Текст книги "Мавзолей для братка"

Автор книги: Андрей Ерпылев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 20 страниц) [доступный отрывок для чтения: 8 страниц]

А далее – по нарастающей.

Алхимическая лаборатория в подвале, вызывание Князя Тьмы путем сжигания живых крыс и змей над пентаграммой, насылание порчи на ангелоподобных горожан, разбрасыванием на их головы некоего магического порошка, злоумышление против Высочайшей Особы… Нам, воспитанным на конкретных категориях, трудно поверить, что такие материи можно отразить в виде различных аллегорий, но Клюэ – кровь от крови, плоть от плоти этого мира – справился с задачей на отлично, и д’Арталетт, коронующий жабу, выглядел особенно отталкивающе.

Венцом раннего предшественника комиксов была, конечно, сцена аутодафе, где крылатый монстр самого устрашающего вида в облаке дыма утаскивал отпетого грешника куда-то ввысь, на глазах перепуганной толпы, почему-то сплошь вооруженной крестами. Вознесение «проклятого колдуна» как-то не вязалось с адскими происками, но не изображать же демона в облике шахтера-стахановца, молниеносно закапывающегося в землю? Достаточно того, что чудище никак не походило на ангела. Тут уж живописец постарался на славу и предвосхитил творцов ужастиков.

– Сильно, – сообщил Георгий хозяину, отрываясь от созерцания собственной иллюстрированной истории, имеющей с оригиналом столь же мало общего, что и большинство жизнеописаний, не говоря уже о мемуарах. – Я бы сказал, гениально. Странно, что за мной не бежали от самых Сен-Антуанских ворот, забрасывая тухлыми овощами.

– Увы, – развел руками мэтр Безар. – Парижане нелюбопытны. Большая часть из них предпочитает смотреть под ноги, чтобы не пропустить в грязи потерянный кем-то стертый лиард, чем любоваться закатом или величественным Нотр-Дам-де-Пари. А этим лубкам они предпочитают контрабандные итальянские поделки с грехами Марии Магдалины, где та изображена весьма реалистично, или голландские сатирические листки на Филиппа Второго Испанского. Вы представляете себе голландский юмор?

– Н-н-ну… – неопределенно промычал Жора, не слишком-то знакомый с образчиками искрометного голландского юмора, но по когда-то виденным «эдээровским журналам „Ойленшпигель“ имеющий некоторое представление о близкородственном немецком: опять, вероятно, большей частью генитально-сортирная тема…

– Жаль, что я не держу в своей лавке подобного безобразия, а то непременно познакомил бы вас.

Книжник длинно вздохнул, задумчиво пожевал ломтик сыра, воняющего так, что навозная муха упала бы в обморок, и спохватился:

– А что вас привело в Париж на этот раз, любезный мой месье Жорж?..

14

Трудно найти черную кошку в темной комнате, особенно если ее там нет.

Конфуций

Практически неузнаваемый в облике монаха-францисканца, Жора неутомимо прочесывал город уже третий день. Задача оказалась сложнее, чем он думал вначале. Найти в Париже человека, даже если это кот, хотя бы и в сапогах, непросто и поныне, в эпоху бурного расцвета информационных технологий, а уж четыре столетия назад…

Увы, в маргинальном «Le trou»[30]30
  Дыра (франц.).


[Закрыть], где мошенник отыскался в прошлый раз, никто о его нынешней дислокации ничего не знал. Да и вряд ли стоило полагаться на свидетельские показания отпетых негодяев, особенно если речь шла об одном из их товарищей по ночному ремеслу. До знаменитых Фуше и Видока, не говоря уже о Мегре[31]31
  Известные французские детективы: Жозеф Фуше (1759—1820) – министр внутренних дел Франции при Наполеоне; Эжен-Франсуа Видок (1775—1857) – бывший преступник, позже сыщик, основатель французской «Сюрте»; комиссар Мегрэ – герой популярной серии детективных романов и рассказов Жоржа Сименона.


[Закрыть], дело пока не дошло, но сыщиков у парижского прево хватало уже в ту эпоху. Многие из них использовали переодевание гораздо виртуознее д’Арталета, даже в рясе похожего на монаха не более, чем Моська на слона.

Оставалось надеяться только на одно: столкнуться с объектом поиска лицом к лицу.

