Текст книги "Слепой. Лунное затмение"

Автор книги: Андрей Воронин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 6 страниц)

– И знаете, все человечество в целом в корне не похоже на одного человека, так что вы зря сравнивали, – разошелся как кипящий самовар мужчина.

– Да ну?! – злобно оскалился великолепный Игорь Леонтьевич.

– Ну да. Один человек, потеряй он руку или ногу, не сможет самостоятельно регенерировать. Я сказал: «самостоятельно». А общество вообще, если даже три четверти, пять шестых его исчезнет, может восстановиться без вмешательства извне. И еще: один человек живет, окруженный другими ему подобными. В случае беды каждый из нас может рассчитывать на братскую руку помощи. Человечество в целом – одиноко. Вот такой вот парадокс. Человек – один и беспомощен как единица, но окружен потенциальной помощью. Человечество – одиноко во внешней среде, но вполне самодостаточно.

– Интересное наблюдение, – не мог не согласиться лектор.

– А к чему вы клоните, уважаемый? – пискляво поинтересовалась бабуля-мумия.

– Да сам не знаю, если честно. Но если уж вы полагаете, уважаемая, что ваше личное счастье случится тогда, когда вас не заденет общая беда, то, возможно, вы ошибаетесь. Вам придется работать за всех тех многих, кто уйдет с этой планеты. Так что в ваших интересах надеяться на то, что вас тоже накроет. Мой вам совет: поспешите занять очередь в числе первых. Меньше беды увидите. Меньше пострадаете на прощание.

Группа слушателей затаилась в глубокой задумчивости. Игорь Леонтьевич решил, что настал как раз удобный момент, чтобы вернуть себе бразды правления, и вышел на середину зала перед аудиторией. Сложив руки перед грудью и еще для большего впечатления сцепив пальцы замком, он сказал:

– Уважаемые мои, вот мы снова возвращаемся к тому, что важнее всего. Это наши индивидуальные приоритеты. Вопросами спасения всего человечества должны заниматься ученые. Похоже, – улыбнулся он, – они это делают для нас из рук вон плохо. Поэтому-то, не полагаясь на них, мы собрались с вами, чтобы самим разобраться: что же нас ждет и как, как говорится, с этим бороться?

Оратор с удовольствием заметил, что люди снова расслабились и обратили к нему все свое внимание как к носителю истины в последней инстанции, как к явленному спасителю. Они снова были полны надежды на вечную жизнь и ради нее готовы были пойти на многие удивительные вещи. А этого старика с вредными для клиентов Игоря идеями о значении человечества в жизни одного человека даже интересно будет переломать. Если не получится, то всегда можно не пустить его дальше.

– Но сегодня наше время закончилось. На этой первой встрече мы познакомились и немного расставили точки над «и» – обсудили, почему же нам так хочется жить, постарались понять, что же такое жажда жизни. Если я вас не очень разочаровал, если вам интересно, что будет дальше, прошу в эту же аудиторию в среду. В это же время.

Игорь Леонтьевич собрал разбросанные на столе планы развития беседы, спрятал их в кейс из крокодильей кожи и уселся за стол. Он был готов отвечать на вопросы слушателей. Именно сейчас он мог определить, кого стоит затянуть в свою паутину, за кого еще придется побороться, а на кого нет смысла тратить время.

В этот раз увлеченных или обеспокоенных судьбами человечества накануне конца света было немного, уже через тридцать – сорок минут Игорь вернулся в офис и с удовольствием рухнул в громадное кожаное кресло.

Лена, его личный помощник, тут же засуетилась, выставляя рядом на столик чашку заваренного цикория и блюдце с имбирными цукатами. По ходу дела она сухо доложила:

– Приходил Владислав. Минут пятнадцать назад. Сказал, что сходит за сигаретами, пока ты закончишь, и вернется. Сказал, что заказал кого-то из «Лунного затмения». Он должен явиться, – она посмотрела на часы, – через двадцать пять минут.

– Очень хорошо. Отдохнуть надо. Дай мне коньяк. Налей половину бокала. Что-то меня сегодня разозлили эти твари дрожащие. Одна – дура мумия, другой – массовик-затейник.

