Текст книги "Байконур"
Автор книги: Андрей Колганов
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 3 страниц)
Янгеля, Трубы и Мира
Их район под названием Даманский начали строить в 1969 году, как раз когда происходил советско-китайский конфликт на острове Даманский. Большой красивый район. В середине 80-х был построен пафосный магазин Бастилия – в виде крепости с бойницами, песочного цвета. На втором этаже здесь был стол заказов, где за большие деньги можно было заказать хорошие продукты: например, красную икру. А внизу одно время работало кафе с чудесными эклерами и шаром-светомузыкой.
Новицкие жили как раз за Бастилией. Через дорогу от магазина был большой массив офицерских гаражей. Личного автомобиля почти ни у кого не было. Гараж был нужен, чтобы хранить свои вещи, картошку в подвале, а в лучшем случае – и мотоцикл.
Во времена жесточайшего дефицита в стране Байконур иногда удивлял «выбросами» редких товаров. Так два года назад завезли мотоциклы: «ИЖ-Планета-4», "Урал" и «Днепр». Офицеры умудрялись купить стального коня не только себе, но и ближайшим родственникам в России.
Новицкие купили себе «Планету», ярко красного цвета, вместе с люлькой. Славка был равнодушен к технике, и ездить по Ленинску было негде. Да и магнитофон в мотоцикл никак не установишь, а его вот уже несколько лет ничего кроме музыки и не интересовало.
Сразу же за Даманским начинался район Трубы, как раз его и отделяли большие водопроводные трубы. Здесь находился любимый магазин Славки – «Мелодия», где продавались пластинки. Однажды завезли и семиструнные гитары. Каким-то чудом его мама, Евгения Мироновна, проходила мимо и купила ему гитару.
– Я даже что-то сыграла им, на трех аккордах, – рассказывала потом она и улыбалась. Так у Славика появилась семиструнная гитара. Он быстро догадался, что одна струна лишняя – убрал ее совсем и начал осваивать стиль игры на шестиструнке.
Дальше в сторону Сыр-Дарьи находился центр города с пешеходной улицей Арбат, а в другом направлении – микрорайоны девятиэтажек, пятый, шестой и еще какие-то.
Основная жизнь их района текла между двух улиц – Янгеля и Мира. Кто-то еще лет десять назад начал пацанью войну между мировцами и янгелевцами – в ней успел поучаствовать даже отличник Славка. Это был жаркий весенний день. Он играл в футбол во дворе, когда со стороны школы неожиданно вылетела толпа подростков с «брызгалками» в руках. Они буквально расстреляли обе их команды и с диким хохотом понеслись заправлять воду из трубы, которая лилась как раз за домом Новицких.
– Побежали ко мне, и скинем на них бомбочки с моего балкона, – вдруг предложил Славка. И все двадцать человек, мокрые, но вдохновленные его идеей – пулей полетели на пятый этаж.
Набрали в целлофановые пакеты воды, тихо вышли на балкон. Все мировцы сидели на трубах как раз под ними. Янгелевцы сосредоточились, и бросили – все по военной науке: кидали по пять пакетов одновременно. Бросили одни, тут же подошли другие. Это была победа!
Здоровые парни даже не могли понять, откуда этот поток воды. Некоторые пакеты падали на трубы разлетались с диким треском. Мировцы убежали как ошпаренные.
Конечно, коридор и комнаты Славкиной квартиры были истоптаны какой-то исключительной грязью. Мама тогда очень ругалась, а папа наоборот – только улыбался.
Один раз они чуть не переехали на Трубы, но в последний момент хорошая квартира ушла к офицеру с другой площадки. Так и жили они всю жизнь “на Даманском”. Лишь однажды переехали в дом напротив, в трехкомнатную квартиру. Это был самый простой переезд в их жизни: спуститься с пятого этажа, перейти двор, подняться на пятый этаж. Славка в тот переезд запомнил, как нес в руках зеленую лампу – под которой проводил за книжками все свои вечера.
«Даманские» любили оставлять на стенах других районов свой знак – большая буква «Д» и маленькая «м»: впрочем, у футбольной команды «Динамо» был такой же знак. Даманский был ближе всех к Тюра-Таму – казахской деревни, где находилась железнодорожная станция.
Местный
Сур плохо говорил по-русски. А по-казахски из всего его окружения хорошо понимала только бабушка. Она всю жизнь жила в Тюра-Таме, держала коров. Паслись они в основном на помойках Ленинска. С утра баба Роза подгоняла их к дырке в колючем заборе, а вечером там же встречала. Редкой травы можно было поесть только весной, уже в мае она вся выгорала, и коровы сами направлялись в город.
