Текст книги "Миссионер поневоле"

Автор книги: Андрей Ворфоломеев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 4 страниц)

Столь плачевная ситуация не могла не вызвать соответствующей реакции вышестоящих властей. В начале 1942 года, после вмешательства Совнаркома СССР, в структуре «Наркомморфлота» было создано специальное «Строительное управление на юге Каспия». Согласно новым срокам, дноуглубительные работы в Бендер-Шахе предполагалось закончить к 15 апреля. Месяцем позже здесь же планировалось реконструировать старые причалы, построить новый деревянный пирс, проложить подъездные и подкрановые железнодорожные пути. Ещё раньше в порядок приводилось пристанское и складское хозяйство. Следовало спешить, поскольку согласно телеграмме, отправленной 20 марта наркомом морского флота, судам «Каспфлота», в навигацию 1942 года, предстояло перевезти из портов Ирана около 120 тысяч тонн грузов, поставленных союзниками по ленд-лизу. Приходилось изворачиваться всеми доступными способами. Так, для перевозки высокооктанового бензина в бочках использовались самоходные баржи-гаражи, вообще-то предназначенные для транспортировки автомобилей и ранее принадлежавшие Волжскому речному пароходству.

Ну и, наконец, помимо головной боли, вызванной обеспечением бесперебойной доставки союзных грузов, немало крови послу Смирнову попортили и совершенно неожиданно возникшие, словно из ниоткуда, самочинные «друзья СССР». Ярчайшим их представителем являлся некий Али Агаев, «подвиги» которого, по размаху, вполне могли быть сопоставимы с достославными деяниями незабвенного «Великого комбинатора»! После ввода Красной армии на территорию Ирана, он, по личной инициативе, принялся устраивать «советскую власть» в селениях Карадага. Организовывал там исполкомы, издавал прокламации, подписанные не иначе, как «Представитель СССР» или «Представитель Сталина»! При этом, Агаев активно вербовал недовольных местными ханами крестьян в свой собственный «партизанский отряд».

Успеху его агитации способствовали и некоторые, довольно действенные, приемы. Так, в селении Сияруд, где находилась основная штаб-квартира «начальника», он устраивал перед простодушными дехканами следующие спектакли. На стол, накрытый скатертью, Агаев ставил неработающий телефонный аппарат, провода от которого подводил к висевшему на стене медицинскому стетоскопу, после чего объявлял, что сейчас будет беседовать прямо с Москвой. Весть о предстоящем сеансе, естественно, моментально облетала всю округу. Дождавшись, пока в комнате соберется побольше зрителей, Агаев снимал трубку и говорил туда хорошо поставленным голосом:

– Здравствуйте, товарищ Сталин! Это Агаев говорит. Да, да, представитель СССР по Ирану. Какие там новости с фронтов? Что? Красная армия уже подходит к Берлину? Примите мои поздравления! Весть действительно радостная. Прямо, от сердца отлегло! Надо и нам к активным действиям переходить. Вот людей побольше в отряд наберу, и Тебриз пойдем брать! Да, сил хватит. Нет, помощь не нужна. Что вы говорите? Сейчас, для тружеников Ирана московское радио передаст песню? Большое вам спасибо, товарищ Сталин!

Агаев клал трубку и незаметно, ногой, запускал спрятанный под столом патефон. Дехкане были в восторге! Слава о всемогущем «начальнике» привлекала в отряд всё больше и больше народа. Оружие, для своих бойцов, Агаев добывал либо путем добровольного сбора с населения, либо попросту конфискуя его у окрестных ханов. Для тех же, кто не поддавался на уговоры, существовала другая техническая «новинка», изобретенная неугомонным «Представителем СССР». Из обрывков электрических проводов, он смастерил угрожающего вида машину, опутав ими старый деревянный стул. Упорствующего хана подводили к нему и Агаев, с саркастической усмешкой, делал приглашающий жест:

– Давай, давай, присаживайся.

– Что это? – пугался разом побледневший хан. – Зачем?

– Током пытать тебя буду! Жиры вытапливать! Вон какие телеса на народных харчах отъел!

– Н-н-не надо! Я всё оружие отдам!

– То-то же!

От слов Агаев довольно быстро перешел к делу. В скором времени, он, вместе со своими «партизанами», занял селение Алямдар, арестовал там начальника местной полиции и принялся готовиться к походу на Тебриз. Действия своего нового «друга» серьезно обеспокоили советские власти. 6 января 1942 года отряд Агаева, наряду с его же «исполкомами» в селениях Алямдар, Джульфа и Манзар, после разъяснительной беседы, были распущены по домам.

