие проблемы, – лицо незнакомца озарилось улыбкой. Странно, что с таким отношением к жизни он не растерял половину зубов, хотя и прокурил их основательно.

– Хорошо, давайте заново. Чьих будете, гражданин?

– Григоренко Александр Иванович, – посетитель медленно извлек из кармана паспорт в зажульканных корочках и бросил на край стола. Я подошел, не теряя бдительности. – Проживаю в переулке Гусиный Брод, дом четыре. У восточного моста через Уштым. Служил до девяносто пятого года надзирателем в колонии строгого режима № 45989 – сорок верст на юго-запад от Абахи, вышел на пенсию, проживаю в Рыдалове, вдовец, имеется сын тридцати неполных лет, проживающий с семьей в Комсомольске-на-Амуре, сестра в Аркалы... Работаю сторожем по контракту: весной и летом – на базе «Белые зори», осенью, зимой – в Доме культуры работников пищевой промышленности. Никаких конфликтов с Уголовным кодексом...

Название «Белые зори» в последнее время стало вызывать резкий приступ тошноты.

– Прекрасно, – проворчал я. – Вы вламываетесь в чужой дом, и это называется «никаких конфликтов с Уголовным кодексом»?

– Ей-богу, ни к чему не прикасался, – картинно перекрестился мужчина. – Почти. Просто сидел и ждал.

– Постучались хоть?

– Зачем? – Нежданный гость улыбнулся еще ярче. – В доме голодный кот, который орет на всю улицу. Можно предположить, что хозяин либо умер, либо отсутствует. Вы плохо прячете ключ, капитан. Под ступенькой – это так примитивно.

Ключ лежал на столе, по которому Григоренко постукивал ладошкой, – то есть волновался, хотя и старательно делал вид, что спокоен.

– А с чего вы взяли, что я приду?

– Так кот же голодный, – он посмотрел на меня, как на бестолкового студента. – Мне думалось, вы о нем вспомните. Не может начальник уголовного розыска быть таким безответственным к тому, кого приручил. Но не думайте, что я стал бы ждать до скончания века – посидел бы еще чуток и побрел своей дорогой...

– Хорошо, – упорствовал я. – Голодный кот. И где он сейчас?

– Там, – показал посетитель подбородком. Из-под тумбочки на свет смотрели два зеленых фонаря. Вступаться за хозяина домашний любимец, похоже, не собирался. Он скромник, если требует ситуация.

– Я дал ему немного рыбы – он съел. Теперь не орет. Извините, что забрался в ваш холодильник. Не самый, скажем так, наполненный холодильник в этом городе.

– Но это мой холодильник, – проворчал я.

Я сел на стул и скрестил ноги. Пистолет убрал на прописанное инструкцией место. Думаю, в случае нужды я сумел бы скрутить этого пирата.

– Причина визита?

– Поговорить. Простите, капитан, я не мог стоять под дверью – я должен был либо уйти, либо спрятаться. Не хотелось попадаться на глаза посторонним.

Я встречался в жизни с отдельными представителями данной породы. Эти люди не выбились... в люди, благодаря своей кажущейся независимости и презрительному отношению к начальству. Они считают, что начальство – это такие же люди (правда, те об этом не знают).

– Так какая нужда привела вас в чужой дом, Александр Иванович?

– Не спрашивайте, откуда я знаю, – гость убрал с лица улыбку и подался вперед. – Вы расследуете убийства двух парней из нашего городка и одного приезжего.

«А узнать он мог от Анны Михайловны Сычевой, – подумал я. – Или от несознательной гражданки Светланы Новиковой, с коей упомянутая гражданка успела переговорить... Или от любого информированного мента из нашей районки. Да от кого угодно!»

Я молчал. Мне было до лампочки, откуда он слямзил информацию.

– Во-первых, – сказал Григоренко, – я знаю, что произошло пятнадцать лет назад и кто несет за это ответственность. Во-вторых, я знаю, что искали на Ашлымбаше люди, именующие себя Грушницким и Башлыковым, и готов обосновать, почему они ничего не нашли. Не забывайте, что я продолжительное время провел на базе «Белые зори». В-третьих, я знаю, с кем они проводили поиски, кто их покрывал и кто продолжал это делать до их последнего часа...

