Текст книги "Воспевающие битву"

Автор книги: Андрей Ветер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 17 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]

Окрашивание погребальных деревьев, похоже, было весьма распространённым явлением среди Титонов и Ассинибойнов. 13 июля 1833 года Максимильян увидел в нескольких милях от форта Юнион останки Ассинибойна, лежащего в шкурах на склонённых ветвях дерева, ствол которого был сплошь обмазан красной краской. На ветвях висели седло и уздечка.

Но полковник Додж придерживается иного мнения по поводу траурного цвета: «Сю придавали особое значение зелёному цвету при погребении мёртвых. Мне никогда не приходилось видеть, чтобы Сю использовали в повседневности зелёные одеяла, но на всех обследованных мною могилах я видел человеческие останки, завёрнутые в зелёные одеяла. А вот у Шайенов и Арапахов, похоже, нет такого особого цвета» (Dodge «Our Wild Indians»). Не верить словам Доджа нет никакого основания, так как он по роду своей деятельности повидал немало захоронений. Однако он никогда не считал себя исследователям и не отличался особой наблюдательностью. Возможно, его свидетельства относятся к какой-то определённой группе Дакотов, но не ко всем степнякам? Ведь Додж употребляет слово СЮ, за которым могут стоять самые разные племена и общины Дакотов, от западных до восточных и от северных до южных, равно как и Ассинибойны.

А вот любопытное свидетельство Деревянной Ноги (Шайен). «Лакоты часто хоронили своих умерших на помостах, но у Шайенов дело обстояло иначе. Иногда мы тоже клали мертвецов на сделанные из дерева настилы, однако чаще всего мы помещали их в маленьких каменистых пещерах на склонах холмов, если таковые были удобными. В более поздние времена в нашей резервации покойника клали на землю на каменистом холме или другом месте вдали от дорог. Тело тщательно закутывали в одеяла, а иногда оставляли в деревянном ящике. В любом случае сверху наваливалась куча камней, чтобы защитить тело от хищников» (Thomas Marquis «A Warrior Who Fought Custer»).

Вышесказанное указывает на то, что захоронения на помостах не были традиционно-обязательными для кочевых племён. Надо полагать, что помосты вошли в культуру степняков в связи с тем, что деревья редко встречались на равнинах, следовательно, оставлять всех покойников высоко на ветвях было весьма проблематично. Именно поэтому индейцы стали сооружать высокие погребальные настилы (дабы восполнить ими недостаток деревьев); возможно, на помосты шли даже шесты, из которых строились жилища (на некоторых фотографиях конца девятнадцатого столетия видны целые связки шестов, прислонённые к погребальным настилам). Что касается пещер, о которых говорит Деревянная Нога, то отыскать таковые можно было только в гористой местности, но никак не в прерии.

О том, что рельеф местности диктовал туземцам условия захоронений, говорит и то, что многие племена, обитавшие в окружении гор, куда реже пользовались погребальными помостами и предпочитали хоронить покойников в пещерах. Например, Проткнутые Носы во время так называемой войны вождя Жозефа, клали своих убитых в пещерки или в углубления, которые успевали отрывать на обрывистых участках земли сразу после завершения боя, несмотря на всю нехватку времени.

Устоявшееся мнение, что индейцы следовали погребальным обычаям по строго определённой схеме, иногда приводит к тому, что некоторые вопросы истории так и остаются неясными. Стереотипы мешают увидеть истину. Примером может служить спор о захоронении знаменитого воина Шайенов, известного белым людям под именем Римский Нос (в действительности Орлиный Нос).

