Текст книги "Величайшие речи русской истории. От Петра Первого до Владимира Путина"
Автор книги: Андрей Клименко
сообщить о нарушении
Текущая страница: 8 (всего у книги 24 страниц) [доступный отрывок для чтения: 9 страниц]
Николай II
Речь, произнесенная в Николаевской зале Зимнего дворца перед депутациями дворянства, земств и городов, прибывших «для выражения Их Величествам верноподданнических чувств и принесения поздравления с бракосочетанием»
17 января 1895 г.
Я рад видеть представителей всех сословий, съехавшихся для заявления верноподданических чувств. Верю искренности этих чувств, присущих искони каждому русскому. Но мне известно, что в последнее время слышались в некоторых Земских Собраниях голоса людей, увлекавшихся бессмысленными мечтаниями об участии представителей земства в делах внутреннего управления. Пусть все знают, что Я, посвящая все Свои силы благу народному, буду охранять начало Самодержавия так же твердо и неуклонно, как охранял его Мой незабвенный покойный родитель.
Публикуется по: Полное собрание речей императора Николая II. 1894–1906. Спб., 1906. С. 7.
Речь императора Николая II, произнесенная в Николаевском зале Зимнего Дворца была его первым публичным выступлением. Речь вызвала сильную культурную реакцию общества. В связи с речью царя обер-прокурор К.П. Победоносцев 2 февраля того же года писал великому князю Сергею Александровичу: «<…> После речи государя продолжается волнение с болтовней всякого рода. Я не слышу ее, но мне рассказывают, что повсюду в молодежи и интеллигенции идут толки с каким-то раздражением против молодого государя». В начале 1910-х представитель левого крыла кадетов В. П. Обнинский писал о речи царя в своем антимонархическом сочинении: «Уверяли, что в тексте стояло слово «несбыточными». Но как бы там ни было, оно послужило началом не только всеобщего охлаждения к Николаю, но и заложило фундамент будущего освободительного движения, сплотив земских деятелей и внушив им более решительный образ действий». Историк С. С. Ольденбург писал о речи 17 января: «Русское образованное общество, в своем большинстве, приняло эту речь как вызов себе <…> Речь 17 января рассеяла надежды интеллигенции на возможность конституционных преобразований сверху. В этом отношении она послужила исходной точкой для нового роста революционной агитации, на которую снова стали находить средства».
Проф. М. Я. Герценштейн
Речь на заседании Государственной Думы
18 мая 1906 г.
Я очень благодарен господину Петражицкому за то, что он избавил меня от необходимости доказывать неотложность наделения крестьян землей и характеристики кабинета министров, высказавшегося против отчуждения частновладельческих земель. Я только добавлю, что тот самый кабинет, который стремился подавить местные силы, который высказывал, что частная собственность священна, и всякие сомнения на этот счет равносильны разрушению существующего строя культуры, тот самый кабинет с 1881 г. проводил ряд насильственных актов, в сравнении с которыми наши акты являются несравненно более мягкими. Принцип капитализации 80-го года был проведен строже и принудительное отчуждение капитализировалось из 6 проц., в то время, когда общий закон устанавливал не более 5 проц. Арендная плата принята в том размере, в котором устанавливалась сорок лет тому назад. Таким образом, целый отряд отдельных землевладельцев был на принудительном начале превращен в собственников. Тот кабинет, который проводил эти мероприятия, мог бы отнестись мягче к нашему аграрному законопроекту. Г. Петражицкого смущает финансовая сторона дела, но если мы станем на этот скользкий путь, тогда нельзя будет произвести ни одной реформы. Но едва ли эта мера связана с такими финансовыми затруднениями. Что мы предлагаем? Мы предлагаем вместо определенного дохода, который получает землевладелец от земли, чтобы он получал его государственными бумагами. Реализация капитала нам не потребуется. Мы делаем это так, как было сделано в 61-м г. И как ни слабы наши крестьяне, но, получив землю, они будут иметь достаточно силы, чтобы оплатить купоны. Никаких финансовых жертв от них не потребуется. Быть может, потребуется от государства, но при свободе печатного станка и с этой стороны не встретится затруднения. Бумаги будут погашаться частью из бюджета, частью крестьянами. Когда они получат землю на льготных условиях, то благосостояние их подымется, и я не вижу никакой жертвы в том, что они будут нести эти платежи. Вообще бояться затруднений на этом пути не следует. Всякая реформа связана, конечно, с известными жертвами, но впоследствии они окупятся поднятием благосостояния страны.
