Текст книги "Белый Дух"

Автор книги: Андрей Ветер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 20 страниц) [доступный отрывок для чтения: 8 страниц]

Фюрстернберг: Вы имеете в виду построение нового общества?

Рейтер: Да.

Фюрстернберг: К сожалению, ваша партия национал-социалистов не оригинальна, герр Рейтер.

Моя семья с большим трудом в 1919 году вырвалась из России, едва не погибнув от рук большевиков. Они тоже строят новое общество.

Рейтер: У нас разные задачи и разные методы. Не смейте сравнивать нас с большевиками.

Фюрстернберг: Раньше я тоже так думала. Знаете, когда я в Париже увидела фильм «Триумф воли»,[8]8
  «Триумф воли» – документальный фильм Лени Рифеншталь о съезде партии национал-социалистов, проходившем в Нюрнберге в 1934 году. Сразу после выхода на экран «Триумф воли» принял участие в нескольких кинофестивалях, получил Гран-при в Париже и главный приз в Венеции.


[Закрыть] я была столь воодушевлена, что у меня дыхание перехватывало, когда я начинала делиться впечатлениями с друзьями. Такая мощь! Такое величие! Армия тружеников, все вооружены лопатами! Ни единого слова о войне, о высшей расе. Только слова о мире, только о братстве. Я была убеждена, что Германия намерена только созидать. И вот теперь я здесь и не вижу никакого энтузиазма, тут пропадают люди, царит страх, подавленность.

Рейтер: Мария, не спешите судить строго.

Фюрстернберг: Разве я спешу? У меня исчезла мать! И даже вы, со всеми вашими регалиями СС, с вашими многочисленными связями в верхах, не способны помочь мне. Что мне думать? На что надеяться? Германия топчет своими сапогами Францию, которая стала мне второй родиной, того гляди будут бомбить Париж…

Рейтер: Не будут.

Фюрстернберг: Откуда вам известно?

Рейтер: Известно.

Они опять долго шли молча.

Рейтер: Вы не устали идти пешком? Может, сядем в машину?

Фюрстернберг: Давайте ещё немного пройдёмся.

Рейтер: Как вам ваша работа? Не слишком много документов?

Фюрстернберг: Нет. Очень интересно. И отвлекает от окружающей действительности.

Рейтер: Хочу отправить вас через некоторое время на юг Франции в экспедицию.

Фюрстернберг: Но там война…

Рейтер: На днях всё прекратится. Гораздо больше мне хочется организовать раскопки в Британии, но нас туда ещё долго не будут пускать. Война…

Фюрстернберг: Скажите, герр Рейтер, чем всё-таки занимается Институт? Археологией? Историей? Я познакомилась с таким объёмом информации по тайным обществам, шаманизму и алхимии, что иногда мне кажется, что я начинаю грезить наяву.

Рейтер: Мы занимаемся всем, что не получило внятного объяснения до сегодняшнего дня. Предсказания, шаманизм, всевозможные мистерии.

Фюрстернберг: Вы пытаетесь подвести научную основу под оккультизм?

Рейтер: Угадали.

Фюрстернберг: Вы неоднократно заводили речь о реинкарнации. Неужели и эта тема является объектом ваших исследований? Неужели вы и впрямь верите в это?

Рейтер: Разве сеансы гипноза не убедили вас, Мария?

Фюрстернберг: Скорее, просто заинтересовали.

Рейтер: Вы ещё многого не понимаете, фройляйн.

Фюрстернберг: Извините, герр Рейтер, я не хотела задеть вас…

Рейтер: Вы воспитаны в религиозной семье, Мария. Вы верите в Бога.

Фюрстернберг: Да, но реинкарнация… Тут столько спорного, неопределённого, сомнительного…

Рейтер: А Бог? Разве это не сомнительный вопрос, разве он лишён неопределённости? И всё-таки вы верите.

Фюрстернберг: Верю. Может, просто потому, что меня приучили… Привычка – сложная штука. Она позволяет не задумываться.

Рейтер: Вы лишь верите, а я твёрдо знаю! Улавливаете разницу?

Фюрстернберг: Но вы состоите в партии. У вас должно быть материалистическое мышление. Откуда в вас такая тяга к мистике?

