Текст книги "Про моркоff/on"
Автор книги: Андрей Жвалевский
Соавторы: Евгения Пастернак
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 5 страниц)
– То есть ты хочешь сказать, что я нет?
– Ну, это ты уже сама домыслила.
Оля пристально смотрела ему в глаза и пыталась там найти отзвуки былых чувств. Она-то надеялась, что Макс при виде ее расчувствуется, скажет что-то вроде: «Как я жил без тебя эти годы?»
Или, на худой конец, признается, что «я еле выжил тогда, когда ты меня бросила».
Но к такому равнодушию Оля не была готова. Хоть бы он ненавидел ее, что ли?
А Макс совершенно перестал обращать на нее внимание, переключился на какие-то дурацкие разговоры с бывшими сокурсниками, а потом и вовсе отошел в сторону. Оказывается, кто-то сообразил захватить с собой гитару, и Максим Леонидович Ширяевский, магнат и олигарх, часа два наяривал «АББу». Причем самое противное было в том, что играл он исключительно для этой дуры Ирки, совершенно неприлично с ней заигрывая.
Квашины гордо удалились с вечера, не дожидаясь окончания банкета.
А курс 1987 года выпуска даже не заметил этой потери.
***
Ольга чувствовала себя Золушкой, которая не успела на распродаже ухватить карету, – как только подошла ее очередь, тыквы закончились. Всю обратную дорогу она тихо и свирепо ненавидела. Всех.
Своего тихого мужа, который безупречно вел машину и радовался молчанию жены. Однокурсников, которые сразу теряли интерес к мужу, когда узнавали, что он ушел из науки. Заводишко, который не может обеспечить своему главному инженеру нормальное существование. Макса – шикарного и покровительственного, но с неугасимыми детскими искорками в глазах.
Но больше всего – Ирку Кузовлеву. Эту дрянь, которая выгребла жар из печки ее, Оленькиными руками. Конечно, Макс тогда так переживал, что Оля ему отказала! Это теперь он вид делает, а тогда… Институт бросил, коммерцией какой-то занялся. Тут-то, наверное, его Ирка и подцепила. Вот куда она со второго курса пропала! Разгоряченное воображение выписало картину кузовлевского коварства во всех деталях.
«Значит, так, – думала Ольга. – Когда Максик затосковал, эта дрянь его затащила к себе в постель. И забеременела. Может, даже не от него, но Максим такой ответственный! А потом захомутала, присосалась, как пиявка, и теперь жирует на всем готовеньком!»
Если бы в голове оставалось место для здравого смысла, он подсказал бы Ольге, что многое в этой истории не сходится, но здравый смысл ее интересовал сейчас меньше всего. Она с упоением мести смаковала картину падения бывшей тихони и зубрилки Ирки.
Мало-помалу стали возникать и другие образы: Оля и Макс рядом на приеме в бразильском посольстве. Ольга в своей шикарной гостиной дает интервью иностранному телеканалу. Ольга Ширяевская на благотворительном вечере мило беседует с первой леди, они поднимают бокалы с благородным французским «Пино Нуар». «Удачная лоза, – говорит первая леди, – чувствуете, какой аромат?». «Но год неудачный, – возражает Ольга, – 1864-й. Все лето шли дожди, виноград с кислинкой».
– Ужинать будешь? – донеслось из реальности.
Ольга вздрогнула и заморгала. Оказывается, они успели доехать домой и даже переодеться в домашнее. Ее муж – банальный Квашин в банальном спортивном костюме – стоял в дверях на кухню с бутылкой пива в руках.
Ольгу чуть не стошнило.
– Выпить хочу! – сказала она.
Муж подумал и протянул початую бутылку пива.
– Еще чего! Водка в доме есть?..
…Засыпала она долго, тихо плакала и бормотала:
«Дура я, дура! Надо было… Все бы отдала… Почему ей?!»
Часть 3
Орел
Опять октябрь 1982 г.
