Текст книги "В поисках своего дома, или повесть о Далёком Выстреле"

Автор книги: Андрей Ветер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 26 страниц) [доступный отрывок для чтения: 10 страниц]

КРАСНОЕ ОБЛАКО (1866)
1

Неподвижный январский воздух огласился старческим криком одинокой вороны. Птица взлетела, толкнув ивовые ветви, они вздрогнули и просыпали пушистый снег. Собаки залаяли, засуетились, почуяв приближение людей.

Лагерь Хункпапов во главе с молодым вождём по имени Человек-Который-Ходит-Посередине стоял неподалёку от форта Бертхолд, окружённый живописной ивовой рощей, покрытой снегом. Жёлтая Птица вёл свою маленькую группу Оглалов в стойбище Человека-Который-Ходит-Посередине, чтобы провести с ним зиму. Заметённые палатки встретили приезд группы Жёлтой Птицы радостным оживлением. Казалось, что даже ленивые струйки дыма потянулись в серую небесную глубину энергичнее.

Приехавшие сбросили с лошадей двух подстреленных антилоп, и жирные туши соскользнули вниз, шумно опустившись в снег. Сию же секунду возле них возникли лохматые собаки, виляя хвостами и радостно повизгивая. Молодой вождь вышел приветствовать гостей. У него было широкое приятное лицо, обрамленное длинными, туго стянутыми косами. На широких плечах покоилась тяжёлая бизонья шкура мехом вниз, разрисованная картинами боевых подвигов Человека-Который-Ходит-Посередине. Жёлтая Птица представил сына. Бак спрыгнул с гривастого скакуна, покопался в сумке, достал оттуда завёрнутый в мягкую кожу длинноствольный револьвер и протянул его вождю. Тот, довольно кивая головой, принял ценный подарок и улыбнулся.

– У него на щеках растёт белая трава, – засмеялся вождь, указывая на заиндевевшую бороду Эллисона.

– Когда живёшь среди белых людей, – ответил Бак серьёзным голосом, – волосы начинают расти на лице.

Молодой вождь понимающе кивнул. Как и все индейцы, он умел шутить, но многие вещи воспринимал серьёзно, как бы абсурдны они ни казались белому человеку. Единственным абсурдом для индейца был сам белый человек.

Всё в жизни могло случиться, всё могли сделать Великие Невидимые Силы. Но белый человек был нелеп. Он был неуместен. Всё остальное было нормальным. Любое чудо было возможным. Даже волосы могли начать расти на лице индейца, если он жил среди белых.

– Скоро я опять стану привычным человеком, – продолжал Бак, – и у меня появятся косы, а борода пропадёт. Белые люди сильно болеют, их болезни передаются Лакотам. Но если сердце наполнено духом племени, то эта проходит легко, стоит лишь вернуться к своему народу.

Вождь кивнул.

– Другие болезни Бледнолицых куда страшнее, – сказал Жёлтая Птица. – В деревни Крапчатого Хвоста многие умерли, потому что решили жить, как Большие Ножи. Их убила болезнь, которую белые называют оспой. Я думаю, что мысли светлокожих тоже очень заразны. Все хвори идут от их мыслей. Многие наши люди пьют их скверную огненную воду, многие отдают им наши охотничьи угодья и думают, что могут стать похожими на белых, если перестанут есть мясо оленей, а станут пить их чёрное лекарство и носить на голове шляпы. Глупцы! Они никогда не станут белыми людьми, но умрут от их мыслей, потому что мысли Бледнолицых отравлены. Великий Отец направляет к нам своих гонцов специально, чтобы отравлять нас. Теперь много воинов умерло. Опалённые Бёдра поехали за Крапчатым Хвостом на совет и заболели. Солдаты опять зовут нас к себе на совет. Чёрная Одежда, которого белые называют Де Смет, ездит по деревням Лакотов и заманивает в форт.

Человек-Который-Ходит-Посередине откинул входной полог и жестом пригласил гостей к себе в палатку, потом сделал знак рукой, чтобы к нему созвали других известных воинов.

