Текст книги "Сумрачный гений III рейха Карл Хаусхофер"

Автор книги: Андрей Васильченко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 17 страниц)

Письмо Карла Хаусхофера, адресованное Рудольфу Гессу

18 ноября 1935 года

Глубокоуважаемый господин имперский министр!

Направляю с письмом проект отчета о моих командировочных расходах, который к 25 ноября должен быть представлен членам Малого Совета и Сената Академии. Они составляют 96,96 рейхсмароки, и их мне должна компенсировать «Немецкая Академия». Транспортные расходы столь велики, так как в мюнхенском и берлинском штабе мне отказали в выделении одного бесплатного билета для проезда 1-м классом. Положение, в котором пребывает «Немецкая Академия», просто невыносимо. 1 декабря я поставляю вопрос перед членами Малого Совета, сенаторами, друзьями либо о нормальном продолжении деятельности, в которой были достигнуты немалые успехи, либо о ликвидации. Еще не хватало, чтобы мы вошли в историю культуры как оставившие без средств к существованию в прошлом году коллекционера предметов немецкого флота Ганнибала Фишера. Это не касается приглашенных специалистов по культуре, которые занимают посты государственных советников и референтов.

Мой отказ от чтения лекций в Австрии, Чехословакии, Венгрии, Югославии и Болгарии считаю правильным, так как мои доклады имели немалый успех в Швеции и Норвегии. Впрочем, многие возможности для культурного посредничества до сих пор не были использованы. Поскольку я как президент пришел к мысли о возможности при определенных обстоятельствах роспуска «Немецкой Академии», то я не вижу никакой возможности пристроить в культурной сфере наших сенаторов. Они рискуют оказаться в некоем подобии «Салона отверженных».

Надо найти замену приглашенному в Берлин президенту научного отделения Майеру. С комиссией по вопросам высшей школы я сейчас буду решать, станет ли ему заменой декоративный нуль или молодой энергичный специалист. В любом случае этот человек должен обладать некоторым авторитетом в мире. Однако в настоящее время в нашем распоряжении имеется не слишком много людей, которые при увлеченности работой готовы перебраться в Мюнхен, а также обладают пропагандистским потенциалом. Имперский руководитель врачей д-р Шульте-Штратхаус предельно занят в своих собственных структурах. Сейчас мне сложно говорить о том, обладает ли указанными качествами бывший президент «Восточного института» в Бреслау. Сотрудники мюнхенских институтов и культурных учреждений достаточно низкого уровня – они полностью утратили свое прежнее влияние за рубежом. Высшая школа неуклонно теряет свой авторитет, в нее приглашаются банальные школьные учителя. Это еще более усиливает ее интеллектуальную деградацию. Но иногда требуется как раз интеллектуал, в особенности если речь идет о работе с заграницей. Буду ждать твоей помощи. 1 декабря 1935 года надо либо принимать радикальное решение, либо ориентироваться на роспуск нашей структуры.

Письмо Карла Хаусхофера, адресованное Рудольфу Гессу

9 января 1936 года

Дорогой Рудольф!

Приложение к этому письму является, наверное, одним из самых ответственных и самых важных решений, которые я принимал в своей жизни. Что касается моей личности, то мне хотелось, чтобы как можно быстрее было удовлетворено мое прошение об отставке. Когда мы с тобой начинали сотрудничать, то я тешил себя великой мыслью, что стану орудием Третьего рейха. Но этого не случилось, так как мне пришлось использовать самые непригодные для этого средства, в чем я в итоге и оказался виноват. Я полагаю, что только изменения в уставе могут спасти от умирания «Немецкую Академию». Суть этих изменений тебе грамотно объяснит Родде. Однако эти модификации никогда не смогут быть приняты, когда многие институты и другие учреждения находятся под сильнейшим давлением со стороны генерального секретаря [ «Немецкой Академии»]. В рамках нашего же учреждения он не без успеха плетет интриги против президента. Он считает, что президент уже достаточно использовался в качестве руководителя, а потому в Третьем рейхе должен стать лишь представительской фигурой.