Затем профессор Петражицкий заботится о том, чтобы промышленность поднималась. Но промышленность не может развиваться искусственным путем, как это было до сих пор у нас. Крестьяне, сделавшись зажиточными, станут покупателями промышленных продуктов и поддержат тогда промышленность. Он нам говорит, что вся страна погрузится во мрак, что мы получим мужицкую культуру. Но пример Дании показывает, что мужицкая культура высокая. ( Апплодисменты).
Небольшая страна в 3 ½ миллиона жителей имеет сто народных университетов, поддерживаемых крестьянами. Они научились вести сельское хозяйство так, как его ведут хорошие землевладельцы Западного края. ( Аплодисменты).
Времена меняются. Когда на рынке появились северо-американские земледельческие продукты, цены на хлеб пали и крупные землевладельцы Германии начала разоряться. Дания же стала процветать; она подготовила хозяйства, во главе которого стоит не крупный предприниматель, а крестьянин. ( Аплодисменты).
Да и наше правительство шло навстречу крестьян, и у нас есть сберегательные кассы. Но в то время как у нас они служат для займов на разные авантюры, на поправление ресурсов дворянского банка, на постройку никому не ведомых подъездных путей и даже на поддержание сестрорецких курортов, в Дании капиталы, создаваемые на земле, и раздаются крестьянам; там процветают организации мелкого кредита, различные артельные учреждения кооперации и товарищества. Вступление в сберегательную кассу доступно и охраняет от всякого рода случайностей, оно поддерживает мелкое крестьянское хозяйство. Поэтому меня не пугает усиление крестьянского элемента в стране.
Если нам говорят, что мы думаем дополнительными наделами разрешить все вопросы, то могу вас уверить, что в нашей партии нет таких наивных членов.
Мы говорили о наделении, как о части аграрного вопроса. Но мы не можем остановиться только на дополнительном наделении, мы должны поднять и организовать кредит. Наше крестьянство сможет оплатить налоги. Крестьянин – самый исправный плательщик ( аплодисменты), несмотря на то, что ему приходится платить за землю втридорога. Давно ли говорили относительно кредитных товариществ, что крестьяне не в состоянии вести никаких операций, что они не доросли и запутаются в делах. Однако товарищества процветают без всякой помощи со стороны государства. И это в то время, когда государственный банк поддерживает дворянское землевладение, отпуская по двенадцати миллионов ссуд. Поэтому бояться мужицкой культуры не приходится. Если аграрный вопрос будет разрешен в смысле программы, предложенной партией народной свободы, то крестьянское благосостояние значительно поднимется. Профессор Петражицкий боится, что государство будет долго выплачивать аренду. Если мы будем иметь государство, которое желает прийти населению на помощь, то оно найдет способ взять с этого населения, сколько ему потребуется для этого. Г. Петражицкий боится паразитов; я тоже их боюсь.
Мы здесь слышали, что необходимо раскрепостить крестьян, а мы, давая им землю, этим самим налагаем на них двойные цепи. Нам говорят, что мы должны дать возможность переходить населению в город. Но разве мы этому препятствуем, когда мы хотим прибавить крестьянам известную площадь земли. Нам говорят, что мы создаем разноправность при владении землей. Я обращаюсь к вам, господа, среди вас есть много сельских хозяев, и спрашиваю, неужели вы боитесь этого? Г. Петражицкий опасается, что чрезполосица отразится вредно на культуре, может погубить ее. Но если бы г. Петражицкий внимательнее прочитал постановление нашего съезда по вопросу чрезполосицы, то он узнал бы, что этому вниманию партия народной свободы уделила немало места; она предполагает вместе с наделением производить и разверстание, которое так беспокоит Петражицкого. Я понимаю, когда мне возражают стоящие на точке зрения известного миросозерцания, по которому богатые еще больше должны богатеть, а бедные беднеть, делаться батраками. Конечно, партия народной свободы не считает, что это является огромным прогрессом социального развития страны, но все-таки этот взгляд является вполне определенным, чего нельзя сказать относительно взгляда г. Петражицкого.
