355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Андрей Курпатов » Как избавиться от тревоги, депрессии и раздражительности » Текст книги (страница 6)
Как избавиться от тревоги, депрессии и раздражительности
  • Текст добавлен: 25 сентября 2016, 23:43

Текст книги "Как избавиться от тревоги, депрессии и раздражительности"


Автор книги: Андрей Курпатов


Жанр:

   

Психология


сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 14 страниц)

И посмотри глубже! Ясно и непременно различишь, что даже уже и желания-то фактического нет (если оно и было-то во влюбленном/влюбленной), но только мысли о желании, продукты-происки предательского сознания. А потому если, не дай бог, ответит возлюбленный/возлюбленная чувству влюбленного/влюбленной, то ожидает его/ее нечто – неожиданная перемена тактики и миграция обожателя в тень, спешное отступление, бегство – «прыг-скок, под мосток и молчок». Но, на счастье самим себе, возлюбленные редко отвечают влюбленным взаимностью (о причинах этого загадочного явления я расскажу как-нибудь в другой книге), любовь часто остается безответной. А на счастье это для возлюбленного/возлюбленной потому, что он/она не только не разочаровываются в человеческой природе, а напротив, лишь убеждаются в собственной состоятельности (на безрыбье, знаете ли, и рак рыба, а с худой овцы – хоть шерсти клок).


Мне никогда тебя не узнать» означает «Я никогда не узнаю, что ты на самом деле думаешь про меня». Я не могу тебя расшифровать, потому что не знаю, как расшифровываешь меня ты.

Ролан Барт

Безответная любовь – это страдание для влюбленного человека сладостное, и сладость его такова, что длиться оно может вечно. Хотя иногда с течением времени потаенный где-то глубоко в подсознании прародитель здравого смысла берет-таки верх и поворачивает оглобли, что называется, до следующего раза. И как ни странно прозвучит это для любящих, но прав был старик Соломон, он же Экклесиаст: «Все проходит, и это пройдет», «Время разбрасывать камни и время собирать их, время обнимать и время отнимать объятья».


Конь Ухтомского

Итак, мы знаем уже о том, каковы печальные последствия противофазы в работе коры и подкорки, а также о тех ужасах, которые кроятся в их резонансе. О третьей роковой дисфункции психического, вызванной отсутствием какого-либо взаимопонимания сознания и подсознания (коры и подкорки), на фоне взбрыкнувших доминант и динамических стереотипов, поведает нам конь А. А. Ухтомского.

Нет, сам Алексей Алексеевич опытов над конями, конечно, не ставил, но важную деталь в их поведении все-таки подглядел. О чем идет речь? Речь идет о следующем феномене. Представьте себе двух меринов, т.е. двух кастрированных жеребцов, между которыми есть одно, как кажется на первый взгляд, малосущественное отличие. Один из жеребцов был кастрирован до того, как испытал то, что люди называют «высшим блаженством», второй – после. То есть один, прежде чем расстаться со своим достоинством, заполучил-таки сексуальный опыт, а другой – нет. Казалось бы, какая разница после такой-то операции: испытывал, не испытывал, имел, не имел – один черт! Однако разница, как оказывается, есть, причем существенная.

Теперь, когда оба эти мерина окажутся в приятном обществе, предрасполагающем к тесному общению кобыл с самцами, гормональный фон у них будет одинаков, точнее сказать, его у них не будет. Однако вести себя в отношении этих чудных кобыл они будут по-разному. Первый, тот, что «матерый и с опытом», будет, как и прежде, на кобыл этих вскакивать, что, впрочем, смысла большого не имеет. А вот второй – «неопытный» – будет смотреть на собрата своего с удивлением, поскольку ему самому и в голову не придет заниматься подобной бессмыслицей. Второй, надо это признать, ведет себя достаточно адекватно, но почему первый, хотя и гормонов у него нет, и яички отсутствуют, ведет себя так, словно бы все это наличествует в полном боекомплекте?!

