Текст книги "Я, оперуполномоченный"

Автор книги: Андрей Ветер

Соавторы: Валерий Стрелецкий
сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 28 страниц) [доступный отрывок для чтения: 11 страниц]

– Как собираетесь жить дальше?

– Дальше? – прозвучал совсем помертвевший голос. – Да чего ж там дальше-то?

– Дальше будет тюрьма… – Смеляков присел на стул напротив Галкина.

– Не надо тюрьмы, – с горьким отчаяньем почти простонал Галкин. – Только не тюрьма, гражданин начальник! Что угодно, но только не тюрьма…

– Хорошо, – сказал Смеляков, – есть ещё один вариант.

– Какой?.. Я не очень хорошо соображаю сейчас. Нервы, волнуюсь очень… – Галкин подался вперёд всем телом и горячо прижал обе руки к груди.

– Свобода в обмен на информацию…

– Про кого же?.. Я вам про кого угодно расскажу, если что-то знаю. Клянусь! Спрашивайте! – Он затряс головой, выражая готовность.

Смеляков внимательно посмотрел ему в глаза.

– Это хорошо, что вы готовы поделиться с нами информацией. Об этом я и веду речь.

– Спрашивайте.

– Вы не совсем меня поняли, гражданин Галкин. В данную минуту у меня нет к вам вопросов. Я задам их вам позже, ведь я говорю о долгосрочном сотрудничестве. Готовы ли вы к такой работе? Нам нужны хорошие помощники… – Виктор скупо улыбнулся.

– Понимаю. – Галкин облизал пересохшие губы. – Я готов… Только ведь…

– Что «только»?

– Об этом ведь никто не будет знать? Верно?

– Разумеется, Леонид Вениаминович, – кивнул Виктор. – Только вы и я.

– Ладно, я готов… – Его глаза лихорадочно блестели, руки дрожали.

– Тогда давайте оформим всё письменно.

– Письменно? – Галкин, казалось, испугался.

– Да… Вас что-то смущает? Или вы думаете, что я могу удовлетвориться вашим честным словом? – Подумав, Смеляков добавил: – Словом вора?

Галкин понурился.

– Нет, нет… Я всё понимаю… – едва слышно прозвучал его голос. – Понимаю…

– И не делайте такого печального лица, а то я могу подумать, что вы соглашаетесь не по доброй воле… Пишите, я продиктую… Итак… Подписка… Дальше: Я, Галкин Леонид Вениаминович…

В ту ночь Виктор спал плохо. Во-первых, сказывалась выпитая водка, во-вторых, не давали покоя мысли, связанные с прошедшей вербовкой Галкина. Почему-то его совсем не радовало, что у него теперь был свой агент, которым, по словам Петра Алексеевича, гордился бы и самый опытный опер. «Может, я просто ещё не осознал значимости случившегося? – размышлял Виктор. – Может, это и впрямь великое событие?.. Но нет, что тут особенного? Прошло всё как по маслу. Я и предложить-то не успел, а он уж согласился. Да Галкин и сам не очень-то, похоже, допёр, что случилось и кто он отныне такой. Агент… Мой агент… Мой первый агент… Кличка – Корвуазье…»

ГЛАВА ВОСЬМАЯ. ИЮЛЬ – АВГУСТ 1980

Москва активно готовилась к Олимпиаде. Руководство КПСС придавало огромное идеологическое значение надвигавшемуся спортивному празднику. Впервые Олимпийские игры должны были пройти в социалистической стране. Для обеспечения безукоризненного порядка в столицу стягивались огромные силы милиции и КГБ, практически со всего Советского Союза. Все выпускники Академии МВД и Высшей школы милиции не разъезжались по местам своего распределения, а оставались в Москве до окончания Олимпиады и были задействованы в охране общественного порядка.

На территории Октябрьского РУВД было несколько олимпийских объектов, в основном гостиницы. На Ленинском проспекте находились гостиницы «Спутник», «Орлёнок» и «Южная». Смелякова прикрепили к «Спутнику» – самому важному в районе объекту. Изо дня в день усиливалась идеологическая подготовка, проводились бесконечные политинформации, целью которых было «подковать» всех, кто был привлечён к работе на олимпийских объектах.

