Текст книги "Степной орёл (СИ)"

Автор книги: Андрей Мелета

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 2 страниц)

Annotation

Мелета Андрей Викторович

Мелета Андрей Викторович

Степной орёл

СТЕПНОЙ ОРЁЛ

.....

Ой, ты, степь широкая,

Степь раздольная,

Широка ты, матушка,

Протянулася.

.....

Высоко в небе парил орёл. Он уже давно наблюдал за группой людей в серых рваных армяках, осторожно пробирающихся по бескрайней степи в сторону извивающейся словно огромная змея широкой реки. А к противоположному южному берегу реки приближалось, поднимая тучи пыли, растянувшееся до самого горизонта конное войско...

* * *

...Ватага из двух десятков стриженых «под горшок» мужиков-крестьян всё дальше и дальше удалялась от Засечной Сторожевой Линии на юг.

Уже больше недели шли они по степи, в надежде выйти на степных единоверцев, называемых по смутным слухам то ли бродниками, то ли казаками. Или, не найдя их, объявить себя Вольными Казаками и зажить Свободной Общиной где-нибудь у степной речки в удобном, богатом рыбой и промысловым зверьём, месте.

Истоптав лапти вдрызг, босые, в рваных армяках, опираясь на длинные заострённые колья – импровизированные копья – как на посохи, с топорами за кушаками, они упрямо углублялись, вслед за своей Мечтой, в дикую, таившую опасности, степь.

– Всё! Мужики! Привал! – остановился у поросшего камышом ерика атаман ватаги – здоровенный, косая сажень в плечах, мужик с кудлатой бородой – и, широко раскинув руки, шумно вдохнул в себя прозрачный пьянящий степной воздух. – Уууухх! Ширь-то какая кругом! Лепота! Вот она – Воля! Воля-волюшка! Воля вольная!

Развели костерок. Набрали в котелок водички и ссыпали в него, у кого сколько осталось в котомках, пшена и поставили на огонь варить кашу.

Вдруг со стороны, куда они направлялись, раздался топот приближающихся лошадей.

– Кто это? Дым костра приметили! – заволновались ватажники и, не успев толком отдохнуть, вскочили на ноги и увидели быстро окружающих их на низкорослых лошадках, по брюхо утопающих в ковыле, степняков в мохнатых малахаях и с луками в руках.

– Мужики!!! – заорал атаман. – Ордынцы окружают!!! В колы!!! В топоры!!! – и выхватил из-за кушака огромный топор на длинной рукояти.

Тут раздался дикий пронзительный визг и в сторону полуокружённой и прижатой к ерику ватаги изготовившихся к бою мужиков засвистела густая партия стрел... затем вторая... затем третья... четвёртая... засверкали кривые клинки...

– Всё! Конец! – вскрикнул молодой крестьянин и повернул испуганное лицо к такому же испуганному молодому товарищу. – Афанасий, быстро прячемся в камыши! За мной! – и головой вперёд кинулся в густые заросли ерика.

– Я за тобой, Емельян! – отозвался тот и следом исчез в камышах.

За ними последовало ещё несколько человек из ватаги...

Спрятавшись в камышах, только головы торчали из воды, они, стуча от страха зубами, слышали над собой топот копыт, лошадиное ржание, смертельные вскрики товарищей и чужую отрывистую гортанную речь.

– Вот и смерть наша пришла. Или в рабство заберут. Быстро закончилась наша Воля. – Дрожащими руками крестились притаившиеся в камышах ватажники. – Господи помилуй. Господи помилуй.

– Афанасий, сейчас ордынцы нас обнаружат. – Клацал зубами от страха Емельян. – Матерь Божья, спаси нас.

– Помилуй нас, Господи. – Про себя шептал Афанасий.

И тут вдруг степняки испуганно завизжали. Грохнул огнестрельный выстрел... заржали лошади... зазвенели скрещиваемые в смертельной схватке клинки...

– Кто-то на них напал. – Перестали стучать зубами и превратились в слух притаившиеся в камышах ватажники.

Вдруг всё резко стихло.

– Хто там?! Вылазь! Кажись на Свет Божий! – услышали они у себя над головами.

– Вроде понятно говорят. Неужто казаки. – Заволновались "камышовые сидельцы" и, торопливо крестясь, полезли... на Свет Божий.

Представшая перед ним картина заставила их, и так до смерти перепуганных, содрогнуться. Кого-то из них не выдержало и начало рвать... до спазм в животе.... У кого-то от увиденного... освободился кишечник...