То, что могло бы спасти жизнь нашей отличной и жизнеспособной структуры (в особенности если наладить сотрудничество со службой академических обменов), являются реформа управления [ «Немецкой Академией»] и смена ее руководства. Малый Совет не в состоянии осуществить эти мероприятия. Кроме того, я выношу жесткий приговор – он вообще не в состоянии принять какого-то принципиального решения. Для подготовки реформ надо нанести стремительный удар, о котором не будет догадываться никто из членов совета. Со стороны Академии вести с тобой переговоры уполномочен Родде. Службу академических обменов будет представлять партайгеноссе Шмидт, который поддерживает постоянные контакты с имперским министром Керрлем [33]33
  Глава Имперского министерства по делам церкви.


[Закрыть]. Никто другой не должен знать о готовящейся акции, никто не должен более видеть эти строки. После прочтения этого письма, я прошу его уничтожить [34]34
  Письмо в итоге не было уничтожено Рудольфом Гессом.


[Закрыть].

Письмо Карла Хаусхофера, адресованное Рудольфу Гессу

24 мая 1936 года

Дорогой Рудольф!

Поскольку я не знаю, когда смогу лично увидеть тебя, то направляю тебе с письмом две брошюры. Прошу тебя незамедлительно одну из них передать фюреру, а вторую я презентую тебя для твоей библиотеки. Это небольшие, но очень глубокие по своему смыслу свидетельства того, почему правящий класс Японии находит понимание именно у нас, но не у других народов Земли. Это происходит из-за определенного духовного родства. Когда будешь преподносить фюреру эту работу, то обрати его внимание на место, где говорится о японских кузнецах, производящих мечи. Японскую сталь куют с любовью. Она после многократной перековки идет на почитаемое оружие.

Поскольку живые соратники чествуют погибших членов НСДАП, не являвших родственниками, ты можешь найти сходные разъяснения, относящиеся к одному из самых великолепных иностранных примеров аналогичной практики.

Еще раз прошу, удели брошюре хотя бы полчаса. Для такого быстрого читателя, как ты, этого будет вполне достаточно, чтобы ознакомиться с ее содержанием. Ты также можешь обнаружить и другие отрывки, на которые бы мог указать фюреру. Конечно же, ему лучше давать рекомендации, предварительно познакомившись с этой работой.

Если говорить о делах «Немецкой Академии», то в полдень 16-го числа был с визитом у д-ра Геббельса. Я очень благодарен тебе за то, что ты помог организовать эту встречу. Я думаю, что он полностью разберется в делах, так как я подготовил и направил ему специальную докладную записку. В ней говорится о необходимости выделения 200–250 тысяч рейхсмарок, что позволило бы продолжить работу «Немецкой Академии». Эта сумма определена исходя из того, что Родде удается регулярно доставать еще 200 тысяч рейхсмарок. По своему объему эти суммы, конечно, не достигают финансирования культурных проектов, которые реализуются во Франции, но тем не менее они позволят продолжить борьбу и выстоять в ней.

Имел продолжительную беседу в Брокхаузеном. Она была успешной. Затраченные на командировки средства будут компенсированы. Об инциденте с Раушиннгом уже проинформировали Данциг, о чем я надеюсь рассказать тебе во время нашей следующей личной встречи.

Вечером сего дня направляюсь в Байройт к твоим национал-социалистическим учителям, чтобы рассказать о геополитике Восточной марки, на чем настояли они сами. Передавай поклон фрау Ильзе.

Хайль Гитлер!

Старый, преданный тебе Карл Хаусхофер.

Письмо Карла Хаусхофера, адресованное Рудольфу Гессу

9 июля 1936 года

Дорогой Рудольф!

Я надеялся, что не буду беспокоить тебя еще долгое время. Однако направляю два приложения, которые не терпят никакого промедления. Одно из них касается визита в Берлин очень важного министра Октавиана Гоги [35]35
  Октавиан Гога – румынский поэт, политик, придерживавшийся радикальных националистических воззрений, руководитель Национально-христианской партии Румынии. Последовательно проводил политику сближения Румынии и Германии. 6 августа 1936 года встречался с Гитлером в Берлине. Сопровождавший при этом его профессор Йон Сан-Гиоргиу был один из крупнейших румынских специалистов в области геополитики. Был дружен с Карлом Хаусхофером, с которым поддерживал тесные связи.