Мало того, что поиск не давал результатов – он попросту был опасен для ищущего! Криминал никогда не любил чужаков, вторгающихся в его «интимные» дела, поэтому не будь под рясой у Георгия шпаги, кинжала и особенно пистолета… Подробности излишни, но пускать в ход колюще-режущие предметы ему приходилось с удручающей регулярностью. Слава богу, пока с ничейным счетом: ему не довелось проткнуть ничьего брюха, и сам он пока не получил под ребро сапожный нож, но каким чудом…

Удача замаячила лишь в Латинском квартале, куда Жора вначале и заглядывать не хотел: студиозусы знаменитой Сорбонны, конечно, народ безбашенный, но что там делать Коту? Однако список злачных мест стремительно сокращался, и, прежде чем переходить на зондирование пригородов, следовало «закрыть» Париж окончательно.

– Кот? – переспросил Георгия битый-перебитый жизнью мужичок лет сорока с лишним, в котором только безудержный фантазер мог бы заподозрить студента.

Он заинтересовался странным монахом, сулящим золотой экю всякому, кто поможет ему найти некого Кота в сапогах. Якобы для того, чтобы сообщить тому о безвременной кончине любимой тети, завещавшей родственнику изрядную сумму.

– Знавал я одного кота, который сапоги носил. Только уж больше года от того ни слуху ни духу. Да и какова же должна быть тетя у этого мошенника?

– А что с ним могло произойти? – Золотая монета из закромов покойного Мишлена легла на стол перед студентом, нервно сглотнувшим при ее виде.

– «Что-что»… – Пропойца схватил себя за горло обеими тощими ладонями и, выразительно закатив глаза, высунул язык.

У Арталетова рухнуло сердце от столь красноречивой пантомимы.

– Да пошутил я, пошутил! – расхохотался студент, увидев, какое впечатление его ответ произвел на «монаха». – Не гостил он на Монфоконе[32]32
  Стационарная парижская виселица, где казнили воров, бродяг и прочий сброд.


[Закрыть] – это уж я точно могу сказать. Я ведь по медицинской части, – понизив голос, приблизил он свое лицо к Жориному лицу, обдав запахом чеснока и застарелого перегара. – А жмуров для вскрытия где еще найти, как не там? Правда, ночью приходится работать: инквизиция – нечистый ее побери… Зато по экю за тушку – чем не заработок?

Георгий хорошо понимал проблемы «вечного студента»: без стипендии тяжело, а поправить свое финансовое положение разгрузкой вагонов – невозможно. Что ж, и в просвещенном двадцатом веке иные успешно совмещали учебу с работой санитаром в морге…

– Однако, – продолжал собеседник, не отрывая жадного взгляда от желтого кругляша с лаконичным вензелем Генриха IV. – И в кабачках я его не встречал уж едва не год. Может, сгинул где-нибудь под забором? Или разбогател! – захохотал он, сам не веря сумасшедшему предположению.

«А ведь последний раз, – спохватился путешественник, – я действительно видел Кота с карманами, набитыми кардинальским золотом…»

Проклятая инерция мышления. Рассуждая о судьбе мошенника, Георгий исходил из его неистребимой криминальной сущности. Согласно банальной логике, ворюга должен был промотать все украденное по кабакам и снова опуститься на дно. А вдруг нет?

«Завяжу, ей-богу завяжу, – явственно послышался Арталетову мурлычущий голосок. – Ну его к черту, этот Париж! Суета сует! Куплю домик где-нибудь в Провансе, заведу корову… Нет, лучше двух… Пять коров заведу! Десять!!! И буду доживать остаток дней в тепле и уюте, всегда при свежих сливках. Может быть, даже женюсь, котяток заведу…»

– Спасибо, приятель, – пробормотал он, выкладывая перед ошеломленным студентом, не ожидавшим награды за столь «исчерпывающую» информацию, второй золотой – португальский муадор. – Ты мне очень помог…

– Спасибо вам, монсеньор! – крикнул пропойца, вновь обретя дар речи, когда входная дверь уже захлопнулась за уходящим благодетелем. – Если что еще нужно будет – я тут всегда после шести вечера!.. Да и после одиннадцати тоже… – пробормотал он, поочередно пробуя золотые на зуб. – Утра…

* * *

«Все пропало… – Низко опустив голову, Георгий брел по Новому мосту, не обращая внимания на проносящихся мимо всадников и лениво ползущие, скрипучие крестьянские телеги и богатые кареты. – Как говорится: мой адрес – не дом и не улица, мой адрес… Вся Франция, короче. Что же: в Прованс теперь ехать? А где он – этот Прованс? А вдруг его не в Прованс понесло, а, скажем, в Нормандию? В Пикардию? В Гасконь? В Лотарингию?.. Все. Гиблое дело. Придется все-таки возвращаться и находить общий язык с помоечниками…»

В спину что-то сильно толкнуло, отшвырнув к каменному парапету, и над ухом раздался разъяренный голос:

– Куда прешь, деревенщина! Не видишь: люди едут! Прочь с дороги!..

