Текст книги "Гроза над Польшей"

Автор книги: Андрей Максимушкин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 23 страниц) [доступный отрывок для чтения: 9 страниц]

Глава 13

Пронзительный свист. Встрепенулись люди моментально. Взлетевшие на пригорок Котлов и Черкасов видели, как партизаны похватали оружие и споро разбились по звеньям. Юрген Ост распорядился сворачивать лагерь, собирать все самое необходимое. Две тройки бойцов он послал к тропинке, по которой отряд попал на остров. Еще двое повстанцев побежали снимать мины со второй дорожки.

Работали люди быстро, Виктор Котлов специально засек время. Отряду потребовалось полчаса, чтоб быть готовым к выступлению. Как раз к этому времени на болоте замелькала фигурка человека в серой штормовке.

– Лешко драпает, – заметил Збых, лежавший на гребне котловины рядом с вице-адмиралом.

– Дальний дозор? – присвистнул Дима Комаров.

Договорить, высказать свои соображения старшему лейтенанту не дали. Вдалеке прозвучал приглушенный взрыв. И еще один. Застрекотали штурмгеверы. Три короткие злобные очереди.

Виктор Николаевич, вжимаясь в землю, следил за нескладной фигуркой паренька. Лешко бежал изо всех сил, но голову при этом не терял. Парень держался середки тропы, в нужных местах притормаживал, аккуратно пробегал по гатям, перешагивал через растяжки, высоко поднимая ноги.

– Уходим! – прозвучала команда, когда разведчик промчался мимо залегшего у корней старой сосны пикета.

– Что сидим? – рядом с Котловым материализовался капитан Ост. – Немцы идут.

– Много?

– Достаточно.

На этой жизнеутверждающей ноте разговор завершился. Вдалеке громыхнуло. Через минуту последовал еще один взрыв. Немецкая поисковая группа напоролась на мины.

Партизанский отряд собран. Сидеть на острове нет смысла. Даже если отразить штурм, сбить атаку через болото, противник перекроет вторую дорогу и подтянет вертолеты. Заблокирует в ближайшие часы все входы и выходы, если уже не перекрыл. Виктор Котлов покосился на Юргена: а не в ловушку ли идем? Но, трезво поразмыслив, вице-адмирал решил, что это к лучшему. Пленных в голову колонны не поставят. Когда по партизанам ударят пулеметы, будет шанс успеть плюхнуться на землю, вжаться в болотную гниль и выжить.

Уходили быстро. Первым, на удалении сотни метров, дозор из трех человек. Следом основные силы. Замыкали отход четыре партизана. Этим досталось минировать тропу и топить гати, при возможности. Если первую сотню метров еще шли спокойно, осторожно, то дальше пришлось бежать. Немцев не видно, но Юрген не зря подгонял людей. Посреди болота отряд представлял собой не более чем мишень.

Немцы оказались не промах. Гать они перемахнули быстро. Видимо, попавшиеся им мины ненадолго задержали группу. Всего через полчаса после того, как последний боец капитана Оста покинул остров, за спиной партизан воздух резанула длинная автоматная очередь. Люди успели пройти около километра. Остров только-только скрылся из виду.

Черт побери! Пся крев! Можно не успеть. Бегом! Быстрее. Надо успеть!

Когда отряд миновал выступавший над болотом небольшой холмик – бугорок земли в окружении тины и зарослей рогоза, – замыкающие остановились. Все делалось без приказа. Люди сами поняли, что им придется остаться заслоном. Что ж, место удобное. Четыре бойца могут надолго задержать противника.

Немцы, видимо, почти сразу поняли, что партизаны сбежали из лагеря перед самым их носом. Дорожка через болото тоже нашлась быстро. Вскоре по лесу прошлись длинные неприцельные очереди. На испуг бьют. Пытаются заставить залечь, запаниковать, обнаружить себя ответным огнем.

Виктор Котлов ждал, когда за спиной рванут мины. Он сам видел, как партизаны перекрыли гать растяжками, утопили под настилом несколько нажимных противопехотных. Нет, тщетно. Противник настигает. Ударили короткие злобные очереди штурмгеверов заслона. В ответ запело не менее десятка стволов. За спинами партизан разгорался бой. Может, Виктору Николаевичу показалось? Нет, ветер опять доносит обрывки команд на немецком.