Мать одна воспитывала их с младшим братом. Денег никогда не хватало. Поэтому когда родственники предложили им переехать в Ленинск и занять пустующую квартиру, согласились сразу же. И обрадовались – дети будут ходить в нормальную школу, а мать начнет торговать на рынке.
Но в школе Сур учиться не мог: просто физически ничего не понимал. В начале учителя еще бились над ним, а потом просто отстали – ставили автоматом тройки, лишь бы дотянул до восьмого класса.
Иногда Сур выходил прямо на уроке, как будто в туалет, а сам доставал нун-чаки и махал ими в пустых коридорах. Боевое оружие Брюса Ли тогда было под запретом – милиция реально могла конфисковать эти боевые палочки, да еще вызвать родителей. Тем больше было понта в ежедневных тренировках Сура в школьных коридорах.
Все началось, когда в деревню приехали родственники из Актюбинска. Старшие двоюродные братья Нурлан и Бахыт рассказали, что русских надо давить везде, где только можно.
– Это наша земля, а они ее заняли, и нас всегда притесняли, – обстоятельно рассказывал Нурлан. Они ночью курили на скамейке за бабушкиным домом: его белая стена-мазанка была еле видна. – И русские увидели нашу силу, теперь удирают из больших городов – целыми районами… Я поговорю со старшаками из ХБ, будешь смотреть за своей школой. Пора становиться человеком.
ХБ – так называлась самая большая казахская банда в городе. Кто-то посмеялся, что переводиться она как «Хулиганы Байконура», но на самом деле точный перевод – Хутор Болдинка. Так называлось небольшое селение, которое раньше находилось на месте Ленинска.
– Я – местный, – значительно объяснил Сур своим бывшим одноклассникам, когда неожиданно появился в школьном туалете и потребовал принести ему завтра деньги.
Он нисколько не боялся, наоборот – вдруг почувствовал в себе и силу, и право быть крутым. И деньги понесли.
Когда в тот вечер Сур впервые купил хлеб, килограмм риса, а себе – пачку «Родопи», мать впервые посмотрела на него как на взрослого. А брат Чингиз неожиданно стал заискивать, и теперь также удирал с уроков и курил с ним в туалете.
В ХБ ему поручали собирать «грев» для зоны: деньги, сигареты, деньги. Полностью держать школу в своих руках Сур научился в течении пару месяцев. Главное – быть жестким, ни кого не прощать и все помнить.
Неожиданно для себя он стал популярным среди русских девчонок. Его боялись, а значит уважали. Он сам организовал блат-хату у братьев Горяевых: их родители были в постоянных командировках. Первых девчонок Сур привел туда сам, как будто делал это много раз. Одеваться стал модно, с барахолки. Курил только болгарские сигареты.
Его банда собралась очень быстро – все, кто жил в соседних домах и считал себя нормальным пацаном. Назвали они себя «Апостолы» – это название он услышал в каком-то видеофильме. Ему оно очень понравилось, хоть кто это такие на самом деле Сур не знал и не заморачивался.
Славку он помнил с детства. Вечный умник, главный пионер школы. Он был младше на три года, весь какой-то дохлый. Трясти по– серьезному как своих бывших одноклассников Суру почему-то было неловко. Так, вкатил ему два фляна – один он нес до сих пор.
Печатная машинка
А воровать больше Славик не мог. Когда мама утром приходила с ночной смены, она не могла даже позавтракать нормально. Засыпала буквально за столом. Как у нее можно было что-то украсть?
Каким образом Славик должен был «выдернуть» простыню из семейного шкафа и променять ее на дешевое пойло? Мама знала все спальные наборы – купить их в магазинах было невозможно. Как правило, их дарили бабушки во время их сибирского отпуска. И мама, и Слава знали эти наборы наизусть: синий с ромашками, красный с розами и желтый с каким-то детским рисунком. «Выдернуть простыню» означало совсем предать свою семью. И было неприемлемо.
В детстве Славка тырил по 10-50 копеек из домашней копилки. Она была сделана в виде желтого ботинка, и когда-то служила пепельницей. Папа в шутку как-то признался, что курил в молодости. Славка не мог в это поверить и даже приставить. Никто из его родственников не курил, а у того же Таська могли дымить и мама, и папа: на кухне у них стояла пепельница и сильно пахло табачным дымом.
Славка тогда накопил 12 рублей. Он хранил их в удобной железной баночке из-под пленки – у отца была своя кинокамера. Баночку прятал под чьей-то лоджией – там была дырка, которая вела в подвал. Славка давно устроил там тайник.
На эти украденные дома деньги он купил охотничий нож-вилку в магазине, который находился в самом центре Ленинска. Бесполезная вещь, но Славка слишком долго ходил на нее любоваться. На вид – синяя рыба, но дергаешь за хвост и голову, и вот уже в твоих руках ловкий нож и зубастая вилка. С таким ножом можно было представлять себя настоящим путешественником или индейцем. Начал копить еще на что-нибудь, но баночку неожиданно из тайника украли.
Пацаны из их класса таскали из дома все, что можно было стащить. А у Славки ничего не было. И то он считался в своем классе середнячком. У Андрюхи Ващенко не было даже своей кровати, спал на полу. Отец – электрик в ЖЭКе, мать со старшей дочерью выпивали, средний брат Игорь уже встал под криминал.
Он-то и указал ему с Андрюхой на эту хату. Офицерская семья в конце августа уехала в отпуск, наводку дал пацан, который жил в соседнем подъезде: он видел, как эта молодая пара садилась с чемоданами в машину.
Игорехины старшаки уже вынесли из этой квартиры все, что можно. Но Андрей рассказал Славику, что там осталась печатная машинка. Буквально стояла одна на табурете в абсолютно пустой квартире.
Славка мечтал стать журналистом. Он с восторгом смотрел ночной «Взгляд» и «Программу А», читал множество взрослых газет, которые всегда выписывал отец, было у него несколько и своих журналов, которые выходили регулярно. Стать журналистом без печатной машинки было невозможно. Это был символ его возможной будущей жизни. Но в ней заключался и конкретный навык – научиться печатать. В его глазах это было почти тоже самое, что и научиться писать… Ему было очень важно обладать этой машинкой.
Две недели назад Славка стоял на стреме. Андрюха с Игорем пошли в квартиру. Он стоял на углу дома и должен был опередить возможное появление отпускников. Или – предотвратить любой другой кипишь.
Славка участвовал в квартирной краже легко и даже играючи. Он абсолютно ничего не боялся. И даже не задумывался о последствиях. А это как минимум – колония. И он ведь понимал, что какую мерзость делал сейчас с легким сердцем: оставлял семью офицера без средств к жизни, да еще и вдобавок выносил последнее. Может быть, этот офицер также мечтал стать журналистом? Или – эту машинку ему оставили родители на память о своем существовании. А может быть печатал свои рассказы?..
Они появились неожиданно – из соседнего двора. Военный патруль обычно контролировал центральные улицы Ленинска и, прежде всего, боролся с солдатскими самоволками. Но седой капитан и два солдатика шли к нему настолько уверенно, что Славка буквально врос в землю. Они шли прямо на него, и смотрели ему прямо в глаза. Все втроем.
– Мальчик, ты здесь живешь? – отрывисто спросил капитан.
– Нет. То есть не совсем здесь. То есть живу, но не здесь, – совсем запутался Славка.
– Понятно, – улыбнулся капитан. – А где здесь почта? Была ведь в этом доме?
– Почта? Да нет, она совсем с другой стороны, вон там – выпалил Славка и даже чуть не станцевал им от нахлынувшей радости и облегчения.
Военные ушли за угол. И как раз в этот момент из подъезда вышли Игорь с Андрюхой – в руках у него был потертый коричневый чемодан. Выглядели они очень подозрительно. Троица молча прошла квартал, и остановилась на пустыре перед школой.
– Держи-печатай, писатель, – улыбнулся Андрюха. – С тебя книжка «Юный радиолюбитель». Помнишь, которую я читал у тебя дома?
Это было хорошее издание с картинками, и главное – с микросхемами. Отец выписал ее от какого-то журнала, и любил просматривать время от времени.
– Ладно, – ответил Славка. Вот и еще одна кража. Украсть книгу из семейной стенки было то же самое, что выдернуть простыню. Но не так мерзко, что ли.
Родителям Славка наврал, что нашел печатную машинку на мусорке, когда выносил ведро. А Андрюха с отцом по их книге взялись спаять звукосниматель и сделать настоящую электрогитару. Как сделают, так сразу же и вернут.
Но больше Новицкие не видели ни той книги, ни самого Андрюхи. Его родители дождались переезда в Калугу, получили квартиру. Там был построен целый микрорайон с названием Байконур. Андрей отмечал в Ленинске переезд в гаражах с друзьями старшего брата. Пришли знакомые девчонки… А на следующее утро Ващенко арестовала милиция по заявлению от одной из них, об изнасиловании. Позже сама девчонка пыталась забрать заявление, но было уже поздно. Делу дали полный ход, никто его тормозить не собирался. И Ващенко сел в тюрьму по очень плохой статье.
Золотая рыбка
Дмитрий Карманов в госпитале уже был из самых стареньких. В первое время он отдыхал от казармы. Откровенно кайфовал от поздних подъемов, обедов в постель и – особенного внимания медсестры Анжелики. Ему казалось, что он ей нравится.
Карманов был весь поломан, и в тайне мечтал, что ему выпишут инвалидность и демобилизуют. Возвращаться обратно в часть ему было нельзя.
Это было 23 февраля 1992 года. Новый призыв оказался собранным практически с одной лишь Средней Азии. Больше всего было казахов. Многие из далеких аулов, абсолютно дикие и неуправляемые. Заправлял ими высоченный амбал по прозвищу Дед. Было непонятно, сколько ему лет, и почему этого мужика забрили в армию. Говорил он только по-казахски.
Дима Карманов только переходил из духов в черпаки, а этот салага неожиданно стал сразу же Дедом. Вроде бы, он только что откинулся с зоны. Или – его перевели из другой части, где он уже успел что-то натворить. Карманов служил в "стройбате" – их часть отвечала за всю черную работу на 113-ой площадке. Он помнил, как Дед нагло подрался с офицером, и его отправили на гауптвахту.
А утром 23 февраля выручать пострадавшего Деда и его земляков с "губы" отправились несколько частей "стройбата". Обезумевшие от вседозволенности солдаты крушили казармы, избивали офицеров. Всех остановил какой-то молодой часовой, который охранял ворота комендатуры. Толпа уже захватила несколько грузовиков, и один из них направила на таран ворот комендатуры. Чтобы идти дальше на Ленинск, стройбатовцам нужно было оружие. Но паренек на посту не растерялся и ранил водителя из своего автомата. Это был ключевой момент стройбатовского бунта.
Деда и его карифанов на следующий день не только отпустили с губы, но еще и дали каждому отпуск. Отправили на вокзал и купили билеты. Разумеется, зачинщики бунта больше в армию никогда не вернулись.
Потом чекисты долго допрашивали всех солдат из их части. А когда все успокоилось, их деды как будто озверели. Карманова с его призывом подняли среди ночи, заставили раздеться, а потом долго избивали – сапогами и ремнями.
Почему он это сделал? Всегда смирный, и уже прошедший сквозь побои первого полугода в армии, он неожиданно ответил. Ударил пьяного Семенова прямо в его мерзкую морду. Они ведь оба – русские. Неужели не понятно, что сейчас совсем не время для тупой дедовщины между своими?
В этот момент он почему-то представил себе, как Дед поднял своих сородичей на бунт – и за ним ведь все пошли, один за другим. Может и его призыв сейчас вступиться за него? Тогда Карманову показалось, что время остановилось. Все вдруг обернулись к ним и застыли… А потом Карманова стали убивать: жестко, быстро, профессионально.
Он лежал как младенец – спрятав голову под левую руку. Ее и сломали. Но больше всего досталось ногам. Ходить с костылем он начал лишь месяц назад.
Если бы не медсестра, и игрушки из систем, наверное, Карманов уже бы сошел с ума. А так – руки целый день заняты, а в голове – невероятные картинки из их с Анжелой совместной жизни. Здесь были и дети, и путешествия, и большой дом над Москвой-рекой…
Карманов все не мог решить, какую игрушку сделать своей Анжеле. Марик из соседнего терапевтического отделения как-то показал ему, как делать золотую рыбку. И вот теперь, накопив достаточное количество использованных систем (большая часть была его личного «производства»), Карманов готовился к своей самой важной поделке.
В работе с системой очень важно было правильно соблюсти цветовые переходы. Красить эти трубочки йодом и зеленкой было совсем не просто – все руки были как медицинская радуга: цвета смешивались и превращались во что-то абсолютно кислотное.
Самая важная деталь для рыбки – яркий и прочный хвост. Дима скрупулезно выплетал аккуратную рыбью голову и аппетитное брюшко. Когда Анжела заходила в палату, Карманов тут же доставал поделку-«фальшивку»: коричневый чертик с безумными глазами лежал всегда рядом, чтобы можно было им прикрыться от внимательного взгляда медсестры.
Золотая рыбка должна была исполнить его самое заветное желание. Дима мечтал, чтобы Анжела его полюбила, а потом встречалась с ним в городе во время увольнительных. Придумать что-либо больше этой невероятной истории Карманов просто не мог.
– А ты прикинь, этот школьник Тарас трахнул ведь нашу Анжелу в ординаторской, – неожиданно сказал Арсен. – Перед тем, как его выписали, ночью я пошел в туалет и все видел. Баба, конечно, охрененная! Меня выписывают в понедельник, а у нее дежурство с воскресения. Буду пытаться, блядь…
Карманов повалился на кровать и отвернулся к окну. У него была самая удобная койка с отличным видом на больничный сквер. Потому что никто так долго в хирургии еще не лежал. Карманов успел поменять две палаты, и три койки. И теперь он мог как будто спокойно смотреть на падающие за окном листья. А руками под одеялом бешено рвать свою золотую рыбку – в клочья.
Драгоценность
Славка гордо нес отцовское ружье и вспоминал героев Фенимора Купера. Дома у него были две книжки со старыми картинками: читалось про индейцев трудно и нудно, но история про Зверобоя ему понравилась намного больше, чем «Последний из могикан».
Под ногами шелестела сухая желтая трава. Славик очень любил эти высокие травинки с пушистыми колосками, они были похожи на стрелы. Погибшие от них воины уже давным-давно сами превратились в траву, а стрелы все так же колыхались на ветру.
Единственный выходной перед пуском. И они вместе с папой идут на охоту! Отъехали на мотоцикле недалеко от города. Здесь отец однажды видел зайцев. Их и решили добыть. Новицкий шел молча и улыбался. Сын вышагивал с его старым ружьем и был так похож на него, только выше уже на голову. Они шли вдоль берега, и от Сыр-Дарьи пахло тиной и рыбьей свежестью.
– Давай, Слава, здесь пристреляемся, – сказал Новицкий и поставил на песчаный камень две бутылки из-под «Буратино» – он нашел их по дороге.
Отошли метров за двадцать. Виктор Семенович взял ружье и показал сыну, как вставлять патрон и совмещать мушку с целью.
– Нацелься и замри, – говорил он, сзади помогая Славке держать ствол на весу. – Готов? Стреляй!
Славка в восторге замер и спустил курок. Выстрел прозвучал очень громко, ружье больно ударило его по плечу. Славка промазал, мало того – он не прижал приклад плотно к телу, и теперь от удара плечо казалось оторванным. Как будто он плюшевый мишка, а его оторванная детьми лапа висит на нескольких ниточках.
– Ничего, научишься еще, – ободрил Новицкий, и вместе они пошли дальше.
Когда-то именно здесь стоял старый казахский аул. Они дошли до нескольких мазанок. Вместо заборов – солдатские кровати с сетками. По углам горы мусора, ветошь, обрывки старых журналов и газет, колючая проволока, куски кизяка.
Славка с Виктором Семеновичем зашел в один из домиков. Пахнет мочой и старостью. На глиняной стене надпись гвоздем AC/DC.
– Именно в таком домике и жил Виктор Цой со своей девушкой-наркоманкой, – сказал Славка. – Вот бы съездить в Алма-Ату и посмотреть все места, где снимали «Иглу»!..
Внезапно отец схватил его за воротник куртки и резко дернул.
– Ты чего, папа!
– Не дергайся, быстро снимай куртку.
Виктор Семенович был очень испуган, он вцепился в черную Славкину куртку, буквально выбросил его из нее и быстро выбежал на солнце.
– Что случилось-то?!– заорал пацан.
В пыльном дворике отец внимательно и молча просматривал каждый шов на его одежде. Он почти уже успокоился, как вдруг резко шарахнулся от нагрудного кармана.
– Смотри. Только осторожно.
Маленький черный паук с красными пятнышками сидел на черной куртке Славки. Он был почти не виден – абсолютно сливался в один траурный цвет.
– Каракурт, – сказал отец. – Он сел на тебя в доме. Это смерть.
Славик знал, что один укус этого симпатичного паучка мог убить лошадь. Раньше он никогда не видел каракуртов. Внешне этот паук был похож на изысканную драгоценность. По крайней мере, он не внушал дикого ужаса, в который приводили фаланги. Этих больших пауков часто можно было увидеть в подъездах домов Ленинска, особенно весной. В прошлом году самка фаланги стала вить гнездо над их квартирой – мама несколько раз прогоняла ее шваброй. Но паучиха возвращалась – как толстая хозяйка, которую непрошенные гости вздумали выгонять из дома. Когда открывалась дверь, она могла неожиданно спуститься сверху, зависнув в воздухе – ее паутину было невозможно разглядеть. И это было очень страшно.
А здесь – черный паучок внимательно оценил обстановку, быстро спрыгнул с куртки и направился в мусорный угол.
– Пошли домой, – предложил отец. – Зайцев что-то не видно. Да и поздно уже.
Красное солнце садилось за Сыр-Дарьей. Славка обернулся на заброшенный аул – он весь пылал как будто обожженный.