В первые минуты после пробуждения Оленька находилась в странной смеси восторга и ужаса. Восторг был от предвкушения чего-то, что должно было случиться прямо сегодня, ужас – от сна. Он оказался таким липким, что Оленьке пришлось напрячься, чтобы выбраться из него. В этом кошмаре Оленька была старой-старой, почти пятидесятилетней, у нее не сложилась жизнь, и вообще происходило нечто безумное.
Оленька села в постели, потянулась и потрясла головой. Сон уплывал стремительно, оставляя в голове сюрные картинки. Например, лозунг «Американский стиль жизни!» на здании обкома партии.
После душа безумные видения выветрились окончательно, но под ними обнаружилась сосущая тревога. Она была как-то связана с предвкушением сегодняшней радости.
«Я же вчера замуж решила выйти! – Оленька проснулась совсем. – За Алешку!»
Сосущая тревога усилилась до чавкающей. Будь Оля существом абсолютно логичным, она бы сказала себе: «Ерунда! Девичьи страдания!» Однако Оленька была такой чуткой девушкой, а беспокойство было таким явным, что игнорировать его нельзя было ни в коем случае.
Оля быстро собралась и отправилась на занятия необыкновенно рано. Она совершенно не помнила, что такое страшное ей приснилось, но теперь понимала точно – нельзя идти против судьбы. Выпал «орел», значит, так тому и быть. А Алеша… Ну, объяснит она ему как-нибудь, уболтает. Он достаточно ее любит, чтобы никуда не уезжать, а остаться и дальше делать за нее домашку по матану.
Оля стояла перед входом на факультет и дрожала. Несмотря на довольно теплую погоду, ее колотил озноб. Кто первый придет, Алеша или Макс? Может, ей вообще не стоило появляться сегодня на занятиях, а нужно было спокойно поговорить с ними вечером?
Но тут из-за поворота появился Макс, и если у Оли еще оставались какие-то сомнения по поводу выбора мужа, то они тут же развеялись. Он шел в окружении пяти девушек, которые заглядывали ему в глаза и хором щебетали.
Оля расправила плечи и вышла им навстречу.
– Привет, – начала она довольно робко.
– Привет! – отозвался Макс и остановился. Остановилась и его свита.
– Можно тебя на минуточку? – спросила Оля. У нее не было ни малейшего желания устраивать представление для публики.
Но Макс был настроен игриво. Или каким-то десятым чувством уловил, что именно она собирается сказать, и намеревался ее помучить. «Ладно, – подумала Оля,– посмотрим, кто кого?» А вслух добавила:
– Неделя прошла, я думала, тебе будет интересно, но нет так нет…
Оля демонстративно пожала плечами и развернулась, чтобы уйти. Но уйти ей не дали, Макс крутанул ее к себе, засмеялся ей в лицо:
– Куда ж ты от меня денешься? Ну, что ты хотела сказать?
Оля пыталась злиться и вырываться, но из-за близости Максовых губ соображалось плохо, а вырываться не хотелось. А хотелось, наоборот, прижаться к нему и при этом показать язык стоящим рядом девицам..
И тут Макс уже и вовсе охамел. Он притянул Олю к себе, впился в губы совершенно собственническим поцелуем.
– Ну, скажи уже «да». – Он скорее приказал, чем попросил, через несколько минут.
– Да, – как попугай, повторила Оля.
И успела краем глаза заметить спину Алеши, который быстро уходил от факультета.
Первой реакцией Оли, как ни странно, было облегчение. Теперь Алеше ничего не придется рассказывать – он и сам все видел.
Февраль 1983 г.
Олина мама возненавидела Макса с первой же секунды. Когда он явился на «смотрины»,– между прочим, в отличном костюме и с шикарным букетом,– мама поджала губы, молча развернулась и ушла к себе.
На свадьбу она не пришла, сказала, что давление прыгает. Но Оленьку это не особенно расстроило.