Возница, сидящий на облучке кареты (без герба на дверце, следовательно – какого-то разбогатевшего буржуа), возмущенно орал еще что-то, но бархатные занавески на окне дрогнули и приоткрылись буквально на два пальца.

– Ты что, Гастон, не видишь, что чуть не задавил служителя Господа? – возмутился невидимый пассажир. – Закрой сейчас же рот! Не сердитесь на нас за это, святой отец. – По плитам моста, звеня, покатился новенький тестон. – Примите лучше скромное пожертвование кающегося грешника…

И карета покатилась дальше.

А Жора, приоткрыв рот, мучительно пытался понять: действительно ли крохотная ручка, мелькнувшая на миг в окошке, была мохнатой или это всего лишь игра сознания, утомленного долгими поисками.

– Стойте! Погодите! – откинув капюшон и приподняв подол рясы, припустил он за каретой, благо в Париже наступил «час пик» и все транспортные средства, за исключением верховых, плелись со скоростью пешехода. – Подождите меня!

Как назло, пробка перед каретой со странным пассажиром несколько рассосалась, и Арталетову пришлось не только пересечь по мосту реку в непривычном для себя темпе, но и пробежать часть набережной. Лишь возле самого особняка Колиньи экипаж замешкался, не в силах разминуться в узкой улочке с телегой золотаря (оба возницы старались не задеть друг друга, но по совершенно разным причинам), и запыхавшийся путешественник настиг его, намертво ухватившись за колесо.

– В чем дело, святой отец? – недовольно повысил голос хозяин кареты. – Вам мало тестона? Насколько я помню, францисканцы – нищенствующий орден. С каких это пор они взяли моду брезговать скромными подношениями добрых католиков?

И тембр голоса тот же. Разве что лексикон несколько иной, но ведь Кот всегда свято следовал заветам, хорошо известным всем конспираторам, и легко мог преображаться…

– Сейчас же отпустите наше колесо! – высунулась из окна кареты круглая ушастая голова. – Иначе я буду жаловаться самому его высокопреосвященству кардиналу Воляпюку!.. Месье д’Арталетт?!..

– Месье Кот?!..

* * *

– Трогай, – лениво махнул Кот лапой вознице, откидываясь на подушки сиденья.

– Простите, хозяин, – почтительно осведомился кучер. – Прямо к вам во дворец?

– Туда! Удивительная бестолочь мой Гастон, – пожаловался Кот, поворачиваясь к Арталетову. – Я первый раз в жизни встречаюсь с подобной тупостью… Думаю вот: не отправить ли остолопа обратно в деревню, а на его место взять расторопного смышленого малого…

– А у вас и вправду дворец? – с некоторой завистью спросил Жора, окидывая взглядом маленького вельможу, разодетого в лионский бархат и фламандские кружева.

– Да какой там дворец! – махнул кот лапкой с бриллиантовым перстнем, чудом державшимся на коротеньком пальчике. – Особнячок, не более того… Раньше там жил… Да какая разница, кто там жил? Все равно вы не в курсе.

– И как вам все это удалось? – Путешественник обвел глазами роскошный интерьер кареты, довольно скромной снаружи. – Неужели с того самого…

– Визита к кардиналу? – перебил Георгия плут, не дав выговорить неудобное слово «ограбление». – Да, не без этого, не без этого… Зато сейчас мы с его высокопреосвященством добрые друзья… Да-с… – жмурясь, промурлыкал Кот. – Бо-о-ольшие друзья… Дружим, так сказать, домами. Заходим друг к другу запросто. Могу и вас представить, если желаете.

– Благодарю покорно! – открестился Арталетов, представив себе глаза кардинала при виде вернувшегося с того света грешника, год назад сожженного на костре при его деятельнейшем участии. – Не стоит обременять лишний раз занятого человека.