А ведь существовала ещё и вполне реальная, глубоко законспирированная сеть немецких агентов, проникновение которых в Иран началось ещё до начала первой мировой войны. Вот как раз они, в отличие от опереточных «партизан» Али Агаева, могли доставить весьма серьезные неприятности. Типа, малых или больших диверсий. В том числе – и на дорогах. К счастью, почтовый грузовик, перевозивший пакет с документами, отправленный Витковским, добрался до побережья Каспийского моря без особенных приключений. А уже оттуда, собранные Николаем материалы и переправили в СССР.

глава 7.

С началом Великой Отечественной войны советская разведка вступила в полосу затяжного реформирования. Оно и понятно. Возникновение новых угроз требовало и появления совершенно новых структур, призванных на них реагировать. Так, уже в июне 1941 года в НКВД была создана специальная «Особая группа при наркоме внутренних дел». Возглавить её поручили старшему майору госбезопасности Судоплатову, ранее прекрасно зарекомендовавшего себя при выполнении ряда ответственных заданий. Основным направлением деятельности его «группы» считалось развертывание и проведение разведывательно-диверсионной работы в тылу врага. Начальники всех остальных служб и подразделений НКВД были обязаны оказывать подопечным Судоплатова полное содействие, как людьми, так и техникой и вооружением. Обладала «группа» и собственным войсковым соединением. Им стала прославленная, впоследствии, «Отдельная мотострелковая бригада особого назначения», более известная под своей аббревиатурой ОМСБОН.

Однако, в скором времени, из-за резко возросшего объема работы, «Особую группу» преобразовали сначала во 2-й отдел, а затем и в 4-е управление НКВД СССР, помимо выполнения прежних задач, занимавшееся ещё и проведением разведывательных мероприятий в оккупированных Германией и Японией странах. Начальником нового управления, по-прежнему, оставался Судоплатов, а одним из его заместителей стал майор госбезопасности (в структуре НКВД, звание, официально приравненное к армейскому званию полковника) Лев Лукич. По роду службы, он выполнял самые разнообразные функции. В том числе – курировал и ряд стран Юго-Восточной Азии, подвергшихся японской агрессии. Поэтому неудивительно, что документы, полученные Витковским от Пауля, в конечном итоге, легли на стол именно старого полковника (во избежание дальнейшей путаницы, будем и впредь его так титуловать).

– Лев Лукич, кажись, вы Нидерландской Индией занимаетесь?

– В некотором роде, да.

– Тогда, это для вас. Получено сегодня дипломатической почтой из Австралии. Судя по сопроводительной записке нашего человека, здесь может быть что-то секретное. Ну, судя по штампам и так далее.

– Любопытно. Что ж, оставьте. Будем разбираться.

Разумеется, нидерландского языка, в совершенстве, Лев Лукич тоже не знал. Так, мог прочесть несложный текст и не более того. Однако за годы службы, он обзавелся многочисленными добровольными помощниками. Вот и сейчас полковник снял телефонную трубку и позвонил одному знакомому профессору:

– День добрый, Иннокентий Петрович! Это Лев Лукич тебя беспокоит.

– Узнал, узнал! – пророкотал в трубке знакомый бас научного светила. – Здравия желаю, товарищ полковник!

– Ладно, хорош шутить. По возрасту, мы почти ровесники, а если судить по табели о рангах, то звание твоё, чай, посерьезнее моего может оказаться. Не ниже генеральского! Ладно, давай о деле.

– Слушаю.

– Опять нам помощь твоя, Иннокентий Петрович, понадобилась. По части голландского языка. Совсем, как в январе. Ты нам тогда шибко помог с подготовкой рядового Ли!

– Китайца, что ли? Помню, помню.

– Да. Так вот. Теперь задание чуть попроще будет. Всего-навсего, требуется перевести один примечательный документ.

– Я бы с радостью, Лев Лукич, но, боюсь, в этот раз, ничем не смогу вам помочь. Здоровье подвело. Лежу пластом в постели, болею. Соображаю и то с трудом. Все мысли в голове перепутались. Конечно, если дело совсем уж неотложное, то я, как любой советский человек в годину вражеского нашествия, постараюсь забыть обо всех своих хворях. Однако за результат, откровенно признаюсь, ручаться не буду.

– Да нет, ничего особо срочного здесь не имеется. Но и тянуть не хотелось бы. Как же нам поступить?

