Текст книги "Тибетская экспедиция СС. Правда о тайном немецком проекте"
Автор книги: Андрей Васильченко
сообщить о нарушении
Текущая страница: 8 (всего у книги 23 страниц) [доступный отрывок для чтения: 9 страниц]
В свете этого противостояния тибетская экспедиция временно уходила на второй план. Риббентроп, который ненавидел англичан еще со времен своей работы послом в Лондоне, был не только архитектором «Пакта о ненападении» с СССР, но и хорошим знакомым главного идеолога русско-немецкого союза Петера Кляйста. Именно ему, дипломату Вернеру Отто фон Гентигу, послу Шуленбургу, а также недавно назначенному на свой пост младшему статс-секретарю МИДа Теодору Хабихту он поручил вести все переговоры с Москвой. Именно новичку в МИДе Хабихту было поручено согласовать с советской стороной все антибританские акции на Востоке и в Азии. Но при этом у него явно не хватало опыта, многие вообще сомневались в его дипломатической квалификации. Возможно, именно для того, чтобы исправить свою репутацию, Хабихт развил немыслимую активность на дипломатическом поприще. Сразу же после своего назначения он попытался связаться с советскими правительственными учреждениями, чтобы сразу же начать вести переговоры по обеим антибританским акциям. В декабре 1939 года Кляйсту удалось договориться начать переговоры в Москве. В них с немецкой стороны должны были принимать участие сам Кляйст, Гентиг и Хабихт. Кроме этого на них должны были присутствовать Эрнст Шефер и афганский министр иностранных дел Гхулам Ситгик Хан. И вновь Министерство иностранных дел Германии было вынуждено держать оборону против Альфреда Розенберга и Фрица Гробба. Розенберг активно воспротивился идее направить афганского министра на переговоры в Москву. «Догматик партии» полагал, что для реализации афганской операции надо было искать контакты в Кабуле в правящих кругах. Но Розенберг в отличие от гибкого и дипломатичного Риббентропа вряд ли мог рассчитывать на сотрудничество с Советским Союзом. Если бы германская сторона сделала ставку на внутриполитическую оппозицию в Афганистане, то выступление против Британии могли бы стать возможными только после свержения правящего режима. А в данном случае от советской стороны потребовалось бы значительно большая политическая и техническая поддержка. Розенберг вообще не был готов сотрудничать с «большевиками». По крайней мере, он не хотел делать на них главную ставку. При подобном развитии событий в афганской операции первую скрипку стал бы играть СССР. Розенберг опасался, что «русские» в результате сами смогут прорваться к Индийскому океану. По этой причине он предпочел бы просто оказывать давление на правящие круги.
В итоге весь афганский-вопрос свелся к двум существенным проблемам. С какой афганской партией Третий рейх должен был искать союза? И в какой мере Германия нуждалась в поддержке СССР для осуществления своих планов в Афганистане? Но в итоге речь шла о том, какая из структур одержит верх в Третьем рейхе. Пока разгорался этот конфликт, Кляйст в Москве обсуждал с Молотовым конкретный план действий.
29 ноября 1939 года Хабихт, наверняка не без помощи Гентига, сформулировал меморандум. Советский Союз должен был дать разрешение транспортировать по его территории оружие и армейские части. 1 и 7 декабря 1939 года в Москве обсуждались перспективы двух одновременных операций (афганской и тибетской). Но о конкретном плане их осуществления опять не было произнесено ни слова. 12 декабря Кляйст со специальным заданием прибыл в Москву. Встретиться с Молотовым ему удалось лишь шесть дней спустя. Эта задержка могла оцениваться лишь как откровенное неверие Москвы в «немецкие авансы». Советское правительство осторожничало. Содержание беседы Кляйста и Молотова моментально было передано послом Шу-ленбургом в Берлин.
«Предоставленные мною сведения были детально обсуждены с Молотовым. Молотов согласился поддержать эти планы в случае, если будут предоставлены более точные сведения о принципах осуществления акций, а также их методах. Только в данном случае можно осуществить намерение отправить в Москву афганца и Шефера. Предлагаю вернуться в Берлин, разработать запрошенные Молотовым документы, чтобы как можно скорее вернуться в Москву… Отъезд Кляйста и Шуленбурга на 20-е число». Подобное сообщение позволяет оценивать позицию немецкой стороны как серьезную. Кляйст специально отбыл в Берлин, чтобы обсудить в соответствующих инстанциях свои дальнейшие действия. Он не мог самостоятельно вести переговоры в Москве, так как был ограничен полученными указаниями. К тому же он не знал всех целей участвовавших в данной дипломатической игре заинтересованных лиц. При обсуждении столь щепетильного вопроса, как дестабилизация британских колоний, он хотел подстраховаться. Он не хотел рисковать, и тем паче давать повод для принципиальных расхождений во мнениях между двумя неравными партнерами (в деле проникновения в Азию Германия полностью зависела от благосклонности СССР).