Со вторым – «неопытным» – все вроде бы понятно: нет и нет, чего тут? Но этого-то, «матерого», куда понесло?! Куда понесло, точнее, откуда – отвечает Алексей Алексеевич Ухтомский: возбудилась у него прежняя сексуальная доминанта, «возбудилась по корковым механизмам». Теперь позволю себе разъяснить классика. Что Алексей Алексеевич имеет в виду? Первый мерин, когда он был еще жеребцом «со всеми делами», испытывал в присутствии готовых к спариванию кобыл странное напряжение, вызванное воздействием на него соответствующих запахов, от них исходящих и побуждавших в нем легкое гормональное торнадо. Эти гормоны требовали от нашего жеребца каких-то действий, каких – он еще не знал, потому что не имел соответствующего опыта, а уроков по сексуальному просвещению жеребцам не устраивают. Однако же природа взяла свое, и, в конце концов, он сообразил, что от него требуется: залез на кобылу, удовлетворился и отвалил, а удовлетворение свое запомнил.


Даже божественные удовольствия не погасят страстей. Удовлетворение лежит лишь в разрушении желания.

Дхаммапада

В коре у него образовалось нечто, что, с определенными оговорками, можно было бы сформулировать следующим образом: так, мол, и так, залезаешь на кобылу, ерзаешь, получаешь заветную разрядку и будь здоров. Теперь, хотя в организме этого мерина нет половых гормонов – он, памятуя о былой сексуальной радости, разжигается от одного вида кобыл. И возбуждение его возникает не потому, что «организм требует», а потому, что его кора, его «сознание» (если позволительно говорить о сознании применительно к лошади) возбуждает прежнее воспоминание и запускает поиск возможных вариантов получения удовольствия. Толку от такого поведения нет никакого, потомства этот мерин, как и любой другой в его положении, конечно, более не оставит, но его кора продолжает действовать в сформированном некогда направлении.

С другим нашим персонажем – мерином без сексуального опыта – дело обстоит иначе. Он, может быть, и не прочь позабавиться, но в его коре не хранится информации насчет возможности «сексуальных развлечений», не знает он, как и что следует для своей забавы делать. Нет информации – нет и потуги, нет этой потуги – нет бессмысленной траты времени и сил. Итак, кора, как оказывается, может все испортить, создавая то, что в нашем, уже человеческом, опыте называется иллюзией. Львиная доля нашей с вами активности, как у того мерина с опытом, но без «мужского достоинства», основана не на наших возможностях, а на нашем сознательном мечтании об этих возможностях, что, согласитесь, далеко не одно и то же! И часто желание – это только привычка, и не более того.


Конский опыт

С другой стороны, в этом механизме работы психического аппарата есть, конечно, и здоровое, может быть, зерно. Здоровое, доброе, вечное. Именно благодаря этой своей способности возбуждаться «по корковым механизмам» (развитой у человека непомерно выше, нежели у меринов), по воспоминанию или по знанию, зачастую догадке о том, что удовлетворение возможно, мы способны совершать огромное количество действий, которые не детерминированы нашим собственным опытом непосредственно. Например, ученый не знает еще, что какое-то его открытие может дать какой-то искомый эффект. Однако же он ведет себя так, словно бы необходимый опыт у него существует. Он движим уверенностью, которая определяется его сознанием, его выкладками, его расчетами, его прогнозом.

Хорошо если так, но ведь в подавляющем большинстве случаев дело обстоит далеко не так оптимистично! В бесконечном множестве ситуаций мы ведем себя так, словно бы знаем о возможности некоего события, тогда как мы не знаем (не имеем непосредственного опыта), а только предполагаем, что это возможно. Зачастую эта игра сознания выливается в сущее сумасшествие! Полагая, например, что некто может меня любить (а гипотетически это, конечно, возможно), я рассчитываю, что он/она меня полюбит, должен/должна полюбить. На чем основано это убеждение, это требование? Чего оно стоит, в конце концов?! Надежда, питаемая иллюзией, иллюзия, питаемая надеждой, – вот что это такое!