Бежать не хочется, а надо. Хмурые ребята в камуфляже подгоняют пленных. Упавшего было в грязь Рината бесцеремонно подняли под руки и направили вперед добрым пинком под зад: «Пошевеливайся, кляты москаль!».

Приходится подчиняться. А за спиной идет бой. Немцы прижимают партизан огнем, а сами, видимо, подбираются к холмику. Брум! Рвануло как следует. И еще. Высокий противный свист и глухой удар взрыва.

– Панцершреками колупают, – заметил неизвестно откуда взявшийся Марко.

– Гранатометы? – хрипит Виктор Котлов.

Нет, заслон долго не продержится. Противники серьезно оснащены, работают как следует. Перестрелка за спиной на какое-то время стихла, а затем снова вспыхнула. На этот раз очереди короче. И голос автоматов казался злее.

Партизаны огибают вытянувшуюся у них на пути лужу темной вонючей воды, перепрыгивают через промоину между двумя островками твердой земли. Еще десяток шагов. Пейзаж незаметно меняется. Под ногами трещат сучья. Рядом с тропкой зеленеют небольшие пушистые сосенки. Поросший костяникой склон, перистые листья папоротника. Болото кончилось.

Люди бегут, не останавливаясь. Бой на болоте еще продолжается, но перестрелка идет лениво. Короткие одиночные очереди с большими перерывами. Взрывов реактивных гранат не слышно. Неужели у немцев было только две ракеты? Или решили сберечь боеприпасы? Трудно сказать.

Отряд скрывается в лесу. Впереди все спокойно. Выстрелов не слышно. Тропа идет поверху оврага, обходит холм, ныряет в заросшую травой по грудь низину. Виктор Котлов уже окончательно потерял ориентировку. Ему кажется, что сейчас люди опять выйдут к болоту. Вон справа светлеет прогалина. Это только кажется. Грунт под ногами сухой и твердый. Светлое пятно остается позади, людей со всех сторон окружает темный мрачный смешанный лес. Тянет сыростью. Высокий подлесок закрывает солнце, приходится продираться через заросли орешника и молодого граба.

За спиной слышится топот и треск веток. Котлов оборачивается. Позади, в сотне метров, мелькает пятнистая куртка. Немцы?! Партизаны сбавляют шаг. Вскоре колонну догоняют трое из оставшихся в заслоне бойцов. У одного разорван рукав фельдграу. Рана наспех перевязана окровавленным бинтом прямо поверх солдатской куртки. А четвертого нет. Все ясно и понятно. И спрашивать не стоит.

Ребят молча пропускают вперед. Эти уже отвоевались. На сегодня. Ни у кого не хватит подлости второй раз оставить в заслоне людей, только что вырвавшихся с того света и выкупивших время для отхода отряда.

А вот Лешко, наоборот, отстает. Парень явно собирается взять на себя преследователей. Виктор бросает недоуменный взгляд на Марко. В глазах вице-адмирала явственно читается немой вопрос.

– Парубок из лесных, – бросает Марко, – не пропадет. Лешко любого из нас вокруг трех сосен заплутает, через лес напрямик как по шоссе пройдет, здесь ему и кров, и стол, и дом родной. Защита и укрытие тоже, – добавил партизан.

Виктор Николаевич ждал, что за спиной послышится знакомый треск выстрелов. Минуты бежали за минутами, а перестрелки не было. Ни единого звука. Только топот ног, тяжелое дыхание товарищей, шорох травы и сухих листьев под ногами.

Через полтора часа капитан Ост объявил привал. Люди попадали на землю как подкошенные. Виктор Николаевич лежал на спине и, жадно глотая ртом воздух, думал, что это проклятое приключение в конце концов его доконает. Не мальчик уже по болотам бегать. Опустившийся рядом Дима Комаров выдал тираду, состоящую из многоэтажных морских терминов, да с такими загибами, что не каждый боцман повторит.

