Текст книги "Мятежник"

Автор книги: Андрей Плеханов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 31 страниц)

Лицо человека исказилось от ярости. Он схватился за нож, приблизился к девушке вплотную и зашипел:

– Какой Табунщик? Что ты мне голову морочишь, гаденыш маленький?! Мне надоело выслушивать твой бред! Если не будешь отвечать на мои вопросы, я начну медленно резать тебя. На маленькие кусочки!

Лека пошевелила пальцами рук. Контроль над движениями возвращался! Она сосредоточилась, переместила энергию в поле Дань-Тянь в нижней половине тела и резко согнула ноги. Удар пришелся прямо в промежность человека. Такой удар должен был сломать кости таза в нескольких местах и, уж конечно, лишить противника мужского достоинства. Эдварда спасло лишь то, что Лека болталась на лямках – это смягчило силу удара. Мужчину подкинуло в воздух, он описал дугу и, раскинув руки, с грохотом врезался в стену. Слетевшие очки исчезли в чане с соленой рыбой. Лека завертелась вокруг собственной оси на веревке.

Человек в углу корчился и судорожно хрипел, пытаясь втянуть воздух. Он сучил ногами, царапал пальцами пол, всаживая себе занозы под ногти, и скулил, как побитая собака. Минут пять прошло, прежде чем он сумел выдавить из себя первое слово.

– Сука... Сука... Сука... – Он повторял это как заклятие. – Я раздавлю тебя, сука человеческая! – Отборный мат хлынул из него неудержимым потоком. Лека никогда не слышала столь витиеватых ругательств, перемешанных со всхлипами и взвизгиваниями. Враг ее засунул обе руки себе в брюки, с нежностью исследовал свое поврежденное имущество. Осмотр, судя по всему, удовлетворил его, и к Леке повернулось лицо с высыхающими слезами. – Это было очень больно. Тебе этого не понять, потому что ты баба, и тебе наплевать, что может почувствовать мужчина после такого удара. Это очень подлый прием. Слышишь, ты, шлюха? Но сейчас боль уходит. Зря ты это сделала. Ты не в состоянии нанести мне настоящий вред. И ты прекрасно знаешь почему. Ты ведь уже пыталась раздавить меня машиной, помнишь ту веселую зимнюю ночь? И вот я – здесь, живой и здоровый, а за твою жизнь я не дам и ломаного гроша.

Враг, шатаясь, встал и оскалил зубы в злобной усмешке. Теперь, без очков, он выглядел совсем по-другому. Правый глаз его был темным и безжизненным – дыра, глядящая в колодец Тьмы. Левый же светился дьявольским рубиновым светом, как блестят в свете костра зрачки волка. Лека похолодела.

«У него лицо разное. Как из двух половинок...» – вспомнила она слова девочки – жертвы Табунщика. А потом слова профессора Подольского зазвучали в ее голове: «Перед нами – человек, испытывающий сильнейшее постороннее вмешательство. Вмешательство в сферы, руководящие его сознанием. Говоря средневековым языком, он одержим неким духом».

– Нет, ты не Табунщик, – отчетливо произнесла Лека. – Ты – Эдвард Жаляускас. Но ты не ведаешь, что творишь. Сознание твое захвачено некой нелюдью, Имени которой я не знаю. Хотя мне уже приходилось встречаться с этой тварью... Я называю его Табунщиком, хотя это и неверно. Ибо Табунщик – лишь жалкое физическое тело, одно из человеческих воплощений Духа Тьмы. Ты слышишь меня, Эдвард?

Лицо человека на секунду исказилось, слабая искра пробуждения промелькнула в безжизненном темном глазу. И тут же исчезла, раздавленная черной силой.

– Зря стараешься, детка. – Враг сверлил Леку красным оком, пытаясь смять ее волю. – Твой Эдвард – в глубокой отключке. Не дозовешься. Ты сама погубила его, остановив на нем свой выбор. Но, впрочем, какое мне до этого дело? Я ведь тоже узнал тебя, Мятежник! Это ты, сукин сын, ты меня не обманешь! Ты покинул Демида, ты перебрался в тело этой девчонки, пытаясь запудрить мне мозги и направить по ложному следу! Но ты выдал себя, ибо ученик Защитника ничего не может знать о Великих Духах! Может быть, это случайность, но похоже, ты проиграл! Сейчас я перережу это нежное горлышко и на этом прерву твою земную фазу. Пора возвращаться домой, предатель! Там мы приготовили для тебя великолепное времяпровождение! Тьма не знала еще таких мук, какие уготованы тебе, Осквернитель Основ!!!

