Текст книги "Не для меня Дон разольется"

Автор книги: Андрей Ворфоломеев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 3 страниц)

1.

Нижний чин Степан Воинцев попал в плен во время так называемой «резиновой войны». В начале 1915 года австрийские войска начали наступление в Карпатах, в надежде отбросить русскую армию от перевалов, ведущих на венгерскую равнину. Для тех и других, в условиях горной местности, бои вылились в цепь мелких, но от того не менее ожесточенных стычек с ничтожными общими результатами. Продвижение вперед или назад исчислялось буквально метрами. Ну и солдатскими жизнями, разумеется. Озверение достигло крайних пределов.

Полурота 14-й пехотной дивизии, в которой служил Воинцев, была окружена австрийскими горными егерями по гребню превосходящих высот. И, все же, русские, возможно, сумели бы вырваться из кольца, если бы враги не применили жуткую техническую новинку, разом сломившую у наших солдат всякую волю к сопротивлению. Со стороны австрийцев раздался винтовочный выстрел и Степан только и успел заметить, как голова припавшего рядом к камням поручика Лебедянского словно взорвалась изнутри. Брызги крови, перемешанные с ошметками плоти, далеко разлетелись вокруг. От следующего залпа оторванная рука рядового Петрухина выскочила из страшной раны, образовавшейся на месте правого плечевого сустава. Отовсюду послушался дикий вой чудовищно искалеченных людей.

– Братцы!!! Что же это деется?!

Так русские солдаты впервые познакомились с разрывными пулями «дум-дум». Впоследствии, те из австрийцев, у кого в подсумках находили обоймы с ними, принципиально не брались нашими в плен, а уничтожались на месте. Однако сейчас остатки полуроты были полностью деморализованы. Не каждый рассудок мог выдержать зрелище столь ужасных увечий. Да и предыдущими боями солдаты были вымотаны основательно. Приходилось сражаться в сильные морозы, по пояс в снегу и при начинавшем уже сказываться недостатке боеприпасов. Выручала русская смекалка и русский же штык. Но не всегда же на них рассчитывать! Особенно, когда противник так и сыпет вокруг смертоносной шрапнелью.

Сам Степан в плен сдаваться не собирался. Но от судьбы, как известно, не уйдешь. Один из егерей швырнул со скалы ручную гранату и от близкого разрыва Воинцев на мгновение потерял сознание. А когда очнулся, то невольно поразился воцарившейся в горах тишине. То тут, то там, беззвучно разевая рты, словно в увлекательной «фильме» про войну, метались русские и австрийские солдаты. Красиво взметывались вверх фонтанчики снега, поднятые неслышно летавшими пулями и осколками.

– А? Что? – выронив винтовку и прижав руки к ушам, тщетно прокричал оцепеневший от сознания собственной глухоты Степан. Ответом послужил ловкий удар, которым подскочивший ражий егерь разом сшиб его с ног.

Полностью слух вернулся к солдату лишь через несколько часов. За это время, австрийцы построили захваченных пленных в колонну и, подгоняя тех ударами прикладов, погнали в расположение своего полка. Так для Степана Воинцева и его товарищей началась горькая жизнь во вражеской неволе. Ну, а что такое плен, объяснять не надо. Окрики конвойных, зуботычины, постоянное унижение. Плюс, тяжелый физический труд, вкупе с отвратительным питанием. Не далек был тот час, когда и Австро-Венгрия, вслед за Германией, введет и на своей территории продовольственные карточки. Пока же продуктов в тылу хватало. Но, разумеется, только для своих. На долю русских пленных выпадала лишь сушеная свекла, да баланда из нечищеного турнепса.

Другое разочарование Степана практически не затронуло. А вот очутившийся с ним в одном лагере призванный из запаса прапорщик Любавин был, что называется, потрясен до глубины души. Тот, как человек образованный и ярый панславист, все никак не мог понять, почему многочисленное славянское население империи Габсбургов не только не стремится, пользуясь моментом, восстать против своего престарелого кайзера Франца-Иосифа, но и храбро за него сражается. Помимо, собственно, немцев и венгров, против русской армии преспокойно воевали и чехи, и словаки, и даже украинские горцы бойки, лемки и гуцулы, к «освобождению» которых призывал свои войска великий князь Николай Николаевич.