По нашему же мнению, распределение богатства возможно только тогда, когда батраки сделаются крестьянами, а не тогда, когда крестьяне опустятся до батрачества. Профессор Петражицкий предлагает подняться над предрассудком. Но если вы поднимитесь над предрассудком, то отвергнете непременно все то, что он вам предлагает.
На днях нам раскрыли картину, сказав, что мы фантазеры, не знаем, как надо устроить жизнь, и предлагаем только то, что неосуществимо. Если дать крестьянам земли, говорят нам, то городские рабочие придут и скажут: «давайте нам дома», и мы должны удовлетворить их требование. Я никогда не соглашусь с ораторами, заявившими, что культура погибла потому, что рабочие желают хорошо жить. Нас назвали фантазерами, мечтателями, доктринерами, объявившими крестовый поход против частной собственности. Но какова же положительная программа, предложенная здесь? Нам предложено следующее: зачем вам помещичьи земли, когда есть казенная, зачем вам принудительное отчуждение, когда есть крестьянский банк, зачем крестьянам оставаться на местах, если они могут переселиться на свободные земли в Сибирь. Позвольте мне остановиться на всех этих пунктах. Это ведь обычная программа. Но сколько же у нас есть казенных земель? Я думаю, что присутствовавший здесь министр земледелия лучше моего знает это.
Всего 4 миллиона 176 тысяч. Конечно, этого крестьянам не хватит, и если мы предложим им одни казенные земли, то дадим камень вместо просимого хлеба. Однако помимо незначительности количества казенных земель нужно принять во внимание и то, что крестьянина Полтавской губернии переселить в Туркестан не так уж легко. По моему мнению, казенные земли должны быть распределены между ближайшим населением. В тех местах, где казенных земель совершенно нет или их мало, нужно отчуждать у помещиков. Дальше крестьянские банки – великолепное средство, по мнению ораторов, возражающих нам справа. Правда, при его посредстве перешла часть помещичьих земель в крестьянские руки, но по какой цене, на каких условиях? Я думаю, что это всем в достаточной степени известно.
Земли, совершенно непроизводные для хозяйства, из года в год все больше и больше повышаются в цене. Если покупку земель построить на том, что помещики желают продавать землю, а крестьяне покупать ее, то сделка будет носить непременно характер ростовщический. Крестьяне всегда нуждаются в земле, помещик же может подождать. Хорошо, если помещик желает продать, а если не желает, а крестьяне желают купить? Вся эта операция разлетается в прах. Крестьянские платежные силы сильно понижены, и им было бы немыслимо вносить 8 % в крестьянский банк. С реформой крестьянского банка ему предоставлено увеличить норму кредита и приобретать земли за собственный счет. Это придало банку известную организацию. Но в то же время это явилось великолепным, гибким средством в руках министра финансов. Когда было необходимо оказать содействие министру двора, то за 620000 р. покупали земли, где желательно было оказать услугу сильному человеку. ( Аплодисменты). Тут был план, но не тот, которому мы должны следовать, производя аграрную реформу. Случайно банком, может быть, покупка производилась там, где земля была нужна крестьянам, но большей частью совершенно не считались с этим. Неужели же мы будем возлагать еще надежды на этот крестьянский банк? Никогда. Говорят, можно понизить процентные нормы банка, – но ведь крестьяне платят в полтора раза более дворян. Когда дворяне платили по 4 ½ процента, крестьяне платили 5 ½ процента, затем с понижением нормы дворяне платят 3 ½ процента, крестьяне все же 4–4 ½ процента. Говорят, понизили цены. Превосходно! Но кто получил преимущества от этого понижения? Создалась грандиозная спекуляция. Имение помещика переходит из рук одного спекулянта в руки другого. Представителю Минской губернии лучше известно, что делалось в этой губернии. Имения закладывались, перезакладывались и переходили из Московского земельного банка в Виленский, из Виленского в Московский, а когда лес был вырублен, когда остались оголенные площади, тогда опять закладывались по очень высоким ценам. Эти огромные пространства находились в руках десятков спекулянтов, и в результате выручал последних крестьянский банк, наделял этими опустошенными землями крестьян, а ценные леса вырубал. ( Аплодисменты). Господа, разве вы не знаете, как