Орлиный Нос погиб в 1868 году. Шайены утверждали, что он был погребён тайно, дабы его тело не могло пострадать от рук мстительных врагов. Но отряд бригадного генерала Карпентера обнаружил это захоронение, хотя трудно утверждать со всей определённостью, что одна из обнаруженных могил принадлежала именно Орлиному Носу. Некоторые убитые показались солдатам не рядовыми индейцами, а выдающимися воинами, если судить по их нарядам. Так, один из покойников был одет в головной убор из оленьей кожи, красиво расшитый бисером, с орлиными перьями, которые тянулись вдоль всей спины индейца, и украшенный отполированным бизоньим рогом в передней части. Именно такой головной убор носил Орлиный Нос, и многие индейцы называли этот головной убор уникальным, хотя уникальность его, конечно, была связана не столько с его внешним видом, сколько с магическими качествами убора. И всё же индейцы не упоминают больше ни об одном воине, который носил бы в том бою подобный убор. Если верить исходить из обнаруженного головного убора, то получается, что было найдено захоронение именно Орлиного Носа. Вместе с тем, способ погребения Шайенов, как указывалось выше, отличался от погребений Лакотов. Впрочем, Симсон Мэтсон, основываясь на многочисленных опросах Шайенов, пишет об этом: «После смерти Орлиного Носа, тело на закате отвезли к южному рукаву Республиканской Реки. Он был захоронен рядом с тем местом, где сегодня располагается Хэйл, Колорадо. Как полагается по индейскому обычаю, его жене помогала другая индеанка по имени Магическая Женщина: принести шесты от палатки и возвести помост». Кстати сказать, Джордж Бент, живший с Шайенами в то время, подтверждает, что Орлиный Нос и другие убитые были оставлены на помостах. Но вполне возможно, что Бент говорил о помосте лишь для того, чтобы «замести» следы, хотя его мемуары были написаны далеко не сразу после тех событий, так что «заметать» следы не было уже нужды.

Этот случай является также ещё одним подтверждением того, что свидетельства индейцев-участников какого-то события полны противоречий. Зачастую один и тот же рассказчик мог изложить две вполне противоречившие друг другу версии, как это показал Роберт Лоуи на примере устной традиции Абсароков. Но бывало, что индейцы просто откровенно привирали, давая интервью жерналистам, считая это чуть ли не делом своей чести. «Нет ничего дурного в том, чтобы лгать белым людям!» – не раз повторял Две Луны, вождь Шайенов.

***

Дениг рассказывает, что как-то раз в 1835 году «Поуни и Арикары угнали 50 лошадей у Опалённых Бёдер из лагеря на L`eu qui Court. Погоня собралась без промедления, и преследователи настигли конокрадов совсем недалеко от стойбища. С душераздирающими воплями дикари сцепились в яростной драке. Все двадцать два конокрада погибли на месте, и их лошади были присоединены к только что угнанному ими и теперь возвращённому табуну. К месту схватки, едва завидев, что дело кончено, кинулись женщины из лагеря. Размахивая топорами и ножами, они спешили добраться до распластанных в высокой траве врагов. Считанные минуты спустя поле брани стало похожим на гудящий рой пчёл, густо облепивший соты. Воины важно гарцевали на своих разгорячённых скакунах, обмениваясь громкими возгласами и посматривая не то, как их жёны и сёстры отрубали головы, руки, ноги и половые органы поверженных врагов. Чуть позже шумная процессия уже возвращалась к родным палаткам, волоча за собой на верёвках изуродованные трупы и размахивая над головами палками с привязанными к ним отсечёнными человеческими членами. Маленькие мальчики бросали друг другу отрубленные оскальпированные головы и стреляли в них из своих луков, а некоторые даже получили для такого случая от отцов или старших братьев длинноствольные ружья, чтобы всадить кусок свинца в уже и без того обезображенных врагов. Долго ещё дети и женщины колотили палками и камнями по окровавленным останкам конокрадов, и до самого утра не смолкали дикие песни над жилищами Опалённых Бёдер».

Но отвернёмся же от этого безжалостного действа и уделим немного внимания иным аспектам жизни, тем более что таких историй было несчётное множество и рассказывать их можно про любое племя. Почему Дениг решил поведать читателю именно эту историю, остаётся непонятным. Он не называет никаких конкретных имён и не приводит подробностей той схватки. Стало быть, она не заслуживает особого внимания. Это просто одна из тысячи таких историй, которые не отличаются одна от другой абсолютно ничем, разве что речь идёт о Сичангах, то есть Опалённых Бёдрах.