Воинцеву же подобные интеллигентские рассуждения были чужды. Будучи простым крестьянином из села Украинская Буйловка, Белогорской волости, Острогожского уезда, Воронежской губернии, он всю жизнь считал себя «хохлом», хоть и говорил, естественно, не на литературном украинском языке, а на своеобразном «суржике». Что не помешало Степану завязать знакомство с некоторыми из солдат-гуцулов из охраны лагеря. У тех тоже был свой «суржик». Только не русско-украинский, а украинско-немецкий!

Один из горцев – высокий, вислоусый Григор Зирняк рассказал, подмигнув, Степану любопытную солдатскую сказку:

– А ты знаешь, отчего война-то началась? Собрались, раз, ваш царь с немецким кайзером и заспорили. Николай и говорит: «У меня войска столько, сколько зерна на поле»! А Вильгельм, в ответ: «Я выпущу такого железного петуха, который все твое зерно склюет»!

Воинцев не мог не признать меткости этой народной байки, вспомнив, с внутренним содроганием, сокрушительный огонь германской и австрийской тяжелой артиллерии, сметавшей и перемешивающей с землей русские позиции. Впрочем, нельзя сказать, будто все западные украинцы одинаково относились к нашим пленным. Люди везде разные. Кто, оглядевшись по сторонам, украдкой перебрасывал через лагерную ограду сухарь или кусок брынзы, а кто, многозначительно передернув затвор винтовки, окриком заставлял отойти подальше от колючей проволоки.

Что до Степана, то пробыл он в прифронтовой зоне не очень долго. Кроме продовольствия, в Австро-Венгрии начал ощущаться и серьезный недостаток рабочих рук. Поэтому, однажды, всех военнопленных вывели из лагеря, пешим строем пригнали на ближайшую железнодорожную станцию и, погрузив в теплушки, повезли вглубь страны. А там уже узников начали быстро и сноровисто распределять, исходя из своих потребностей. Кого отправили на шахты и заводы, кого – на сельскохозяйственные предприятия. Воинцева же, наряду с наиболее сильными и выносливыми, опять загнали в вагоны и повезли дальше к югу. И вот, настал момент, когда на горизонте замаячили вздымавшиеся чуть ли не до самого неба заснеженные вершины Доломитовых Альп.

У себя дома, вместе с односельчанами, Степан наивно называл горами обрывистые меловые утесы высокого правого берега Дона. А иных в степях и не водилось! И лишь попав, во время войны, в Карпаты, он понял, что такое настоящие горы. Однако Альпы оказались ещё выше и величественнее. Долгие годы Доломиты являлись естественной границей между Австро-Венгрией и Италией. Но сейчас, похоже, здешнему спокойствию приходил конец. Итальянцы, хотя и считавшиеся союзниками австрийцев, давно имели к своим северным соседям территориальные претензии. Однако те, за одну только военную поддержку, отдавать Трентино и Южный Тироль отнюдь не собирались. Поэтому воинственные подданные короля Виктора-Эммануила III все чаще и чаще благосклонно посматривали в сторону Антанты. Уловив тревожные тенденции, командование австро-венгерской армии принялось лихорадочно укреплять позиции в горах. Особенно – в окрестностях перевалов, ведущих на территорию страны. Для этой цели использовались любые трудовые ресурсы, вплоть до мобилизованных гражданских лиц и многочисленных военнопленных.