– Эти жалкие Бледнолицые псы надоели своими пустыми словами. Они говорят, что хотят мира с нами, но посылают в нашу страну солдат и строят крепости. Чёрная Одежда будет отвлекать нас сладкими фразами, а Синие Куртки будут в это время рубить наши леса, – заговорил вождь, – я не хочу воевать с ними, потому что они не умеют вести войну. Они просто убивают, но не воюют.

Он погрузился в глубокомысленное молчание, но не сел на расстеленные шкуры. Он высказался не до конца.

– Весь прошлый год Длинные Ножи охотились за индейцами, вы это помните. Один из них требовал, чтобы его солдаты убивали всякого человека с красной кожей, которому больше двенадцати зим. Разве это война? Три армии топтали нашу землю [12]

[Закрыть]. Они напали на деревню Полосатых Перьев, которые не поверили нашим гонцам, не поверили нашим предупреждениям. Большие Ножи сожгли стойбище Голубых Облаков. Они пустили по нашему следу Волков-Поуней. Но всё равно не справились, потому что они – псы. Они умеют нападать стаей на одного Лакота… Лакоты подобны свободному сильному бизону, а белые – шакалам. Что могут эти визгливые собаки? Разве можно вспоминать без смеха, как они потеряли дорогу в нашей стране и едва не умерли с голоду? Они загнали своих лошадей, и несчастные животные околели, когда пот и пена на них превратились на морозе в лёд. Мы даже не сражались, а их армия едва не погибла. Что будет, когда мы поднимемся всей нацией? Мы знаем, что Бледнолицые пришельцы хотят нашей смерти. Они зовут нас на переговоры, чтобы мы на время поверили им и отложили оружие, тогда они спокойно въедут в нашу деревню и застрелят нас всех. Они просто не умеют ничего другого, только убивать. Вспомните, как Два Лица и Чёрная Нога повезли в форт белую женщину. Они обменяли её у Шайелов на ружья и отправились в крепость, чтобы вернуть эту женщину белым людям. Они хотели показать, как добры их сердца, но белый вождь затянул на шеях наших братьев верёвку и выдавил из них дух. Лакоты висели на башнях, стервятники клевали их трупы. Могут ли индейцы верить после такого? Нет, но есть такие, которые всё равно идут к нашим врагам. Быстрый Медведь уже приложил руку к бумаге белых, и они говорят теперь, что он отдал им долину Пыльной Реки. Разве может один человек распоряжаться землями целого народа? Крапчатый Хвост тоже собрался ехать к Длинным Ножам. Ему мало того, что его люди поумирали от болезни Бледнолицых. Откуда берётся в Лакотах яд измены?

Человек-Который-Ходит-Посередине умолк. Он был молод, очень высок и крепок. В форте его называли Ссадиной и питали к нему чувство неутолимой жёлчной злобы. Вряд ли кто-нибудь мог объяснить причину такой горячей ненависти. Среди своих Хункпапов молодой вождь слыл самым миролюбивым, но в сделки с Вашингтоном не вступал никогда и был непреклонен в собственном мнении. Видимо, это воспринималось властями Штатов как более тяжкое преступление, чем откровенное вооружённое столкновение.

– Я не желаю разговаривать с Бледнолицыми и слушать их ложь. От неё коробит сердце. Пусть они ждут нас, но мы дети вольной страны, – сказал он и опустился на меховое ложе.

После него поднялся Жёлтая Птица.

– Лакоты, мой сын Далёкий Выстрел провёл пять зим среди Бледнолицых. Он поведал, как крепка их ненависть к нам. Они задумали поделить нашу землю, протянуть через неё заборы и дороги для Железного Коня, чтобы он распугивал оленей и бизонов. Далёкий Выстрел принёс весть, что говорящие бумаги Бледнолицых не скрывают планы Длинных Ножей. Они собираются строить новые крепости, чтобы прятать за их стенами сумасшедших людей, которые ищут жёлтый металл. Синие Куртки подсунут нам бумагу, но мы не знаем языка той бумаги. Они заверят нас, что она сулит мир и радость. Но зачем нам новая радость, когда мы уже имеем все, что нам нужно для счастья? У нас есть свобода, есть бизоны на равнинах, есть лоси и бобры в лесах, есть женщины, которые рожают нам детей. Что ещё могут предложить нам Бледнолицые? Разве нам нужно что-то другое? О чём нам с ними разговаривать? Я знаю, что они не умеют давать, но только забирают. Вот и сегодня, когда мы двигались к вашему лагерю, в форте белых, что за этими холмами, шумели кони и пела труба. Что они задумали?