Она сшила именно такое платье, как хотела. С большим трудом, через Ширяевских-старших, удалось найти хорошую портниху. Ткань папа протащил через проходную родной швейной фабрики, рискуя свободой и репутацией. Зато вышло нечто невообразимое – легкое, современное и в то же время респектабельное.
С банкета удалось удрать еще в середине торжества. Это была идея Макса.
– Слушай, – шепнул он во время пытки очередным «Горько», – пора отсюда сваливать!
– А можно? – Оленьке самой смертельно надоело это нелепое кривляние тамады и пьяные рожи малознакомых родственников.
– Есть такой старинный народный обычай. Называется «похищение невесты».
И Макс ее похитил – нагло, весело и с абсолютной уверенностью в своей правоте. Оленька совершила всего одну уступку приличиям – из ближайшего автомата позвонила маме и попросила не беспокоиться. Зато потом гудели всю ночь, носились по общаге и пели громкие песни.
После этого мама окончательно поняла, как ей не повезло с зятем. Она ни разу не назвала его по имени, предпочитая вариации: «этот», «этот тип» или «твой».
Архетипичная конфронтация «теща – зять» стала проблемой, потому что жить пришлось с родителями. С отцом Макс уживался нормально, что еще больше бесило мать. Оленьке очень быстро надоело жить в состоянии непрерывного стресса.
Она поконсультировалась с профкомом и выяснила, что единственный способ получить жилье (хотя бы в общаге) – это обзавестись ребенком.
Возможно, если бы она представляла себе, чем это кончится, то…
Но Оленька не представляла и представлять не желала. У нее была проблема с жильем, и она эту проблему решала. Через два месяца она отнесла справку от гинеколога в профком, а еще через две недели заявилась домой с красивым кремовым тортом.
– Это в честь чего? – подозрительно спросил Макс (обычно его молодая жена не поощряла лишние траты).
– Готовься, муж, – ответила сияющая Оленька, – через полгода съезжаем отсюда в семейное общежитие. Вот решение профкома.
Макс взял в руки заветную бумажку, но радости почему-то не продемонстрировал.
– Эй? – Оленька захлопала глазами. – Ты что? Мы же так мечтали отсюда вырваться.
– Мечтали. Только я мечтал, если помнишь, денег на кооператив заработать.
Оленька повисла на любимом муже и принялась его щекотать.
– Заработаешь, все заработаешь, но это еще когда будет. А общагу нам с нового учебного года дают.
Щекотка оказала обычное свое благотворное действие, муж разулыбался.
– А почему не сейчас? Да не лезь ты! Дай почитать… Что?! Ольга, авантюрист белобрысый! Ты им сказала, что у нас будет ребенок!
– Ну да. Конечно!
И тут Оленька вдруг поняла, что в суете согласований забыла сообщить мужу о том, что скоро его род будет продолжен.
– Ой… – сказала она упавшим голосом…
…В тот вечер они впервые серьезно поругались. Макс даже заявил, что собирает вещи и уходит. И тут Оленьке вдруг стало очень плохо. То ли нервы сдали, то ли токсикоз прорезался… Короче, никуда Максим не уехал, а всю ночь звонил в «скорую», требовал что-то от врачей, трясся над ней.
Оленьку такое поведение супруга вполне устроило. В последующие семь с половиной месяцев она не раз решала свои проблемы легким закатыванием глаз и полуобмороками. Даже бледнеть научилась по собственному желанию.
Но потом артистической карьере пришел конец: родилась Лиза.
Ноябрь 1986 г.
Макс тихо-тихо, на цыпочках добрался до двери, ласково повернул ручку.
– Куда? – Оля стояла в проеме кухонной двери, невыспавшаяся и лохматая.
– В общагу, – как можно небрежнее ответил Макс, – конспект забрать.
– Не ври. До сессии еще два месяца, на черта тебе конспект.
Максим повернулся. Тихое бегство не получилось, теперь нужно было пробиваться с боем.
– К любовнице!
По расчетам Макса жену это известие должно было сразить наповал. Но Оленька только сузила глаза и сказала:
– Имей в виду, квартира записана на папу, тебе ничего не обломится.