– «Багор», – тихо сказал я. И попал в самую дырочку.

Григоренко осекся, лицо окаменело. Но он поборол растерянность.

– Простите, капитан?

– Просто дружеское предупреждение, Александр Иванович. Не надо давить своей информированностью. Не поверите, за последние девяносто лет отдельные милиционеры в этой стране научились работать. Давайте поменьше загадок. В девяносто первом году могло произойти что угодно – например, ваш покорный слуга вернулся из армии.

Но мой собеседник не мог обойтись без загадок. Не за тем он сюда явился. Он всматривался в мое лицо, пытаясь пробиться в темень сакральных мыслей, и верные выводы сделал.

– Вы не знаете, кто такой Багор, капитан. Вы просто не имеете права это знать.

Как сильно сказано. Я чуть не рассмеялся.

– Вы правы, Александр Иванович, я этого не знаю. Что дальше?

– Хотите узнать?

Я кивнул.

– Это не позволит вам раскрыть преступление до конца, но натолкнет на верный след и позволит продвинуться в расследовании.

Я решил, что не буду смеяться. Люди породы Александра Ивановича обладают завышенным самомнением, но иногда имеют на то основание.

– Я работал сторожем в административном корпусе на базе, – поведал посетитель. – Раньше база пользовалась спросом – бесподобно красивые места, горная река с порогами и водопадами, кишащая рыбой, буйство флоры, прокладывались специальные туристические маршруты – для тех, кто жаждет активного отдыха, экстрима, рыбалки, охоты на горных коз, а втихаря и на хищников. База «Белые зори» была мощным хозяйством, которому требовалась охрана. Но в прошлом году скончался директор, Трубников Леонид Елизарович, царствие ему небесное, назначен какой-то олух из кавказцев, и процветающее предприятие начало загибаться. К тому же открылась новая база в Аркалы – а та отлично оборудована, плюс дурная молва о «Белых зорях», гибель двух туристов в мае – обычная пьянка, безумное пари, и парень с девушкой красиво разбились о камни – причем процесс их смерти удалось даже заснять... Словом, отдыхающих немного. Но есть. Эта троица приезжала в выходные, в отсутствие администрации, выбирая такое время, когда народ под ногами не путался, – скажем, в дождь. Они уходили вниз по Ашлымбашу и на какое-то время исчезали. Потом уединялись в крайнем домике, пили водку, ругались, обговаривали новый маршрут, а наутро опять исчезали...

– Считайте, что вы меня заинтриговали, Александр Иванович. Кто же этот таинственный Багор?

Сторож пристально смотрел мне в глаза.

– Услуга за услугу, капитан...

– Мы будем торговаться? – вспыхнул я.

– Будем, – кивнул Григоренко. – Прошу не за себя, капитан. У меня сестра в Аркалы. У сестры дитя непутевое. Денис Хорьков. Сидит в Аркалинском КПЗ. Пьяная драка на дискотеке, парню размозжили ногу, пришлось ампутировать. А дитя считается зачинщиком потасовки, хотя не больно-то похож – пацан скромный и в тот вечер был трезвый – даже менты подтверждают. Разобрались бы вы с этим делом, капитан. Уж сильно мать убивается.

«А как, интересно, мать одноногого убивается?» – подумал я.

– Вы наглец, Григоренко, – покачал я головой. – То есть теперь я должен решать ваши проблемы на всем постсоветском пространстве? Что нам ваши Аркалы? А сынок где, говорите, проживает? В Комсомольске-на-Амуре? Тоже помощь требуется?

– Это не смешно, капитан, – визитер насупился. – Аркалы совсем рядом – вам не сложно решить проблему. Я не прошу немедленно освободить паршивца. Просто разберитесь – позвоните тамошним следователям, поговорите с парнем – вникните, черт возьми, в проблему! Или спокойно будете ждать, пока вас снова пропесочат прокурор и ваш главный бульдозер, а вам нечем будет их обнадежить?

От ментов получает информацию...