Рейтер: Материалистическое мышление? А кто вам сказал, что наука о бесконечном перерождении человека не материалистична? Умирание листьев на деревьях осенью и их новое появление весной – что это? Мистика? Новое тело листка с прежним наполнением души дерева. Материалистично это или мистично? Разве дело в названии?.. А что до моего членства в партии, то вот что я скажу вам. Любая партия существует лишь для того, чтобы дать её руководителям добраться до власти и удержать её в своих руках. Правящая партия даёт возможность прикрываться самым крепким щитом и делать под прикрытием этого щита всё, что угодно. Мне угодно заниматься той областью науки, существования которой не допустил бы никто, только нынешнее руководство СС. Мне повезло, что рейхсфюрер СС увлечён мистикой.

Фюрстернберг: Вы хотите сказать, что оккультизм в нынешней Германии – не просто общая мода? Неужели всевозможные мистические секты существуют с ведома высшего начальства?

Рейтер: Рейхсфюрер СС одержим оккультизмом, Рудольф Гесс тоже.

Фюрстернберг: Гесс? Второе лицо в государстве! Рейтер: Беда в том, что Гиммлер лишь играет в оккультизм. По-настоящему он ничего не смыслит в этой области. Его привлекает атрибутика, а не суть. Знаете ли вы, Мария, что Гиммлер восстановил один из средневековых замков и устроил там штаб-квартиру Чёрного Ордена?

Фюрстернберг: Что такое Чёрный Орден?

Рейтер: СС.

Фюрстернберг: Разве ваша организация имеет какое-то отношение к рыцарству? Мне казалось, что вы просто военные люди.

Рейтер: Вы не понимаете, Мария. СС не имеет отношения к государственной военной машине. Мы – вне государства. СС создавалась как система охранных отрядов партии, но затем стала самостоятельной структурой, самостоятельным организмом. В СС правят свои законы, существуют свои ритуалы и так далее. Это только кажется, что Гиммлер состоит на службе у Гитлера. В действительности он втянулся в игру, смысла которой сам не понимает. Ему дана огромная власть. Единственная сила, способная противостоять ему и даже смести его, – это военные. Вермахт не любит СС, почти ненавидит. В военной среде много аристократов, а в СС набираются – как в низший состав, так и в руководство – в основном люди ограниченные, примитивные, которыми легко манипулировать. Гиммлера и Гитлера интересует лишь внешняя сторона дела: цвет волос, цвет глаз, объём черепной коробки… Какая чушь! Рейх, который они создают с такой свирепой увлечённостью, рухнет из-за их же скудоумия, не успев возникнуть.

Фюрстернберг: Вы ставите меня в тупик, герр Рейтер. Послушать вас, так вы являетесь ярым противником нынешнего режима. Но сами-то вы – член СС, имеете высокий чин.

Рейтер: Я пользуюсь предоставившейся мне возможностью. Не вознесись так высоко Гиммлер, у меня никогда не появилось бы случая заниматься наукой. И какой наукой! Мария, каждый человек должен использовать свой шанс. Бог не простит нам, если мы пройдём стороной мимо предоставленных нам возможностей.

Фюрстернберг: В этом вы правы. Но меня пугает, что вы, ссылаясь на Бога, всё-таки учиняете жестокости, служа нынешней Германии.

Рейтер: Любое государство чинит жестокость и несправедливость. История не знает государственной власти, которая служила бы интересам населения. Нет! Всякое государство правит лишь в своих личных интересах, оно раздавит всякого, кто попытается поднять голос против него. Поэтому нужно уметь отыскать свою нишу в государственном аппарате. Это необходимо для выживания.

Фюрстернберг: Вы циничны.

Рейтер: Я предельно честен. Обычно люди боятся быть честными до конца, потому что не хотят признаваться в том, что принято называть пороком. Любой из нас совершает тысячи неблаговидных поступков и без труда находит им серьёзные обоснования. А я не ищу оправданий. Я говорю открыто: «Да, я нередко делаю людям больно». Но потомки скажут мне за это спасибо. Фюрстернберг: Пожалуй, на сегодня достаточно разговоров. И вот что, герр Рейтер, давайте не пойдём в театр. Я чувствую себя… перегруженной.

Рейтер(с сильным нажимом): Вам надо развеяться. Я настаиваю. Поймите, что в театр нынче не попасть просто так. Билетов не достать, они всегда распроданы заранее или забронированы для находящихся в отпуске военнослужащих. Да и не хотите же вы обидеть меня отказом?

