Текст книги "Я - сталкер. Рождение Зоны"

Автор книги: Андрей Левицкий

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 18 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]

Мы с Пригоршней округлили глаза, я ответил:

– Впервые о них слышим. Думали, перемещение случилось давно, и в живых уже никого нет.

– Не так давно. Десять зим назад. Мне важно знать, что с ними.

– Без понятия. Может, и есть службы, которые в курсе. Мы нашли телепорт случайно, и вот мы здесь. Раз ваши люди не смогли вернуться, значит, они, скорее всего, мертвы, а нам надо домой.

На той стороне линии воцарилось молчание, донеслись голоса, но слов было не разобрать.

– Так кто вам мешает? Воспользуйтесь телепортом – и вы снова дома.

Мы не переставали удивляться. Они думают, что мы переместились вместе с аппаратом?

– Как бы вам объяснить. Телепорт остался там, мы проникли внутрь, взяли устройство, потом были вынуждены его взорвать, и нас переместило сюда.

И снова молчание. Наша история стала для них неожиданностью. Я решил воспользоваться заминкой:

– Мне кажется, мы можем быть полезны друг другу, и лучше разобраться во всем при личной встрече.

– Как выглядело устройство, которое вы взорвали? – спросил собеседник.

– Темно-коричневое, округлое, с кулак размером, состояло из двух взаимопроникающих половин, но они не разъединялись.

На том конце линии совещались больше минуты и, наконец, вспомнили о нас:

– Это правда. Вам несказанно повезло, потому что вы сломали преобразователь. Вас могло перебросить куда угодно, к примеру, в дикий безлюдный мир. Или туда, где вообще жить невозможно. Насчет взаимного сотрудничества, – в голосе промелькнуло пренебрежение, кто-то тихонько пробормотал, и связной сказал: – Вы мало чем будете нам полезны. Но и проигнорировать вас мы не можем. Ответьте только на вопрос: в телепорте вы не заметили странный прибор – небольшой, с полметра, продолговатый, одна его половина черная, вторая серебристая, на светлом конце – разъем, – снова зашептали, и говоривший продолжил: – Разъем – такое отверстие…

– Знаю, что это, – прервал его я. – Ничего подобного не видел. Это что-то важное?

Мой вопрос проигнорировали.

– Приходите к заставе, местные вас туда проводят и вооружат. Тогда и поговорим подробнее. Конец связи.

Когда он отключился, Пригоршня возмутился:

– Снобы, ненавижу. Бюрократы хреновы. Они что, нам не рады?

– Они расстроились, – объяснил я. – Потому что потеряли что-то важное. Думали, мы вернем им это что-то, но… В общем, надо разобраться, что у них случилось. Скоро узнаем, – я обратился к Лучу: – Как долго идти до заставы?

– Два дня, – ответил старейшина.

– Значит, выдвигаемся, – Пригоршня аж пританцовывал от нетерпения. – Только оружие нам дайте, а то мы весь боезапас израсходовали на мутантов, пара патронов осталась. И еды дайте в дорогу. Да, и главное – карту.

Старейшина качнул головой:

– Мы дадим вам проводников.

– Пусть с нами будут Искра и Май, – предложил я. – Мы отлично друг друга поняли.

– Искра спит, она сильно ослабла, Май занят. Никто никуда не пойдет, пока мы не проведем обряд прощания с погибшими, а потом не отблагодарим вас за спасение поселка. Своими силами не отбились бы.

Вот только этого нам не хватало! Пора выдвигаться, а они праздновать вздумали.

– Спасибо вам сердечное! – в порыве чувств я приложил руку к груди. – Нам надо в Небесный город, и побыстрее. Дайте нам карту, и мы пойдем.

– Да ладно тебе, Химик, – проговорил Пригоршня. – Мы никуда не спешим. К тому же опять не выспались, – он выглянул за дверь. – Посмотри, как люди радуются, утром и пойдем отдохнувшими и бодрыми, а не сонными зомбями.

Я невольно зевнул, прикрыв рот рукой. Да, усталость давала о себе знать. Гномоподобный Луч заговорил с почтением:

– Не уходите сегодня. Порадуйте нас, тут редко бывают гости.