– Ну, ты талант, Игорь. Удается же тебе при такой вот ненависти влюблять их в себя толпами!

– Во-первых, это дар. Во-вторых, у меня была тяжелая судьба и приходилось бороться за выживание. Я серьезно тренировался, чтобы научиться не выдавать свои настоящие чувства. Людям надо только то, что им лично надо. Я специально учился быть обаятельным. Ну и, наконец, мне помогает любовь к материальному благополучию. Я на это стадо смотрю как на свои деньги. Я высматриваю те экземпляры, которые обязательно превратятся в мои личные деньги. И только на них работаю, затягивая все туже и туже петлю у них на шее.

– Сущий дьявол.

– Кто тут дьявол? – в проеме распахнутой двери нарисовалась невысокая фигура Владислава – старшего брата Лены и компаньона Игоря.

– А ты не знаешь? – равнодушно спросила девушка, наливая заказанный Игорем коньяк. – Тебе надо?

Брат отрицательно покачал головой, сам подошел к барному шкафу, оценил содержимое и достал для себя чекушку рома.

– Кола есть?

– Нет.

– Ладно. Спасибо. Мне и так хорошо.

Лена подала коньяк шефу и протянула, чтобы чокнуться, налитый для себя бокал с мартини брату. Владислав предпочел пить прямо из бутылки, прямо ею и чокнулся.

– Сестренка тебе уже доложила, сущий ты наш, что сейчас явится один из орангутангов нашего друга Полковника?

– Да, я предупрежден.

– Пацаны у него хорошо дрессированные, только очень молодые. Закалки не хватает. Меня это смущает.

– А меня нет. У старых слишком много мыслей. Это лишнее. А молодые идут на идею, как голодный волк на кровь.

– Как молодой бык на телку, – хмыкнула Лена.

– Быки они, это точно. Только смотри мне, – пригрозил Владислав, – ты для них не телка, поняла? Убью лично сначала тебя. Поняла?

Лена скривила губы в презрительной улыбке, якобы усомнилась в том, что брат исполнит обещание, но тут же подняла, как бы тостуя, свой бокал, шутливо подбадривая его.

– А потом кого? Быка? – устало поинтересовался Игорь. Он удобно развалился в кресле и, погруженный в свои мысли, лениво потягивал коньяк. – При чем же тут еще кто-то? Если телка не захочет, бык не вскочит. Во всем виноваты только бабы. Бесполезные существа. Хуже. Пользы никакой, а вред за ними хвостом тащится.

Лена хотела было что-то возразить, но брат указал ей знаком благоразумно помолчать. Девушка, расширив глаза, показала ему, что возмущена и не уверена, что ей стоит промолчать, проглотив это хамство, но тут раздался звонок. Кто-то снаружи хотел присоединиться к компании. Лена, выдохнув сожаление о том, что не успела дать отпор, поставила свой мартини и вышла в холл открывать гостю дверь.

В коридоре стоял рослый накачанный парень. Маленькая вязаная черная шапка со сложенными вверх в несколько оборотов краями ютилась скорее на макушке, чем на голове, и даже не претендовала на то, чтобы спрятать короткий белобрысый бобрик. Глаза у парня были голубые, красивые, но холодные и грустные.

– Вы к кому? – сыграла удивление Лена, будто никто и ни под каким предлогом тут не должен был появиться.

– Мне нужен директор «2012», – равнодушно ответил парень.

– Вы кто?

– «Лунное затмение». Оборотень.

– Аусвайс?

– Что?

– Удостоверение какое-то покажи. Я не знаю, кто ты и кем выдумал прикрыться. Я, кстати, не знаю в «Затмении» никакого Оборотня!

Лена поняла, что прокололась. Чтобы как-то исправиться, она поспешно добавила:

– И что такое «Лунное затмение», я тоже не знаю.

Обиженная собственной ошибкой, она даже попробовала закрыть дверь перед носом гостя, но парень уперся в нее рукой. Сила в его руке оказалась большой, сравнимой по Лениным ощущениям с силой какого-нибудь киборга из будущего.

