Текст книги "Охота на крыс (сборник)"

Автор книги: Андрей Кивинов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 28 страниц) [доступный отрывок для чтения: 11 страниц]

Охота на крыс

ГЛАВА 1

– Урод! Козел! Червяк усатый! Ментяра! Идиот! Муди-ла тряпочный! Маромой! Чмо! Чтоб тебя…

Прошу не волноваться. Указанные комплименты прозвучали не в ваш адрес, а только в мой. Самое обидное, что этот благозвучный наборчик вылетел из уст такой симпатичной милашки, что аж дух захватывало. Ах! Чего стоят одни лан-комовские губки, плавно изогнутые в слове «козел»! А эти мраморные зубки, слегка подпорченные нежным налетом никотина, а эти чудные кудряшки, подкрашенные хной! А глаза! Боже мой, такие встретишь только на обложках самых престижных журналов.

Признаться, я был огорчен до глубины души. Не оскорблен, а именно огорчен. Женщина, а в особенности женщина симпатичная, не может оскорбить настоящего мужчину. А я что ни на есть настоящий. Правда, никак не пойму, почему мне приписали эпитет «усатый червяк» – у меня вроде усов нет, и на червяка я ничуть не похож. Но переспрашивать, а тем более уточнять, у меня желания не возникло. Тем более, что уже было не у кого. Крошка, хлопнув дверью, выскочила в коридор.

Я глубоко вздохнул и откинулся на стуле, покачиваясь на его скрипучих ножках. Ну что за ерунда? Не найдешь преступника – козел, найдешь – опять козел. Можно подумать, я заставлял муженька этой симпатяжки кидаловом, ой, простите, мошенничеством заниматься. Я ему, что ли, деньги на ксероксе печатал и в руки совал? Ага, а потом я же привел его в универмаг и бумажки эти стал, вместо долларов, доверчивым гражданам подпихивать. Нет, похоже, это был не я. Я, к его несчастью, имел глупость вмешаться. Но он тоже хорош, совсем оборзел. У него уже и ксерокопии кончились, так он обычную бумагу на валюту менять начал. И откуда я мог знать, что он такой крученый-верченый, с кучей всяких связей, красоткой-женой и папой-депутатом? На тот момент от обычного динамщика он ничем не отличался. Хотя даже сейчас, когда он сидит в камере, определенное сходство с динамомашиной в нем есть. А женщина героическая меня обласкала даже не за то, что я муженька ейного туда определил, а из-за какого-то пустяка – не дал ей и се приятелям поболтать с потерпевшим. Ну конечно, знаю я такие разговорчики. После них потерпевший весь такой стеснительный, пугливый. Может такую чушь нести, что просто неудобно становится. Вплоть до того, что он специально бумагу за валюту покупал, правда, сейчас уже не помнит у кого, когда и где. А как он в милиции оказался, извините, забыл.

Так что, как говорят в армии: «Отставить разговорчики! Тут вам не здесь!» Вот проведет следователь опознание, допросит всех, арестует мальчонку, тогда и болтайте на здоровье. Я там уже ни за что не отвечаю, все вопросы к следователю.

А поэтому я и червяк усатый, и мудила, и не помню что еще такое. Да, ладно, пустяки, зато какая девчонка симпатичная. И что она в этом жулике нашла? А может, он и ее кинул? Может, до свадьбы с ней ксерокопия Бельмондо гуляла, а после он сам нарисовался?

Но все равно, в следующий раз, чтобы избежать напрасных оскорблений, прежде чем задерживать преступника, буду уточнять, кто у него родственники.

Я поднялся, глубоко вздохнул, набрав полную грудь кабинетной атмосферы, исполненной смесью «Пуазона» и «Кэ-мела», оставшейся после дамочки, и открыл форточку.