[Закрыть], главы румынской Национально-христианской партии. Его сопровождает весьма талантливый профессор Йон Сан-Гиоргиу. В настоящее время они находятся в доме пастора в Карлсбаде, где до 23 июля ожидают ответа. 30 июля оба этих господина направляются в Берлин, где, возможно, хотели бы встретиться с фон Риббентропом в отеле «Эспланада». Об аудиенции у фюрера будет ходатайствовать румынский посол. Он очень опасается того, что на своих плечах могут принести эти двое. Сан-Гиоргиу утверждает, что в Румынии в ближайшее время может смениться правительство. Это может привести к изменению румынской внешней политики. Гога отказался заключать пакт с Россией и намерен начать выступления против Леона Блюма [36]36
  Лидер Социалистической партии Франции, который стал премьер-министром в правительстве «Народного фронта».


[Закрыть]. Как видишь, эти люди готовы на очень многое, а потому имело бы смысл организовать у нас их встречу с ключевыми политическими фигурами. Это первая проблема.

Вторая относится к моему пожеланию, чтобы ты (когда выдастся свободное время) ознакомился с весьма благоразумным меморандумом одной из австрийских рабочих групп. Она высказывает некоторые идеи, которых так недостает тебе. Только постарайся, чтобы этот документ не попал «не в те руки».

Письмо Карла Хаусхофера, адресованное Рудольфу Гессу

27 сентября 1936 года

Дорогой Рудольф!

Два дела вынуждают меня в очередной раз помешать твоему отдыху. Оба дела – служебные. Однако одно из них совершенно не касается моей деятельности. С него и начну. Ты найдешь приложенным к письму наброски и фотографии архитектурных форм, которые Советы планируют представить на Парижской выставке 1937 года, как раз напротив германского павильона. Это настоящий культурно-политический вызов! Поскольку это является вызовом, то считаю необходимым дать достойный ответ, который бы не ограничивался художественными моментами. Обрати внимание фюрера на двухстороннее обрамление моста в Йене, чтобы можно было понять суть внешнего культурно-политического противостояния. Вероятно, ты припомнишь достойного градостроителя, внимание которого обратишь на присланные мною вещи.

Другой вопрос касается моей отставки, в которую я намерен подать 1 октября. Этот шаг стал неизбежным результатом внутренней штабной войны, которая едва ли позволит сохранять доверительные отношения. Я знаю, что в НСДАП недоброжелательно относятся к противостоящим мне господам: доктору Тирфельдеру, майору Фену и неуклюжему в своих действиях д-ру Йобсту. Они смогли заручиться поддержкой Малого Совета (к сожалению, даже Брукмана), который я всегда рассматривал как опору своей деятельности. Мне ничего не остается, кроме как подать в отставку. Несмотря на помощь Родде и его усердных помощников, которые предприняли просто нечеловеческие усилия, [ «Немецкую Академию»] так и не удалось сделать политическим инструментом Третьего рейха.

К нынешнему штабу я не имею ни малейшего доверия, а потому вынужден отказаться от какого-либо сотрудничества с ним и буду рассчитывать только на самого себя. Оставляя эту должность, могу лишь дать тебе совет – поручи какому-нибудь способному человеку беспощадную унификацию [ «Немецкой Академии»], с соответствующим изменением состава ее руководства. Для данной роли лучше всего бы подошел Родде, который сведущ в этих делах. «Немецкая Академия» могла бы принести много пользу, но, к сожалению, только в случае, если произойдет смена генерального секретаря, директора и референта по работе с прессой. Родде в этом мог бы помочь партайгеноссе Шмидт, под их руководством можно было бы также использовать д-ра Вайснера. Сам же я более не могу продолжать сотрудничество с мюнхенским руководством [ «Немецкой Академии»].