Сичангу – одно из многих племён, которые устраивали массовую охоту на стада копытных, криками сгоняя их к высокому обрыву, откуда животные сыпались вниз на острые скалы, ломали себе ноги и сотнями бились в агонии до тех пор, пока индейцы не спускались по тропинкам вниз, чтобы прикончить их. Такое ведение охоты характерно для более северных племён, живущих в окружении гор. Однако часть страны Сичангов в бассейне Белой Реки, будучи очень пересечённой местностью, тоже вполне пригодна для такого вида охоты. Вислер дал подробное описание загонной охоты на антилоп, характерную для племени Черноногих, и подчеркнул, что такая охота велась многими племенами того региона. Дж.-Г.Сноуден лично видел такую ловушку для антилоп в истоках южной реки Шайен в ноябре 1859 года; этот загон был устроен Арапахами. Дениг сообщает: «Суть загонной охоты была проста. Когда стадо животных попадало в окружение нескольких сотен человек и, напуганное истошными криками, пускалось наутёк к единственному оставленному для антилоп проходу между холмами, животные, не подозревая о коварстве охотников, выбегают прямо к тому месту, где земля обрывается перпендикулярной стеной. Очень часто такие ловушки бывали не очень глубокие, и антилопы, валясь друг на друга, вскоре заметно засыпали дно, и в какой-то момент очередная порция животных уже получала возможность выпрыгнуть наружу, скача по телам своих несчастных сотоварищей. Принимая это во внимание, индейцы обычно возводили со всех сторон небольшие стены из брёвен и кустарника, дабы предотвратить бегство тех антилоп, которые окажутся самыми верхними».

Разумеется, что такая охота велась не только на антилоп, но в гораздо большем объёме – на бизонов, ибо сами стада бизонов (более многочисленные) сулили добычу побогаче. Впрочем, коли существовали ловушки такого рода на антилоп, это свидетельствует о том, что антилопы паслись столь крупными стадами, что величину их трудно представить сегодня (ведь горстку животных в десять-двадцать голов не так-то легко направить в нужном направлении; они просто разбегутся в разные стороны).

Что до бизонов, то в «долошадные» времена индейцы использовали не столько загонный способ, сколько метод заманивания стада к ловушке. В качестве умелых зазывателей выступали люди, не только досконально изучившие повадки бизонов, но и получившие некоторые откровения от Великого Духа. По этому поводу существует легенда Черноногих, в которой рассказывается о священном Бизоньем Камне, силу которого постигла жена одного из индейцев племени Черноногих. Эта молодая женщина была самой забитой в семье, носила самые стоптанные мокасины, еда доставалась ей за обедом в самую последнюю очередь и т.д. и т.п. И вот однажды эта женщина услышала в лесу голос:

– Я Бизоний Камень, – произнёс голос, – я лежу у твоих ног. Подними меня, и я поведаю тебе тайну.

И камень передал ей умение повелевать бизонами, чтобы околдовывать их, лишать их собственной воли и направлять движение их стада в нужном направлении. Молодая женщина вернулась домой и сказала своему мужу:

– Созови всех мужчин. Пусть каждый из них принесёт с собой кусочек мяса с горба бизона. А те, кто умеет пользоваться погремушками, пусть принесут с собой погремушки, по четыре штуки каждый. – Она повернулась к юношам и сказала – А вы принесите сюда побольше бизоньих рёбер и уложите их в один ряд. Когда всё будет готово, встряхните бизоньими шкурами четыре раза в сторону уложенных рёбер и громко спойте им песню. На четвёртый раз все рёбра превратятся в настоящих бизонов.

Она сообщила им слова священной песни, и когда всё было исполнено, рёбра на самом деле превратились в живых бизонов. Отсюда пришла к людям сила повелевать этими могучими рогатыми животными и направлять вожака стада к ловушке на скале.