Они увидели, что у всех их сотоварищей по ватаге, кто смело принял бой, были отсечены руки, головы... вспороты животы... внутренности размотаны по траве...

Чуть в стороне рядком лежали, уже "освобождённые" от кольчуг и оружия, трупы напавших на них степняков.

Да и сами "спасители" в глазах уцелевших ватажников мало чем отличались от степняков. Все "спасители" были коренастые, жилистые, широкоплечие, резкие в движениях. Почти все были русоволосые, с медными обветренными лицами. Но некоторые имели ярко выраженную степную азиатскую внешность. Совершенно дикий устрашающий вид им придавали мохнатые звериные шкуры поверх стёганых бешметов и такие же мохнатые шапки. У некоторых из них под шкурами поверх бешметов матово отливали под степным солнцем кольчуги.

– А может, эти... тати из какой-то другой Орды? – потерял всякую надежду на спасение Емельян.

– Может и так. – Похолодело всё внутри Афанасия.

– Нет, мужики, – прошептал другой ватажник, – я у одного азията приметил на груди крестик. Это казаки. Как пить дать...

Возле тела атамана ватаги, всего утыканного стрелами и оттого похожего на тушу огромного ежа, на корточках сидели два воина в шкурах и, вытаскивая и внимательно осматривая и вытирая от крови стрелы, пополняли ими свои колчаны.

– Якый добрий колун. – Взвесил в руках топор атамана ватаги один воин и протянул его пожилому соратнику с длинными вислыми седыми усами. – Батько, тебе!

– Забирай себе. – Отмахнулся тот.

– А лезвие у колуна чистое. Кровушки даже не напывся. – Заметили другой воин. – Зазря цэй богатырь им махал. А здоровенный, однако, бугай... был!

– Да уж. Дал Боженька дурню силушку! Богатырь! Шут гороховый! Гы-гы-гы-гы! – не то засмеялись, не то зарычали остальные "тати". – Та хто ж свою башку под колун подставляты будэ?! Дурних нэма! Га-га-га-га!..

Тут на взмыленном горячем жеребце к ерику подскочил всадник явно глубоких восточных кровей и, обратившись к пожилому воину с длинными вислыми седыми усами, указал камчой в руке на юг:

– Батька, там Орда к бродам подходит. Всем гамузом на Русь попёрла! Огромадные стенобитные орудия волами тянут!

– Шо будем робыть, Бабай? – повернули к пожилому воину тревожные лица отрядники.

– Та чую я, казаки. Чую. – Задумчиво ответил он. – Не зря их дозоры по степу зашастали. На цих русских дурней и наскочили. А туточки мы их усих и ущучили.

– Гы-гы-гы! – снова не то засмеялись, не то зарычали казаки.

Послышался торопливый топот копыт, и к ерику подскочила ещё пара всадников:

– Батько! Бабай! Один джигит утёк! Шибко швыдкий та вёрткий оказался!

– Та хай на його! – безразлично махнул рукой с "прикипевшей" к ней камчой, пожилой воин. – Хай в Орде... растрезвонит. Больше уважать будуть.

– Гы-гы-гы-гы! – осклабились казаки.

– Так! Усё, браты! Хватит... баловаться! – резко прервал подчинённых Бабай. – Лошадей, яки покалечены, зарезать. Своих погибших ратников забрать. А яки наши поранены – перевязали?

– Да-да, батько! – рапортовали казаки. – Усё по уряду!

Возле одного лежащего на земле казака хлопотали сотоварищи.

– Браты! Браты! – стонал тот с напрочь отрубленной правой рукой, в которой держал саблю. – Помираю я, братцы.

– Не гунди, Зубастик. Тай не трепыхайся ты як горобчик. Мешаешь нам. – Крепко держали его казаки, ловко, со знанием дела, закрученным тряпичным жгутом остановив кровь, обработав место увечья целебными снадобьями, перевязывали культю. – Благодари Боженьку Казацкого Милосердного, шо живой остався.

– Братушки. Братушки. – Благодарно хрипел тот.

– Та не нудьгуй. – Успокаивали его товарищи и, подняв с земли, осторожно усадили на коня и накрепко привязали ремнями к седлу. – Усэ будэ ладом, Зубастик.

– Браты, по коням! – зычно скомандовал Бабай. – Геть-геть! Уходим-уходим! Швыдче-швыдче! – и склонился с седла над уцелевшими ватажниками. – Урусы, если хотите, то поспешай за намы!