– Я покажу «аусвайс», – спокойно сказал гость-киборг и, отпустив дверь, потянулся к карману на груди.

В последний момент, когда он уже почти запустил свою лапу под куртку, девушка, останавливая, дотронулась до его руки, отвела ее обратно вниз и сама потянулась к его нагрудному карману.

– Не напрягайся, паучок, – сказала она, с ехидным прищуром заглядывая ему в глаза, – я сама достану. А то… вдруг ты оттуда пушку выдернешь?

Оборотень молча согласился с досмотром. На его лице не дрогнул ни единый мускул. Он тоже смотрел девушке прямо в глаза, пока та не спеша шарила в кармане у него на груди, и гениальное спокойствие его лица должно было подтвердить, что ему совершено все равно. Он позволил ей играть, но не собирался участвовать в этой игре. Лена почувствовала себя одиноко. Ей стало скучно.

– Да, «Лунное затмение». Не соврал.

Она засунула портмоне с документами обратно в его нагрудный карман.

– Ну, тогда пойдем за мной, Оборотень. Тебя здесь, ты прав, действительно ждут.

* * *

За городом весна была прекрасна. Снег лежал вокруг больших, уже подсохших черных прогалин плотными белыми горками, искрясь на теплом солнце, и не собирался таять, но солнце палило ярко и горячо. Птицы, обалдев в его лучах, будто старались наперебой рассказать друг другу свои зимние приключения.

А в городе все еще было слякотно. Солнце не успевало за день выпарить с асфальта и клумб снег, сохранившийся в тени высоченных домов. Подвяленный общим градусом весеннего воздуха, он лениво растекался под ногами прохожих, сползал на проезжую часть и отсюда, выдавленный шинами автомобилей, фонтанами выпрыгивал обратно на тротуары, будто издеваясь над слепыми из-за суетных мыслей пешеходами.

Лицо Лизы Таранковой до сих пор будто стояло у Глеба перед внутренним взором. Это сильно мешало ему вести машину, особенно в сгущающихся сумерках. Он никак не мог отвлечься от напряжения прошедшего дня. Не спасали ни громкая музыка, ни пара чашек крепкого кофе в придорожных загородных кафе, ни мысли о следующем задании, для выполнения которого Сиверову надо было ехать в Одессу, к морю. Глеб, вопреки своим принципам, только ради того, чтобы как-то переключиться, даже попытался заставить себя построить планы будущего простого житейского отдыха, подумать о нескольких тихих днях на море, которые Потапчук ему твердо пообещал подарить после выполнения этого нового задания. Но у него ничего не получалось.

О пропаже Лизы Потапчуку и – сразу – Глебу стало известно пять дней назад. Ее отец был средней руки служащим московской мэрии. Потапчук, который пришел к Сиверову с просьбой разобраться по-быстрому с этим делом – помочь найти девочку, – сам удивлялся, почему именно Лиза Таранкова, почему именно этого мелкого чинушу решили зацепить бандиты?

– Ни денег у него, ни влияния, – разводил руками Федор Филиппович Потапчук. – Почему именно он попал под огонь? Сам Таранков уверяет, что не понимает, в чем дело. А потребовали бандиты у него за возвращение девочки много чего. Ты, Глеб, разберись, пожалуйста, аккуратно. Потому что девочку жалко. 14 лет – сложный возраст: уже соображает, а в душе сплошное чувство противоречия и непереносимость внешнего, стороннего давления. Девочка, говорят, хорошая – очень талантливая флейтистка, уже лауреат нескольких международных конкурсов.

– Ну и, как всегда, нельзя привлекать полицию и так далее?

– Как всегда, – согласился генерал ФСБ. – И это, Сиверов, официальное для тебя секретное задание. Открыто наши силы светить мы не можем, как ты понимаешь, а в тебя я верю. Постарайся как можно скорее и как можно тише.

