Текст книги "Вся правда об Украинской повстанческой армии (УПА)"
Автор книги: Андрей Козлов
Жанры:
История
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 14 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]
Как видно из документа, командиру чехословацкого партизанского отряда было сделано предложение, от которого он «не смог отказаться». Может быть, бандеровцы и другим «интернационалистам» делали предложения подобным образом?
«В числе партизанских отрядов УПА, – гласит мель-никовский документ, – нашлись также отдельные отряды, сформированные из разных военнопленных: узбеков, чувашей и т.д., которые использовали первый подходящий случай, чтобы перейти на сторону большевистских партизан» (приложение 2)160.
Как результат, уже в конце 1943 г. «было прекращено формирование национальных отрядов в составе УПА, поскольку их существование облегчало советским спецслужбам внедрение своей агентуры. Обращения к представителям других народов теперь призывали не вступать в УПА, а создавать собственные национально-освободительные организации, – со ссылкой на распоряжение по редактированию листовок от 12.07.1944 г. пишет Александр Стасюк. – Уже сформированные отряды рекомендовалось не привлекать к участию в выполнении боевых задач и содержать в изоляции от других национальных отрядов»161.
Инструкция руководителя СБ ОУН(б) от 15 января 1944 г. предлагала: «Прекратить ведение агитации в чужих подразделениях (шуцманы, казаки, добровольные отряды нацменов, военнопленные красноармейцы, красные партизаны, немцы, венгры, красноармейцы) с целью их перехода на сторону УПА. Тех, кто перейдет самостоятельно, не включать в отряды УПА. Держать их отдельно от подразделений, не раскрывать связей. Особое внимание обратить на перебежчиков—одиночек и малые группы...
Всех передавать в органы СБ для проверки (обязательно)»162. Обязательно! Какое уж тут доверие? Какое братство по оружию?
Тем, кто остался в рядах УПА, националисты грозили смертью. «За допущенные преступления: а) измену, б) дезертирство, самовольное оставление повстанческих рядов, в) уныние, деморализацию, г) пьянство: распитие водки, самогона и других спиртов, д) подрыв авторитета командиров и УПА – наказаны будут смертной казнью», – гласит приказ по УПА относительно укрепления дисциплины от 1 декабря 1943 г.163
Вне сомнения, национальные подразделения в рядах УПА были лишь случайными попутчиками бандеровцев, и к моменту освобождения Западной Украины Красной Армией они прекратили свое существование.
Как обстояло дело с интернационализацией УПА в период с 1944 по 1956 г.? Из воспоминаний участника националистического подполья Романа Маца «Крутыми тропами к свободе»164 мы узнаем «правду, соответствующую украинским историческим реалиям», о массовом переходе военнослужащих Красной Армии, сотрудников НКВД на сторону Украинской повстанческой армии. Мемуары малолетнего националиста Романа Маца содержат следующие откровения: «Среди слушателей было много бойцов и старшин из восточных земель, особенно из частей Красной Армии и из отделов НКВД. Все они в разное время и по разным причинам приняли решение бороться за Украину в рядах УПА»165.
Могло ли такое быть? Единственный правдоподобный вариант – Роман Мац наблюдал выходцев из западных областей Украины, призванных в ряды Красной Армии и дезертировавших. Уклонение от мобилизации и дезертирство среди выходцев из западных областей Украины носили массовый характер. Только в Ровенской области было задержано 37677 дезертиров из Красной Армии, а также тех, кто уклонялся от мобилизации166. Упоминания о таких случаях достаточно часто можно встретить в архивных документах167. Например, в «Докладной записке о бандпроявлениях в Каменец-Подольской области за зимний период времени 1944/45 гг.» говорится: «9.2.1945 г. Полонским РО НКВД была задержана и разоружена бандгруппа в количестве 7 человек. .. Все служили в Красной Армии, откуда дезертировали и пробирались на территорию Тернопольской области»168.
Все они местные жители! Среди них нет русских, восточных украинцев, о которых далее повествует Роман Мац: «Советская власть старалась не переправлять украинских бойцов Красной Армии через районы, где воевала УПА, потому что многие из них, особенно из восточных областей Украины, с радостью выбирали борьбу в УПА...»169
Опровергая автора мемуаров, напомним, что, согласно указаниям руководителей националистического движения (1945 г.), членами ОУН(б) не могли быть «лица, бежавшие из тюрем, пересыльных пунктов, Красной Армии... инвалиды Красной Армии» и др.170
«...Ни один “восточник” (украинцы из восточных областей. – А. К.) не может состоять в СБ (Службе безопасности. – А. К.) или на другом ответственном посту», – это уже цитата из инструкции ОУН(б) от 1944 г.