Степан Воинцев оказался приписан к 29-му рабочему батальону, занимавшемуся укреплением и без того труднодоступного хребта Лагацуои. Разумеется – помимо собственной воли. Его согласия, впрочем, никто особо не спрашивал. В противном случае, имелась надежно сколоченная батальонными саперами виселица. Если не хочешь болтаться на ней, то бери кирку, тачку или лопату и отправляйся в горы. На позицию «Гоигингер», если быть точнее. От окружающей перспективы и впрямь захватывало дух. Крутые, почти отвесные склоны, сложенные из светло-шоколадного известняка. Гибельные пропасти, на дне которых поблескивали тоненькие ниточки протекавших там рек. Расправившие широченные крылья орлы, зачастую, парившие гораздо ниже работающих в скалах людей. И, наконец, резко выделявшаяся на фоне остальных вершин, неправильная пирамида горы Тофане, вся расчерченная косыми полосами слоев осадочных пород. Тут не только камни ворочать – просто ходить, иногда, было опасно!

Их взводом командовал молоденький кадет Схейбек. Подобно своему знаменитому литературному собрату – кадету Биглеру из «Похождений бравого солдата Швейка», он тоже страстно хотел совершить какой-нибудь героический поступок. Вот только контингент обоим попался совершенно неподходящий. Поэтому, когда 15 июня, со всех сторон, вдруг посыпались итальянцы в своих шипованных ботинках-скарпах и украшенных перьями шляпах, никто и не подумал сопротивляться.

– Ну, что же вы?! Сражайтесь!!! – со слезами на глазах, воскликнул Схейбек, которому враги выкручивали руку с судорожно зажатым в ней револьвером.

– Чем? Этим? – на ломаном немецком ответил Степан, отбрасывая в сторону опостылевшую кирку. – И за что?

В роли невольных освободителей выступила 229-я рота батальона альпийских стрелков «Валь-Чизоне». Узнав, что среди захваченных австрийцев находятся и русские военнопленные, итальянцы тотчас отсортировали их из числа прочих. Теперь же они считались союзниками! Чуть позже, уже после спуска на итальянскую сторону хребта, перед Степаном и его товарищами выступил сам командир батальона подполковник Джузеппе Ратти. Русского переводчика, правда, не нашлось, но многие из узников, за время нахождения в плену, успели по верхам нахвататься немецкого. На нем и беседовали с итальянцами. Ратти не стал ходить вокруг, да около. Желающие, сказал он, будут немедленно переправлены в тыл, и там будут ждать ближайшей оказии, для возвращения на родину. Есть и другое предложение. Те, кто захочет, могут быть зачислены во вспомогательные части доблестной итальянской армии. В таком случае, их немедленно поставят на полное пищевое довольствие и даже начнут выдавать жалованье в лирах. А после полной победы над врагом (разумеется – скорой) они тоже вернутся домой, но уже – богатыми людьми!

Степан Воинцев поверил посулам подполковника. И дело здесь заключалось даже не в деньгах. Просто, единственный путь из Италии в Россию, в условиях военного времени, проходил только по морю. А австрийская пропаганда настолько расхваливала успехи немецких подводников, будто бы топивших все, без исключения, пароходы союзников, что данный вид транспорта, среди пленных, стал считаться чем-то очень ненадежным. Да и с довольствием Ратти не обманул. Итальянская армия снабжалась гораздо лучше австрийской и на столах даже вспомогательных подразделений регулярно бывали кофе, сыр, салями, сгущенное молоко, макароны и неизменная каша-полента. Плюс, добрая порция красного вина. Альпийские стрелки, впрочем, на высокогорье, предпочитали пить виноградную водку граппу. Но и работу приходилось выполнять специфическую.

Начавшееся, поначалу, бодро наступление итальянцев в Доломитовых Альпах тоже постепенно застопорилось. Хотя и у них были свои успехи. Пусть и локального значения. Так 19 октября 1915 года взвод младшего лейтенанта Пеннати из 228-й роты того же батальона альпийских стрелков «Валь-Чизоне» занял горный выступ на пике Малый Лагацуои, расположенный к югу от высоты 2779 и удачно доминировавший над австрийской оборонительной позицией «Фонбанк». Впоследствии, его начали называть «Выступ Мартини», в честь нового командующего батальоном подполковника Этторе Мартини. Теперь там кипели ожесточенные бои. Итальянцы закрепились и беспрерывно обстреливали австрийцев, а те то и дело пытались сбить их с выступа. В свою очередь, высокогорные гарнизоны надо было постоянно снабжать. И тут суровая природа Доломитовых Альп диктовала свои условия. В предгорья все необходимое доставлялось на грузовиках. Там грузы уже поджидали караваны мулов, поднимавшие их ещё выше. Однако наступал такой предел, когда и эти выносливые животные не могли одолеть всё возрастающую крутизну склонов. Тогда в дело вступали так называемые «подносчики», подобные Степану Воинцеву и остальным добровольцам. Они взваливали грузы на свои плечи и карабкались выше, шаг за шагом. Туда несли мины, снаряды, ящики с патронами и гранатами, мешки с продовольствием, тюки теплой одежды, бревна, доски и другие строительные материалы. Обратно спускали носилки с больными и ранеными, конвоировали пленных, выносили трофейное и вышедшее из строя свое оружие.