За окном весна. Отличное время. Свежая грязь, кое-где гололед, огромные мухи и остатки черного снега на газонах. Расцвет духовных сил и энергии. Любовь опять же, а как же без нее? Меня вот, к примеру, так начальство полюбило, что одному Богу известно, как я еще работаю в органах. Регулярно, примерно раз в месяц мне делают последнее штатское предупреждение, но до сих пор так и не выгнали. Но я-то знаю почему. Выгонят меня – надо будет искать замену, а на работу нашу желающих немного. Опер на земле, то есть в отделении, – не слишком престижная работенка и, главное, весьма неблагодарная. Да вы же слышали только что. Куда приятнее быть опером Главка или, хотя бы, райотдела. Так что Мухомор – виноват, Грибанов Георгий Павлович, мой шеф, – хоть и грозится меня вытурить, этого он никогда не сделает. Кем он тогда руководить будет? Кого воспитывать и направлять в правильное русло? А так – я всегда под рукой. Много «глухарей» – товарищ Ларин, в чем дело? Мало бумаг – товарищ Ларин, вы чем на работе занимаетесь? Ну и так далее. Вы только не подумайте, что я вам жалуюсь или в жилетку плачусь. Знал, куда иду. А что касается бумаг, то есть у меня грешок, не люблю писать. А особенно не люблю писать то, что никому не нужно. Действительно нужную бумажку написать не жалко, в нашем деле она на вес золота, но макулатуру собирать в сейфе никакого желания нет. Я уже не пионер, сдавать не буду.

Вернувшись за стол, я раскрыл папку с «текучкой», чтобы, во-первых, заняться делом, а во-вторых, позабыть неприятный инцидент с женой кидалы. Так, что тут? Телетайп. «Прошу в срок до 20-го направить в наш адрес список кооперативных автостоянок (КАС), расположенных на обслуживаемой территории, а также указать, имеется ли оперативное перекрытие данных КАС. Зам начальника XYZ-отдела майор Потапов».

Вот здорово! Теперь, значит, если я дам ответ, что у меня на территории три стоянки и ни одна из них, увы, не перекрыта, то из Главка придет грозное требование «В срок до такого-то перекрыть»?! После этого я отправлю очередную депешу: «Согласно вашему указанию, перекрыл!!! О чем и рапортую». Таким образом, будет налицо руководящая роль Главка и мое усердие, в отчетах появятся недостающие галочки, в приказах – поощрения, а в ведомостях на премию – росписи. Ура! Ну, наконец-то, перекрыли. Все счастливы и довольны. Жалко, в КАС не знают, что их перекрыли, а то бы и там порадовались. А вообще что значит «перекрыть», а тем более «оперативно»? Я хоть и не в ладах с терминологией, но догадываюсь, что под этими туманными словами подразумевается, что я должен найти граждан, имеющих отношение к стоянкам, и сделать так, чтобы они мне потихоньку разъяснили, что на этих стоянках происходит. Сколько, к примеру, машин угнанных или кто там номера перебивает. Или еще что-нибудь, преимущественно – автомобильное.

Вот это и означает «перекрыть».

Теоретически все верно. Непонятно одно, каким образом я это должен сделать? Ходить по стоянкам и спрашивать: «А нет ли желающих немножко „постучать"“? Ну, допустим, выйдет из строя пара человек, скажут: „Готовы служить верой и правдой! Но, извиняемся за нескромный вопрос, что мы с этого иметь будем?“ На что я пожму плечами и отвечу, что кроме моего дружеского расположения, ничего. После этого наше тесное сотрудничество сразу завершится, толком так и не начавшись.

Я захлопнул папку и опять начал качаться на ножках стула. А что, я сегодня не дежурю, могу немножко и покачаться. Пользы от этого, правда, не больше, чем от перекрытия КАС, но зато веселее. Не успел я набрать достаточную амплитуду раскачивания, чтобы начать балдеть, как вдруг… Стоп, стоп! Я же сказал, что сегодня я не дежурю, и никаких «вдруг» произойти не может. Так что не волнуйтесь. А, это всего лишь мой коллега, Женька Филиппов, в принципе, ничем от меня не отличающийся, кроме того, что постоянно курит «Беломор» и сегодня дежурит.

– Киря, у метро тачку обстреляли, заявка только что прошла. Поедем за компанию, я чувствую, одному мне там не справиться.

Будь на месте Женьки, Шурик Антипов – опер, сидящий через кабинет, – я бы стукнул рукой по папке и заявил, что мне надо перекрывать КАС, а посему, извини, никуда не поеду. Но Женьке надо помочь, он меня тоже иногда выручает, да и вообще он нормальный мужик.

А поэтому я проверяю наличие боевого оружия, закры-тость сейфа, опрятность внешности, хлопаю дверьми, и мы отчаливаем. Слава Богу, на УАЗике, а то обычно на заявки мы пешком ходим или на общественном транспорте добираемся. Но тут стрельба, дело не шуточное. У нас ведь не Чикаго, каждая стрельба – ЧП, надо соответственно реагировать.