ликвидировались имения кн. Гогенлоэ? Туда явилась масса чиновников, которые гораздо опаснее хищников, которые налетают исключительно для наживы. Такие хищники были и в Смоленской губернии; земля там поднялась в цене с 25 до 250 рублей, т. е. цена удесятерилась. А разве земля стала лучше? Разве помещик внес культуру? Внес затраты, знания? Нет, он из земли только вынимал все, что можно было, и в заключении передавал землю через банк крестьянам. Тот, кто посредничество крестьянского банка предлагает как единственное средство для разрешения аграрного вопроса, тот сознательно ведет нас к разорению. ( Аплодисменты). Эта мера должна быть безусловно отвергнута. ( Аплодисменты). Меры к подъему сельского хозяйства намечались уже 45 лет тому назад, но существенного правительство ровно ничего не сделало. Теперь правительство содрогается перед грозным вопросом экспроприации, но почему оно само ничего не создало? Образовали министерство земледелия, но оно не сделало решительно ничего, – в течение ряда лет приняты случайные мелкие единичные мероприятия. Мы должны поднять культуру сельского хозяйства, должны добиться не только того, чтобы крестьяне имели вместо одной десятины, две десятины, но и того, чтобы крестьянин вместо одного колоса, имел два колоса, тогда лишь он будет благоденствовать. Мы должны поднять культуру, говорят нам. Я бы принял эту формулу, но вместе с дополнительными наделами. Если бы сказали – дополнительные наделы и поднятие культуры, я первый подписался бы под этим. По существу я кончил. Я хотел бы сделать несколько замечаний о характере заявлений. Мы не пытались разрешить аграрный вопрос в полном объеме, это невозможно. Первый вопрос, наиболее простой вопрос – о дополнительном наделе, это первый запрос, к разрешению которого мы приступили.
Публикуется по: Аграрный вопрос в Первой Государственной Думе. Спб., 1906. С. 39–46.
Михаил Яковлевич Герценштейн (1859–1906) – российский ученый-экономист, политический деятель. Был избран в I Государственную Думу. Выработал позицию по аграрному вопросу, которая легла в основу программы партии Кадетов. В думе Герценштейн стал председателем Первой (главной) подкомиссии аграрной комиссии. К началу XX в. аграрно-крестьянский вопрос приобрел особую остроту и был в центре внимания всех политических партий и группировок. Герценштейн призывал к принудительному изъятию земельной собственности у частных владельцев. Правительство объявило этот вариант решения земельной проблемы неприемлемым, и 18 мая 1906 года Герценштейн огласил с думской трибуны свои возражения. В заключение своей первой речи в Думе он остановился на проблеме, затронутой предшествующим оратором, профессором Л. А. Петражицким – речь шла об опасениях за будущее культуры в случае превращения России в страну исключительно крестьянского хозяйства. Речь публикуется по первому изданию.
Ф. Ф. Кокошкин
Речь по поводу Белостокского погрома
29 июня 1906 г.
Вся обстановка белостокского погрома, его причины и его цели выяснены так полно и всесторонне докладом нашей комиссии и речами предшествующих ораторов, что я не стал бы говорить с этой кафедры, если бы к этому меня не вызвала речь члена Государственной Думы Стаховича, который обнаружил в этом отношении понимание событий, далеко расходящееся с пониманием событий всех предшествующих ораторов. Мало того, член Думы Стахович, только что говоривший нам о невозможности необоснованных обвинений, бросил тяжелое обвинение в лицо нашей комиссии. Он обвинил ее в сообщении непроверенных фактов и в выводе отсюда известных заключений, – для следственной комиссии тяжкий упрек. Я с жадным вниманием прислушивался к его речи, надеясь, что он подтвердит это тяжелое обвинение какими-то фактами, что он остановится на том материале, который приложен к докладу комиссии, я думал, что может быть, у него имеются какие-либо иные сведения, бросающие новый свет на дело. К моему изумлению, ничего подобного в речи депутата Стаховича не оказалось. Он указал только на то, что первой подверглась разграблению христианская аптека, но он забыл упомянуть, что эта аптека находилась в еврейском доме. Это единственное фактическое указание, которое он сделал. Вся остальная его речь была посвящена обоснованию этих обвинений, предъявленный к нашей комиссии, исключительно общими, отвлеченными соображениями и исключительно красноречием.