Судьба отвела мне весьма подходящий час для прекращения работы. Я сравниваю это с событиями в университете… Опыт, который я приобрел в «Немецкой Академии», очень тяжелый. Ты знаешь, как я ратовал за этот проект, как я старался спасти эту идею от бездарных служащих. Оказалось, что я могу отнюдь не все. Мне горько признавать, что, наверное, было бы лучше, если бы Академию сразу же унифицировали под началом ничтожного гимназического учителя, который захватил ее сейчас. Однако я был склонен относиться к людям лучше, чем они того заслуживали. Моя деятельность и мой идеализм оказались несовместимыми…

Письмо Рудольфа Гесса, адресованное Карлу Хаусхоферу

Рейхольдсгрюн, 26 августа 1937 года

Дорогой, почтенный друг!

Конечно, предпочтительнее было бы лично заехать к тебе в Хартшиммель, чтобы воспользоваться случаем, который даровала мне судьба, и передать тебе мои поздравления с 68-м днем рождения. Было бы просто прекрасно вновь провести несколько часов под старыми деревьями, которые дарят воспоминания не только тебе, но и мне. Как бы хотелось поговорить под ними, взирая на пейзаж с грядой гор. Я помню, как суровый облик горного массива Фихтель наполнял твое сердце радостью на все грядущие времена. Я надеюсь, что эти горы будут приносить тебе меньше хлопот и разочарований, чем в прошлые годы. После того как ты взрастил свое детище, которому посвятил свою жизнь, ты пожертвовал «Немецкой Академией», позволил свершить предначертанное судьбой… Рано или поздно мы забудем все то плохое, что было связано с Академией. В нашей памяти остаются только самые светлые воспоминания о лучших моментах. Я бы с удовольствием сделал тебе ко дню рождения подарок, который помог бы отвлечь от досады и тех людей, которые тебе ее причинили. Как философ, можешь ты того или нет, но ты им являешься, ты являешь собой тот тип человека, который не всегда склонен приукрашивать жизнь. Как когда-то в поздние времена такой же философ делал это в Сан-Суси [37]37
  Подразумевался Фридрих Великий.


[Закрыть]. Когда-то в Харлахинге я спросил, могу ли я подарить тебе щенка благородной немецкой овчарки, которого ты неоднократно гладил. Тогда ты так и не ответил на этот вопрос, хочешь ли ты в подарок эту собаку. Вероятно, было бы великим счастьем, чтобы товарищ с твоим подарком прошел сквозь все невзгоды и радости.

Думаю, что следующий раз я тебя увижу только на съезде партии. Буду надеяться, что удастся выкроить в этой суматохе свободный вечер, как это произошло в последний раз. Из Нюрнберга я возвращаюсь в Мюнхен, но буду находиться там недолго, так как мне предстоит принимать участие в маневрах вермахта, которые будут проводиться в последние дни сентября в Померании. О них было бы особенно интересно поговорить с тобой, поскольку в этих маневрах впервые будет отрабатываться взаимодействие сухопутных войск не только с военной авиацией, но и с военно-морским флотом. Насколько я знаю, подобного рода маневры (по крайней мере, в таком масштабе) никогда не проводились в довоенной Германии. За это упущение мы очень дорого заплатили в 1914 году. Тогда в генеральном штабе не имели ни малейшего понятия, как надо было использовать военно-морской флот. Соответствующий запрос флотского командования остался без внимания. На тот момент военно-морские силы никак не задействовались для поддержки наземных операций. Как я недавно узнал, накануне войны командование военно-морских сил не ставило в известность о своих планах командование сухопутных войск, и, наоборот, в сухопутных войсках ничего не ведали о намерениях военных моряков. Одним словом, в новом рейхе пытаются учитывать допущенные в прошлом грубейшие ошибки. Но не буду предаваться иллюзиям – людям вообще несвойственно учиться на ошибках. Они совершают их постоянно.

Однако вернусь к тому, о чем я, собственно, хотел поговорить с тобой, когда вернусь в Мюнхен. Я намерен осуществить автомобильную поездку по автобану, в которую планирую взять тебя и фрау Марту (передавай ей от меня нижайший поклон). Я планировал направиться на Химзее к старику (Теодор Бомхард). Ты говорил, что он является не просто живым учебником истории, а может рассказать, что уже находится на страницах напечатанных учебников и что будет находиться в будущем. Для меня было бы большой честью познакомиться с таким старым и мудрым господином. Поэтому я непременно намерен посетить его.