Вставали и держали речь многие воины. Они злились и горевали. Они пересказывали жизнь своих отцов и дедов. Их слова уносились в прошлое, где никто не знал белых поселенцев, которых с каждым днём становилось теперь всё больше, словно их изрыгало огромное лоно гигантской белой женщины. Многие воины готовы были в тот же момент покинуть палатку вождя и напасть на ближайшее укрепление солдат, чтобы утихомирить разбушевавшиеся в душе страсти.

– Нет, братья, – угрюмо произнёс Человек-Который-Ходит-Посередине, – мы не тронем их. Мы ещё можем терпеть их присутствие на нашей земле. Но главное не это. Нас мало здесь. Наши гости не намного усилили нас. Где Красное Облако? Где Сидящий Бык? Где Хромой Олень и Чёрный Щит? Где Убийца Бритоголовых? Нет, мы подождём…

На ночь деревня затихла. Светились изнутри конусообразные палатки, озарённые внутренними кострами. Слышались кое-где негромкие голоса. Иногда ворчала где-то собака, устраивая себе нору в сугробе.

Рано утром, когда воздух ещё не потерял тёмную окраску, сквозь серую ватную пелену, глотающую стук копыт, проскакали всадники в зимних армейских тулупах. Попарно выстроенная колонна заехала в индейскую деревню и сразу наполнила её храпом многочисленных коней, звоном оружия и английской речью. Многие кавалеристы спрыгнули, чтобы размять окоченевшие ноги. Офицер повернулся к жилистому индейцу-проводнику.

– Ты уверен, что это те самые Хункпапы?

Скаут сверкнул глазами и указал на типи вождя:

– Ссадина здесь. Длинный Мандан не ошибается.

Из некоторых палаток показались индейцы. Они кутались в цветастые одеяла и непонимающе смотрели на солдат, цепью выстроившихся через всю деревню. Из-под тёплых тулупов торчали стволы винтовок. Над нежданными посетителями мутно плавал пар.

– Сержант!

– Да, сэр, – остановил перед командиром коня человек с пышными усами.

– Возьмите пять человек и приведите Ссадину. Длинный Мандан будет с вами.

– Может, не стоит возиться с одним вождём? – Сержант обвёл оживающий лагерь свирепыми глазами. – Пока они сонные, как мухи, мы можем запросто уложить целую кучу…

– Для такого вояки, как вы, сержант, у которого никогда нет чистой смены белья и вечно разит из рта, хватит и одного вождя, – властно оборвал его лейтенант. – У меня есть приказ, и он касается всей нашей колонны.

К солдатам торопливо подошёл Бак Эллисон. За ним следовал Жёлтая Птица с ружьём под покрывалом. Пять-шесть индейцев с топорами и луками в руках спешили позади них. Двое индейцев вышли из жилища лишь в набедренных повязках, не успев одеться и лишь схватив оружие.

– Мистер! – обрадовался офицер. – До чего приятно встретить нормального человека по другую сторону цивилизации. Я лейтенант Бассет из форта Бертхолд, это тут рядом, вы, возможно, знаете… – Он козырнул и утонул в белых клубах пара. – Нам нужен человек по имени Ссадина. Я знаю, что Сю называют его Медведем-Который-Разбрасывает-Свои-Волосы и также Человеком-Который-Ходит-Посередине. Ведь это его лагерь? Или мы, чёрт возьми, ошиблись? Нас вёл Длинный Мандан, он должен разбираться, ведь он тоже Сю.

Бак окинул взглядом нахохлившихся солдат и перевёл слова лейтенанта Жёлтой Птице. В этот момент появился Ссадина. Он остановился у входа в свою палатку и пристально посмотрел на кавалеристов, как бы желая спросить у них, что нужно белым людям в стойбище свободных Лакотов.

– Вот он! – крикнул проводник и поднял коня на дыбы, будто собирая вокруг себя злые силы. Его правая рука взметнулась ввысь и сразу опустилась, подобно воинственному острию копья, указывая на вождя Хункпапов.