– Сегодня опять заставили мерку на костюм сдавать, – ворчал кто-то из милиционеров, идя по коридору отделения. – Уже два раза сдавали…

– А мою фотокарточку на аккредитацию потеряли, – сетовал другой. – Придётся снова в фотоателье идти, а у меня работы – непочатый край…

Повседневные дела в отделении требовали пристального внимания, времени на них катастрофически не хватало, и подготовка к Олимпиаде только отвлекала…

– Витя, – Сидоров вошёл в кабинет, копаясь в кармане пиджака, – давай собираться на выезд. Звонил Кле-менко из 2-го отдела МУРа, он курирует Октябрьское РУВД… Чёрт, куда я «Беломор» сунул? Ты не видел?

– Пётр Алексеич, вон же пачка лежит, на вашем столе… А чего муровцы хотят? Куда нам ехать-то?

– У них группа квартирных воров задержана, которые берут на себя несколько краж на территории нашего отделения. – Сидоров взял со стола папиросы и закурил. Расплывшийся табачный дым попал в солнечные лучи, пробивавшиеся сквозь пыльное окно, и засиял, медленно поднимаясь к потолку. – Нужно сделать выезд на места преступлений. Пусть рассказывают, где и когда они что воровали. Болдырев велел к двенадцати часам быть у него…

Виктор кивнул. Ему уже не единожды приходилось выезжать с преступниками на места преступлений, и всякий раз его поражало, что воры прекрасно помнили все совершённые ими кражи. Они рассказывали всё в таких подробностях, что временами Смелякову становилось завидно. «Мне бы такую память», – думал он.

Этапированные из ИВС ГУВД двое арестованных без труда указали три места кражи из четырёх. Четвёртый дом они никак не могли отыскать.

– Адрес-то какой? – то и дело спрашивал Болдырев.

– Я ж не адрес помню, гражданин начальник, а дом, подъезд, – оправдывался один из преступников. Он был известен под кличкой «Рыжик», хотя ни рыжими волосами, ни веснушками не отличался. У него были интеллигентная наружность, внимательные глаза и вкрадчивая манера говорить. – Ну, знаете, визуально…

– Как же визуально, если найти не можешь? Почему думаешь, что здесь квартиру взломали, а не в соседнем районе?

– Ну у меня же не бараньи мозги-то, гражданин начальник, – обиделся Рыжик. – Разве ж я спутаю хаты? Нет, тут где-то, сейчас найдём…

Они объехали несколько адресов, которые хоть чем-то напоминали описание, данное ворами, но так и не нашли нужного дома.

– Всё! Баста! Не могу вспомнить, – устало проворчал вор, и на лице его застыло искреннее отчаяние. – Потерял…

– Может, ты просто не хочешь вспоминать?

– А чего мне не хотеть-то? Я же признался, что мы тут четыре хаты долбанули. Чего ж мне теперь-то дурковать? Нет, просто потерял ориентир…

Болдырев посмотрел на Сидорова, затем перевёл взгляд на Рыжика.

– Слушай, ну возьми ты на себя другую кражу, – предложил он негромко, пыхтя папиросой.

– Какую другую?

– Да висит тут у нас одна квартирка. Возьмёшь её на себя вместо той, которую отыскать не можешь. Ты ведь всё равно признался, что четыре квартиры отбомбил в нашем районе. Ну, поменяешь один адрес на другой… Как тебе моя мысль?

Рыжик наморщил нос и почесал подбородок.

– Да как вам сказать, гражданин начальник… Я так вроде бы и не имею ничего против…

– Тогда поехали по нашему адресу, глянешь на хату… «Вспомнишь», как дело было…

– Ладно, давайте… Это где?

– На улице Новаторов…

А на следующее утро к Смелякову ввалился Сидоров и, громко отдуваясь, выпалил:

– Чистосердечное признание и протокол выезда на место преступления с Рыжиком у тебя?

– Да, вот они. – Смеляков указал на папку с бумагами.

– Слава богу!

– А что стряслось?

– Мне только что из СИЗО опер позвонил. Там «понизу» поступило сообщение, что один из арестованных берёт на себя ту самую кражу на улице Новаторов, которую мы подсунули Рыжику. Давай-ка быстро мне его материалы…

– Мать твою! Мы же могли с этой «хатой» вляпаться по самые уши. – Виктор почувствовал, что лоб его покрылся испариной. – Дурдом какой-то!