Выражаясь с научной строгостью, можно сказать, что всякий поступок оставляет в нервной системе неизгладимый след. Разумеется, это имеет хорошую и дурную стороны. Ряд последовательных выпивок делает нас постоянными пьяницами, но такой же ряд благих дел и часов труда делает нас святыми в нравственном отношении или авторитетами и специалистами в практической и научной областях.

Уильям Джеймс

Мое собственное желание полагается на допущения, осуществляемые сознанием, которые в сочетании друг с другом подобны взрывчатой смеси. Я одолеваю потенциальный объект своими нападками, своим ожиданием, но что толку? У меня нет возможности возбудить желание другого человека: он или воспаляется ко мне страстью, или нет. Чем я отличаюсь в этом случае от того мерина, который, не имея возможности оплодотворить самку, продолжает усердствовать?

Я помню некое переживание, я помню, что был любим (может быть, мамой или папой), я пытаюсь теперь «по корковым механизмам» воспроизвести прошлую ситуацию, но ведь это уже другая ситуация! Меня любил кто-то другой, кто-то другой испытывал ко мне нежность, страсть, сочувствие, а данный объект сделан совсем из другого теста, рассчитывать на его чувство к себе у меня нет никаких оснований. Однако же как могу я заметить эту ошибку, желая его любви на уровне подсознания (подкорки) и сдабривая попутно и весьма усердно это свое желание своими же соображениями, родящимися-роящимися в сознании? Нет, я не замечу ошибки, я буду усердствовать, но в данной ситуации – я мерин, а не жеребец, жеребцом я был где-то там, «в другой жизни».


Эх раз, еще раз, еще много-много раз!

Впрочем, разжигаться по корковым механизмам далеко не всегда так приятно, как в случае с мерином Алексея Алексеевича. Разнообразные навязчивые мысли и действия, от которых страдают многие приличные люди, функционируют все по тем же «корковым механизмам»! Характерным примером является так называемый навязчивый счет: человек смотрит на цифры номера автомобиля, видит, соответственно, цифры и, поскольку это цифры, начинает их складывать. Доходит до смешного: он начинает чувствовать острую необходимость сложить, вычесть и перемножить номера всех автомашин, которые ему встречаются! Да, было бы смешно, если бы не было так грустно.

Иногда такие навязчивые мысли и действия приобретают оттенок настоящих ритуалов, когда человек, движимый страхом, вынужден совершать целую последовательность действий, прежде чем сможет, например, выйти из квартиры или войти в подъезд.

Впрочем, мы уже затрагивали этот вопрос, когда шла речь о приметах. Мы не преминем трижды плюнуть через левое плечо, если дорогу нам перебежала черная кошка; посмотреться в зеркало, если мы были вынуждены вернуться в квартиру; постучать по дереву, «чтобы не сглазить» и т.п. Во всех этих случаях мы оказываемся заложниками усвоенных нами в процессе воспитания страхов – несчастья, сглаза, того, что «дороги не будет» и т.п. Возбуждаясь по корковым механизмам, подобные страхи требуют от нас выполнения этих, по сути, совершенно бессмысленных действий.

Правда, «приметы» – это у нас общепризнанные навязчивости, легитимные, можно сказать, а потому мы их ничуть не стесняемся. Если же у кого-то возникли особенные ритуалы, что называется, «собственного производства», то тут уже не обнародуешь, смеяться будут. Вот человек с этими страхами и живет, с ними и мучается, вместо того чтобы обратиться за помощью к психотерапевту и от всей этой «нечисти» категорически избавиться.


Царство иллюзий

И сколько же таких ситуаций – «по корковым механизмам»! В каком бесконечном количестве случаев мы ищем то, чего нет! Мы ищем семейного счастья, полагая его возможным, поскольку в детстве, не зная истинных подводных течений в отношениях между своими родителями, мы видели, ощущали эту «семейную идиллию». Наше прежнее ощущение, которое (теперь мы знаем это на 99%) было лишь иллюзией, лишь результатом специально разыгранного для нас представления или просто ошибочно расцененными нами отношениями, становится движущей силой. Полагаясь на это свое ощущение, мы строим замки на песке, стучимся в закрытые двери, надеемся на чудо, верим в возможность, продолжая возбуждаться и возбуждаться по корковым механизмам: «Другие же живут счастливо! Есть же счастливые семьи!». Где они? Кто эти «другие»?