Куратор запретил Глебу вступать в контакт с родителями девочки, но дал папку с подробным отчетом об их допросе плюс другие материалы. Впрочем, Слепой и сам понимал, что в данной ситуации лучше, если отец с матерью не будут знать о том, что проводится операция. В таком случае они наделают меньше ошибок, которые могут вызвать подозрения у преступников.

Полиция прикрывала перед ними свое, так сказать, бездействие якобы необходимостью собрать побольше материала о деятельности господина Таранкова. Мол, тогда они смогут определить, кто держит на него зуб, кто возможный заказчик. Петр Васильевич Таранков, продолжая убиваться по дочери, категорически отвергал, что владеет какой-то конфиденциальной информацией.

– У меня нет тайн и нет предположений о том, чего они от меня могут хотеть! – упрямо повторял он раз за разом.

У Глеба тоже почти не было зацепок. Впрочем, именно в таких ситуациях Потапчук и прибегал к помощи своего тайного агента. Именно тут Глеб Сиверов, который имел кодовую кличку Слепой, не только потому, что неизменно носил темные очки, был незаменим. Он умел действовать практически вслепую.

Поначалу Глеб заподозрил простой шантаж. Слишком мало вводных давали преступники для родителей. Глеб потратил кучу времени, выслеживая связи Лизиных подруг, список которых был вложен в личное дело девочки. Пришлось внимательно, пристально искать хоть какие-то зацепки в школе и в студии бального танца, куда Лиза ходила заниматься дополнительно. По ночам он сидел в компьютерах и, вскрыв базу мэрии, естественно, не санкционирование, копался в документах департамента, где работал Таранков.

И после такой практически сутки напролет напряженной работы опять за руль… На третьем транспортном образовалась серьезная пробка. До дома Слепому осталось совсем чуть-чуть, но съехать на объездные маршруты было невозможно. Пришлось ждать, пока метр за метром машина приблизится к заветному съезду из этой толчеи. В такой ситуации воспоминания начали еще активнее вырываться из его уставшего сознания.

То, что ему так быстро удалось найти Лизу, было настоящей удачей. Потратив ночь на прополку архивов в департаменте, где служил Таранков, Глеб сразу выделил три направления для дальнейшего поиска. Надо было проверить семь ресторанов. Всем им за последнюю неделю отказано в разрешении на открытие. Две сети фитнеса. Эти хотели, но им не разрешали достроить спортивные залы, бассейн и одну лыжную базу (последняя, правда, была за городом, поэтому фигурировала в документах постольку поскольку, для комплекта). Несколько авторемонтных комплексов попали в поле его зрения только лишь потому, что, как и все, намеревались прибрать к рукам побольше территории в пределах Москвы, конечно, для новых ремонтных ангаров.

Лиза, когда ее нашел Слепой, была уже совершенно без сил. Издеваться над девушкой – насиловать, бить, связывать – похитители не стали. По каким-то причинам она нужна была им живой и здоровой. Но она отказалась есть. Из чувства протеста против насильственного удержания. И преступники сказали: «Не хочешь есть – не ешь!» Это был сомнительный гуманизм по отношению к человеку, насильно лишенному свободы действий и перемещения. Мол, если не хочешь что-то делать – ты вольна не делать. Но ты не можешь делать то, что ты делать хочешь.

Глеб не мог не думать о том, что нашел Лизу практически случайно. Конечно же, любой положительный результат – хорошо, и неважно, насколько он случаен! Но профессиональным кредо Глеба Сиверова было то, что случайности случаются только тогда, когда они хорошо подготовлены. В данной истории ему и в первую очередь Лизе просто повезло.

Еще одна бессонная ночь была посвящена изучению самих фирм, которые привлекли его внимание. Слепой тщательно исследовал не только суть конфликта мэрии с выбранными организациями, но и саму их деятельность. Днем он съездил на все неоткрывшиеся объекты. Его правилом было искать зацепку до тех пор, пока что-то не завладеет его тренированной интуицией полностью. О нет! Его интуиция не имела ничего общего с предчувствием экстрасенсов. Его интуиция была интуицией кошки, которая по мизерным подсказкам, видимым только ей, складывает точное знание того, на каком расстоянии от нее и в каком направлении надо искать мышку. Но ни один объект не дал ему ни одной такой вот подсказки.