– Да подавись ты своей квартирой!
– Не ори, ребенка разбудишь. Минуту они смотрели друг другу в глаза.
И вдруг Макс совершенно изменился в лице, его аж перекосило от злости.
– Не смей разговаривать со мной в таком тоне, слышишь! Не смей! Я свободный человек, я могу ходить, куда хочу, понятно!!!
Оля вжалась в стенку, а глаза у нее стали огромными. Таким она своего мужа давно не видела и испугалась не на шутку.
А Макс уже рванул на себя входную дверь, уже сделал шаг за порог… Но тут дверь комнаты заскрипела, и оттуда высунулась белокурая головка с заспанными глазюками. Глазюки моргнули, привыкая к свету, увидели Макса, и тут, словно лучик света заглянул в темную прихожую, мордашка разулыбалась так счастливо, как могут улыбаться только маленькие дети.
– Па-па, – сказала мордашка, – лю-би-мы!
И потянула ручки вверх.
Макс еще несколько секунд балансировал между домом и улицей, но под взглядом небесно-голубых глаз сдался, вернулся, взял дочку на руки. Она счастливо вздохнула, обняла его двумя ручками за шею, ткнулась в щеку.
– Папа, коль!
Поелозила еще секундочку и засопела, положив головку на плечо.
Оля ретировалась на кухню, ей нужно было переварить увиденное. Макс еще минутку постоял в коридоре с дочкой на руках, потом вздохнул, с трудом разулся и исчез в комнате.
Оля долго потом сидела на кухне и нервно грызла морковку – успокаивалась. А заодно пыталась понять, как она относится к тому, что сейчас произошло. С одной стороны – поругались, это плохо. Но с другой стороны, муж, нежно держащий на руках ребенка, прекрасно вписывается в общее полотно «счастливая семейная жизнь». И Оля решила, что раз так, то все хорошо, значит, все идет по плану.
Июнь 1987 г.
– Макс, мама отказывается с ней оставаться! Совершенно несчастная, Оля сидела на стуле, обняв телефон.
Макс только что пришел домой и, не переодевшись, ел суп.
– Она же еще вчера обещала!
– Она говорит, что плохо себя чувствует. – Оля всхлипнула. – Макс, это же мой выпускной, я две недели готовилась, я так мечтала, ты же меня отпустишь, правда?
Макс угрюмо уставился в тарелку.
– Но меня ж там ждут. Оля зарыдала в голос:
– Макс, но ты же в академке…
– Я в академке, потому что кому-то вечно денег не хватает!
– Макс, ну пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста…
Оля, у меня на этом вашем выпускном три очень важных дела. У меня есть одна идея… Но я пока не хочу об этом рассказывать… Это единственный шанс поговорить со всеми одновременно. Ты пойми, что я деньги не из воздуха достаю. Вагоны разгружать – это, конечно, хорошо, но и если мы хотим…
– Я только в ресторан, а потом приеду домой, а Лизоньку только ужином покормить нужно, вот все в холодильнике есть. А потом ты ей сказку на ночь почитай, и она заснет, ты же знаешь, она быстро засыпает, все – чмок-чмок-чмок – я побежала.
Оля выпорхнула из дома так стремительно, что Максим даже пикнуть не успел. Так и остался сидеть за остывающей тарелкой супа.
Декабрь 1990 г.
– Так, мужики, сюда заносим!
Максим, серьезный и небритый, влетел в квартиру, припер дверь, чтобы не распахивалась, и отодвинул с прохода жену.
– Оль, нас из лабы выгоняют, так получается. Пока железо нести некуда, оно у нас полежит.
Оля поджала губы.
– Ну, не злись, пару недель, не больше.
Оля демонстративно ушла, хлопнув кухонной дверью. Макс опасливо посмотрел ей вслед и продолжил:
– Так, вот с этими коробками осторожно, их на самый верх, там «мамы».