Фюрстернберг(после долгого колебания): Хорошо.

Они сели в машину и уехали. Мне не удалось попасть с ними в театр, поэтому я ждал окончания спектакля неподалёку от их автомобиля. На театральной афише было указано, что главную роль исполняет Густав Грюнгенс.

После спектакля Рейтер со своей спутницей сели в машину и сразу поехали к её дому. Там они быстро попрощались и расстались.

После этого я сдал наблюдение.

На следующее утро в кабинете Рейтера раздался звонок.

– Штандартенфюрер? – послышался в трубке обеспокоенный голос Герды Хольман.

– Слушаю, – Рейтер прижал трубку локтем к уху и полез в карман за сигаретами. Он только что вошёл и не успел покурить и выпить кофе.

– Я звоню из квартиры Брегера.

– Что с ним? Он сказался больным вчера и отпросился у меня. Как его самочувствие?

– Штандартенфюрер, Людвиг застрелился.

– Что? – переспросил Рейтер. Он прекрасно слышал, что сказала Герда, и переспросил машинально, как это часто делают люди, не зная, как отреагировать на известие. – Застрелился? Дьявольщина!.. Вообще-то от него стоило ожидать чего-нибудь такого. Он совсем опустился. Значит, твои усилия не пошли ему на пользу… Герда, ты там одна? То есть вы с ним только вдвоём?

– Да.

– Неприятная история. Ладно… Ты уже вызвала полицию?

– Нет. Я услышала выстрел, вошла в спальню и увидела Людвига… Он пустил себе пулю в висок.

Выстрелил неудачно, долго бился в конвульсиях… Что мне делать?

– Звони в полицию.

– Они могут подумать, что это сделала я, – с нескрываемой тревогой выпалила она.

– Вот чёрт! Могут, но ты не беспокойся. Дай показания. Я созвонюсь с начальником крипо.[9]9
  Криминальная полиция.


[Закрыть] Нет никаких оснований подозревать тебя в убийстве. Брегер страдал от депрессии в последнее время… Если будут какие-то осложнения, звони мне.

Он почти бросил трубку на рычаг. За то время, что он возглавлял отдел исторических реконструкций, это был уже второй случай самоубийства. Рейтер слышал, что младшие офицеры СС, служившие в лагерях в так называемых отрядах селекции, часто спивались и сводили счёты с жизнью с помощью пистолета. Далеко не все могли заглушить голос совести, изо дня в день участвуя в убийствах, у одного за другим сдавали нервы, психика расшатывалась непоправимо. Рейтер хорошо помнил, как взбесился Гиммлер, прочитав сообщение о росте алкоголизма в рядах СС. Ещё в 1937 году, выступая на собрании группенфюреров СС, Гиммлер прокричал, тыча пальцем в собравшихся и хищно щурясь сквозь стёкла пенсне: «Либо ты умеешь обращаться с алкоголем и слушаешься нас, либо тебе присылают револьвер и ты ставишь точку. Стало быть, подумай! Нам не нужны уроды! Если до нас доходит информация о твоём пьянстве, то мы даём тебе двадцать четыре часа на размышление! Каждый из вас должен помнить это. Мы не нуждаемся в слабаках, нам нужны железные люди, несгибаемые исполнители! Остальные должны сдохнуть!»

Рейтер нахмурился, барабаня пальцами по лакированной поверхности стола. Когда речь шла о чрезвычайных происшествиях в других ведомствах – это совсем не то же самое, когда стрелялся кто-то из твоих подчинённых.

– Слюнтяй! Слизняк! – громко произнёс Рейтер. – Брегеру следовало сразу отказаться от этой работы. Никто бы не принуждал. Мы же не на фронте, мы занимаемся наукой, чёрт побери… Герда была с ним, полиция обязательно будет трясти её. Что ж, придётся надавить со своей стороны, чтобы не запачкали её ненужными подозрениями…

Он встал из-за стола и, попыхивая сигаретой, сделал несколько шагов по кабинету и подошёл к патефону. Взяв в руки несколько пластинок, бегло просмотрел названия и выбрал Вагнера. Ему нравилось звучание патефона. Потрескивавшие пластинки не имели никакого сходства с живым звуком оркестра, но создавали атмосферу уютной тесноты. Рейтер покрутил ручку и поставил массивную иглу на завертевшийся чёрный диск, завораживающе блестевший в свете лампы.