Я надеюсь, что дела у твоей супруги идут хорошо и что ты получил благоприятные отзывы от своих домашних, которые оказались раскиданы по всему миру. Я просто завидую Альбрехту, который может совершать командировки за рубеж. Утешаю себя только тем, что в 1940 году мы вместе направимся в Токио (шучу!).

Письмо Карла Хаусхофера, адресованное Рудольфу Гессу

1 июня 1938 года

Дорогой Рудольф!

«Тот, кто строит дорогу, должен иметь много мастеров!» Приношу свои извинения за то, что использовал отрывок из твоей речи в качестве кульминации для моего июньского «Обзора мировой политики». Мне казалось, что в месяц летнего солнцестояния политические события в мире очищены, как воздух после летней грозы. То, что я действую с полным осознанием политико-научной ответственности, самым лучшим образом отразилось в этой работе на звание мастера. Я считаю это апогеем моих долгосрочных усилий по анализу мировой политики. Еще раз большое спасибо. В прилагаемом документе все интересные детали подчеркнуты красным цветом.

Теперь о делах. До съезда партии в Саарбрюккене произойдет открытие театра. Тебе стоит обсудить это с фюрером, а затем с гауляйтером Бюркелем, чтобы придать этому действу правильные интонации. Пока это не удается. Там ошибочно предпочитают обращаться к богатым людям. В городе их несколько человек. Однако город находится в приграничной зоне, железнодорожное сообщение нарушено, развитие железной дороги затруднено. Местный бургомистр, старый партайгеноссе, был у меня. Он просил, чтобы я помог своевременно привлечь внимание немецкой прессы к столице Саарской области. Я пообещал ему, что в своей «Геополитике» напишу о пограничном значении Саарбрюккена как ключевого узла всего железнодорожного сообщения на Западе. Однако оно планомерно парализуется действиями Франции и Бельгии. Ты еще увидишь, что эти убытки, которые пока не замечаются из-за открытия театра, дадут о себе знать. Они как переменный ток, их можно будет устранить только со временем. Я обещал, что расскажу тебе как защитнику всех немцев о переживаниях бургомистра и его советников. Они надеются, что ты сможешь дать ход этой информации… В Хартшиммеле я принял невестку с четырьмя детьми. Хайнц сейчас находится в Бухаресте. И боясь, что из-за подготовки дома, где будут весело бегать четверо детей (трое мальчиков и девочка), я не смогу справиться со своей работой. Внучка является достойной крестницей фрау Ильзы.

Получилось, что я приветствовал тебя письмом, представляющим странную смесь из новостей мировой политики и личных впечатлений. Желаю тебе удачно отдохнуть.

Письмо Рудольфа Гесса, адресованное Карлу Хаусхоферу

Мюнхен, 24 апреля 1939 года

Глубокоуважаемый, дорогой друг!

Эти строки я пишу с осознанием собственной вины. Ты направил мне два прекрасных письма, которые так и остались без ответа с моей стороны. Но ты ведь знаешь, как у нас идут дела. Чем дальше, тем их больше. Кроме того, проводилась подготовка к празднованию юбилея фюрера, который оказался достойным и прекрасным во всех отношениях мероприятием. Как раз юбилей и являлся главной причиной, почему твои письма остались без ответа. Я очень сожалею, что тебя не было на этом празднике и ты не мог своими глазами видеть этот парад. На фоне тех разочарованных и озлобленных чувств, которые мы испытывали в 1918 году, он принес несказанное удовлетворение. Я от души наслаждался выражением лиц некоторых военных атташе. Так как они находились на противоположенной от меня трибуне, то я мог разглядывать их в бинокль. В зависимости от темперамента на них возникала либо улыбка, либо усталость, либо нервозность, которую некоторые тщетно пытались скрыть. От этого их лица искажались еще больше. Впрочем, рядом с нами стояли и представители дружественных наций, которые в эти часы убедились в том, что стали проводить правильную политику. В один момент я вспомнил о тебе. Я увидел адмирала, которого встречал у тебя в 1934 году. В то время он был в более скромном звании…

