Текст книги "Пустошь"

Автор книги: Андрей Левицкий

Соавторы: Алексей Бобл
сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 7 страниц)

Но выстрелить не успел, потому что прямо на него через груду обломков прыгнул человек, единственный, кому удалось добраться до стеллажей. Молодой бандит опрокинул Турана на спину, ремень четырехствольного ружья соскользнул с плеча, приклад уперся в лопатку. Бандит занес кинжал, Джай выхватил нож, задергался, пытаясь сбросить противника с себя – это спасло ему жизнь, кинжал опустился возле уха, высек искру из пола. Перехватив жилистое запястье, Туран резанул бандита по лицу, вспоров щеку, и сразу же ударил еще раз – клинок мягко вошел под скулу.

Бандит упал на бок, держась за горло, рукоять ножа торчала между пальцев. Татуированная девица завизжала. На другом конце зала Макота, вскочив из-за стола, побежал к лестнице. Туран поднял ружье Назара. Нащупав все четыре спусковых крючка, выпрямился, поймал в прицел спину атамана.

Рядом громыхнуло, что-то ударило в правый бок, жаркой волной накатила боль. Он отступил на шаг, но ружье не опустил.

Макота достиг лестницы. Краем глаза уловив движение неподалеку, Туран рывком повернул ружье, направил его на Чеченю, выскочившего из-за колонны с обрезом в руках. Выстрелил из одного ствола, сразу повернул оружие к атаману – тот взбегал по ступеням. Палец дернул спусковые крючки.

Он попал в середину спины. Макота упал, вскочил и побежал дальше. Туран вскрикнул, увидев это. Атаман перескочил через несколько ступеней и пропал из виду.

Пальцы разжались, бесполезное ружье упало. Джай оглянулся. Пистолет и револьвер валялись сзади, у стеллажей. Надо догнать Макоту. Теперь придется бежать за ним на верхние этажи, искать там по всему Дворцу… Мысли путались, звуки стали глухими, далекими. Туран неловко повернулся, прижав ладонь к ране на правом боку, заковылял к револьверу, который лежал немного ближе. Услышав звук шагов, кинул взгляд через плечо – раненый Чеченя ковылял следом. Порученца шатало, по стянутому повязкой плечу текла кровь. В руках обрез, но почему-то Чеченя не стрелял, может, кончились патроны…

Туран доковылял до револьвера. Хотел наклониться, чтоб поднять, но понял – упадет. Присел на корточки. Блеклые пятна ползли перед глазами, в ушах шумело.

Пальцы нащупали оружие, но рукоять выскользнула. Атаман Макота жив! Это несправедливо… но Борис Джай-Кан, его покойный отец, говорил, что теперь уже справедливости не осталось в мире. Шаги рядом. Голос Чечени. Джай покрепче ухватил револьвер, приподнял – оружие казалось очень тяжелым – и попытался развернуться на полусогнутых ногах. Он не убил Макоту! И теперь уже не убьет, все кончено, Туран проиграл.

Чеченя встал над ним. Руку тянуло вниз. Надо поднять повыше, упереть ствол в живот бандита и…

Порученец ударил его прикладом по темени, и Туран Джай упал.

ЧАСТЬ ВТОРАЯ
РАБ

Глава 7

– И скольких он наших положил?

– Ну, сам-то он никого не убил, тока ранил…

– Как это – не убил? – ощерился Макота. – Ты че несешь? Я скольких людей лишился! А если б он в меня попал, в ноги или в голову? Куртку мне испоганил, как вот тебе сапоги!

Атаман был серьезен, и это больше всего пугало Чеченю, который привык к неизменной улыбке хозяина.

– Так то ведь то гранатами… – промямлил порученец.

– Ну так и чиво? Гранаты кто, птичка бросала? Все одно – это он их укокошил. Сколько? Пять человек, семь?