– Зря, зря… Кардинал, знаете ли, такой душка… А как ваши дела, милейший мой д’Арталетт? Помнится, у вас были напряженные отношения с церковными властями?

– Да, были отношения… – пробормотал Жора. – И весьма горячие…

– Эх, молодость, молодость… Я тоже когда-то был не в ладах с законом, но, как видите, все уладилось… Кстати, а это не ваши часики? – мошенник с самым невинным видом протянул на мохнатой ладошке Арталетовский «хрономобиль». – Те самые? Извините – рефлексы иногда подводят.

Рефлексы у прожженного ворюги, что ни говори, оставались на высоте…

– По каким вопросам в столицу, мой друг? – продолжал светский допрос Кот, возвращая также кошелек, носовой платок, зажигалку, пистолет и кинжал. – Проблемы с наследством? Матримониальные планы? Могу помочь…

– Нет, – вздохнул Георгий, не зная, с какой стороны подступиться к взлетевшему на недосягаемые высоты проходимцу. – Проблемы мои несколько сложнее только что перечисленных вами… Честно говоря, я разыскивал вас, чтобы предложить…

– Долю в создаваемой компании? Замечу сразу, милейший, – безразличный зевок, – какое-нибудь Луизианское Товарищество по золотодобыче и просвещению дикарей меня мало интересует. Равно как и получение алмазов чистейшей воды из коровьего навоза или строительство машины для полетов по воздуху. Вы бы только знали, как много соискателей, сулящих золотые горы, осаждают мою приемную…

– Но…

– И земельные участки на Луне близ побережья Моря Дождей мне не нужны. Пусть даже размером с две Франции и всего по экю за квадратный лье. У меня есть несколько сот арпанов[33]33
  Арпан (франц. arpent) – старинная французская единица измерения площади, равнявшаяся 32 400 квадратных парижских футов, или около 3 квадратынх метров.


[Закрыть] вполне реальных пахотных угодий на Луаре, пара виноградников в Бургундии, угольные копи близ Робю, так что на мой век хватит… Мы, кстати, приехали. Милости прошу в мой скромный холостяцкий домик!

Пришлось выбираться наружу, стараясь не попортить драгоценную обивку тесного салона эфесом шпаги – карета была небольшая, дамская, соответственно размерам хозяина.

– И это вы называете особнячком?..

15

Друзья уходят навсегда в последний путь

Их не спросить, не обогнать и не вернуть

Они по истеченье долгих дней

Нам кажутся и ближе и родней.

В. Цыганов

Трапеза за роскошно накрытым в хозяйских апартаментах столом была в разгаре, когда старательно придерживающийся светского протокола Жора вскользь вспомнил о шуте. И никак не мог ожидать последовавшей реакции.

– Предлагаю выпить за нашего общего друга не чокаясь, – мрачно предложил Кот, повесив усы.

– Он умер? – вскричал Арталетов, отшатываясь от печального вестника. – Не может быть? Ведь ему было…

«Так вот в чем причина его неуловимости!» – подумал он.

– Все мы там будем, – с видом философа на пенсии подытожил Кот, символически пригубив из бокала и наваливаясь на жареную рыбу. – Одни раньше, другие позже… Никто не застрахован, знаете ли.

– Что же с ним случилось? – упавшим голосом спросил Георгий, уже понимая, что собеседник не шутит, и Леплайсана действительно нет в живых. – Сердце?

– Нет, голова.

– Кровоизлияние? Инсульт?

Кот задумался на минуту.

– М-м-да… Кровоизлияние, конечно, имело место… Но что такое инсульт?

– Инсульт? – Жора наконец вспомнил, что беседует не со своим современником, поднаторевшим в подобных терминах на телепередачах типа «Здоровье» и журналах «ЗОЖ», а с уроженцем далекого прошлого, к тому же не слишком обремененным образованием, да и вообще – не человеком. – Как бы вам это объяснить…

– Не объясняйте, – великодушно махнул лапой Кот, плотоядным взглядом нацеливаясь на блюдо с заливной рыбой. – Только из одного названия уже ясно, что штука весьма неприятная… Прецедент, вердикт, инсульт… Секвестр еще какой-нибудь… Лучше уж держаться от этой мерзости подальше.