– Хорошо, – подумав, допустил я. – Разберусь. Выкладывайте свои ценные наблюдения.

– Вот и разберитесь, – Григоренко, хрустнув коленями, поднялся.

– Уже уходите? – удивился я. – Может, чаю? Или водочки?

– Разберитесь, капитан, убедительно вас прошу, – стрельнул глазами Григоренко. – А попозже мы с вами поговорим. И не вздумайте меня останавливать, присылать своих архаровцев, пытать в застенках – это бесполезно. Наша беседа – неофициальная, трудно доказать, что она имела место. Но информация, которой я располагаю, – заявляю вам с полной ответственностью – очень любопытная.

У порога он надвинул на голову капюшон и повернул голову. Глаза смотрели из полумрака – решительно, немного грустно. Не он атаковал меня у дома Анны Михайловны – как бы ни хотелось мне увериться в обратном. Тот поганец был пониже ростом и не такой массивный.

– Не рассказывайте никому, капитан, что мы с вами встречались. Для вашего и моего спокойствия. Договорились?

– Извините, Александр Иванович, – я мстительно улыбнулся. – Мы с вами ни о чем не договаривались. Вряд ли удастся утаить факт беседы. Поэтому будем ждать вашего скорейшего выхода на связь. Всего вам доброго. И будьте осторожны.

Мне казалось, он раскаивается, что заявился в дом к такой ничтожной личности. А я не мог вести себя иначе. Ненавижу, когда мной манипулируют – пусть даже с благими намерениями.

Он поколебался, но решил проявить твердость и вышел за порог. Я с укором посмотрел на кота, вылезающего из-под тумбочки, – что ж ты, тварь неблагодарная?...

Между этажами меня поймал капитан Лукоморов – блондин, зануда, заместитель начальника патрульно-постовой службы капитана Рябчикова – и как-то озабоченно прижал к перилам.

– Артем, я слышал, вы занимаетесь турбазой «Белые зори»?

Я чуть не вмазал ему под челюсть. Во-первых, не люблю, когда меня прижимают к перилам, во-вторых, любое упоминание этой злосчастной базы уже выводило из себя! Но я проявил титаническую выдержку – ради спокойствия себя и своих будущих детей.

– Александр, – сказал я, – мы никогда не занимались турбазой «Белые зори», поскольку турбаза – лицо неодушевленное. А если хочешь принять участие в расследовании трех убийств, то милости просим в кабинет.

– Жалко, – Лукоморов вытянул небрежно выбритое лицо (впрочем, по сравнению с моим оно смотрелось, как коленка). – На базе опять с утра заварушка, и Неваляев просил меня разобраться.

– Какая еще заварушка? – я тоже вытянул лицо и выбрался из объятий капитана.

– Да мистика какая-то, – Лукоморов отмахнулся и обнял коленкоровую папочку. – Отдыхающие жалуются, что на них пытались напасть, хотя почему-то не напали. А нападающего описывают так, что волосы дыбом... Одна семья уже разругалась с директором и уехала. Дурдом какой-то... Может, у них крыша поехала?

– А ты подумай хорошо, а не так, как всегда, – посоветовал я. – У одного психологически настроенного индивидуума еще может поехать крыша. Но чтобы разом у всей семьи – это сомнительно. Так что съезди, разберись. Там красиво, Александр. Там чудеса, там леший бродит... И желательно сам – не посылай своих бойцов, которых из тайги мобилизовали.

– Предчувствие у меня было, – пожаловался в спину Лукоморов. – Всю ночь ворочался, уснуть не мог...

– Не надо было ворочаться, – бросил я через плечо. – Тогда уснул бы.

С предчувствиями у самого был полный порядок. Я ворвался в кабинет, когда работа была в разгаре. Венька Лиходеев с умным видом морщил лоб, изучая мятую бумажку. Крюгер сходил с ума от трезвого образа жизни, а Яна Владимировна внимательно следила, чтобы это дело не вылилось в бунт.

– На ковер-то скоро пойдем? – умоляюще посмотрел на меня Крюгер. Совсем скрутило мужика – куча денег в кармане, а приложиться к живительному источнику – никакой возможности.