Под подозрение, согласно сообщению об агентурной работе НКВД и НКГБ от 24 декабря 1944 г., также попадали:
«3. Продажный элемент (спекулянты, проститутки и т.д.).
4. Морально неустойчивый элемент, который не выдерживает морального и физического террора. Например, арестованные НКВД за участие в революционной борьбе во время немецкой оккупации, к которым подходят просто: “сотрудничество с НКВД или расстрел”, угрожают репрессиями, ссылкой семей и т.д.
5. Сотрудников администрации, [глав] и секретарей сельсоветов, учителей пугают отправкой на фронт или каторжными работами.
6. Священников и церковную администрацию.
7. Неместный элемент, завербованный агентурой, который ведет разведку среди населения под видом беглецов с каторжных работ в Донбассе, из Красной Армии, торговцев, нищих и т.д.»171.
Для чего Роман Мац рассказывает небылицы о «восточниках», которые с радостью выбирали борьбу в УПА? Сегодня, как и вчера, перед современными украинскими националистами остро стоит проблема сближения запада и востока Украины. «Мы, чтобы добыть Восток в 1941 г., направили туда много людей, которые за это заплатили жизнью. Сегодня эти украинцы здесь. Мы должны помнить, что, завоевывая Восток, делаем большую часть революционной работы. Без Востока Украинского государства нам не создать. Поэтому: “Лицом к Востоку!”» – читаем в инструкции провода ОУН(б) от 12 ноября 1945 г.172
Эту проблему в среде украинских националистов впервые поднял Дмитро Маевский («П. Дума») в брошюре «Лицом к народу» (1942 г.). Выделяя такие негативные черты «восточников», как полная или частичная денационализация, анархизм, тяготение к московской культуре и непонимание Запада, публицист определял основной задачей националистического подполья в восточных украинских землях «оторвать разрубленные украинские массы от московскобольшевистских берегов, завоевать их души, разорвать единство Украины с Москвой и повести массы к собственным берегам, к родной идее. Коротко: повернуть их лицом к родине»'.
Оторвать не удалось. В 1950 г. перед пропагандистским аппаратом ОУН(б) вновь была поставлена задача: «Бороться за сближение между западными и восточными украинцами, особенно среди молодежи, призывать в печатной и устной пропаганде к ликвидации отчуждения, которое сегодня существует между двумя частями одного народа»173 174.
Отчуждение существовало и по-прежнему существует. Своей остроты эта проблема не теряет и спустя шестьдесят лет. «К сожалению, нынешние парламентарии и политики вспоминают про эту проблему лишь тогда, когда враждебные Украине силы используют ее как разменную карту в своей далеко не честной политической игре, – переживает Александр Стасюк. – Государственной программы, которая бы предусматривала консолидацию населения разных регионов Украины, сегодня не существует, и именно этим объясняется разница в культурных и политических взглядах восточных и западных украинцев, которая не только не уменьшается, а даже углубляется»175.
Что ждало инородцев в УПА? Ответить на этот вопрос поможет директива ОУН(б) «По вопросу отношения к парашютистам, которые выбрасываются в тылу Красной Армии», найденная 14 мая 1945 г. среди документов убитого в Каменка-Бугском районе Львовской области подрайонного проводника ОУН(б) Березняка Антона (кличка – «Артем»)176.
В документе говорится: «Приказываю – всевозможных парашютов немедленно вылавливать. Оружие, подрывные вещества, связь, радиоаппараты, техническое оборудование, фотоаппараты, печати, документы, парашюты, деньги забирать, а их самих доставлять в органы СБ.
Виновных в умышленной агентурной работе публично уничтожать и разъяснять людям, за что уничтожены, наших включать в УПА или боевки как обычных стрелков с правом аванса.
Намеченных к уничтожению можно под острым надзором использовать как инструкторов-минеров. Как одних, так и других нельзя использовать на той территории, где они были, а также на родной территории.
Если на той или другой территории будут появляться чужие национальные парашютные подразделения (власовцы, немцы), то последних по возможности обезоружить и уничтожить. В каждом случае нельзя входить с ними в позитивные взаимоотношения, вести с ними переговоры или заключать договора».