Внизу разожгли костер, на тамтаме выстукивали странный ритм, люди утихли и замерли изваяниями. Луч кивнул в сторону площади и начал спускаться по подвесной лесенке. Мы устремились за ним, и вскоре он смешался с толпой, а мы остановились чуть в стороне. Пригоршня толкнул меня в бок и указал на холщовые мешки, где проступали пятна крови. Я заметил три мешка, еще сколько-то скрывала толпа.

По неслышной команде люди двинулись назад, к нам, образуя кольцо. Меня чуть не сбили с ног – еле успел повернуться боком, чтобы толпа обтекла меня. Мы оказались в первом ряду кольца. В середине площади пылал костер, два совершенно лысых тамтамщика, будто погруженные в транс, работали синхронно.

Головня, Луч и еще один старейшина – сухонький согбенный старичок с клочковатой бороденкой – стояли возле пяти окровавленных мешков. Что там – не хотелось даже представлять.

Заговорил старичок голосом скрипучим, как ржавые петли двери. Он восхвалял великое прошлое человечества, напоминал о былых подвигах, о городах, которые упирались в небосвод, о летающих аппаратах, о войне, развязанной нечистью.

Лица собравшихся, преисполненные благоговения, помрачнели, на скулах заиграли желваки. Когда речь зашла о погибшем поселении, где должны были посеять семена, позади меня заголосила женщина, ее крик подхватили, и над деревней поплыл скорбный плач.

Пока они оплакивали товарищей, я рассматривал толпу. Женщин было столько же, сколько и мужчин – видимо, они сражались против врага наравне с сильным полом и гибли так же часто. Большую часть составляла молодежь, людей после тридцати было меньше, а тех, кому за сорок – единицы; сказывался жесткий естественный отбор. Дети и подростки, одетые в такие же серые спецовки, столпились правее меня и вытянулись полукольцом: сначала малыши, за ними ребята постарше. Мамы с младенцами сидели на шкурах, и их силуэты расплывались за пылающим пламенем.

Старик замолчал, и зазвучал громоподобный голос Луча. Старейшина перечислял имена погибших. После каждого имени следовала пауза, чтобы женщины могли вдоволь поголосить. Хотелось уйти. Всегда возникает некая неловкость, когда соприкасаешься с чужой скорбью, но не можешь проникнуться. Чувствуешь себя виноватым, что ли.

Когда Луч смолк, Головня шагнул к одному из мешков, развязал его, и оттуда на вытоптанную землю выкатились… Отрубленные головы манипуляторов, погибших во время бойни – не только самцов, но и самок, и детенышей.

Пригоршня выругался, я сглотнул вязкую слюну. Головня торжественно проговорил:

– Мы отомстили за наших соотечественников. Всех, кто к нам придет, ожидает смерть. Трофеи развесим на деревьях, чтобы другим неповадно было.

Умом я понимал, что враг опасен, с ним надо бороться его же методами, но принять и оправдать варварскую жестокость не мог. Старейшины высыпали содержимое остальных мешков. Дети с визгом налетели на головы, принялись катать их по площади, как футбольные мечи. Голова детеныша остановилась у моих ног: помутневшие глазки были открыты, зубатый рот – разинут. Пригоршня отфутболил башку к костру и проворчал:

– Зря остались.

– Твоя инициатива – поучаствовать в некро-шоу, – съязвил я.

Детишки развлекались минут десять, потом сами же притащили испачканные пылью головы и сложили в мешки. Снова забили тамтамы, народ расслабился, и женщины побежали по домам за съестным, чтобы достойно отпраздновать победу.

– Чё-то аппетит пропал, – пожаловался Пригоршня. – Может, ну их, и в путь?

– Карту нам давать отказались, проводники никуда не пойдут, пока все не закончится, так что придется терпеть до вечера.

Спустя минут пятнадцать на центральной площади вовсю шли гуляния. Прямо на земле на длинных полотнищах была разложена еда, мужчины ели, женщины плясали, барабанщики выбивали ритм, старейшины стояли возле потухающего огня. Мешки, слава богу, уже унесли, и Пригоршня приступил к трапезе.

