Текст книги "Аномальная зона"

Автор книги: Андрей Кивинов

Соавторы: Олег Дудинцев
сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 5 страниц)

Сейчас, конечно, он не согласился бы уже – семья, ребенок, служба, но в юности глупый был, романтичный.

– Ты что, веришь? – изумился Стрельцов.

– А почему нет…

Вон весной, когда на Большой Конюшенной убили мордоворота-лохотроншика, никто не хотел верить, что это сделала крохотная старушонка, проживавшая в комуналке над «Пышечной». Все улики на нее показывали, но верить никто не хотел. Пока сама не призналась: да, спицей в ухо. Мстила за обобранную мошенниками подругу из Твери. (Присяжные потом бабулю сердобольно оправдали, навязали ей состояние аффекта, хотя сама народная мстительница настаивала на полной сознательности своих действий и обещала продолжить кровавую вендетту.)

Так что чудеса порой случаются…

И еще Василий вспомнил, что сын его, Лешка, в раннем детстве называл инопланетян «непланетянами». Дескать – существа ниоткуда. Не с планет, а так. Просто из Космоса.

И эколог этот, который тогда зимой лемура покупал, тоже тонко намекал, что гуманоиды людей для своих забав потаскивают…

Молодой лесничий Юрий Погодин подъехал к салуну на своей новенькой «тойоте». То есть на старенькой, конечно, весьма подержанной, но свежеприобретенной. Припарковался в тени большого трейлера с надписью «Бельгийская говядина – для ваших родственников и друзей». Заведение ковбоя Данилы пользовалось популярностью среди дальнобойщиков.

Погодин, Дорофеев и Гарик отошли в сторону. Эльхан с Ромой продолжали обсуждать тему сезона: о том, что в лес зачастили «зеленые человечки», говорил уже весь салун.

– У нас в Гянджи тоже такое было, – вспоминал Эльхан. – Мне дед рассказывал. Людей не брали, а баранов брали. Много! Один, другой, целое в сумме стадо…

– Это он чачи обпился, твой дед, – гоготал жизнерадостный Рома. – А баранов эти на закуску таскали, друзья ваши… Кого вы там особенно любите? Армяне!

– Зачем смеешься? – хмурился Эльхан. – Туда даже ученые приезжали.

– Ученые – в говне моченые, – не унимался Рома. – Ученые тоже чачу уважают.

Погодин, между тем, оправдывался перед Дорофеевым:

– Так что я, Виктор Егорович, не виноват. Их теперь пушкой в лес не загонишь. Да вы и сами уже попробовали. Меня тем более не испугаются.

Тут лесничий был прав. Силовое воздействие на местное население никак не входило в круг его обязанностей.

– Наверняка, шутит кто-то, – злился Дорофеев. – А эти олухи верят… Дурачки.

– Я б этим шутникам… – сжал кулаки Гарик. – А вообще, Егорыч, это дельная мысль. Если кто шутит – шутника найти можно.

– Ну, а что еще?! Не зеленые же человечки? И почему, кстати, именно зеленые…

– Мужик-то пропал, – заметил Погодин. – Да и следы остались…

– Ты тоже в эту чушь веришь? – Дорофеев пытливо глянул в глаза лесничему.

– Веришь, не веришь, а в газетах пишут… – пробормотал Погодин.

– Да-а… Дикий вы тут народ. Ну, и кто теперь лес валить будет? Сам же без денег останешься.

– Да я понимаю… – вздохнул Погодин.

– Понимать мало!

Погодин промолчал.

– Егорыч, может, в другой деревне наймем? – предложил Гарик.

– Не пойдут, – уныло покачал головой лесничий. – Весь район напуган. В райцентре уже слухи, что десять человек на Сатурн унесли.

– Господи, почему на Сатурн-то?!

– Так говорят…

Гарику пришла в голову новая идея: сменить место.

– Какой там сменим, – скрипнул зубами Дорофеев. – Вся область поделена.

* * *

Ближе к вечеру наладились купаться. Федор Ильич вызвался проводить к озеру, прихватив с собой пятилитровую пластиковую бутыль. Василий подозрительно покосился на тару.

– Не боись, – улыбнулся Федор Ильич. – Это для родника. Оттудава вода покамест течет, а не самогон.