Степан очень скоро запомнил все, даже самые мельчайшие подробности этих монотонных и утомительных восхождений по узеньким тропинкам, тесным расщелинам или деревянным лестницам, проложенным в горах. Здесь крутой поворот, а там находится скальный выступ на уровне колен, через который надо обязательно переступить, чтобы не споткнуться и не полететь вниз. Некоторые так приноравливались, что даже умудрялись дремать на ходу! Иногда «подносчиков» сменяли бесконечные вереницы поднимавшихся на позиции войск. Солдаты шли с полными подсумками патронов, набитыми вещевыми мешками, некоторые помогали себе длинными альпенштоками. Почти все заблаговременно надевали на головы свои стальные каски. Русскому рабочему, если честно, начинали нравиться эти вечно живые и азартно жестикулирующие итальянцы. У них, казалось, напрочь отсутствовало чинопочитание. Так, после первых же серьезных неудач на фронте, альпийские стрелки принялись, не стесняясь, распевать язвительные стишки собственного сочинения, далеко не в лучшем свете выставлявшие высшее командование армии. В вольном переводе они звучали так: «Виктор-Эммануил отправился в Кортину, посетить своих солдат. Затем он поехал в Фальцарего, где генерал горных стрелков показал: «Вон там Сассо-ди-Стрия, а мы идем обратно»! Или: «Генерал Кадорна написал своей королеве, что если она хочет видеть Триест, то пусть купит открытку с видом города»! Их можно было понять. Отнюдь не генералы замерзали в пургу и срывались со скал под кинжальным огнем противника.

В первой половине дня 31 октября, Степан Воинцев, как обычно, поднялся к «Выступу Мартини». Сейчас там, в который уж раз, кипел жаркий бой. Альпийские стрелки отражали очередную атаку австрийских егерей. Степан, поначалу, не обратил на это ровно никакого внимания, поскольку импровизированный склад, куда он сгружал свою ношу, находился в сравнительно безопасном месте. Да и сама позиция, всего двенадцать дней назад занятая взводом Пеннати, изменилась почти до неузнаваемости. В скалах были оборудованы деревянные укрытия и прорублены дополнительные пещеры и галереи. Немного передохнув и ещё раз подивившись человеческой изобретательности, русский «подносчик» собрался уже идти обратно, как вдруг, со стороны перевала Вальпарола открыла огонь австрийская артиллерия. Снаряды дальнобойных гаубиц, с пронзительным свистом, начали падать в расположении итальянцев. Но странное дело. Вместо привычных разрывов, отовсюду доносились лишь не очень громкие хлопки. А следом, из образовавшихся воронок, поползли плотные клубы густого желтого дыма.

– Газы!!! – заорал кто-то нечеловеческим голосом. – Газы, ребята!!!

На «Выступе» воцарилась паника. Как бороться с дьявольской отравой, в начале войны, толком не знали. Да и противогазов ещё не было. Мимо Степана, задыхаясь от кашля, промчался один из альпийцев с искаженным от ужаса лицом. Вслед за ним, побросав карабины, устремились остальные. А тут ещё и австрийцы, воспользовавшись тем, что ветер дул в сторону «Выступа», пошли в новую атаку. Однако в одном из укрытий, превозмогая опасность быть отравленными, осталось отделение пулеметчиков-сардинцев. Они и открыли огонь по наступающим австрийским егерям. Те, словно подкошенные, рухнули на скалы, а одинокий «Фиат-Ревелли» продолжал строчить, не давая врагу ни малейшего шанса на продвижение вперед. Газ, похоже, не брал отважных сардинцев, зато боеприпасы, увы, неумолимо подходили к концу. По крайней мере, выпустив несколько кассет, используемых итальянцами вместо более привычных лент, пулемет стал стрелять гораздо медленней и расчетливей.