– Есть один вариант, Лев Лукич. Правда, он потребует определенного административного ресурса.

– Тю! Разве это проблема? Нашей службе многое по плечу!

– Очень на это надеюсь! А дело заключается в следующем. Был у меня, до войны, один студент – Виктор Стрельченко. Нидерландский мы с ним факультативно изучали. И знаете, неплохие результаты парень показывал! У вас текст, какой направленности? Военный?

– Нет. Судя по приложенным чертежам – скорее, технический.

– Тогда вам точно к Виктору! Он любил всяческой технической литературой интересоваться. Даже тамошний журнал «Инженер» читал!

– Иннокентий Петрович! Всё это прекрасно, но вы говорите «был». Возникает резонный вопрос, где, на данный момент, находится этот ваш Стрельченко?

– В том-то вся и загвоздка, что с первых дней войны он ушел добровольцем в московское ополчение. Если мне память не изменяет – в 18-ю дивизию Ленинградского района. Так, с тех пор, на фронте и пребывает. Вот вы бы взяли, да и отозвали Виктора обратно! Очень талантливый парень. Жаль, если погибнет…

– Хм, а это идея! Спасибо за подсказку, Иннокентий Петрович. Постараемся этого самого Стрельченко отыскать…

Положив трубку, Лев Лукич задумался. Разумеется, ему сразу стал понятен невинный маневр старого профессора. Не болел, ох, не болел, Иннокентий Петрович! Вон как голос, по телефону, бодро звучал. Аж уши заболели! Просто захотел уважаемый ученый, пользуясь подвернувшимся случаем, вытащить с передовой любимого ученика. Что ж, желание вполне понятное. Да и документы Витковского, действительно, могли малость подождать с переводом. А значит, впору заняться розыском упомянутого Виктора Стрельченко. А, заодно, и навести справки о бывшей 18-й дивизии народного ополчения. Теперь у неё наверняка иной номер имеется…

Лев Лукич, как всегда, оказался прав. 18-я дивизия народного ополчения, наряду с прочими, начала формироваться в первых числах июля 1941 года. Недостатка в добровольцах не было. В дивизию, в массовом порядке, записывались рабочие заводов «Изолятор», имени Менжинского, имени «Осоавиахима», фабрик «Большевик» и «Ява», студенты и преподаватели Авиационного института, художественного училища имени Сурикова и многие другие жители Ленинградского района столицы. В ночь на 10 июля 18-я ДНО покинула Москву и, после тридцатикилометрового марша, встала лагерем под Красногорском. Здесь же началось вооружение и первичное обучение ополченцев. Неделю спустя, дивизию включили в состав 32-й армии и перебросили под Волоколамск. На первых порах, её бойцы, только недавно принявшие воинскую присягу, занимались строительством оборонительных сооружений на подступах к столице.

Непосредственно с противником, 18-я дивизия столкнулась уже в августе, в верховьях Днепра. В условиях приостановки немецкого наступления на Москву, бои эти, преимущественно, носили характер стычек и поисков разведчиков. А между тем, на фронте собиралась готовившаяся разразиться гроза. Но ополченцы, к счастью, этого пока ещё не знали. В конце сентября дивизию переименовали в 18-ю стрелковую и перебазировали по железной дороге под Вязьму. Однако грандиозного окружения четырех советских армий, случившегося там же в начале сентября, ей удалось избежать.

Впоследствии, 18-й стрелковой дивизии довелось сыграть далеко не последнюю роль в разразившейся Битве за Москву. Включенная в 16-ю армию легендарного генерал-лейтенанта Рокоссовского, она сражалась под такими, вошедшими в военную историю, населенными пунктами, как Волоколамск, Крюково, Красная поляна, где покрыла себя неувядаемой славой. Неслучайно, 5 января 1942 года, согласно приказу народного комиссара обороны, 18-я стрелковая дивизия, за стойкость и мужество личного состава, была преобразована в 11-ю гвардейскую стрелковую дивизию. Отыскался и лейтенант Виктор Стрельченко. Согласно ответу на запрос, полученному из штаба дивизии, в настоящее время, он проходил службу в 27-м гвардейском стрелковом полку.

А вот отзывать парня в Москву Лев Лукич не стал. Для ускорения процесса, он решил сам наведаться в расположение 16-й армии. Тем более, что её боевые порядки находились всё ещё сравнительно недалеко от столицы. Окрестности Жиздры – разве это расстояние? А там уже на месте и определиться. Если ученик Иннокентия Петровича действительно так хорош, то можно будет забрать его с собой. Прямо из дивизии. С чем, полковник и направился в кабинет генерал-майора Судоплатова.