– Пусть дурдом, зато сняли бы с помощью Рыжика «висяка». – Сидоров фыркнул и вдруг громко рассмеялся, довольно надув щёки и потрясая тяжёлым подбородком. – А так снимем с помощью настоящего вора… Ну ладно. Давай-ка быстренько выясни, за кем числится этот арестованный, бери разрешение у следака и поедем его «колоть».

* * *

Через неделю Виктора перевели на другой участок.

– Парень ты толковый, справишься, – сказал Болдырев.

Виктор принял новое назначение без особого энтузиазма. Он знал, что доставшийся ему участок считался самым трудным. Это была территория Черёмушкинского рынка с прилегающими к нему улицами.

– Чёрная дыра со всеми прилагающимися к ней неприятностями, – прокомментировал Сидоров.

– Пётр Алексеич, там дел столько накопилось, что и за год не разгрести! – Виктор испытывал настоящий ужас. – Я посмотрел: от моего предшественника такая кипа осталась, ну чтобы не соврать, пачка бумаг полметра в высоту… Я ж не справлюсь!

Сидоров криво улыбнулся.

– Вот что значит быть на хорошем счету, Витя. А работал бы херово – не заставили б тебя эту лохань с дерьмом расхлёбывать… Да ты не унывай, – Пётр Алексеевич похлопал Виктора по плечу, желая подбодрить, – не унывай. У нас, сыщиков, лёгких участков не бывает.

– Но ведь Черёмушкинский рынок! Там каждый день столько краж! И сплошные карманники. Их ведь не раскроешь, разве что за руку поймать. Только всех за руку не схватишь…

– Не тужи. Ты вот что, – капитан тщательно затушил папиросу в треснувшем блюдце, служившем пепельницей, – ты раздели все накопившиеся бумаги по группам и разберись для начала, что у тебя где. Там ведь и универмаг «Весна» у тебя на участке, и ресторан «Ингури» – ещё те подарочки… И почаще ходи на рынок.

– Зачем?

– Присматривайся. Как только выдаётся минутка, так двигай туда, работай личным сыском. У тебя глаз намётанный, что-нибудь да приметишь…

Последовав совету Сидорова, Виктор рассортировал все дела по группам и обнаружил, что основная часть, как он и предполагал, приходилась на заявления по кражам, случившимся на Черёмушкинском рынке. Чуть поменьше заявлений было из «Ингури», но там тоже кражи совершались ежедневно и несколько раз на день. Третье место по количеству заявлений занимал универмаг «Весна», находившийся возле «Ингури», и там, помимо карманников, активно действовали мошенники. Сразу охватить всё взглядом у Смелякова не получалось – чересчур велик оказался объём работы. Вдобавок отвлекали новые и новые задания, связанные с подготовкой Москвы к Олимпиаде. Установка была чёткая: работать со всеми подучётными элементами, со всеми судимыми. Активность милиции возросла на сто процентов. Любой, самый малый слушок, касавшийся оружия и взрывчатых веществ, проверялся мгновенно.

– Ты слышал насчёт взрывчатки? – заглянул как-то вечером Горбунов в кабинет к Смелякову.

– Какой ещё взрывчатки? – не понял Виктор. Он только что возвратился с рынка и чувствовал себя совершенно измученным.

– На улице Гарибальди сегодня парня повязали. У него на квартире взывчатка хранилась. Агент стукнул… Парень сразу лапки вверх: мол, нашёл в лесу оставшийся с войны снаряд, извлёк из него тротил, переплавил его прямо в обычной кружке и оставил дырочку для запала.

– На кой чёрт ему это понадобилось? – удивился Смеляков.

– Витя! Ты же комсомолец, понимать должен: буржуазная пропаганда – не пустой звук, она агрессивна и нахальна. Идёт «холодная война», противостояние коммунизма и социализма обострилось до предела.

– Толя, не нужно меня за советскую власть агитировать. Я всё прекрасно понимаю.

Горбунов свёл брови.

– Виктор, нас со всех сторон окружают враги, они рады заканифолить мозги несознательной молодёжи. И этот парнишка с самопальной взрывчаткой – наглядный тому пример. Я поэтому и говорю вам всё время о важности идеологической работы. А вы все на меня фыркаете, от комсомольских собраний увиливаете…

– На кой лях ему взрывчатка понадобилась? Террорист-одиночка? Кого он взрывать хотел? У него мозги, что ли, не в порядке?

– Это уж не наше с тобой дело, старик. Есть специалисты, они разберутся. Сегодня у нас весь день гэбэш-ники крутились. Не завидую я нашему начальству, замучают их теперь сверху – справки в район, на Петровку, в МВД.