– Немцы, гады! – нервно дернулся Ринат. – На болоте застряли, уроды!

– Тише, а то местные батыры услышат, – заметил Черкасов.

– А пусть! Имел я этих батыров! И мать их тоже имел!

– То-то тебя под белы ручки волокли, – рассмеялся летчик.

Штурман дернулся, как от удара, повернулся к Алексею, бешено вращая глазами. Сейчас бросится на товарища. И тут что-то внутри Рината сломалось. Он опустил голову, закрыл лицо руками да так и застыл. Черкасов только головой покачал – сорвался человек. Понятно ведь, бежать пытался, а не удалось. Тяжко.

Виктор Котлов приподнялся на локте и огляделся. Повстанцы разбрелись по прогалине. Юрген Ост расположился в тени раскидистого дуба и устроил совещание с тройкой младших командиров. Со стороны посмотреть – натуральный патриарх, этакий древний вождь, осененный мудростью и благодатью, заседающий на троне под сенью священного древа. А похож, поганец, на вождя. Люди его любят, слушают и уважают безмерно.

Из-за деревьев послышался шорох, треск. Кто-то нарочито безалаберно пробирался через лес. Специально, чтоб часовые услышали шаги и не открыли с перепуга огонь. Лешко возвращается. Кто же еще? Неутомимый лесной паренек возник на границе лагеря и как ни в чем не бывало направился к командиру. Интересно послушать, что он там докладывает. Сколько немцев? Далеко ли они? К сожалению, говорили тихо и по-польски. Ничего не понять.

Время позднее. Надо бы думать о ночлеге. Интересно, найдется в этом лесу глухая заимка, заброшенный кордон или хутор, выселок, на котором партизан примут как своих и не будут ни о чем спрашивать? За недолгое время знакомства с капитаном Остом Виктор Котлов ко многому привык, он не удивился бы, даже если бы партизанский командир снял номера в гостинице. Найти бы эту гостиницу. Эх, наивно-то как! Останется нам отель «У трех сосен», много-многозвездный. Мириады звезд на вывеске. Все, что над головой, все наше.

Последняя догадка оказалась правильной. Отряд до позднего вечера пробирался по лесным тропам. Один раз пересекли отсыпанную щебенкой дорогу. И опять Осту везло – погоня отстала. Немцы потеряли след. Виктор Котлов слишком устал, чтобы чему-то удивляться, иначе он бы задумался над источником этого везения. Соотнес бы удачный отрыв группы Оста с непонятной, еле слышной вдалеке пальбой.

На ночлег расположились в сухой низине, в темном буковом лесу. Костры разжигать капитан Ост запретил. Ужинать пришлось сухим пайком: хлебом, колбасой и холодной тушенкой. Спать укладывались на нарубленный лапник, заворачиваясь кто во что горазд. Вечером еще ничего, а вот утром было плохо. Холодно, как в мертвецкой. Прыгая между деревьями и лежащими в живописных позах партизанами, ежась и пытаясь закутаться в реглан, Виктор Николаевич от души проклял капитана Оста, партизан, Польшу, Третий рейх и свою дурость, решение лететь домой на самолете, а не идти морем на новом эсминце, как и положено уважающему себя младшему флагману Атлантического флота.

Ближе к завтраку, после умывания чистой, холодной, как лед, родниковой водой настроение немного повысилось. Немцы нас не догнали, а посему надо думать, как жить дальше. Виктор Николаевич изумился, поймав себя на мысли, что только что произнес про себя слово «нас». Однако! Что будет дальше? И действительно, вчера вечером, когда люди спешили как можно дальше оторваться от преследователей, сознание незаметно перестало разделять своих и поляков. Забавные фортели выкидывает психика.

Можно было потихоньку поговорить с Комаровым и Черкасовым, поделиться с товарищами впечатлениями и опасениями, но лучше не надо. Вице-адмирал, сочувствующий своему врагу, это нечто невообразимое, особенно на советском флоте. Ребята могут и не понять.