– И как же ты собираешься уничтожить меня, жалкий придурок? – Лека попыталась сохранить самообладание. – Ведь ты не знаешь Имени моего! Ты не сможешь составить заклинание! Все, что ты сможешь сделать, – заставить меня перейти в другое тело.

– Опять блефуешь, старый лис! – осклабился демон. – И куда же ты собираешься перейти? В эту тухлую рыбу? Или, может быть, в чаек на берегу? Скатертью дорога! Здесь нет ни одного человека в пределах километра, а такая дистанция, насколько я знаю, для тебя непреодолима, неполноценный уродец! Честно говоря, мне ужасно надоело трепаться с тобой. Через несколько минут ты полетишь в Мир Тьмы, прямо в зубки к своим истосковавшимся братцам. Мне даже неинтересно, что они там будут с тобой делать. У меня слишком много дел здесь, в Цветном Мире. Я собираюсь заварить хорошую кашу, повеселиться и поиграть с людишками вдоволь. По-моему, они слишком расслабились и привыкли к легкой жизни за те тысячи лет, что ты не давал Духам свободного прохода в Цветной Мир!

«Эдвард, Эдвард, – мысленно позвала Лека. – Проснись! Не сдавайся так просто, Эдик! Сопротивляйся этому ублюдку!»

Человек дернулся, лицо его болезненно скривилось. Лека уловила постороннее движение где-то в потаенном уголке его сознания.

– Все, хватит. – Враг бросил на Леку взгляд, полный ненависти. – С тобой нельзя играть, Мятежник. Ты – хитрая опасная змея. Я даже разговаривать с тобой не буду. Я просто отрежу твою прелестную головку и воткну кол тебе в сердце. Дерева здесь хватает.

Он отвернулся и с треском выдрал доску из стены. Потом присел на корточки и начал строгать ее ножом, заостряя конец. Лека болталась на крюке, раскачиваясь от порывов ветра, налетающего через окно. Она выкинула из головы мысли о Мятежнике и Табунщике – не было ей дела до этих аморфных тварей, беззастенчиво выживающих людей из их тел. Лишь два человека во всем мире занимали ее сейчас – Эдвард и собственная персона.

«Эд, ты слышишь меня? – снова позвала она. – Эдик, милый мой, отзовись!»

«Да, да, – услышала она далекий голос. – Боже, что со мной?»

«Это я, Лена! Эдик, ты видишь что-нибудь?»

«Ничего... Темнота... Что со мной, Лена?»

«Ты в плену. В плену чужой воли. Ты должен проснуться, Эд. Ты должен собрать все свои силы. Иначе погибнем мы оба. Ты – сильный человек. Тебе будет больно, очень больно, но я знаю – ты сможешь...»

«Лена... что я должен делать?»

«Свет. Ты должен увидеть свет в этом мраке. Иди к свету! Как бы трудно тебе ни было, иди!»

«Свет... Я вижу его!..»

Сильный удар вернул Леку к реальности. Враг стоял перед ней, лицо его перекосилось от боли. Рука дрожала, пытаясь удержать нож.

– Прекрати, слышишь, ты, шлюха? Это не спасет тебя! – Человек упал на колени, из носа его потекла струйка алой крови.

Два Духа боролись сейчас за обладание этим телом. В безжизненном, черном зрачке замельтешили вспышки голубого пламени. Человек смотрел на Леку двумя разными глазами – голубым глазом Эдварда и огненным, прожигающим оком Зверя.

– Эдвард, иди к свету!!! – В голосе девушки появилась властная сила. – Именем Света, Именем Господним заклинаю тебя! Изыде дух поганый из раба Божия Эдварда! Аминь! – Лека боролась из последних сил, пытаясь удержать контакт с Эдом, вывести его из черной ямы бессознательности. Пурпурные круги поплыли у нее перед глазами, сердце билось медленно, судорожными бестолковыми толчками.