Я неторопливо подошел к нему. Один из местных вскочил, глядя с подобострастием, и уступил коврик, на котором сидел. Отказываться я не стал. Аборигены косились на нас с почтением, но пока, слава богу, молчали.

Вокруг Пригоршни начали собираться девушки, но подходить еще боялись, хихикали в стороне. У меня образовался фан-клуб поменьше. Все беленькие, румяные, глазками стреляют, шепчутся. Цвет волос обсуждают? Он для них непривычен. Интересно, в Небесном городе тоже одни блондины?

Вспомнились головы манипуляторов – там и брюнеты попадались, и русоволосые. Видимо, у них с людьми общий предок, как у неандертальцев с кроманьонцами.

Когда-то я читывал научные статьи о неандертальцах. Сведений было мало, но предполагалось, что у них другое строение речевого аппарата, объем черепа больше, чем у людей. Известно, что у неандертальцев была своя культура: наскальная живопись, погребальные обряды. Самые горячие споры велись по поводу того, могли ли они скрещиваться с людьми – все-таки геном чуть отличался. Одни утверждали, что нет, другие, что могли. Всех интересовало, куда они подевались: ассимилировались с кроманьонцами или их перебили гости, перекочевавшие в Европу, на родину неандертальцев, из Африки.

Ну да, все сходится: голова у манипуляторов больше человеческой, мускулатура более выражена, скелет покрепче…

Додумать мне не дали – кто-то тронул за плечо, я чуть мясом фибии не поперхнулся. Поворачиваясь, отклонился в сторону: мною интересовалась девушка настолько красивая, что захватывало дыханье. Длинные волнистые волосы персикового цвета, чуть раскосые ярко-зеленые глаза, полные губы, и даже под мешковатой серой робой, перехваченной поясом на тонкой талии, заметна роскошная грудь.

Пригоршня, распушивший хвост перед окружившими его девочками, аж засмотрелся, чуть слюну не пустил. Девушка робко улыбнулась:

– Меня зовут Апрелия, – голос у нее оказался певучим, не низким, и не высоким.

– Красиво, – кивнул я и представился, Пригоршня тоже представился и протянул руку, но вспомнил, что женщинам руки не жмут, и убрал ее, однако девушка поняла его жест превратно и, отступив на шаг, продолжила: – Меня старейшины просили… Да и все наши – тоже. Расскажите про свой мир. Как вы живете, про обычаи. Нам очень интересно.

Ноздри защекотал сладковатый дым. Пригоршня чихнул, я глянул на прогорающий костер, куда Луч щедро сыпал листья. Ритуал такой, что ли?

Люди переместились туда, куда дым сносило ветром. Голова приятно закружилась, краски стали ярче, на душе зацвели цветы и запели птицы. «Это какая-то дурь, – подсказал внутренний цензор. – Уходи, ветер дует на тебя, неизвестно, как отреагирует твой организм».

– Расскажу, – кивнул я Апрелии и обратился к Пригоршне: – Уходим отсюда ближе к костру, там будем вещать, дым не вдыхай, это наркота.

– Тю, а я подумал, чего так весело стало, – он поднялся и направился к кострищу, встал с той его стороны, откуда дул ветер, рядом со старейшинами. Его тотчас окружила толпа девчонок. Прямо не сталкер, а рок-звезда с поклонницами.

– Апрелия вам передала нашу просьбу? – проговорил Луч.

– Конечно, она так прекрасна, что мы не смогли ей отказать, – ляпнул я и прикусил язык.

Что на меня нашло? Наверное, наркота виновата: что думаю, то и говорю. Надо быть поосторожнее со словами и желаниями, а то еще воспользуюсь девчонкой, она окажется девственницей – придется жениться и забирать ее в свой мир.

Красота, конечно, страшная сила, но брать ответственность за женщину я не готов. Голова продолжала кружиться, отрубленные головы манипуляторов забылись, и я, наконец, расслабился.

Местные обступили нас плотным кольцом и приготовились внимать. Среди них я заметил Мая. Искра же, видимо, отсыпалась после ранения.

– Спрашивайте, – прогудел Пригоршня, снимая рюкзак, ему тотчас протянули шкурку, на которой он уселся.

– У вас есть оружие, – сказал Луч. – С кем вы воюете?