На следующую ночь Глеб вернулся к просмотру архивов Таранкова. Спустя три часа мужественной борьбы с уже хроническим недосыпом его мозг зацепился за тихий, мелкий сюжет. Петр Васильевич Таранков как координатор одной из комиссий по рассмотрению запросов на предоставление земельных наделов не так давно выдвинул предложение убрать из состава комиссии некоего Кудракова Геннадия Владимировича – руководителя партии «Народная земля». Предложение было одобрено. Глеб решил проверить и этого господина.

Сиверов аж проснулся и присвистнул, когда обнаружил, что этот самый Кудраков является бывшим соучредителем двух из выбранных им авторемонтных комплексов. Правда, каждый из них он создавал в разное время. Но и один и другой продал, поэтому его имя сейчас не фигурировало в деловой документации.

Хотя… Точно! В делах каждого из предприятий были упоминания о Кудракове, но Глеб чуть не упустил их, просто пролистав информацию как устаревшую. Но все же подсознание не подвело! Оно включило сигнал, когда в следующий раз Глеб встретил это имя, и заставило обратить на него внимание. Значит, успех был не таким уж случайным. Или (Слепой улыбнулся своим мыслям) любая случайность – это подготовленное событие.

Фокусируя внимание теперь уже на Кудракове, он составил список объектов, к которым тот имел отношение в последние пять лет. Для начала, Глеб решил ограничиться только этим объемом работ.

Лизу держали именно там, куда Слепой решил наведаться в первую очередь. В тридцати с лишним километрах на север от города.

От холода и голода девочка была совершенно истощена. Ее волосы слиплись в сосульки, вокруг ее глаз образовались черные круги, ее губы пересохли и потрескались. Похоже, довольно долго она не только не ела, но и не пила.

Когда Слепой приоткрыл дверь гаража, Лиза тут же попыталась отползти куда-то подальше. Сначала Глеб думал, что она прячется, потому что испугалась его, но скоро понял, что девочка просто отвыкла от света и теперь ее глаза болезненно реагируют на яркие лучи, неожиданно ворвавшиеся в темницу.

– Э! Царевна Несмеяна! Вот где твое заточение. А где Кощей Бессмертный?

Лиза остановилась, повернула голову и внимательно посмотрела на вошедшего. Видимо, осознав, что это не ее мучитель-пленитель, а кто-то другой, тот, кто ей не опасен, она вдруг расслабилась и потеряла сознание.

– Э! Царевна Несмеяна! – еще раз обратился к ней Сиверов. – Ты что это надумала. Всё, всё, милая, закончилось. Сегодня нам повезло.

Глеб поднял девушку, перенес ее на стоявший в углу дырявый и грязный топчан. Затем Слепой очень аккуратно смочил ей водой губы. Кормить девушку он не стал. Лучше будет, если это сделают врачи. Лиза стонала, но в себя полностью не приходила. По крайней мере, глаза она не открывала ни разу, спасителя своего не видела.

Когда специальный агент ФСБ убедился, что девушка в порядке настолько, насколько это возможно в таких условиях, он вышел на улицу, прикрыл дверь, чтобы на нее не дуло, и набрал номер Потапчука. Шеф ответил сразу. Потапчук знал, что, если Сиверов звонит, значит, ему действительно надо.

Глеб назвал адрес и доложил о состоянии подопечной.

– Все понял. Высылаю машину к тебе и поднимаю бригаду реанимации в больнице. Я тебе перезвоню.

Спустя три минуты Потапчук позвонил Слепому.

– Кто там был кроме тебя? – с ходу спросил Потапчук.

– Никого не было, никого нет. Я ее одну не оставлю, Федор Филиппович. Я присмотрю за территорией, пока ваши люди едут, и испарюсь, как только увижу их приближение. Все устрою, чтобы они думали, что до них тут никого не было.

Потапчук ухмыльнулся:

– Благодаря тебе, Глеб, уже восемьдесят процентов моих успехов покрыто тайной.