После завтрака капитан Ост объявил, что от карателей они оторвались, – это и так всем было ясно. Отряд находится севернее Радома. До цели пути меньше дневного перехода, а это уже радует. Под конец для самых ворчливых и вечно всем недовольных – речку Радомку форсировать не будем. Достаточно только пересечь асфальтовую дорогу. Это даже не вопрос. Один недостаток – движение сильное. Дорога идет к военной базе у Варки. Немаки могли ввести патрулирование трассы, и придется думать, как дорогу перепрыгивать.

– А если с боем? А заодно автоколонну спалить? – предложил Збых.

– Не стоит, – миролюбивым тоном отреагировал Ост, – нам важнее дело сделать. Грузовики на потом.

– Что у него за дело? – Алексей Черкасов ткнул в бок Виктора Котлова.

– Надеюсь, будет нас выменивать на патроны и тушенку, – зевнул вице-адмирал.

Пленники сидели на склоне рядом со строем повстанцев и внимательно слушали, о чем говорят поляки. Дело полезное, как минимум в части изучения языка. Если уже сегодня капитан Ост доведет людей до неведомого хутора, то все может проясниться. Виктор Котлов был уверен, что на этом самом подпольном схроне найдется рация или будет кого послать в город на почту. Что бы ни говорили об успехах немцев в наведении порядка, а связь у повстанцев должна быть.

Опять подъем и марш-бросок по лесу. В отличие от прежних переходов, это была настоящая прогулка. Шли налегке, ибо большая часть груза осталась в лагере на острове посреди болота, и не неслись галопом. Нормальный быстрый шаг. Для успевшего привыкнуть за последние дни к нагрузкам Виктора Котлова сущее удовольствие, спортивная разминка. А что говорить о молодом старлее Дмитрии Комарове или крепком, жилистом Алексее Черкасове?! Даже Ринат почти не чувствовал усталости, хотя выносливостью и привычкой к физическим нагрузкам штурман не отличался.

Шоссе, о котором говорил Юрген Ост, пересекали в полдень. Предосторожности капитана оказались излишними – патрулей не было. Выждали момент, когда шоссе опустеет, и перебежали по одному. При этом возле пленных ненавязчиво держались крепкие ребята, готовые в любой момент помочь неожиданно «захворавшему» или споткнувшемуся человеку. Предусмотрительный этот капитан Ост, не забыл, как вчера на болоте Ринат Халиуллин в грязь нырнул.

Обедали повстанцы на солнечной недавно выкошенной полянке недалеко от свекольного поля. В лес не забивались, ограничились обычными пикетами на ближних подступах. Похоже, опасаться здесь некого. Повстанцы вели себя так, как будто знали – местные, встретив группу вооруженных людей, в полицию не побегут.

После обеда, когда костер уже догорал, на полянку вышел седобородый поляк в засаленной штопаной-перештопаной фуфайке и войлочной шапке. Было в облике деда нечто патриархальное, дореволюционное. Виктор Котлов при виде гостя сразу вспомнил свое детство и крестьян из окрестных сел, вот так они и выглядели, если не одевались по-воскресному перед поездкой в город.

Крестьянину предложили место у костра, угостили наваристой партизанской кашей. По его виду нельзя было сказать, что появление вооруженного до зубов отряда повстанцев удивило или напугало туземца. Дед с чувством собственного достоинства опустился на пустой рюкзак и вытянул к огню костлявые узловатые пальцы.

– Паном Кострюком мое назвиско ест, – представился крестьянин, когда Лешко протянул ему полную миску. – Дженькуе.

Представляться в ответ, похоже, не требовалось. Во всяком случае, никто не спешил называть себя. Партизаны не обращали на деда никакого внимания, как будто так положено. Пришел, сел, угощается, ну и пусть сидит себе.

После того как пан Кострюк пообедал и протер миску куском хлеба до блеска, чтоб ни жиринки не пропало, к нему подсел Марко. Разговор шел по-польски, прислушивавшиеся к беседе Котлов и Черкасов понимали с пятого на десятое. Общий смысл был в том, что партизаны обещают никого в округе не обижать, не шалить и немцев не задевать. Вроде бы Марко интересовался, можно ли у местных прикупить продовольствия и одежды. Во всяком случае, Виктор Николаевич понял именно так. Понятным было и согласие старика. Сначала короткое утвердительное «так», а затем нудное перечисление всего, что крестьяне предложат «панам войсковым». Список получался внушительным.