Теория производит тем большее впечатление, чем проще ее предпосылки, чем разнообразнее предметы, которые она связывает, и чем шире область ее применения.

Альберт Эйнштейн

Сознание не задает себе этих вопросов после того, как подобные мысли побудили подкорку осуществлять новые и новые попытки достигнуть недостижимое, создать невозможное…

Мы с тем же успехом ищем социальной успешности, поскольку ощущали когда-то свой или чей-то социальный успех. Каждый из нас думал о ком-то: «Вот это успех! Вот это счастливая жизнь! Вот это настоящая самореализация!» Мы ощущали себя несостоятельными, глядя на чью-то состоятельность, которая, скорее всего (другой вариант вряд ли вообще возможен), была лишь внешней оберткой скрытой, а может быть, не понятой нами трагедии. Но это ощущение успешности было!

Возможно даже, это было наше собственное, личное ощущение успешности, когда гости, зашедшие на день рождения к кому-то из наших родителей, умиляясь, рукоплескали «блистательно» исполненному нами четверостишию Агнии Барто. В тот вечер, в тот миг мы были на вершине успеха! Но что это был за успех? Был ли это вообще «успех»? Конечно, то наше детское ощущение совсем из другой оперы, нежели нынешние потуги получить одобрительные отзывы коллег, заслуженную, как нам кажется, высокую (или «должную») оценку наших способностей и достижений. Но мы будем упорствовать, «возбуждаясь по корковым механизмам»: «Успех возможен!».

Игра нас с нами продолжается, дамы и господа, поторопитесь приобрести билеты! Зрелище будет увлекательным! Гладиатор попробует выжить!


Психологическая травма возвращается

Американские ученые, занимавшиеся психологической реабилитацией ветеранов войны во Вьетнаме, выяснили, что подсознание солдата, испытавшего сильное эмоциональное потрясение, связанное с угрозой для жизни, страдает от навязчивых переживаний, которые постоянно воспроизводятся его психикой. С чего бы? Война уже закончилась, мир…

Но не тут-то было! Нельзя не учитывать, что мозг живет по своим законам, а не по прописанным для него правилам. А эти законы гласят: если ваша жизнь подвергалась угрозе, то теперь вы должны всячески избегать ситуации, где эта угроза о себе заявила. И вот, чтобы не забыть эту ситуацию, психика с завидным постоянством нам о ней и напоминает. Подобные воспоминания всплывают сами собой, иногда прямо-таки захлестывают человека, вызывают у него страх, даже панику! Все это происходит по «корковым механизмам».

Какие это могут быть ситуации? Это, конечно, не только война, но еще и пожар, ограбление, сексуальное насилие, смерть близкого, тяжелое заболевание, сопровождающееся приступами, и пр. В результате подобных психологических травм у человека может сформироваться привычка постоянно, навязчиво проверять, закрыл ли он квартиру, выключил ли электроприборы, не заболел ли он чем-нибудь и т.п. Он регулярно испытывает тревогу, беспокоится, а подчас совершает огромное количество бесполезных действий, которые несколько снижают его озабоченность, но невроз от этого не только не уходит, а, напротив, лишь увеличивается.


Разговор слепого с глухонемым

Ну да бог с ними, с корковыми механизмами, вернемся к отношениям сознания и подсознания. Сознание, как мы помним, образовано словами (знаками), здесь родятся думы тяжкие и не очень, но подсознанию до этого дела мало, более того, оно, как правило, направленностью мысли и заправляет, по крайней мере, ее колорит определяет на все сто процентов.