– Бедненький, – ядовито посочувствовал я, – нарушил заведенную традицию... Последней радости лишили.

– Не умею я не пить... – стыдливо уткнулся в пол старший лейтенант.

– Учись, – не отрываясь от бумажки, буркнул Венька. – Перед зеркалом тренируйся.

– Сволочи вы все... – стал удаляться в транс Крюгер. – Отутюжить бы ваши хари...

Янка ехидно замурлыкала: «Перед зеркалом кривым независимо держаться...»

– Криминалисты отписку подсунули, Артем, – поднял голову Венька. – По поводу следов у дома Сычевой. Штумпф еще похихикал: не нашли, говорит, волосинок от серой шерстяной кофты. Но там, где бегал твой партнер по спаррингу, пропахали носом, прежде чем дождь смыл следы. Зафиксированы отпечатки резиновых сапог – сорок второй размер, протектор слабый, средняя длина шага... То есть невозможно определить, кто это был. Мужчина, женщина, ребенок... Надеваешь толстый шерстяной носок на маленькую ногу и не испытываешь дискомфорта.

– Или два носка, – мурлыкнула Янка.

– Они хоть удосужились пройти по следам?

– Удосужились, – кивнул Венька, – до соседней улицы. А там нормальный тротуар, и вся эта халва, разумеется, кончилась. Поисковые собаки нам по штату не положены – сами как собаки. Да и толку при раскисшей погоде от поисковых собак? Наверняка в ближайшем переулке этого типа ждала машина...

Я открыл было рот, чтобы поведать о посетителе в моем доме, но тут зазвонил телефон. Я схватил трубку, удрученно отметив, что звонок – по внутренней линии.

– Не желаете хорошо провести время, Артем Николаевич? – ехидно осведомилась секретарша шефа.

– Ковер постелен, Изольдочка? – сглотнул я.

– Дождались, слава те, господи... – начал растекаться по табурету Крюгер.

Дамочка хихикнула.

– Собралось все милицейское и прокурорское начальство. Ждут не дождутся вас и ваших людей. Игнатий Филиппович с Игорем Витальевичем так орут, что уши отваливаются, ей-богу. Ох, и будет вам сейчас! А если учесть, что Игнатий Филиппович сегодня свою машину о столб размазал...

– Понятно, – обреченно вымолвил я. – Перецеловался со всеми машинами в городе, теперь будет собирать столбы... Как вы думаете, Изольдочка, у нас есть хоть слабая надежда?

– Есть, – развеселилась секретарша. – Вот только шансов у вас нет. Постарайтесь не задерживаться, Артем Николаевич, наше светило дважды повторять не любит.

Несложно предположить, что начальство в этот день будет буянить по полной программе. Мы выстроились в колонну по одному и хмуро потянулись на разнос. У каморки дежурного, который в этот час отсутствовал (безусловно, по уважительной причине), меня схватила за рукав благообразная старушка в платочке.

– Сынок... – забубнила бабушка, – я в «аварийке» на Советской живу... Ты здесь старший? Мне сказали, такой высокий, симпатичный... Послушай, тут ко мне мужчина давеча приходил... а у меня как раз трубу прорвало...

– К дежурному обратитесь, бабушка, – отбился я, – а лучше сразу в ЖЭК – они вам точно помогут...

Она продолжала бубнить в спину, но мы уже восходили на лестницу, готовясь к канонаде.

Светопреставление удалось на славу. Из разряда «бей своих, чтобы чужие боялись». Помимо заявленного начальства, в кабинете Неваляева присутствовали руководитель районной криминальной милиции Забелин, начальник постовой службы Рябчиков, почему-то представитель от ГАИ, следователь из прокуратуры и некий водянистый тип, судя по физиономии, имеющий отношение к безопасности государства (вероятно, прибыл для обмена культурными ценностями). Неваляев был вылитый азиатский диктатор, воняющий химическим оружием. Он орал хорошо поставленным грассирующим «ля» – ежились даже упомянутые господа, включая чекиста. Почему, так растак, в этом паршивом городишке одного за другим убивают людей – не каких-то, прости господи, уголовников, а нормальных законопослушных граждан?! Почему, когда представилась возможность схватить за шкирку преступника, капитан Богатов предпочел получить по голове и отпустить злодея с миром? Где его носит в рабочее время, черт возьми?! Почему он небритый, как потомственный зэк?! Почему подчиненные сидят в кабинете и ни хрена не делают?! Доколе это будет продолжаться?! Сколько людей еще должно погибнуть, дабы уголовный розыск выбрался из спячки?!