Несколько раз в разговоре упомянули какого-то ксендза Кароля. Судя по сквозящей в словах Марко почтительности, речь шла о весьма уважаемом человеке. Похоже, Марко интересовался возможностью встречи с ксендзом Каролем. Иногда еще звучало слово «Лолусь». Виктор Николаевич готов был биться об заклад, что это не название местечка или какого фрукта, а имя человека, близкого к ксендзу.

Потом Кострюк поднялся, поблагодарил «панов войсковых» за угощение, пожелал всем здравствовать, подобрал свою палку и ушел по направлению к дороге. Партизаны отнеслись к уходу старика совершенно спокойно. Часовые не пытались помешать, даже не выдали своего присутствия.

– Кто это такой? – Виктор Котлов подсел к Марко.

– Кострюк? Хороший человек, очень уважаемый. Пан очень стар и считается очень мудрым.

– Считается?

– Ну, как тебе сказать… – Марко поскреб затылок пятерней. – Пережил пять правительств, в царской армии служил, потом у Пилсудского, дети у него крепко хозяйства держат, с немцами не ссорится, наши его уважают. Раз до сих пор жив, значит, недюжинного ума человек, – сделал неожиданный вывод конопатый партизан.

– А кто такой ксендз Кароль?

– Есть у нас такой ксендз. Может, я и дурак, чего-то не понимаю, но он настоящий святой. Пусть кардинал его не признает, обещает снять сан, но люди лучше знают. Наш ксендз выше всех кардиналов, архиепископов, и папа ему в подметки не годится.

– Это ты зря, – прозвучал тихий голос Юргена Оста. – Ксендз Кароль близок к Богу, его молитвы Дева Мария слышит, но и папу не хай. Не нашего с тобой ума дело разбираться, кто выше, а кто святее. Наш Кароль за папу и церковь молится, а значит, и нам грешно папу ругать.

– Неужели настоящий святой? – влез в разговор Дима Комаров. – Вот бы увидеть, поговорить. Может, благословение даст.

– За благословением лучше в первый попавшийся костел идти, – заметил Марко, – наш Кароль не всех благословляет. Он такой человек, душу насквозь видит. Если не понравишься, может и на порог не пустить.

– Неужто?!

– Бывало такое, – усмехнулся Юрген, – прямо из церкви выгонял. Особенно предателей и любопытных туристов.

– Силен ваш поп, – присвистнул Черкасов.

– Он святой, – Юрген произнес это так серьезно, что желание спорить отпало.

После отдыха повстанцы продолжили марш. Шли не по дороге вдоль поля, как надеялся Виктор Котлов, а напрямик через лес. Сказали, что так будет гораздо короче и быстрее. Места здесь были обжитые. За последние дни советские научились отмечать такие вещи с первого взгляда. Лес как лес, но встречаются пеньки, тропки между деревьями вьются, завалов меньше, валежника мало, на полянках следы покоса.

Еще пара часов бодрого марша, и люди вышли на большую поляну. Вот и тот самый хутор. Спрятавшееся в лесу хозяйство. Заметно, что место удобное. Кругом лес, утрамбованная до твердости камня грунтовка змеится между полем и лесом, вдалеке из-за рощи выглядывает еще один домик, видимо, у крестьянина есть соседи.

Глава 14

Рота в тот день так и не добралась до Демблина. После стычки с партизанской засадой на гауптмана Шеренберга свалились три распоряжения от комбата, и все три противоречили друг другу. Ротный был в бешенстве. Срывавшиеся с его губ ругательства вгоняли в краску видавших виды унтер-офицеров и прошедших огонь и воду обер-ефрейторов со знаком «Шесть лет выслуги».