Естественно, "хотение" возникло у всех спасённых ватажников. И они, подобрав полы армяков, подстёгиваемые животным страхом остаться одни в "вольной" степи, побежали следом за казаками.

* * *

В походном казачьем стане в шатре вальяжно развалился на лошадиных попонах, покрытых яркими восточными коврами, атаман с верными есаулами.

– Хто такие? – грозно уставился он колючими немигающими глазками на стоящих перед ним на коленях ватажников.

– Беглые мы. С Руси. – Заикаясь, отвечали те.

– А куда... бежали, русичи? – продолжал внимательно сверлить их глазками атаман.

– В степь. На волю. Казаками хотим быть. – Чистосердечно сознались они.

– В степь побежали? На волю? – вдруг оживился атаман. – Волюшки захотелось? Хотеть не вредно! Ишь ты, ухари какие нашлись! Ага! Щас! Да хто ж её, эту самую Волю, вам в Степи даст? Здесь усё жёстко поделено между улусами! На усих тропочках... засады! Шоб тут вольничать, а пуще – своевольничать, надоть разрешения спрашивать! И за разрешение... заплатить!

– Га-га-га-га-га!!! – одобрительно загоготали есаулы и окружившие ватажников казаки. – Вот дураки! Какой же такой умник надоумил их в Дикое Поле бежать? У них с головушкой всё ли в порядке? Али жить надоело? Совсем невмоготу? Мало им набегов Орды, так ещё и сами... навстречу Орде в Степь полезли... за ощущениями... за Волей! Показаковать решили! Га-га-га-га-га!!! Насмешили! Скоморохи... своевольные!

– А я щас цим "вольным казачкам" доставлю... ордынские ощущения. Уши им отрежу, и сожрать заставлю! – подошёл к стоящим на коленях ватажникам худой как жердь казачина в надвинутой на самые глаза мохнатой папахе, и решительно обхватил ладонью рукоять кинжала. – Посвящу, стало быть, их... в Вольные Казаки!

– Гы-гы-гы-гы!!! – весело зарычал казачий круг. – Дрючкарь, не пужай их так! А то ще скоморохи помрут тут со страху... у нас на руках! Га-га-га-га-га!!!

Тут, как чёрт из табакерки, на "авансцену" шустро выскочил из ближнего к атаманскому шатру "сектора" казачьего круга, где сконцентрировались убеленные сединами казачьи старейшины, небольшого росточка дед. Наряд его представлял из себя неопределённого цвета замызганный бешмет, широченные шаровары и мягкие бесшумные чувяки на босу ногу. Седые вислые усы и седой длинный "половецкий" оселедец, обмотанный вокруг уха, выдавали в нём авторитетного казачьего старейшину и, невзирая на прожитые годы, ещё действующего опытного бойца. С боку у него болтался огромный кривой меч в деревянных, обитых кожей и богато инкрустированных серебром и золотом, ножнах. Создавалось справедливое и правильное впечатление, что этот явно добытый в бою "царский" меч дед таскает не для украшения, а с успехом использует сие устрашающее кривое оружие по его прямому целевому назначению.

– Казаками, значица, хочуть быть? Встречал я таких "хочунов"! – одёрнул он бешмет и гордо выпрямил спину. – Я ось шо кажу! Годков эдак три тому обратно гостевал я у станишном юртЕ на соседней речке. А в енто время, значица, по той самой речке с верху с Руси ушкуи подошли. Ушкуйники, значица, уси видные из себя. Весёлы, нарядни, оружны! Колчуги блестять! Як жар горять! Красотища! Любо-дорого поглядети! Себя гордо Вольными Казаками величають! Мол, гуляють воны! О як! Ну, мы к цим неизвестным "гулящим вольным казакам" решили повнимательнее приглядеться. Зачалы, значица, с ними знакомиться. Дуже бурно, кажу я вам, зачалы... знакомиться! Плодотворно! Посекли их изрядно! А яки самозванные "вольные казачкИ" мечи та сабли побросалы – тех мы, разумеется, не тронули. А то, ишь ты, эти ушкуйнички уж больно истово... заигралыся в Казаков-Разбойников! Та ще без нашего благословения! Ну, мы выгребли из их ушкуёв усё шо було! Тильки в одних портках разрешили цим "казачкАм" усестись в свои ушкуи, тай швыдко убраться с нашей речки... на Волю! Уж дуже у них те портки вонько смердели! До самой невозможности терпети!..