– Я не виноват, шеф! – Глеб тоже рассмеялся. – Пришлите, Федор Филиппович, толковых следователей. Я-то сейчас осмотрю место, минут двадцать у меня есть по– любому, пока ваши приедут, но пускай ребята осмотрят все предельно внимательно.

– Мы ищем что-то конкретное, Глеб?

Эх! Если бы он знал, что именно надо найти?! Он бы сам давно это нашел. Впрочем, Лизу он нашел. Но он-то как раз знал в этом случае, что ищет. Формально задание выполнено, но Слепому нюх подсказывал, что просто так забыть этого незримого Геннадия Владимировича ему не суждено.

– Не знаю, Федор Филиппович. Все необычно. Пускай обязательно оставят слежку за местом.

– Ну, это даже не обсуждается. Будем ждать возвращения похитителей до тех пор, пока не вернутся.

– Вообще, это странно, что тут никого не было. Даже с учетом того, что дверь была хорошо закрыта, а девочка настолько слаба, что двигаться уже не может. Либо они поменяли планы с похищением и выкупом, грубо говоря, выбросили ее прямо тут, либо вот-вот кто-то вернется. Я машину отогнал и наблюдаю из укрытия. Пока все тихо.

– Ты вышел на исполнителей или на заказчика похищения?

– Есть подозрения, но нет прямых доказательств. Считайте, товарищ генерал, что на этот раз нам просто повезло. Я искал практически наобум. И первое место, куда пришел, оказалось ее место.

– Я буду у тебя через час после того, как девочку доставят в больницу. Поговорим подробнее.

Слепого не волновало то, что Потапчук говорит коллегам, когда вдруг проявляет осведомленность в некоторых делах и неожиданно успешно разрешает проблемы без участия лучших специалистов департамента. К счастью, его должность и статус давали право иметь секреты. Но все равно всегда Слепой делал так, чтобы возникало как можно меньше недоуменных подозрений и следователи не удивлялись и не спрашивали у Потапчука о том, кто еще, кроме них, участвует в том или ином деле.

И теперь он, оставив Лизу, уехал так, чтобы никто не догадался, что он там был.

Заветный съезд с третьего кольца, выезд из этой неуместной пробки был уже совсем близко. Слепой набрал Потапчука.

– Федор Филиппович, я еще в пробке.

– Хорошо. Я тоже буду гораздо позже. У меня тут еще есть дела. Но я буду обязательно, сразу извини за то, что отберу у тебя часы сна.

Глеб выключил связь. Сонливость брала его в плен. И уже не помогали даже упражнения для разминки лицевой мускулатуры, которые обычно пробуждали в считаные секунды. Глаза набухали противной влагой, все время тянуло зевать. Глеб с сильным нажимом потер лоб и виски. И тут же сильная боль пронзила кожу, напомнив о досадном окончании сегодняшнего приключения.

* * *

Старый вишневый сад окружал корпуса широким кольцом, не давая звукам оживленной трассы беспокоить здешних обитателей. С трассы сюда пробирались разве что гости. После каждого весеннего разлива речки, которая пересекала южный край сада, деревья густо цвели розовым туманом, но плодов уже не приносили – состарились. Однако сейчас до цветения было далеко. Еще не ушел снег, и по утрам землю иногда схватывал морозец. Судя по тому, что солнце в этом году светило активно, вытапливая, как говорится, снег на корню, серьезного паводка не ожидалось – снег испарялся, а не таял, уходя в просыпающуюся землю, откуда мог бы пойти обратно водами в распухающую речушку.

– Похоже, этой весной корпуса подтапливать не будет?

– Да, Дмитрий Степанович, мы думаем, что в этом году пронесет.