Самый страшный в районе майор пылал гневом и изъяснялся матюгами. Он действительно был разозлен и расстроен. И прокурор Каморин был подавлен, словно переубивали не каких-то подозрительных мужчин с сомнительным прошлым, а его близкую родню. Он сидел неподвижно, сомкнув ладони, временами поглядывал на орущего, временами – на меня, на Яну Владимировну, которая, что ни говори, была единственным украшением сборища. Но основную часть времени он смотрел в окно, где северный ветер сгибал тополя и гнал по дороге ошметки мусора с распотрошенной помойки.

Остальные опасливо помалкивали.

Я решил не нарываться на расправу, поэтому моя ответная речь не была пересыщена сарказмом.

– Хотелось бы напомнить, Игнатий Филиппович, – в частности, сказал я, – что мы не занимаемся работой по раннему выявлению болезни. Трудимся по факту. Работниками отдела ведется кропотливая работа, и определенные выводы уже можно сделать. Инцидент у Сычевой, если угодно, можете рассматривать как неудачу, но не забывайте, что Сычева осталась жива, а пострадал недостойный капитан, на которого вы так самозабвенно кричите. А в принципе, дело ваше, товарищ майор, – я прекратил выделываться и пожал плечами. – Можете уволить весь отдел, набрать новых работников («За такую зарплату? Не смешите меня», – прошептал за спиной Венька), и пусть ловят преступника, пока тот не переубивает половину города. Но вы же этого не сделаете? Вы отлично понимаете, что отдел способен решить поставленную задачу. Зачем тогда эти акции устрашения?

Присутствующие с тревогой покосились на майора. Сдержать свое красноречие я не сумел, поэтому логично было допустить, что майор выхватит из сейфа пистолет и парой метких выстрелов завершит горячие прения. Он так, похоже, и собирался сделать, покосился на сейф, но, слава богу, посчитал, что переводить пулю на такое ничтожество – зряшное расточительство, и, набычась, стал выдумывать более коварную месть. Но тут слово взял человек, имеющий отношение к безопасности государства.

– А вот хотелось бы узнать, как в милиции построена работа с внештатными сотрудниками? – тихо поинтересовался человек с водянистыми глазами.

– У каждого по парочке тварей, – пожал я плечами. – Вы о стукачах, уважаемый?

Вопрошающий изобразил тонкую улыбочку Авгура.

– Действительно, – разодрал ладони прокурор Каморин. – Я ни разу не слышал, чтобы наша милиция проводила работу с агентами.

– Проводим, Игорь Витальевич, – вздохнул я. – Просто, как бы вам сказать... в общем, служба упомянутых граждан на первый взгляд как будто не видна...

– Довольно! – рубанул рукой по спертому воздуху Неваляев, и вновь запахло жареным. – Это последнее предупреждение, Богатов! Живо убрались работать, и теперь о всех достижениях за день будете докладывать мне лично!!! И чтобы все эти ваши хреновы секретные сотрудники носились по Рыдалову, высунув языки, иначе всех пересажаю!!!

Непонятно, какая муха укусила нашего шефа. Впрочем, с ним случается. Бороться с тайфунами бесполезно.

На обратном пути ко мне опять прицепилась благообразная старушка, забормотала о том, что к ней пришел мужчина (как-то странно в этом возрасте), что ей нужно срочно поговорить с начальником уголовного розыска, но моя голова в этот час меньше всего была настроена на выслушивание жалоб пенсионеров. Сделав умоляющий жест, я помчался по лестнице за коллегами и в кабинете, закрывшись на замок, поведал им о визите в мой дом гражданина Григоренко.

– Ни хрена себе! – сделала огромные глаза Янка. – И ты не сказал об этом нашим старшим братьям?