Фрейлейн Фат с укоризной узнала, что ты просил меня предать ей, чтобы она хотя бы время от времени сообщала, как у меня идут дела. И я забыл передать ей эту просьбу. Теперь я должен покаянно снять шляпу! Мне, естественно, важно знать, как прошла твоя поездка. Надеюсь, что во время ее ты действительно отдыхал. Если она сопровождалась южным небом, теплом, солнцем и радостью, то это было прекрасным поводом для того, чтобы забыть про все дела «Объединения зарубежных немцев»! Я не знаю, когда ты вновь вернешься на наш суровый север, который в настоящее время пребывает во всех своем весеннем великолепии. Во всяком случае, я надеюсь, что в ближайшее время увижу тебя окрепшим здоровьем и загорелым.

Что касается меня, то ежедневное лечение зубов при полном преобразовании моей челюсти несколько облегчилось в результате того, что я нашел исключительно талантливого дантиста. У него техника самого последнего поколения. Кроме того, он беспокоится о том, чтобы не доставлять пациенту ненужных мучений. В первых днях мая мне предстоит пройти весьма неприятную резекцию корней зуба. После этого в чудесном настроении я могу направиться в Карлсбад. Это настоящий рай для отдыха и физической разгрузки. Весьма вероятно, что в своих разъездах между Берлином и Мюнхеном ты будешь проезжать мимо курорта в Карлсбаде. Не исключаю, что мы может там встретиться.

С надеждой на встречу там или здесь, всегда твой Рудольф Гесс.

Хайль Гитлер!

Письмо Рудольфа Гесса, адресованное Карлу Хаусхоферу

Мюнхен, 5 июня 1939 года

Дорогой, глубокочтимый друг!

Огромная благодарность за письмо, которое попало мне в руки только после того, как вернулся назад из Кайзерлаутерна. Мне принесли большую радость строки, когда я вновь оказался в Калькхорсте. Я всегда мучительно приходил к осознанию того, что тонкие порывы моей души созревают под ураганным огнем стремительно развивающихся событий и приглушенной досады. Во всяком случае, уже не является достаточным изложить их в уточненной письменной форме. Если для тебя будет утешением, то скажу, что эти порывы возникают в глубине моей души, когда в Калькхорсте царит поразительная идиллия. И ты на несколько дней мог бы разделить со мной эту идиллию.

Воистину жаль, что мы не совершили эту поездку вместе. Тем более что в нашем распоряжении имелся бы очень комфортабельный вагон. Тут я слегка нагрешил, так как выпил небольшую бутылку шампанского. Экипажу самолета я обязан на редкость прекрасным полетом. Мы свернули от грозового фронта, пролетели над орошенным дождем немецким ландшафтом, погруженным в насыщенные цвета. Мы пролетели над Эссеном, чтобы затем следовать над Рейном и гессенскими землями, в итоге достигнув Франкфурта. На Западе творилось что-то напоминающее «гибель богов». Заходящее солнце всеми цветами радуги отражалось на низких облаках. После этого нас приветствовал древний Вормс, а затем уже последовал молодой Манхейм.

Вчера я известил Макса [Хофвебера] о прибытии в Эссен. Теперь двум друзьям оставалось только сожалеть, что третий не мог присоединиться к ним. В это время ты обращался с речью к студентам в Штутгарте, что приносило тебе несказанную радость.

Я закончил выполнение своих обязанностей так, что это устроило (по-видимому) все стороны. День гау был организован таким образом, что был проведен между линией Зигфрида и Вайнштрассе. Бюркель умело действовал в обоих направлениях. Во второй половине дня я осуществил повторный осмотр тамошней части линии Зигфрида, о чем, вероятно, ты мог прочитать в прессе. Если бы я только предвидел, что благодаря рассудительной и весьма экономящей нервы организации дня гау у меня найдется свободное время, то я непременно бы попытался вырвать тебя из рук штутгартских студентов. Мы могли бы вместе порадоваться. Тебя бы осмотр линии интересовал вдвойне: и как старого офицера генерального штаба, и как знатока здешних мест.

Но, к сожалению, наша встреча, которая случается и без того редко, не состоялась. А потому мне приходится предвкушать посещение тебя на альпийских лугах. Даже если я вернусь к обыденным делам, то надеюсь, что смогу выкроить время.