И добавил, вздохнув:

– Ежели бы оттудова тек самогон…

– Не говорили вы раньше так, папа, – заметил Рогов. – Оттудава, покамест… Ежели…

– Я ж в деревне живу, – смутился тесть. – С кем поведешься…

– Вы особого-то примера с них не берите, – посоветовал Семен, глазея по сторонам. – Разоритесь…

Зрелище и впрямь было не из оптимистичных. Покосившиеся или просто разломанные заборы, выбитые окна в избах, крапива в человеческий рост на огородах (в ее зарослях вполне можно было спрятать портативную летающую тарелку), на двух участках – безголовые почему-то пугала, напоминающие кладбищенские кресты.

Дыры в крышах. Кошка пробежала – худая, как листок протокола. Семен попытался ее погладить – кошка злобно лязгнула челюстями. Эксперт еле успел руку отдернуть.

– Они здесь хоть что-то выращивают? – спросил Стрельцов.

– Сорняки. Зато много и разных сортов. Есть совсем каких-то сортов неведомых.

– Пришельцы завезли.

– Не исключал бы такой версии, – упрямо мотнул головой тесть. Общая атмосфера веры в инопланетян на него действовала. – Жидкость в лесу, говорят, неведомая, ни в одной таблице Менделеева не записана.

– Жидкость исследовать можно. А есть какое-нибудь… производство? – сменил тему Семен.

– Последний трактор год назад утопили. Бабы – те еще зелень да картошку садят, а мужики только пьют. Молодежь вся разъехалась. Даже школу закрыли. А теперь еще свет за долга выключили.

– На что же живут? – поинтересовался Стрельцов. – На одной картошке долго не протянешь. Даже если с крапивой.

– А лес воруют. Напилят, гроши свои получат и опять пьют. А нынче перепугались. Пилить отказываются. Боятся зелененьких-то человечков.

– Ну почему именно зелененьких-то, папа? – задал Рогов вопрос, который волновал и бизнесмена Дорофеева. – Вы их видели? Почему не рыженьких, не голубых?

– Голубые в Космосе – это вряд ли, – твердо возразил Федор Ильич. – Если у них и есть такие, они бы к нам таких не запустили. Мы же в космос нормальных только… ну, сами понимаете.

– Есть версия, что наоборот. Они же там по несколько месяцев наедине на станции. С другой стороны, называют же Землю голубой планетой, – задумчиво протянул Семен.

– Ладно вам, – поморщился Стрельцов, не любивший глупых шуток. – Скажите лучше, Федор Ильич, милиция-то была?

– Приехал один на «Яве». Околоточный. В блокноте почиркал и укатил.

– И все?

– Ну, пока все. Обещал вернуться.

На центральной, так сказать, площади деревни Марс располагались три объекта: сарай с вывеской «Магазин», дверь которого была крест-накрест заколочена крепкими досками, пустой постамент, на котором ранее возвышался примерно-понятно-кто, а также родник, забранный в относительно новую металлическую трубу.

Очень пьяный мужик мыл в роднике ноги и сапог. Почему-то один. Второй, возможно, был уже пропит. Сапог постоянно падал в воду. Мужик с трудом выуживал его, хватаясь за трубу, чтобы не свалиться.

– Наш родник, – произнес Федор Ильич с неожиданной теплотой и гордостью. И протянул Рогову пластмассовую емкость, – Васек, набери с собой.

Пьяный мужик в очередной раз выловил сапог и посторонился:

– Ставь, не пужайся. На всех хватит.

Рогов осторожно подставил бутыль под струю.

– А что тут за ковбой у вас скачет? На крапчатой кобыле? – вспомнил Семен.

– А это Данила, – одобрительно отозвался тесть. – Хозяин трактира. Тот-то пашет. Даже виски на этой воде гонит. «Марсианское». Лучше импортного.

– Местное виски? – оживился Стрельцов. – И почем?

– Да не дороже водки!

– М-м… – Стрельцов подумал про себя, что надо прихватить с собой в Питер на пробу. Не вечно же трезвость продлится! И потом – праздники бывают всякие. Очередное звание, День знаний первого сентября, а там и Новый год не за горами. Но это он все про себя подумал, а вслух спросил: – А откуда это название – Марс?

– А черт его знает… – начал Федор Ильич, но недалеко отошедший пьяный мужик его перебил.

– К-как эт-то черт, к-как ч-черт. Я з-знаю… Вот т-тут Марс стоял… П-памятник…

Мужик широко махнул рукой в сторону пустого постамента, потерял равновесие. Упал и мгновенно захрапел.