Документ делит «парашютов» на чужих и своих. Первые – «национальные парашютные подразделения (власовцы, немцы)». Вторые – диверсионные и разведывательные группы, выбрасываемые абвером на базы УПА.
Бандеровцы тесно сотрудничали с фашистами и после освобождения западных областей Красной Армией. В архивных документах достаточно часто встречаются упоминания о наличии в отрядах УПА германских военнослужащих, о выброске грузов и диверсионно-разведывательных групп, состоящих из немцев, на базы украинских националистов.
В качестве опровержения данного утверждения западноукраинские историки приводят воспоминания С. Бандеры о его отказе подписать соглашение с немцами о взаимной борьбе с Красной Армией177. Но отсутствие документа не мешало сторонникам С. Бандеры оказывать фашистам посильную помощь вплоть до окончания Великой Отечественной войны.
«По показаниям задержанного бандита Жук Дмитрия, в районе села Малая Вишенка, Ивано-Франковского района, совершали посадку немецкие самолеты, которые доставляли боеприпасы и продовольствие для банд УПА. Установлено, в составе многих банд УПА находятся вооруженные немцы, принимающие участие во всех действиях этих банд», – чи-
таем в информации заведующего орготделом Львовского обкома КП(б)У И. Богородченко от 9 ноября 1944 г.178
«В селе Ордув находится член областного провода ОУН “Ромко” и двадцать человек немецких парашютистов...» – свидетельствует еще один документ179.
Обратим внимание, что большинство упоминаний о наличии немцев в отрядах УПА относятся к осени 1944 г. – началу зимы 1945 г. Позже их нет, как не было и раньше. Оно и понятно. Немцы к концу войны – союзники бесполезные! Но ведь в документе разговор идет и о власовцах. Их легко можно было привлечь на свою сторону, расширяя ряды бойцов движения. Власовцам деваться некуда. Они, не задумываясь, уйдут в горы. Зачем их уничтожать? Причина – маниакальная подозрительность и недоверие к чужакам.
Вторые – группы парашютистов, выбрасываемые немцами на костры отрядов УПА, в свой состав включали выходцев из западных областей, «людей обманутых или же насильно мобилизованных украинских патриотов»180.
Если следовать логике документа «По вопросу отношения к парашютистам», получается следующее: если галичанин пошел на сотрудничество с немцами с ведома ОУН, его включат в У ПА с правом аванса, если же уличат в «умышленной агентурной работе» (а какой еще она может быть?), публично уничтожат. Отметим особый цинизм автора документа: «Намеченных к уничтожению, – приказывает “Орлик”, – можно под острым надзором использовать как инструкгоров-минеров».
Но о какой, собственно, «умышленной агентурной работе» велась речь? По данным НКГБ УССР, немецкие разведорганы уже с конца октября 1944 г. активно использовали участников ОУН(б) и УПА для заброски в советский тыл «для связи с действующим оуновским подпольем и бандформированиями УПА, а также проведения диверсий и терактов, создания новых банд и активизации саботажа мероприятий, проводимых органами советской власти».
По данным ориентировки НКГБ УССР № 2117/С за подписью заместителя народного комиссара госбезопасности УССР П.Г. Дроздецкого, «перебрасываемые на советскую территорию бандиты предварительно обучаются в специально созданной школе в г. Кракове—так называемом “украинском штабе” полковника Морковского. Последний связан с немецким фронтовым штабом, по заданию которого организует диверсионнотеррористическую деятельность на территории СССР.
Перед выброской в наш тыл террористы и диверсанты снабжаются оружием, взрывчатыми веществами, деньгами, продуктами, различными фиктивными документами и подпольными техническими средствами»'. 181
Информация о такой группе, например, содержится в докладе от 2 марта 1945 г. наркома внутренних дел Украинской ССР В.С. Рясного наркому внутренних дел СССР Л.П. Берии о задержании во Львовской области группы парашютистов, прошедших обучение в немецкой разведывательной школе.