– Возьмите его, – коротко распорядился лейтенант Бассет и шагом направил своего мерина к молодому вождю.

Бак и Жёлтая Птица предостерегающе подняли руки и издали гортанные возгласы. Ссадина увидел спешившихся солдат, которые неуклюже бежали по снегу в его сторону. Длинный Мандан пустил коня вскачь и выхватил из-под расстёгнутой армейской куртки револьвер. Вождь не стал больше ждать, сбросил тяжёлую бизонью шкуру, и она соскользнула с его широких плеч в снег. Не успели солдаты добежать до вождя, как он уже скрылся в палатке. Два кавалериста и Длинный Мандан объехали жилище. Один из них извлек из ножен саблю и спрыгнул с коня. Прямо на него из-под заднего полога типи вынырнул вождь. Сабля холодно мелькнула и с чавкающим звуком вошла в мякоть шеи. Ссадина качнулся и вцепился в рану руками, между пальцами брызнула кровь. Солдат присел, и ноги его спрятались под полами тулупа. В таком виде он стал похож на карлика, над которым громадной тенью нависла фигура индейца.

– Ещё! – гаркнул второй кавалерист, и его товарищ поспешно ударил Ссадину ещё три раза. Сабля глубоко вонзилась в грудь. Вождь рухнул в сугроб. Гарцующий кавалерист выстрелил в воздух, чтобы остановить колыхнувшуюся массу индейцев.

– Остановитесь, Лакоты! – крикнул им Длинный Мандан на родном языке. – Солдаты перебьют вас всех! Не делайте глупостей! Сегодня сила не с вами!

Пока Хункпапы выбегали наружу и собирались возле поверженного вождя, эскадрон сорвался с места и помчался в сторону форта Бертхолд. Кавалеристы гикали и стреляли в воздух. Вскоре они исчезли, и лишь клубы пара напоминали о присутствии здесь только что каких-то чужих людей.

– Убили! – воскликнул Жёлтая Птица.

– Надо уходить, – донеслись голоса, – это страшное предательство. Великий Дух отвернулся от нас. Большие Ножи обязательно вернутся, они побоятся нашей мести и вернутся, чтобы расправиться со всеми.

Воины бросились за оружием и лошадьми. Пять-шесть горячих юношей крикнули гневные слова, адресованные солдатам, и поскакали по их следам. Спустя пятнадцать минут они вернулись, вероятно осознав бессмысленность погони.

– Это Длинный Мандан привёл их [13]

[Закрыть]… предатель. Он умрёт страшной смертью, псина вонючая…

– Убили Человека-Который-Ходит-Посередине, – плакали женщины.

– Сворачивайте палатки. Сейчас не время для слёз, надо немедленно уходить. Здесь дурное место. Здесь правят злые духи!

В считанные минуты паника охватила стойбище. Чувство растерянности и горя переросло в чувство страха. Охваченные возбуждением, лаяли собаки, путались под ногами людей. Быстро сползли шкуры с шестов, исчезли пахнущие костром жилища… Не прошло и часа, а на месте лагеря остались только чёрные пятна кострищ да несколько остовов от типи. И тело вождя осталось лежать в луже раскисшего от крови снега. Перепуганные жестоким и откровенным предательством соплеменника Лакоты испытали суеверный ужас и ни разу не притронулись к трупу. Только снежинки бесстрашно опускались на него и в леденеющую кровавую кашу. В нависшей тишине растворилась жизнь.

– Кто сказал, что его нельзя трогать? – донёсся голос Бака, и на опушку выехал он в сопровождении Жёлтой Птицы. – Я не слышал раньше, чтобы Лакоты боялись забрать с собой погибшего брата. Что случилось, отец? Я не узнаю людей. Неужели народ стал трусливым?

Он спрыгнул с коня возле покойника и попал мокасином в загустевшую кровь.

– Длинный Мандан привёл сюда злых духов, – сказал Жёлтая Птица, и на его стареющем лице появилась обида. Он знал, что не должен оправдываться. Мужчина поступает по зову сердца, и никто не может требовать от него объяснений его поступков. Но он хотел объясниться. – Человеку не справиться с духами, сын. Лакоты никогда не трусили, но духи сильнее и коварнее любого народа.