Постояв минут десять перед патефоном, Рейтер покачал головой, словно соглашаясь с кем-то.

– Да, да, надо идти к начальству…

Фридрих Клейст позвонил Рейтеру на следующий день.

– Привет, Карл. Не желаешь навестить меня сегодня?

– Приглашаешь заглянуть к тебе на Принц-Альбрехтштрассе?[10]10
  Принц-Альбрехтштрассе, 8,– адрес штаб-квартиры гестапо. Прежде в этом доме находилась Школа прикладного искусства.


[Закрыть]

– Нет, ко мне на виллу. Посидим в уютной обстановке. Поговорим спокойно.

– Какое-нибудь дело?

– Есть разговор, Карл…

Рабочий день пролетел незаметно.

Уходя, Рейтер заглянул в кабинет Марии Фюрстернберг.

– Как дела?

– Всё отлично, штандартенфюрер.

– Я хочу, чтобы в ближайшие дни вы подобрали мне материал по друидам, составьте список: чем мы располагаем. Сделайте запрос в архив, пусть укажут, что у нас есть из кельтских рукописей, и пусть свяжутся со всеми институтами по этому вопросу. Если потребуется оплатить приезд специалистов из-за границы, то составлю вызов и подпишу все финансовые документы.

– Хорошо, герр Рейтер.

– Мария, сегодня я не смогу проводить вас домой, у меня важная встреча.

– Что вы, штандартенфюрер! Вы и так уделяете мне слишком много внимания. Боюсь, я никогда не сумею отблагодарить вас за вашу заботу.

– Вы не должны благодарить меня, Мария. – Он шагнул к ней и впервые взял её за руку. – Не забывайте, что у нас с вами не просто служебные отношения и что я испытываю к вам не просто дружеское участие. Мы связаны кармически, поэтому я считаю своим долгом быть рядом с вами и помогать вам…

Она не любила разговоров о мистических узлах судьбы, никогда не знала, что отвечать. Обижать Рейтера она не хотела, поэтому старалась отмалчиваться, когда он заводил речь о мифических прошлых воплощениях. Ей нравилось работать со старинными документами, углубляться в далёкие времена, копаясь в никому не известных фактах. Но это была история, а не абстрактные рассуждения. Рейтер же снова и снова заводил с Марией разговоры об их далёких совместных существованиях, и она быстро уставала от таких бесед. То волнение и даже паника, охватившие её после сеансов гипноза, давно улеглось, теперь она выполняла вполне конкретную работу, никак не увязывая её с тайными замыслами Карла Рейтера.

– Что ж, до завтра, Мария.

– До свидания.

Через двадцать минут Рейтер остановил машину перед домом штандартенфюрера Клейста. Улица была тихой, уютной. Двухэтажные коттеджи выглядели кукольными. Здесь, на окраине Берлина, всё казалось совсем не таким, как в центре города. Тут цвели деревья, пели птицы, атмосфера была лёгкой, прозрачной, а в центре Берлина царила угрюмая серость, возле магазинов непременно стояли длинные очереди, всюду висели мрачные плакаты, строго напоминавшие гражданам о бдительности и вездесущих врагах Рейха.

«Надо, пожалуй, перебраться сюда», – подумал Карл. Все высокопоставленные лица в Третьем рейхе имели не только городские квартиры, но и виллы, многие обзавелись даже охотничьими замками. Так, руководитель Института древностей жил то в собственном доме в фешенебельном районе Берлина, где ему прислуживали четырнадцать слуг, то в поместье на берегу Штарнбергского озера, близ виллы самого Гиммлера, к которому нередко заглядывал в гости. Гиммлер, правда, жил на более широкую ногу, владея также охотничьим замком севернее Берлина и несколькими квартирами в городе, где жили его тайные любовницы.