– Да, радостного мало, – согласился Виктор.

– Слушай, – спохватился Горбунов, – я ж чего к тебе зашёл-то: завтра у нас внеочередное собрание. Не забудь.

– Толя, ты меня без ножа режешь! – устало проговорил Виктор. – У меня новый участок, ноги отваливаются, не успеваю ничего.

– Старик, тебя в комсомол никто силой не тянул, но раз ты вступил в организацию, то будь добр выполнять её требования. Одним словом, завтра в семнадцать тридцать я тебя жду…

Анатолий подмигнул и выскользнул из комнаты, аккуратно затворив за собой дверь.

– Да пошёл ты со своими собраниями! – прошипел Смеляков и вдруг, схватив со стола карандаш, швырнул его в дверь.

В течение нескольких минут он сидел неподвижно, прислушиваясь к чьему-то голосу, доносившемуся из коридора, затем медленно поднялся и выглянул из кабинета. В дальнем конце коридора стоял Андрей Сытин и энергично распекал какого-то помятого мужичка.

– Я тебе уже дважды делал предупреждение, чтобы ты на работу устроился! – чуть ли не кричал Сытин. – Теперь всё! Кончено! Нет у меня ни времени, ни охоты миндальничать с тобой! Хочешь продолжать тунеядствовать? Тогда я собираю материал и возбуждаю уголовное дело. Вылетишь из Москвы, дубина чёртова, в мгновение ока. А когда через год вернёшься с зоны, то не будет у тебя уже московской прописки и превратишься ты в бомжа. Понимаешь ли ты, олух, что это означает? Тебя посадят уже за бродяжничество! Снова посадят!

– Я всё понимаю… Я устроюсь…

– Всё, баста! Если через три дня не принесёшь мне справку с места работы, то пеняй на себя!

Он повернулся и увидел Смелякова.

– Привет, Витёк.

Смеляков подошёл к Андрею вплотную и, когда помятый мужичок скрылся, спросил:

– Дрон, у тебя выпить нет чего-нибудь?

– Только что отоварился. Можем раздавить по стакану. Ты чего-то бледный, – сочувственно сказал Сытин. – Заманался на новом участке?

– Есть такое.

– Топаем ко мне, угощу. Тебе надо расслабиться, Витёк, да и мне не помешает. С этой предолимпийской чехардой голова кругом идёт. Да что я тебе рассказываю, ты не хуже меня знаешь.

– Да…

– Витя, – навстречу им вышел Сидоров. – Очень хорошо, что ты ещё здесь. А ну-ка быстро ко мне. Надо кое-что обсудить.

Смеляков прошёл в кабинет Сидорова.

– Что-нибудь случилось, Пётр Алексеич?

– Присаживайся. Я получил информацию из ОУР,[11]11
  Отдел уголовного розыска РУВД.


[Закрыть] что в одной из коммунальных квартир на улице Гарибальди под кроватью лежит труп. Агент сообщил об этом. Но беда в том, что его просят помочь вывезти труп и выбросить в Москву-реку. Улавливаешь суть дела? Мы не можем нагрянуть туда без причины, потому что «засветим» оуровского агента. Надо что-то придумать.

– Повод для того, чтобы прийти по тому адресу? – уточнил Смеляков.

– Именно. Надо что-то устроить, заваруху, что ли, какую-нибудь, куда вляпались бы Кокорев и Ложкин, ну, хозяева той квартиры… Думай, Витя, думай. У нас времени в обрез. Завтра ночью покойника уже будут вывозить. Это информация верная.

– А что, если мы инсценируем драку?

– И дальше как? Вот если бы драку с кровью, с поножовщиной…

– Правильно! – воскликнул Смеляков. – Пырнём кого-нибудь ножом, чтобы это видели Кокорев и Ложкин. А лучше, чтобы они ввязались в ту драку. Тогда будет повод повязать их и нагрянуть к ним на хату с обыском.

– Мысль хорошая, только как мы ножом будем тыкать, чтобы до крови?

– Пётр Алексеич, в кино-то ножами бьют со всей силы. Там есть такие ножи, у которых лезвие уходит в рукоятку при ударе. Это специальные ножи, бутафорские, вреда ими не причинишь.

– Но кровь польётся?

– В кино-то она льётся.