Дипломатическое объединение двух различных операций – в Тибете и в Афганистане – имело общей целью подорвать колониальное могущество Англии в Индии. Но подобный ход имел своим следствием, что проблемы по афганской акции автоматически переносились на запланированную тибетскую экспедицию. Обсуждать их по отдельности никто не намеревался. А стало быть, провал переговоров хотя бы по одной стране автоматически вел к сворачиванию всякой подготовки по второй. Операции в Азии должны были быть утверждены, что называется, пакетом. К тому же Тибет оставался для Германии слишком далекой и неисследованной страной, чтобы для решения его отдельно взятой проблемы в Министерстве иностранных дел имелись специальные службы, которые бы могли противостоять Розенбергу и вести самостоятельную игру с Москвой. Асам Розенберг в декабре 1939 года вновь вмешался в планирование афганской операции. 14 и 20 декабря 1939 года он несколько раз встречался с Гитлером. В те дни в задачи Розенберга входила в том числе опека прибывавших на партийные съезды иностранных гостей. Используя в качестве повода шедшие тогда переговоры между Гитлером и норвежским фашистом Квислингом, Розенберг смог изложить собственные пожелания фюреру. При этом он призвал отказаться от совместной деятельности с Советским Союзом в Азии и на Ближнем Востоке, так как это мешало главной воен но-политической цели Германии, а именно «уничтожению еврейского большевизма». Кроме этого подобное сотрудничество фактически лишало Германию всяких шансов на успех в деле возможных переговоров с британцами.
Спор о немецких планах в Афганистане показывает, насколько противоречивой была внешняя политика Третьего рейха. Во многом она была продиктована желанием нанести удар по противнику чужими руками. Но даже принятие Гитлером принципиального решения не положило конец противостоянию Министерства иностранных дел и внешнеполитического управления НСДАП.
Это стало ясно 9 февраля 1940 года, во время так называемого «разговора боссов» в Берлине. На этом мероприятии Розенберг потребовал назначить во все крупные инстанции специальных уполномоченных, которые бы обеспечивали национал-социалистическое мировоззрение». Розенберг и Риббентроп были готовы войти в клинч. Риббентроп еще накануне данной встречи подготовил меморандум, в котором говорилось, что подобные уполномоченные могли вмешиваться вдела внешней политики Германии только после согласования своих планов с руководством министерства и обязательного их утверждения лично имперским министром. На это Розенберг парировал: «Я прошу предоставить мне дополнительные полномочия, чтобы в случае выявления разногласий с Министерством иностранных дел, которые могут быть сняты только фюрером, не отвлекать его от решения государственных дел». Подобный аргумент не был импровизацией Розенберга, он был согласован лично с Гитлером за несколько недель до этого.
В центре данного конфликта находились личные амбиции, которые превращались в столкновение интересов различных структур, что в свою очередь вело к бюрократическому хаосу, царившему в Третьем рейхе. Впрочем, подобная картина наблюдалась не только в связи с запланированными восточными операциями. Безудержная борьба компетенций была отличительным признаком национал-социалистической системы. Риббентроп добился немалого успеха, когда смог убедить СССР подписать пакт о ненападении, но с началом Второй мировой войны его значение в планировании военно-стратегических операций уменьшалось с каждым днем. При этом Розенберг старался всеми средствами расширить свои полномочия, так как не хотел уходить на второстепенные политические роли. В итоге в условиях ведения войны против Англии внешняя политика Германии стала «яблоком раздора», которая столкнула между собой несколько группировок, каждая из которых жаждала самостоятельно вести международные дела. В данном случае никого не интересовало, что личные амбиции подрывали внешнеполитический престиж Германии в глазах советских «союзников».