У Карла Рейтера из недвижимости была только квартира в столице, правда, в лучшем районе, но даже если бы он приобрёл для себя какую-нибудь загородную виллу, то у него всё равно не нашлось бы времени для отдыха. Он не умел проводить время в праздности, окружая себя пышностью излишеств. Он подходил ко всему по-деловому. Если же вдруг он чувствовал надобность расслабиться, он без труда находил место, куда поехать. Круг его знакомств был настолько обширен, что в этом Рейтеру мог позавидовать сам рейхсфюрер СС…

С Фридрихом Клейстом его связывала давняя дружба. Они вместе подали заявление о вступлении в партию, почти одновременно стали членами СС, в знаменитую Ночь длинных ножей расстреливали в упор штурмовиков Рёма, а потом целый день пьянствовали, смывая коньяком остатки совести… Но позже их пути разошлись. Клейст продолжал совершенствовать навыки палача, а Карл, проработав два года в гестапо, случайно познакомился с Эрнстом Шеффером, организовавшим две экспедиции в Тибет, и понял, что в его душе проснулась давно дававшая себя знать тяга к мистическим обрядам. На интерес Рейтера к оккультизму обратил внимание Гиммлер. Отсюда начался стремительный взлёт Карла по служебной лестнице. За четыре года он превратился из рядового члена СС в штандартенфюрера и возглавил один из самых таинственных отделов Института древностей.

«Я бьюсь ради науки, а мои бывшие товарищи по оружию воюют ради своей жирной задницы и таких вот вилл», – подумал Рейтер, оглядывая виллу Фридриха Клейста.

Карл подошёл к двери и надавил на кнопку звонка. Клейст появился на пороге почти сразу и улыбнулся. Он был уже навеселе, в расстёгнутом мундире, с перекошенным галстуком. Его тело заметно оплыло с последней их встречи, лицо стало крупным и рыхлым.

– Присоединяйся, старина. – Клейст протянул Рейтеру рюмку с коньяком.

– По какому поводу праздник? Отмечаешь падение Парижа?

– К чёрту Париж!.. Выдалось несколько дней холостяцкой жизни. Магда укатила к родителям.

– Так ты, пожалуй, шлюх каких-нибудь ждёшь? – Карл прошёл в дом, внимательно осматривая помещение.

– Угадал, старая ищейка.

– Тут не нужно обладать особой прозорливостью. – Карл опустился в кожаное кресло. – Фридрих, о чём ты хотел поговорить?

– Да, да, поговорить, – закивал Клейст и сел рядом с Карлом, пристроившись на широком подлокотнике.

– Выкладывай, какое у тебя ко мне дело, пока не объявились твои шлюхи.

– Не говори о них так высокомерно. Ты увидишь, они обалденные. – Клейст широко улыбнулся и облизнул лоснящиеся губы.

– В последнее время я признаю только одну женщину, – серьёзно сказал Рейтер.

– Герду Хольман?

– Да. Не встречал женщины более восхитительной. Я знаю, ты шпионишь за ней. Когда еду вместе с ней, обязательно вижу за нами «хвост».

– Учиню разнос моим обормотам. Работать не умеют, – ухмыльнулся Клейст.

– Не ругай их сильно. Не забывай, что я всё-таки при старом режиме служил в полиции. Наружное наблюдение – моя профессия. Сколько каблуков стоптал!

– Хорошо, что ты заговорил о Хольман. О ней я и хотел побеседовать.

– Чем она заинтересовала тебя? – Рейтер встал и подошёл к столу, где стояла бутылка коньяка. – Подозреваешь, что она причастна к смерти Людвига Брегера?

– Нет. Криминалисты однозначно сказали, что он застрелился сам. – Клейст протянул руку с рюмкой. – Плесни и мне… Нет, Карл, твоя Герда интересует меня по другой причине. Как член партии она очень убедительна, идейно подкована, читает нацистские газеты. Одним словом, она похожа на плакат. Всё в ней соответствует требованиям Рейха.

– Тогда что тебя не устраивает? Зачем следишь за ней?

– У нас следят за всеми. И за мной, и за тобой, и за нашим начальством. Фройляйн Хольман иногда позволяет себе некоторые неаккуратные высказывания.

– Все мы не без греха.

– Ты знаешь, что она ведёт дневник?

– Неужели? – удивился Карл. – Наверняка расписывает, как я веду себя в постели.

– Да, есть там много лестных слов о твоём члене, ха-ха-ха!

– Мне нечего стесняться, Фридрих. Мы с ней одной крови. Она отдаётся немцу, а не второсортному человеку. Если у неё будут дети, то они будут нордической расы.

– Если тебя интересуют подробности её амурных дел, то должен сказать тебе, что она однажды спала с чехом, с Вацлавом Галеком. Об этом она тоже черканула пару строк в дневнике.