Он защищает ту точку зрения, которая может быть выставлена правительством. Он выступил адвокатом вот этих скамей ( указывает на министерские места). Он говорил нам, что уже потому нельзя поверить в соучастие тех или иных должностных лиц высшего ранга в этом погроме, что это невыгодно для государства, потому что этот погром вызывает падение нашего курса, потому что он производит всюду неблагоприятное впечатление для власти и подрывает ее престиж. Я не могу понять, где же находился депутат Стахович в течение этих двух месяцев, когда мы здесь заседаем, если он думает до сих пор, что действия правительства направлены к тому, чтобы поддержать престиж власти, чтобы достигнуть результата, более выгодного для страны. Да разве правительство останавливалось перед такими действиями, которые явно колеблют престиж власти, и разве у него не было достаточно слепоты, чтобы предпринимать такого рода акты, которые подрывают самые основы его собственного существования? Разве оно не выставило известной декларации перед нами в ответ на адрес Государственной Думы, декларации, которая вызвала резкое понижение русского курса? И разве, разослав эту декларацию по всей России, оно не вызвало ею революционного движения среди крестьянства там, где его не было? И после этого депутат Стахович обладает такой глубокой верой в мудрость и добросовестность правительства, что он полагает, что такого рода действия, которые идут ко вреду страны, им предприниматься не могут, что таким действиям оно не может потворствовать.
Депутат Стахович указал нам также на то, что у нас нет показаний другой стороны. Я замечу, прежде всего, что показания есть и они были. А разве то правительственное сообщение, которое мы прочли, правительственное сообщение, которое почему-то не воспроизводит целиком доклада камергера Фриша и которое, извлекая из него лишь некоторые данные, приводит вместе с тем другие данные, почерпнутые из таинственных, неизвестных никому источников, – разве это не есть показание, и не есть показание свидетеля, который путается, который хочет выгородить себя и других из положения подсудимого? Я нахожу, что это одно из самых красноречивых показаний, которые мы имели… ( продолжительные аплодисменты). А разве ответ министра внутренних дел тем лицам, которые явились к нему и указали на возможность продолжения погрома, его ответ, что все меры будут приняты, после чего погром продолжался, – разве это не есть показание? Показание свидетеля или подсудимого? – я предоставляю это судить депутату Стаховичу. Да, наконец, если депутат Стахович мечтал иметь показания с другой стороны теперь, в Думе, и не имеет их, тут не мы виноваты. Отсюда, с министерской скамьи, должны были идти показания, они могли идти именно теперь, во время наших заседаний. И если депутат Стахович так заботится об этом, то ему надлежало обратить свой совет в другую сторону и посоветовать тем, кому следует, чтобы эти скамьи не были пусты сейчас; тогда мы имели бы показания и с другой стороны. Но я думаю, что депутат Стахович, беря на себя роль защитника подсудимого – подсудимого, говорю я, ибо он сам говорит о суде – беря на себя роль защитника подсудимого, уклоняющегося от суда, он берет на себя роль, которую никогда не берет на себя ни один защитник ( аплодисменты). Депутат Стахович ссылается на то место доклада комиссии, где говорится, что вполне всестороннее и полное освещение всего, происходившего в Белостоке, в настоящее время, когда на местах сидят те же самые власти – невозможно, и отсюда делает заключение, что и выводы комиссии могут быть подорваны впоследствии. Я удивляюсь, неужели депутат Стахович не может понять значение того факта, что свидетели не могут дать полного показания, потому что все власти, виновные в погроме, находятся налицо; неужели он думает, что когда эти власти будут устранены, то можно ожидать показаний, их оправдывающих? Мне кажется, что всякому ясна мысль комиссии, и она заключается в том, что если бы эти власти были устранены, то мы получали бы все новые и новые показания, которые дали бы возможность установить ответственность тех или других лиц, помимо тех ответственностей, которые уже установлены.
Депутат Стахович пытался скрыть перед нами ясную картину, нарисованную комиссией, заволакивая ее дымом «извержения вулкана». Он нарисовал нам величественный образ извержения, при котором присутствующие очевидцы не могут дать себе вполне ясного ответа о том, что происходит. Продолжая его сравнение, я напомню, что хотя действительно иногда во всей полноте извержение вулкана не может быть наблюдаемо тем, кто находится поблизости, но существуют научные аппараты, которые показывают такие извержения, такие колебания почвы на расстоянии многих тысяч верст.
Депутат Стахович, по-видимому, ничего не хочет замечать, ничего принимать во внимание из того, что выяснилось не только в течение последнего заседания, но и в течение многих заседаний во все время деятельности Думы. Депутат Стахович упустил из виду, что такой аппарат у нас существует, что все эти извержения и время их показывается очень точно. Мы знаем, где оно показывается: в тех отделениях департамента полиции, в тех отделениях губернских типографий, где печатаются воззвания, образцы которых мы видели, и происхождение которых удостоверено. Я полагаю, что тот чиновник министерства внутренних дел, о котором говорил кн. Урусов и который утверждал, что он может, по желанию, вызвать погром на десять, на тысячу, на десять тысяч человек, я думаю, что этот чиновник очень благодушно смеется теперь над депутатом Стаховичем, который полагает, что тут действует какая-то величественная колоссальная вулканическая сила ( аплодисменты). Эта сила не так колоссальна, это злая, темная сила, которая может производить такое сильное действие только в атмосфере бесправия, нравственного отупения, в той атмосфере, в которой живет наша бюрократия и которую она распространяет вокруг себя. Неисчислимая беспорядочная стихия производит эти действия, а сила легко исчислимая.
Я должен перейти к последней части речи депутата Стаховича, которая более всего меня поразила, более всего задела за живое. Депутат Стахович, желая предотвратить то решение Думы, которое ему кажется по докладу комиссии вероятным и которое и комиссия имеет в виду, депутат Стахович обращается к нашему национальному самолюбию, к нашему великороссийскому государственному самолюбию. Он говорит об унижении государственной власти, говорит, что нельзя торопиться изобличать это унижение, потому что мы идем не к радости, а к бесславию, и поэтому не будем спешить открывать и изобличать. Я знаю эту теорию, господа! Она господствует во многих кругах, она существует и у нас, и вне нашей страны. Часто приходится встречаться с фактом, что известная корпорация, член которой совершил позорное деяние, не хочет открывать его перед всеми, а всеми силами прикрывает, ограждает во имя чести этой корпорации. Этот путь замалчивания, неспешности в раскрытии всего позорного, что может существовать внутри известного общества, ведет не к чести, ведет к бесславию и позору. Еще во времена нашего великого сатирика Гоголя говорили, что гнойные раны русской жизни не надо открывать во имя чести России, что их надо скрывать. Мы знаем, к чему привел этот путь бюрократию; недавно повторилась та же самая политика. То, о чем говорит депутат Стахович, этому как раз следует наше бюрократическое правительство, именно на этой теории основано его поведение. То, что мы о поражении нашей армии во время японской войны узнавали позже, чем за границей, это тоже было последствием не спешить раскрывать наше унижение. Этому мы обязаны, что масса преступлений остаются безнаказанными. Как только преступление совершено высшим должностным лицом, то не торопятся с его расследованием, его скрывают. Именно против этой теории мы должны бороться всеми силами.
Я не могу оставить также без самого решительного протеста то место речи депутата Стаховича, в котором он сказал, быть может, обмолвившись, об унижении государственной власти в России. Я согласен с ним в одном: есть нравственный уровень, ниже которого не может опускаться правительство ни в одной цивилизованной стране. Хотя в политике вообще бывают несогласные с нравственностью случаи, но везде есть известный нравственный уровень, ниже которого цивилизованное правительство не опускается. Наше бюрократическое правительство опустилось ниже этого уровня. В этом заключается великий позор! Но, господа, когда депутат Стахович говорит, что это не только унижение министров, а что это унижение русской государственной власти, он стоит на такой точке зрения, которая была возможна ранее, но невозможна теперь. Это точка зрения прежнего правительства, точка зрения старого режима, где министерство отождествляется с государственной властью. Депутат Стахович забыл о том, что Государственная Дума есть часть государственной власти и что эта часть государственной власти не хочет брать на себя этого унижения и не хочет прикрывать совершившийся позор министров ( аплодисменты).