Ответ, что мы воюем с другими людьми, настолько шокировал местных, что они подняли шум и галдели минуты две. Потом я начал рассказывать о наших достижениях – технике, медицине, кибернетике. Затем о традициях. Второй раз местные разгалделись, когда я сказал, что есть страны, где мужчине позволено жить с мужчиной, а женщине – с женщиной.

– Мы таких сразу убиваем, – отрезал Головня.

Н-да, толерантностью новые знакомые не отличаются.

Еще их удивило, что у людей нашего мира бывает черная и желтоватая кожа.

Кто-то из толпы поинтересовался, можно ли к нам переселиться, там ведь хорошо: зима не такая злая, нет отравленной земли.

На минуту я задумался: теоретически, конечно, можно. Найти брошенную деревню, переселить их туда, научить, что врать ментам, но все равно ими заинтересуются, и проведут они остаток жизни в лаборатории.

Пришлось объяснять, что у нас каждый человек посчитан, лишним будут не рады, потому что и так перенаселение.

Между тем, голова приятно кружилась, Пригоршня обнимал за талию ближайшую девчонку – ему, по сути, было все равно, кого обнимать. Мои руки сами тянулись к Апрелии, стоящей чуть позади и правее, но каждый раз приходилось себя останавливать: одно дело – с равной переспать, другое – использовать симпатичного ребенка. Нельзя так.

Местные под действием одурманивающего дыма были веселы и благостны. Большая часть ушла исполнять первобытные танцы под тамтамы, некоторые разбились по парам и уединились. Н-да, видимо, тут не все живут семьями, и нравы довольно свободные. Я покосился на улыбающуюся Апрелию. Родись она в нашем мире, давно украшала бы обложки журналов, ее водили бы по клубам, катали бы на дорогущих авто. Она быстро растеряла бы свою естественную прелесть и приобрела красоту гламурную…

Я потряс головой. Что за забористая трава! Неужели, Химик, ты уже жениться собрался? Ты это брось. Вам надо завтра утром выдвигаться в Небесный город, потом – как-то заинтересовать горожан, чтобы они отправили вас с Пригоршней домой.

Кстати, где напарник? А, вон он, у них с грудастой блондиночкой мир да любовь.

– Пригоршня, – крикнул я. – Расскажи-ка про наши войны.

Рассказчик из Пригоршни не самый лучший, но его история еще держала внимание слушателей, потом же они, одуревшие, разошлись кто куда, предоставив нас самим себе. Я отодвинул в стороны девчонок и шагнул к Никите:

– Пойдем дрыхнуть, что ли. Нам предстоят бессонные сутки.

Поймав себя на мысли, что действую легкомысленно, отыскал в толпе Головню и Луча и велел им разбудить нас, едва рассветет. И дать проводников, а также Мая и Искру. Апрелия увязалась было за мной, но остановилась поодаль – боялась подходить к старейшинам.

Головня, хорошо надышавшийся, закивал и попросил не беспокоиться об этом. Мы направились к ближайшему подвесному мостику. Невзирая на затуманенность рассудка, обратную дорогу я помнил. Апрелия рванула за мной, но я остановил ее, взяв за плечи, и с сожалением посмотрел на прекрасное лицо:

– Сколько тебе лет, девочка?

Думал, ответит, что двадцать, ан нет:

– Семнадцать, – улыбнулась она.

– Фак! – воскликнул Пригоршня и закашлялся, поперхнувшись.

Апрелия часто-пречасто заморгала:

– Что-то не так?

– Иди спать, ребенок. У нас за половую связь с детьми мужчин запирают в клетке и держат там много лет.

Апрелия упрямо тряхнула головой, и персиковые волосы рассыпались по плечам:

– Я не ребенок. Я уже год, как взрослая!

– Иди домой, – я разжал руки и поспешил к Пригоршне, который тоже только отбился от толпы поклонниц.

– Я не педофил, – убеждал он себя, карабкаясь по лесенке. – Пять лет тюрьмы. Пять лет!

– Это ты по максимуму берешь, можно и условным сроком отделаться. К тому же семнадцать лет – не четырнадцать. Где ж еще такой цветник найдешь?

– Да иди ты, – отмахнулся Никита.