– Семь, – сказал Чеченя. – Или восемь…

Он усердно щупал раненое плечо и припадал на ногу, всячески стараясь показать хозяину, что геройски сражался и пострадал. Макота пристально глядел на помощника, кривя губы. Тот явственно представил, как хозяин достает пистолет и – хлоп! – пуля врезается между глаз Чечени. Срочно надо было что-то придумать, и порученец воскликнул:

– Зато грузовик его цел! «Панч» этот, а? Ты ж хотел его!

– Кабина смята, – возразил атаман.

– Ну так и чего? Это нестрашно, отрихтуем.

– Лобовуха разбита.

– Да неважно! – воодушевился Чеченя, заметив, что при упоминании бронированного грузовика лицо Макоты разгладилось. – Стекло заменим, дверцу поправим… Зато машина твоя теперь! Там такие колеса, я глядел – мощь! В ней и по пустыне можно будет, по самым зыбучим пескам, не завязнет.

Перевалило за полдень, на первом этаже Дворца убрали, хотя на полу еще остались подпалины. В зале лежали раненые, над ними хлопотали женщины и Карл, лекарь клана. Остальных бойцов Чеченя с утра пораньше пинками выгнал на дежурство вокруг Дворца. К тому же надо было припугнуть обитателей ферм. Вот же, какую заваруху устроил шакаленок Бориски-фермера!

– Жив он? – спросил Макота.

– Жив, жив! Но сдохнет, конечно…

– Я т-те сдохну! – атаман сунул Чечене под нос пухлый кулак. – Веди к нему.

– Слушаюсь! – заорал порученец, обрадованный, что опасность миновала. – Наверх давай, хозяин… Я его в зале, где мутафаги, приказал кинуть…

На втором этаже Дворца рядом со складами был особый зал, поменьше, чем внизу, но тоже вместительный. Потолок в нем подпирали толстые железные колонны. Раньше между ними размещались стеллажи с товарами, а сейчас к стойкам были прикованы два трофейных раба-гладиатора и Туран Джай.

Макота оглядел пленных, и настроение его улучшилось.

Гладиаторы – еще молодые, но уже обученные и опытные в схватках мутафаги. Не зря охрана каравана, ограбленного Макотой, оказала такое яростное сопротивление. На мутафагов этой породы охотились у Восточного фронтира, на границе с областью, захваченной Некрозом. Детенышей, пойманных Гильдией ловчих, усмиряли в харьковских стойлах и обучали нехитрому ремеслу смертников. Большие, длиннорукие и кривоногие, они напоминали горбатых обезьян, что обитают в северной тундре. Низкие выпуклые лбы нависали над темными глазками, из ртов торчали подпиленные клыки. Носы вроде собачьих – черные, пупырчатые, с вывернутыми ноздрями. Вместо одежды грязные тряпки на бедрах да железные обручи на волосатых поясницах. Обручи соединяли со стойками толстые цепи.

Макота втянул носом воздух.

– Ну, воняет! Слышь, а гадят они куда?

– Так выводят их, раз в сутки. Карл их кашицей попотчует, они успокоятся, тады и выводят, – пояснил Чеченя. – Обручи снимаем и вперед. Я Герна назначил главным…

– А че ж воняют тогда?

Порученец развел руками.

– Дык немытые… А что ж делать? Пусть себе, тебе с ними в одной постели не спать. Ты глянь лучше, вот он, шакаленок-то… – последние слова Чеченя с ненавистью процедил сквозь зубы.

Туран Джай привалился спиной к стойке, вытянув ноги, голова склонилась на грудь. С него сорвали рубаху, сняли ботинки, оставили только рваные штаны. На боку запеклась кровь.

– Ну ты оборзел, Чеченя! – Макота ткнул порученца кулаком в плечо. – Он же сдохнет так! Ты его еще и бил, что ли, после всего?

– Да не, я тока…

– Не бреши! Почему рожа сплошной синяк? Нос разбил, губы разбил, глазищ ваще не видно, заплыли… Не бреши своему атаману!