– Но он хотя бы не мучился, бедняга? Я слышал, что…

– Ни единой секунды, – заверил кот, ловко взрезая когтями желе, скрывающее под собой аппетитные ломтики рыбы, – его природные инструменты заменяли столовые приборы великолепно. – Папаша Кабош свое дело знает туго!

– Папаша Кабош? – До Арталетова понемногу начало доходить. – Так он скончался не от болезни?

– Почему не от болезни?

Жора уже отказывался что-либо понимать.

– Но вы же только что сказали, что папаша Кабош… Или он сменил профессию?

– Да что вы? – поразился Кот, даже позабыв на мгновение о лакомстве. – Чтобы кто-нибудь в здравом уме отказался от должности королевского палача? У вас превратное мнение о людях, господин д’Арталетт!

– Так как же?..

– Как? Элементарно! – Кот чиркнул когтем в миллиметре от пушистой шеи. – Или вас интересуют подробности?

– Благодарю покорно! – выставил перед собой обе ладони Георгий. – Я обойдусь без подробностей!

– Жа-а-аль… – протянул рассказчик. – Зрелище, уверяю вас, было великолепным. Оба главных персонажа не ударили в грязь лицом… Я имею в виду, что эшафот у папаши Кабоша всегда содержится в образцовом порядке, и милейшему господину Леплайсану не пришлось… Ну, вы понимаете…

Арталетов почувствовал, что все только что съеденное пробирается по пищеводу к ближайшему доступному выходу, и предпочел надолго присосаться к кубку с вином.

– Собравшиеся парижане были довольны. Ваш покорный слуга, признаться, тоже…

– Так вы тоже там были? – возмущенно пробулькал Жора, не отрываясь от бокала.

– А как же? На лучшем месте – целых пять экю золотом выложил!

– И ничем не…

– Обижаете! Я помахал нашему другу платочком, когда он отвешивал свой последний поклон публике.

– А почему же вы сказали о болезни? – решил сменить крайне неприятную для себя тему Георгий, поняв, что взывать к совести мохнатого прохвоста бесполезно – он ее попросту лишен.

– Я?! Ах да… Конечно! У Леплайсана совсем снесло крышу!.. Ха, нужно будет запомнить – великолепная шутка.

– А все-таки? – перебил Арталетов бессердечного кота, тем более что не находил в плоской шутке насчет снесенной «крыши» ничего смешного, особенно применительно к данному случаю.

– Только совершенно больной на голову может шутить так опасно… Ха! Еще один каламбур: Леплайсан[34]34
  «Леплайсан» по-старофранцузски значит «шутник».


[Закрыть] дошутился… Вы не находите, месье, что я сегодня просто искрюсь юмором?

– Ага! Гагарин – долетался, Карпов – доигрался… Избито, месье!

– Да?.. А мне казалось… Кстати, а кто эти уважаемые господа, которых вы только что упомянули?

– Неважно… Чем же шутки бедняги Леплайсана так не понравились добрейшему Генриху?

– Генриху? Что вы! Ему они понравились, да еще как! Он так смеялся, когда читал их в записи господина Ляроша, королевского прокурора… Утирая слезы, между прочим. Скажем: смеялся до слез! Или сквозь слезы…

– Так почему же он приказал казнить Леплайсана за шутки, если последние были его прямой обязанностью?

– В том-то и дело, месье, что не он, а королева-мать…

– Какое же она имела право?..

– Полное. В отсутствие короля управление королевством ложится на ее плечи. Не этой же дурочке – Марго – доверять скипетр и, главное, державу?

– А?..

– А Леплайсан как раз и имел неосторожность пошутить по поводу скипетра и некоторых особенностей его применения королевой-матерью. Вы же знаете, каким шалуном был наш дорогой друг? Если бы король оказался на своем месте, он наверняка заступился бы, но, увы, ему, как назло, приспичило вздуть австрийского эрцгерцога. Ладно бы хоть вздул, а то где-то посреди похода опять заскучал, остановил армию и отправился на охоту в Арденнские леса. Там ему и доложили о потере…

– И он…

– Да, его величество был безутешен. Он утер скупую слезу, повелел, чтобы Леплайсана похоронили с подобающими его титулу почестями и…

– Поскакал в Париж?

– Зачем? Голову Леплайсана доставили ему прямо в Арденны. Он же не Господь Бог, чтобы приставить ее на место и оживить казненного шута? Продолжил охоту. Но, уверяю вас, уже без всякого удовольствия.