Вместе с тем, информация, идущая снизу вверх – из подсознания в сознание, существенно искажается, поскольку подсознание и сознание говорят на разных языках и понимают друг друга удивительно скверно. Сознание оперирует знаками (прежде всего словами, понятиями, смыслами – это как кому будет угодно), отчасти – образами, а подкорка – ощущениями, эмоциями, чувствами. Разговор у этих «собеседников» не получается и получиться не может.

Эмоции на язык слов не переводятся, а слова не могут стать чувством. Всем нам это хорошо известно: думать о боли и ощущать боль – это не одно и то же, равно и думать о том, что ты любишь, совсем не то же самое, что «ощущать любовь всем своим существом». Но как-то же надо их – сознание с подсознанием – состыковывать, а если не получается сделать это «по уму», то сделаем, как придется… В результате, как вы, наверное, догадываетесь, получается полное безобразие.


Наши страхи наполовину лишены всяких оснований, наполовину же просто постыдны.

К. Боуви

Вот допустим, вы переезжаете со старой квартиры на новую. Событие это, на уровне сознания, оценивается вами как безусловно положительное. Но для подкорки, для подсознания – это настоящий стресс, ведь нарушается огромная масса прежних, устоявшихся уже стереотипов поведения. Естественным образом, по известным нам механизмам, возникает тревога, ведь инстинкт самосохранения, столкнувшийся с существенными переменами, начинает паниковать, а то и просто входит в настоящий раж. Но разве сознание, не осведомленное на предмет подобных психических «странностей», способно правильно расценить возникшую тревогу? Отнюдь! На уровне сознания переезд – благо!

И куда же, позвольте вас спросить, на чей счет отнести возникшую тревогу, выливающуюся в раздражение и агрессивность? Понятное дело, на те факты и обстоятельства, которые первыми подвернутся вам под руку. Ими могут оказаться ваши ни в чем не повинные родственники, которые, кстати, и сами находятся в сходном положении, а потому завсегда готовы поддержать эту разгорающуюся «битву» добровольным участием. Возможно, вы обрушитесь на сотрудников по работе, начнете волноваться из-за тех вещей, которые раньше казались вам несущественными. Можно еще сконцентрироваться на своем здоровье, точнее, на мнимом нездоровье, а можно обеспокоиться на предмет смысла жизни. Короче говоря, мы всегда найдем повод для тревоги, но насколько он адекватен истинной причине возникшего эмоционального дискомфорта? Никоим образом не адекватен! А ведь все так хорошо начиналось…


По сознанью бродит «призрак рака», а в сердце стучится вегетососудистая дистония

Особенной популярностью среди «невротических страхов» пользуются страхи, связанные с состоянием здоровья. Причем если выбирать «болезнь», по поводу которой можно побеспокоиться, то, конечно, следует сосредоточиться на чем-нибудь смертельно опасном. Вот почему чаще всего люди придумывают себе «рак» (теперь, правда, наши сограждане все чаще подозревают у себя СПИД). Проявления этой болезни загадочны – то есть они, то их нет; врачи, как гласит молва, часто рак «просматривают», а «если рак запустишь, то точно умрешь». Вот почему лучшего «ужастика», чем «рак», не найти! Кроме того, боль – это наш постоянный спутник, у нормального живого человека часто что-то болит, так что если нужно найти какой-то повод для тревоги, то пожалуйста – боль есть, ощущение «рака» есть, возможность сомневаться в выводах врача также имеется. Придумывай себе «рак» и ни о чем не думай! Супер!


Люди так плохо понимают себя, что ждут смерти, когда совершенно здоровы, или, напротив, считают себя здоровыми, когда их смерть уже на пороге.

Блез Паскаль

Еще один «супер» – это вегетососудистая дистония (ВСД), диагноз, наверное, самый популярный, бьет все рекорды. Чем же проявляется эта ужасная «зараза»? Все очень просто: колебания артериального давления, сердцебиения, боли в области сердца (и колющие, и ноющие), перебои в его работе, затрудненное дыхание, головокружения, слабость, потливость, нарушения сна и т.п. – вместе и по отдельности. Короче говоря, все, что «делает» организм, когда его обладатель испытывает стресс.