Когда мы добрались домой, только начало смеркаться, но поскольку выдвигаться надо было часов в пять утра, следовало хорошенько отдохнуть. Мы тотчас повалились на кровати-выступы, расстелили спальники поверх постелей местных, и Пригоршня тотчас размеренно засопел.

Мне не спалось, захотелось закрыть дверь на замок, но я не обнаружил даже щеколды и лег в постель. Чтобы заснуть, принялся мысленно собирать кубик Рубика, и это, как обычно, сработало.

Снился мертвый Черный город, вампиры, убегающие от огромного змея, я бежал вместе с ними и тащил за собой Энджи. Под ногами, как колобки, катились отрубленные головы манипуляторов, живые и напуганные.

Мы свернули с центральной улицы и спрятались в огромной ржавой бочке. Энджи прижалась ко мне и начала гладить грудь, плечи… Стало тепло, уютно, и сразу забылись все кошмары. Потом она обняла меня, поцеловала, я ответил… и проснулся. И обнаружил, что в постели не один. Вскочил, вспомнив ночного гостя из покинутого города, перепрыгнул через чье-то тело и только тогда понял, что это Апрелия, которая так и не отказалась от своих намерений.

– Ты что тут делаешь?! – выдохнул я. Вопрос был риторический – и так все ясно.

– Пришла, – шепнула она, зашуршала одеялом.

Тьма стояла беспросветная, я едва видел очертания предметов.

– Не прогоняй меня, – попросила девушка.

– Мать моя Зона! – я провел рукой по лицу, немного потоптался на месте, затем нащупал кровать, сел на край. Апрелия попыталась обнять, но я отодвинулся. – Вылезай из постели.

Она снова зашуршала, шлепнули о пол босые ноги. Ну-ну, так мы еще и голые… Воображение тут же заработало вовсю. «Семнадцать лет – не пятнадцать, по местным меркам это взрослая женщина», – подумал я, невольно отвечая на ее поцелуй. У губ девушки был привкус древесной коры, а сама она пахла лесом – смолянистой хвоей, примятой травой. Проклиная себя за мягкотелость, я обнял ее, уложил обратно. Жаль, что нет света, хотелось бы увидеть ее сейчас…

Всхрапнул Пригоршня, я напрягся… Да нет, спит, как убитый. Не помешает. Апрелия обвила меня руками и притянула к себе.

Глава 5

Выходили ранним морозным утром: иней одел кромки листьев в игольчатую бахрому, дыхание вырывалось изо рта облачками пара, под ногами сухо похрустывало. Утомленная гуляниями деревня спала. Пригоршня зевал, едва челюсть не выворачивал, и подтягивал лямки рюкзака, будто от этого груз мог стать легче. Ночь, проведенная в объятьях красотки, взбодрила меня. Искра и Май – так и вовсе лучились энтузиазмом. У них были заплечные мешки, похожие на старые советские рюкзаки формата «муравей тащит яйцо», дорожные посохи и оружие, гаусс-пистолеты на поясах.

Апрелия не путалась под ногами, наблюдала за сборами издали – я то и дело ловил на себе ее восторженный взгляд.

На проводниках старейшины сэкономили и дали Маю карту – он уверял, что хорошо ориентируется, и мы не заблудимся.

Молча, чтобы не нарушить безмятежную послепраздничную тишину, мы пошли к стене из хищных растений – в сторону, противоположную той, откуда вчера атаковали манипуляторы. При утреннем свете заметно было, что деревня не очень велика, даже учитывая расстояния между домами-деревьями. Нелегко людям выживать в суровом климате.

Апрелия, провожавшая нас до изгороди, тронула меня за рукав, я остановился, притянул ее к себе и поцеловал. Чувство вины кольнуло в сердце: как она тут будет, кто ее защитит? Но я отогнал угрызения совести, погладил девушку по щеке и прошептал:

– Пожелай мне удачи, она очень пригодится.

– Удачи, – шепнула она, улыбнулась вовсе не обиженно и зашагала прочь.

Брожение по лесу надоело адски, я с удовольствием побыл бы еще пару дней в деревне, понежился бы в объятьях красавицы, но нас ждали важные дела: чем раньше доберемся до города, тем скорее кончатся наши злоключения. То и дело посещали мысли, что горожане нас обманут, но я гнал их прочь.