– А что, это дельная мысль, – обрадовался Пётр Алексеевич. – Надо срочно с «Мосфильмом» связаться… Нет, туда уже поздно звонить, – Сидоров взглянул на часы, – но до утра ждать не хочется. Утром мы должны уже всё подготовить, детали обсудить, людей определить на это дело. Пожалуй, позвоню-ка я одному человечку, у него есть знакомый гримёр на «Мосфильме». Пусть договорится, чтобы нас утром на студии приняли…

В десять часов утра Смеляков приехал на «Мосфильм», получил нож с прячущимся лезвием и пакет искусственной крови. Подробно расспросив, как пользоваться «оружием», он вернулись к себе в отделение.

Болдырев внимательно выслушал Сидорова и Смелякова и предложил задействовать в операции внештатных сотрудников угрозыска, которых никто не знал в лицо.

Через несколько часов состоялось совещание.

– Значит, так, товарищи, давайте распишем роли, – сказал Болдырев. – Как только Кокорев и Ложкин выйдут из квартиры в магазин за очередным пузырём портвейна (а они непременно отправятся за винищем, чтобы набраться храбрости перед вывозом трупа), вы устраива ете потасовку и бьёте ножом так, чтобы крови побольше. Ни Кокорев, ни Ложкин мокрыми делами никогда не занимались. По имеющейся у нас информации, своего собутыльника они завалили по пьянке, шмякнув его бутылкой по башке. Так что они обязательно дадут дёру. А мы вышлем по следу группу с собакой. Следы, как вы понимаете, приведут нас в нужную квартиру, где мы и возьмём с поличным Кокорева и Ложкина.

– А что с агентом? – спросил Смеляков.

– Он уйдёт с квартиры, якобы испугавшись, как только Кокорев и Ложкин примчатся после драки возле магазина, рассказывая о поножовщине. Это прекрасный повод для него исчезнуть до приезда милиции… Теперь, товарищи, определяйтесь сами, кто будет с ножом, а кому изображать погибшего. И надо бы как-то отрепетировать это, чтобы всё выглядело по-настоящему…

Ближе к вечеру Кокорев, худощавый мужчина с большим лбом и тяжёлой челюстью, вышел из подъезда и направился к табачному киоску. Он выглядел помятым и нервным. Выкурив папиросу, он долго стоял возле дома, тупо уставившись себе под ноги. Затем из подъезда появился Ложкин, такой же худой и потасканный, но лицо у него было какое-то невинно-детское, почти младенческое, несмотря на густую щетину и заметные морщины на лбу и в уголках глаз. Он тоже выкурил папиросу, и они неторопливо двинулись в сторону винного магазина, негромко переговариваясь. У самых дверей их остановил человек в линялом спортивном костюме с надписью «Спартак» на груди.

– Братцы, третьим не возьмёте? – спросил он, подёргивая щекой.

– Отвали! – Кокорев грубо отодвинул незнакомца.

– А чего так неласково?

Из двери вышел ещё кто-то и, споткнувшись, натолкнулся на Кокорева.

– Мать твою! – выругался споткнувшийся. – Ты чего, сука?

– Да я-то ничего, – неохотно отозвался Кокорев и дёрнул Ложкина за рукав: – Пойдём.

– Я тебе пойду! – возмутился споткнувшийся и вцепился Кокореву в локоть.

– Отстань ты, говнюк вонючий!

– Чего-чего? – злобно прошипел мужчина и без предупреждения влепил затрещину Кокореву. Тот весь сжался от неожиданности и, развернувшись, схватил обидчика за ворот рубашки.

– Ваня, не надо, – встрял было Ложкин, однако Кокорев осадил его взглядом. И тут он получил увесистый тычок кулаком в живот.

– Ах ты падла! – Он чуть согнулся, схватившись обеими руками за живот и тяжело дыша.

– Эй, ты что? Ты кончай это! – закричал стоявший рядом «спартаковец». – Не дури!

– Пошёл в жопу, – огрызнулся задира и сделал неприличный жест.

– Это ты мне? – вдруг нахмурился спортсмен. – Это ты зря. Я ж тебя в порошок сотру.

И внезапно он ринулся на забияку, молотя кулаками что было мочи. Тот отпрянул, закрываясь локтями, затем изловчился и обхватил нападавшего, стиснув его руки. Каким-то невероятным образом ему удалось сделать подсечку, и «спартаковец» рухнул на асфальт. В следующую секунду победитель выхватил из кармана нож и дважды ткнул им в лежавшего у его ног человека.