Письмо Рудольфа Гесса, адресованное Карлу Хаусхоферу

Мюнхен, 14 июля 1939 года

Глубокоуважаемый, дорогой друг!

Ну почему ты должен пребывать в твоих горных высотах, в стороне от всяких треволнений, в то время как я, перегруженный работой (в этом есть и свои благоприятные моменты), должен пожинать плоды во всех мыслимых сферах! Это мое письмо было написано не без сомнений и мучительных размышлений. Но только так мне удалось предотвратить бессердечное извещение, которое было бы передано по официальнобюрократическим каналам. Несмотря на то что мое сообщение является не совсем официальным, прошу тебя не давать волю злости.

Изложу в двух словах, о чем я, собственно, веду речь. Альфиери, «итальянский Геббельс», официально уведомил «дорогих друзей» по Оси, что дуче был обеспокоен некоторыми местами в твоей книге, посвященной границам [38]38
  «Границы в их географическом и политическом значении».


[Закрыть]. Это относится к отрывкам, в которых затрагивается проблема Южного Тироля. После этого дуче отдал Альфиери приказ, чтобы тот выразил претензии. После консультаций с Геббельсом мы пришли к выводу, что нам было необходимо вдвоем направиться к фюреру, который очень нервно реагирует на все, что касается внешнеполитического положения и согласия между державами Оси. Убедить его было очень сложно, а потому была достигнута договоренность, что книга будет полностью изъята из продажи. Кроме того, мы выразили единодушное мнение, что ты отнюдь не намеревался провоцировать какие-то неприятности, поскольку речь шла всего лишь о переиздании написанной в 1927 году работы. Причем в новом издании воспроизводился старый текст. Никто и предположить не мог, что отдельные из моментов в нем могут вызвать осложнения, так как некоторые из идей в настоящее время являются нецелесообразными. Альфиери передал это сообщение в Рим и выразил со своей стороны надежду, что на этом недоразумение было исчерпано.

Я не должен убеждать тебя в том, что этот случай был для меня крайне неприятным. Однако ты, опираясь на свои знания, поймешь, что нередко мелочи в неподдающихся учету внешнеполитических факторах значат очень много. А в данном случае эти мелочи коснулись высшего уровня межгосударственных отношений. Я думаю, что знаю тебя очень хорошо, а потому могу предположить, что ты пойдешь на эту жертву, которая имеется большое значение в борьбе наций за выживание, с улыбкой.

Издательству же я сделал выговор. Оно накануне направления книги в печать должно было дать мне ее на ознакомление, чтобы я мог, по крайней мере, дать свое заключение по самым критическим местам. Возможно, в книгу можно было бы внести небольшие коррективы и поправки, что в итоге не привело бы к осложнениям. Подобная недальновидность издательства должна вызывать досаду как у тебя, так и у меня. Но теперь уже сложно что-то изменить. Мне хотелось бы навестить тебя в твоем горном убежище, чтобы мы смогли лично поговорить обо всех вещах.

С сердечным приветом твой Рудольф Гесс.

Письмо Карла Хаусхофера, адресованное Рудольфу Гессу

Партенкирхен, 15 июля 1939 года

Дорогой Рудольф!

Пару раз мне посчастливилось в жизни не стоять перед выбором, так как сама судьба ниспослала мне свыше знаки. И если она распорядилась, чтобы именно ты предупредил получение мною чиновничьего извещения, значит, она уже выбрала путь, по которому я, столкнувшись с небольшими каверзами, продолжил бы (на основании сделанных выводов) двигаться в верном направлении. Ты помнишь, как однажды на прекрасной террасе в Калькхорсте мы вели с тобой беседу о том, имеет ли право 70-летний старик занимать пространство, которого бы хватило для десятка деятелей 40–50 лет. Тогда ты не смог дать однозначного ответа, встав на одну из сторон. Аналогичным образом в Киле большие парусные лодки сначала снимаются приливом с мели, но затем с отливом возвращаются на нее.