Ситуация в целом была проста, как два пальца обмочить – майор Курт фон Альтрок сам не знал, что ему в следующий момент прикажет большое начальство и как растянуть батальон на весьма немаленький район ответственности. Комбат не был богом, и лишних людей у него не было, он с большим удовольствием отвел бы роты в лагерь на отдых, но замены нет и не будет. Полк во главе с оберстом Гюнтером Бадински застрял вместе с тылами в Модлине, бронетехника и артиллерия потерялись, а за все про все отвечал один майор фон Альтрок.

Обстановка менялась каждые полчаса, с каждым сеансом связи. Жизнь, как всегда, не желала подчиняться планам командования. Неизвестно с чего активизировались повстанцы Армии Крайовой, регулярно приходили сообщения об акциях неповиновения, бандитских налетах, волнениях в местах компактного проживания поляков.

Солдаты не знали, что работавшие в этом районе егерские команды сами сбиваются с ног, полиция перешла на казарменный режим и тщетно пытается защитить хотя бы города, с минуты на минуту ожидается разрешение на формирование фольксштурма, обстановка в генерал-губернаторстве препоганейшая. Люди получали противоречивые приказы, они видели тела своих погибших товарищей и не знали, что их ждет завтра.

Солдаты видели неуверенность начальства, видели, что, несмотря на бравый, горделивый вид ротных и взводных командиров, те не могут сказать ничего толкового. Да, сегодня гауптман Шеренберг уже был готов сослаться на неисправность радиостанции и оккупировать деревеньку. Людям нужны отдых, горячая пища и возможность снять нервное напряжение. Что касается местных… Пусть терпят. Они уже виноваты тем, что дали кров бандитам. В перестрелке с рванувшей из селения четверкой повстанцев погиб штаб-ефрейтор Шмидт. Вечная ему память.

С учетом вышесказанного, Хорст Шеренберг не стал бы возражать, возжелай его люди раскатать проклятую деревню по бревнышку, главное, чтоб живых свидетелей не осталось. Появилась в последнее время у судейских мода принимать и даже рассматривать иски недочеловеков. Год назад одного майора разжаловали за неадекватную жестокость по отношению к населению без гражданства. Скоты, одним словом!

Из трех пришедших в течение получаса распоряжений первое требовало продолжать движение к Демблину. Второе предписывало возвращаться к месту дислокации. Гауптман Шеренберг уже успел обрадоваться и поделиться своей радостью с взводными и старшими унтерами, как рация снова ожила. Третий приказ был более адекватен, хоть и не таил в себе ничего выдающегося. Роте предписывался бросок по направлению к Радому. Далее занять большое немецкое село Кюхендорф и установить посты на подступах к мосту через Радомфлюс [7]7
  Река Радомка.


[Закрыть].

Огласив ледяным голосом приказ, комбат пообещал, что местный партайляйтер будет в курсе и в лепешку расшибется, дабы расквартировать роту с максимумом удобств. Немцев в окрестностях Радома мало, все больше поляки, потому переселенцы чувствуют себя, как сидя голой задницей на раскаленной сковородке. Дошло до того, что оружейные магазины перевыполнили годовой план по продажам, люди активно вооружаются. Еще немного, и граждане сами без приказа свыше организуют отряды самообороны и займутся отстрелом потенциальных укрывателей и сочувствующих повстанцам. Надо ли говорить – вспышка насилия немцам не нужна. У поляков тоже немало стволов на руках. Нельзя отнимать у деревенских жителей охотничье оружие, а боевое они сами добывают без всякого разрешения.

Вот в чем был прав комбат, так это в том, что в Кюхендорфе роту приняли с распростертыми объятиями. Людей разместили в деревенской школе, накормили, обогрели. На следующий день на деревенском кладбище похоронили штабс-ефрейтора Шмидта. Прощались с боевым товарищем честь по чести, с отдачей воинских почестей и троекратным залпом из штурмовых винтовок.

Разозлившийся на местных повстанцев, обидевшийся на родное командование гауптман Шеренберг развил бурную деятельность. Автомобильную трассу перекрыли блокпостами, восстановили старые заброшенные блиндажи перед мостом через реку. Отдельная группа унтер-фельдфебеля Тохольте отправилась обустраиваться на лесной развилке в десятке километров от деревни.