– Аааа-га-га-га-га-га!!! Оооо-го-го-го-го-го!!! – взорвался от дикого хохота казачий круг. – Ай да дид! Ай да Щукарь! Ай да щучий сын!

– Усё! Усё! Тихо, станишники! Не шумите! Мы туточки со стариками тихонько покумекалы. – Из "сектора" старейшин подал голос старый казак с окладистой седой бородой и вернул казачье общество к вопросу о ватажниках. – Ну, што энти урусы в ерике сховались – то хорошо. Быстро сообразили. Зазря головы под сабли не захотели подставляты. Цэ похвально. А што соратников своих бросили – то дуже плохо. Совсем худо. Но, положа руку на сердце, те ихние соратники – ще те... дурни безмозглые. Сами на Смерть напросились. Давай, атаман, возьмём цих вольнодумных скоморохов к себе, тай посмотрим их... в деле. Поглядим – приживутся, али не приживутся.

– Добре, старики. – Согласно кивнул атаман и зычно гаркнул. – Хдэ Пёрышко?!

– Да тута я! Тута! Не шуми! – лениво позёвывая, откуда-то из ниоткуда возник краснощёкий чернобровый молодой писарь в монашеской рясе, с заткнутым за кушак длинным кинжалом и с увесистой холщёвой торбой на плече.

– Щас цих скоморохов до сотен припишем. – Скомандовал ему атаман.

Писарь привычно уселся на маленькую низенькую скамеечку за импровизированный стол в виде большого барабана, достал из торбы толстую прошитую тетрадь с пергаментными листами, чернильницу и гусиное перо:

– Слухаю тобе, батько! Я весь всецело готовый к внимательной трудовой работе.

– Добре, Пёрышко. Грамотей ты наш. Тоди зачнём. – Довольно крякнул атаман и вкрадчивым голосом обратился к первому слева "скомороху". – Ты, мил человек, чьих будешь?

– Онуфрий я. – Набычившись, ответил тот. – Иванов сын. Христианин веры Византийской. Землепашец.

– Суровый, однако. Сурьёзный такой. – Цокнул языком атаман и скомандовал. – А ну-ка, встань.

Онуфрий поднялся с колен.

– Здоровый бугай. – Оценил его внешний вид атаман. – Пёрышко, приписуй Онуфрия в пушкари до Боженко Огнепального. Тому такие бугаи сгодятся. Будэ пушки ворочать.

– Слухаю. – Послушно заскрипело гусиное перо по пергаменту.

– Мил человек, а ты чьих будешь? – обратился атаман ко второму "скомороху".

– Добрыня я. – Ответил тот. – Сидоров сын. Землепашец... тягловый. Крещёный.

– Цього к сотне Аспида приписуй. – Скомандовал писарю атаман.

– Слухаю. – Расторопно забегало перо по пергаменту.

– Хто такый, мил человек? – поинтересовался дальше атаман.

Ощутив внимательный колючий атаманский взгляд на себе, третий "скоморох" торопливо ответил:

– Алексий я. Крещёный. Пахарь тягловый.

– А шо у тебя рука перевязана?

– Стрела зацепила.

– Понятно. Цього к сотне Полубеса приписуй. – Распорядился атаман.

– Запысав! – бодро отрапортовал писарь.

– А це шо за лепное Божье Создание? – упёрся сверлящими глазками атаман в четвёртого "скомороха"

– Емельян я. – Ответило "лепное Божье Создание". – Крещёный. Степанов сын. Плотник.

– Топором, значица, махать привычен? – поинтересовался кто-то из казачьего круга.

– Да. Махал топором. Избы рубил. – Закивал Емельян.

– Так! Пёрышко, цього "махача" в сотню Лютого давай. – Скомандовал писарю атаман.

– Запысав. – Отозвался тот.

– А це ще одно молодое Божье Создание, ликом лепное, чьё? – подошла очередь до последнего "скомороха".

– Афанасий я. – Ответило "молодое Божье Создание, ликом лепное". – Николаев сын. Боярский дворовый я. Христианин.

– Тоди хай цэ "лико лепное" послужит... "при дворе" сотника Бабая! – ухмыльнулся атаман.

– Усё! Приписав! – поставил победную закорючку в тетрадь довольный своими трудами писарь. – О! Круглая цифирь! У Бабая опять полная сотня. Намедни до його крайними приписалы улусников Бурундайку та Урупку.