– Отец, ты знаешь, что во мне не только дух великого племени, – повернул голову Бак и грустно улыбнулся, – но и кровь белых людей. Ты знаешь… Я сын Лакотов. И я сын Бледнолицего. Меня ничто не пугает, потому что мне нечего терять, у меня ничего нет, кроме желания быть кем-то полноценным. Я люблю вас, но я не до конца ваш, отец мой, я никому и ничему не принадлежу, поэтому меня просто нет. А что могут сделать злые духи тому, кого нет?

Бак наклонился над убитым и облизал губы, натыкаясь горячим языком на сосульки, свисающие с усов.

– Вождь, – он присел на корточки и положил руки на плечи Ссадины, – ты говорил, что Синие Куртки никогда не убьют тебя…

Он повернул тело, и Человек-Который-Ходит-Посередине посмотрел Баку в глаза усталым взглядом существа, которому безумно надоело ждать. Он был жив и произнес с трудом:

– Поехали…

Кровь хлынула из ноздрей и рта, раскрылась рана на шее.

Бак переглянулся с Жёлтой Птицей и глазами попросил помочь ему. Удивления он не выразил. В окружении индейцев он переставал удивляться. Он неоднократно видел в бою, как воины получали смертельные раны, но вместо песни смерти затягивали песню храбрых и не выходили из боя. Они были храбрыми и гордились тем, что называли себя так. После сражения они с гордостью рассказывали, как свирепый враг наносил им рану за раной, но Великий Дух не дал им умереть. Иногда Эллисону казалось, что дикари просто не знали, что от определённых вещей человек просто обязан был умереть, и это непонимание оставляло их в рядах живых. Эллисон не был индейцем и не понимал, откуда шла такая необъяснимая живучесть, почти сказочная выносливость. Порой выдержка краснокожих пугала его, не верилось, что люди могут быть таковыми. Но они были.

Бак сел на мустанга и при помощи Жёлтой Птицы усадил перед собой Человека-Который-Ходит-Посередине. Сперва он хотел соорудить волокуши, но вождь отказался, сказав, что желает ехать верхом, как присуще воину. Они медленно поехали сквозь падающий снег. Вождь качался, его рваная заледеневшая рубаха хрустела на морозе.

Когда сгустились сумерки, Бак прикинул, что они покрыли около двенадцати миль. Разумеется, нагнать уехавшую деревню они бы не сумели, поэтому Жёлтая Птица велел Баку высматривать жилище Волосатого Подбородка, который должен был стоять в стороне от всех. Этот воин частенько практиковал колдовство и для этого предпочитал заметно отставать от племени. Жёлтая Птица знал, что после случившегося Волосатый Подбородок обязательно обратится к невидимым силам, и это означало, что его типи повстречается им раньше других.

Через некоторое время Бак различил в сумраке конус палатки. Вокруг спали седые от снега утёсы, величественно поднимались из девственных сугробов мохнатые ели. В этих местах не могли не обитать призраки. Тяжёлый входной полог шумно откинулся, и из жаркого, освещённого углями типи вышел на мороз Волосатый Подбородок, одетый в длинную шаманскую рубаху, украшенную перьями и волосами. Его взгляд блуждал в густой синеве зимнего вечера. Увидев приближавшихся всадников, он встрепенулся, снова откинул полог, и красные блики огня высветили на его лице чёрные глаза.

– Вороний Призрак, – позвал он сына, – приготовь быстро спальное место. Человек-Который-Ходит-Посередине вернулся…

2

Экспедиция полковника Кэррингтона выдвинулась в сторону Ларами в мае. Наличие трёхсот человек в мундирах говорило о том, что вытянувшаяся по равнине колонна была военной, но присутствие женщин в обозе заставляло усомниться в этом, присутствие же оркестра и нескольких негров-слуг наводило на мысль, что по прерии едет настоящий балаган. Впрочем, генерал Шерман лично посоветовал женщинам сопровождать своих мужей в экспедиции и даже взять с собой детей, потому что путешествие, по его мнению, должно было быть очень привлекательным и совершенно мирным.