– Не может быть! Герда легла под славянина? Это чушь! Она насквозь пропитана национал-социализмом. От неё исходит стойкая ненависть ко всему неарийскому. Возможно, она хотела выведать что-то у Галека, чтобы развязать ему язык. Он же историк, профессор, приезжал сюда по моему личному приглашению. Я просил Герду развлечь его.

– Она всегда так усердно относится к поставленным задачам? Впрочем, ладно. Если эта баба тебе дорога, я не дам этому материалу ходу… Будем считать, что она раздвинула ноги в интересах Германии… А этого чеха мы отправили в лагерь.

– Вообще-то он мог быть ещё полезен. – Рейтер неопределённо пожал плечами.

– Извини, Карл. Закон есть закон. Ты же знаешь, что полагается за нарушение закона о запрете на связь между арийцами и неарийцами. Если судить по всей строгости, то её следовало бы отправить на пару месяцев в лагерь на исправительные работы. – Фридрих криво улыбнулся. – Вопросы расовой чистоты надо блюсти!

Ему, как никому другому, было хорошо известно, что такое вопросы расовой половой связи. В самом начале своей карьеры в гестапо он зарегистрировал брак с Магдой Менгеле – высокой блондинкой, типичным воплощением идеала национал-социалистской женщины. Она была дочерью богатого предпринимателя, её семья имела друзей в верхних эшелонах власти, но Магда всё же не сумела полностью подтвердить документами, что среди её предков не было евреев. Лишь показания высокопоставленных свидетелей, восхищавшихся её «нордической сущностью», позволили состояться этому браку. Однако в так называемую «родовую книгу» нацистов соответствующая запись о браке Фридриха Клейста и Магды Менгеле не попала; такие записи предназначались только для тех, кто мог убедительно доказать, что их предки были чистыми арийцами минимум с 1750 года. В конце бюрократической процедуры бракосочетания встал вопрос о продолжении рода. «Желаете ли вы продолжить ваш род в духе национал-социализма?» – спросил представитель расово-политического ведомства НСДАП. «Да, вне всяких сомнений!» – выпалил Фридрих, и врач СС сделал пометку в нужной графе…

Клейст навсегда запомнил состояние тревожного ожидания: разрешат ему брак с его избранницей или нет? В памяти прочно отпечатались лица членов комиссии, их колючие взгляды, холодные улыбки. Разве мог он – стопроцентный ариец – после этого быть равнодушным к фактам совокупления немецких женщин с представителями второсортных рас? Он готов был собственноручно расстреливать каждого, кто мог испортить кровь германскому народу и тем самым поставить под удар будущее семейное счастье любящих друг друга людей.

Фридрих исподлобья взглянул на Рейтера.

Раздался звонок, затем ещё. Фридрих поднялся с подлокотника.

– Вот и наши кошечки. Карл, не строй из себя привереду. Ты увидишь, что они очаровательны.

– Откуда они?

– Парижанки, старина! – счастливо рассмеялся Фридрих.

– А как же вопросы расовой чистоты? – насмешливо спросил Рейтер.

– Дружище, француженки нам совсем не опасны, вот польские бабы, чешские или русские – за них нам могут голову отвинтить… Если, конечно, кто-нибудь наверху прознает об этом. Но только не за парижанок.

– Откуда ты выкопал их?

– У меня налажен канал поставки лучших проституток из Парижа в Берлин. Ты давно не гулял по Александрплац? Зря, ты так закиснешь в своём Институте. Пройдись, увидишь уйму великолепных женщин, услышишь запах «Шанель».

– Стало быть, ты патронируешь проституцию?

– Надо же заниматься чем-то в своё удовольствие, Карл. Надо делать что-то для души. Ты же знаешь, я обожаю женщин. Меня возбуждает каждое женское тело. Но ты не поверишь мне: я боюсь женщин, – сокрушённо признался он. – Боюсь, как ребёнок боится своей матери. Я могу сходиться с ними только в том случае, если я чувствую себя начальником. А эти проститутки – мои подчинённые.

– Гестапо испортило тебя, Фридрих, – с грустью проговорил Карл.

– Нас всех испортило время…

Снова прозвучал дверной звонок.

– Сейчас ты сам увидишь, что это за штучки. – Фридрих качнулся. – И знаешь, они ни слова не понимают по-немецки! Ха-ха! В этом тоже есть своя непередаваемая прелесть. С ними не нужно общаться. Только тело, одно сплошное тело, дружище!