– Добре! Так! Браты казаки! С приблудными русами разобрались! – определив судьбу "вольнодумных скоморохов", довольно потёр ладони атаман. – Зараз переходим к другому вопросу. Из Сарая до нас посол пожаловал. Гутарит, што Великий Хан...

– Та вин ужо не такый Вэлыкий! – загалдели казаки. – Щас на кожном бугре любой хан... мнит себя Вэлыким! Леший их разберёть хто там Вэлыкий!..

– Цыцте! – приструнил "вольнодумцев" атаман и продолжил. – Хан зовёт нас с собой в набег на Русь. Добычу сулит знатную. Достойную! А ежели мы не согласные, то просит не тревожить евонные возвертающиеся взад таборы с награбленной разной хурдой-мурдой. Откупной обещает. Ну, як порешим, казаки?

– А шо?! Могёть, погуляем?! Нам енто любо! Не впервой! – молодцевато захарахорились казаки, которые помоложе.

– Ни-ни! Погодьте-погодьте. Трэба подуматы. – Уклончиво зачесали затылки казачьи старейшины. – Чем дальше набеги на Русь, тем бильше Орда теряет своих аскеров. Урусы зачалы шибко крепко биться. А нам тоже жалко своих молодых дурней-аскеров терять в набегах. Так урусы ще зачалы потихоньку укрепляты свои Засечные Линии в глубину.

– Посол ще сетует, зачем мы их разведчиков порубалы. – Продолжил атаман. – Мол, Хан недоволен. Обиделся. Осерчал.

– Дык заранее же ж надоть нас предупреждаты о набегах. Воны же в наш улус без спроса заскочили! – справедливо заволновались казаки. – Обиделся Хан! Якой ранимый! Одуванчик нежный! Га-га-га-га!

– Ханы улусные нас шакалами кличуть тай стервятниками! – подлил масла в разгорающуюся полемику кто-то из присутствующих.

– А то мы не знаемо! Га-га-га-га! – засмеялись казаки.

– Казак на добычу летить аки ангел на небо! – выкрикнул из стариковского "сектора" Щукарь для оправдания казачьих деяний и "смягчения характеристики".

– Верно, дид! – поддержали его присутствующие.

Тут раздался предупреждающий крик: "Посол сарайский идёт!" – казаки расступились и на середину круга, где до того "красовались" перепуганные ватажники и "выступал" дед Щукарь, вышел ханский посол в пёстром богатом нарядном шёлковом халате и в щедро расшитых разноцветным бисером ичигах.

Поклонившись атаману и стариковскому "сектору" посол воздел руки к небу:

– Станичники! Улусники! Великий Хан приглашает вас идти на Русь. Зачем вам думать, да?! Что в этом плохого? Я не понимаю вас. Добычу возьмёте! Погуляете! Вместе-то, всей Ордой, будет веселее, да! Все улусные ханы и беки со своими отрядами встали под бунчук Великого Хана и двинулись в набег. Ваши соплеменники с соседней речки тоже с нами идут. Они присоединятся к нам у самой Засечной Линии урусов. – И чтобы "подогреть" казаков посол усилил восприятие, напомнив им Старину почти двухсотлетней давности. – Ещё ваш атаман Плоскиня в "своё время" шибко хорошо помог Бату-хану! Помог ему по русским уделам пошарить! А у руссов и сейчас дружины малочисленные. Каждый удельный князь дальше своего удела знать ничего не желает. И это хорошо! Шибко хорошо! Это нам на руку! Нам только придётся "повозиться" на Засечной Линии. Русские богатыри – шибко сильные и смелые воины. Злые Дэвы! Шайтаны! Много наших аскеров всегда погибает сразу на Линии. – И снова воздел руки к небу. – Но их – Слава Небу! – мало. Мы их всё равно задавим и ворвёмся на Русь! Чем нас больше – тем быстрее задавим. Присоединяйтесь, да!

– Русские дружины всегда крепко стенкой стоять. – Со знанием дела стали рассуждать меж собою казаки. – Их лбом не прошибёшь. А мы не любим в лоб ходить. Мы завсегда супротивника тихонько окружаем и рвём со всех сторон.

– Всё правильно! По вашему – по-волчьи! В засаде будете! – подбодрил их ханский посол.

– Да нам ить щас и так хорошо живётся, – уклончиво "дипломатично" ответил за всех атаман.