Кокорев и Ложкин шарахнулись в сторону.

– Ни хера себе!

По асфальту тягуче расплылась кровавая лужица.

– Да ты псих! – заорал Ложкин, выпучив глаза на человека с ножом. – В натуре псих!

Тот застыл в угрожающей позе, исподлобья осмотрел улицу и медленно попятился, отступая от скрючившейся на земле жертвы.

– Мотаем отсюда, Ваня! – Ложкин опять потянул Кокорева прочь. Тот рассеянно глядел на корчившееся тело. – Уходим же! Сейчас менты понаедут!

Они сорвались с места и почти бегом бросились наутёк.

Очень быстро перед магазином собралась толпа, но никто не подходил к распростёртому мужчине в спортивном костюме, промокшем от крови. Вскоре появилась милиция, из машины выскочил Смеляков. Затем подъехал фургончик с красным крестом на борту.

– Который с ножом, он вон в ту сторону побежал, – размахивала руками пожилая женщина. – И тут ещё двое были, тоже дрались. Но они в другую сторону умчались, товарищ милиционер. К тому дому, в арку, я видела…

Окровавленное тело уложили на носилки и погрузили в машину «скорой помощи». Смеляков заглянул внутрь.

– Ну как ты, Серёга? – спросил он у «пострадавшего».

– Устал лежать неподвижно. Хорошо, что вы так быстро прикатили.

– Как всё прошло?

– По-моему, они поверили на все сто. Чуть не обделались с перепугу.

– Ну всё, поезжай, отмывайся. Я буду группу с кинологом ждать.

Он вылез из машины. И стал опрашивать свидетелей происшествия, как того требовали обстоятельства. Большинство только что стоявших возле магазина людей отступило и разбрелось по улице. Несколько милиционеров прошли в магазин. Наконец, приехала группа с овчаркой.

– Давай, попробуй пустить собаку, – обратился к кинологу Смеляков, поглядывая на наручные часы. Согласно предварительным расчётам, Кокорев с Ложкиным уже успели сообщить поджидавшему их на квартире агенту о случившемся и теперь тот должен был уйти.

Поскольку адрес был заранее известен милиционерам, оперативная группа с кинологом и собакой добралась до нужного дома без труда и поднялись на второй этаж. Позвонив в дверь, они стали ждать.

– Кто там? – послышался изнутри встревоженный голос Ложкина.

– Откройте! Милиция!

– Милиция? А что случилось?

– Открывайте! Вы возле винного магазина были с полчаса назад?

– Да.

– Драку видели? Собака привела нас по следу сюда.

– Но мы не дрались…

– Открывайте.

Дверь шумно отворилась. В квартире стоял густой затхлый запах.

– Вы один живёте? – шагнул вперёд Смеляков.

– С соседом. Ваня, глянь-ка, к нам милиция…

Из дальней комнаты высунулся Кокорев. Овчарка дёрнулась и громко залаяла.

– Ой, мать вашу, собаку-то придержите!

– Кто ещё есть в квартире?

– Никого! – в один голос закричали пьяницы.

– Разрешите… – Смеляков решительно отодвинул Ложкина и прошёл по коридору, оглядывая стены со свисавшими всюду лохматыми обрывками обоев.

Овчарка залаяла громче и рванулась вперёд.

– Собаку что-то беспокоит, товарищ лейтенант, – доложил кинолог, натягивая повод.

– Так вы говорите, что никого тут больше нет? – уточнил Смеляков.

Кокорев и Ложкин отрицательно замотали головами.

Кинолог приспустил повод, и овчарка рванулась вперёд, вынюхивая что-то. Толкнув носом дверь в дальнюю комнату, она склонилась перед кроватью и зарычала.

– Что у вас там? – сурово спросил Смеляков.

Хозяева молчали. Виктор опустился на колени и заглянул под кровать.

– Интересненькое дело, – пробормотал он, изображая недоумение. – А говорите, что никого больше нет. Чего ж он у вас под кровать забрался?

– Гражданин начальник…

– Прячется, что ли? Эй ты, вылазь оттуда! – приказал Виктор и постучал ногой по кровати. – Хватит дурака валять!

– Гражданин начальник, – почти плаксиво заговорил Кокорев, поглаживая себя по вспотевшему лбу, – он не вылезет.

– Спит? Перепил сильно?