После поражения Риббентропа и укрепления позиций Розенбергом ведомство Генриха Гиммлера оказалось в сложной ситуации. По мнению руководства охранных отрядов, исследователь и эсэсовец Эрнст Шефер был готов к выполнению своего тибетского задания. Но данный проект СС был неосуществим даже в условиях тесного сотрудничества с Министерством иностранных дел Германии. Гиммлер начинал осознавать, что в реализации нового тибетского плана он поставил не на ту лошадь. Проволочки в организации военно-стратегической экспедиции Эрнста Шефера в первую очередь были вызваны многочисленным условиями, которые были сформулированы в самом же германском МИДе. Если дипломаты, как здравомыслящие чиновники, видели в Тибете только очень удаленную страну, то Гиммлер предполагал не только осуществить некоторые стратегические намерения, но и продолжить научное изучение этой горной местности, что, разумеется, было вызвано его идеологическими устремлениями.
В данной ситуации остается неясным, знало ли руководство СС о бюрократических баталиях, которые с одной стороны вели Риббентроп и Гентиг, а с другой – Розенберг и Гробба. Позже Шефер описывал один случай. Накануне его свадьбы 7 декабря 1939 года ему позвонил группенфюрер СС Карл Вольф, который сообщил, что Шеферу предстоит поездка в Москву, а потому ему надлежало направиться в Берлин, в здание МИДа на Вильгельмштрассе. Молодой исследователь в тот же день оказался в Берлине, но никто из дипломатов не сообщил ему новость о поездке в Москву. Именно в эти дни разворачивалась баталия между Розенбергом и Риббентропом. По-видимому, в МИДе предпочитали умалчивать о конфликте с внешнеполитическим управлением НСДАП. Это пытались скрыть даже от СС. В неблагоприятной для немецких дипломатов обстановке личный визит Шефера в Москву для обсуждения перспектив тибетской экспедиции мог еще сильнее подорвать позиции МИДа. Более того, в самом министерстве опасались, что подобное сотрудничество поставит их в зависимость от могущественных СС. Только так можно объяснить, что для оказания влияния на Гитлера не был привлечен Генрих Гиммлер, который откровенно недолюбливал и презирал догматика Розенберга.
Но Шефер хотел во что бы то ни стало продемонстрировать Гиммлеру, что его дела шли весьма успешно. А потому он пытался изобразить из себя важную личность, которая тоже играла какую-то роль. Зимой 1939–1940 годовой начинает активно критиковать Министерство иностранных дел за то, что оно не было в состоянии обеспечить дипломатическое прикрытие его тибетской экспедиции.
Например, в донесении Гиммлеру «О состоянии операции в Тибете», датированном 10 января 1940 года, еще звучат оптимистичные нотки: «В декабре 1939 года прошло несколько собеседований с помощником статс-секретаря. Итог этих бесед можно выразить в двух пунктах. Во-первых, подробно обсуждались детали предстоящей операции. Во-вторых, после консультаций с русскими было установлено, что собственно военной акции должна предшествовать политическая, которая должна подготовить почву в Китае, Туркестане и Тибете». В многостраничном письме Шефер высказывал пожелание, что передовой политический отряд должен был иметь достаточное финансирование, чтобы вести работу против колониальных британских властей в стиле Лоуренса Аравийского. По этой причине для предстоящего успеха акции большое значение имела иностранная валюта. Приблизительные расчеты Шефера финансовых затрат на проведение данной операции составляли 2–3 миллиона рейхсмарок, часть из которых надо было иметь в виде серебряных монет или слитков драгоценных металлов. Кроме технических вопросов организации экспедиции и ее активной поддержки советскими властями, как на территории континентальной России, так и в Сибири, рассматривался вопрос о согласии тибетских властей спровоцировать антибританские выступления в Северном Сиккиме, Юннане, Сетчуане и Кансу. В качестве альтернативы переброски экспедиции через Советский Союз рассматривался вариант проникновения через Пекин и Ланьчжоу, но для этого требовалась поддержка японских властей.