– Ну, правда, да… – согласился Чеченя. – Извини, не сдержался. Он же дергаться стал, после того как я ему по башке вломил. Когда сюда втащили, драться лез… А у меня плечо! – вдруг взвизгнул он. – Он же два раза мне… почти в одно место! Два раза мне туда! И сапоги мои… Ты глянь, один же стыд теперь, а не сапоги! Ну, не выдержал я…

– Ладно, заткнись уже.

Поигрывая тесаком, атаман подошел к Турану. Подпер клинком подбородок, приподнял голову пленного и заглянул в лицо. Глаза шакаленка были закрыты.

– Да он же мертв!

– Не, не! – Чеченя подскочил, ткнул пальцем Турана в грудь. – Гляди, движется! Вишь? Дышит он, дышит…

– Не мертв, так, значит, при смерти, – убрав тесак в ножны, атаман поразмыслил и заключил: – Карла сюда, живо. Чтоб забинтовал, раны замазал, микстуры дал… Короче, чтоб не сдох шакаленок. Воды ему, жрачки. А сдохнет – ты тоже сдохнешь, Чеченя. Будет жить – и ты будешь. Вопросы есть? Вопросов нет…

* * *

Туран очнулся. Сильно болел правый бок.

Над ним склонился сморщенный худосочный человечек, весь скособоченный, со свернутым носом и кривой шеей, одетый в драный халат. Он показал пинцет с зажатым в нем комком металла – пулей, которую только что извлек из раненого. Пленник узнал лекаря Карла, которого видел у Знахарки, куда тот приезжал за советом. Лекарь обитал во Дворце, когда здесь еще была гостиница Еши, да так и остался после смены хозяина.

– Неглубоко вошла, – скрипучим голосом поведал лекарь. – Легкая рана. Повезло.

Карл перетянул рану бинтами, пропитанными темно-коричневой пахучей мазью, жирной, как болотная грязь, которой минские пастухи обмазывают коров, чтобы уберечь от солнца и насекомых. Туран сцепил зубы, чтоб не стонать. Пленник уже понял, где находится, единственное, что вызывало удивление – почему он до сих пор жив?

Смерч из черного пепла все еще кружился перед глазами, и в шелесте его слышались голоса погибших обитателей фермы. Они шептали: отомсти, отомсти… Ненависть владела Тураном. Но если раньше она пылал костром, то теперь чувства тлели, как угли. Убить Макоту… это все, что он хочет. Но больше он не бросится в бой один против банды. Это было глупо, и Туран поплатился за свою глупость. Отныне надо действовать иначе – расчетливо, холоднокровно.

И безжалостно. Он должен стать таким же, как Макота. Это единственный способ расправиться с врагом. Чтобы убить чудовище, надо стать чудовищем.

– Есть ты не хочешь, надо полагать? – спросил Карл, вытирая лицо раненого влажной тряпкой.

Джай качнул головой.

Карл открыл флягу и поднес горлышко к растрескавшимся губам. Струйка воды побежала по грязному подбородку, пленник жадно глотнул.

Пока лекарь занимался раной на бедре, Туран огляделся. Зал с колоннами расплывался, глаза превратились в узкие щели, лицо распухло, саднило рассеченную бровь. Он находился на втором этаже Дворца, неподалеку от окна. По обе стороны на корточках сидели два прикованных к стойкам здоровенных волосатых мутафага в рабских ошейниках. Они тревожно порыкивали и трясли косматыми головами, тянулись к людям, бряцая цепями. Агрессии в их движениях не было, скорее подобострастие.

Карл не обращал на мутафагов внимания. Закончив с процедурами, он выпрямился. У ног лекаря стояли сумка и поднос с парой железных мисок, полных зеленоватой пузырящейся кашицы, рядом лежал шест с крюком на конце. Туран заметил, что возле мутафагов валяются такие же миски, только пустые.