«25 февраля с.г. в 22 часа с вражеского самолета Ю-88 на территории Городокского района Львовской области выброшены 4 вражеских парашютиста, которые 26 февраля в 9 часов задержаны: старший группы – Рудых, 1918 г. рождения, уроженец Каменец-Подольской области, украинец, с незаконченным высшим образованием, бывший сержант Красной Армии; Мостовой, 1918 г. рождения, уроженец Киевской области, украинец; Корнейчук, 1925 г. рождения, уроженец Винницкой области, украинец; Кабута, 1918 г. рождения, уроженец Станиславской области, украинец, служил в Красной Армии рядовым... На допросе задержанные парашютисты показали, что все они в декабре—январе 1944—1945 гг. прошли обучение в немецкой разведывательной школе в Германии, после окончания которой 25 февраля с самолета были выброшены в наш тыл с заданием: собрать данные об экономическом и политическом состоянии СССР, а также о состоянии оуновского движения и банд УПА»181.
Не об этих ли «обманутых патриотах», получивших соответствующий «вышкол», ведется речь в ориентировках НКВД-НКГБ УССР? 182
Но даже этим «подготовленным кадрам» ОУН-УПА руководители Службы безпеки не доверяли. Как и высшие руководители ОУН(б), «они оценивали людей, с которыми общались, исключительно с точки зрения знания ими украинского языка»183 и места рождения.
Еще точнее, они не доверяли никому. «Реорганизация освободительного движения и действия СБ (“чистка”) привели к “исключению” (выводу, ликвидации) из его рядов многих участников, например тех, кто присоединились к нему ради самосбережения (не желающие служить в КА, работать в Донбассе)»184. «С 1 января по 1 октября 1945 г. в ПЗК “Москва” СБ казнило (за неполными данными) 889 подозреваемых в связях с НКВД. В объединении “Хмельницкий” на 1 декабря 1945 г. по этим же причинам было ликвидировано 248 человек»185.
«Приказывается приступить к суровой ликвидации всех враждебных нам элементов, сексотов, резидентов (конфидентов) всяких национальностей, будь это украинцы, сексоты или поляки, или все пленные восточники, – гласит оуновский документ, датированный 13 марта 1944 г. – В частности – приказывается ликвидировать всех восточников на нашей территории. Все восточники, если они не являются агентами-разведчиками, то с прибытием большевиков перейдут на их сторону с данными про нас материалами. Обращаю внимание, что восточников, находящихся в рядах ОУН, не ликвидировать, пусть они копают землянки (краивки) и прячутся. [...]
Этот приказ издало Главное руководство ОУН. Издано дня 6 марта 1944 года»186.
В удавку СБистов чуть было не попала помощница и одновременно любовница члена Украинского главного освободительного совета, краевого проводника пропаганды ОУН(б) Михаила Дяченко («Марка Боеслава») – Ольга Че-мерыс («Днипрова»). Причина – ее родиной была Черкасская область. На допросах в НКВД она показала: «...в июне, июле 1945 г. ей запретили работать в подполье в связи с проведением чисток и проверок кадров (именно тогда СБ ОУН вела активную борьбу и искала в подполье агентов-внутренников МГБ, причем прежде всего подозревала украинцев – выходцев из восточных земель)»187.
«... В одном районе Верба УПА задушила свыше 1000 душ националистического актива и сознательных украинцев. Террор, как способ господства, исключительно и всесильно царил в рядах УПА. За просьбу отпуска из УПА часто карали удушением... Не странно, что дезертирство из УПА – дело неслыханное, принимая во внимание ее повстанческий характер, выросло до необычных размеров, за что бандеров-цы, очевидно, опять расстреливали», – утверждает мель-никовский документ188.
Бей своих, чтоб чужие боялись. Этот принцип националисты активно воплощали в жизнь. Вот лишь один пример, взятый из оуновского документа «Вести с мест»: «21.Х. 1945 г. рафаловская боивка под видом большевиков вошла в г. Рафаловку. Руководитель района “Нечай” с тремя казаками зашел в госпиталь, где лежал раненый казак “Вовк”. Найдя его, повстанцы хотели его забрать с собой. “Вовк” не согласился. Говорил, что когда вылечится, то убежит. Тогда “Нечай” достал пистолет и застрелил его прямо в кровати...»189
Борьба с мнимыми большевистскими «агентами» зашла настолько далеко, что отдельным руководителям ОУН(б) приходилось издавать приказы о прекращении массового террора190. Такой приказ 5 декабря 1945 г. издал провод края «Одесса».
«Всем известно о создавшемся взаимном недоверии между ОУН-УПА и населением, а также между членами организации и повстанцами.