– Что там? – спросил я у Женьки, когда машина тронулась.

– Я подробно не знаю. Говорят, обстреляли на ходу «иномарку», водилу наповал, из машины стащили дипломат и уехали.

– Ха, так это обычное ограбление, правда, со смертельным исходом. Придурки, зачем палить-то? Ну навели бы ствол, он бы и дипломат, и кошелек, и сберкнижку отдал. Да еще спасибо сказал бы. Что последнее время за мода пошла – палить почем зря?

– Не скажи. Марку они свою должны держать – не просто ограбить, а еще и шмальнуть. Мол, такие мы крутые, с нами не забалуешь. Грабителей много, а таких как мы – мало. Бойтесь.

– Козлы они, вот и все. И никаких теорий не надо.

Через пять минут мы были на месте. «Скорая» на сей раз оказалась оперативней милиции – желтая машина уже стояла посреди дороги, вокруг нее собралась толпа народу. Расстрелянный автомобиль – насколько я разбираюсь в марках, «Вольво» – застыл на осевой проспекта. Образовалась небольшая пробка. Машины гудели. Впрочем, все равно, всякое движение уже было перекрыто развернувшейся каретой «Скорой помощи». Наш УАЗик выехал на противоположную полосу и там остановился, окончательно разрушив планы водителей все-таки проехать дальше. Им теперь придется искать объезд.

Прямо напротив места происшествия находилась станция метро, что создало лишний, совсем ненужный интерес к происходящему. Очередная порция любопытных, выходя из подземельного чрева, тут же устремлялась к расстрелянной машине. Был «час пик», и народа прибывало с каждой секундой. Я искренне посочувствовал Женьке, которому надо было лезть в самую гущу, Впрочем, он и не собирался прикидываться воспитанным человеком – энергично заработав локтями, он начал прокладывать путь в толпе. Ввиду своего хрупкого телосложения следовать за ним я не рискнул а решил понаблюдать за действием со стороны. Через пару минут подъехала машина охраны и кто-то из руководства РУВД.

Для охраны попасть в эпицентр вообще труда не составило. Меньше, чем через минуту, вокруг «Вольво» образовался круг радиусом метра два, внутри которого остались только врачи, Женька и какой-то начальник, кто именно разглядеть я не смог. Тем временем, к метро подъезжали машины с руководством, с представителями прокуратуры, Главка и экс-пертно-криминалистического отдела.

«Довольно быстро», – подумал я. В круг входили все новые и новые лица, и когда места опять не стало хватать, охрана снова принялась увеличивать свободное пространство при помощи своих ПР-73.

Я, конечно, тоже решил не оставаться в стороне – зря, что ли, я сюда ехал? Но в отличие от остальных, я устремился в толпу не как сотрудник, а как зевака с заготовленным заранее вопросом: «А что случилось?» Интересно послушать компетентнее мнение сограждан, а потом сравнить с истин-ной причиной. После этого можно научную статью писать на тему «Как рождаются сплетни».

Итак, задав крайнему упомянутый вопрос, я с интересом стал ждать ответа. Как водится в таких случаях, ответил не один, а сразу несколько человек. Вся история сводилась к тому, что какой-то деятель обстрелял машину из автомата и скрылся. Водитель погиб. Слава Богу, на проспекте больше не оказалось машин, и поэтому никто не пострадал. Все остальные возгласы уже относились к мафии, которая совсем обнаглела, бездействию властей и сравнению Питера с Сици-лией. Поохав и посетовав за компанию, я вернулся к машине. Водитель, облокотившись на руль, дремал. Все верно, ему еще ночь работать, а мокрух он насмотрелся достаточно. Я не стал его будить и решил вернуться в отделение пешком. Мое вмешательство в происходящее все равно никому не нужно, а народу там хватает – уже и второй круг стал тесным. Разберутся. Правда, в душе я снимаю шляпу перед Женькой, которому немного не повезло – во-первых, это его территория и плюс он дежурит. Так что в отделение он вернется, пожалуй, только к утру.

Я как всегда оказался прав и, когда на другой день заявился в отделение, то ничуть не удивился, завидя Женьки-ну физиономию. Одной рукой мешая какую-то бурду в стакане, второй что-то царапая в материалах, он беспрерывно зевал и передергивался. Я по себе знаю, насколько нелегко что-то писать после бессонной ночи, поэтому вполне искренне посочувствовал ему:

– Ну, Пинкертон, просыпайся, пора на сходку.

Женька опять зевнул и выдохнул на меня ядерную смесь перегара, кофейного напитка «Ячменный» и беломорного дыма.

– Держи. – Я кинул ему подушечку «Стиморол». – Почисти зубы, чтобы Мухомор не унюхал. Что пил-то?

– Ликер. Черт, только башка от него как чугунная. Зараза, а бутылка красивая.

– Не все золото, что блестит. Ну, поведай миру, что вы там наработали. Я надеюсь, убийца уже в камере?

– А, – махнул рукой Женька. – «Глухарь» со знаком качества.

– А зачем пили тогда?

– Ну, вот поэтому и пили.

– Понятно. Ладно, не ломайся, расскажи, почему у нас людей среди бела дня и прямо в машинах расстреливают.

– Обычное дело. Шофер «бабки» в банк вез. Лимонов эдак сто, а если точно

– семьдесят. У метро его тачку обошел «Форд». Как говорят, в нем водила был и пассажир. Вот этот пассажир на ходу дал залп по «Вольво», потом выскочил, хвать дипломат с сидения, назад в «Форд» и был таков. С проспекта сразу свернули и дворами ушли. Хотя никто собственно за ними и не гнался. Слишком нагло сработали.

– Номер тоже никто не запомнил?

– Ну естественно. А скорей всего, номеров и не было.

– А «бабки» откуда такие?

– Шофер в фирме посреднической работал. Закупки из Испании – шмотки, продукты, ну и так далее. Как везде. Деньги – этой фирмы.

– Интересно. И кто ж это его одного с такой суммой выпустил? Как минимум двоих охранников надо. А, простите, в банк он деньги как должен передать? Вот вам чемодначик, в нем лимончик, просили передать? Так что ли? Где гарантия, что он такие деньги вообще довезет? Между прочим, если бы его не грохнули, я бы материал отказал. Мол, сам свистнул, а на мафию сваливает.

– Я не знаю подробностей. Мне с хозяином этих денег и поговорить-то не дали. Его сразу на Литейный увезли. Поэтому что да почему, я не в курсе. Мне сказали свидетелей опросить, вот я их и опрашивал.

– Приметы-то стрелка запомнили?

– Да, если хочешь, в блокноте прочитай. – Женька кивнул на свою записную книжку. – Неохота повторять.

Я взглянул на Женькины записи.

– А стреляли из чего?

– Похоже на АК. Патроны стандартные.

– Так. Сейчас Главк выжмет из директора этой конторы все что можно, если получится – раскроет, а нет – к нам с проверкой приедет: почему мы не раскрыли?

– Мне уже Мухомор намекнул, чтобы начинал справки писать. Вот этим и занимаюсь все утро.

– Ладно, время, пошли на сходку.

Как выяснилось, за минувшие сутки, помимо убийства, произошло две квартирные кражи – одна на моей территории – один грабеж и несколько вымогательств. Со всем этим разбирался Шурик Антипов, бывший вчера в резерве. В результате у нас оказалось возбуждено семь «глухарей». Ну, квартирные кражи – понятно, тут никуда не денешься, регистрировать надо. Но вот мужичка, который бабенку где-то подснял с известной целью, а она его подпоила и позвала своих знакомых, которые вынесли потерпевшему всю хату, можно было и прогнать. Нечего баловать, пускай сам ищет. Но Шурик у нас юрист: есть состав преступления – возбуждаем. Хотя, может, он и прав. А вот если б я вчера в резерве был и не отшил бы этого мужика, то получил бы сегодня от Мухомора очередное последнее китайское.

Но это было вчера, а сегодня дежурю я, а в резерве – Филиппов. Он отправится спать, и мне придется отбиваться одному. Ничего, не впервой.

Получив ценные указания от начальника, мы разошлись по кабинетам. Я для начала позвонил Вике, своей знакомой подружке, но она к телефону не подошла, значит уже ушла на работу. А ее собака – ньюфаундленд Бинго – даже если и ухитрится снять трубку, разговаривать со мной не станет.

Время до обеда прошло довольно спокойно. Разобравшись с парой мелких заявителей, я, покачиваясь на стуле, решал кроссворд. Нельзя же все время о работе думать, надо и психологическую нагрузку снимать.

Я так увлекся, что даже не услышал стука в дверь и поэтому, естественно, не заметил вошедшую в кабинет женщину.

– Можно? – раздался тихий голос.

Я оторвал голову от кроссворда, автоматически смахнул газету со стола и, сделав внимательное лицо, кивнул на стул.

– Пожалуйста. У вас что-нибудь случилось?

– Случилось. Мужа убили.

– Боже мой, когда?

– Вчера, в машине, у метро.

– А, это вчерашний водитель. Да, да, в курсе. Вы что-нибудь хотели узнать или наоборот – сообщить?

Я внимательно оглядел посетительницу. Довольно привлекательное лицо, одежда по моде. Маленькие бриллиантовые серьги в ушах, такое же колечко на пальце. Неплохо для жены шофера. Хотя, если сейчас халтурить, можно хорошо приподняться, а халтурят почти все.

– Мне нужно разрешение на захоронение, – произнесла она, поправляя растрепавшиеся на ветру волосы. – В дежурной части сказали, что у вас можно взять.

«Ничего удивительного, в нашей дежурной части могли и на луну послать», – про себя подумал я, но вслух сказал:

– Увы, я не могу дать вам разрешения, это, к несчастью, не в моей компетенции. Вам надо в прокуратуру, к следователю, который ведет дело.

– А он разве не здесь?

– В отделениях милиции не бывает следователей, тем более, следователей прокуратуры.

– А вы кто?

– Я оперуполномоченный.

– Господи, футболите туда-сюда.

– Минуточку. Я вас пока никуда не футболю. Горе я ваше понимаю, но извините, есть определенные правила игры. Следователь ведет дело – он процессуальное лицо, только он может дать вам разрешение. А мы должны установить и задержать преступника. Следователь нам дает поручение найти, мы ищем. Ну, в двух словах нашу систему не объяснишь.

– Вижу я, как вы ищете, – кивнула женщина на кроссворд.

Черт, прокол. Надо быть внимательнее.

– Голову вы людям морочите, а не ищете. Как в прокуратуру-то добраться, можете объяснить?

– Могу.

Я дал вдове адрес и рассказал, как туда ехать. Она взяла листок и, не попрощавшись, вышла.

Да, неудобно получилось. Но не объяснять же ей, что это не моя территория, что я занимался психологической разгрузкой и что вовсе не хотел ее обидеть. Ей не до того. Найдем, не найдем – мужа не вернешь. Но это поначалу, потом захочется правосудия, а когда судить – неизвестно, вот и сыплются комплименты в наш адрес – даром едите народный хлеб. Да, есть грешок, кое-кто действительно кушает этот хлеб даром. Но себя лично я к таким не отношу и по мере скромных моих сил и средств пытаюсь разобраться в происшедшем. Не всегда, конечно, получается, но в конце концов я не Господь Бог, я обычный человек с незаконченным высшим медицинским образованием.

Правда, если честно, то за шесть лет работы опером прыти у меня поубавилось. И мало того, как подметил Шурик Антипов, я стал циником. К людям не по-человечески отношусь. Что касается циника, то, может, он и прав. Какой-то вы, товарищ Ларин, бес-с-сердечный, раньше вроде таким не были. А на это я скажу, что с кем поведешься… Среда обитания, как говорят психологи, окружающая атмосфэра. А когда у меня появился цинизм, вспомнить я точно не могу. Цинизм подкрался незаметно. Вообще-то он накапливается внутри, как усталость. Постепенно. Вместе с обстоятельствами, с жизненными. И работай я сейчас инженером или педагогом, то, может, не было бы у меня нынешнего цинизма и смотрел бы я на происходящее удивленно-возмущенным взглядом и вопрошал: «Как же-так?»

А все почему? Потому что не сидел тот же инженер, к примеру, с двадцатилетней девчонкой в кабинете и не выслушивал ее рассказов про то, как она своего трехмесячного ребенка вынесла зимой на балкон в одной распашонке и оставила на морозе. А потом вызвала «скорую», которая констатировала смерть от воспаления легких. Что ж вы, мамаша, не уберегли?

А в паузах своего монолога читала мне эта мамаша Есенина: «Ты меня не любишь, не жалеешь…» Мол, нравится ей очень Есенин, аж до «не могу».

И я не вскакивал со стула, как нормальный, благородный, чувствительный человек, и не бил я по морде эту сопливую мамашу за то, что она свое дитя за ненадобностью угробила, а теперь Есениным прикрывается. Сидел я спокойно и слушал.

И даже кивал головой. И только за то, что я ее слушаю и киваю, девчоночка эта принесла мне кое-что в своем клювике. Чтобы я смог где-нибудь что-нибудь «перекрыть». Оперативно. Не обязательно КАС, а хотя бы тот же военный магазин, где мамаша эта трудится и куда воровская братия шмотки таскает «паленые», краденые то бишь.

И не сидел благородный и высоконравственный педагог с Витькой-Дуплетом и не слушал, как тот своему приятелю-корешку голову кухонным ножичком отпилил. И не подливал он Витьке самтрестовский коньячок и не смеялся вместе с ним, когда тот вспоминал, как у покойника открылись глаза и кудлатая башка полностью отделилась от тела. А вот я слушал все, подливал и смеялся… И было у меня в голове тогда только одно: «Ты не молчи, Витек, ты давай, журчи, я тебе и коньячок, и сигаретку, потому как если ты замолчишь – все, труба. Выпустит тебя следователь, и пойдешь ты дальше головы снимать…»

Я это, конечно, не в укор инженерам и учителям. У них своя работа, у меня

– своя. Это я к вопросу о цинизме. О среде обитания, о чутком отношении к гражданам, о жизни, в конце концов. Да хватит, товарищ Ларин, оправдываться. Ты не на товарищеском суде и не на ковре у прокурора. А что есть – то есть. Бес-с-сердечный ты, бес-с-сердечный. Сухарь.

Ну, ладно, время обеда. Я накинул куртку, предупредил дежурного; что пора пожрать и вышел на улицу. Погода не улучшилась – тот же гололед, та же слякоть. Перепрыгивая через лужи, я направился в столовую. Проглотив дежурный обед, я решил прогуляться до места вчерашних событий. Не то чтобы специально, а так, послушать сплетни, купить свежую газетку, одним словом, разбазарить тридцать минут, оставшихся у меня от обеда.

Никаких следов от вчерашнего происшествия уже не осталось. «Вольво» убрали, асфальт вымыли. Торговцы продуктами и сигаретами пританцовывали на легком весеннем ветерке. Мимо меня прошла девушка с крайне тоскливым взором. Ровно через секунду я понял истинную причину ее грусти, потому что ноги мои подлетели кверху и я всей массой рухнул на тротуар, поскользнувшись на еще не оттаявшей лужице. Самое обидное, что при этом мой кулак ударил меня по моему же лицу. Я бы ему этого никогда и ни за что не простил, будь он чужой.

В результате удара моя губа стала медленно, но верно надуваться. Во черт, а! Под скрытыми ухмылками прохожих я поднялся и отряхнулся. Одежда пострадала несильно, так как грохнулся я не в лужу.

Прикрывая распухающую губу, я побрел дальше. Хороший у меня через полчасика видон будет. Надо что-нибудь пооригинальнее придумать, а то ведь никто не поверит, что я просто упал.

– Кирилл, – донесся до меня чей-то окрик.

– Привет, Степаныч, – поздоровался я, обернувшись на голос своего знакомого торговца газетами.

– Что не подходишь?

– Извини, не заметил. Тут вот незадача одна, – указал я на губу.

– Что такое?

– Да грохнулся. Гололед. Здорово распухло?

– Извини, как гласит восточная мудрость, горбун не увидит твоих бородавок, если ты не увидишь его горбов, – засмеялся Степаныч. – Ничего нет.

Степаныч был интересным мужиком. Ему стукнуло уже под пятьдесят, а может и больше, я точно не знаю. В молодости он сидел за политику, имел два высших образования, философский склад ума, небольшую склонность к пьянству и веселый характер. На свою небольшую пенсию он просуществовать не мог, а поэтому подрабатывал продажей газет у метро, а по весне к лотку с газетами присоединялись еще и медицинские весы, на которых он за небольшую плату взвешивал всех желающих. Сейчас весы уже стояли на своем обычном месте, значит зима кончилась. Почти народная примета.

– Что-то ты похудел, – заметил он.

– Да, тяжелая зима, авитаминоз, отсутствие женской ласки и всякое такое прочес.

– В тебе сейчас семьдесят с половиной, не больше.

– С одеждой?

– Без.

– Здорово! Ты уже на глазок определяешь?

– Конечно. Весы так, для вида. А я наловчился, без них указываю. Никогда не ошибаюсь. Опыт.

– Понятно. Как нога?

– Ничего. Зимой побаливала, а сейчас немного отпустила.

– Мазью-то мажешь моей?

– Да, спасибо. И что ты в милиции делаешь? Шел бы в кооператив какой медицинский. Кстати, на вот, газеты. Я тебе отобрал, там подчеркнул, что читать, держи.

Степаныч протянул мне пачку старых газет. Он иногда снабжал меня прессой, причем новости зачастую были уже порядком устаревшими. Я не читал отмеченных им статей, но газеты брал, чтобы не обижать пенсионера.

– Там, почитай, и про вас есть. Интересно. Ужас, что творится. Как в гражданскую войну. Стрельба, убийства, грабежи. Куда мы катимся?

Я промолчал. Степаныч мог оседлать своего любимого «конька» и говорить без перерыва часами. Как, впрочем, и другие одинокие люди, которым просто необходимо общение.

– Да, – вздохнул он. – Как-то мы упрощенно живем. Сначала Маркса начитались – мир состоит из богатых, бедных и прибавочной стоимости и, чтобы хорошо жить, надо ликвидировать первое и последнее. Ликвидировали. А теперь поняли, что ошибочка вышла. Крути назад, ликвидируй что-нибудь другое. Лучше второе и третье. Чтобы сразу всем богатыми стать. Вот так. Сразу. Не создавая, а только ликвидируя. Отсюда и все наши беды.

– Не знаю, Степаныч, я не политик.

– Мы все не политики, – снова вздохнул он. – Отсидеться хотим.

– Извини, мне пора.

– Погоди. Знаешь, наверное, пальба здесь вчера была?

– Слышал конечно. Сам выезжал.

– Выезжал, а не подошел. Не хочешь со стариком поболтать. Я-то тебя видел.

– Да нет, просто не до того было.

– Ладно, не извиняйся, я понимаю. А я ведь кое-что видел вчера. Мне же делать нечего. Газетами скучновато торговать, вот я и смотрю по сторонам.

– Да? И что?

– Хм. Был здесь вчера один любопытный фактик. Ко мне подходили, спрашивали, но я сказал, что ничего не видел. Не хотел говорить. Мне от вашего брата в жизни досталось. Но тебе скажу. Ты хороший человек, добрый. Погоди.

Степаныч продал экземпляр газеты прохожему, а затем снова повернулся ко мне.

– Вон, видишь, где троллейбус стоит?

– Ну.

– Минут за пять до стрельбы туда ремонтная бригада подъехала. На такой желтой машине. Они движение с одной стороны перекрыли, пробка получилась. Машины ход замедляли. И та, в которую стреляли, тоже остановилась. Тут ее и тра-та-та. А пока суматоха, стрельба, под шумок ремонтники и снялись. Вон в тот проулок. Я своим газетным сознанием думаю, что это не случайно. Тем более, троллейбусы ходили исправно, и что там эти ребята чинили, не знаю. Наверняка про них никто и не вспомнил.

– Погоди, погоди. А сколько их было?

– Двое, но я их не разглядел. Уже темнело, да и далековато это отсюда. Оба в желтых безрукавках.

– А машину не запомнил?

– Машина обычная, ремонтная. Но кое-что есть. Когда они уезжали, я бортовой номер разглядел, не весь, правда. Я сначала, как все, на стрельбу смотреть стал, уже потом про машину-то сообразил. Так вот, номер кончается на две восьмерки. Понял?

– Понял. А еще чего-нибудь интересненького не заметил? Стрелка, например?

– Да его все видели. Плотный такой, в красной куртке и «петушке». Тут же свидетелей уже опрашивали.

– Да то-то и оно, что кроме этой куртки и шапки, никто ничего и не запомнил.

– Почему никто? Могу я тебе одну примету дать. Правда, не знаю, насколько она поможет. Слушай. Он весит ровно восемьдесят два кило. С одеждой. Восемьдесят два. Запомнил?