– Ага! – гневно сверкнул чёрными угольками глаз ханский посол. – Решили за своё взяться, да?! Ай-я-яй! Хотите у бродов поджидать наши таборы и нагло воровать то, что мы с таким трудом и с такой кровью награбили?! Ваши деяния... незаконны! Да вас и невозможно привести к покорности. Вы разбегаетесь по степи как трусливые Шакалы и таитесь в речных зарослях, словно хитрые Камышовые Коты. Гордому благородному Барсу просто унизительно гоняться за Шакалами и Котами! Да и не поймаешь, а только время зря потеряешь, и силы попусту растратишь. А Барс хочет сохранять и накапливать силы для поединка с Русским Медведем. А вы только мешаете этому. Так что Великий Хан сидит в Сарае и дуется на вас. Не расстраивайте его, да. Он уже совсем не молод. Ему нервничать противопоказано.

– Лечиться надо! – выкрикнул кто-то участливо из круга.

– Якши. – Согласно мотнул головой посол. – Лечится Хан. Лечится. Вот только недавно велел с лекаря-хазарина живьём шкуру содрать! Шибко уж этот лекарь оборзел, да! За свои снадобья большую золотую деньгу с Великого Хана стал вымогать! Совсем с ума сошёл этот паршивый баран!

– Вот енто правильно! – одобрительно зашумело собрание.

– Великому Хану всегда спокойно, когда рядом с ним казаки. Он тогда не болеет. – Подкинул "леща" в виде очевидного факта собранию посол. – В охране у него большинство казаки да пленённые дружинники русские. Это очень надёжные воины. А улусные ханы совсем как русские удельные князья стали себя вести. Борзеют, да! Веры им всё меньше и меньше! – и снова напустился на казаков. – Великий Хан неоднократно выказывал своё неудовольствие на Ваше Независимое Поведение попАм Сарайской Подонской Епархии Русской Церкви. ПопЫ всегда пользуются его Вселенской Добротой и молитвенно просят его русских полонян из рабства освобождать. Хан иногда, по Доброте своей Всемерной Всеохватной, идёт им навстречу. Так попЫ освобождённую молодёжь частенько вам, как единоверцам, и передают. Хан на это сквозь пальцы смотрит. Не одобряет, но разрешает. Даже наши джигиты – О, Небо! – тихонько прибиваются к вашим юртАм! Хотят быть казаками. И вы их привечаете...

– Ось купцы проходные караванные гутарють, шо на Руси Москва подымается! – смело прервал посла Щукарь из "сектора" старейшин. – Московский князь усих окрестных удельных князей потихоньку к покорности принуждаить. Ще бають, шо вин, почуяв за собой силу, с Тверским князем совсем сурьёзно задрался за Государев Престол Всея Руси!

– Так это хорошо, что они задрались! Шибко хорошо! – оживился ханский посол. – Щас мы их обоих и поймаем арканом! Пусть в одной клетке дерутся! А мы будем спокойно лицезреть сие занятное зрелище и медленно смаковать бархатный прохладный кумыс! Хе-хе!

– Шо удельные князья грызуться меж собою, шо улусные ханы грызуть друг дружку – цэ нам усё равно! – впал в глубокие "политические рассуждения" Щукарь. – Тута нам усэ едино – шо кого насиловать подтаскивать, али шо ужо изнасилованных оттаскивать...

– Аааа-га-га-га-га-га!!! – взорвался казачий круг. – Так и есть! Ай да дид! Не в бровь, а в самый глаз!

– Так могеть мы, станишники, – продолжил свою мысль Щукарь, – подождём да посмотримо чья возьмёт? Устоит ли Сарай от междоусобиц? А вдруг Москва подымится?

– Дур! Дур! – испуганно замахал широкими рукавами своего халата ханский посол. – Зачем такие злые слова говоришь, аксакал? Худые мысли! Совсем худые! Обидно, да!

– А шо?! – совсем раззадорился Щукарь. – Ось як Московский князь, значица, по Божьему Благословению и с его же Божьей Помощью, в свой Кремль Государев Престол затащит, так нам усими своими Казачьими Улусами сразу надоть до його Посольство справить! Мол, урус, давай дружить, да! И служить тоби будэмо Верой и Правдой! Ты, Государь Московский Русский, нам тильки деньги давай, да! Но в наш Казачий Уряд в наших улусах со своим Государевым Уставом не суйся! Мы самы с усамы!

– Любо! Любо! – согласно зашумел круг. – О цэ дило! О це добре! Ось так и будэ! Та за енто мы усим казачьим гамузом от малого до вэлыкого встанем!