Колонна полковника Кэррингтона остановилась на привал, не дойдя каких-то четырёх миль до форта Ларами. Знай полковник, что в форте именно в тот момент переговоры правительственной комиссии с Лакотами достигли своего накала, он, вероятно, нашёл бы способ повременить с прибытием к месту назначения. Теперь уже было поздно.

Солнце склонялось к горизонту, и тени людей беспомощно растекались по траве, становясь тоньше и слабее.

– Послушайте, полковник, – к нему подошёл ссутулившийся Джим Бриджер [14]

[Закрыть]. Это был шестидесятилетний старик с широким лицом, похожим на картофель. Несмотря на свои годы, Бриджер считался в армии лучшим проводником. – Что-то нашёптывает мне, что нелёгкая притащила нас сюда в скверное время. Индейцы, которых я видел, сообщили мне, что переговоры с Лакотами, на нашу беду, зашли в тупик. Краснокожие сильно волнуются, чёрт возьми, и прибытие нашей колонны подольёт масла в огонь. Тут и слепой поймёт, что дело дурно пахнет.

– При чём тут мы? Это дела комиссионеров. И вообще встреча с вождями должна была давно завершиться.

– Жаль, что у меня язык подвешен не так здорово, как у того сочинителя, что наплёл истории про Ирокезов и Делаваров, не то я бы порассказывал вам ужасов, полковник. Лакоты – народ отчаянный. Я повидал на моём веку немало дикарей, но Лакоты особенные. Это вам не какая-то отдельная банда, а целая семья племён. Семь здоровенных воинствующих племён. Они непокорны, как ветер. Я полагаю, что договориться можно разве что с мёртвым Лакотом. Впрочем, я не всегда бываю справедлив в моих суждениях, сэр.

– Для чего ты завёл этот разговор, Джим? Я выполняю порученную мне работу, изменить что-либо не в моей силе. У меня приказ.

– В том-то и беда, что вы, армейцы, делаете все по приказу… А ведь жизнь сложена не по приказу… Мне бы не хотелось присутствовать на ваших похоронах, полковник…

– Сэр! – подбежал румяный ординарец. На его лице сияла довольная улыбка, и он радостно доложил, что прискакал какой-то краснокожий и желает говорить с белым вождём.

Это оказался индеец из клана Опалённых Бёдер. Ноги и бёдра его были закутаны в красное одеяло, коричневый от солнца торс его украшен только нагрудником из гладких костей и серебряной медалью с изображением Джефферсона. Часовые проводили его к полковнику. Джим Бриджер, щурясь и покачивая головой, выкурил с индейцем трубку, затем они помолчали с минуту.

– Я Стоящий Лось, – объявил гость и ткнул пальцем в старого Бриджера. – Некоторые называют тебя Толстой Глоткой за тот случай, когда ты приехал к индейцам с горлом, распухшим из-за какой-то болезни белых людей. Ты водишь Больших Ножей по землям нашего народа. Наши люди хорошо знают тебя. Я помню, как ты привёл племя Змей на переговоры к форту Ларами много зим назад.

– Да.

– Зачем здесь солдаты? В крепости заключается мир с Лакотами. Если вас увидят храбрые, они будут сражаться. Зачем здесь солдаты? – Стоящий Лось быстро жестикулировал, полагая, что белый офицер мог вполне понять его без переводчика, раз он приехал за землю Лакотов.

– Я веду солдат охранять Боузменский тракт и строить крепости, – пояснил Кэррингтон через Бриджера. Он махнул рукой, указывая на запад. – Там будут возводиться большие укрепления для наших солдат.

– Та земля принадлежит Лакотам. Они не пропустят вас и начнут войну. Я и Крапчатый Хвост – друзья. Мы верим, что дети Великого Отца не с плохим сердцем идут в нашу страну. Опалённые Бёдра – тоже Лакоты, но мы не хотим войны. Оглалы называют нас женщинами и трусами, потому что мы верим белым людям. Оглалы не любят белых людей, Красное Облако будет драться…

Когда Стоящий Лось ускакал, сделав такое неожиданное признание, Бриджер увидел кислое выражение на лице Кэррингтона.

– Ставлю галлон виски, полковник, что краснокожему не удалось вас отговорить от вашей чёртовой затеи.

– Это приказ, а не затея, – возмутился офицер, – это не моя блажь, Джим. Я не свободен, как ты, хочешь – идёшь проводником, хочешь – нет. Я состою на службе и выполняю приказ правительства.