– Почему ты лечишь меня? – спросил он сипло. За одну ночь голос огрубел, стал ниже. Казалось, он принадлежит не молодому человеку, а взрослому мужчине, который знает толк в выпивке и крепком табаке.

Лекарь ответил, пожав плечами:

– Атаман приказал.

Раз его лечат – значит, не собираются убивать. По крайней мере, не собираются сделать это немедленно. Значит, у Макоты есть какие-то планы относительно пленника. Знать бы какие…

Карл повесил сумку на плечо и взял полные миски. Мутафаги заволновались: один дергал цепь и рычал, второй жалобно скулил. Лекарь присел, поставил миску на пол и подтолкнул к монстру, прикованному справа. Тот схватил посудину с довольным урчанием, подпиленные клыки лязгнули о железо. Он хлебал зеленую кашицу широким пупырчатым языком, будто кот. Второй мутафаг взвыл и ревниво запричитал.

– Мне, мне… – расслышал Туран невнятное бормотание.

Карл подошел к страдальцу, остановившись так, чтоб мутафаг не смог его достать, вновь присел и подтолкнул вторую миску. Монстр вцепился в нее и принялся чавкать. Лекарь взял шест, зацепил крюком пустую посудину, подтянув к себе, поставил на поднос.

Мутафаги урчали и чавкали, стуча клыками о железо.

– Вечером зайду, – сказал лекарь, не глядя на Турана, и удалился.

* * *

Три дня прошли без происшествий. Мутафаги почти не разговаривали, больше мычали, лишь иногда с трудом выталкивали из себя отдельные слова. Когда вечером приходил Карл с мисками, поведение рабов менялось. Если лекарь опаздывал, они нервничали, рычали друг на друга и на Джая, но стоило монстрам нажраться зеленоватой дряни, как они впадали в блаженную эйфорию. Пленник знал, что смесь используют как стимулятор, чтобы повысить агрессивность гладиаторов на аренах Корабля. Если человека или мутафага приучить к наркотику, лишенный дозы боец впадает в буйство и не чувствует боли, этим и пользуются организаторы боев.

Лекарь кормил Турана и лечил его – менял бинты, мазал раны заживляющим воском, заставлял пить горькую микстуру, от которой шумело в голове. Пленный больше не пытался заговаривать с Карлом.

Макота не появлялся, зато Чеченя заходил каждый день в сопровождении двух бандитов. Злобно поглядывая на Джая, он отстегивал пленника и выводил в квадратный внутренний дворик Дворца. Дыры в сапогах порученец неумело залатал кусками высушенной кожи ползуна.

Однажды Карл слишком слабо подтолкнул миску к мутафагу, сидящему по левую руку от Турана, и, не заметив этого, ушел. Лишенный дозы раб взволнованно урчал. Шерсть у него на голове была с легкой рыжиной. Мутафаг тянулся к миске, дергал цепь, пытался даже выломать стойку… все тщетно. Его товарищ по неволе, сожрав свою пайку, улегся на бок и затих. С каждой минутой рыжий нервничал все сильнее. Он хлопал себя ладонью по темени, дергал за уши, скалился. Вскоре началась ломка, мутафаг стонал, глаза налились кровью.

В конце концов Туран улегся на спину, ногами в сторону рыжего, и пятками подтолкнул к нему миску. Часть кашицы при этом выплеснулась, но мутафаг обрадовался и тому, что осталось – схватил миску и, хрипя от наслаждения, опустошил в два глотка. Наркотик подействовал быстро. Раб успокоился, благодушно моргая, принялся рассматривать соседа. Во взгляде маленьких глазок Турану почудилось подобие благодарности.