Стресс создан природой с умыслом. Когда животное оказывается в опасности, его организм мобилизуется для спасения. Впрочем, у животных все опасности очевидны, а у человека напряжение родится в подсознании, по известным нам уже причинам, сознание же к истинным причинам этого напряжения слепо, и возникающая тревога может оказаться не явной, а скрытой.

Как ведет себя организм? Тревога – это повод для бегства, а следовательно, нужно напрячь все мышцы, увеличить число сердечных сокращений и поднять давление, чтобы проталкивать кровь через сжатые мускулы. Дыхание становится поверхностным и частым, но кажется, что затрудненным. Потливость возникает – у кого ладошки потеют, у кого – все подряд. Короче говоря, в кровь выбрасывается адреналин («гормон тревоги», как его называют) и активизируется вегетативная нервная система (это отдел нервной системы, который отвечает за регуляцию функции внутренних органов). В целом, ничего страшного.

Но это по здравому рассуждению «ничего страшного», а для человека, которому истинные причины происходящего неизвестны, это повод сильно обеспокоиться. Поскольку же сердце стучит, а дыхание сбивается, то человек и решает, что у него или сосуды лопаются, или инфаркт (со смертью вместе) стоит на пороге. Перепугавшись таким образом, человек сам и усиливает собственные вегетативные реакции! Возникает порочный круг – он начинает бояться своего «сердечного приступа», от чего этот «приступ» и появляется с завидной регулярностью. Объясни он себе свои вегетативные реакции правильно, знай он истинные причины своего психического напряжения, и ничего бы этого не случилось. Но…


А вот «горшком» меня называть не надо!

Ну, да мы совсем отвлеклись со своими примерами. Вернемся к существу вопроса. В народе говорят: «Хоть горшком назови, только в печь не сажай». Пожелание вполне понятное, но бессмысленное и безрассудное, поскольку ведь посадят, еще как посадят! Слово – это, конечно, объект нематериальный (всякие рассуждения о материальности мысли хороши для парапсихологических триллеров, но никак не для разумного человека), а вот возможности слова почти что неограниченны. В каждом слове скрыта своего рода инструкция, предписание: как и что можно и нужно делать с тем, что этим словом наречено.

Например, когда вы безотносительно к чему-либо говорите «стол», всякий человек представит себе то, за чем можно сидеть, на чем можно есть и писать, то, что стоит на ножках, то, из чего он может быть сделан, то, как он может выглядеть и т.д., и т.п. Эти и, наверное, еще тысячи других инструкций заключены в этом наипростейшем, абсолютно незамысловатом слове – «стол». И так ведь каждое слово, в каждом заложена инструкция, которой, после акта называния, мы следуем строго и, надо признать, абсолютно слепо. Тут-то собака и зарыта! В целом, здесь возможны две существенные ошибки: во-первых, мы можем промахнуться с названием, во-вторых, мы можем также что-то напутать в инструкциях. Разберем это подробно.

Вот мы рассматриваем пример со столом, а что если принять к рассмотрению такие слова, как, например, «счастье», «любовь» и т.п.? У каждого человека найдется не один вариант толкования этого слова, а если суммировать все существующие на данный счет инструкции и предписания, то катастрофа нам почти гарантирована. Что такое «любовь» и «счастье» – станет абсолютной загадкой! Но что же на самом деле называется этими, на первый взгляд, столь важными словами? В принципе, почти что угодно! Если же, несмотря на очевидные трудности, мы-таки умудрились втиснуть, привязать, присовокупить эти слова к чему-нибудь, то теперь нам придется действовать в соответствии с этой автоматически прилагаемой к ним инструкцией: преумножать, ценить, хранить, укреплять, защищать и т.п.


Однажды я, Чжуан Чжоу, увидел себя во сне бабочкой – счастливой бабочкой, которая порхала среди цветков в свое удовольствие и вовсе на знала, что она – Чжуан Чжоу. Внезапно я проснулся и увидел, что я – Чжуан Чжоу. И я не знал, то ли я Чжуан Чжоу, которому приснилось, что он – бабочка, то ли бабочка, которой снится, что она – Чжуан Чжоу. А ведь между Чжуан Чжоу и бабочкой, несомненно, есть различие.