Все население целиком подозревалось в сотрудничестве с большевиками. Не абсурд ли это? Говорят, зачем ездить в город? Кто возил в тюрьму передачу арестованным, купил в городе соли, бежал из тюрьмы, армии или места работы, ездил к врачу и т.п., почти всегда подвергались “проверке”.
Массовая чистка организации, отделов УПА при помощи методов следствия третьей степени станка вызывали ужас. Это производилось по приказам и инструкциям так называемого провода-инспектората.
Подобная постановка “политико-революционной” работы привела почти к полной ликвидации организации и отделов УПА, а также к пассивному, а нередко и враждебному отношению населения края “Запад” к революционной борьбе.
Этот способ “политико-революционной” работы вызвал вполне оправданное беспокойство и сопротивление среди населения, членов организации и повстанцев.
В связи с этим поясняю:
1. Провод края “Одесса” еще в апреле сего года не одобрял стремлений так называемого провода-инспектората (читать ликвидаторов), которые отражались в его приказах и инструкциях, не выполнял политически неоправданных приказов и считал себя ответственным только перед центральным проводом ОУН.
2. Приблизительно в начале ноября сего года ликвидаторы уничтожили политического референта краевого провода славной памяти друга “Архипа” за то, что он критиковал работу так называемого провода-инспектората, высказывался о ней, как крайне враждебной работе.
3. В конце ноября сего года члены краевого провода в оценке практических стремлений так называемого провода-инспектората разделились на две группы:
а) Командиры: “Олекса”, “Василь” и “Сотник” – изменили свои убеждения и включились в ликвидаторскую работу, которой руководили люди так называемого провода-инспектората. [...]
Во избежание излишних жертв и направления в нужное русло революционно-политической борьбы.
Приказываю:
[...]
4. Всем членам и проводам ОУН и отделам УПА и в дальнейшем исполнять возложенные обязанности и отдельные задания.
5. Не выполнять приказов так называемого провода-инспектората и командиров: “Олекса”, “Василя” и “Сотника” (читай § 3). Главное – не являться на встречи и не передавать организационного имущества и финансов»191.
Сотрудники Службы безопасности ОУН(б) не доверяли своим, практикуя «усиленную слежку за всеми участниками подполья». Такие указания содержатся в «Инструкции по работе Службы безопасности» от октября 1947 г.192 и в других документах193. Не было у бандеровцев и доверия к населению. Об этом прямо говорится в «Инструкции по конспирации» от 1947 г.194 Атмосферой тотального недоверия активно пользовались сотрудники органов НКВД и НКГБ. Они практиковали вызовы для бесед местных жителей из числа кулаков, торговцев, подозреваемых в связях с бандитами195. Участь последних легко предсказуема.
Судьбы галичан, попавших под подозрение, трагичны. Что уж тут говорить о мифическом бандеровском «интернационале»: русских, евреях, «восточниках»... «Бей москаля, жида, ляха, кацапа и немца» – не просто лозунг. Это руководство к действию!
ОТРИЦАНИЕ УЧАСТИЯ ОУН(Б)
В ПЕРЕГОВОРАХ С НАЦИСТАМИ О СОВМЕСТНОЙ БОРЬБЕ С КРАСНОЙ АРМИЕЙ
Западноукраинские историки в категорической форме утверждают: руководство ОУН(б), исходя из принципиальных соображений, отказалось подписывать с руководством Германии документ о сотрудничестве в борьбе с Советским Союзом. Степан Бандера «понимал, – пишет, например, Ярослав Сватко, – что заключение такого соглашения отяготило бы украинское освободительное движение в будущем»196.
Степан Бандера, согласно его воспоминаниям, отказался подписать подобный документ, т.к. «с политическими банкротами подписывают соглашения только очень недалекие люди»197. Здесь отметим, что произошло это тогда, когда исход войны был для всех очевиден, а последний немецкий солдат уже покинул Украину. Пока же на ее территории шли бои, на уровне отдельных командиров было заключено большое количество так называемых «местных» соглашений. Об этом свидетельствует ряд немецких документов. В приказе бригаденфюрера СС Бреннера о переговорах с руководителями УПА от 12 февраля 1944 г. говорится: «Начатые в районе Деражно переговоры с руководителями национальной Украинской повстанческой армии были успешно проведены также в районе Верба. Достигнута договоренность: немецкие части не подвергаются нападению со стороны “УПА”. “УПА” засылает лазутчиков, преимущественно девушек, в занятые врагом районы и сообщает результаты Развед. отделу Боевой группы. Пленные Красной Армии, а также советские партизаны препровождаются в развед. отдел для допроса; местные чуждые элементы используются Боевой группой на работах»198.