На самом деле сообщение Шефера только на первый взгляд выглядит оптимистичным. Он перечислял подробности планирования экспедиции, но не смог привести в письме ни одного конкретного результата или хотя бы достигнутой договорённости. За списком людей, которые должны были принять участие в политической акции, и перечислением необходимого для этого оборудования, Шефер «запрятал» предполагаемую дату начала предприятия. А оно откладывалось едва ли не на полгода. Теперь экспедиция должна была стартовать уже в первой половине 1941 года. Потеряв всякую независимость, Шефер пытался сохранить доверие рейхсфюрера СС, прибегая к помощи «Наследия предков», чьими услугами еще пару лет назад он откровенно пренебрегал. Шефер понимал, что с каждым днем продолжавшейся войны новая тибетская экспедиция становилась все более и более небезопасным предприятием. Он был уверен в симпатиях Гиммлера, но просчитывал ходы. Его очень беспокоило то, что могло бы произойти в случае, если бы экспедиция не состоялась. Усердно планируя тибетскую акцию, Шефер хотел доказать свою незаменимость для эсэсовских структур. Но ни симпатии Гиммлера, ни материалы, собранные во время предыдущих экспедиции, не могли гарантировать Шеферу, что при неблагоприятном развитии событий он смог бы остаться в СС.
После войны на американских допросах Шефер из раза в раз говорил о том, что был вынужден участвовать в планировании данной «безумной затеи», так как: во-первых, находясь во главе экспедиции, он мог наилучшим образом саботировать ее деятельность; во-вторых, он хотел использовать полученные от Гиммлера деньги и оборудование для продолжения научных изысканий на Тибете. Но при этом он забыл упомянуть, что продолжал военную и спортивную подготовку, даже когда стало ясно, что тибетская экспедиция не состоится. Работа в «Наследии предков» не предполагала особых физических данных.
Но тем не менее Шефер продолжал обучаться стрелковому делу на учебном полигоне в Дахау, на что ему было выдано специальное разрешение Гиммлера.
Но вернемся в дипломатические перипетии германской внешней политики 1940 года. После того как Розенбергу в декабре 1940 года удалось окончательно дискредитировать в глазах Гитлера спланированную в недрах Министерства иностранных дел афганскую операцию, немецким дипломатам ничего не оставалось, как вести переговоры с Москвой исключительно о тибетской экспедиции.
В феврале и марте 1940 года в Москве происходили соответствующие консультации. В итоге Кляйста, который был главным посредником Риббентропа, ожидал сюрприз. Советская сторона однозначно высказалась за поддержку тибетской экспедиции Шефера. Риббентроп поручил Кляйсту объяснить изменившуюся ситуацию в отношении афганской операции. Естественно, дипломат должен был опустить подробности противостояния МИДа и внешнеполитического управления НСДАП, в котором одержал верх Розенберг, что и стало причиной сворачивания данного проекта.
Во время своего второго пребывания в Москве Кляйст с начала года пытался безуспешно связаться с Молотовым. Но каждый раз эта встреча срывалась. Советская сторона объясняла это тем, что подобные встречи не были возможны в силу продолжительной работы немецко-советской экономической комиссии. Насколько важным для Кляйста было обсуждение данного вопроса, показывает хотя бы тот факт, что он самостоятельно смог организовать встречу с начальником европейского отдела и куратором германского сектора в Народном комиссариате иностранных дел Александровым. Данная встреча состоялась в начале февраля 194Ц года. Записи, сделанные Кляйстом после беседы с Александровым, могли внушать надежду, так как советский дипломат гарантировал немцу, что даст без каких-либо проблем разрешение на проезд экспедиции Шефера, так как речь шла «о сугубо научном предприятии». Для облегчения передвижения Шефера советская сторона могла даже направить соответствующие рекомендации в китайские органы власти.
Из данных записей сложно установить, представил ли Кляйст Александрову готовые планы экспедиции. Кляйсту казалось, что принципиального согласия советских органов было вполне достаточно, чтобы направить запрос в Берлин относительно целей и задач экспедиции. Сам немецкий дипломат еще в январе 1940 года направлял телеграммы в Германию, предлагая начать сотрудничество с Шефером. Тогда в беседах с советскими представителями он изображал Шефера как одного из лучших научных специалистов по Центральной Азии.
Если же сравнить два плана экспедиции, которые были сформулированы до и после поездки Кляйста в Москву, то они отличались друг от друга в нескольких пунктах. Основной идеей экспедиции оставалась мысль, что отряд из трех человек должен был проверить возможность осуществления проекта Эрнста Шефера. При этом в Лхасу они могли добраться двумя путями. Одни путь пролегал через Алма-Ату. Второй, более простой, путь лежал через Кашгар (Китай), но тут не исключалось столкновение с английскими агентами. Во время встречи с тибетскими князьями Шефер должен был убедить их (в том числе при помощи подкупа) начать выступления против англичан в Южном Тибете, Сиккиме и Бутане. В качестве отдельного стимула Германия могла пообещать передать Тибету часть районов Северного Сиккима, которые в начале столетия были оккупированы англичанами.