– Картуччи! Картуччи! – раздался отчаянный крик командира отделения младшего лейтенанта Пиньоли. – О, Мамма мия!

Степан не сразу понял, что тот просит принести ещё патронов. Однако вокруг уже никого не было. Облако газа, не успевшее доползти до «подносчика», по-прежнему продолжало клубиться, заволакивая собой «Выступ Мартини». Взглянув на него критическим взглядом, Степан на мгновение заколебался, между чувством самосохранения и товарищеским долгом. Но тут, все мысли из головы вытеснила одна – ясная и понятная. Если итальянцы не сумеют отбиться, то «Выступ» захватят австрийцы. А там что? Опять в плен попадать? Ну, уж нет! Пускай сами свеклу сушеную жрут!

Быстро осмотревшись, Степан разворошил штабель одинаковых деревянных ящиков с трафаретной надписью «Cartucce da 6,5» и, наконец, отыскал то, что нужно – коробки со снаряженными кассетами для пулемета. Подхватив сразу две в обе руки, он вдохнул поглубже и, постаравшись задержать воздух в легких как можно более дольше, со всех ног помчался сквозь ядовитую пелену к бункеру пулеметчиков.

– О, руссо! – обрадовавшись, прокаркал кашлявший и утиравший беспрерывно текущие слезы лейтенант. – Молодец! Давай, давай! Темпо!

Вдвоем они мигом заменили почти опустевшую кассету, и Пиньоли опять приник к ходившему ходуном «Фиату». И вовремя. Подобравшиеся близко австрийцы, в очередной раз, были скошены смертоносной очередью. Степан же, больше не в силах терпеть, ненароком глотнул отравленного воздуха и в обе ноздри его тотчас словно вонзили по раскаленному гвоздю. Закашлявшись и невольно замотав головой, русский «подносчик» постарался подползти поближе к прорубленной в скале амбразуре. Но, как видно, недаром сардинцы держали в углу своего бункера икону Девы Марии, висевшую по соседству с развешанными по стенам касками. Да и лейтенант Пиньоли не зря, перед каждым боем, целовал извлеченный из-за воротника мундира маленький нагрудный крестик. Так или иначе, помог Всевышний или произошло счастливое стечение обстоятельств, однако концентрация газа на позициях пулеметчиков так и не достигла предела, способного отравить взрослого человека. Оба храбреца не только остались живы, но даже не потеряли сознания. А там и подмога подоспела, поскольку итальянским офицерам удалось быстро пресечь панику и навести порядок среди своих подчиненных. Австрийскую атаку отбили.

2.

После отравления газами на «Выступе Мартини», Степан попал в тыловой госпиталь. В палату к «русскому герою» сразу же зачастило множество народу – журналисты, представители общественности, восторженные девицы с цветами, апельсинами и коробками папирос. Совершенно неожиданно очутившийся в центре внимания вчерашний крестьянин, поначалу, стеснялся этого бесконечного круговорота лиц, то и дело перемежающегося вспышками бурных эмоций и ура-патриотических заверений. Однако особенно сильное впечатление произвел на него визит совершенно неожиданного посетителя. Сначала, в дверной проем вдвинулся довольно объемистый живот, затем показалась солидная окладистая борода с проседью и, наконец, в палату самым натуральным образом вплыл представительный мужчина лет пятидесяти в штатском пальто. Свою шляпу, равно как и сложенный зонтик, он держал в руках.