Во время рекогносцировки ротный приглядел удобный холм. С одной стороны старый строевой лес, с другой сосновая поросль на месте вырубки, с третьей вырубленная полоса. Грунтовка перед холмом раздваивается, одна дорога уходит на кордон лесничего, а другая поворачивает к реке и выходит на отдаленный польский хутор.

Обустраиваться начали сразу же по прибытии. Благо шанцевый инструмент под рукой, лес для строительства блиндажа и наблюдательной вышки растет в двух десятках метров от стройки. Работай – работа делает свободным, солдат!

– Надежное окапывание дает шанс дожить до пенсии, – проворчал Хорс Тохольте, беря в руки лопату.

– Давай сначала лагерь распланируем, – предложил фельдфебель Древс, вместе со своим отделением выделенный в помощь людям Хорста Тохольте.

– Планировать нечего, – вмешался Киршбаум, – на склоне, в полутора-двух метрах ниже вершины, роем две позиции для пулемета. Вышку ставим вон у той сосенки. Палатку растягиваем у подошвы холма, как раз напротив дороги в деревню. Рядом окапываем машину.

– Зачем ее окапывать? – пробурчал Гейнц Древс.

Работать ему не хотелось, да еще так получилось, что фельдфебеля отдали в подчинение младшему по званию. Безобразие натуральное, с точки зрения Древса и его отделения. Впрочем, к его счастью, группе Тохольте дали не тяжелый армейский «блитц», а позаимствованный гауптманом у местного старосты двухосный даймлеровский «Веспе». Небольшая машинка, до мобилизации возившая тушу старосты и молоко в город.

Водитель тоже был из местных. Славный паренек по имени Гельмут, уже успевший вырвать из гаупт-фельдфебеля Вебера бочку бензина и заодно вооружиться пистолетом-пулеметом «МП-46». Надо ли говорить, что Гельмут пришелся ко двору, ребята быстро оценили его хозяйскую, прямо-таки ефрейторскую хватку.

– Не будем спорить. – Радостно улыбающийся Хорст Тохольте взял Древса за пуговицу и, наклонившись к невысокому фельдфебелю, громко прошептал: – Гауптман велел до вечера управиться. А иначе все вместе будем здесь ночевать.

Угроза возымела действие – никто не роптал и не сачковал, за этим следили оба унтера. Два отделения молодых крепких мужчин быстро справились с работой. Вечером подъехавший с инспекцией гауптман Шеренберг увидел отстроенный пост. Окопы, палатки, наблюдательная вышка, бревенчатое укрытие для машины и установленные у всех трех дорог импровизированные шлагбаумы из бревен. Хорст Тохольте посчитал, что два бойца, взявшись за вершину лежащей у дороги сосны, перегородят дорогу за две минуты.

– И блиндаж начали строить, – довольно промурлыкал ротный, останавливаясь возле срезанного лопатами склона холма.

– Герр гауптман, солдаты просят вас разделить с нами ужин, – вовремя нашелся Хорст Тохольте.

Ротный появился как раз в тот момент, когда парни снимали с огня котелок и разворачивали на земле брезент в качестве скатерти. Провизией пост снабдили на три дня, да еще Киршбаум и Форст успели скататься в деревню на грузовике и существенно пополнить запасы за счет обрадованного появлением в Кюхендорфе солдат вермахта местного населения.

– А стол и скамейки не сколотили, – заметил Хорст Шеренберг.

Солдатским котлом гауптман не побрезговал, первым снял пробу с картошки с тушенкой, удивленно приподнял бровь, когда ефрейтор выложил на брезент не только хлеб, чеснок, но и огурцы, и сыр, и даже копченую колбасу.

– Молодцы, – осторожно произнес ротный.

Он грешным делом ожидал, что на столе появится бутылка шнапса. Напрасно. Такие вещи с Тохольте не проходили. Запас спиртного был, надежно прикопанный под палаткой. Но поить людей на боевом посту унтер-фельдфебель бы не стал, только в качестве лекарства, восстановления психики и в аптекарских дозах.