Рука человека медленно разжалась, и нож упал на пол. Эдвард пополз прочь от девушки, шатаясь и натыкаясь на связки рыбы, как слепой.

– Карат, Карат, ко мне! – прохрипел он, падая на бок. – Взять ее!

Шлепанье собачьих лап раздалось на лестнице. Огромная овчарка влетела в комнату, подобно черной молнии.

– Фас! Убей ее, Карат!

Пес прыгнул, метясь Леке в горло. Девушка завизжала, сделала отчаянное усилие, пытаясь ударить зверя ногами. Огромные когти проскребли по ее груди, оставив кровоточащие полосы. Собака отлетела к окну и прижалась к полу, готовясь к новому прыжку.

Что-то лопнуло в голове у Леки. Она уже не слышала Эдварда – нить, связывавшая их, разорвалась, и он полетел далеко вниз, в колодец забвения. Лека висела как труп – не осталось в ней больше ни капли силы.

– Что, сучонка, не нравится?! – Враг вскочил на ноги. – Ты не заслуживаешь легкой смерти! Я сожгу тебя живьем, вместе с этим сараем!

Раздался звон стекла. Из разбитого окна выметнулась рука и вцепилась в холку собаки. Карат взревел, пытаясь вырваться из удушающего захвата. Глаза пса вылезли из орбит. Лека увидела, как зверь поднялся в воздух, размахивая лапами, и вылетел через окно. Тяжелое тело глухо шлепнулось о землю внизу с коротким предсмертным визгом.

Демид ворвался в комнату в дожде стеклянных осколков. Лека смотрела на него тупым взглядом. Реакция же Врага была молниеносной – нож блеснул в воздухе и воткнулся в плечо Демида, пригвоздив его к стене.

Враг бросился на Демида как разъяренный бык, метя ему в живот деревянным колом. Дик схватил рукоятку ножа и вырвал его из плеча. Кровь хлынула фонтаном. Демид тут же бросился на пол, острый кол просвистел над его головой. Демид покатился кубарем, противник работал своим копьем с невероятной скоростью, пытаясь пронзить его. Но Демид уворачивался, оставляя на полу пятна крови. Наконец противник загнал его в угол – Лека могла видеть только спину Эдварда. Он поднял кол над собой. Лека завизжала и забилась на своей виселице.

В следующую секунду Враг согнулся пополам и полетел спиной вперед, выронив свое оружие. Он с треском врезался в стену и проломил ее. Последнее, что увидела Лека, – его ноги, мелькнувшие в расходящейся дыре.

Дик медленно поднялся из угла, зажимая рукой рану. Лицо его перекосилось от боли и ярости.

– Ну что, теперь довольна?

Он снял Леку с крючка, и девушка мешком свалилась на пол – ноги еще плохо слушались ее. Дик расстегнул рубашку, послюнявил ладонь и размазал кровь на том месте на плече, куда только что воткнулся нож.

– О, гляди-ка, зарастает! – На месте раны уже красовался свежий рубец. – Тебе это ни о чем не говорит, голубушка? Ты считаешь, что я уже окончательно перестал быть Защитником, что ты теперь одна такая? Что, если у меня нет Знака, меня уже можно списывать в утиль? Черта с два!

– Какой Знак? Демид, о чем ты говоришь?

– Что, думаешь, я так ничего и не вспомнил? Совсем дебилом стал? Твои мысли – главный источник информации! Ну-ка, что это за шрам у тебя на груди?

– Я же говорила, в детстве утюгом обожглась. Ну, Дем, перестань!

Лека попыталась загородиться от Демида, но он отодвинул ее руку, вцепился в край «шрама» и с треском оторвал его от кожи. В руке его остался искусственный рубец из синтетического материала, какие применяют гримировалыцики в кино. А на груди у Леки запульсировал красный ромб.

– Так, дело начинает проясняться... – Демид со шлепком прилепил белый «рубец» девушке на лоб. – Вставай, амазонка юная. Пойдем побеседуем с твоим приятелем, если он еще может говорить.