Замечательное описание действий зазывателя бизонов даёт Джеймс Шульц в повести «Апок, зазыватель бизонов»: «Мимо нас прошёл Маленькая Выдра. Он спустился в ложбину, пересёк её и стал подниматься по склону. За ложбиной тянулись невысокие холмы. Зазыватель обходил их, не желая показываться стаду. Я следил за каждым его движением. Наконец, он поднялся на вершину одного холма, хотя мне казалось, что бизоны находились ещё слишком далеко, чтобы можно было позвать их. Здесь он остановился, развернул шкуру бизона и стал размахивать ею на виду всего стада. Потом он быстро спустился с холма и три или четыре раза позвал бизонов. Голоса его я не слышал, но сразу догадался, что он звал бизонов; грудь его опускалась и поднималась. Он то наклонялся вперёд, то выпрямлялся. О, как напрягал я мой слух, пытаясь расслышать его зов… Животные перестали щипать траву и повернулись в его сторону, а некоторые медленно двинулись к нему. Я посмотрел на зазывателя: он снова размахивал шкурой. И тогда всё стадо побежало к лощине, а Маленькая Выдра помчался по равнине. Удивительно, как мог старик бежать так быстро! Завернувшись в шкуру и сгорбившись, он летел, как стрела. Стадо быстро нагоняло его… В эту минуту Маленькая Выдра свернул на запад и спрятался за грудой камней. Вожаки стада потеряли его из виду и продолжали мчаться вперёд». Из-за камней, уложенных вдоль намеченного пути бизонов, поднимались люди и громко кричали, размахивая одеялами, шкурами и палками, чтобы пугать животных и не позволять им сворачивать в сторону. Бизоны боялись непонятных движений и бежали прямо. Крупные камни были уложены таким образом, чтобы определить направление бега стада, постепенно сужая дорогу и подводя её узкой тропинкой к обрыву. Так бизоны бежали, повинуясь указанию хитрого ограждения, покуда не сорвались в пропасть, поджидавшую их на пути.

Жаль, что ничего подобного не поведал Эдвин Дениг. Его сообщение о ловушках на стада крупного рогатого скота ограничились лишь скупым упоминанием о их наличии в тех местах. Любопытно было бы узнать, насколько часто в его бытность на берегах Миссури индейцы прибегали к помощи таких ловушек.

***

Потоки белых переселенцев двигались в Калифорнию и Орегон через земли Титонов, особенно через территорию Сичангов, что послужило причиной наиболее сильного распространения инфекционных заболеваний именно среди них. Опалённые Бёдра жили гораздо ближе к тракту, чем остальные племена Титонов. Оспа, холера, корь и прочие недуги год за годом косили их ряды, пугающими темпами сокращая население, и вскоре вместо многочисленной семьи перед белыми людьми предстали жалкие остатки народа. Доведённые до отчаянья и раздражённые индейцы не замедлили выплеснуть ненависть на причину своих несчастий – на белокожих чужаков. Никто не был вправе выступить в защиту белого человека и его коварного правительства, которое насылало на индейцев всевозможные хвори.

В 1853 году (согласно отчётам комиссионера по делам индейцев Вогана) у Сичангов насчитывалось 150 палаток. Но уже через два года Воррен называл совершенно другое число – 450 палаток. А в 1856 году индейский агент Твисс указывал, что Сичанги имели 250 палаток, ссылаясь на то, что он пересчитал их, когда индейцы приезжали в резервацию для получения продовольственных пайков и других товаров.

***

Миниконжу (Миниканьевожупи) – Сеющие Возле Воды. Они обосновались в регионе, протянувшемся от Вишнёвой Реки вдоль реки Шайен к горному хребту de Mince на Большой Реке. Здесь, как и в других западных районах, в изобилии водились бизоны. Табо выявил три подгруппы «Миникан-Хуньожу». Одну из них он назвал «Такохиропапай», деревня состояла из восьмидесяти палаток, которые наносили дружеский визит Арикарам в июне 1795 года. Трудо настаивал на том, что эта группа, как и Чахоны (Саоны) «обыкновенно бродила к северо-востоку от Миссури, но не находя там никаких диких быков и коров, вынуждена была возвращаться на запад от Миссури, где бизоны многочисленны». В 1853 году Воган обнаружил Миниконжей на землях севернее реки Шайен, почти у реки Моро, то есть к юго-западу от Чёрных Холмов, почти возле устья Бобрового Ручья. Воррен отводил им в своих исследованиях территорию «между развилкой реки Шайен и Чёрными Холмами».