Длина цепи позволяла отойти от стойки совсем недалеко, но достаточно, чтобы подобраться к широкому окну, и Джай часто наблюдал за происходящим на заднем дворе твердыни Макоты. Внизу ходили люди, на мотоциклетках приезжали и уезжали бандиты. Под стеной стояли крытые фургоны и телеги с бронированными бортами. На четвертый день, извергая дым из трубы, во двор вкатил «Панч». Лобовое стекло разбито, кабина спереди смята. Грузовик остановился у крайней телеги, наружу выбрались Чеченя и незнакомый бандит, навстречу им вышел Макота. Троица долго бродила вокруг «Панча», стуча по бортам, осматривая колеса, рессоры и крепления бронелистов. Дважды атаман забирался в кабину. Чеченя горячился, размахивал руками и что-то втолковывал ему. Когда Макота ушел, появились трое в грязных комбинезонах, по виду, механики с одной из ферм, и приступили к ремонту. Они работали быстро и вскоре занялись покраской грузовика. Закусив губу, Туран смотрел, как меняется цвет «Панча». На утро механики приволокли массивную клеть, сваренную из ржавой арматуры, и водрузили ее на телегу. К вечеру на соседние повозки поставили еще пару клетей.

На следующий день явились атаман с порученцем в сопровождении двоих бойцов, которые вели на поводу ездового ящера-маиса. Кривоногий, покрытый бледно-зеленой чешуей, он вертел головой на длинной шее и хлестал себя толстым хвостом. Плоская башка напоминала голову змеи, из пасти то и дело появлялся раздвоенный гибкий язык.

Пленник с любопытством разглядывал ящера. Скорее всего, Макота купил или отбил его у одного из небольших кочевых кланов. Появление рептилии наводило на мысль, что атаман собирается в похода на юг, к Донной пустыне – говорят, ездовые ящеры отлично бегают по илу высохшего моря.

Маиса впрягли в повозку, на нее залез низкорослый крепыш в соломенной шляпе, ударил рептилию длинным гибким шестом и дернул вожжи. Ящер качнул головой и пошел вперед, неторопливо переставляя кривые мускулистые ноги. Бандит выкрикнул что-то, треснул ящера по выпирающему хребту – рептилия плавно повернула вправо. Атаман с Чеченей наблюдали. Телега описала круг по двору, столпившиеся у мотоциклеток бандиты вовсю глазели на маиса и обменивались шуточками. Макота, одобрительно махнув рукой, вернулся во Дворец, Чеченя поспешил за ним. Телега встала, но ящера не распрягли. Коротышка-возничий куда-то ушел. Вскоре вместе с Карлом он принес деревянную бадью, поставили перед ящером. Тот сунул в бадью плоскую башку и принялся жрать, дергая хвостом.

Скрипнула дверь. Дремавшие рабы подняли головы, замычали, решив, что это Карл принес их миски, но в зал вошли Макота с Чеченей. Когда дверь еще только открывалась, Туран уже сидел под стойкой, вытянув ноги и склонив голову на грудь.

Бандиты встали над ним, и пленник увидел, что Чеченя наконец сменил сапоги. Помимо атамана, он был единственным в клане, кто следил за своей внешностью. Но Макота просто одевался приличнее остальных, а порученец еще и тщательно причесывался, носил щегольскую куртку с меховым воротником, кожаные штаны и красную рубаху. Такую одежду можно было купить разве что в Киеве да на заправках московских кланов.

– Это откеда у тебя?

Пленник поднял глаза. Макота держал в руках плоскую серебряную фляжку, и Туран не сразу вспомнил, что это такое… Ну да, подарок Карабана Чиоры. Теперь Джаю казалось, что встреча с летунами произошла очень давно, в другой жизни, хотя со времени поездки к Железной горе, разгрома фермы и сумасшедшей атаки на Дворец миновало семь дней.

– Не слышишь, что ль? Отвечай.

– Атаман тебе вопрос задал! – Чеченя ударил пленника носком сапога в правый бок, стараясь попасть по ране.

– Да погодь ты! – Макота отпихнул порученца. – Ну, че молчишь?

– Мне ее летуны дали, – сказал Туран.