– Дем, подожди... – Лека со стоном поднялась на четвереньки. – Нам нужно обсудить...

– Нечего ждать!

– Он очень опасен! Это Табунщик... Он сидит в его сознании.

– Думаю, что уже нет. – Демид помог Леке подняться. – Не бойся. Не убью я твоего Эдварда. Можешь дальше любовью с ним заниматься.

– Вряд ли... – Лека смущенно улыбнулась. – С ним мне больше не захочется.

– Не беда, найдешь себе другого. Еще круче.

* * *

Эдвард лежал на песке, раскинув руки, глаза его были закрыты. Демид наклонился над парнем и рванул ворот его рубашки. Лека вскрикнула. Черные линии на груди Эда сливались в знакомый рисунок – голову оскалившегося волка.

– Что это? – Демид повернулся к Леке. – Где-то я уже видел такое. Ты должна знать.

– Это Знак Волка. Он появляется у тех, кто служит Табунщику. Демид, ты правда не помнишь этого?

– Правда. Смотри, что делается!

Знак на груди парня начал стремительно бледнеть и уменьшаться в размерах. В ту секунду, когда он исчез, Эдвард открыл глаза.

– Лена... Леночка... Что со мной? – Голос Эда был едва слышен.

– Ты натворил много дел, приятель. – Демид присел на корточки рядом с Эдом. – Размахивал тут ножиком, как Джек Потрошитель. Пришлось тебя нейтрализовать. Извини. Ты хоть помнишь что-нибудь?

– Ничего... Карат меня укусил... Может быть, это бешенство?

– Ага. В прошлом веке это называлось бешенством ума. Ладно, Эдвард, слушай меня внимательно. Ты все забудешь. Я отвезу тебя домой. И как только ты коснешься своей двери, ты забудешь все навсегда – и меня, и эту девчонку, и эту избушку на курьих ножках. Просто тебя ударили по голове, и ты потерял сознание! Понял? – Демид гипнотизировал бедного Эда, словно кролик удава, и тот послушно кивал.

Едва машина тронулась с места, Эдвард заснул на заднем сиденье. Лека сидела рядом с Демидом и никак не могла заставить себя посмотреть ему в лицо.

– Дик, почему так случилось? Я же все-таки Защитник! Почему ты сильнее меня?!

– Давай не будем об этом при нем. – Дема кивнул в сторону Эдвардаса. – Поговорим обо всем попозже.

Глава 11

Бывший доктор Лю Дэань и монах-даос, которого звали Ван Дунгун, ушли от мира суетного и поселились в Уданских горах. До того Лю был лекарем и преуспевал в своих делах, но завелся у него некий могущественный враг, неведомый ему, и разорил он Лю и едва не довел до безумия. К счастью, взял Дэаня под покровительство монах, который принадлежал к земным блаженным, и спас его жизнь, иначе молодой Лю был бы погублен безвозвратно коварным неприятелем.

И поклялся Лю Дэань называть отныне Вана своим наставником – «шифу», а себя – «туди», то есть учеником. До встречи с монахом Лю был ревностным конфуцианцем, и не хотел он менять свои убеждения и обращать свои помыслы к учению Дао. Но Ван убедил его, что нет в том отступления от добродетелей, к коим звал Носитель Совершенства Конфуций, ибо для даоса также нужно выполнять пять запретов и также – десять деяний, в числе которых: почитать родителей, соблюдать верность господину и наставнику, сострадать всем тварям, наставлять неразумных людей и всякое другое. Более того, Ван сообщил, что знакомы ему многие чиновники-конфуцианцы, в том числе и высокопоставленные, которые ведут специальные таблицы – гунгогэ, в которые заносятся добрые их дела. Ибо, как известно, чтобы. стать бессмертным на земле, нужно совершить триста добрых дел. А чтобы достичь положения бессмертного на Небесах, нужно свершить тысячу двести добрых дел* [Согласно даосскому культу «бессмертных» (сянь) выделяют три типа бессмертных: «Небесные Бессмертные (достопочтенные)» – (тянь сянь) – вознесшиеся на Небеса и живущие как боги; «Земные Бессмертные» – (ди сянь), живущие в фантастических «счастливых землях» и «славных горах»; блаженные, должные воскреснуть после смерти (ши цзе сянь) – такие, как монах Ван Дунгун.]. И напомнил Ван, что и Совершенномудрый Конфуций стремился к постижению Дао – Пути всего сущего, говоря: «Когда чувства удовольствия, гнева, печали и радости еще не проявлены, это называется серединой, когда они проявлены и все соизмерны, это называется гармонией. То, что является серединой, – это великий корень Поднебесной. То, что является гармонией, – это высшее Дао Поднебесной». Лю, видя такое стремление к земной добродетели, преисполнился уважения к «Дао Дэ Цзя», как именовал монах свое учение.

И начал Лю Дэань приобщаться к Дао Дэ. Монах строг был с учеником и не давал ему поблажек, как и подобает истинному наставнику. Поначалу трудно приходилось Лю, не привык он обходиться в еде лишь вареной тыквой, не привык изнурять свое тело упражнениями, уши его болели от наставлений, а мысли пришли в полный беспорядок, словно голова была набита хлопковой ватой. Но прошло около трех лун – и успехи Дэаня взошли изумрудной травой на поле его трудов. Стал он ощущать в мыслях и в теле легкость необыкновенную, и познал он первую ступень Пустоты. Горести, что тяготили его в прежней жизни, казались ему теперь как бы отстраненными и несущественными. Единственное, что напоминало о прошлом, – таинственный деревянный ларец. Но монах Ван не велел открывать его – сказал лишь, что звезды не сложились еще благоприятным для того образом. Пока же зарыл он шкатулку под корнями священного дерева Го, старого и бесплодного уже многие десятки лет, что росло в двенадцати ли* [Ли – китайская мера длины, около половины километра.] от их хижины. И велел Дэаню каждый день приходить к дереву, садиться под ним, опустошать свое сердце – «обитель огня», делать дыхание естественным и устанавливать дух в его исходной полости. И созерцал Лю Пустоту, и начинал видеть ее непустой, в чем и состояло начальное искусство Дао.

Тем временем наступила уже осень, и зима подбиралась к горам. Занятия становились все углубленнее, и понял Лю, что монах начинает учить его Воинскому искусству – У-шу. Лю никогда не был поклонником силы, но, как и каждый обитатель империи Мин, не раз наблюдал поединки мастеров кулачного боя. И представлял он, что такое искусство цюань-шу, которое показывали монахи из буддийского монастыря Шаолинь-сы. И видел, как бойцы с бритыми головами подражают тигру, дракону, богомолу и даже обезьяне. Но то, что показывал ему даос Ван, не было похоже ни на один из стилей, распространившихся в Поднебесной.

Стал расспрашивать Лю своего наставника о сути сокровищ, что получает его ум. Монах скрытен был, долго гладил он свою бородку и не отвечал, говоря, что не пришло еще тому время. Но однажды признался он ученику своему, что не является он даосом обычным, вышедшим из школы «Цюаньчженьцзяо», подобно большинству даосских монахов. А ведет свое происхождение из древнего рода, начинающегося от самого Желтого Императора. И школа их семейная – закрытая, искусство же их – тайна из тайн, и нет в мире равных по силе этому искусству. Имени же школы и сути ее Ван не назвал, сказав, что Лю не готов еще для этого.

Зато даос подробно расспрашивал Лю о чужеземце, ушедшем в мир иной. Он заставлял рассказывать историю о нем каждый день и ругал ученика, если тот не мог вспомнить каких-нибудь подробностей, словно в этом состояла тайна жизни Лю.