За ужином ротный поделился с бойцами последними новостями. Батальон через два дня получит свою бронетехнику. Обещается даже усиление ротой легких танков «лухс». Район считается спокойным.

Последние слова гауптмана были встречены изумленными возгласами.

– Считается спокойным, – повторил Шеренберг. – В районе Кракау за последнюю неделю сожжено шесть полицейских участков и разграблены две немецкие деревни. Убит бургомистр Тарнова. У нас только мелкие стычки, пара набегов на хутора и спаленный лагерь гитлерюгенда.

Да, недавние новости. Повстанцы уничтожили летний лагерь, хорошо, что попали в пересменку. Детей там не было. По словам Хорста Шеренберга, работала группа известного бандита гауптмана Оста. Личность легендарная. Ориентировку на Оста ротный получил сегодня днем с курьером. Информация не секретная, а совсем наоборот – рекомендовалось довести ее до личного состава. Чем сейчас Шеренберг и занимался.

Юрген Ост по происхождению полуполяк, полунемец, родился и вырос в России. Работал на немецкую разведку. Попал под подозрение КГБ, вовремя бежал, убив двух агентов русской охранки. Пересек границу Германии и сдался. Затем попал в знаменитый полк «Бранденбург». Дослужился до обер-лейтенанта, в «русском» батальоне. В один прекрасный день, а точнее, ночь Ост покинул расположение части, прихватив с собой секретные документы и оружие.

Гестапо искало дезертира два года, и безуспешно. А он сам объявился. Три года назад засветился в генерал-губернаторстве уже как командир боевой группы Армии Крайовой. С тех пор он славится как самый опасный, дерзкий и неуловимый полевой командир повстанцев. Все операции капитана Оста тщательно готовятся, налеты он проводит без сучка и задоринки, ни разу не повторяется, всегда бьет там, где его не ждут.

– Опасный зверь. Учтите, солдаты, его видели в нашем районе. Два дня назад егеря сели ему на хвост, но упустили. Ребята потеряли пятерых своих и смогли убить только одного бандита. Ост ушел, оторвался от погони и растворился в лесах.

– Герр гауптман, у нас неприятности со связью, – заметил унтер-фельдфебель Тохольте. – Рация недотягивает до деревни. В случае нападения бандитов, мы не сможем вас предупредить. Только если удастся отправить посыльного на машине.

– Плохо. Почему сразу не сказали? – нахмурился ротный. – У нас только две большие рации. Завтра утром одну отправлю вам. И под твою ответственность, унтер-фельдфебель. Понял?

– Так точно!

Лес шумит. Темные страшные ветви заслоняют небо, грозно колышутся, хватают Руди за шиворот. Мальчик стискивает зубы, упрямо выпячивает челюсть и делает следующий шаг. Сердце бешено колотится, по щекам текут слезы. Шум ветра и шорох листьев кажутся завываниями вылезших из могил мертвецов, за спиной явно подкрадываются злобные гоблины и звероподобные негры с подпиленными зубами, ожерельями из человеческих черепов и сделанными из кости дубинками.

Почему негры? Темень. Ничего не видно. Темно, как у медведя в заднице. У негров шкура черная, они очень хорошо умеют ночью подкрадываться, опасные африканские хищники. А еще бывают львы, пантеры и тигры. Они еще опаснее.

Руди дрожит, как осиновый лист, но делает еще один шаг, еще и еще. Отводит заслоняющую дорогу ветку. Впереди, за деревьями, светится фонарь. Лес заканчивается. Ночные страхи на мгновение рассеиваются, отступают перед чистым электрическим светом, выпускают подростка из своих цепких холодных лап. Паренек, не оглядываясь, бежит вперед. Вдруг нога цепляется за корень, и Руди кувырком летит на землю.

– Что там на горизонте? – доносится снизу бодрый голос Хорста.

Рудольф вздрагивает, распрямляется и нервно крутит головой. Задремал на посту. На всех трех дорогах пустынно. В лесу тихо, спокойно. Подозрительного движения не замечено, только птицы порхают между ветвями.

– Все в порядке.

– А почему так долго молчал?

– Горизонт большой, – смеется в ответ Рудольф.