– Дык и вы, остальные улусники, давайте за намы... поспешайте. – Нагло в упор уставился на ханского посла Щукарь. – Подтягивайтесь, значица!

– Что?! Ай! Ай! – как ошпаренный подскочил на месте и энергично протестующее замахал рукавами халата ханский посол. – Дур-дур! Дур-дур-дур! Тьфу! Яман! Шайтан-майдан! Совсем обидно! Сейчас само Небо заплачет...

– Ай да Щукарь! – одобрительно галдел круг. – Як вин козав, а?! Прям, як мечом по башке рубанув!

– Обидно, да?! – передразнил посла Щукарь. – А я, ось, про обиду хОчу козаты! Можна?!

– Эка тебя понесло, дид! Ты и так тут за всех... разгутарился! Разошёлся! Разатаманился! – упрекнул его атаман. – Потом расскажешь. Щас неколы тоби слухать. – И крикнул казакам. – Ну, што, станишники, идём на Русь?!

– Нет! Не ходите! Мы не велим! – посуровели казачьи старейшины.

– Як думает остальное общество?! – поинтересовался атаман.

– Не пойдём. – Хоть и недружно, но, всё же, большинством голосов закрыл этот вопрос собравшийся Войсковой Круг.

– Так! Усё, станишники-улусники, базара йок! – подвёл итог атаман и подозвал ханского посла к себе. – Давай шурпу снидать. Вона така смачна та навариста! Там ще и тихонько побалакаем по Душам.

– Якши. – Натянуто улыбнулся, огорчившийся от своей неудавшейся миссии, посол.

Круг распался – все стали расходиться. Но не все.

– Кажи, давай, дид, про свою обиду! Интересно тоби послухаты! – обступили Щукаря заинтересовавшиеся.

– Ось як годочков больше десяти тому обратно, – начал сказ про свою "обиду" Щукарь, – був я в охранении купеческого каравана. И зийшлы мы, значица, в Тавриду в самый в приморский город Кафу. Мне там сразу не пондравилось. Змеиный гадюшник, а не город, кажу я вам. Там усим заправляють людыны со Стран, Где Заходить Солнце. Злющие тай до грошей дуже жаднющие цыи людыны. Генуэзцамы та венецианцамы обзываються. Во! Но шо я там, в цём городе Таврическом узрел, то я до сих самых пор тех генуэзцев та венецианцев за людын воспринимать отказываюся. Не людыны воны, а яки-то кровожадни упыри. Тай ще веры воны латынськой чертячьей. Еретики, однако! Тьфу на их!

–Та людями там в той Кафе торгуют як скотиной! – открыл "секрет" нелюбви Щукаря к этому городу кто-то из заинтересованных слушателей. – Я там тоже був!

– Во! – поднял указующий перст Щукарь. – Так и есть! Улусники после набегов на Русь туды многие тысячи ясыря сгоняють. Продають его, значица цим латынским генуэзцам та венецианцам. А те ужо ясырь к себе в Вечерние Страны али ще в какую Палестину Египетскую кораблями отправляють в рабство. Так латиняне непотребные богомерзости творять с ясырём. МолодЕжь мужеского пола так сразу... оскопляють! Во! Мужиков возрастных та тех сразу гребцами корячиться на галеры гонють. Про баб та девок я тут и казаты боюся. Язык не поворачивается шо с ними творять енти латыняне. Та ции латыняне совсим Христа забылы! Водны гроши в глазах жадных золотом горять! Во! И ни якой Жалости та Христовой Добродетели в тех глазах я не бачив! Плач до небес у той Кафе стоить. Во! Уси полоняне плачуть... детишки без родителев... жалко их... у мэнэ ажно чуть сердце не оборвалось! Во!

– Так шо и мужики... плачуть? – удивились слушатели.

– А той! – подтвердил Щукарь. – Уси! Поголовно!

– Мужики плачуть?! Ну, тоди хай плачуть! Ежели им любо в бараньи отары гуртоваться та и брести в полон, то туды им и дорога! Нам не жалко! – равнодушно махнули рукой слушатели.

– Так ще и удельные князья урусов сами своих подвласных людын улусникам отдають. Откупаються так от набегов. – Попытались заступиться за "плачущих" мужиков другие слушатели.