– Сумасшедший дом… – пробормотал про себя Георгий.

– Я и говорю! – воскликнул Кот, так же как и все его сородичи обладавший феноменальным слухом. – Нет чтобы закатить вечеринку, помянуть по-человечески, пригласить друзей… Я, например, зря тащился в такую даль.

– Зачем? – Удивлению Арталетова не было границ: такая неожиданная сердечность у столь бессердечного по определению создания… – Хотели выразить соболезнование?

– Конечно. Но не только для этого. Вы бы знали, господин д’Арталетт, как тяжело тащить голову на своем горбу! Правда, я, с присущей мне находчивостью, вышел из положения и примерно полдороги волок ее за собой на веревке… Но Леплайсан так коротко стригся, вы же знаете! Пришлось…

– Да, вы на славу потрудились, – процедил сквозь зубы Жора, мечтая только об одном: взять проходимца за шкирку и…

– Кроме того, выкрасть голову из гроба было еще труднее… – заливался соловьем тот, не замечая нависшей над ним опасности. – Но Леплайсану очень повезло, – внезапно заявил он.

– Чем же? – саркастически усмехнулся Арталетов.

– Он наверняка теперь единственный из французов, похороненный сразу в двух местах, – вполне серьезно ответил Кот. – В Арденнах и в Париже, на кладбище Пер-Лашез[35]35
  На кладбище Пер-Лашез захоронены участники Парижской Коммуны 1871 года, что сделало этот мемориальный погост настоящей «Меккой» всех советских партийных функционеров, чиновников и туристов, посещавших в свое время Париж.


[Закрыть]. Между прочим, известное место.

– Наслышан, – так же серьезно кивнул в ответ Георгий. – Действительно, ему несказанно повезло…

* * *

На Арталетова всегда плохо действовали кладбища. Даже такие уютные, более смахивающие на загородные парки, каким был в те далекие времена Пер-Лашез.

Теснящиеся друг к другу католические кресты и каменные нимфы, скорбящие над никому уже неведомыми Франсуа де ля Груа, Марианнами Арно и прочими Мальвуазенами де Стразуассонами дю Рамуашенами, увитые пожухшим плющом могильные плиты с глубоко врезанными готическими буквами эпитафий, кованые оградки…

Жора настоял на визите в печальную обитель, чтобы отдать дань памяти покойному другу, сразу же, как только узнал о его гибели.

Но Кот уверенно повел его вовсе не в гущу богатых обелисков, а куда-то в дальний угол, густо поросший боярышником, возможно, когда-нибудь весной и радующим глаз пышным цветением, а теперь напоминающим пучки колючей проволоки, почерневшей от времени.

– Вот тут. – Мохнатая лапка ткнула в покосившийся крест из простого горбыля, утонувший в зарослях бурых сорняков.

Некрашеная доска уже потемнела от непогоды и, без всякого сомнения, вряд ли простоит тут более сезона-другого. Самое большее – три. А дальше?

А дальше безымянная могилка постепенно сравняется с землей, и сама память о неунывающем Леплайсане, надежном друге и бесстрашном бойце, остроумном собеседнике и веселом собутыльнике, наконец, просто отличном человеке изгладится навсегда. Разве такой участи он заслуживал?

Приглядевшись, Георгий увидел сидящую на поперечной перекладине креста бледно-зеленоватую тень, не более материальную, чем струйка дыма. Неужели это вечный спутник Леплайсана?

Полупрозрачный чертик печально взглянул в склоненное к нему знакомое лицо бледно-желтыми фонариками глаз и снова нахохлился, будто больная птичка. Судя по неважному состоянию – осталось ему совсем немного и вскоре предстоит отправиться вслед за покровителем.

Может быть, крест так плохо влияет? Все же нечистая сила…

– Иди сюда, – протянул ладонь Арталетов, движимый естественным чувством сострадания, но чертик лишь вяло помотал головенкой и сгорбился еще больше.

До этого момента в смерть друга не верилось до конца. Но именно вид смертельно больной маленькой твари послужил последней каплей, и сердце Георгия дрогнуло. Он не сдерживал слез, струящихся по щекам, не стеснялся Кота, тоже изо всех сил делавшего вид, будто скорбит.

– Я вернусь и спасу тебя, Людовик, – пробормотал путешественник. – Вот только доведу до конца дело и вернусь…

* * *

Ужин близился к концу, а Арталетов не знал, с какой стороны подступиться к своей задаче.