Но при общем сходстве двух планов можно «было найти и весьма показательные различия. Первый план предусматривал, что вслед за передовым отрядом Шефера в 1941 году через СССР в Тибет должна была быть направлена хорошо вооруженная группа немецких военных в составе 200 человек.
Во втором плане их численность значительно сокращена. Чтобы не злоупотреблять советской любезностью, было принято решение уменьшить ее до 12 немецких офицеров.
Но в любом случае оба плана предусматривали советскую поддержку экспедиции. Но именно здесь и начались разночтения. В январском сообщении Кляйста говорилось о «значительной советской поддержке». Она предполагала благоприятные условия проезда, предоставление транспорта, горючего для автомобилей и т. д. В более поздней формулировке от этого не осталось и следа. Судя по всему, Кляйст полагал, что от Москвы было достаточно только разрешения на проезд. В итоге немецкий дипломат решил, что уже приближалось время, наиболее благоприятное для старта экспедиции. Казалось бы, для Кляйста и Шефера все обстояло удачно. Сам Кляйст немедленно телеграфировал Хабихту, чтобы тот начал выправлять в советском посольстве в Берлине визы для участников экспедиции. Одновременно с этим участникам экспедиции должны были выдать 25 тысяч рейхсмарок наличными и 200 тысяч рейхсмарок для приобретения необходимого оборудования. В целом же Кляйст считал, что совокупные издержки тибетской экспедиции составят где-то 2 миллиона рейхсмарок. Большая часть этихсредств должна была быть направлена на подкуп тибетских князей. Как видим, эта сумма почти полностью совпадала с финансовыми расчетами Шефера.
Но именно из-за столь высоких денежных затрат весь этот тибетский проект потерпел неудачу. 19 марта 1940 года Шефер пожаловался Гиммлеру на то, что Министерство иностранных дел поставило его перед фактом – у дипломатического министерства не было в распоряжении столь крупной суммы. Это сообщение рассердило Шефера вдвойне, так как он получил его как раз в тот день, когда закончил планирование тибетской экспедиции. Более того, в ряде кабинетов в здании на Вильгельмштрассе ему заявили, что у работников МИДа есть дела и поважнее, нежели запланированное им предприятие.
Шефер хотел вновь заручиться поддержкой руководства СС, так как в работе с МИДом он оказался предоставлен сам себе. Прежде чем к нему пришли ответы от высокопоставленных эсэсовцев, Шефер направил возмущенное письмо в Персональный штаб рейхсфюрера СС Рудольфу Брандту, в котором он жаловался на недостаточный уровень поддержки его проекта со стороны СС. Так Шефер оказался втянутым во внутриполитические дрязги Третьего рейха. В его случае это были отголоски конфликта, который разгорелся еще в ноябре 1939 года. В своем письме Шефер требовал, чтобы рейхсфюрер СС оказал ему такую же поддержку, как и при организации экспедиции 1938–1939 годов. Не получив от германского МИДа обещанного финасирования, Шефер предлагал (а по сути требовал) Брандту альтернативу: либо Гиммлер срочно находил по своим каналам финансирование для экспедиции, либо ее подготовка велась в рамках исследовательского общества СС «Наследие предков», где куратором (научным руководителем) был молодой мюнхенский профессор Вальтер Вюст.
Брандт, одна из самых влиятельных, но вместе с тем не очень заметная фигура из окружения Гиммлера, ответил Шеферу по поручению рейхсфюрера СС, что тот «на всякий случай» должен был продолжать подготовку экспедиции. Для решения финансовых трудностей Гиммлер предполагал переговорить с имперским министром внутренних дел. Но эта встреча так и не состоялась.