– Кто тут стоял? – недоуменно глянул на постамент Семен. – Бог войны?

В озере вода оказалась не в пример чище, чем в заболоченной реке. Купались долго, с удовольствием. Теплынь, легчайший ветерок, песчаное дно, нежное. Едва начинающее вечереть небо – благодать!

Первым на берег вылез Вася Рогов. Тесть беседовал с длинноволосым молодым человеком: судя по тонким чертам лица и отсутствию запаха перегара, явно не местным. На плече у парня висел мольберт.

– А это Василий, – представил Федор Ильич мокрого Рогова. – Мой зять. Офицер милиции.

– Очень приятно, – незнакомец слегка поклонился и протянул руку. – Володя. Серебряков. Художник.

– Тоже наш, питерский, – встрял тесть.

– Случайно, не актуалист? – беззлобно, но с подозрением уточнил Рогов.

– А почему вы спрашиваете? – удивился Серебряков.

– По работе сталкивался, – буркнул Рогов.

Актуалистов он не жаловал. Это такая новая порода художников, которые не умеют рисовать или лепить, но зато хорошо обучены разным гадостям и пакостям. Один выставляет в музее заспиртованные трупы разрезанных пополам хомячков, второй просто живых голых девок, облитых краской, третий представляет из себя собаку: ходит на поводке, спит на полу, ест из миски. Это бы ладно, но он ведь еще и людей кусает. Еще один прямо на выставке иконы рубил, поганец. И существует весь этот сброд на стипендии каких-то сомнительных зарубежных фондов. За каждого убитого хомячка получает «грант» в размере квартальной зарплаты офицера-убойщика. Ясно, что Василий этих веселых человечков не слишком долюбливал.

Как-то однажды трое придурков с Троицкого моста в Неву помочились, их патруль свинтил, так потом всю ночь в отделение с радио «Свобода» и с Би-би-си звонили, спрашивали, зачем художников мучают. А один музей прислал экспертизу, что это была акция не физиологическая, а сугубо эстетическая, удачно иллюстрирующая какие-то путаные концепции каких-то французских постсексуалистов.

Жору Любимова тогда, помнится, больше всего это слово возмутило – постсексуалисты. Грозился лично поймать и рожи начистить.

– Нет, к сожалению, – ответил Серебряков. – Здоровье не то. У меня с детства даже от физкультуры освобождение.

– К сожалению? – изумился Рогов. – Вы что, тоже хотели бы иконы православные рубить?

– Так вы не путайте, это в Москве! – воскликнул Серебряков. – Потому что там безнравственность и сатанизм. А питерские актуалисты московским противостоят с позиций духовности. Вот, помните, в Москве была акция, когда художники из своих тел на Красной площади слово выложили их трех букв? Ну такое… нецензурное.

– Ну? – нахмурился Рогов. Акции такой он, к счастью, не помнил.

– Вот, а наши им в ответ на Дворцовой площади тоже слово выложили. Только другое – слово «Бог»! Совсем другое дело, так ведь?

Василий не нашелся что ответить. Это, конечно, меньшее хулиганство. Но зато – большее богохульство. Ну ладно, не спорить же. Поинтересовался:

– А здоровье тут при чем?

– Ну как же! Здоровье актуалисту нужно недюжинное. Вот у нас Смирнов-Иванов в Овсянниковском садике зимой два часа в аквариуме с рыбами просидел! В ледяной воде!

– Зачем он так? Иванов-Смирнов? – это уже Федор Ильич не выдержал.

– Не Иванов-Смирнов, этот в Москве, а Смирнов-Иванов, наш! Чтобы почувствовать ритмы живой природы. Слиться с ними.

– Ясненько, – пробормотал Федор Ильич и украдкой повертел пальцем у виска. Витийствующий Серебряков этого не заметил.

– А взять подвиг Флуера! Ему ведь пришлось год в голландской тюрьме потом отсидеть!

– Что за подвиг? – спросил Рогов.

– Ну как же! Он нарисовал в Амстердаме в музее на квадрате Малевича знак доллара! Зеленым спреем! А квадрат этот стоит пять миллионов… Вот Флуера и упекли…

– А это что значит? Тут с чем слияние?

– А тут не слияние, тут, напротив, критика буржуазного общества. Сам-то Малевич в нищете умер. А теперь его квадратами спекулируют, состояния себе делают!

Василию, к его собственному удивлению, последняя акция показалась в чем-то симпатичной. Оно, конечно, не следует в музеях шедевры портить, но что-то в этом есть…

– А взять постсексуалистов! – не унимался Серебряков.

– А вот этих, пожалуйста, не надо! – твердо пресек Василий.

Художник глянул на него с интересом. И заявил вдруг:

– Знаете, в этом я с вами согласен! Давайте как-нибудь на досуге обсудим это подробнее. С вами очень интересно поговорить об искусстве! Сейчас мне пора идти. Я-то сам, знаете ли, больше пейзажами занимаюсь. Акварелью. Солнце садится. А я хочу сегодня закат пописать.

– В лес-то не страшно? – спросил Федор Ильич.

– Вы гуманоидов имеете в виду? – улыбнулся художник. – Знаете, я в них не верю… Да и зачем им художник?

«Как раз художника им и интересно…» – подумал Рогов, но вслух не сказал.

Серебряков распрощался и двинул в сторону леса. Тут же раздались крики из реки. Стрельцов и Семен, ожесточенно жестикулируя, тащили из воды нечто похожее на объект актуального искусства. Подбежав поближе, Федор Ильич и Василий увидели, что они тащат из воды желтый человеческий скелет.

Бр-р!

Да еще без одной ноги. Без левой – профессионально отметил Рогов. Федор Ильич, увидав скелет, начал мелко креститься:

– Батюшки! Неужто инженер…

– Гриша на дне откопал, – пояснил Семен.

Рогов наклонился над страшной находкой, вгляделся. Сразу отпустило: все кости были скреплены ржавой проволокой.

– Это ж учебный, – пояснил Василий. – Из школы, видать, которую закрыли. Последним оставался. Как капитан.

– Тьфу ты… – сплюнул тесть.

– Странно, что не пропили, – почесал в затылке Семен, – капитана этого…

– Ну, одну-то ногу пропили, – заметил Рогов.

– Отвык я, оказывается, жить без света, – заметил Семен.

Они с Василием курили на крыльце дома, вдыхали аромат прелого сена и слушали спокойный хор цикад. Электричества не было. Ни единого огонька на весь Марс.

– Что, у тебя в Питере никогда свет не вырубают? У нас на Петроградке – в порядке вещей.

– Вырубают, конечно, – согласился Семен. – Вот на первое апреля выключили – сначала все думали, что шутка. А три дня не было! У меня уж под конец собака выть начала.

– Ну вот!

– Но там-то я надеялся, что в любую секунду включат! А здесь – никаких шансов.

– Заплатили бы долги – и шансы бы появились.

– Это ты прав, Василий. Но все же, погляди на проблему более масштабно, – размечтался Семен. – Если бы во всем мире электричество совсем кончилось?

– Это как?

– Стихийное бедствие. Техногенная катастрофа. Или теракт. Или еще что… ну, представь – бац, и нет электричества. Холодильник не работает, троллейбус не ходит. Телевизор не работает, Интернет.

– Утюг! – подсказал Василий.

– Утюг, – согласился Семен. – Света нет, опять же. Да ничего, короче, не работает. И как тогда жить?

– Ну, если более масштабно, – протянул Рогов, – то я ведь, Семен, как рассуждаю. Чисто логически. Ты вот глянь на небо, сколько звезд там. Вон их там сколько. Не сосчитать. Хоть… лопатой греби. Так неужели только на Земле разум есть? Вряд ли.

– Такого, как здесь, точно нет, – уверенно сказал Семен.

– Ну, не такой, так другой! А если разум есть – то почему прилетать не могут?

– Чего ж они в контакт с нами не вступают? – усомнился Семен.

– Да как же не вступают? Инженера вот потырили. Может, мы для них муравьи. Ты ж с муравьями как в контакт вступаешь? Пошевелишь палочкой и все.

– Как-то не очень приятно себя муравьем чувствовать…

– Погоди. Сейчас приду… – встал Василий. – Сколько можно его ждать…

Пошел в глубь сада, остановился возле кустов и оросил ботанику упругой задорной струей. В это время из туалета вылез изрядно застрявший там Стрельцов. Увидел спину Рогова, заговорщицки подмигнул Семену, подкрался к Василию и схватил его за плечи:

– С нами полетишь!

Рогов аж вскрикнул от неожиданности.

Лететь «с ними» все-таки не входило в его планы.

Интересно, но так… теоретически.

Вряд ли это входило и в планы болезного художника Серебрякова, однако же…

Утро принесло новую весть. Опера проснулись от крика возбужденно вбежавшего в их комнату Федора Ильича.

– Братцы, подъем! Художник исчез!

– Какой художник? – разлепил глаза Рогов. Ему всю ночь снилась операция по поимке особо опасного убийцы по кличке Сосулька, и спросонья он даже не сразу вспомнил, где находится.

– Вчерашний! От физкультуры освобожденный!

– Инопланетяне забрали? – иронично спросил Семен.

– Мужики говорят, что они! – на полном серьезе крикнул Васькин тесть.

– Чушь все это… – недовольно пробурчал Стрельцов.

Ему, как назло, снилась полка винного магазина. Длинная полка, ряд бутылок на любой вкус. И все этикетки хорошо различимы. Этикетки вроде знакомые, только названия какие-то странные. Водка «Узбекский стандарт», пиво «Дюймовочка», джин «Суворовский проспект», коньяк «Толстячок», виски «Марсианская хронь»…

Федор Ильич разбудил, когда Стрельцов уже примирялся, не купить ли виски.

Несмотря на раннее утро, марсианские мужики, собравшиеся на сходку на площади у родника, были уже изрядно пьяны. «Когда только успевают? – недоуменно подумал Стрельцов. – Может, я во сне только этикетки вижу, а они прямо во сне и пьют?»

Петро стоял, сжимая в охапке любимый топор.

Вид у него был решительный.

Захар стоять не мог, участвовал в совещании сидя, прислонившись спиной к постаменту. Крикнул на всю площадь:

– Я ведь вчерась всех упреждал! Не послухали?!

– Думаешь, не говорила ему, живописцу этому, – всплеснула руками Марфа. – Говорила! А он только лыбился…

– Долыбился, идиот! – пьяно ухмылялся Захар.

– У них там, небось, живописцев-то нет, – предположил Игнат. – А портретов всем хочется. Чтобы жена на портрете, чтобы детишки… Вот и выписали себе Володьку.

– Сам к ним пойду, – Петро воздел к небесам топор. – Тарелок бояться – в лес не ходить!

– Не вздумай, – схватила его за руки Татьяна.

– Разберусь по-мужски, – шумел Петро.

Вдруг затих, развернулся и решительно двинул в сторону леса. Уверенным шагом, даже шататься перестал. Оттолкнул жену, пытавшуюся его остановить.

– Тебя ж заберут! – заблажила вслед Татьяна. – На Центавру!

– Там хоть тебя нет, отдохну, – огрызнулся Петро.

В этот момент на площади появилась оперативная бригада. Рогов и Семен поняли, что придется все же прервать отдых и вмешаться в марсианские дела. Стрельцов хмурился, но на собрание сходить согласился.

– Вот они, мои гости. Из уголовного розыска, – представил убойщиков Федор Ильич. – Из самого Петербурга!

Толпа уважительно замычала.

Марфа быстро сунула Стрельцову, как самому представительному, визитку Серебрякова:

– Вот! В куртке евонной нашла, а документа нет.

– Серебряков Владимир Петрович. Член Союза художников, – зачел Гриша и строго посмотрел на Марфу. Дескать: какие еще сведения?

– Неделю у меня жил, – пояснила Марфа. – Картинки красил. Крапиву, лопухи. Корову мечтал изобразить. Огорчился, что нету коровы. А вчера ушел и с концами.

– Мы его встретили, – кивнул Рогов. – В лес направлялся. Закат собирался нарисовать.

– И что нам делать? – задал Стрельцов риторический вопрос.

– Искать. Вы ж розыск, – уверенно сказала Марфа.

Стрельцов поднял лицо к небу. Полюбовался облаками. Одно из них было похоже на корову.

– У нас там, наверху, собак нет. Гаишников тоже…

– За что ж вам тогда деньги платят? Мои кровные… – это Захар подал голос от постамента.

Рогов хотел обидеться, но Захар уже успел уснуть.

– Гриш, давай в лес сходим, проверим, – предложил Семен.

– Это, пожалуйста, с Васей, – отказался Стрельцов. – А еще лучше – местных оперов вызовите. И вообще я считаю, это розыгрыш.

Стрельцов развернулся и потопал обратно к дому.

– Ты куда? – удивился Семен.

– Забор городить. Обещали же помочь Федору Ильичу…

– Ну что, Василий, – вздохнул Семен. – Значит, нам с тобой искать гуманоидов.

Рогов не возражал:

– Сейчас, за фотоаппаратом схожу только.

В проводники взяли Марфу. Она примерно знала, в какой части леса любил творить акварелист Серебряков.

– Вот за тем овражком у нас поляны грибные идут, так Володя все нахваливал – живописные, говорил, поляны.

– Сейчас проанализируем… на живописность, – пообещал Семен. – Марфа, а почему все-таки Марс?

– Дак раньше село Маркс называлось. В честь вождя разных революций. Это когда еще коммуну тут строили.

– Да ну?! – хором удивились оперативники.

– Ну да.

– Чего ж поменяли?

– Власти районные заставили. Опосля перестройки. Сказали, что ентот Маркс во всем виноват, в такой нашей жизни. Вот мы буковку-то и убрали. И самого Маркса – он у магазина на пьедестале стоял. В речке его утопили. А сейчас считается, кто виноват?

– А сейчас никто не считается, – махнул рукой Семен. – Сейчас считается, что сами виноваты. Да еше считается, что и жизнь нормальная, в общем. Стабильная.

– А тогда на Маркса грешили. А тут еще дед Тарелка…

Марфа закашлялась.

– Какой Тарелка? – не понял Семен.

– Конюх наш бывший. Он аккурат в восемьдесят шестом, когда перестройка-то, марсиан и узрел. В конюшне заночевал и узрел. От света, говорит, проснулся, выскочил, а они уже в небе. Вжик и растворились, – Марфа сложила ладони коробочкой. – А корабль на две тарелки похож и с ножками. Они уж давно к нам летают… Место у нас такое…

– Какое?

– Не знаю. Нравится им у нас, вопчем.

Семен гулко щелкнул себя пальцем по горлу:

– А он не ошибся? Этот Тарелка.

– Так говорю, в восемьдесят шестом!

– И что?

– Как что? При сухом, говорю, законе!

– А у вас соблюдали?

– Ну, насколько могли.

Сверкнула в просвете поляна, и раздался возглас идущего чуть впереди Рогова. Марфа с Семеном поспешили на крик. Посреди поляны стоял раскрытый мольберт. И никого рядом.

Так странно видеть: мольберт на месте, а художника при нем нет.

Семен вспомнил старый анекдот, объясняющий действие нейтронной бомбы: «Стаканы стоят, а нас нет».

* * *

Последний раз Гриша Стрельцов ставил забор три года назад – на даче у своего отца. Предпоследний раз – шесть лет назад, брату двоюродному. Дело это ему нравилось. Неизвестно, как бы понравилось лепить изгороди ежесезонно, но раз в три года – самое то. Надо, что ли, к следующему разу свое ранчо завести.

Работа спорилась. Федор Ильич удерживал поставленный в одну из ям столб, а Стрельцов засыпал яму землей. И все бормотал, в который уже раз:

– Я, Федор Ильич, не идиот, а офицер. Удумали тоже – гуманоидов ловить… Если Васе с Семеном это удовольствие доставляет…

– Да как же, Гриша? – не соглашался Федор Ильич. – Ведь люди-то исчезли. Унесли их, не иначе.

– Нашутятся – вернутся. Люди-то эти…

Появилась теща, принесла стакан свежайшего молока. Только-только из-под козы.

– Передохни, Гриш. Молочка попей. Генриетта Давыдовна постаралась.

Стрельцов глянул на Генриетту Давыдовну. Она драла рогами кору с дерева. Выражение лица, то есть морды у нее всегда было одинаковое: ко всему безразличное и немножко отрешенное. Немножко – тьфу! – инопланетное. Гриша взял стакан и с удовольствием отпил парного молочка.

– Гриш, – раздался голос Федора Ильича, – а может, это… по рюмашке. После молока ух как идет! Сам проверял.

Стрельцов подумал и мужественно отказался, допивая молоко.

Рогов, Семен и Марфа подошли к мольберту и застыли, пораженные увиденным. На куске ватмана и впрямь виднелся предзакатный пейзаж. Особое внимание акварелист уделил переливчатому цвету облаков. На вкус Рогова вышло совсем недурно.

Но помимо прелестей марсианской природы, на пейзаже был изображен непонятный серебристый шар. Буквально двумя мазками. В спешке. Вывод напрашивался сам собой.

– Видите? – ткнул Семен в шар.

А то они не видели.

– А то не видим! – взволнованно прошептал Рогов. – НЛО, ешкин блин! Я же говорил!

– Чего это? – вглядывалась в картину Марфа.

– Неопознанный летательный объект, – пояснил Рогов. – По всей видимости, инопланетного происхождения. Дорисовать не успел.

Марфа глянула в небо и перекрестилась:

– Куда ж они его, болезного?

– Дела-а, – протянул Семен. – А вот туда гляньте! Похоже, что мы все-таки муравьи…

Поляну украшали круги выжженной травы диаметром в три-четыре метра. Такие всегда рисуют в книжках про НЛО. И в фильмах показывают.

– Такие от сопл остаются. При старте, – авторитетно заверил Семен.

– А ты не верил, – растерянно пробормотал Вася.

– В уме не укладывается…

Круги и впрямь не укладывались в кучерявой голове эксперта. Неужели…

Рогов прошелся по поляне и вскоре заметил на траве капли маслянистой жидкости темно-бурого цвета.

– А вот еще что…

Встал на колени, понюхал жидкость. Аж передернуло. Виригин однажды притащил неизвестно откуда в отдел бутылку абсента: с тех пор более мерзкого запаха Василий не встречал. Вот, довелось.

– Гадость какая-то!

– А ты думал? – рассудил Семен, присоединяясь к Рогову. – Топливо инопланетное, а не духи «Шанель номер пять». Давай-ка соберем…

– Надо протокол осмотра сделать. И все сфотографировать. А вам придется быть понятой, – повернулся Рогов к Марфе.

– Какой? – не поняла женщина.

– Ну, это не больно…

Сам Федор Ильич все же в хату сходил, «пару капель», как он выражался, принял. И молоком запил. Работа пошла еще веселее. Забор рос на глазах.

В это время появились Василий и Семен, нагруженные мольбертом, несколькими ватманскими листами и пакетом с образцами «топлива».

– Надо же, – делано удивился Стрельцов. – Мы решили, вас уже утащили. Им же там разные нужны специалисты: инженера взяли, художника взяли, теперь сыщиков… Стали уж думать, какого Федору Ильичу нового зятя подобрать.

– Зря смеешься, – перебил его Рогов. – Все серьезно.

– Неужто нашли? – ахнул Федор Ильич.

И коза Генриетта Давыдовна вдруг перестала жевать отодранную кору и пошевелила ушами, будто бы прислушиваясь к разговору.

– Он даже сообщить пытался… Не успел, – Василий развернул лист с акварелью. – Смотрите, явное НЛО. Явный, то есть.

Гриша хмыкнул. Федор Ильич обалдело уставился на акварельный шар. Прошептал:

– Вот ведь как…

– А это что? – кивнул Стрельцов на листы в руках Рогова.

– Протокол осмотра сделали. Все честь по чести. Дело заводить надо.

– Это не для убойного отдела. Вознесение на небеса – еще не убийство. Они же живыми забирают. Мертвых у них, поди, своих хватает.

– Да перестань ты, Григорий, – поморщился Семен. – Дело и впрямь нечистое. Там круги от движков и какая-то дрянь вонючая.

– Вот, следы топлива, – Рогов развернул пакет с образцами жидкости. – Они, оказывается, и раньше сюда летали.

– А потому что Марс, – не унимался Стрельцов. – Они просто путаются. Летят себе по Космосу – глядь, Марс. Они еще два года собирались до настоящего фигачить, а тут раз – сюрприз. Уже прилетели…

Семен забрал у Василия пакет с образцами:

– Попробую выяснить. У вас, Федор Ильич, спирт есть?

– Только самогон. Решил принять? – обрадовался Федор Ильич. – Правильно, от такого-то потрясения! Я тоже, пожалуй, еще рюмаху…

– Да не, мне для опыта…

Семен подобрал корявую палочку и окунул в жидкость.

– Теперь ловить их пойдете? – с улыбкой обернулся к Василию Стрельцов. – На живца?

– Ночью в лесу посидим, – сурово ответил Рогов. Гришины подначки ему не нравились.

Тут такое творится! Люди пропадают, во-первых. Контакт, во-вторых, с неземной цивилизацией наклевывается. Веха, можно сказать, в истории человечества. А этот хохмит… Ему лишь бы заборы строить.

– Чип и Дейл спешат на помощь, – прокомментировал Стрельцов.

– Может, не надо, Васек? – испугался тесть. – Страшно!

– Папа, у нас оружие.

– Им ваши пукалки… – возразил тесть. – Сами же в кино смотрите. У них же пушки лазерные и эти… фломастеры?

– Бластеры, – подсказал Стрельцов.

– Во-во, они! Космического калибра.

– Вы б лучше нашим в Питер звякнули, – посоветовал Стрельцов. – Пусть этих потеряшек проверят.

– Да, это не помешает, пожалуй, – согласился Василий. – Только у меня труба села. Заряжать-то нечем.

– Телефон в трактире есть, – сообщил Федор Ильич.

– Гриш, дай зажигу, пожалуйста, – подал голос Семен.

Стрельцов вытащил из кармана и протянул Черныге зеленую («Как инопланетяне», – подумал при этом Гриша) зажигалку.

Эксперт поджег палочку. Таинственная жидкость моментально вспыхнула и, главное, завоняла на всю округу чем-то и впрямь предельно мерзостным.

– Горит, – многозначительно заметил эксперт.

– Ну и на кой ляд вам сдались такие вонючие гуманоиды, – поморщился Стрельцов. – Нет, это определенно надо запить. Федор Ильич, нальете рюмочку?

– Давно пора, – воскликнул хозяин и проворно засеменил в дом.

– Григорий! – одновременно ужаснулись Семен и Василий. – Мы же договаривались!

– Мы, между прочим, отдыхать договаривались и забор строить. Давайте обмен: вы не идете в лес, а я так и быть… ограничусь одной рюмкой. От одной уж не отказаться – обидится старик.

Коллеги осуждающе промолчали. Рогов – так и просто гордо отвернулся.

* * *

Внутри салун вполне соответствовал своему гордому званию. Резные опоры, оленьи рога и шкуры мустангов на стенах, широкая стойка и длинная-длинная, во все заведение, полка с бутылками. Точно такая, как в недавнем сне Гриши Стрельцова. Видно было, что дизайнер хорошо изучил декорации к голливудским вестернам.

С потолка свисали, правда, электрические лампочки, которых в эпоху «всадника без головы» не было. Но важнее, что в трех километрах, в деревне, света не было и в нынешнюю эпоху. А тут все в порядке – горят. Автономный движок, значит. Жена Данилы, вся в бусах и браслетах, в замысловато вышитой мексиканской юбке, в мокасинах с бахромой, ставила еду на столы, за которыми расположились спокойные крупные мужики – дальнобойщики. В углу несколько «марсиан» во главе с Захаром коротали время за бутылкой «Марсианского» виски и громко обсуждали исчезновение художника.

– Это беспредел, я так скажу! – шумел Захар. – У инопланетян по всем понятиям – людей искусства – не брать! Не брать, блин, и все! Беспредел голимый, ребя!

Дальнобойщики внимательно слушали.

За стойкой бара в голубой сатиновой блузе и в куртке из белого полотна возвышался сам хозяин Данила. Беседовал с немолодым худощавым человеком с грустными глазами – это был отправленный не так давно в отставку лесник Панин. На стойке между ними стояла трехлитровая банка с маринованными огурцами. Банка несколько выбивалась из общей стилистики. На Диком Западе огурцов не мариновали. Большие емкости имелись, но не банки, а бутыли, и содержались в них не огурцы, а виски. И не «марсианское», а мононгахильский. Чистый кукурузный сок, как говаривал старый охотник Зеб Стумп.

– Спасибо. Держи, – Панин положил деньги на стойку. – Хорошие огурцы.

– Партия удачная, – кивнул Данила. – Тоже раз на раз не приходится. В райцентре еще помидоры есть. Этой же фирмы. Могу привезти.

– Спасибо, не надо. Помидоры у них так себе…

– Мне тоже не пошли, – согласился Данила. – Ты-то как? Обратно в лесники не собираешься?

Панин ничего не ответил, махнул рукой. Будто это от него зависело.

В салун, оживленно оглядываясь, зашли Рогов и Семен. Приблизились к стойке.

– Добрый день, – поздоровался Рогов.

– Добрый, – приветливо ответил хозяин. – Выпить, закусить? Вы у нас впервые?

– Ладно, не буду мешать. Гуд бай. – Панин не торопясь погрузил банку в рюкзак и удалился.

– У вас спирт есть? Неразведенный? – поинтересовался Семен.