– Здравия желаю, Павел Анатольевич!

– Здравствуйте и вы, Лев Лукич. Присаживайтесь. И раз я вас не вызывал, а время доклада ещё не пришло, то вы, наверное, по какой-нибудь личной инициативе?

– Так точно. Хочу отправиться в расположение 16-й армии Западного фронта.

– Зачем, позвольте полюбопытствовать? Вы же, больше, по оккупированным Японией странам работаете.

– Вот именно. А поездка моя, как ни странно, будет напрямую с этим связана. Позвольте объяснить поподробнее.

– Слушаю.

– На днях, по линии НКИД, дипломатической почтой, из Австралии пришли документы, агентурным путем полученные одним нашим сотрудником, ранее работавшим на острове Ява.

– Это не в рамках ли той самой операции «Инсулинда»?

– Внедренный, во второй половине февраля, на Новую Гвинею агент Александр Ли ничем пока себя не проявил. Но в условиях той катавасии, связанной с японским вторжением, которая там сейчас творится, столь долгое молчание вполне объяснимо. Зато отличился другой наш человек – Николай Витковский, ещё до войны совершенно официально обосновавшийся на Яве в качестве сотрудника нашего торгпредства. Вот он-то, как раз, перед окончательной оккупацией острова японцами и сумел раздобыть несколько довольно любопытных документов. Беда только, что все они на голландском.

– Иного, согласитесь, было бы трудно ожидать!

– Не спорю! Вот с переводом их и возникли определенные трудности. Раньше, мне помогал знакомый профессор. Однако он сейчас заболел, отчего и порекомендовал, вместо себя, одного своего ученика, ныне сражающегося в рядах 11-й гвардейской стрелковой дивизии 16-й армии.

– Вот теперь мне всё понятно! Вы хотите поехать к Рокоссовскому, чтобы перевести полученные из Австралии документы?

– Именно.

– Что ж, возражений не имею. Поезжайте…

глава 8.

В конце мая 16-я армия, только что вернувшегося в строй, после тяжелого ранения, генерал-лейтенанта Рокоссовского, совместно с соседней 61-й армией генерал-лейтенанта Попова, получила приказ на проведение очередной операции по разгрому Болховско-Брянской группировки противника. Задача эта усложнялась ещё и тем, что соединения обоих командармов, принимавшие самое деятельное участие в отгремевшей недавно Московской битве, были серьезно ослаблены. Пришлось, как и прежде, «подчищать» тыловые службы, возвращать в строй недолечившихся бойцов и командиров. Но эта мера мало что дала. Ни Попов, ни Рокоссовский, ни на одном из участков линии фронта не смогли добиться решительного перевеса над немецкими войсками. Атакующие дивизии строились в один эшелон. В качестве основного средства усиления, 16-й армии придавался 10-й танковый корпус. Кроме того, при ней же, ещё в феврале, по указанию Ставки, был создан 5-й гвардейский стрелковый корпус под командованием генерал-майора Орлова. В него, помимо 4-й, 30-й, 115-й и 123-й стрелковых бригад, входила и 11-я гвардейская стрелковая дивизия полковника Чернышова.

Прибывший из резерва танковый корпус предполагалось использовать для развития успеха, сразу же после взлома неприятельской обороны. Порядок ввода его в бой был разработан при прямом участии начальника штаба 16-й армии генерал-майора Малинина. Казалось, предусмотрели все мелочи, подробно расписав всё «от и до». Генерала Рокоссовского, правда, смутил тот факт, что исходные позиции корпуса находились на расстоянии двадцати километров от переднего края. Далековато, короче говоря. Однако танкисты горячо заверили командующего в своей полной готовности. А то, что далеко от передовой – так это даже лучше! Мол, сработает эффект внезапности. Немцы же не услышат шума танковых моторов!

По мере своих, весьма скромных, возможностей, генерал-лейтенант Рокоссовский постарался усилить и дивизии первого эшелона, скрытно выдвинувшиеся ночью к участкам, отведенным для наступления. Каждая из них получила по двенадцать-пятнадцать танков непосредственной поддержки пехоты. Плотность артиллерии была доведена до сорока стволов на один километр.