Руки задрожали – он едва сдержался, чтобы не вскочить и не вцепиться атаману в горло. На ремне Макоты висели тесак и пистолет, Чеченя держал револьвер… Нет, еще не время. Он должен смирить ненависть, чтоб она питала его, наполняла силой. Нельзя позволить ей управлять своими поступками, ему нужны холодная голова и трезвый расчет.

Чеченя оскалился.

– Летуны подарили? За что? За то, что Шакала пристрелил, сучонок?

– Нет, – сказал Туран, не глядя на бандита. – Его застрелила Аюта, а не я.

– Че еще за Аюта?

– Летунов было двое, мужчина и девочка. Она назвалась Аютой. А он дал мне флягу, за то, что помог им.

Атаман отвинтил пробку, понюхал и хлебнул. Чеченя переминался с ноги на ногу. По лицу его было видно, что если бы не хозяин, он бы набросился на пленника.

– Крепкое! – объявил Макота, крякнув. – Че за такое оно? Навроде самогона, тока крепче. Вкуснота. Ладно, а чиво еще они те дали?

– Ничего. – Туран успокоился, руки больше не дрожали. Говорил он глухо, сквозь зубы, и смотрел в пол.

– Мож, еще чего подарили? – настаивал Макота. – Летуны-то, а? Они ж богатые, скажи, Чеченя?

– А то! – согласился порученец.

– Мож, оружие какое? Аккумуляторы, э? Куда ты их запрятал?

Туран покачал головой. Макота разглядывал его, что-то обдумывая.

– Так чего, хозяин? – нетерпеливо спросил Чеченя. – Может, я его… На шматки, прям сейчас? Медленно так, чтоб порадоваться…

– Дурень ты, – атаман повернулся к нему, достал тесак и несильно ткнул порученца острием в грудь. – Вот кто я, по-твоему, такой? Кто таков Макота теперь есть, скажи?

Чеченя замялся, не понимая, что хочет услышать хозяин.

– Ну, ты… – протянул он. Макота внимательно глядел на него. – Ты, значит, эта… Ты главарь в клане. Хозяин ты, наш хозяин! Атаман!

– Атаман! Еще раз такое скажешь, убью. Я теперь – бизнесмен. Понял?

– Понял! Конечно, понял! А что оно такое, этот бизмеснем…

– Тьху, неуч! Значит, купец, барыга, дела всякие веду, вопросы решаю, заработок имею. А откеда я его имею?

– Откеда?

– А с торговли.

– Торговля! – оживился Чеченя. – Это я понимаю. Торговля… – он кивнул на рабов-мутафагов. – Вот с этих, э?

– И с этих тоже. И вон с него, – Макота постучал тесаком по голове Турана. Тот сидел неподвижно, опустив глаза, и внимательно слушая. – Торговать его буду.

– Куда торговать?

– Уй, болван! Хотел тебя старш и м здеся поставить вскоре, а теперь думаю – какой из тебя старшой? Не справишьси…

– Справлюсь я, справлюсь! Только ты разобъясни…

– Разобъясняю. Шакаленок, хоть бою и необученный, и не здоровяк с виду, а шустрый. Ловкий. Так?

– Ну… так.

– Не нукай, дурень. Он пусть и на «Панче» своем, пусть и неожиданно въехал, и весь оружием обвешанный, а все одно неважно это. Главное – что? Главное – он с десяток моих людей положил. Значит, обучить ежели его, боец знатный получится. А мы куда этих двоих… – Макота показал на рабов. – Куда их везем? Для чего я их откармливаю?

– Так на Корабль же, на гладиаторский, ты чиво, забыл? Сам же хотел туда съездить наконец…

– Ну от, правильно. Не забыл я. Втемяхал теперь?

– Ага, – сказал Чеченя. – Теперь втемяхал. Вот чего ты третью клетку приказал на телегу…

– Ну, то-то же. Значит, давайте, расковывайте его и вниз. Вечером в дорогу, а ехать далеко.