– День добрый! – к крайнему изумлению всех присутствующих, по-русски пророкотал незнакомец, сквозь стекла пенсне всматриваясь в Степана. – Так вот он каков, наш герой! Выглядит молодцом! Ну, что ж, давайте знакомиться. Я – Амфитеатров! Он же – «Московский Фауст», он же – «Старый джентльмен»!

– Не имею чести знать! – простодушно признался Воинцев.

Очевидно, ожидавший совсем иной реакции визитер удивленно воззрился на солдата.

– Что, совсем ничего не читали?

– Никак нет, ваше благородие!

– Ах, оставь. Какое я тебе благородие! Да, вот это сюрприз. А я уж, грешным делом, думал, будто мое имя по всей России-матушке гремит. А оно вон что получается. Откуда ж ты такой выискался, служивый?

– Воронежские мы!

– Это я знаю. Степан Воинцев, верно?

– Так точно!

– Ну-с, о ваших подвигах на «Выступе Мартини» я уже наслышан. Поговорим о других боевых эпизодах. Начнем, пожалуй, с Италии. Для русской публики это будет звучать гораздо более экзотично. Как фельетонист с огромным стажем говорю! Здесь, в Доломитах, вы только на Лагацуои были?

– Нет. Ещё на Мармоладе.

– О, Мармолада! «Королева Доломитовых Альп»!

– Она самая…

Расположенный на самом левом фланге Доломитов, увенчанный сверкавшим на солнце огромным ледником, горный массив Мармолада вздымался на высоту более трех тысяч метров. 8 июня 1915 года подразделения финансовой гвардии и батальона альпийских стрелков «Беллуно» заняли перевал Омбретта – единственный, связывавший между собой долины Валь-Контрин и Валь-д’Омбретта. Их вел пятидесятилетний горный гид Винченцо Ферзош, хорошо знавший здешние места и сумевший отыскать трудную, но вполне проходимую тропу на вершину стены Вернель. Однако дальнейшее наступление итальянцев, как и повсюду, быстро застопорилось, остановленное проволочными заграждениями и огнем искусно замаскированных австрийских пулеметов. Это и неудивительно. Горные егеря противника тоже были хорошо подготовлены, да и занимали заблаговременно обустроенные позиции на господствующих высотах. Итальянцам же приходилось штурмовать их в лоб, что обходилось немалой кровью.

В свою очередь, обозленные первыми неудачами и гибелью товарищей, альпийские стрелки задумали целую карательную операцию. С неимоверными усилиями, они умудрились втащить артиллерийское орудие на перевал Кирелле. Впрочем, это было легче сказать, чем сделать. Узкая горная дорога не позволяла встать более, чем четверым в ряд и потому остальные, подобно русским «бурлакам», выстраивались в длинные колонны по десять-двенадцать человек и, впрягшись в импровизированные лямки, тянули пушку за собой. Иногда, для транспортировки одного тяжелого орудия, собиралось до пятидесяти альпийцев и их помощников. Участвовал в восхождении на Кирелле и Степан. Напрягая все силы, он, в то же время, то и дело оборачивался назад, дабы посмотреть, как идет в гору пушка. Это занятие полностью поглощало внимание и не давало по достоинству оценить простирающиеся вокруг пейзажи. А они и впрямь были незабываемыми. Больше всего поражала Степана особенность здешнего известняка окрашиваться в розовый цвет на закате солнца. Словно дивный розовый сад короля гномов Лаурина…

Впрочем, суровая действительность вскоре опять властно напомнила о себе. Установив с таким трудом доставленную пушку на перевале, итальянцы навели её и 6 сентября 1915 года до основания разрушили находившуюся по ту сторону хребта высокогорную гостиницу «Контрин», использовавшуюся австрийцами в качестве тыловой базы. Тем не менее, Мармолада так и осталась кратковременным эпизодом в альпийской карьере Воинцева. В основном, он все же находился на Лагацуои.

– Понятно, – покивал головой Амфитеатров. – Ну, а кормят в итальянской армии, как? Терпимо? А то во Франции уже стал гулять целый анекдот. Мол, наши соотечественники, которым посчастливилось бежать из немецкого плена и очутиться в расположении союзников, жаловались, будто на обед им дают сырое мясо и коровий навоз! В конечном итоге выяснилось, что таким образом ниши солдатики именовали бифштексы с кровью с гарниром из шпината, ха-ха-ха!