У веревочной лестницы, ведущей на мост – ветку дерева, – нас ждал старейшина Головня и его жена, Мила. Старики смотрели ласково, как на любимых детей.

– Хорошие здесь люди, – заметил Никита, – правильно, что мы им помогли.

Я мысленно с ним согласился, но промолчал.

– Химик, Пригоршня! – торжественно обратился к нам Головня. Мила держала в руках какой-то сверток. – Сегодня я говорил с Небесным городом и удостоверился, что горожане окажут вам достойный героев прием. Но путь долог и небезопасен. Май знает Великую топь, Искра – тоже, но лишь настолько, насколько может человеческий разум объять необъятное.

Он перевел дыхание, собираясь выдать очередной зубодробительный период, но Мила опередила мужа, сказав просто:

– Мальчики… Там зверья полно. Неизвестного и опасного. Зверье, излучение, гнилые места с черной водой. Стрелять придется, а вы все на нас истратили. Возьмите оружие.

С этими словами она сунула мне сверток. Я развернул: в чистой тряпице лежали два гаусс-пистолета.

– Умеете обращаться? – спросил Головня.

– Не-э, – протянул Никита, как зачарованный пялясь на незнакомое оружие, – откуда нам?

Головня крякнул от досады.

– Я объясню! – сунулся было вперед Май, но старейшина остановил его.

– Я сам объясню. Под мою же ответственность.

Следующие несколько минут были посвящены обучению. Обращаться с гаусс-пистолетом оказалось не сложнее, чем с родным «Глоком»: тот же принцип наведения и прицеливания, та же техника безопасности, даже спусковой крючок присутствует. Из плюсов: не нужно взводить, не нужно передергивать, досылать патрон, таскать с собой лишний груз. И отдача слабая, что значительно облегчает попадание. А вот разрушительной мощности у оружия жителей леса было поболее, чем в огнестрельном короткостволе – на дистанции в пятьдесят метров оно с легким треском прожигало ветку дерева приличной толщины. Правда, выстрел Головня продемонстрировал только один раз, пояснив: чем дольше держишь спусковой крючок, тем дольше длится воздействие.

– Берет панцирь фибии за секунду, – прокомментировал старейшина. – Но заряд надо беречь. Здесь – на тысячу импульсных выстрелов. Дольше пяти секунд подряд держать спуск не рекомендую – перегреется. После тысячи нужна подзарядка, да и на последней сотне, а то и двух, мощность станет меньше… Подзарядить можно только в Небесном городе.

– Спасибо! – от души поблагодарил Никита, прилаживая новый пистолет в бедренную кобуру, – может, вы нам жизнь спасли!

– А вы спасли жизни нам. Ступайте.

Мила шагнула вперед, коротко обняла меня и поцеловала в щеку, привстав на цыпочки. Май уже махал ей рукой с ветки-моста.

Путешествие к Великой топи началось.

* * *

Через полчаса ординарного пути через лес Пригоршня потребовал остановиться и извел зарядов пятьдесят, паля по деревьям – не мог он так, только похолостив, освоить оружие. Я же счел, что ничего сложного в гаусс-пистолете нет, а заряды стоит беречь – у нас катастрофически мало боеприпасов: осталось по магазину к винтовкам, одна коробка патронов для дробовика да по два магазина для пистолетов плюс одна граната. Много с этим не навоюешь, а с ножами против местной фауны идти – это надо быть психом.

После тренировки Никита милостиво позволил нам продолжить движение, но все равно периодически тянулся к пистолету, оглаживая рукоятку.

С каждым шагом рюкзак становился все тяжелее, а корни деревьев – все злонамереннее. Искра с Маем шли легко: такие переходы им не в новинку. После вчерашней битвы, похоже, разбежалось все зверье, и лес замер, поэтому, несмотря на неудобства, двигались мы быстро.

Увлеченный битвой между корнями и собственными ногами, я не сразу заметил, что лес изменился. Мы были в пути уже несколько часов, а судя по заявлениям живота – так и вовсе дело шло к обеду.

– Привал, – объявила Искра.