– Я стар, – спокойно ответил следопыт, – я вдоволь поел лосятины. Я от души нагулялся по горам и прериям. Я пожил своё, полковник, а вот вы с вашей миссис и оравой молокососов в мундирах, украшенных золотыми пуговицами, зря спешите свидеться с Лакотами. Не спорю, это дьявольски интересные ребята, ловкие, хитрые. Но не обязательно убеждаться в этом на собственной шкуре.

На следующий день, когда Кэррингтон прибыл в форт Ларами, огромное пространство, на котором раскинулось море индейских палаток и паслась лавина лошадей, всколыхнулось. Весть о том, что белый вождь с солдатами направлялся в страну Лакотов строить новые укрепления, облетела все собравшиеся кланы. Потоки всадников полились к тенту, в тени которого велись переговоры, требовать объяснений.

Вожди выходили на дощатый помост перед столом, за которым сидели члены правительственной делегации, и с жаром произносили длинные речи. Беспокойно крутили головами драгуны, готовые каждую минуту броситься в бой и сгинуть в океане бронзовых тел. Члены комиссии громко разговаривали между собой и яростно жестикулировали. На многих побледневших лицах выступил пот, губы напряжённо сжались. За спинами комиссионеров топтались офицеры. Переводчики тараторили, не спуская глаз с новых и новых ораторов.

– Белые люди требуют нашей дружбы и уверяют, что Белый Отец любит нас, как он любит собственных детей. Но это лишь сладкие слова, падающие с лживых языков. Бледнолицые прокладывают дороги и строят дома из камня и дерева, чтобы охранять свои дороги. Они бьют нашу дичь, рубят наш лес, привозят свои страшные болезни. Они злят наших юношей и затем упрекают их, что сердца молодых воинов полны гнева и нетерпения. Белые остаются на нашей земле и требуют, чтобы мы жили по их законам. Почему? Разве мы Бледнолицые? Почему они, приходя к нам, не живут по законам наших отцов? Они стоят на нашей земле.

Тэйлор, глава комиссии, нервно дёргал за рукава товарищей и требовал, чтобы они выступили. Но было поздно. Страх прыгал на их лицах, недавно ещё уверенных в себе и в успехе. Тяжело расхаживал возле стола полковник Кэррингтон, вызвавший эту неудержимую лавину слов.

– Мы хотим жить, как мы жили раньше, – продолжали Лакоты, – Великий Отец белых собрал нас на совет, но не хочет советоваться с нами. Он позвал нас, чтобы просто сообщить, что Бледнолицые всё решили за нас. Солдаты давно уже идут по нашей земле. Белый человек несёт в своем сердце войну. Он безумен. Он всегда приносит горе. Мы не хотим белого человека. Великий Отец присылает солдат. Зачем нужны солдаты, если вы не хотите войны? Вы утверждаете, что ваши сердца полны дружбой, но зачем же вы строите форты?

Из рядов индейцев появлялись новые ораторы. Выходили воины в одеялах, выступали индейцы в торжественных облачениях, в расшитых одеждах, были некоторые с уборами на голове. Многих знали индейцы и белые, многих знали только краснокожие.

Человек-Который-Боится-Лошадей был хорошо известен членам комиссии, они доверяли ему и возлагали на него большие надежды. Он был активным сторонником мира и поэтому старался поддерживать предложения белых. Но и он не утешил комиссионеров своей речью. Он был предельно краток, заявил, что терпению Лакотов настал конец, что через две луны от отряда белого вождя не останется даже копыта.

– Это война! – простонал кто-то за столом. Волной прокатился шум голосов над собравшимися индейцами. Пронеслись громкие крики, сильно напоминавшие боевой клич. Под драгунами, стоявшими близко от дикарей, испуганно заплясали лошади.

Наконец, на помосте показался человек в ворсистом одеяле, покрывавшем всё его тело, кроме ног в мокасинах. У него было строгое, как из камня, лицо с крупным носом, презрительно сложенными губами и жёсткими складками в уголках рта. Прямые чёрные волосы, смазанные жиром и расчёсанные на пробор, стекали по спине до пояса.