– Усё равно, за свою Жизнь та Землю надоть с вражинамы грызся не жалея живота своего! – возразили "первые" слушатели. – Держись за Землю Русскую! Не отдавай! Не сдавайся! Жаль, богатырей у них мало-мало! Тоди мы б им подсобили. А так, раз воны не хочуть биться, то и нам не резон за них подставляться. Якой прок нам туды ще своё сабельное жало совать? Толку-то? Хай в рабстве плачуть! А у нас каждая казачка знаить и коня як оседлать, и як на ём скакать, и як из лука стрелять!

– Казак смерти не боится! – лишний раз напомнил присутствующим Щукарь – Вин Боженьке нашему Казацкому и на цём Свити знадобиться! Боженька смерть до казака не допущаить... не ко времени! Во!

– Верно, дид! Так и е! – закивали все слушатели.

– Но всё ж одын раз урусы серьёзно себя повели! Наконец-то сподобились ополчиться усим своим русским гамузом и на Куликовом Поле улусникам вломили! Наши деды тоди урусам хорошо подмогли! Подсобили! – вспомнили "другие" слушатели.

– Якши! Добре! – согласились с ними все слушатели.

– Я там в Кафе этой смердячей хотел цих генуэзцев подлючних порубаты усих! Ажно руки чесалися меч выдернуть! Ууухх! Поубывав бо! – вернулся к своему "обидному" повествованию Щукарь. – Но их больно уж улусники рьяно стерегуть. Генуэзцы ж хитрые нелюди. Воны улусных ханов та беков богатыми тканями, посудой, оружием и прочими чудными подарункамы развращають. Те и гонють им за это ясыря немеренно. Во! Но, усё равно, я там по-тихому пару-тройку жирных латинян зарезав. Освежевал! Хе-хе! Та не я одын такой був. Мы там усим своим отрядом... тихо энтим промышлялы!

– О це добре! – ощерились одобрительными ухмылочками слушатели. – Гы-гы-гы!

– Генуэзци в своей мерзости дошли до того, шо слово "славянин" у их там, в Вечерней Стороне, стало значить слово "раб". Во як! – продолжал вспоминать Щукарь. – Языки... говорильные у них слабые против нашего. Воны слово "славянин" выговорить не могуть. Так воны коротко по-собачьи лають: "Слэйв! Слэйв!" Во як! Слэйв! "Слэйв" значит "Раб"!

– Курвы латинские! Мать их...!.. – вынесли свой неоспариваемый вердикт слушатели, сжимая от злобы рукояти своих кинжалов и громко, не таясь, чертыхались, хотя в казачьей среде не принято матерно ругаться, и ослушники могли сразу же ощутить резкие хлёсткие удары камчой по своим спинам. – Но и урусы тож хороши. Славяне! Слэйвы! Ославились! Мать их...!..

– Усё верно Щукарь баить! Так Боженька тож не вытерпел и тому Латынскому Зверью отомстыв ще до Щукаря! – подал голос кто-то из слушателей. – Та ще до Куликова Побоища Боженька наслав на их Чёрные Бесчеловечные Души чуму! Подохло их там, в Кафе той, не меряно! Так воны ще цю чуму и в свои Вечерние Страны разнесли! И там их подохло изрядно!

– Гы-гы-гы-гы!!! – одобрительно зашумели слушатели.

– Но, усё равно, с их як с гусей вода... оклемались и опять мерзостями занимаются, курвы. – Посетовал тот же слушатель. – Другим воны заниматься не умеют и не хочуть.

– Ничого! Ще якый-нибудь мор на их головы приключится! – оптимистично зашумели слушатели. – А нет, так мы, подвернётся случай, усих генуэзцев та венецианцев вырежем... под корень!.. Ции бесчеловечные преступления не имеють срока давности!..

* * *

Вот уже как год прошёл... или два... а может и все три, как ватажники попали к казакам...

Многому пришлось учиться Афанасию в новой и необычной для него обстановке. Тяжело давалось перенимание обычаев и повадок казаков. Несколько раз довелось ему смотреть Смерти в глаза.... Но, ничего, выжил. И даже заслужил уважение и доверие казаков. Приняли они его в свою среду.

Но по началу всё было так:

– Ты, приблуда приписная, делай, шо казаки велят. А мы плохому не научим. Гляди. Запоминай.

Подвели ему коня:

– Его Орлик величать. Маштак, правда, ужо не молодой, но дуже-дуже учёный. Своё дело знает. Он тебя не подведёт, ежели узреет, шо ты не дурный безмозглый дурачина.