– Что там? – Лиза вертелась под ногами и живо интересовалась происходящим.
– Там… ну, такие штуки… они в компьютерах самые главные.
– В компутерах?
– Да. Так, вот эти коробки туда заталкивайте, под диван…
– А компутеры, они какие?
– Умные.
– Как я?
– Представляешь, даже умнее.
– Как ты?
– Еще умнее.
У Лизы округлились глаза.
– Как мама?
Мужики с коробками начали неприлично ржать. Макс нервно дернулся, но нашел в себе силы отшутиться:
– До мамы им еще расти и расти…
Оля страшно расстроилась. Эти компьютеры были ей как нож в сердце, совершенно не таким она видела собственного мужа. Ее муж не будет грязным и копаться в каких-то железячках, ее муж каждое утро должен повязывать новый галстук и отправляться на службу на служебной машине. Ее муж должен отдавать ЦУ работникам, а не сидеть по полночи с вонючим паяльником.
Целую неделю Оля держала свое раздражение при себе. Конечно, она демонстративно спотыкалась обо все эти железные ящики, вздыхала, протирая пыль на колючих микросхемах, а однажды не поленилась и порвала о проклятые «компутеры» лучшие свои чулки. Оленька весь вечер оплакивала потерю, но Макс оставался бесчувственным истуканом. Его сострадания хватило только на фразу: «Ничего, скоро я тебе вагон колготок куплю».
Через семь дней мучений Оля открыто заявила о своих претензиях:
– Ты когда уберешь из дома эти железяки?
– Как только найдем помещение. – Макс, с красными от недосыпа глазами, сидел на полу и смотрел мимо жены.
– Почему все люди как люди, получили образование и живут по-человечески?! Один ты… Маешься дурью, пока все работают.
– Оленька, эта дурь приносит неплохие деньги.
– Где? Где деньги?
– Оль, я тебе уже сто раз объяснял. Нам нужно время. Я не могу сейчас забрать деньги, я лучше куплю за них еще комплектующие и сделаю лишних двадцать компов. Нельзя жить только сегодняшним днем, нужно хоть чуть-чуть думать о будущем…
– Вот именно! И если б ты думал… Если ты вообще умеешь думать… Ты б закончил универ! А то я тебя теперь даже на работу пристроить не могу.
– Слушай, не надо меня никуда пристраивать, я и сам прекрасно справлюсь.
– Ага, справится он… Я вижу, как ты справляешься. Когда уже этот бардак кончится?!
Но даже такой честный демарш остался без ответа. Ольга поняла, что пришло время действовать.
В одно прекрасное (в самом деле отличное!) утро она наконец почувствовала себя свободной от этой груды бессмысленного железа. На вопрос мрачного мужа: «Оля, где?» – ответила легко и четко:
– Вынесла на помойку. Целый день таскала, как рабыня Изаура.
И Оленька весело перемешала ложкой суп, не глядя на мужа.
– Оля, я не шучу!
– Я тоже.
– Оля!!!
После этого вопля в окне зазвенело стекло, и Оля наконец-то соизволила повернуться.
– Ты чего орешь? Ты сказал «две недели»? Прошло четыре. Я из-за твоих железяк даже убраться в квартире нормально не могла. Квартира моя, что хочу, то и делаю. Заработаешь на свою, будешь там хозяин.
– Оля, ты этого не сделала…
– Сделала, еще как сделала…
Максим побледнел и выбежал из квартиры. Вернулся через полчаса, уже не просто мрачный, а черный. Заорал дурным голосом:
– Оль, ты хоть понимаешь, что ты сделала? Все было зря, понимаешь? Ты всю прибыль выбросила!!! Я ночами не спал, я каждую копейку экономил, и все зря!!!
Оленька, уже нисколько не боясь мужа, элегантно пожала плечиком:
– Конечно зря. Это и идиоту было понятно. Я тебе давно говорю, надо делом заниматься, а не какими-то там компутерами…
Апрель 1992 г.