Молодой мужчина в строгом черном пальто и в шляпе, сильно прикрывающей лицо, как всегда, шел размашисто и вел себя так, словно главврач тут именно он. Это всегда смущало Аркадия Львовича. Но мужчина существенно помогал лечебнице, и поэтому главврачу приходилось его терпеть. Сегодня он явился вне плана. И хотя ничего фатального не последовало, это почему-то тоже раздражало Аркадия Львовича. Ему хотелось не только поскорее самому освободиться от посетителя, но и узнать, что тот вообще уже убрался с территории. Обычно этот тип, Дмитрий Степанович Петров, являлся два раза в год: осенью в октябре и весной на месяц эдак позже, чем сейчас, в апреле. Всегда в такое время, когда было либо еще, либо уже совсем тепло, и женщина, к которой он приезжал, спускалась к нему в сад. Дмитрий Степанович Петров говорил, что не переносит духоту ее палаты, поэтому всегда наведывается так, «чтобы можно было погулять по этому прекрасному саду». Впрочем, где он проводит время, наведываясь в гости, – в палате у пациентки или на свежем воздухе, – не имело никакого значения. Аркадий Львович в принципе не любил встречаться с этим человеком.

– А в прошлом году вы нам очень помогли с ремонтом. В подвале третьего корпуса стояла вода, стена даже дала трещину потом, вы видели? Если бы не ваша поддержка, мы бы потеряли целый корпус. А сами такой ремонт мы бы не выдержали. Глубокая вам благодарность, Дмитрий Степанович.

– Да, весна в прошлом году была мокрая, – гость широко улыбнулся.

– А что вы так… несвоевременно, позвольте поинтересоваться? Обычно вы на месяц позже приезжаете. А сейчас, как понимаете, вам придется общаться со Светланой Васильевной в ее палате или в холле. Но в холле других пациентов много, сами понимаете. Случилось что?

Дмитрий Степанович Петров ответил не сразу. Сначала он шел, молча, глядя под ноги. Потом поднял голову и долго рассматривал что-то в небе. Как будто искал слова или, скорее, сдерживал какие-то яркие эмоции, которые не хотел выпускать наружу перед доктором, тем более психиатром.

– Или соскучились? В апреле-то, чтобы по нашему цветущему саду прогуляться, снова приедете? – спросил врач.

– Нет, в апреле не приеду, дорогой Аркадий Львович. Уезжаю я. Далеко. Надолго. Даже не знаю, приеду ли осенью.

Главврач почувствовал как будто какое-то даже сожаление. Или, возможно, он забеспокоился, что теряет существенную спонсорскую помощь.

– Но вы не беспокойтесь, я намерен взять у вас счет, куда можно будет переводить деньги на поддержание лечебницы. И прошу присматривать за ней получше. Она у меня одна. Хоть и…

Мужчина снова уставился на свои шагающие по мокрой дорожке остроносые лакированные ботинки.

– Может быть, я ее заберу через несколько лет. Надеюсь, что мне разрешат это сделать. А пока что вся надежда на вас, уважаемый Аркадий Львович, – он, продолжая идти вперед, панибратски возложил руку на плечо главврача, чуть не сломав его пополам.

Этот мужчина вроде бы был сыном Светланы Васильевны Шершневой, поступившей на излечение к Аркадию Львовичу более пятнадцати лет назад. Она поступила из другого психиатрического учреждения, для более тяжелых, чем у него, больных и провела там пять лет после страшного события в ее жизни – в шоке женщина зарубила на глазах у сына собственного мужа за то, что он изнасиловал и практически убил тогда же на глазах у сына их дочь и сестру мальчика.

В документах значилось, что у нее было два сына. Один, который родился на месяц раньше срока, прямо тогда же, на месте убийства дочери отцом и отца мстящей матерью, теперь жил в детдоме. Мать ни дня не могла о нем заботиться. Она сошла с ума от происшествия. Мальчика определили в дом для младенцев. Старший же сын, судя по документам, какое-то время тоже провел в детском доме, но в другом, потому что был довольно взрослым парнем, а потом, закончив школу, исчез. Впрочем, как узнал Аркадий Львович, младший сын тоже пропал неизвестно куда еще до завершения обучения в школе.

– Вы не общаетесь с братом? – осторожно спросил доктор.