И фельетонист, закинув голову, оглушительно расхохотался. Для приличия, усмехнулся и Степан, хотя и совершенно не понял соль шутки. У итальянцев, с питанием, дело обстояло гораздо проще. И привычней. Полента – та же каша, пусть и по-другому называющаяся. Салями – колбаса. Ну, и так далее.

Очевидно, уловив повисшую в воздухе неловкую паузу, «Московский Фауст» поспешил перевести разговор на иную тему:

– Ладно. Теперь, давай к делам российским. Так значит в плен ты, милейший, угодил в Карпатах?

– Именно.

– А до того службу где проходил?

– В 56-м пехотном Житомирском полку 14-й пехотной дивизии 8-го армейского корпуса 8-й армии генерала от кавалерии Брусилова! – единым духом выпалил солдат.

– Ничего себе! – изумился журналист. – И как ты всё это запомнил?

– Армия, ваше благородие, всему научит. А фельдфебель заставит!

– Охотно верю! И раз ты, друг любезный, под началом Брусилова служил, то, наверное, и в Галиции повоевать успел?

– Только частично. Меня же в армию только после начала войны призвали. Обучали, правда, недолго. Через какой-то месяц в эшелон погрузили и – вперед. А уже ранним утром 29 августа 1914 года наш батальон пополнения получил приказ в спешном порядке идти от Тарнополя к Львову. Дороги развезло от проливных дождей, а на горизонте ощутимо погромыхивало. Там вовсю разгоралась встречная Городокская баталия…

Потерпевшие поражение в сражении на Гнилой Липе и оставившие Львов, Галич и Станислав, австро-венгерские войска решили взять своеобразный реванш. Остановившись на рубеже реки Верещица, они форсированными темпами приводили себя в порядок, стягивая отовсюду подкрепления. Сложившаяся обстановка, казалось, благоволила подданным престарелого кайзера Франца-Иосифа. Перед их силами, насчитывавшими, в общей сложности, до семи пехотных корпусов, теперь находилась лишь одна русская 8-я армия (3-я двинулась на Раву-Русскую). Ободренные своим численным перевесом, австрийцы перешли в наступление 28 августа 1914 года. Однако и генерал Брусилов не любил отсиживаться в обороне и отдал приказ атаковать. К тому же, его армия занимала случайные позиции и вряд ли смогла бы долго удерживать натиск противника. Завязалось упорное встречное сражение.

Первоначально, австро-венгерские войска обрушились на правофланговый 12-й корпус, но то был не более чем отвлекающий маневр. Действительно, в скором времени, вся тяжесть боя сместилась к центру и левому флангу 8-й армии. В таких условиях, Брусилов принялся экстренно собирать все, имевшиеся в его распоряжении, резервы. В их число попали и два батальона новобранцев, среди которых и находился наш Степан Воинцев. Почти все вновь прибывшие части шли на усиление центра армии, поскольку из донесений воздушной разведки стало ясно, что именно сюда австрийцы переносят направление своего главного удара. Очевидно, они намеревались прорвать русские позиции и вновь овладеть Львовом. Брусилов решил упредить неприятеля, стянув сюда до восьмидесяти пяти батальонов пехоты. К тому же, на рассвете 30 августа, 7-му и 8-му армейским корпусам было опять приказано атаковать. Правда, продвинулись они ненамного, однако притянули к себе значительные силы противника.

Да и на всем фронте дела у австрийцев начали складываться далеко не лучшим образом. В тот же день их войска потерпели поражение ещё и у Равы-Русской, где действовала русская 3-я армия генерала Рузского. Прорвать фронт Брусилова тоже не удалось. Поэтому, вечером 30 августа австрийские генералы предприняли короткую атаку, под прикрытием которой и отошли за реку Верещицу, предусмотрительно разрушив за собой все переправы. В общем, боевое крещение у Степана удалось на славу! Главное, что закончилось оно победой русского оружия.