Поведение каждого племени сильно зависело от характера вождя, от глубины его мудрости, от степени его гибкости, от чистоты помыслов. С точки зрения белых людей, индеец мог считаться «хорошим», если он был дружелюбен по отношению к европейской расе, следил за порядком в своей деревне, не подстёгивал соплеменников к войне, даже если эта война не была направлена против белых (ведь распалившиеся дикари были не особенно щепетильны в том, кто попадался им под руку – светлокожий переселенец или краснокожий враг).

В этом смысле племя, которое мы сейчас бегло обозреваем, было наиболее подходящим для общения с белыми людьми. Дениг утверждал, что Миниконжи были тихими индейцами, всегда демонстрировали дружеские чувства. Однако при этом Миниконжи умудрялись всегда оставаться наиболее дикими и наименее цивилизованными, чем другие Титоны. Возможно, это связано с их наибольшей удалённостью от белых людей, из-за чего они реже остальных появлялись близ фортов на реках Платт и Миссури.

В 1836 году ими руководил Одинокий Рог. За время его правления племя никогда не выходило за рамки разумного поведения. Это был храбрый и умный человек, пользовавшийся бесконечным доверием соплеменников. Какие бы торговые сделки ни совершались между Миниконжами и белыми людьми в бытность Одинокого Рога, обе стороны непременно оставались полностью удовлетворёнными.

«Вскоре после 1836 года у этого вождя умерла в результате тяжёлой болезни любимая жена. После долгого оплакивания он, потеряв всякий смысл в жизни, объявил, что намерен покончить со своей жизнью. Людей охватил ужас. Разумнейший из Миниконжей, величайший храбрец и мудрец приготовил себя к закланию! Ничто не страшило индейцев больше, чем самоубийство. Все почувствовали себя парализованными, и никто не посмел остановить вождя, когда он в полном одиночестве побрёл из лагеря пешком. Лишь несколько человек рискнуло последовать за ним. Они-то и поведали оставшимся в притихшей деревне людям о том, что посреди голой прерии вождь бросился на громадного бизона, ранил его ножом, и бык разорвал его своими рогами на месте. Несколько часов спустя соплеменники подобрали его останки в запёкшейся луже крови» (Denig «Five Indian Tribes of the Upper Missouri»).

Майор Пилчер предлагает несколько иную версию смерти вождя: «В результате какого-то нелепого несчастного случая Одинокий Рог потерял своего единственного сына. Его горе было столь огромно, что вождь временами буквально терял рассудок, становился больным. В один из таких приступов безумства он оседлал своего любимого военного коня, схватил лук и стрелы и во весь опор помчался в прерию, не переставая кричать, что убьёт первое живое существо, которое ему повстречается, будь то враг или друг. Никто не осмелился последовать за ним. А через час или два вернулся его конь, окровавленный и с двумя стрелами в боку! Людей охватили самые плохие предчувствия, и отряд верховых воинов немедленно отправился на поиски Одинокого Рога, скача по следам вернувшегося коня. Так они добрались до места трагедии, где увидели тело вождя, жутко истрёпанное бизоном, туша которого валялась поблизости. Изучив следы, индейцы пришли к выводу, что вождь встретил быка, который не захотел убежать и начал драться. Вероятно, Одинокий Рог спрыгнул с коня и выстрелил в него, чтобы прогнать, а сам бросился на бизона с ножом в руке. Многие его кости переломались, когда бык принялся бодать и топтать его. Но бизон тоже погиб под ударами длинного ножа». Разумеется, никаких действительных свидетельств, что Одинокий Рог погиб именно так, нет. Речь идёт лишь о предположениях.