Лао-Цзы

Идем дальше. Например, мы назвали «счастьем» замечательную дружескую вечеринку, закончившуюся, правда, тяжелой попойкой… А любовью, представьте, мы назвали тягостное чувство зависимости, возникшее у нас к человеку, который или возбуждал в нас сильное сексуальное влечение, не позволяя, впрочем, его реализовать; или содержал нашу персону, предлагая свое покровительство; или как-то иначе создавал у нас ощущение защищенности – чувство важное и, безусловно, приятное, однако же любовью отнюдь не являющееся.

Вместе с тем, как мы уже знаем, слово произнесенное сразу же становится еще и инструкцией, программой действий, требующей своего немедленного выполнения. В результате один начинает преумножать, ценить, хранить, укреплять и множить свой алкоголизм, благопристойно называя его «счастьем», «отдушиной», «единственным развлечением» и т.п., другой – свою зависимость, облекая последнюю в эпитеты: «любовь», «страсть», «однажды и навсегда».

Назови они эти вещи так, как сейчас их называем мы, – «алкоголизмом» и «зависимостью», то и стратегии поведения обоих указанных персонажей были бы другими, не могли бы не измениться! Понятие «алкоголизм» предполагает «лечение», «полное прекращение употребления», «завязку» и т.п. А понятие «зависимость» предполагает необходимость обретения человеком «независимости», «самостоятельности», «чувства собственного достоинства» и т.д., т.е. требует принятия мер, чтобы от этой зависимости избавиться. Как это правильно и как на деле недостижимо!

Однажды назвав нечто так, как мы это назвали, мы работаем уже, словно заведенные, в этом определенном направлении, нас не остановить, и мы будем отстаивать это название, это направление до потери сознания, до последнего издыхания, с пеной у рта и с безумными глазами. Алкоголик, оказывается, не пьет, а «выпивает», и не запои у него, а «естественное желание». И зависимый – не в зависимости, он «любит», и «любовь разная бывает»… Не переубедишь! А ведь дело в одном только названии! Блистательная ловушка, надо признать, уготована нам нашим упертым сознанием! Блистательная!


Невозможность взаимопонимания

Для специалистов я в свое время написал книжку: «Психософический трактат», впрочем, о чем там идет речь – трудно понять даже тем, кому она адресована. Суть же книги, как мне представляется, очень проста: уже известный нам конфликт «коры» и «подкорки», «сознания» и «подсознания» создает ситуацию, при которой понимание людьми друг друга – дело невозможное.


Выходит, что человеческий язык создает ситуацию общения, в которой передающий получает от принимающего свое собственное сообщение в обращенной форме.

Жак Лакан

То, что нам кажется, что мы понимаем другого человека, есть лишь досадное недоразумение, которому мы обязаны нашим сознанием, отчаянно не любящим демонстрировать свою отчаянную несостоятельность.

При этом, что поразительно, спроси любого из нас: есть ли на земле хоть кто-нибудь, кто понимает тебя так же, как ты сам себя понимаешь? И ответ будет неизменно отрицательным: нет таких людей! Однако в обыденной жизни мы жаждем понимания, страдаем от непонимания и пытаемся быть понятыми. Кроме того, сами мы пребываем в полной уверенности, что кто-кто, а мы-то других людей «видим насквозь» и «понимаем так, как они и сами себя не понимают». Заблуждение?.. Более чем!

Ну, и наконец, самое интересное и захватывающее во всей этой пьесе то, что мы полагаем себя себе понятными. Мы себя знаем, мы понимаем, почему мы так-то и так-то реагируем, так-то и так-то думаем, так-то и так-то ощущаем, переживаем, чувствуем. Следовательно, другие люди тоже должны это понимать. Полная ерунда! Эта понятность лишь кажущаяся, впрочем, неведение и неизвестность страшат нас настолько, что согласиться с этой очевидной истиной, еще стариком Фрейдом заявленной, у нас духу не хватает и, к сожалению, долго еще, по всей видимости, хватать не будет.