Мы скинули рюкзаки, и тут я заметил…

Что называется, «а что в камере нет стены, индеец Зоркий Глаз понял на третьи сутки».

Деревья стали ощутимо ниже: если раньше это были исполины, поражающие сознание, огромные настолько, что мозг отказывался воспринимать их целиком – лишь по частям, то теперь стволы, все еще сизые, и в выступах коры, по диаметру не превосходили двухсотлетние дубы. Ветви отходили от них почти на уровне нашего роста. Задрав голову, можно было разглядеть верхушку – высоко, метрах в двадцати над землей, но все же. Кроме того, деревья росли гуще, мы стояли на поляне, прямо за которой начинались заросли, сильно напоминающие старый, но обыкновенный земной лес.

Никита присвистнул.

– Фига себе. Лес что, болеет? Или вырубка старая? Или тут бомба взорвалась в войну?

– Нет, – торжественно ответил Май. – Это – топь. Она подтачивает корни, питает почву черной гнилой водой.

От этих слов мне стало не по себе – как в Зоне, если к аномалии приближаешься. Налетевший ветер принес тревожные запахи – гнили, комариных заводей, мха, застоявшейся воды и болотных растений.

– Топь дышит, – прошептала Искра и немного побледнела.

Хотя еще несколько минут назад казалось, что привал будет длинным и неторопливым, мы наскоро перекусили – всех одолевало странное нетерпение первооткрывателей – и продолжили путь.

Как только лес стал чаще, а среди деревьев появились тонкие и гибкие, Май срезал нам с Пригоршней шесты.

– Ощупывайте дорогу, – предупредил он, – тут встречается… странное.

Только после его слов до меня дошло: предчувствовал я вовсе не топь, а аномалию.

– Никита, – позвал я. – Рядом аномалия.

– Значит, так, – с расстановкой сказал напарник, – теперь все слушаются Химика. У него на «странное» чуйка.

Возражений не последовало.

Мы перестроились: впереди шел я, следом – Май, за ним – Искра, Никита замыкал. Я выудил из кармана серого костюма горсть гаек – еще утром распихал все по новым вещам, и принялся кидать их, обозначая путь. Май из-за плеча корректировал направление. Здесь не пользовались привычным «на три часа, на одиннадцать часов», только «левее и правее», поэтому приноровиться было тяжеловато, но мы справлялись.

Впрочем, особо в подсказках я не нуждался: лес постепенно редел, деревья становились все более чахлыми, а земля под ногами подозрительно пружинила, вынуждая прощупывать ее слегой. Вопросов жители леса не задавали.

Аномалия обнаружилась довольно скоро. Не знаю, как мы умудрились выйти на это редкое явление среди бескрайнего леса – такое чувство, что нас притягивало. Гайка резко взмыла вверх, презрев закон тяготения, общий для всей обитаемой и необитаемой вселенной. Три последующие последовали ее примеру. Где они приземлились, если и приземлились, я не понял.

– Ты знаешь, что это? – требовательно спросил Май. – В Топи и рядом случается всякое. Я не верю в чудеса, просто место нехорошее, но объяснений у меня нет. Ты же ведешь себя так, будто ожидал подобного!

– Я видел не конкретно это, но похожее. В нашем мире.

– Чтобы гайки вверх летали? – возразил Пригоршня. – Да ладно тебе, такого даже я не видел!

– Аномалии я видел, мой одаренный и опытный друг, – огрызнулся я. – А тут и ежу ясно: аномалия.

– Ну да, – легко сдался напарник. И тут же не удержался: – А ты у нас, выходит, вожак ежей!

– Ладно, чем трепаться, давай проверим.

Мы раскидали еще с десяток гаек, обозначив границы аномалии – она занимала небольшую поляну, покрытую слоем серых листьев, которые, по неведомым мне причинам, взмывать в воздух не торопились.

– Обойдем? – спросила Искра.

– Понимаешь, какое дело, – ответил я, снимая рюкзак, Никита последовал моему примеру, – в таких странных местах, мы называем их «аномалиями», и у нас они встречаются чаще, можно найти полезные предметы. Очень, знаешь, и очень полезные. Как раз таким мы тебя спасли, когда ты умирала.