Чем можно увлечь всем на свете довольное существо, чтобы оно бросило свой налаженный во всех отношениях быт и очертя голову окунулось в полную невзгод и опасностей Неизвестность. Романтикой? Полно! Только не Кота в сапогах, прожившего такую переполненную событиями жизнь, что хватило бы на пару десятков мемуаристов… Материальными благами? Ага! Особенно такого, купающегося в богатстве… Надавить на дружеские чувства? Сомнительно, чтобы они у него были…

– А ведь того золота, которое вы укра… позаимствовали у Воляпюка, – вовремя поправился Георгий, – не хватило бы на все это великолепие, – обвел он рукой стены, обитые тисненой золотом кожей и украшенные картинами – сплошь натюрмортами «малых голландцев» с рыбой и битой птицей, золоченые канделябры, бархат портьер. – Каким же образом? И к королю, по вашим же словам, вы путешествовали пешком. Когда несли… это…

Слова «голова Леплайсана» он так и не смог выговорить.

– Да, это так, – вздохнул Кот, наливая себе в бокал из отдельного графинчика бурую жидкость, подозрительно пахнущую аптекой и селедочным рассолом. – Тогда я еще не мог похвастаться особенным достатком… Так, домик на Монмартре, небольшое дело по скупке кра… некоторых ненужных хозяевам вещей…

– Отчего же такой прогресс?

– Если сказать честно, – признался Кот, язык которого несколько развязала принятая внутрь валерьянка – для кошек, как известно, то же самое, что и алкоголь для людей, – то, несколько обиженный размером королевской награды за столь важную услугу, я по возвращении наведался на вашу опустевшую квартиру. Не спешите протестовать, сударь! Вас сожгли на костре, родственников Леплайсана я не знаю, да и были ли они у него… Как ни крути, я на тот момент мог считать себя единственным наследником нашего общего покойного друга. Все равно жилье ушло бы на погашение долгов шута… Какое имущество имел Леплайсан, – продолжил он, осушив еще одну чарку своей «микстуры», – вы, конечно, знаете сами. Да, когда Фортуна поворачивалась к нему лицом – он шиковал, будто Крез, швыряя золото направо и налево. Когда иным местом – был нищ, как церковная мышь… Впрочем, что я вам это рассказываю – вы видели его в обоих состояниях. А после вашей безвременной кончины, казалось, удача вообще забыла о нем.

– Он бедствовал?

– Не то слово! Король увлекся очередной любовницей, работы по специальности не предвиделось, в карты не везло. Представляете – я даже не нашел в квартире запасной шпаги! Даже когда Леплайсан продувался в дым, оружие для него было свято. Валялось лишь всякое барахло, место которому – у старьевщика! Я смог набить только один мешок! Но вот в бюро…

– У нас не было бюро.

– Значит, появилось уже после вашего, так сказать, отъезда. – Кот хладнокровно указал когтем в потолок. – Да! Вы же не знаете! Наш друг взялся за мемуары! Успел всего несколько страниц, но все-таки… Я вам потом дам почитать… Так вот: в ящике бюро я обнаружил несколько очень занятных картинок, касающихся другого нашего знакомого. Не догадываетесь кого?

– Неужели Воляпюка?

– В точку! Конечно, Леплайсан ничего такого на уме не имел – вам же известно благородство покойного! Так, взял посмотреть на досуге и позабыл вернуть. Я восполнил этот пробел.

– И все это великолепие – за те несколько картинок? Да там же ерунда сущая была!

– Ерунда ерундой, – глубокомысленно заметил кот, – но когда дело касается особы столь высокого сана… К тому же я присовокупил к своему щедрому подарку одно из тех надушенных писем, перевязанных розовой ленточкой, которые по неизвестной причине оказались у меня в шляпе после того памятного ночного огр… визита. Его высокопреосвященство просто не знал, чем меня отблагодарить! Ему ведь хорошо известно, что среди писем были и другие, с ленточками иных цветов…

– Бедный старик…

– Почему же бедный? Думаете, он сильно обеднел, уделив мне, сирому, жалкую кроху от своих богатств? Вы не уважаете церковь, мой друг. А князей церкви – просто унижаете.

– Я больше не буду. Неужели на кардинала так подействовало письмо?