И вот зима уже проходит, третья луна наступила, зацвела дикая слива, окутав горы белым туманом благоухающих лепестков. Лю Дэань к тому времени совсем уверовал в свою силу, сравнивая ее даже с искусством учителя. Передвигаясь меж камней, стелился он теперь низко, как змея, на противника налетал, как дракон спускается с небес, удар его был лапе барса подобен. Однако учитель видел возросшее его самодовольство и говорил: «Вошел ты во врата Школы, Лю, но сделал только самый маленький шажок, сравнимый с шагом ребенка, только вставшего на ноги. Не написал я еще свои иероглифы на белой бумаге твоего сознания, а старые иероглифы еще не стерты, и мешают они твоему совершенствованию. Ты преисполнился гордостью за свое внешнее, но не в этом состоит истинное искусство, а во внутреннем. Ибо твоя жизненная сущность – «ци» – начала беспрепятственно проходить по «малому небесному кругу», но пройдет еще несколько лет, прежде чем откроются каналы «большого небесного круга» и истинное просветление станет возможным для тебя».

Гордость помутила ум Лю Дэаня, и заспорил он с Наставником. Тогда Ван поднял с земли камень и кинул в Лю. Лю пытался уклонить свою голову, но камень попал ему прямо в лоб, и Лю упал как подкошенный. И сказал ему монах: «Истинное искусство состоит не в том, чтобы избежать удара, а в том, чтобы принять и преодолеть его. Ибо удар может быть нанесен тайно, когда не будешь ты о нем знать и не будешь к нему готов. Будь мягким – и преодолеешь твердое». После этого он встал, как соляной столб, и заставил Дэаня бросать в себя камни. И камни большие, величиной с голову барана, соприкасаясь с телом даоса, теряли свою силу и падали вниз, не причиняя ему вреда. Тогда понял Лю, сколь много предстоит ему еще пройти в совершенствовании своего духа. Смирил он гордыню и продолжал занятия, не торопясь срывать с ветвей незрелые плоды.

И случилось однажды чудо. Пришел утром Лю к дереву Го и не узнал его. Распустились на высохших ветвях молодые листья, и зацвело древо, покрывшись пурпурными цветами невиданной красоты. Закричал Лю от изумления и побежал к учителю с удивительной вестью. Возрадовался монах великою радостью и поспешил лицезреть свершившееся чудо. Сказал он, что это – доброе знамение, что готов Лю для познания тайных сокровищ и тайной мудрости. Вынули они из земли ларец, и открылся он как бы сам собою, явив миру то, что было сокрыто в нем. Подивился Лю – никогда раньше не приходилось видеть ему подобных вещей, пришедших из-за границ Поднебесной.

Белый крест там лежал серебряный, подобный тому, что видел Лю в доме франка перед смертью, только без изображения распятого Бога. Рядом цепь серебряная свернулась, как спящая змея, увенчанная тремя кольцами. Зеркала чудные без оправы, из серебра же изготовленные. И венцом всему меч. Единственный из всех предметов явно сделан он был в Поднебесной, прямизной своей и тонкостью, и резьбой искусной на ручке из слоновой кости, и отсутствием гарды напоминая Дэаню мечи, что видел он у воинов из императорской стражи. Но необычен он был легкостью своей, и белизной, и изяществом. Усомнился Лю, является ли боевым оружием этот меч или это – лишь украшение, для стен пригодное. Даос разрезал тогда палец свой и капнул кровью на клинок. И кровь отскочила от клинка, не запятнав его, как ртуть отскакивает от золота. «Меч этот – не простой, – сказал учитель. – Сделан он из лунного серебра, есть на нем следы двенадцати ковок, а то, что кровь не ложится на него, говорит о том, что закален он в человеческой крови. По моему разумению, это магический меч Шанцин-цзянь, «Меч высшей чистоты», сделанный в древние времена могущественным магом и даосским святым, Полководцем Пяти Дорог. Нет в мире меча, равного по силе этому, и дается он в руки лишь человеку, ставшему просветленным на земле и призванному Небесами для нелегких ратных дел».

Испугался Лю, ибо велика была ноша, свалившаяся ему на плечи. И возрадовался он, потому что чувствовал в себе силы великие, чтобы сражаться с Врагом всего живущего.

Далее монах сел на горе, сложил руки на коленях и созерцал Пустоту. Просидел он так два дня и две ночи, недвижим и почти бездыхан. А потом встал и повел Лю Дэаня в тайную пещеру. Отвалил он огромный камень от входа и провел Лю в темные чертоги, сокрытые от чужого глаза. Там и поведал он ученику о предназначении своем и стезе, грядущей для самого Лю Дэаня.