Джордж Кэтлин сделал портрет Одинокого Рога во время своей остановки в форте Пьер летом 1832 года. «Шестьсот семейств Сю жили поблизости в палатках из бизоньих шкур. Там было двадцать или больше разных общин, и во главе каждой стоял свой вождь, а всех их возглавлял главный вожак – человек средних лет, невысокого роста, но с фигурой Аполлона. Я нарисовал его портрет. Его звали Ха-вон-жи-та, то есть Один Рог. Вождём он сделался очень быстро, благодаря своим необычайным заслугам. Он рассказал мне, что его имя происходит от ракушки, которая украшала шнурок вокруг его шеи. Ракушка досталась ему от отца, и он дорожил ею больше чем любой другой собственностью» (Catlin «Notes and Letters»). Из объяснения Кэтлина невозможно понять, почему же всё-таки «рог», а не «раковина», и какая между рогом и раковиной существовала связь. На языке Титонов имя Одинокого Рога звучит как Хе-Ванжи-Та («хе»– «рог», «ванжи» – «один, одинокий», «та» – обозначает принадлежность к быку, например: «чези» – язык, «тачези» – бизоний язык или «па» – голова, «тапа» – оленья голова). Далее Кэтлин рассказывает: «Вождь обращался со мной с огромной добротой и вниманием, вероятно, посчитав большой честью то, что я нарисовал его портрет. Его наряд был удивительно красив, и я намереваюсь повесить его в моей галерее рядом с его портретом. Рубашка шита из оленьей кожи, чудесно расшита иглами дикобраза и увешена скальповыми прядями… Уже до того, как стать вождём, этот необыкновенный человек прославился своей физической силой и выносливостью. Никто не мог превзойти его в беге. Он мог обогнать на своих ногах даже быка, что частенько делал, и догнав, пускал стрелу ему прямо в сердце. В состязаниях по бегу он всегда был первым. В племени любили говорить, что Ха-вон-жи-та никогда не извлекал свой лук понапрасну. Его вигвам был богато украшен скальпами, срезанных в боях с вражеских голов».

Что касается гибели Одинокого Рога, то Кэтлин был свидетелем любопытной сцены, когда однажды показывал членам индейской делегации свои работы. Индейцы сразу узнавали портреты соплеменников и очень радовались, видя перед собой их лица. Когда же дошёл черёд портрета Одинокого Рога, они внезапно погрустнели и повесили головы, издав трагический возглас. Не поняв, что произошло, Кэтлин обратился за разъяснением к офицеру, сопровождавшему индейцев. Тот сообщил ему о недавней гибели вождя. Художник был настолько потрясён услышанной историей, что нарисовал три картины под общим названием «Гибель Хеванжиты». На одной из этих картин сделана пометка, что смерть настигла Одинокого Рога в устье Малой Миссури в 1834 года.

После гибели Одинокого Рога у Миниконжей сменилось несколько вождей, и ни один из них ничем не прославил себя. Результат не заставил себя долго ждать. Миниконжи сделались раздражительными, начали беспрестанно ссориться из-за пустяков. Белые торговцы продолжали приезжать к ним в деревню, но индейцы прилагали все усилия, чтобы хоть как-нибудь обмануть пришельцев, своровать у них что-нибудь, найти повод для ссоры. В конце концов они убили нескольких гостивших у них трапперов. Причина убийства осталась неизвестна.

Нужно отметить, что индейцы, хоть и нападали на чужаков, забредших на их землю, всё же никогда не любили убивать тех, кто говорил на их родном языке, особенно, если они были знакомы с ними лично. Даже Черноногие, которых называют наиболее свирепыми дикарями на Миссури, редко убивали трапперов, которые когда-либо жили в их стойбищах. При этом индейцы были беспощадны к так называемым «горцам» (mountain men), которые жили с враждебными племенами и своим диким нравом не отличались от самих индейцев.