Наконец, в 04.00 6 июля 1942 года, пробил час атаки. После тридцатиминутной артподготовки, наша пехота, с криком «ура!», дружно поднялась из окопов и ринулась вперед. Следом, беспрерывно стреляя из орудий, поползли танки непосредственной поддержки. Совместным ударом, была занята сначала первая, а затем и вторая линия немецких траншей. Появилась реальная возможность для взятия Жиздры и открытия дороги на Брянск. Однако 10-й танковый корпус, на который возлагалось столько надежд, замешкался и пехоту не поддержал. Оказывается, ни его командир, ни начальник штаба, подробно расписав всё на карте, так и не удосужились ознакомиться с самой местностью предстоящей операции. В итоге, танки врюхались в небольшую речку с заболоченными берегами. На то, чтобы вытянуть их из трясины, потребовалось целых два часа. Немцы, разумеется, были только рады подобной задержке. Быстро придя в себя, они принялись стягивать все свои резервы к месту прорыва. Наша пехота, наткнувшись на всё более возрастающее сопротивление, продвинулась ещё на десять километров и залегла.

Но беды с танковым корпусом, на этом, отнюдь не закончились. Не успели, наконец, выползшие из болота танки двинуться вперед, как над полем сражения появилась немецкая авиация. Встав в круг, сорок пикирующих бомбардировщиков принялись обрабатывать передний край, обрушившись, в первую очередь, на головную танковую бригаду. И тут, вместо того, чтобы рвануться вперед и выскочить из-под бомбового удара, танки попросту встали на месте. И не двигались, невзирая на рвущиеся вокруг авиабомбы. Подобного зрелища уже не смог выдержать сам командарм. Вместе с начальником бронетанковых войск армии генералом Орлом и комиссаром корпуса Латышевым, Рокоссовский, на машинах, помчался к замершим танкам. Но как растормошить их спрятанные за броней экипажи? Генерал Орел первым нашел способ. Подобрав, по пути, увесистый булыжник, он принялся изо всех сил колотить им по броне ближайшего танка.

– Почему стоите, мать вашу?! Немедленно – вперед!!!

То же пришлось делать и Рокоссовскому с Латышевым. Причем, стуча по броне, командующий всё время опасался попасть под гусеницу, если бы танкисты вдруг надумали развернуться. Перспектива, согласитесь, не из приятных. Как выяснилось, танковые экипажи были неопытными, необстрелянными. Вот и растерялись в сложной ситуации. Когда же корпус удалось-таки стронуть с места, то время уже было безвозвратно упущено. Пришлось спешно закрепляться на отвоеванных рубежах. Ни о какой Жиздре или, тем более, Брянске, речь, разумеется, больше не шла.

В общем, настроение в 16-й армии, когда туда прибыл Лев Лукич, было далеко не радужным. Лейтенант Виктор Стрельченко оказался высоким, нескладным парнем с несколько лошадиным выражением лица. Типичный образчик пресловутого «книжного червя», как про себя, определил старый чекист. Однако, вопреки подспудному ожиданию полковника, он вовсе не стремился ускользнуть в глубокий тыл. Более того. Едва разговор зашел о профессоре, как Стрельченко тотчас замахал своими длинными костистыми руками.

– Ох, уж этот Иннокентий Петрович! Всё стремится с передовой меня вытащить! О таланте, видите ли, печётся! А меня кто-нибудь спросил?! Я, может быть, Родину защищать хочу! Немцев бить! Для того в ополчение и пошел.

– Похвальное желание, – не сразу нашелся, что и сказать Лев Лукич. – Я, честно говоря, ожидал совсем иного.

– Чего именно? Что я сразу в Москву проситься начну? Не на такого напали!

– Да вижу уже. Ну, а нам, Виктор, помочь ты согласишься?

– А куда я денусь? – усмехнулся лейтенант. – Вы вон какое серьезное ведомство представляете! Стоит вам только пальцем пошевелить, и я в Москву не то, что поеду, а даже побегу!

– Ну, не стоит так драматизировать. Помочь нам вы можете и здесь, прямо на месте.

– Это было бы просто замечательно! Не хочется мне от боевых товарищей надолго уезжать. А в чем, собственно, суть вопроса? Для чего я НКВД понадобился?

– Да вот, требуется перевести один интересный документ.

И полковник протянул Стрельченко машинописную копию раздобытой Витковским инструкции (оригинал хранился в его сейфе, на Лубянке).

– Так, что здесь? – деловито переспросил Виктор. – Ого, да это на голландском!

– Вот именно. Оттого и пришлось тебя беспокоить. По совету Иннокентия Петровича, кстати говоря.