– А в этом… в этой а-но-ма-ли-и, – девушка выговорила слово старательно, – что можно найти? Тоже лекарство?

– Поживем – увидим. Может, и вовсе ничего. Сейчас нужно понять, как аномалию разрядить, ну сделать безопасной. Вроде ловушки или капкана. Вот мы с Пригоршней – специалисты по этому делу.

– Не обобщай! – обиделся Никита. – Это я специалист, а ты – так. Бакалавр-недоучка.

Продолжать перепалку я не стал – надоело. Искра и Май смотрели на нас с благоговейным ужасом. Еще бы, непонятными словами перекидываемся и собираемся рисковать жизнью ради предметов с чудесными свойствами. Мне аж совестно стало, вроде как я обманывал товарищей – конкистадор впаривает аборигенам стеклянные бусы в обмен на золотые слитки, картина маслом! Но я быстро отогнал ложные ассоциации. Во-первых, золота у аборигенов не было, и вообще, они нам по гроб жизни обязаны, а во-вторых, я не бусы собирался впаривать, а достать какую-нибудь полезную в хозяйстве хреновину.

Ну, надеюсь, что полезную.

И что она там вообще есть…

– Так что делать будем? – спросил Пригоршня, несмотря на заявленный статус специалиста, признававший мой авторитет.

Я задумался. Понятия не имею, что это за аномалия – никогда не встречал подобных. Все известные мне магнитные притягивают к земле, «карусель» не отправляет в полет избирательно: что туда попадает, то и начинает крутить… Остается предположить, что разряжаются они примерно одинаково: достаточно поместить в аномалию что-нибудь тяжелое.

Вот только увесистых предметов в пределах доступа не наблюдается. А если немного поиграть в канадских лесорубов?

– Придется тебе, Никита, переквалифицироваться в дровосека, – сообщил я.

– В кого-кого?! – недослышал напарник.

– В лесоруба, – исправился я. – Надо что-то туда забросить.

Пригоршня кивнул с важным видом. Я объяснил задачу остальным, и следующие минут пятнадцать мы с энтузиазмом рубили и ломали тонкие ветви, пока не набралась куча, условно схожая по весу с человеком (мелким, конечно, но дальше заниматься этим не было желания).

Искра выдала кусок веревки, чтобы собрать ветки в одну вязанку, мы скомпоновали их, я велел членам отряда разойтись и забросил в аномалию.

Ничего не произошло. Вязанка хвороста осталась лежать на земле, красноречиво обвиняя нас в недостаточных умственных способностях.

– Не понимаю, – Пригоршня кинул в аномалию гайку и она взмыла вверх. – Что-то тут не так. Только на железо реагирует? Химик, а гайки – железные?

– Стальные, – поправил я. – Из нержавеющей, то есть легированной, стали. А сталь, если ты забыл школьный курс химии, это сплав неустойчивого к коррозии сплава с устойчивым к коррозии. Например, железа и хрома, а так же…

– Я и говорю: железные, – уперся Никита. – А ты лекцию разводишь. Прибереги образование для других случаев. А ветки, Химик, не железные. Вот тебе и «ой».

– Так и мы – не железные, – несмело вставила Искра, внимательно прислушивающаяся с безопасного расстояния.

– Ну, как тебе сказать… в теле человека достаточно разных металлов, а уж железа – более чем.

Лицо девушки вытянулось, она прищурилась. Сначала я не понял, что с ней, но она задала вопрос, и все стало ясно:

– Вы точно люди? В людях железа быть не должно.

Мы с Пригоршней расхохотались, а она стояла и непонимающе моргала, Май тоже косился на нас с недоверием. Пришлось долго и нудно объяснять, что такое микроэлементы.

Наш диалог прервали странные звуки, похожие на скулеж щенка.

– Ау-ау-ау-ууу! – подвывал кто-то тонко и отрывисто. – Уа-уааааа… Уууу!

Мы ощетинились стволами, развернувшись спиной к аномалии – так было безопаснее всего. Звуки доносились из порослей невысоких и тонких деревьев, таких густых и настолько переплетенных, что разглядеть что-либо не представлялось возможным.

– Там живое, – отчеканил Пригоршня и прицелился из гаусс-пистолета.