– Вы спрашиваете? Ведь письмо-то от жен-щи-ны! Уж поверьте мне, как старому холостяку…

– А почему, кстати, до сих пор холостяку? – невинно спросил Жора, почувствовав вдруг, как сердце пропустило удар. – Помнится, вы мечтали жениться.

– Ха! Беру пример с вас, – огрызнулся Кот, но чувствовалось, что вопрос попал в точку: он сейчас был как раз в том состоянии, когда мужчин обычно тянет на романтические приключения или хотя бы на разговоры о них. – Вы ведь тоже не спешите мне похвастаться изменениями в своем семейном положении.

Конечно, если они нормальные мужчины, а не всякие там упыри нестандартной ориентации…

– Не спешу, – честно ответил Арталетов. – Но делаю в данном направлении большие шаги.

– Красная Шапочка? – подмигнул Кот.

– Ну-у… Неважно. В данном случае речь о вас.

– Я? А что я?.. – Кот откинулся в кресле и принялся изучать кончики когтей, время от времени наводя на них блеск языком. – Разве тут найдешь приличную подругу жизни? Нет, от соискательниц прохода нет, но это либо уродки, либо дуры, либо то и другое вместе, и всего – много. Среднего мне еще не встречалось. К тому же, – смущенно добавил он после некоторой паузы (Жора затаил дыхание, боясь спугнуть удачу), – местных Мурок и Бусек я навидался за свою жизнь предостаточно. Настигнешь, бывало, в темном уголке, припрешь к стенке, схватишь зубами за ушко и… А потом и думаешь про себя: «Ну чем я, уважающий себя Кот, отличаюсь от какого-нибудь паршивого кролика?..» Даже стыдно порой. Вот если бы нечто экзотическое…

– Думаю, – тщательно, взвешивая слова, проговорил путешественник, – что я мог бы вам помочь…

* * *

– И вы хотите сказать, что посредством вот этой штуковины, – Кот недоверчиво ткнул когтем в «хрономобиль», – мы с вами перенесемся в будущее? На целых четыреста лет?

Убедить прожженного плута и циника до мозга костей в реальности фантастического предложения удалось далеко не сразу. Слишком мало мошенник верил в людей, чтобы поддаться на уговоры.

Но, как ни странно, Арталетов его убедил. Хотите – верьте, хотите – нет. Это стоило ему нескольких седых волосков и, возможно, пары лет жизни, но убедил.

Может быть, потому, что достигший всех возможных в его время вершин Кот просто пресытился? Не иссякла в нем еще авантюрная жилка? Так или иначе, посланец из грядущих эпох торопился ковать железо, пока оно было горячо.

– И как это все будет происходить?

– Очень просто. Я вас возьму на руки…

– Меня? Честного кота? На руки? Вы вообще представляете себе, о чем ведете речь?

– Ну, хорошо, – начал злиться Георгий. – Вы возьмете меня на руки…

Сошлись на том, что Кот будет в момент перемещения сидеть на коленях у д’Арталетта.

– Чертовски неудобно, – жаловался Кот, пытаясь умоститься на острых Жориных коленках. – В последний раз я сидел на коленях у человека в пятимесячном возрасте…

– Вы так хорошо помните этот день?

– Еще бы! Тем человеком была семилетняя хозяйская дочка, которая пыталась остричь мне усы. Я не остался в долгу. Надеюсь, что, – Кот мечтательно зажмурился, – шрамы от моих когтей не сошли с ее мерзкой, конопатой физиономии и чертовка так никогда и не вышла замуж!

– Почему же так жестоко?

– Потому что после этого, собственно, и началась моя самостоятельная жизнь, – отрезал усач. – Меня выгнали из дома! Сперва, правда, вообще пытались утопить, но я отстоял свою шкуру!.. Я не очень смешно выгляжу?

В дорогу он напялил на себя все самое лучшее из необъятного гардероба и теперь красовался в темно-зеленом с золотом костюме, ярко-красных сапогах (иного цвета и фасона обуви он вообще не признавал) и кремовой шляпе с павлиньим пером. Добавьте сюда толстую золотую цепь с медальоном, который болтался примерно на том месте, где пряжка ремня у старослужащего Советской Армии; пышный воротник из брабантских кружев, а также прицепленный сбоку стилет, по размерам обладателя вполне сходящий за шпагу, и вы получите полное представление о свадебном наряде Кота. Что-то вроде Мурзика, наряженного девочкой в кукольные платьица.