– Нет… Он не спит… Умер он…

Смеляков повернулся к Кокореву.

– Умер? – Он перевёл взгляд на Ложкина. – Вы хотите сказать, что там лежит покойник?

– Так точно! – Ложкин почему-то по-военному вытянулся в струнку, и его детское лицо наполнилось безграничной скорбью. – Мёртвый он.

– Вот тебе и на! – Виктор посмотрел на стоявших в коридоре милиционеров. – Ребята, вызывайте медиков и труповозку… И осмотрите остальные помещения, может, у них ещё сюрпризы есть, может, ещё кто-нибудь завалялся. А вы, граждане, – он поочерёдно оглядел Кокорева и Ложкина, – выкладывайте-ка на стол ваши документы. Паспорта есть?..

* * *

В пятницу Виктор заехал в прокуратуру Октябрьского района, чтобы повидаться с Верой.

– Это ты? – удивилась она его внезапному появлению. – Привет. Почему не предупредил? Что-нибудь случилось?

– Ничего. Просто захотелось увидеть тебя. Ты занята?

– Я всегда занята, как, впрочем, и ты. Мы с тобой – два ишака, которые до конца своих дней будут тянуть взваленную на себя ношу и никогда по собственной воле не бросят её. Но иногда надо и для отдыха время изыскивать.

– Вот я и выкроил часок. Может, пройдёмся?

Вера посмотрела на свой стол, нахмурилась, обдумывая что-то, потом закрыла лежавшую перед ней папку.

– Ты прав, давай заканчивать. Сегодня пятница, у всех нормальных людей рабочий день официально заканчивается на пятнадцать минут раньше. Думаю, что можно позволить себе разок такое послабление, правда? В случае чего скажу, что поехала к вам в отделение по делу.

Пока она складывала документы в несгораемый шкаф и приводила в порядок свой стол, Виктор молча наблюдал за нею, не осознавая, что ему нравилось следить за мягкими движениями девушки. Он не просто смотрел на Веру, он любовался ею.

А из-за спины похрипывал плоский звук старенького радио, и голос диктора, похожий на все остальные голоса советских дикторов, докладывал: «Развернувшаяся подготовка к очередному съезду КПСС – это мощный рычаг подъёма активности трудовых коллективов, ответственная пора в жизни каждой парторганизации, всех коммунистов. Предстоит глубоко и самокритично, с учётом перспективных задач осмыслить достигнутое, взыскательно оценить вклад членов партии в общее дело, ещё более целеустремлённо направить их энергию на дальнейшее развитие социалистического соревнования…»

– Я готова. – Вера остановилась перед Смеляковым.

Он поглядел ей в глаза и почувствовал прилив нестерпимого желания обнять её. Он вздохнул.

– Знаешь, а ты стала другой, – произнёс он.

– Какой?

– Изменилась. Мне кажется, что у тебя волосы потемнели.

– Да я и не была никогда ослепительной блондинкой.

– И глаза изменились.

– Сделались мрачнее? Это я тоже заметила.

– Не мрачнее, – не согласился он.

– Строже? Всему виной работа. Ты и сам не похож на того прежнего юнца. А чего ты ожидал? Что мы не подвластны времени и что будем только хорошеть и веселеть?

Смеляков пожал плечами.

– Но ты вовсе не стала хуже, напротив… Я просто удивился. Посмотрел на тебя внимательно и удивился, что мы так быстро меняемся. А ведь мы ещё совсем молодые. Во что же мы превратимся к старости? Неужели ничего от нас не останется того, что мы представляем собой сегодня?

– Жизнь – это цепь бесконечных изменений, – деловито отозвалась Вера, – и эти изменения рано или поздно приведут нас к смерти. Это естественно.

– Да я не о смерти. Мне вовсе не жаль, что молодость пройдёт. Жаль, что не успеваем осмыслить себя в каждое данное нам мгновение жизни. Время пролетает, а мы спохватываемся, когда остаётся лишь вспоминать… Вот я стою и смотрю на тебя…

– И что? – Женское чутьё подсказало Вере, что Виктору хотелось выразить нечто важное.

– Смотрю и остро чувствую, что мне уже заранее жаль, что вот эти минуты уйдут и не повторятся никогда. А мне сейчас так хорошо! Вот ничего же не происходит особенного, а мне хорошо. Просто стоять здесь, рядом с тобой, посреди этого скучного кабинета, видеть тебя, слышать тебя. И поэтому мне хочется вытянуть эти минуты в вечность.