– Хм. Нет. Мы потеряли контакт тогда, когда он убежал из детдома. Он всегда был тот еще задира и разгильдяй. Я боюсь думать, что могло с ним случиться, но найти его мне не удалось. Хм, если честно, я не очень-то искал. Периодически интересовался в детдоме, узнавал у бывших наших – никто о нем ничего не слышал. Он стал взрослым без меня. Он, собственно, не стал мне близким, когда был подростком, когда его перевели к нам, потому что у нас для той среды была довольно большая разница в возрасте, разные компании. Я за ним присматривал как мог, но он был агрессивным и колючим пацаном. Кажется, он даже вообразил, что это я во всем виноват. Я боялся его найти и снова наткнуться на могильный холод в его отношении. Когда я ушел из детдома, какое-то время еще следил за его судьбой, то есть узнавал, что и как, но в какой-то момент я его потерял. Он уехал из детдома вроде бы поступать в военное училище, но там так и не появился. Я пытался узнать о нем в разных училищах, но так ничего и не узнал. Потом я окончательно забросил поиски.

В тишине стало слышно, как плюхается на мокрую землю с голых веток талая вода. Птицы уже не пели. Солнце садилось, становилось холоднее.

– А у вас он, кстати, не появлялся? – спросил Петров у доктора.

– Нет, знаете, не появлялся, – ответил тот.

– Ну да. Было бы странно.

Для Аркадия Львовича было непонятно, что странного в том, чтобы сын пришел в гости к собственной матери, где бы она ни находилась. Для него странным было то, что сын не приходил. Впрочем, может, жил где-то очень далеко.

Для Аркадия Львовича также было странным то, что этот человек, выдающий себя за сына Шершневой, носит фамилию Петров. Светлана Васильевна и в девичестве-то была Волкова, а не Петрова. Но спросить напрямую Аркадий Львович не решался. Да и не хотелось ему встревать в личные дела этого господина, не хотелось брать на себя его тайны.

Дмитрий Степанович мог бы быть сыном Шершневой, он себя именно так и позиционировал, так пусть так и будет. Тем более что он объявил о своем отъезде, значит, одной задачей будет меньше. Нет человека – нет проблемы, любил как бы в шутку цитировать Сталина Аркадий Львович.

Мужчины уже подошли к главному корпусу. Господину Петрову нужен был третий.

– Прошу сначала ко мне в кабинет. Там мы уладим все необходимые формальности, обменяемся координатами, чтобы не потерять друг друга, а потом уж прошу вас в гости к нашей пациентке.

Доктор так и не смог свыкнуться с мыслью, что Шершнева – мать этого Петрова.

– Да, Аркадий Львович. Это правильно. У вас, наверно, рабочий день скоро закончится. Чтобы вас не задерживать, давайте сначала разберем наши дела.

* * *

– Вот и наш архангел явился, орудие праведной мести. Что наш бывший партнер, кстати? – полюбопытствовал Игорь, когда Лена удалилась встречать гостя.

– Так до сих пор и не нашелся, – цыкнув, ответил Влад и сел в соседнее кресло; уже пустую бутылочку из-под рома он кинул в мусорку, как мяч в баскетбольную корзину. – Бинго! Всю жизнь мечтал о большом спорте. Как думаешь, из меня бы получился приличный спортсмен?

– Человек либо приличный во всем, либо недоделок, за что бы ни брался. Сам решай.

– А я полагаю, что человек может быть хорош или плох в разном, но действительно хорош будет обязательно там, где его место. Надо найти свое место.

– Если ты до сих пор его не нашел, то уже и забей. Делай то, о чем тебя просят. Только так сможешь приносить пользу окружающим.

– Хорошо, что не сказал «человечеству».

– Ты знаешь мое отношение к человечеству.

– Еще бы! На том и стоим! Ты делаешь все, чтобы стереть это вредоносное явление с лица земли. Даже по одному, но выводишь эту заразу методично и педантично.

Игорь ухмыльнулся, довольный собой, и отпил небольшой глоток янтарного напитка.

– Да. Если бы нашел способ, уничтожал бы их массами, как Гитлер евреев. Как всемирный потоп. Как Везувий Помпею.

– Ты – чудовище, Игорь.

– От слова «чудо». Я чудесным образом спасаю природу от тяжелой болезни под названием «человечество».