– Красное Облако, – объявил чей-то голос, и чёрные сюртуки за столом зашевелились.

– Слушайте меня, Лакоты! – Он повернулся лицом к соплеменникам. – Когда Великий Отец из Вашингтона прислал к нам своего военного вождя, он просил разрешения проложить тропу через наши охотничьи угодья. Тропу до горных массивов и до моря. Тропу для Железного Коня. Нам сказали, что Бледнолицые будут только проезжать через нашу страну. Только проезжать. И мы согласились. Нас обманули, нам не сказали, что белые будут обосновываться здесь, искать золото и мешать нам. Почему они хотят изгнать нас и жить в нашей стране? Неужели у них нет своей земли, откуда они пришли? Они обманули нас, использовав доброту наших вождей. Мы пустили к нам ядовитую змею. Белые год за годом теснили нас. Теперь наши последние охотничьи угодья отнимают у нас. Где мы станем охотиться? Что будем есть? Женщины и дети будут умирать от голода. Но я считаю, что лучше умереть в сражении, чем от голода. Великий Белый Отец прислал нам подарки и хочет новую дорогу на нашей земле. Но белый вождь с солдатами идёт забрать землю для дороги прежде, чем Лакоты успели сказать «да» или «нет». Не остыли ещё угли костра переговоров, где нам говорили слова дружбы, а Синие Куртки уже идут по нашей земле. Что будет дальше, Лакоты? Их присутствие здесь, посреди нашей страны, оскорбительно. Оно оскверняет нашу землю и оскорбляет дух наших предков. Неужели мы отдадим священные могилы отцов, чтобы их засеяли зёрнами? Лакоты! Я за войну!

Переводчик торопливо шевелил губами, а среди краснокожих слушателей поднялся оглушительный рёв и такой беспорядок, что Тэйлор забарабанил кулаками по столу. Никто не слушал. Тогда глава комиссии объявил перерыв в заседании, но все понимали, что продолжения переговоров не последует.

Красное Облако прошагал мимо группы офицеров, как бы не замечая их, и направился через пыльный плац быстрым шагом в лагерь Оглалов. За ним хлынула толпа молодых воинов. Полковник Кэррингтон проводил индейцев усталым взглядом. Некоторые вожди остались на местах и с интересом следили за гудящей горсткой комиссионеров. Большинство же воинов покинуло форт с достоинством, свойственным только краснокожим дикарям. Возле комиссии толкались трапперы в замшевых одеждах; возбуждённо спорили, сверкая пуговицами, офицеры; размахивали руками торговые служащие и клерки в костюмах из чёрной фланели. Вместе с пёстрой массой вождей и храбрых удалялся из форта нахмурившийся Бак Эллисон. Он был гладко выбрит и порядком отпустил волосы, хотя до привычных индейцам кос было ещё далеко. Он шёл молча и искоса поглядывал на галдящую толпу белых людей.

Когда он добрался до лагеря, почти все палатки оказались уже свёрнутыми, шесты и вещи сложены на волокуши и закрыты шкурами. На некоторых лошадях висели тюки.

– Белая Трава, – услышал он позади себя. К нему приближалась девушка по имени Вода-На-Камнях. Она была красива лицом и телом. Иногда её красота страшила Бака и вызывала в нём суеверное желание поклоняться ей, как величайшему божеству. Эту красоту не мог испортить даже глубокий уродливый шрам на смуглом лице девушки, который тянулся с середины лба вниз и рассекал широкую левую бровь почти пополам.

Бак привёл эту молодую женщину в палатку Жёлтой Птицы полтора назад. Теперь они жили в своём типи. Вода-На-Камнях с радостью согласилась стать женщиной Бака. Её отец по скрытой от всех причине не потребовал от Далёкого Выстрела выкупа за дочь, как это было приняло среди степных племён. Обычно мужчины приводили родителям невесты лошадей – две, пять, двадцать… Единого правила для всех не существовало. Однако отец Воды-На-Камнях не попросил ничего. Он был хитрым стариком и прекрасно понимал, что Бак на самом деле принадлежал к семье Бледнолицых, страшной и сильной семье, непобедимой, беспощадной, многочисленной. Вероятно, он рассчитывал в будущем извлечь из этого брака какие-то выгоды.