Гиммлер послал личного адъютанта группенфюрера СС Карла Вольфа в МИД на Вильгельмштрассе. К великому сожалению эсэсовца, Риббентроп не мог дать ему никакой справки относительно состояния дел по тибетскому проекту. Единственное, что он смог ему предоставить, была информация, подготовленная Хабихтом. При встрече с Вольфом тот пытался опровергнуть все обвинения, выдвинутые Шефером в адрес МИДа. Он подтвердил, что действительно Шефер принимал участие в ряде переговоров, проходивших в здании на Вильгель-мштрассе. Но позже он прислал своих «сотрудников» Геера и Геслинга, которые потребовали по поручению Шефера от МИДа непозволительно высокую сумму – 2 миллиона рейхсмарок. Хабихт посчитал, что обвинения Шеффера в том, что Министерство иностранных дел сознательно тормозит подготовку к экспедиции, является прямым оскорблением.
После этого Вольф потребовал от Шефера составить справку о том, какие действия он предпринимал самовольно без консультаций с Гиммлером. По мнению адъютанта рейхсфюрера СС, исследователь Востока должен был составить несколько планов, предусматривающих различное финансирование. Более гибкая политика в финансовом вопросе позволила бы начать экспедицию в предельно короткие сроки. Непомерно высокие финансовые запросы Шефера привели к тому, что Риббентроп лично остановил подготовку к тибетской экспедиции. Также критике была подвергнута тактика действий Шефера, который оказался втянут в многочисленные интриги, что не одобрялось ни Вольфом, ни самим Гиммлером. Но при этом самому Вольфу надо было защищать честь мундира и всячески способствовать санкционированному рейхсфюрером СС тибетскому проекту. Вольф оказался в неловком положении. Он не намеревался портить не самые плохие отношения между СС и Министерством иностранных дел. В ходе разбирательства всплыло, что Кляйст в своих финансовых прогнозах оценивал стоимость экспедиции так же, как Шефер. В данной ситуации Вольф выразил лишь возмущенное удивление, почему между Риббентропом, Кляйстом и Хабихтом не был налажен надлежащий обмен информацией.
Частный случай, связанный с возможностью финансирования тибетской экспедиции Шефера, показывает, что Министерство иностранных дел не было заинтересовано в ее осуществлении. После провала афганских планов там вообще предпочли несколько дистанцироваться от восточных проектов. Казалось, вполне логичным сосредоточить все свои усилия на Тибете, но Риббентроп понимал, что Гитлер не изменил бы своей позиции. Дело было не только в высоких финансовых затратах, а в самом принципе сотрудничества с Советским Союзом. Фюрер решил, что подрывные действия в Азии весьма ухудшат отношения с Англией, с которой он еще не оставлял надежд заключить мир.
В данной ситуации сообщение Кляйста, пребывающего в Москве, выглядит как какое-то исключение. Он писал: «Учитывая напряженную ситуацию на северо-восточных границах Индии, операция в 1940 году может способствовать уменьшению контингента военного контингента англичан на Ближнем Востоке». Но это была сугубо внутренняя информация, которая не должна была быть предметом обсуждения сдругими германскими структурами и ведомствами.
Характеризуя ситуацию, в которой оказался Риббентроп, можно отметить, что, с одной стороны, он не Хотел рисковать расположением Гитлера. Но, с другой стороны, он не хотел портить отношений и с Гиммлером. Выход изданной ситуации было найти непросто. Судя по всему, в Министерстве иностранных дел стали просто-напросто игнорировать Шефера. Этим объясняется тот поток жалоб, которые он обрушил на Персональный штаб рейхсфюрера СС. Сложно сказать, знал ли он о провале афганских планов МИДа. По меньшей мере один раз он присутствовал на совещании у Риббентропа, когда в том числе обсуждался и этот вопрос. Но в своих воспоминаниях и автобиографии он не упоминал об этом эпизоде. Не выдержав напряжения, 6 апреля 1940 года Шефер пишет Карлу Вольфу огромное письмо. Это была не только попытка оправдаться, но и подведение итогов всех встреч и переговоров, которые он провел после своего возвращения из Тибета. Вкратце суть этого письма выглядела следующим образом. В сентябре 1939 года он, Эрнст Шефер, начал планировать экспедицию в Тибет. В тот момент необходимые финансовые средства ему должны были предоставить как Генрих Гиммлер, так и Министерство иностранных дел. По предварительным расчетам ему требовалось от 2 до 3 миллионов рейхсмарок. В марте 1940 года, видя, что дело не двигается с места в силу отсутствия денег, рейхсфюрер СС пообещал ему достать 10 миллионов рейхсмарок. Часть из них должна была быть выплачена в английских фунтах. Эти деньги должны были пойти именно на подкуп тибетского правительства. Сам Шефер неоднократно обращался в Министерство иностранных дел с просьбой все-таки начать финансирование его проекта. Однако каждый раз он получал отказ. Так, например, во время одного из визитов он попросил выделить ему 200 тысяч рейхсмарок, которые должны были пойти на закупку оборудования. Эта сумма была согласована как с дипломатами, так и лично с Гиммлером. Но опять его ожидало разочарование. Вопреки «несолидному» поведению МИДа он продолжал готовить экспедицию. Он не намеревался отказываться от данного предприятия тем более после того, как из Москвы Кляйст сообщил, что советские власти были готовы поддержать и помочь экспедиции. В данном случае главным упреком Шефера было нежелание дипломатов привлекать его не только к переговорам в Москве, но и в самом Берлине.