Нынешние твои строки об участи моей книги как раз являются тем знаком судьбы, который мне указывает на то, что я более не могу двигаться по ранее выбранному пути. Я должен сделать какие-то изменения. Ты прекрасно понимаешь, что я пока не могу вынести окончательный вердикт. Я лишь могу поблагодарить тебя за тот благородный и аристократический способ, которым ты уведомил меня, взяв на себя всю тяжесть подобного сообщения. Но пока я продолжаю свое культурнополитическое сотрудничество со всем народом. Меня приветствовали в Милане и Падуа. Наверное, только к югу от Альп не осведомлены о моих докладах, посвященных геополитике Оси. Если бы вопрос не был столь серьезным, то его можно было был положить в основу одной из шекспировских пьес! Едва ли кто-то может больше симпатизировать Италии, чем я и моя супруга. Мои работы могут охладить Ось, но только если она перегреется. Каждый должен знать, кого мы выбрали себе в друзья.

Наверное, ты забыл, что я тебе указывал на те места книги, которые получили более мягкие трактовки, нежели в первом ее издании. Поэтому на издательстве нет никакой вины – это просчет автора, который не захотел из соглашательских соображений умалчивать правду и не стал обходить стороной спорные вопросы. Чтобы избежать недоразумений, и так были выброшены несколько карт и отрывков. Но ценность германской науки как раз заключается в том, что она – не солдат, стоящий на плацу. Ты это всегда понимал. На этот счет мы сможем поговорить, когда ты приедешь ко мне на альпийские луга. Я не буду предпринимать никаких конкретных мер, кроме безмолвной ревизии итальянских лозунгов. Есть прекрасный повод извиниться за то, что я своевременно не изменил их.

Для меня нет никакого горя в том, что я потерял издательство – к этому я уже приучен. Всегда имеются запасные возможности, которые я использую для публикации следующей работы. В конце концов, что может значить стопка книг по сравнению с обликом вечных гор! Я пишу и без того слишком много. Но я полагал это своим долгом.

Большое спасибо тебе за твои знаки верности нашей дружбе, которая для меня более важна, нежели вся литература.

Твой Карл Хаусхофер.

Письмо Карла Хаусхофера, адресованное Рудольфу Гессу

Партенкирхен, 17 июля 1939 года

Дорогой Рудольф!

К сожалению, у меня было множество поводов убедиться в том, что неприятности и заботы могут проложить путь по каменистым склонам в мое горное убежище. Последний такой визит не был для меня совсем уж неожиданным, так как ты по-дружески, заботясь обо мне, заблаговременно направил мне письмо. Тем самым ты хотел хоть как-то исправить ситуацию, за что я тебе бесконечно благодарен. Одновременно с твоим письмом ко мне прибыло столь же заботливое, но по-деловому звучащее известие от Альбрехта. Я мог утешиться тем, что мой друг и сын в одинаковой мере беспокоились о том, насколько сложно мне придется осознать полученные сведения. Вы пытались ослабить полученный мною удар.

Поскольку мне очень сложно связаться с Альбрехтом, то обращусь к тебе, чтобы пролить свет на некоторые неясные моменты. Ты рекомендуешь мне смириться, что было бы легко, если бы речь шла об уязвленном тщеславии ученого или самолюбии писателя. Но я не могу понять запрет книги, которую я ковал подобно интеллектуальному оружию для немецкого народа, чтобы тот мог с ним в руках вести борьбу за существование. Из всех моих книг именно эта была самой национальной, так как она была написана кровью моего сердца. И теперь по этой же самой причине оспариваются некоторые места из нее. Первый вариант книги был написан 12 лет назад. Однако ко второму изданию я исправил ее текст, взвесил каждое слово, смягчил некоторые формулировки. Я совершенно чист перед своей совестью. Чтобы более не следовало упреков в адрес издательства, хотелось бы тебе напомнить (не исключено, что при твоей нагрузке эти события полуторагодичной давности забылись), что я говорил с тобой об указанных отрывках и специально предусмотренном их изменении. Тогда у гебя не было никаких сомнений относительно предложенных мною осторожных формулировок. Однако за полтора года ситуация столь стремительно изменилась, что казавшееся нам тогда бесспорным и не вызывающим сомнений сейчас является неприемлемым (как ты говоришь, «в высших государственных интересах»).