Его назвали «мужчиной», ее – «женщиной»

Впрочем, проблема зачастую скрывается не только в том, что мы ошибочно называем собственные состояния, но и в том, что мы вкладываем в какое-то понятие ошибочную, не соответствующую ему «инструкцию». Наверное, самый распространенный пример такой ошибки, с которой мне постоянно приходится сталкиваться как психотерапевту, есть «инструкция», содержащаяся в словах «мужчина» и «женщина».

Степень ошибки здесь, как правило, столь велика, а последствия этой ошибки столь очевидны, что дальше некуда! Все мужчины думают обо всех женщинах, что женщины – это мужчины, но в отсутствии одних анатомических образований (пениса, яичек и т.д.) и присутствии других (грудь, влагалище, матка, яичники и т.д.). Женщины, надо признать, думают точно в таком же ключе, только, соответственно, о мужчинах, полагая, что те являются женщинами, но с определенными «анатомическими издержками». Конечно, мы думаем таким образом, не отдавая себе соответствующего отчета, автоматически. Просто меряем по себе, проецируем себя (как представителя пола) на другого: в случае женщины – женскую психическую организацию на мужчину, в случае мужчины – мужскую психическую организацию на женщину.


Семен Семеныч не верил, что мужчины отличаются от женщин. Когда ему показали это наглядно, он разразился безудержным смехом: – И это все?! И из этого столько шума?! Что ты можешь возразить Семен Семенычу? Что ты при этом чувствуешь?

Автор

На уровне своего сознания, постоянно находящегося не в курсе реального положения дел, они, конечно, уверены, что мужчины и женщины – это не одно и то же. Но мысли эти порождены их обидами на представителей противоположного пола. А откуда эти обиды, если не от разочарований? Да, все женщины разочарованы в том, что мужчины поступают не так, как, с их точки зрения, они должны поступать; с мужчинами, в свою очередь, точно такая же история. Но как они должны поступать? Так, как кажется им – представителям противоположного пола? То есть мужчины, полагают женщины, должны поступать как женщины, а женщины, как полагают мужчины, должны поступать как мужчины! Конечно, это полная ерунда, но зададимся вопросом: если ты не испытываешь иллюзии насчет того, что мужчины и женщины – существа идентичные, что ж ты ждешь от них, от представителей противоположного пола, поведения, которое тебе, представителю твоего пола, кажется нормальным и естественным? Если же все-таки ждешь, значит, уверен, по крайней мере подсознательно, что мужчины и женщины «одной крови». Словно и Библии не читали, а там ведь черным по белому: мужчина – из глины, а женщина – из ребра, читай – разное у них происхождение, не из одного они теста! Но…

Иными словами: понимание пониманию рознь. Думаем, что понимаем, а на самом деле – полны иллюзий, заблуждаемся, ждем того, чего никогда не будет, и сетуем – невозможного нет.


Поехал мужик на промыслы, а жена пошла его провожать; прошла версту и заплакала.

– Не плачь, жена, я скоро приеду, – говорит ей мужик.

– Да разве я о том плачу? У меня ноги озябли!

Русский фольклор

Конечно, в случае женщины за словом «женщина» у нее стоит то, что более или менее адекватно отражает суть дела, но за словом «мужчина» у нее такой бред значится, что и подумать страшно! Возникающие здесь разрывы и противоречия женщины обычно сшивают разнообразными обвинениями и ярлыками: «Все мужики – козлы!», «Они только одним местом думают!» и т.п. Ничего не могу сказать, эффективно! В случае мужчин, разумеется, ситуация аналогичная: то, что стоит у них за словом «мужчина», так или иначе, действительности соответствует, но то, что стоит у них за словом «женщина», есть полная ерунда, которая, впрочем, также поясняется: «Все бабы – дуры!», «Им бы только на шее сидеть да нервы трепать!», ну и так далее.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю