Текст книги "Идеальный охотник"

Автор книги: Андрей Кивинов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 14 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]

Она взяла со столика египетское фото, но вытаскивать его из рамки не стала. И тем более рвать и выкидывать с балкона. Не так просто вычеркнуть из памяти кусочек жизни, пусть и не очень продолжительный. Это не файл компьютерный. «Delete». «Вы уверены, что хотите удалить данный файл?» Уверена. «А хрен вам!»

…И все-таки случившееся утром для нее только повод. Повод сказать: «Извини, я ошиблась». Потому что признаться честно – страшнее, чем найти повод для разрыва. Конечно, это аморально – перекладывать вину на другого, но…

Нет, Тимур порядочный, хороший человек. В чем-то даже замечательный. И скорей всего, он не изменял ей. Просто не ее «формат», как модно нынче говорить.

А кто ее«формат»?

Вспомнилась фраза из любимого с детства фильма «Табор уходит в небо». Там главная героиня, цыганка, говорила примерно так: «Я хочу такой любви, чтоб зазвенела я, как натянутая струна».

А она вряд ли уже зазвенит.

* * *

Леша Батраков появился на крыльце отдела с таким выражением лица, будто узнал, что завтра его отправляют в горячую точку, из которой еще никто не вернулся живым. Увидев Копейкина, копавшегося в недрах своих «жигулей», спрыгнул с крыльца и устремился к нему, на ходу доставая тонкую сигаретку. Он дорожил здоровьем и толстые категорически не употреблял. Да и Госдума агрессивно капала на мозги.

Наклонившись к Копейкину, он выдал дежурную порцию мата, также не одобряемого законодателями, после чего перешел к сути:

– Там эта крыса из ОСБ в твоем кабинете. Горина. Шеф пустил. В материалах копается. Тебя зовет.

Копейкин тоже для приличия пропустил пару непечатных реплик. Вроде как дань этикету.

– Пускай бы в красный уголок сажал! Опять ко мне! Надо забрать ключ из дежурки.

Обладая относительной роскошью – отдельным кабинетом, Копейкин постоянно за эту привилегию расплачивался. Всяких кураторов, проверяющих и прочих командировочных сажали именно к нему. Если, конечно, Копейкин в этот момент не находился на рабочем месте. Второй ключ хранился в столе дежурного.

– Кто такая? – Он ветошью вытер руки.

– Стерва, каких мало. Пять лет в следственном отделе, потом в ОСБ перешла. Серегу Красавина помнишь из «Северного»? Она смайнала.

– Который умер?

– Ну. – Батраков с коварным прищуром посмотрел на окно кабинета Копейкина. – Зараза. А теперь ее к нам сунули. Как бы насовсем не осталась. Прежний смотрящий нормальный мужик был, из оперов, всегда навстречу шел. А от этой чего ждать?

– Мужик-то есть у нее? Обычно, если мужичка нет, бесятся.

– Был… Так она его посадила, прикинь?

– Как это?

– Полный угар! Он, короче, от нее сбежал – кто с такой дурой уживется? А она в отместку накопала на него – и в СИЗО.

– Что-то серьезное?

– Не очень. По экономической линии. Могла бы до суда и на подписке оставить.

– Видать, любовь сильной была.

– Бедный мужик, до сих пор лес валит. – Леша еще раз оглянулся на окно и зашептал: – У тебя там ничего в столе нету? По-моему, она по твою душу.

– Точно? – насторожился Копейкин.

– Сейчас с Витькой беседовала, про тебя между делом вынюхивала. С кем живет, на какой тачке ездит?

– С чего это вдруг?

– Кто ж знает, что у этой чокнутой на уме? Или стуканул кто. Просто так они не приезжают. Знаешь, какая у нее кликуха? Графиня. Не в смысле, что манерная. От слова «полиграф».

На крыльце появился дежурный офицер – добродушный толстяк со страшной фамилией Бармалеев и вечно расстегнутой на животе рубашкой. Чтобы ее застегнуть, пришлось бы пуговицу не пришивать, а приваривать. Речь его отличалась лаконичностью: открывание рта – это работа. И не важно, сколько раз ты откроешь рот, – важно, что денег за это больше не заплатят. А тогда зачем напрягаться – лучше уж силу поберечь для чего-нибудь более прибыльного.

– Кирилл! Зовут! Она!

– Держись, старик. Мысленно я с тобой, – поддержал напарника Батраков, – иди и умри достойно. Главное – не выпендривайся. Не любит она этого.

– Твою мать. – Копейкин захлопнул капот, швырнул ветошь в салон и отправился навстречу неизвестному, которое он заведомо рисовал в черных красках. Вместе с его носительницей. Принесла нелегкая.

* * *

Разумеется, Ольга посмотрела, что хранится в чужом столе. Но ничего, представляющего оперативный интерес, не обнаружила. Стандартный набор сыщика: колода старых карт, нарды в пластмассовой коробочке, древний тетрис, штопор, фонарик, гильзы от пистолетных патронов, старый мужской журнал, брошюра «Десять способов заставить человека говорить правду», канцелярские принадлежности, зарядное устройство для мобильника и много-много мусора типа фантиков от жвачки и винных пробок. Пересняла на телефон настольный перекидной календарь. Последние листочки. Проверила мусорное ведро. Отрезанных пальцев не нашла. Сфоткала сам кабинет. Если придется устанавливать жучка, желательно знать интерьер. А уж Чистов придумает, куда спрятать.

Как почти всегда в подобных ситуациях, включилась ассоциативная память. Однажды они разрабатывали начальника райотдела – довольно высокую фигуру в полицейской иерархии. Тот чувствовал, что его пасут, и проявлял крайнюю осторожность – в кабинете никого не оставлял, дверь и пластиковые окна опечатывал. Если приходили сантехники или электрики, стоял рядом и наблюдал за их работой. Короче, матерый был оборотень. А дело происходило накануне 10 ноября – всенародного праздника, в честь которого по телевизору показывают концерт. И вот на этот самый праздник подчиненные вручают начальнику презент. Чучело глухаря – символ уголовного розыска. Оборотень прослезился, поблагодарил и повесил чучело в кабинете, прямо над головой. Глухарь его и сгубил. Видеоглазок притаился в голове мертвой птички, как яд в ветвях анчара.

Кабинет Копейкина не являлся образцом дизайнерской мысли, если только не служил стилизацией под ностальгические ныне девяностые. Кроме стола, сейф на потертой тумбочке, провалившийся диван, отметивший недавно полувековой юбилей, столик с грязной электроплиткой, на стене календарь, о котором говорил Самохин, – лысый буддийский монах, сидящий на фоне монастыря. Старое радио, перевязанное синей изолентой, желтые занавески в подозрительных бурых пятнах. Рогатая вешалка-стойка. В углу водопроводная труба, тянущаяся сверху вниз, перемотанная в центре жуткой мокрой тряпкой цвета ржавчины. Под ней капкан для крыс с какой-то мерзкой приманкой. На оконном стекле трещина, залепленная скотчем. И это рабочий кабинет сотрудника, прошедшего переаттестацию? Только дыбы не хватает. Лишь потолок выбивался из общей картины. Подвесной, из гипсокартонных плит.

Хорошо бы покопаться в компьютере, но он наверняка запаролен. Да и опасно.

Когда она убирала телефон в сумочку, висевшую на стуле, в кабинет, не постучавшись, зашел Копейкин. Она узнала его по фотографии из личного дела. Правда, на фото он был в капитанском кителе, а сейчас в грязной футболке с надписью «PERSONAL SEX TRAINER. L’Avla Gratis», [2]2
  Personal Sex Trainer. L’Avia Gratis (португ.) – Персональный секс-тренер. Первый урок бесплатно.


[Закрыть]шортах и кроссовках. Не сказать что красавец, но что-то притягательное в нем было. Чем-то он напоминал ее любимого актера Тома Харди. Такая же мрачная физиономия, но при определенном ракурсе вполне фотогеничная. Если бы Копейкин играл в кино, ему доставались бы роли обаятельных злодеев.

Вообще-то, за пять лет, проведенных до ОСБ в следственном отделе, Ольга научилась абстрагироваться и смотреть на мужчин исключительно как на субъектов уголовно-правовых отношений. Иначе это не работа. Иногда такие красавцы попадались – Том Круз с Джонни Деппом и близко не стояли. И намеки эти красавцы делали совсем не деловые.

Он поздоровался и сел на гостевой стул, закинув ногу на ногу. В кабинете запахло солидолом или какой-то другой автомобильной смазкой.

– Слушаю.

Ольга сухо представилась, взяла из пачки материалов, лежавших на столе, верхний и повернула его к хозяину кабинета.

– Кирилл Павлович, это ваш протокол изъятия?

Копейкин прищурил глаза, словно страдал близорукостью. Взял двумя пальцами материал. Под ногтями грязь. Фу!

– Ну мой… Не Пушкина же.

– И этот? – Ольга показала еще один лист.

– Конечно. А что? С ошибками?

– Нет. Просто написаны слово в слово. По разным эпизодам.

– Так, а зачем париться? Я сделал бланки, распечатываю. Удобно.

– Да, я заметила. Даже понятые одни и те же. И тоже сразу впечатанные. Хоть бы не так нагло. Или они с вами постоянно ходят? Или по карманам сидят?

– Ольга Андреевна, это же чистая формальность, – улыбнулся Копейкин, сверкнув зубом белого металла, вставленным в верхнюю челюсть, – а понятых давно пора отменить. Анахронизм. Пережиток прошлого. Все от недоверия органам. А нам можно и нужно доверять.

– Какая формальность?! Вы в своем уме? Это наркотики, на минуточку.

– Да там доза – тьфу! Даже не возбудиться. В смысле – дела не возбудить.

– Но вы же не знаете, сколько у человека наркотиков? Если, конечно, не сами подложили их в карман.

– Ах, вот вы о чем…

– Да, об этом.

Она старалась смотреть в глаза собеседнику, чтобы вывести его на чистую воду. Глаза были зеленовато-голубыми. Редкий цвет.

– Все задержания словно под копирку. И все в парке Победы. Ладно бы в ночном клубе. И именно во время рейдов. И как, интересно, вам удается из десятков гуляющих задерживать тех, кого надо? И всех с нужной дозой марихуаны.

– Так… Нюх, как у собаки, а глаз, как… А почему вы на меня так смотрите? Понравился? – Вопрос был задан с показательным сочувствием.

Ольга отвела взгляд. Наверно, она действительно смотрела на Копейкина чуть более внимательно, чем рекомендуют нормативные акты.

– Вид у вас странный. Для представителя власти.

– Ну, вообще-то, контроль за формой одежды не входит в ваши обязанности, – Копейкин почему-то целенаправленно шел на конфликт, – но для вас, так и быть, сделаю исключение. Это я сшил сам… Надпись на португальском. Означает: «Передам опыт молодым». Я на курсы португальского ходил, хотел съездить на чемпионат Европы по футболу, но не судьба, в отделе кадров отобрали паспорт… Неплохо вышло, да?

– Послушай, клоун. Ты перед курсантками упражняйся, ясно?

Она ненавидела, когда люди не шутят, а кривляются. Да еще фамильярничают. Поэтому и перешла на «ты». Если вовремя не поставишь на место – будет воспринимать тебя не как профессионала, а как дурочку. Да еще навязывать извечное мужское превосходство. Не выйдет. Будем играть по моим правилам. И еще посмотрим – кто кого. Атмосфера враждебности, которая изначально витала в воздухе, теперь сгустилась до консистенции густого тумана. Ну и пусть.

– Отвечать быстро и по существу. Пятого числа в три дня ты был в парке. С какой целью?

– Пятого, пятого. – Опер посмотрел в потолок, прищурив левый глаз, словно прицеливаясь.

Неплохой ракурс… Черт! Абстрагируйся!

– Да! Вспомнил! Ольга Андреевна, только послушайте спокойно, без паники. Нас у отца три сына. Ну и пришло время жениться. Дал нам батя по луку со стрелами и говорит – чья стрела в какое место попадет, туда и идите невесту искать. Вот я сдуру в парк и пальнул… Там лягушка. Такая зеленая…

– Мне эти рапорта в прокуратуру отправить? – Ольга вдруг заметила, что ее пальцы отбивают по столу легкую нервную дробь.

– А зачем нам прокуратура? – Копейкин не сменил игриво-нагловатый тон. – Хорошо-хорошо. Я встречался в парке с человеком.

– Что за человек?

– Но, – он нагнулся поближе, и Ольга различила не только запах смазки, но и легкий алкогольный выхлоп, – это государственная тайна… Вы понимаете… Агентура, все такое. Мы всегда встречаемся в парке. Конспирация – основа оперативно-розыскной деятельности.

– И опять случайно задержал наркомана.

– Я ж говорю – чутье, – он повел носом, словно волк, ищущий запах зайчатинки, – знаете, какие у вас духи?

– Знаю… Как происходит изъятие?

– Вам показать? – Копейкин встал со стула. – Там ничего сложного. Смотрите.

– Сядь на место!

– Как скажете, – он опустился обратно на стул, – ну обыкновенно происходит. Подхожу, здороваюсь, интересуюсь делами. Потом прошу человека, чтобы он сам, заметьте, сам показал, что у него в карманах… Поэтому зря вы меня подозреваете. Какой мне резон? Если подкидывать, так килограмм, чтоб надолго хватило.

– Ты прекрасно знаешь, какой резон. Попасть в сводку, показать, как активно мы боремся с наркомафией. И что происходит дальше?

– Ольга Андреевна, а вы замужем?

Она не выдержала и отвела взгляд.

Наглец! Смещает, гад, точку сборки – Кастанеды начитался? Выбивает из заданной ею же колеи. Не на ту напал. Не повезло тебе, дружок.

– Не поняла…

– Просто я представил, как вы мужа допрашиваете… Где был, что делал? Смотреть в глаза, отвечать быстро и по существу… Бедняга.

– Я не замужем, – процедила сквозь зубы Ольга, снова нацелив взгляд на опера. Злость накатила с новой силой – его бы в зал сейчас, и посмотрели бы, кто кого. Такие развязные болтуны обычно слабаки.

– Так что ж время теряете на нас, убогих? – Тот опять сверкнул фиксой и развел руки. – Познакомьтесь с кем-нибудь, влюбитесь, свадебку сыграйте, ребеночка родите… Барышня вы симпатишная… А мы уж тут сами разберемся. И со сводками, и с наркоманами. Время пролетит, и не заметите.

У Ольги перехватило дыхание. Ах, он… Наверно, узнал откуда-то про историю с ее не рождённым ребенком и теперь подкалывает. Ну, скотина… Сволочь! Так же последние циники не поступают!

– Ты… Ты… Выйдите отсюда. – Она едва сдержала себя, чтобы не отвесить этому улыбающемуся наглецу пощечину. Ненависть сгустилась до такой степени, что в любой момент могла материализоваться в нечто осязаемое и взрывоопасное.

– Вообще-то, это мой кабинет, – спокойно ответил наглец.

Раздался лязг упавшего ножа гильотины. После глухой удар и звук покатившейся головы. Копейкин спокойно снял с пояса мобильник и посмотрел на экран. Эсэмэска. Милый рингтон. Прочитал сообщение вслух.

– Прекрасные новости! Кредит наличными всего под двенадцать процентов годовых! Вы еще можете успеть. Скорей бегите, Ольга Андреевна!

– Ладно… – Она встала, сорвала со спинки стула сумочку-портфель. – Я тебе устрою!

Дверью она шарнула с такой силой, что стены вздрогнули, труба пошатнулась, тряпка слетела и вода вырвалась на свободу. Но Ольга этого уже не видела. По пути она заметила дверь с буковками «М/Ж». Надо успокоиться, загасить эмоции. Вошла, отдышалась. Встала под табличку «Не курить», висевшую рядом с окном. Лучше бы разрешили курить, запах хлорки и нечистот резал глаза так, что она заплакала.

И все-таки не придумали лучшего успокоительного, чем никотин, что бы там ни говорили борцы за чистый воздух и здоровье населения. Ольга не курила, но по старой следовательской привычке таскала в сумке пачку сигарет и зажигалку. Подследственные, как правило, канючили.

Голову слегка повело, уже первая затяжка слегка размыла-смягчила действительность. И словно иллюстрируя рекламу сигарет, нервы понемногу приходили в норму. Господи, ну почему она психанула? Подумаешь, подколол очередной урод. Да как ее только не подкалывали и не обзывали! И сукой ментовской, и гестаповкой, и всякими другими устойчивыми оборотами. Нащупал больную кнопочку? И нажал. Но она же не девушка-инженю. У нее такая броня, никакой метафорой не пробить.

Почему же сорвалась? Она ненавидела себя за минутную слабость, за то, что не смогла поставить паршивца на место. Спокойно и хладнокровно. Вместо этого поддалась эмоциям. Может, потому, что подобный тип мужчин терпеть не могла. Самоуверенных и беспардонных. Еще со школы. В восьмом классе ей нравился один парнишка, к несчастью отличник, с которым она сидела за одной партой. Нравился до тех пор, пока прилюдно не обозвал ее дебилкой за то, что не смогла сказать у доски, чему равно число пи до шестого порядка.

Интересно, Копейкин назвал ее симпатичной ради красного словца? Или?..

Ольга достала из сумки зеркальце. Белки красные, наверно от хлорки. Попробовала посмотреть на себя глазами этого кривляки. Понять, где просчиталась, дав повод скатиться на личности. Кого он мог увидеть? Если абстрагироваться от содержания, а взять только форму. В смысле – формы. Насчет фигуры она не волновалась. Практически ежедневные тренировки – ничего лишнего, в смысле жира. Одежда – брючная пара, белая блузка под горло, так называемый унисекс, не подчеркивала достоинств, а скорее нивелировала их. Она специально так одевалась, чтобы не вызывать у подопечных или сослуживцев ненужных эротических фантазий. Поэтому обычно и не красилась на работе. Так, легкий мазок блеска для губ. Иногда – взмах кисточкой для ресниц. В особых случаях. Сейчас случай был не особый. Вот и хорошо – по крайней мере, тушь по щекам не потекла. Она подошла поближе к окну.

Толстяк дежурный отдавал лаконичные команды водителю, заботливо протиравшему тряпочкой борт «УАЗа».

– Давай в аварийку. У Копейкина опять течет.

– Откуда? С конца? Гы-гы-гы… А чего, не позвонить?

– Занято. Утонем.

Ольга загасила недокуренную сигарету. Ничего… Еще посмотрим, кто будет смеяться последним. Кто кому покажет средний палец. Она поставит на место этого ухаря. Не таких обламывали. Ее эмоции – всего лишь минутная слабость.

* * *

Царь Борис затачивал деревянную палку подарочным перочинным ножом, сидя на скамеечке под окном собственного кабинета. Кол получался не очень острым, шефу явно не хватало навыков. Или ножу остроты.

– Борис Дмитриевич, это для кого?

Он обернулся, за спиной стояла Ольга. Вопрос был задан с легкой иронией, с которой врачи-психиатры обычно интересуются у буйных пациентов самочувствием. «Ну-с, голубчик, как мы себя самочувствуем?»

Царев поднял кол, приложил к глазу, словно снайперскую винтовку, проверяя прямоту изделия. При этом состроил такую гримасу, с которой Григорий Лепс поет трагические песни. Губы в виде перевернутой вниз подковы.

– Против оборотня только осина и помогает.

– А-а-а…

Ольга улыбнулась, вспомнив старый анекдот. «Если проткнуть оборотня осиновым колом, он умрет. Можно подумать, если проткнуть колом обыкновенного человека, он останется жить».

– Да дерево хочу подпереть! Никому ведь дела нет. Все сам. – Шеф с обидой кивнул на тощую березку, росшую прямо во дворе. Березка действительно загибалась и без терапии рисковала превратиться в обычную палку, воткнутую в землю. – Ну что там по Копейкину?

Ольга присела рядом. Царев не допускал панибратства, но и не относился к руководителям, заставлявшим подчиненных щелкать каблуками и соблюдать казарменную дисциплину. Даже если подчиненная – женщина.

– Надо его работать.

– Да? Уверена?

– Наш клиент.

– Что-то конкретное?

– Интуиция.

Царев попробовал пальцем остроту кола, поднялся и подошел к березоньке.

– Про интуицию судье и руководству не объяснить. Желательно что-нибудь материальное.

– Будет материальное. Я напишу справку и подготовлю постановление.

– Ну смотри. Правила игры знаешь, не тебе объяснять. Либо он садится или увольняется, либо необоснованная разработка со всеми вытекающими. А тебе это сейчас совсем некстати.

Царев не пугал. За необоснованную разработку сотрудника можно получить по шапке от вышестоящих командиров. Хотя и не сильно. В самом тяжком случае – выговор или лишение премии.

– Почему некстати?

Царев поднял саперную лопатку и принялся долбить твердую, как асфальт, землю.

– У нас вакансия в отделении гласных проверок, ты знаешь… Я выдвинул твою кандидатуру.

Юрьевский отдел собственной безопасности подчинялся не только генералу Моржову, но и областному Управлению. Там и принимали решения о крупных кадровых перестановках.

– Но… Вы даже не спросили, согласна ли я?

– А зачем? – простодушно пояснил Борис Дмитриевич. – Начнутся терзания, сомнения. И потом, сама ж говорила, что надо расти… Вот и расти. Должность серьезная, ответственная. Лучшей кандидатуры нам не сыскать.

В отделении гласных проверок трудился исключительно женский коллектив. И ставить начальником мужика действительно не очень разумно. Будет сильно отвлекаться, особенно если не женатый.

– Ты, надеюсь, не против?

– В принципе нет…

Ольга не лукавила, работа в отделении гласных проверок не такая нервная, как у куратора. Опять-таки, начальник отделения – одновременно второй заместитель Царева, а значит, возможен карьерный рост, потолок звания повыше. Рабочий день относительно нормирован, не то что сейчас. И никаких разработок, от которых сплошная головная боль. Правда, не известно еще, что лучше – спокойная рутина или периодическая нервотрепка.

– Вот и отлично… Но если будут взыскания, тебя не утвердят. Поэтому подумай, прикинь хорошенько. Уверена, что Копейкина посадишь?

– Уверена. Посажу.

Голос дрогнул, но не до такой степени, чтоб это заметил шеф.

– Хорошо, готовь бумаги. Бойкова в помощь возьми. Не помешает. Если убийство того – азербайджанца, его рук дело, то он очень опасный человек.