До 1846 года Миниконжи не переставали вести войну с переменным успехом против Арикаров, Манданов и Большебрюхих. Дениг утверждает, что Миниконжи были более умелыми бойцами, чем Арикары. Но это утверждение не основано ни на чём. Он упоминает о случае, когда они «уничтожили сразу двадцать Арикаров возле их собственной деревни, потеряв при этом всего восемь человек». Но это лишь отдельно взятый случай, а вовсе не прослеженная цепь военных экспедиций.

С давних времён Миниконжи отправлялись вместе с Оглалами в походы против Абсароков и пригоняли домой большие табуны, взамен которых почти всегда оставляли на вражеской земле пару скальпов своих соплеменников. Противостояние Абсароков и Миниконжей почти никогда не прекращалось. Зато по отношению к Арикарам они вели себя по-разному. Примерно в 1846 году поголовье бизонов неожиданно сократилось, и Миниконжи сочли необходимым заключить мирное соглашение с Арикарами, дабы приобрести у них кукурузное зерно в обмен на шкуры и другие товары. Этот мир продлился до пятидесятых годов, хоть и прерывался иногда мелкими неурядицами. Мир дал Миниконжам возможность стоять лагерем за деревнями Арикаров в истоках Малой Миссури. Там они нашли множество дичи, охотились, ходили в военные походы против Абсароков, оттуда выезжали к устью Жёлтого Камня, убивали от случая к случаю белых людей. Летом они возвращались к Большой Реке или к реке Шайен, осенью ехали к Арикарам покупать зерно.

***

Хункпапы, Сихасапы и Итажипчи обитали почти в том же самом районе. Их деревни часто ставились по соседству, и люди регулярно участвовали в одних и тех же делах. Под их постоянным контролем находились реки Моро, Ядро, Сердце и Большая Река.

Название «Хункпапа» происходит от слов «хо» – лагерный полукруг, «инкпа» – край, конец, «па» – голова. Это обозначает, что данное племя располагалось в самом начале (в головном крае) полукруга, когда Титоны собирались в общий лагерь.

В 1804 году Тобо записал в своих документах племенную группу Хонтпапа как подразделение Саонов. 16 июля 1825 года генерал Аткинсон заключил соглашение с Хункпапами в деревне Арикаров на Миссури. Он отметил, что они «беспрестанно кочуют между Миссури и верховьями реки Святого Петра… основным местом их торговли является форт Жак».

Группа Сихасапа, то есть Чёрная Нога («сиха» – нога, «сапа» – чёрный), была, вероятно, последней из всех Титонов, которая пересекла Миссури во времена большой миграции. Возможно, это те самые индейцы, которых генерал Аткинсон назвал племенем Огненного Сердца и с которыми подписал договор на Ручье Потаённого Лагеря. Кэтлин нарисовал портрет индейца из племени Чёрная Нога по имени Уходящий Медведь в форте Пьер в 1832 году.

Воган отмечал в 1853 году, что Сихасапы проживали на той же территории, что и Хункпапы. Кстати, знаменитый вождь Крапчатый Хвост, до самой смерти возглавлявший племя Опалённые Бёдра, в действительности был родом из племени Сихасапа. Его отец (то ли Спутанные Волосы, то ли Скачущий Бизон) возглавлял одну из родовых групп Сихасапов, которая во время переселения племени остановилась ненадолго возле деревни Опалённых Бёдер. Там вождь женился на молодой женщине и решил не покидать её племя. В их семье родилось несколько детей, одним из которых был Крапчатый Хвост. Итажипчо – Нет Луков (в литературе часто встречается под французским названием Sans Arc). Название происходит от слов «итажипа» – лук, «чола» – без. Табо в своих записках высказался, что племя Хитасптчоне (Итажипчо) было ответвлением Саонов. Воган подчёркивал в 1853 году, что земля Итажипчей являлась той же территорией, что и земля Миниконжей.