– Да понял я. Вам дословный перевод требуется?

– Желательно. Сможешь сделать?

– Конечно! Только, для начала, один вопрос. Пладью – это что?

– По-видимому, населенный пункт.

– Ага. Понятно. В остальном, думаю, затруднений не возникнет. Да, и ещё. Писать-то я от руки буду.

– Ничего страшного. Бумагу и карандаш я заранее приготовил. Можешь приступать. Только пиши, пожалуйста, поразборчивее!

– Буду стараться. Я же не на медицинском учился!

Лев Лукич и впрямь постарался обеспечить молодого лейтенанта всем необходимым. Вплоть до отдельного помещения в штабной землянке. Чтобы от работы ничего не отвлекало. Это ли сыграло свою роль или же Виктор действительно хорошо знал язык, но перевод занял у него совсем немного времени.

– Лихо, – покачал головой полковник, надев очки и изучая листы бумаги, исписанные крупным чертежным почерком. – А говорить на голландском ты так же свободно умеешь?

– Нет, что вы! Только читать. Для разговора языковая практика нужна, а где ж её взять в Союзе? Мы с Нидерландами не шибко активно контачим!

– И то верно. И последний вопрос, Витя. Ты какую должность в полку занимаешь?

– Командир минометной роты! – с видимой гордостью отчеканил Стрельченко.

– Отчего так? Я уж, грешным делом, предположил, что ты в переводчиках ходишь.

– Нет, пронесло! Я же в институте французский изучал. А голландский – это так, факультативно. Вот и получилось, что навыки мои, на фронте, совершенно ни к чему. Здесь немецкий требуется. Или, как минимум, английский – для встреч союзных делегаций. А мне ни тот, ни другой неизвестен. Можно сказать – повезло!

– Почему?

– Своими руками фашистов бью, а не с пленными в штабе канителюсь! После войны, не стыдно будет и девчонкам в глаза смотреть!

– Молодец! Ну что ж, удачи тебе, Виктор Стрельченко!

– Большое спасибо!

«А парень, действительно, не промах»! – подумал Лев Лукич, выйдя, вслед за лейтенантом, из землянки и направляясь к начальнику особого отдела, чтобы оказией забрать последние сводки по линии НКВД. – «Надо бы его, и в самом деле, каким-нибудь обходным маневром в Москву вытащить и к делу пристроить. У нас, в союзниках, чай, не только США с Англией ходят. Ещё и «Свободная Франция» генерала де Голля имеется. Вот с её представителями ученику Иннокентия Петровича и не мешало бы поработать. Французский, он, по идее, ещё лучше голландского должен знать»!

– Как прошла ваша поездка на фронт, товарищ полковник? – первым делом, поинтересовался у Льва Лукича, после его возвращения, старший лейтенант Ильин, выполнявший при нем роль своеобразного порученца по специальным заданиям.

– Не то, чтобы совсем хорошо, но и не очень плохо. Как я и подозревал, документы, раздобытые нашим агентом на Яве, особой ценности не представляют. По крайней мере – один из них. Его полное название: «План по выведению из строя оборудования нефтеперерабатывающего завода в Пладью».

– Где это?

– Точно не скажу, но, по-моему, где-то на Южной Суматре.

– Далековато, однако!

– Да уж, не близко.

– И что же теперь делать?

– А ничего. Сам знаешь, что у нас, в разведке, согласно старой поговорке, нет отбросов, а есть ресурсы. Возможно, дойдет очередь и до этой инструкции. Куда-нибудь, да пригодиться. Да и, с другой стороны, зачем зря человека расстраивать? Николая, я имею в виду. Ведь он старался, работал. Причем, не по нашей указке, а самостоятельно. И это самое главное. Раз инициативу проявил, то агент хороший. А такие люди, нашей службе, ой как нужны!

глава 9.

В конечном итоге, документы, переправленные в СССР Витковским, действительно пригодились. Правда, не очень скоро. Какое-то время, Льву Лукичу, равно, как и всем его коллегам по разведывательной службе, было просто не до того. Уже к середине лета, стало окончательно ясно, что решающим участком советско-германского фронта становится Сталинградский. Это специально отметил, в своей директиве, и Верховный главнокомандующий И.В.Сталин. Борьба на подступах, да и в самом городе на Волге разгоралась нешуточная. Потому и неудивительно, что во второй половине сентября, генерал-майор Судоплатов, только недавно вернувшийся из своей кавказской командировки, первым делом, вызвал к себе в кабинет Льва Лукича: