Текст книги "Верд. Серый ангел трёх миров. Дилогия (СИ)"

Автор книги: Андрей Георгиев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 26 страниц)

Андрей Георгиев
Верд. Серый ангел трёх миров

КНИГА I
ВЕРД. ИМЯ НЕНАЗЫВАЕМОГО

ПРОЛОГ

Господин Шерхт, выйдя из дверей чёрного хода своего особняка, оглянулся по сторонам. Осень полностью вступила в свои права, холодный ветер бросал горстями в лицо мужчины крупные капли скрывающегося дождя и жёлтые листья деревьев. Поёжившись от холода, Шерхт повернулся к двери, произнёс:

– Всё, милая, нам пора. Мы и так задержались. Старая Магда не любит ждать.

В дверях показалась женщина, которая держала на руках свёрток.

– Курт, может не стоит этого делать, может быть всё обойдётся?

– Нет, Лиз, не обойдётся. Не дай, Бог, кто-то узнает всю правду о нашем сыне, даже страшно представить, что будет с ним и с нами. Пойдём, милая, пойдём.

Женщина вышла на улицу, свет фонаря попал на её бледное, заплаканное лицо. Лиз опустила вуаль, склонила вниз голову, пошла следом за мужем по тёмной аллее, которая лишь изредка освещалась тусклыми масляными фонарями.

Сильный порыв ветра качнул фонарь, деревья протяжно застонали от насилия над ними. Дождь усиливался с каждой минутой, и от этой мерзкой погоды, на душе у супругов было очень неуютно. Но от того, что собирались сделать супруги Шерхт, на душе у них становилось тоскливо и пусто. Люди себя ненавидели в этот момент, но то, что они собирались сделать у ведьмы – всё ради сына, любимого Верда.

Без скрипа отворилась калитка, слуга, закутанный в непромокаемый чёрный плащ, придерживая рукой калитку, отвернулся в сторону. Когда мужчина и женщина прошли мимо него, слуга закрыл калитку, повернул в замочной скважине ключ, осенил себя знаком преклонения перед Ним и медленно, шаркая ногами, направился в сторону сторожки.

За пределами особняка, супругов ждала карета, с запряженной шестёркой гнедых лошадей. Лошади прядли ушами, недовольно фыркали от холодного ветра и дождя. Они возражали против того, что их оторвали от кормушек с сытным ячменём, от чистейшей родниковой воды в поилках и выгнали из тёплых конюшен на такой холод.

Кучер, старый Гирт, открыл дверь кареты, отошёл в сторону.

– Лиз, давай ребёнка мне, садись в карету. И прекращай плакать.

Когда супруга села в карету, Шерхт подал ей сверток, бросил кучеру:

– Стражникам я всё сам буду объяснять. Ты – помалкивай, Гирт.

* * *

Сержант городской стражи, Дер Витр, удивлённо посмотрел на приближающуюся карету, выругался, сплюнул на мостовую. Карета приближалась явно дорогая, куда господ в такое время несёт? Но на то они и господа, чтобы иметь свои причуды и капризы. Сержант помахал фонарём, карета остановилась напротив него.

– Кого везёшь, приятель? – спросил сержант кучера, но в ответ прозвучало что-то невнятное.

– Зубы разболелись? Да, в такую погоду им только этого и нужно. Лечись, приятель.

Дер Витр открыл дверь кареты, свет фонаря выхватил из сумрака лицо мужчины, лет сорока, с небольшой бородкой, аккуратными усами. Лицо женщины сержант не рассмотрел из-за вуали. Больше в карете никого не было. Часы на башне городской ратуши, пробили семь раз.

– Господа, не буду спрашивать, куда вы едете на ночь глядя, но напомню вам, что через два часа городские ворота закроются до утра.

– Спасибо, сержант. Мы в соседний Эльсбрук, я думаю, до закрытия успеем. Вот вам на горячее вино после смены.

Сержант сжал в руке монету, блеснувшую в свете фонаря жёлтым цветом. Золотой! Сержант даже не поверил своим глазам – ему только что с неба свалилось его недельное жалование.

– Ну, если даже и задержитесь, то ничего страшного, господа. – голос у сержанта стал приветливым и дружелюбным. – Мы вам завсегда рады будем услужить. Эй, бездельники, поднять решётку!

* * *

Магда уже три часа находилась у печи, непрерывно помешивая что-то в горшочках. При этом она произносила, одной ей ведомые, заклинания. В горшках что-то постоянно булькало, вверх поднимался пар, причём этот пар периодически менял свой цвет. Запах стоял такой мерзкий и ужасный, что Магда сама морщилась, но продолжала работать.

В углу избы, в которой жила старая ведьма, зашевелилась куча тряпья, послышался чей-то вздох.

– Ох, мать, что ты там такое варишь? У меня двухнедельный насморк за пять минут пропал. Причём – полностью, как и не было его. Чудеса! Впрочем, кому я это говорю?

– Ты, лежебока, ничего не перепутал с теми господами? Может, они завтра приедут?

– Нет, ну что ты, матушка-кормилица, как можно перепутать такое? Событие, подобное этому, случилось около…….даже и не вспомнить. Сезонов сто, может больше, тому назад. Родители не станут ребёнком рисковать. Обязательно сегодня приедут, или я не Люф буду.

– Люф, бездельник и балабол. Встань со скамейки, принеси мне ещё дров и натаскай воды. Только и можешь, что лежать целыми днями на лавке, да трескать за столом за троих.

– Не получится мне поработать, матушка-кормилица. Они уже прибыли. Вы то не слышите, стары уже, а я шум подъезжающей кареты уже пять минут, как слышу.

Тряпьё зашевелилось, теперь на лавочке, свесив ноги сидел, отчаянно зевавший, карлик. Он спрыгнул на дощатый пол, нашёл свои сапоги, не спеша надел их. Подойдя к огромному столу, на котором были разложены всевозможные связки трав, он, забравшись на лавку, начал травы собирать в одну большую кипу. Связав получившуюся кипу трав верёвкой, он протёр стол тряпкой.

Спрыгнув с лавки, Люф пошёл в сторону прихожей, смешно переставляя свои короткие кривые ноги. Скрипнула дверь, Магда осталась одна в комнате. Она тщательно вытерла о тряпку руки, присела на скамейку, стала ждать посетителей.

Первым в комнату зашёл высокий мужчина. Благородные черты лица, бородка, аккуратные усы. Взгляд карих глаз – настороженный. Мужчина был закутан в тёмно-коричневый плащ, как и его супруга. Молодая женщина, очень стройная, вуаль скрывала её черты лица, но это для Магды было и не важно. Женщина держала на руках свёрток с ребёнком, который сейчас жалобно заплакал.

– О, сам граф Шерхт пожаловал. И вас, господин граф, не минула эта участь? Бывает.

– Позвольте, но разве мы знакомы, ведьма?

Магда поморщившись, ответила:

– Знавала я вашего отца. Такой негодяй был, просто ужас. Таких, как я, он на кол сажал – на раз. Мерзавец, одним словом. Но-но, не хватайтесь за меч, граф. Это просто глупо в вашей ситуации.

Магда повернулась к женщине.

– Милая моя, кладите ребеночка на стол. Я сама разверну его. Отойдите в сторону и не мешайте мне.

Женщина вопросительно посмотрела на мужа, тот кивнул головой. Магда выдернула из охапки трав сухой стебель какой-то травы, провела над ним рукой, огня не было, но стебель начал тлеть. Ведьма провела тлеющим стеблем возле лица младенца, тот перестал плакать и заснул. Магда аккуратно перевернула мальчика на живот и сразу же отшатнулась в сторону.

– Этот ребёнок точно ваш? – спросила ведьма.

– Конечно. – ответила женщина. – А что с ним не так?

– Подойди сюда, милая. Видишь эти три точки, которые образуют треугольник? Это знак того, имя которого не произносят вслух. Даже я этого не делаю. Этого ребёнка нужно умертвить и как можно быстрее.

– Да ты с ума сошла, старая? Ты хоть думаешь, о чём говоришь и с кем говоришь? – закричал граф.

Женщина заплакала навзрыд.

– Вот видите, граф, ваша жена в курсе, что означают эти метки. Именно поэтому с ним и происходят странные вещи, не так ли? Я так и думала. Это родовой знак Проклятой крови. Ребёнка жалко, он мог бы повернуть историю нашего Королевства вспять. У меня есть для вас предложение, от которого вы сможете отказаться в любой момент.

Граф скрипнул зубами, но произнёс:

– Говори, ведьма.

– Нужно поменять детей. Ваш сын, благородных кровей, будет жить в семье крестьянина, вы же воспитаете простолюдина. Выбор за вами. Думайте.

– О, нет, Курт! – Лиз сделала шаг к столу, на котором мирно посапывал младенец.

– Мы согласны. – отрезал граф, придерживая за рукав жену. – Только одно условие, Магда. Мы всегда должны будем знать, чем живёт наш сын, в чём он нуждается и чем ему нужно помочь.

Магда внимательно посмотрела на мужчину, одобрительно покачала головой.

– Хорошо, граф, все условия будут выполнены. Деньги для семьи крестьян. Ну, и мне – за работу, конечно. Обещаю, что внешность вашего ребёнка до его двадцатилетия, будет скрыта. Как и родовой знак. Да будет так!

Огонь в печи на несколько секунд поменял свой цвет на ярко-зелёный, за окном избы что-то ухнуло, раздался леденящий душу смех. Клятва была принесена и она была принята тёмным миром.

– Люф, – обратилось ведьма к карлику. – сходи за Маричкой. Да возьми её ребёнка на руки, она может от испугу уронить своё чадо.

Через некоторое время, когда ведьма осталась наедине с карликом, тот спросил:

– Ты, матушка-кормилица, уверена, что мальчик, когда вырастет, не свернёт тебе и мне шею? Очень сильный у него характер вырисовывается. Да и даром его не обделили.

– Что, опять у тебя видение было, Люф?

– Было, матушка-кормилица. И оно мне очень сильно не понравилось. Крови много в том видении. И что-то должно измениться в нашей жизни. Не в лучшую сторону, конечно. Как по мне, так вариант «умертвить» был самым лучшим. Но, как говорится, уже поздно, клятва принесена. Да, с этими заботами, совсем забыл спросить – у нас что-нибудь пожрать есть в доме?

Ответ Люф не дождался. Он снял сапоги, поморщился от «приятного» запаха, который они источали. Посмотрев на ведьму, которая сидела за столом, рассматривая подарок графа, вздохнул, укрылся подобием одеяла и мирно засопел.

– Что ты спросил? – Магда повернулась к карлику. – Вот же соня. Жрать и спать. Мне бы такую жизнь. Впрочем, пора отдыхать. День предстоит тяжёлым, нужно многое успеть сделать.

Ведьма подошла к огромному зеркалу, которое было закреплено на стене, провела открытой ладонью сверху вниз по лицу. Отражение в зеркале пошло рябью.

Перед зеркалом теперь стояла очень красивая женщина, лет тридцати пяти, не больше. Правильные черты лица, пронзительные ярко-зелёные глаза, прямой нос, чувственные губы, смоляные волосы ниже плеч. Когда ведьма улыбнулась, на щеках появились ямочки.

– И почему все люди считают, что ведьма должна быть какой-то уродиной, с мерзким характером, пожирающая младенцев за завтраком, обедом и ужином? Мне, например, очень даже хочется обычного счастья. Или я не красивая и соблазнительная? Всего двадцать лет, жалких двадцать лет и я буду свободная!

Магда засмеялась так пронзительно и звонко, что Люф, в это время видевший сон, проснулся. Он посмотрел на стоявшую напротив зеркала Магду, проворчал:

– Совсем с ума выжила старая. Сама с собой перед зеркалом разговаривает.

Он отвернулся к стене и через несколько секунд опять спал крепким сном.

ЧАСТЬ 1
ПРОКЛЯТАЯ КРОВЬ

Глава 1

Эх, Альда, Альда. Как ты так могла взять и предложить пройти мне такое испытание. Испытание – ладно, но на кладбище? Что у тебя в голове творится? Да и я хорош! Упёрся, как баран, согласился на это….ммм….испытание силы духа, будь оно всё неладно.

До первых петухов ещё часа два, как минимум. Время тянется, как кисель. Да ещё и туман, который делает звуки приглушёнными. Вот так подкрадётся кто-нибудь сзади, и не услышишь. Упырь какой-нибудь, вурдалак, или простое умертвие. Выберусь отсюда живым, на что я очень надеюсь, нужно старого Трилла расспросить, какая между этой гадостью разница.

У других парней избранницы нормальные, не желают плохого своим женихам. Самое страшное испытание было у Тана, который провёл ночь внутри старой разрушенной конюшни. О, да! Какой он был тогда герой в наших глазах! Как на него все девушки смотрели с восторгом. Хм…когда уже все эти испытания уйдут в прошлое? Говорят, что это древняя традиция.

Неужели и наши предки были больные на всю голову? Нет, что-то на это совсем не похоже. Предки были мудрые у нас, вон, сколько всего понастроили. И мельницы и конюшни, кузницы, гончарные цеха открыли, кожу научились выделывать так, что торгуют по всему миру. И тут – вот такая глупость. Не, это не их традиция.

Туман стал ещё гуще, сырость и холод пробиралась под одежду. На одном месте не усидишь – замёрзнешь. Побродить среди могилок, что ли? А что, нормальная идея, но она таковой и и останется идеей. У меня нервы хоть и крепкие, но ну его….куда подальше.

Я поплотнее запахнул свою куртку, осмотрелся по сторонам. Ночь, туман, кладбище и тишина. Романтика, которую так любят женщины. Альда, поди, спит под тёплым одеялом и видит сладкие сны. Сколько раз давал себе слово – не смотреть в её сторону, не подходить даже близко к ней, но нет же, она привязалась, как репей. Всё назло мне делает.

Меня нет рядом, начинает искать меня, когда я на расстоянии вытянутой руки от неё – делает вид, что меня рядом нет. Ладно, просижу ночь на кладбище, деваться некуда, а потом брошу её навсегда. Мда, но до чего же она хороша. Мммм…..сказочно красива! Многие пытались её внимание привлечь, но нет, она на меня глаз положила. Тьфу!

Я потрогал руками кинжал, который был у меня на поясном ремне, немного успокоился. С ним – бояться нечего, отобьюсь от любого умертвия. Он, хвала Ему, силой меня не обделил. Как и ростом. Не то, что бы я был очень высоким, как мой отец, но…

Да что же так холодно-то? Зуб на зуб не попадает. Или это всё от страха? Ну-ка, мысли плохие прочь. Я сильный, я очень сильный. Кого я успокаиваю? Себя. Ну и дурак. Вдвойне дурак, короче говоря. А вот идея, забраться в старинный склеп, который был от меня в двухстах шагах, мне понравилась. А что, там теплее. Да и спина будет прикрыта от всяких… Но – жутко. Хоть скоро мне и стукнет шестнадцать, но…жутко здесь будет человеку и в тридцать и в сорок лет. Люди такие страхи рассказывают о кладбище, что и днём мураши по телу скачут.

То могилы разоренные находят по утру, то мертвецов видят, свободно разгуливающих между могилок. А вот старый Струк, смотритель кладбища, совсем с ума спятил. Ходил по нашей слободе в стельку пьяный, и рассказывал, что видел на днях, то есть ночью, умершую тридцать лет тому назад, графиню Издарвиль. Собственной персоной, в вечернем платье и с бокалом вина. Только он потом поменял слово вино на слово кровь, и история вообще стала зловещей и жуткой.

Даже взрослые люди осеняли себя знаком Его. Что уж говорить о детях? Идиот этот пьяница, последние мозги пропил. Это как посмотреть, конечно. Кто нормальный согласится жить на кладбище? Или ненормальный, или пьяница. Третьего не дано. Мда, вот такая история весёлая.

Интересно будет, если меня мои родители под утро хватятся. Но ничего. Отец надаёт по загривку, мама побурчит полдня и всё забудется. Скоро мне шестнадцать и неизвестно, что покажет Отбор. Возможно, у меня обнаружат какой-нибудь редкий дар и отправят учиться в город. В тот же Эльсбрук. Хоть и небольшой, но город же. Так что – нужно привыкать к самостоятельности во всём.

Нет, холодно так, что….очень холодно. Просто собачий холод, нужно двигать в склеп. Вот интересно, почему благородные отделились от рабочей слободы деревянным частоколом и охраняют выход и вход? Чем им так крестьяне, рабочий народ не угодил? Мы что, не люди? Странно, как-то.

Люди, или не люди, но в одно и тоже время, происходит так называемый, Отбор. Именно среди бедняков, как насмешка над богатыми, родятся одарённые люди. Кто чем. Из числа бедных получаются хорошие музыканты, артисты, художники, певцы.

Та же Альда! Какие она красивые картины рисует, загляденье. Её судьба предрешена – прямая ей дорога в Академию искусства. Тан, мой друг, имеет склонность к точным наукам. Он станет учёным, сто процентов.

А вот кем я стану? Без понятия. Душа лежит к кузнечному делу и больше ни к чему. Отец, когда-то, занимался выращиванием пшеницы и ячменя, неплохо на этом зарабатывая. Насобирал денег, выкупил старую кузню и теперь он первостатейный кузнец. Злые языки говорили, что когда мне был месяц от роду, моей семье неожиданно «свалились деньги с неба». Я в это не верил, я знал, что деньги отец упорным трудом заработал. Долгое время я только смотрел, как он работает в кузне, потом, когда чуть подрос, стал отцу помогать.

Ну, как помогать? Отнеси-принеси, сюда ударь, подними, возьми щипцами, окуни это в воду. Отнеси на склад. Подмети, полы помой, кваса налей. Я обижался на отца, что он мне не даёт настоящую работу, но он как-то сказал, что моя основная работа – получить начальное образо ование. Хоть какое-то, но – образование.

Да я и не против был учиться, мне это даже нравилось. Тем более, что мне все предметы, почему-то, очень легко давались. Я мог не слышать учителя, но всегда знал правильный ответ на его каверзный вопрос. Как это у меня получалось? Сам не знаю. Ответы всегда всплывали в голове сами. Только подумал и готово.

Ладно, пора опускаться с дерева, на котором я сижу, и пробираться в склеп. Налетел ветер, начал разгонять седые клочья тумана. Периодически стала выглядывать Нира, ночная королева неба, освещая всё вокруг своим чуть голубоватым светом. Туман разойдётся быстро и тогда я, крадущийся по кладбищу, стану заметен на многие сотни метров. Да и дерево стало раскачиваться и поскрипывать. То ещё сопровождение.

Я спустился с дерева, пригибаясь, как ночной вор, или грабитель, стал двигаться в нужном мне направление, обходя могилки. Странное дело, но богатые, они же – благородные, всегда хоронили людей на слободском кладбище. Чудаки. Отсюда до города добрых десять километров. Ну и хоронили бы людей сразу за стеной города. Нет, у них всё, как не у людей.

Порыв ветра донёс звук часов башни городской ратуши города Эльсбрук. Три удара, три часа ночи. Ну вот, ещё час, может полтора, и петухи начнут свою песню, прославляя и встречая наступающий новый день. По договору, я должен здесь находиться до шести ударов часов на башне города. Учитывая, что большая часть времени уже миновала, осталось потерпеть чуть-чуть. И тогда….а что тогда?

Мой мысли были прерваны странным звуком, который я только что услышал. Да не может быть! Да нет, мне показалось! А вот и нет. Порыв ветра опять принёс обрывок разговора. Мужской и женский голоса. У, жуть то какая! Я присел между могилок, посмотрел вбок. До склепа осталось – десять метров. Нужно сделать последний рывок и я буду в безветрии и защищен, хотя бы со спины. Стоп, что меня так крепко держит за штаны? Как назло, Нира исчезла и вокруг меня только тьма, ветер и чей-то разговор. А разговор, кстати, на повышенных тонах. Покойники умеют между собой ругаться? А что им делить-то? Бред какой-то! Только живые могут так виртуозно материться. Я же всё слышу.

Рывок, рывок и всё мимо. Кто-то вцепился в штанину и тянет к себе. Медленно, но тянет. Где же ты, Нира? Только вспомнил её имя и она появилась. Я оглянулся и выругался про себя. Зацепился за куст «хватай-тащи», которого на кладбище полно. У этого куста листья смазаны какой-то липкой гадость, похожей на смолу. Что-то прилипает к листу и он начинает закрываться. Куст-хищник. Ничего удивительного. Я сделал рывок посильней и пожалел об этом. Мои новые штаны издали характерный звук и порвались. Вот же….мама Маричка будет опять ругаться.

Уже на ступеньке, ведущей к склепу, я отчётливо услышал, как чей-то разговор достиг своего логического конца – послышался глухой удар, вскрик женщины и тишина. Сам склеп был хорошо освещен Нирой, поэтому я без труда нашёл место, где мне спрятаться.

Когда мы были совсем маленькими, то вдоль и поперёк знали все закоулки на кладбище. Нас тянуло сюда не из праздного любопытства, а скорее – от вседозволенности и жажды приключений. Сколько тогда разговоров было среди слободской шпаны о новом удачном походе к мертвякам, как мы называли постояльцев кладбища. Что поделать, дети есть дети. Тем более – все родители на работе, за нами никакого присмотра не было.

Не миновали участи быть обследованными и все склепы знатных господ, которых хоронили отдельно от простолюдинов. Отдельный сектор на кладбище, усиленный уход за памятниками и так далее.

Я пытался вспомнить, чей я сейчас склеп соизволил почтить своим вниманием. Вспомнил, но лучше бы я этого не делал. Это было захоронение той самой знатной особы, которая разгуливает по кладбищу с кубком вина, или крови. Я находился сейчас внутри склепа графини Издарвиль.

Внутренний размер склепа – четыре на шесть шагов, пол и стены этого сооружения сделаны из бледно-зелёного камня с прожилками ярко-жёлтого цвета. Вместо крыши – огромная плита из того же камня. Посередине склепа – небольшой постамент, на котором стоит гроб из чёрного мрамора. У изголовья гроба, между ним и дальней стеной – две огромные вазы, которые люди почему-то называют красиво – вазоны. Вот за ними я и спрячусь. Другого и, пожалуй, самого удобного места не придумать.

Вспомнив ещё раз недобрым словом Альду, и себя заодно, я, достав из ножен кинжал, скрючившись в три погибели, сел на каменный пол за вазонами.

Тишина, царившая в склепе, настраивала на мирный лад, расслабляла. Не слышно завываний ветра, который разошёлся не на шутку. Небо периодически закрывали облака, поэтому Нира иногда пропадала и во время её отсутствия, я находился в кромешной темноте. Но я не боялся, нужно живых бояться, а не мёртвых. Хорошее и правильное выражение.

Я до того расслабился, что начал засыпать. Веки стали тяжёлыми, мысли спокойными. Из моей расслабленной руки выпал кинжал и звук удара стали о камень привёл меня в чувство. И как оказалось – всё это произошло вовремя. Кто-то шёл к склепу. Причём – не один. Я слышал, как между собой переговаривались двое мужчин.

Сердце в груди стучало так сильно, что мне казалось его звук разносится очень далеко. На лбу выступил холодный пот, руки и ноги начали дрожать. Я поднял с пола кинжал, крепко сжал его в руке и стал ждать. То, что люди идут именно в этот слеп, у меня не было сомнений. Несколько раз прозвучала фраза – «графине Издарвиль не так скучно будет теперь». И смех. Смех, от которого становилось не по себе, смех, от которого пробирал мороз по коже, смех, от которого леденило душу.

Вот и дождался. Фигуры заслонили собой свет Ниры.

– Ты, Свилк, проверил? Она мертва?

– Ну, что вы такое говорите, господин гр…

– Заткнись, идиот. Договорились же, что ты не будешь произносить даже моего имени.

– Да, извините, господин. А она – мертвей всех мертвых. Вы её знатно приголубили своей тростью. Она у вас, случайно, не из стали сделана?

– Нет, всего лишь из дерева туркантила. Слышал о таком?

– Да, господин. Это с острова Голнита?

– Да, оттуда. Крепче иной стали это дерево. Ладно, Свилк, ты отдохнул, давай прятать её и расходиться.

Я высунулся из-за вазона, пытаясь хоть что-то рассмотреть. Нет, такой возможности у меня не было. Единственное, что я сумел увидеть и запомнить – профиль человека, который командовал Свилком. Свилк поднатужился, стал слышен звук отодвигаемой верхней крышки гроба. Очень неприятный звук, должен отметить.

Свилк вышел из склепа, скорее всего – за убитой женщиной. Когда он вернулся, я увидел на его плече…..да, убитую женщину. В тот момент, когда несчастную укладывали в гроб, что-то блеснуло в свете Ниры, упало на пол и это что-то покатилось в мою сторону! Я забыл, что такое дышать, я слился с каменной стеной и молил Его, что бы злодеи не стали искать упавший предмет на полу. Иначе, в гробу окажется и мой хладный труп. А жить-то как хочется! Кто бы знал!

Но нет, пронесло. Встала на место крышка гроба, двое мужчин вышли из склепа. Я медленно втянул в себя воздух. Вот это да! Я стал свидетелем самого настоящего убийства. По закону королевства Ингарии, я был обязан сообщить о произошедшем в охранку, которую все называли Тайной полицией.

Только как это сделать и себе не навредить? Это вопрос и это – проблема. Попробуй потом докажи, что это не ты сделал. Я даже представил себе разговор со служащим Тайной полиции:

«Здравствуйте, я ночью сидел в склепе и представляете, увидел, как……». Бред какой-то!

Да меня сразу же обвинят во всех смертных грехах и покатится моя буйная головушка с плахи на землю родную. Ну уж нет. Буду молчать. Даже и не заикнусь о том, что был здесь. Ого, а как же моё испытание? О нём знало, как минимум, десять человек. Весь класс, короче говоря. У парней и девушек есть друзья, у тех друзей – друзей. Мда….да половина слободы скорее всего знает о моём «подвиге».

Сколько я просидел в раздумьях, я не знаю. Очнулся от того, что небо стало сереть – верный признак того, что скоро Гирвен выйдет на свою ежедневную работу, согреет своими лучами нашу Теллуру. Сейчас уже около шести и значит мне пора домой. Я находился уже на ступенях склепа, но вернулся назад. Возле вазона, буквально в шаге от него, лежало кольцо. Рассматривать его не было времени, я его просто положил во внутренний карман куртки. Одно я понял – оно очень массивное и тяжёлое.

Пройдя по аллее, я находился почти у выхода из кладбища, когда услышал надрывный кашель смотрителя. Старый Струк стоял на пороге своего домика и рассматривал меня. Вот и всё. Пьяница он, или нет, но сейчас у него взгляд был очень внимательным и серьёзным. Я в сердцах сплюнул и вышел из ворот кладбища. Будь, что будет.