Ольга тщательно обнюхала пиджак мужа. Чужими духами не пахло совсем. Это было подозрительно. Уже месяц он пропадал где-то сутками, уходил из дому тщательно выбритый, а возвращался трезвый, но веселый, супружеские обязанности выполнял – но именно как обязанности, без былой страсти. На прямые вопросы отвечал односложно: «Бизнес». Знаем мы этот бизнес!
И при этом совершенно не пах женщинами! Всем, чем угодно пах, как и положено всякому мужику: чуть-чуть потом, чуть-чуть пивом, много сигаретами, немного лосьоном после бритья. А женщиной не пах совсем! Оленька могла уловить только собственный, с детства (ну ладно, с юности) знакомый аромат духов «Мажи нуар».
Одно из двух: или ее муж нашел тетку с тем же запахом, что и Оля, или… черт его знает что! Второй вариант бесил ее даже больше, чем первый. Проблему следовало решать жестко и незамедлительно. В один из вечеров, когда Максим причесывался особенно тщательно, Ольга пристроилась рядом у зеркала и принялась наводить вечерний макияж.
– Собралась куда-то? – спросил Макс, когда жена в третий раз заехала ему локтем в бок.
– Ага. – И Оля повела плечами, проверяя, как на ней сидит вечернее платье.
Максим насторожился.
– А Лиза?
– У мамы.
Ольга изогнулась, проверяя безупречность открытой спины. Максим прищурился.
– Могу узнать куда? В ресторан?
– Точно не знаю, – беззаботно ответила супруга, – тебе решать.
Макс перестал возиться с галстуком.
В смысле?
– Ну, ты ведь идешь куда-то, такой красивый. – Оля по-хозяйски смахнула что-то с мужниного воротника. – А к красивому мужчине полагается красивая женщина. Или у тебя там уже есть кто-то?
– Где «там»? – Макс сжал губы.
Это был плохой признак, он предвещал землетрясение не хуже знаменитых японских аквариумных рыбок. Обычно Оля, заметив такое выражение лица у мужа, давала задний ход, но не сегодня.
– Не знаю, – снова сказала она. – Там, куда мы с тобой сегодня идем.
Землетрясение произошло точно в соответствии с предсказанием. Оля выдержала его достойно – все эти крики о бизнесе, женской глупости и тупом упрямстве. Она заняла позицию у входной двери и в паузе между тирадами спокойно произнесла:
– Попробуешь пойти без меня – морду расцарапаю.
Это подействовало. Макс сдулся, плюнул и предупредил:
– Учти, тебе там будет скучно. Мы о нефти говорить будем.
«За морду испугался, – мрачно подумала Оля, – точно, к любовнице идет».
Но Макс, вопреки ожиданиям, привез ее в офис к трем холеным и очень скучным мужикам. Только один из них – с комсомольским румянцем и звучным именем Роман – показался Оле забавным. Второй вообще был швейцарцем и говорил с жестким немецким акцентом. Оленьке это не понравилось, она почему-то считала, что в Швейцарии все говорят по-французски.
Все они сначала улыбались Оленьке, но, как только разговор перешел на бизнес, моментально поскучнели.
Муж не обманул, Ольге сразу же стало тоскливо. Мужчины перебрасывались словами – «приватизация», «акционирование», «оффшорный»… Оля похлопала глазами, чтобы не заснуть, потом зевнула. Через четверть часа она окончательно поняла, что ее никто развлекать не собирается. Тогда Оля попыталась вникнуть в суть разговора. Кажется, ее мужу предложили управлять какими-то активами. Или акциями, она не очень поняла.
Еще через полчаса Оле все надоело.
– Максим, пойдем домо-о-ой, – пропела Оленька.
– Скоро пойдем, солнышко. – Максим был крайне благодушно настроен.
– Нет, пойдем сейчас…
Оленька надула губки и обиженно мотнула челкой.
– Оль, иди погуляй полчасика. – Максим что-то лихо строчил по бумажке и даже головы не поднял.