Вера слушала его молча.

– Ты меня понимаешь? – спросил он, испугавшись, что слова его звучат невразумительно.

Она кивнула.

– Как сделать так, чтобы время не мчалось? – спросил он.

– Это невозможно.

– Мне даже подумать страшно, что счастье столь скоротечно. Я понимаю, что это звучит странно и даже нелепо… О полном счастье надо бы говорить где-нибудь на берегу моря или на вершине снежного утёса. Я понимаю, но сейчас почему-то так светло, так упоительно радостно на сердце… Вера внимательно разглядывала лицо Виктора.

– Я думала, что ты проще, – вдруг сказал она. —

Странно слышать такие слова от сыщика.

Он окончательно смутился и замолчал. Потом громко вздохнул и добавил:

– Это из-за тебя.

– Что из-за меня? – Она чуть склонила голову, и её распущенные волосы колыхнулись.

– Мне хорошо, когда ты рядом. Я никогда тебе не говорил об этом…

– Спасибо. – Она широко улыбнулась, и Виктора вновь пронзило неодолимое влечение к ней.

– Вера… – Он взял её за руку.

– Что? Повисла долгая пауза.

– Вера…

– Пойдём на улицу. Что мы торчим тут? Или я зря собралась раньше времени? Давай махнём в Парк культуры?

Смеляков кивнул. Скованность исчезла, состояние гипнотического блаженства упорхнуло. Опять до него до-нёслись звуки радио, шаги из коридора, монотонный стук пишущей машинки.

– Витя, – заговорила девушка, когда они уже шагали по проспекту. – Ты больше не смотри на меня так. Ты заставил меня покраснеть.

– Вера, ты что?

– Тебе только кажется, что ничего такого. А я почувствовала… Но ведь мы с тобой друзья? Товарищи?

– Конечно, мы друзья, Верочка. И я надеюсь, что наша дружба будет очень долгой. Но ты всё-таки не забывай, что мы с тобой…

– Что?

– Ты женщина. И ты нравишься мне.

– С каких пор?

– Брось прикидываться! С первого дня нашего знакомства у меня сердце бешено колотится при встрече с тобой…

На её лице появилось выражение удовлетворения.

– Наконец-то ты открылся мне.

– А то ты не понимала! Да, ты мне очень нравишься… – Ему вдруг сделалось очень легко от этих слов, будто он сбросил с себя непосильный груз. – Ты мне нравишься, и я не желаю скрывать этого. Хочешь, я во весь голос закричу об этом?

Вера весело посмотрела на него и кивнула:

– Хочу! – В её голосе прозвучал вызов.

Смеляков остановился и облизал губы. В голове у него шумело от разыгравшегося в душе восторга. Набрав полную грудь воздуха, он прислушался к себе, к переполнявшим его чувствам, и закричал во всё горло:

– Люди! Люди! Мне нравится эта девушка! Нравится безумно! Слушайте все!

Вера порывисто закрыла обеими ладонями ему рот.

– Хватит, глупый!

– М-м-м… – пробубнил он из-под её плотно сжатых рук.

– И это называется милиционер! – засмеялась она, весьма довольная случившимся. – Сейчас тебя загребут за нарушение общественного порядка.

– Ради тебя я готов на всё, – заверил Смеляков, беря её ладони в свои. – Я буду кричать до тех пор, пока…

Вера выжидательно поглядела на него и прикусила губу:

– Ну? Пока что?

– Не знаю, – признался он.

– Хорошо, что ты не закричал, пока мы были в моём кабинете. – Она потянула его за собой. – Хватит шуметь.

Что-то ты раздухарился.

– Влюблённым свойственно вести себя неадекватно.

– А ты влюблён? Об этом ты ничего не говорил, – игриво заметила она.

– Ты успела заткнуть мне рот, – задорно ответил Смеляков.

Вера опять остановилась.

– Тогда скажи. – Она скрестила руки на груди и выставила одну ногу вперёд, приняв важный вид.

– Я влюблён безумно.

– Дальше.

– И сейчас мне совсем не страшно признаться в этом, потому что сейчас я счастлив. Ничто не мешает мне сказать это тебе.

– Как это странно… – Вера задумчиво провела рукой по его груди.

– Что странно?

– Друг признаётся в любви.

– Разве тебе не приходилось слышать такие признания раньше?