Чтобы наглядно показать, какой хаос творился в Министерстве иностранных дел, Шефер привел в письме Вольфу один очень показательный пример. В МИД с просьбой о поддержке обратился исследователь по имени Бернацик. Ему было отказано в помощи, а потому он направился к Шеферу. Гуго Адольф Бернацик был доцентом, преподававшим этнографию в университете Граца. В свое время он уже совершил несколько поездок в Азию, Африку и Австралию. В декабре 1939 года он предложил Хабихту проект, во многом напоминавший планы Шефера. Бернацик планировал направиться в Индию или Индокитай, имея при себе багаж с 500 пистолетами-пулеметами. Там при поддержке советских властей он планировал начать вербовку местных жителей, которых он намеревался поднять против британских колониальных властей. Бернацик был человеком огромной-эрудиции и не меньших фундаментальных знаний. Германский МИД мог спокойно использовать его в Аравии, Турции, Индокитае, Афганистане, Иране. В качестве варианта сам Бернацик предлагал еще Филиппины и Африку. Для подготовки подрывной деятельности ему требовалось всего лишь четыре месяца и весьма скромная сумма – 150 тысяч рейхсмарок. Бернацик рассчитывал на удовлетворение своей просьбы, так как был знаком с Хабихтом еще по службе в австрийском зенитно-артиллерийском полку. После начала мировой войны он пытался увязать воедино свою экспедиционную деятельность в качестве ученого с организацией диверсий против неприятеля. Нельзя было исключать, что столь экзотичным способом он намеревался уклониться от призыва на военную службу. Хабихт передал соображения Бернацика в «структуры военной администрации». В итоге планирование данной экспедиции так никогда и не началось. Но Бернацик был человеком упрямым и не намеревался сдаваться. Зная об этом, Хабихт в начале апреля 1940 года передал «дело о тайной операции в Индокитае» наверх. Позже дипломат объяснял, что придерживал это дело, так как ему казалось, что эти планы были сумасбродными и невыполнимыми. Учитывая, что назревал конфликт между СС и МИДом, который с редкостным упорством не хотел давать Шеферу ни копейки, Бернацик пришелся как нельзякстати. В МИДе посчитали, что это было бы неплохим прикрытием от обвинений со стороны Гиммлера. Запросы Шефера можно было спокойно отвергнуть как сознательно завышенные, приведя в пример проект Бернацика.
Шефер познакомился с этим авантюристом. Почти сразу же он пришел к выводу, что в силу дилетантского планирования экспедиции ее цели были абсолютно недостижимыми. В своем письме Шефер упоминал о Бернацике как о печальном курьезе. Он хотел показать, с какими ненадежными людьми предпочитают иметь дело в Министерстве иностранных дел. Более того, подобные решение рассматривались даже без предварительных консультаций с ним, с Шефером. Сам же Бернацик не имел даже малейшего понятия о конспирации, так как посылал свою корреспонденцию в МИД на обыкновенных открытках. В последних строках своего письма Шефер делал неутешительный для него вывод. Если на обеспечение экспедиции нельзя было найти двух миллионов рейхсмарок, то лучше было ее вообще не проводить. «Поскольку сейчас весьма затруднительно достать крупные суммы в иностранной валюте, то почти с самого начала данная экспедиция была мертворожденным ребенком». Валюту предпочитали выделять под другие акции, которые при меньшем финансировании могли принести неменьший успех. Впрочем, Шефер подчеркивал, что готов при соответствующем финансировании в любой момент подключиться к планированию и организации операции в районе Тибета. Он заверил Вольфа, что готов в будущем сотрудничать с «Аненербе», дабы его наработки не пропали даром.