Несмотря на то, что эти племена имели обыкновение жить рядом, им всё же приходилось ставить свои палатки и на достаточном удалении друг от друга. Среди Хункпапов наиболее выделившимся в тридцатые годы вождём был Маленький Медведь. Белые никогда не называли его «хорошим» человеком. Он пользовался огромным влиянием на своих соплеменников и на людей из соседних групп. По отношению к белым он постоянно проявлял нетерпимость. Уже юношей он убил одного из главных функционеров Американской Пушной Компании – господина Ла Шапеля. Этим он раз и навсегда определил своё отношение к белым пришельцам. Ла Шапель был женат на индеанке из группы Хункпапа, разговаривал на языке Титонов, отстаивал интересы племени. И всё же он был убит в своём доме на берегу Большой Реки именно Хункпапами.

С того момента их отряды начали постоянные нападения на белых торговцев и поселенцев. До подписания договора в форте Ларами в 1851 году с Хункпапами просто нельзя было иметь дела, белый человек не мог появляться в их деревне. Хункпапы не пострадали от болезней белых людей, не подвергались насилию со стороны европейцев, и всё же они проявляли враждебность.

Находясь в мире с Арикарами, они получили возможность сосредоточить свои силы на войне с другими племенами и регулярно ходили за скальпами в страну Ассинибойнов. Там Хункпапы никогда не удовлетворялись схватками только с Ассинибойнами, но вырезали всех белокожих людей, встречавшихся им на пути. Всякий человек европейской расы, выходя за пределы форта на берегах Жёлтого Камня, подвергал себя смертельной опасности. Хункпапы объявили войну американскому правительству и всем Бледнолицым на земле Лакотов. Они приняли решение не убивать ни одного лишнего бизона на потребу белым людям, не потакать их разгоревшейся страсти к бизоньим шкурам, не стремиться к покупке у них ружей, но пользоваться привычными «дедовскими» способами войны. Неоднократно дикари предпринимали попытки поджечь деревянные укрепления.

С каждым годом они причиняли всё больше беспокойства белым людям и упрямо отказывались завязывать с ними дружеские отношения, они сделались более опасными, чем Конфедерация Черноногих. Всё чаще Хункпапы, появляясь близ фортов, угоняли табуны, забивали скот и оставляли после себя несколько застреленных служащих Пушной Компании. В 1868 году иезуит Пьер Жан Де Смет посетил стойбище Сидящего Быка, занимавшего пост верховного военного вождя Хункпапов. Сам Де Смет назвал его генералиссимусом индейских воинов. Сидящий Бык сказал: «Чёрная Ряса, я с трудом выдерживаю тяжесть пролитой мною крови белых людей. Бледнолицые вынудили меня развязать войну. Они несправедливы по отношению к нашим семьям, жестоки. Достаточно вспомнить одну лишь беспричинную бойню возле форта Лайон, где погибли сотни Шайенов, женщины, дети, старики, чтобы утвердиться в беспощадности белых людей. Я поднялся, держа томагавк в руке, и я приложил все силы, чтобы причинить боль белым людям. Сегодня ты здесь, и мои руки свисают до самой земли, будто я мёртвый. Насколько плохим я был прежде, настолько хорошим я буду отныне» (Stanley Vestal «Sitting Bull, Champion of the Sioux»).

Точная дата рождения Сидящего Быка не известна, но, согласно разным подсчётам, он появился на свет в марте 1831 года где-то на берегу Большой Реки (Grand River), которую Титоны называли в те годы рекой Ри. Он был единственным сыном в семье и сперва был назван Медлительным. Но уже мальчиком он совершил свой первый воинский подвиг – дотронулся до врага в бою. Тут нет ничего удивительного, ведь мальчики были самыми отчаянными (или неразумными?) бойцами. На этом сходятся все, кому пришлось когда-либо сталкиваться с индейцами в бою, ведь мальчики из кожи лезли вон, проявляли полное безрассудство, лишь бы доказать свою храбрость. За этот подвиг Медлительный был награждён новым именем – Сидящий Бык. Имя не было случайным. Отец мальчика получил видение, в котором к нему пришёл бизон и произнёс четыре прозвища: Сидящий Бык, Прыгающий Бык, Бык Возле Коровы, Одинокий Бык. Имена означали четыре возраста – детство, юность, зрелость и старость. Медлительный был ещё ребёнком, поэтому отец назвал его первым именем.