Начальник полиции безопасности и СД Львова полковник полиции Биркамп сообщал, что 11 марта 1944 г. в районе Подламин «200 участников укр. свободного движения объявило борьбу против большевизма совместно с германским вермахтом. В течение 12 марта 1944 г. их число достигло 1200 человек. Они из РКУ и в большинстве своем вооружены. [...] 14 марта 1944 г. до полудня жандармский пост Броды сообщил, что 1-Ц пропагандист вермахта оперативной группы Броды майор доктор Гибель подтвердил сообщение и показал, что вермахт снабдил банду оружием и перевязочным материалом. В ближайшие дни состоятся переговоры майора доктора Гибеля с руководителем этой национальной украинской группы. [...] По моему мнению, здесь уже речь идет не о банде, а о «дружественном войске», которое снабжает и вооружает вермахт. И полиция к ним относилась бы иначе, так же как и вермахт, т.е. как к союзникам, если переговоры с ними привели бы к тому, чтобы они обязались (и выполнили бы эти обязательства) рассматривать немецкую полицию как “дружественное войско”»199.
С конца января 1944 г. различные отряды УПА искали прямые контакты с частями вермахта. Офицер разведывательного отдела боевой группы Прюцманна – пггурмбанн-фюрер СС Шмиц наладил связь с отдельными руководителями банд УПА в районе Постойно (33 км северо-западнее Ровно), Кременец, Верба, Котин, Бересце, Подкамень и Де-ражня, чтобы применить их для ведения розведки против Красной Армии и в качестве диверсионных отрядов200.
Разведкой и диверсиями дело не ограничивалось. В апреле 1944 г. в Каменка-Струмилово состоялась встреча между руководителем подразделения УПА Орлом и представителями немецкой администрации. Среди предложений украинских националистов особое внимание заслуживает следующее: «Орел объявил о своем согласии, – говорится в отчете о переговорах, – по указанию немецкой стороны заградить свой отрезок территории в 20 км на восток против вторжения советскорусских банд или их частей или, например, взять на себя защиту дороги Львов – Перемылить от атак саботажа»201.
Подобных «местных» соглашений известно множество, но они позволяли решать лишь тактические задачи отдельных групп, частей и подразделений. Для стратегического партнерства требовались указания Главного провода ОУН. Руководитель «Абверотряда-104» 11 апреля 1944 г. докладывал: «У УПА есть приказ, по которому запрещено вести борьбу против немецких солдат или совершать диверсионные акты против их военных сооружений и связи. [...]
По приказу, изданному 6 апреля, всем подразделениям (Украинской повстанческой армии. —А. К.) было снова запрещено заключать какие-либо особые сделки с немецкими службами. Целью этого запрета было склонить немецкое командование к тому, чтобы оно установило связь непосредственно с руководством УПА.
[...]
Хотя были установлены общие пункты и руководители были заинтересованы в улучшении положения, они все-таки не решились на связь больших размеров, так как имелись противоположные приказы. Они обещали выдавать захваченных русских агентов вместе с документами, картами и письменным материалом в обмен на взятых немецкой стороной служащих УПА»202.
И немцы, и националисты с нетерпением ожидали решений о стратегическом партнерстве. И переговоры начались. Сведения о них содержатся в отчетах о переговорах руководителей полиции безопасности и СД Галиции с представителем ОУН(б) – отцом Иваном Гриньохом (кличка – «Ге-расимовский»). Эти документы расскрывают цели и задачи, которые преследовали договаривающиеся стороны.
Отец Иван Гриньох (1ван Михайлович Гриньох, (кличка – «Герасимовский») – украинский националист, известный деятель ОУН(б), военный капеллан батальона «Нахтигаль», член бандеровского провода в 1942—1943 гг., участник П1 Чрезвычайного съезда ОУН, член, а затем второй вице-президент Главной освободительной рады ОУН (Укра'шськоТ Головно! Визвольно! Ради (УГВР)).
Переговоры проходили в несколько этапов. Первый состоялся 6 марта 1944 г. Отец Иван Гриньох начал беседу с заявления, что «ему поручено вести переговоры от имени центрального руководства ОУН-бандеровской группы, по уполномочию политического и военного секторов этой организации, а в территориальном отношении – от имени всех областей и частей страны, в которых жили и проживают украинцы»203.