– Да, довелось тебе, братец, пороху понюхать, – уважительно подытожил рассказ Степана Амфитеатров. – И в Альпах, и в Карпатах. Домой-то, небось, охота?

– Не то слово!

– Ну, не горюй. Я постараюсь что-нибудь узнать. Хотя, в военное время, с возвращением пленных из Европы в Россию дело сложно обстоит. Особенно – для рядовых. Но чем черт не шутит!

Амфитеатров слов на ветер не бросал. У него действительно имелись кое-какие серьезные связи. Проживая сначала в Леванто, а затем в Риме, «Московский Фауст» организовал своеобразное зарубежное бюро влиятельной отечественной газеты «Русское слово», при помощи которого активно боролся с прогерманской агитацией и всячески подталкивал правящие круги Италии к вступлению в войну на стороне Антанты. Впрочем, те и сами этого откровенно хотели. Популярность Амфитеатрова была настолько велика, что он запросто телеграфировал великому князю Николаю Николаевичу, в бытность того главнокомандующим русской армией! И получал обстоятельные ответы на свои вопросы. Чего уж тогда говорить о знакомстве с будущим президентом Чехословацкой республики профессором Масариком! Или самим премьер-министром Италии Алессандро Саландрой!

3.

«Московский Фауст» и впрямь замолвил словечко среди своих влиятельных знакомых в Риме. А тут ещё и счастливая оказия подвернулась. Невольного Степанова собрата по оружию лейтенанта Пиньоли надумали откомандировать во французские альпийские части для своеобразного обмена опытом. Вот командование итальянской армии и решило отправить вместе с ним Воинцева. Всё равно, ведь, дорога в Россию через Францию пролегает. А там пусть русский военный атташе граф Игнатьев с соотечественником и разбирается!

После Пограничного сражения и битвы на Марне, стало окончательно ясно, что войну до «осеннего листопада» закончить так и не удастся. Начался знаменитый «бег к морю», когда немцы и противостоящие им французы с англичанами принялись постепенно смещать свои позиции к побережью, в надежде охватить друг друга с флангов. Однако сделать это не получилось ни у одной из противоборствующих сторон. К 1915 году Западный фронт практически полностью стабилизировался. Непрерывная линия опутанных колючей проволокой траншей протянулась от Северного моря вплоть до самой границы Швейцарии.

В подобной обстановке, командование союзных войск принялось настойчиво искать точки, пригодные для решительного взлома немецкой обороны. Среди прочих, серьезно рассматривался и скалистый отрог Хартмансвиллеркопф в Вогезах, удачно доминировавший над долиной Рейна. Французы захватили его ещё в августе 1914 года, во время своего безудержного наступления на Эльзас. Увы, но немцы оказались сильнее. Почти все первоначально занятые земли пришлось оставить. Хартмансвиллеркопф или «Старина Арман» – одно из немногих, что французской армии удалось удержать в руках. В течение 1915 года здесь периодически вспыхивали ожесточенные схватки с использованием егерей и альпийских стрелков, тем не менее, не приведшие к серьезному изменению линии фронта. Ничтожное продвижение на какой-нибудь десяток метров щедро оплачивалось многими сотнями жизней. Недаром, французы мрачно расшифровывали стандартную аббревиатуру Хартмансвиллеркопфа – HWK или HK, как «la mangeuse d’hommes» («пожиратель жизней»).

Очередной «решительный штурм» запланировали на вторую половину декабря. К этому времени, в расположение Восточной группы армий генерала Дюбая и прибыли Пиньоли со Степаном. Естественно, обоих, прежде всего, интересовали батальоны альпийских стрелков. Таковых, на данный момент, здесь имелось всего два – 27-й и 28-й. Если честно, то никакой разницы Степан особо не заметил. В отличие от итальянцев, французы носили не шляпы с перьями, а береты, да широко использовали, в различных перевозках, привезенные из Канады собачьи упряжки. Ну и форму имели довольно необычного, светло-голубого цвета. А в остальном, все одно и то же – «адриановские» каски, шипованные ботинки, карабины, альпенштоки.