Сказал он, что все следующие великому Дао чтут великого бессмертного Лао-Цзы* [Лао-Цзы – философ, основавший учение Дао (VI-V вв, до н. э.)] и считают его воплощенным телом Дао – «Даочжи ти». Почитаются также и «Небесные Достопочтенные», сумевшие достичь единства с Дао, и тем самым достичь вечного блаженства на Небесах. Ибо верит любой даос, что может, развивая дух свой и тело, стать бессмертным – «сянь».

Но тайная школа, которой следовал род Ван, почитала более всех лишь одного Бессмертного – даже не небесного, но земного, существующего втайне от остального мира. Ибо сумел этот Бессмертный не только отделить дух свой совершенный от тела и сохраниться при этом, но и обрел способность вселяться в тела других людей, не убивая их собственную душу, но облагораживая ее и даря этим людям способности к необычайному. Имя этого божества неизвестно, потому что являет собой величайшую из тайн, но называют его Ваны «Тай Ди Сянь», что означает «Великий Земной Бессмертный». А школа их именуется «Тай Ди Сянь Мэнь».

Поблагодарил Лю наставника, что допущен был в тайные врата Школы и позволено ему стать членом ее. Но монах сказал, что не может Лю стать членом «Тай Ди Сянь Мэнь», ибо это – удел рода Ван. Святая обязанность сородичей Вана Дунгуна на земле – находить тех, кто осенен Духом Великого Бессмертного, наставлять их в Пути истинном и оберегать их жизнь, так как много у них врагов, и враги эти весьма могущественны. Тут догадался Лю, что означают события, которые произошли с ним после смерти чужеземца. И что он, Лю Дэань, и есть носитель Духа Великого Тай Ди Сянь.

И подивился Лю, что не чувствует он в себе никаких изменений, говорящих, что поселилась в нем душа Великого Бессмертного. На что Ван отвечал, что неудивительно то, потому что вселения Тай Ди Сяня еще не произошло. И что когда осенит он Лю Дэаня, узнает тот истинное Имя Великого Бессмертного и получит особый знак на теле. Пока же он должен готовиться к этому.

Потом взял монах в руки меч Шанцин и подивился силе его и магическим свойствам. Ибо в неумелой руке меч сей был палке подобен, но стоило направить в него жизненную силу «ци», как он становился словно продолжением руки. И рассекал без труда самое толстое дерево, и большие камни разбивал с третьего удара. Но сказал Ван ученику своему, чтобы остерегался он злоупотреблять силой этого оружия, потому что черпает Шанцин жизненную силу из своего хозяина и может опустошить его. И нельзя обращать клинок этот на неправедные действия, иначе потеряет он свои чудесные свойства.

А через несколько дней увидел Лю волшебный сон. Приснилось ему, что сошел к нему с Небес чужеземец, который передал ему перед смертью шкатулку. И назвал он истинное Имя Тай Ди Сяня – Великого Бессмертного – и поведал Лю Дэаню множество тайн, которые открыли его глаза. А когда проснулся Лю, нашел он на груди своей тайный знак и ощутил в себе силу настолько необыкновенную, что едва научился справляться с нею, и то по прошествии двух лун.

И вот однажды прибегают к ним крестьяне из долины и говорят, что завелся в округе в чаще леса страшный зверь-оборотень, похожий на крысу и подобный ей по коварству и ненасытности, но ростом с тигра и силой его превосходящий. Сказал тогда монах: «Окончен твой путь Ученика, Лю, начинается путь Воина. Иди и сражайся с оборотнем, потому что Зверь этот – и есть воплощение земное твоего Врага. И придет он за тобой, даже если ты попытаешься скрыться». На что Лю ответствовал: «Пойду и убью Крысу-Тигра, но смиренно прошу вас, Учитель, пойти со мной и наставить меня мудрым советом». Ван Дунгун почел за честь такое приглашение и сказал, что в том и состоит истинная мудрость ученика его, что, веря в собственные силы, не пренебрегает он словом старшего.

Собрали они свои пожитки, Лю положил меч свой чудесный в простые бамбуковые ножны и повесил за спину. И отправились они в путь.