В свою очередь гауптштурмфюрер СС криминальный комиссар Палпе предупредил Ивана Гриньоха, что переговоры он может вести «не на политической базе», а только в интересах полиции безопасности.
Соглашаясь с этим, Иван Гриньох высказал соображение о том, что «если бы сегодня немецкая и украинская стороны приступили к политическим переговорам, в течение которых бандеровская группа получила бы от немцев какие-нибудь уступки и этим самым была бы политически признана, то Сталину было бы выгодно назвать всех украинцев и членов ОУН, которые опять находятся под его насилием, немецкими союзниками или их агентами и [он] извлек бы себе право их совершенно физически уничтожить. Исходя из этого, его организация также не требует политической основы переговоров и скорее желает, чтобы все переговоры и встречи, а также возможно последующее после этого сотрудничество проводились строго конспиративно»204.
Иван Гриньох озвучил требования к немецкой стороне.
Во-первых, органы безопасности не должны больше арестовывать украинцев из-за их нелегальной политической деятельности, если она не будет выражаться в терроре, саботаже и покушениях и если ОУН(б) будет придерживаться своего обещания активно действовать исключительно против большевиков.
Во-вторых, полиция безопасности должна освободить всех политических украинских заключенных и пленных.
В-третьих, немецкая сторона должна гарантировать, что она окажет влияние на Центральный украинский комитет и Украинский комитет взаимопомощи, чтобы в своей пропаганде они больше не называли ОУН(б) большевистской агентурой.
В-четвертых, ОУН(б) получает свободу действий в своей организационной деятельности и т.д.205
Со своей стороны Иван Гриньох пообещал, что ОУН(б) соблюдает лояльность к немецким властям, не мешает поддержанию порядка, подвозу, строительству; предоставляет в распоряжение немецкого командования собранный разведкой агентурный материал против поляков и большевиков; проводит карательные операции соответствующим немецким интересам способом; не предпринимает никаких самовольных и самостоятельных действий против поляков206.
Политический вес Ивана Гриньоха не позволяет сомневаться в том, что переговоры он вел не по собственной инициативе, а о его действиях было известно руководству ОУН(б). Для ведения переговоров он был выбран не случайно. Во-первых, в случае ареста за него как за священника заступился бы предстоятель Украинской греко-католической церкви Андрей Шептицкий. Во-вторых, Гриньох – бывший военный капеллан батальона «Нахтигаль», доверенное лицо и представитель интересов тройственного бюро провода ОУН(б), т.е. тех, кто пришел к власти в результате отстранения Николая Лебедя.
Вторая встреча состоялась 24 марта 1944 г. В начале беседы Иван Гриньох «констатировал, что в его организации существует полная ясность относительно обсужденных со мной в первой беседе от 6 марта 1944 г. вопросов и что подробно изложенные пункты признаны и приняты со стороны ОУН»207.
Представитель Организации украинских националистов заявил о том, что его организация «обязуется передавать в распоряжение полиции безопасности все свои разведывательные данные о большевиках, коммунистах и польском повстанческом движении. Кроме того, ОУН готова сотрудничать с немцами против общего врага (большевизма) на всех участках, которые окажутся необходимыми для борьбы. Таким образом, ОУН будет держать свои боевые единицы за линией советского фронта, вредить советскому подвозу и базам подвоза, центрам вооружения, складам и т.д. путем активного саботажа и разлагающе действовать на Красную Армию и прежде всего путем постоянного террора физически уничтожать сотрудников НКВД. Кроме того, она будет передавать немцам всевозможными путями (радио, курьеры) сообщения военного и политического характера с территории за линией советского фронта»208. Дабы эта работа была эффективной, отец Иван Гриньох предложил, чтобы немцы тайно доставляли УПА боеприпасы, оружие и взрывчатку.
Очередной этап переговоров состоялся 29 марта 1944 г.209 В этот раз немецкую сторону представлял командир полиции безопасности и СД Галиции оберштурмбаннфюрер СС и старший имперский советник доктор Й. Витиска. В ходе беседы он выдвинул ряд практических требований: ОУН-УПА следовало прекратить разложение Украинской добровольческой дивизии СС «Галичина» и негативное влияние на украинскую полицию, также требовалось не проводить контрпропаганду в случае, если с немецкой стороны будет осуществлена новая мобилизация украинского населения.