Вот почему я думаю, господа, что речь депутата Стаховича не должна никоим образом влиять на то решение, которое мы примем и должны принять. Именно в интересах нашего национального самолюбия, именно в интересах чести и достоинства России мы должны заклеймить все то, что есть позорного в России, как бы высоко оно ни стояло, и мы должны удалить от власти все то, что спускается ниже известного нравственного уровня; и только таким путем мы поддержим честь и величие, и достоинство России. Я думаю, что Государственная Дума должна сказать это определенно. Я не вполне разделяю мнение комиссии, которая утверждает, что нам нужно сделать запрос министерству. Я думаю, что при настоящих обстоятельствах – в этом отношении я согласен с одним из говоривших ораторов – запрос к министерству о том, накажет ли оно лиц виновных, был бы актом бесполезным и, может быть, актом, стоящим ниже достоинства Думы. Я полагаю, что Дума должна выразить свое мнение, сказать свое слово в резолюции, и я позволю себе предложить эту резолюцию:
«Выслушав доклад комиссии по исследованию незакономерных действий властей о событиях в Белостоке и признавая, что разгром мирного еврейского населения в Белостоке был вызван и поддерживался не враждой христианского населения к евреям, а исключительно планомерными действиями властей, что действия эти должны лечь на ответственность не одних местных органов власти, но, главным образом, центрального правительства, которое путем подпольной литературной пропаганды, руководимой чинами министерства внутренних дел, сорганизовало повсеместно в России военные и полицейские кадры, готовые во всякое время кинуться на безоружное еврейское население; что эта пропаганда поддерживается совершенной безнаказанностью и даже поощрением должностных лиц, организующих погромы и участвующих в них; что правительственное сообщение, замалчивающее истину и стремящееся оправдать убийства мирных жителей правительственными агентами, является полным доказательством того, что само правительство, сознающее свое бессилие в борьбе с революцией, стремится к подавлению ее посредством устрашающих экспедиций, направленных против мирных граждан; что правительство, систематически угнетавшее и принижавшее евреев, поселившее в населении убеждение в том, что по отношению к евреям все дозволено, решилось направить свои карательные устрашающие экспедиции именно против этой наиболее угнетенной и слабой части населения страны; что единственным исходом из этого беспримерного в истории культурных стран положения и единственным средством предупредить дальнейшее распространение погромов является немедленное предание суду всех ответственных за них высших и низших должностных лиц без различия их ранга и положения и немедленный выход нынешнего министерства в отставку, – Государственная Дума переходит к очередным делам» ( аплодисменты).
Публикуется по: Речи Ф.Ф. Кокошкина (партия Народной Свободы). С. – Петербург, 1907. С. 93—103.
В первых числах июня 1906 г. произошел погром еврейского населения в г. Белостоке Гродненской губ. По официальным данным, в ходе погрома были убиты 82 и ранены 78 человек, разгрому подверглось 169 квартир и лавок, принадлежащих еврейскому населению, сумма материального ущерба составила 200 тыс. руб. Погром в Белостоке в июне 1906 года имел ту особенность, что здесь против евреев были брошены регулярные войска и полиция, вооруженные артиллерией и пулеметами. Один из основателей Конституционно-демократической партии (Партии народной свободы) Депутат Государственной думы I созыва (1906), выдающийся оратор Ф.Ф. Кокошкин вступил в острую полемику с лидером думской фракции октябристов М. А. Стаховичем, пытавшимся оправдать действия центральных и местных властей, 29 июня 1906 года произнес речь об ответственности министров за погром. Эта речь вызвала огромный общественный резонанс. Он взял на вооружение исходный тезис своего предшественника на думской трибуне.