– Максим, я устала…
– Подожди…
– Макс, я есть хочу!
– Через полчаса…
Тут не выдержал Роман, который уже минут десять смотрел на Олю в явном раздражении.
– Ольга, вы б и правда сходили пока погулять. Мы еще часик тут вопросы порешаем…
– Да уж, вы порешаете! – перебила его Оля.
Ее крайне оскорбило, что с ней так непочтительно обходятся. В кои то веки она нарядилась, накрасилась, прическу сделала. А эти три мужика уперлись в свои бумажки и даже головы поднять не хотят. Какие могут быть дела в девять вечера!
– Вы порешаете, – продолжила она крайне язвительно, – вам-то что, а у нас ребенок маленький, мне завтра рано вставать.
– Ну так и езжай домой! – не выдержал Максим.
– А почему я должна ехать домой? Ты зачем меня сюда притащил?
– Я?!
У бедного Макса от такой наглости просто челюсть отвисла. Оля, горя праведным гневом, продолжала наступать:
– Почему я должна ехать домой? Я и так все время дома! Ты опять собираешься какой-то ерундой заниматься, а мне потом расхлебывай!
– Оля, веди себя прилично! – Максим уже не говорил, а злобно шипел.
А Олю понесло.
– Я не позволю тебе впутываться во всякие сомнительные делишки со всякими сомнительными типами! Все люди делом занимаются, один ты вечно болтаешься в проруби…
На этом месте пламенной тирады Максим взял ее за шиворот и выпихал в коридор. Лицом он был черен, только белели плотно сжатые губы. Максим был такой страшный, что Оля зажмурилась. «Сейчас ударит», – пронеслось у нее в голове.
Но Макс ударить не успел. Двери за его спиной раскрылись, и Оля увидела обоих его собеседников, которые вполголоса переговаривались по-английски.
– Пожалуй, мы пойдем, – сухо сказал Роман.
– Да, Роман Аркадьевич, – торопливо заговорил Макс, – лучше встретиться еще раз, я проработаю ваши предложения.
– Нет, – Роман позволил себе легкую иронию в голосе, – мы не станем разрушать вашу семейную идиллию из-за каких-то сомнительных делишек. Всего доброго.
И мужчины прошли мимо протянутой Максимом руки, словно это была рука попрошайки.
Макс молчал до самого дома. Уже в лифте он сказал:
– Ты, дура, сегодня лишила меня доступа к нефти.
Слово «дура» он произнес без выражения, не как оскорбление, а как давно доказанный факт. Это оказалось так неожиданно, что Оленька даже скандал не закатила. Только сказала:
– Да ну ее, эту нефть. Только воняет, и все. Я тебя лучше на работу устрою. Хватит абы чем заниматься.
Макс не ответил. В тот вечер он впервые постелил себе отдельно.
Сначала Оля очень переживала, даже поплакала от обиды. А потом подумала и решила, что ничего страшного не произошло. Ну, побесится Макс недельку, а потом одумается, куда денется. Он же сам потом поймет, что Оля права. Он же ей еще и благодарен будет!
Воображение немедленно подсунуло Оле красивую картинку: Макс с букетом цветов приходит домой, обнимает детей, целует жену и говорит:
– А мне на заводе зарплату повысили! Это все благодаря тебе, любимая. Если б не ты, мог бы связаться с жульем всяким…
Заснула Оля почти счастливая.
***
На работу Ольга Максима устроила быстро, но облегчения это ей почему-то не принесло. После размолвки с нефтяными мужиками Макс стал каким-то надтреснутым. Он смотрел на Ольгу мертвыми глазами, говорил только по необходимости и вообще перестал посвящать жену в свои дела.
Сначала Оля решила мужа наказать и стала демонстративно его игнорировать. К исходу второй недели поняла, что еще непонятно, кто кого наказывает. Максим просто не замечал ее присутствия. Молча приходил с работы, играл с Лизой, смотрел телевизор и ложился спать. Несчастным и подавленным он при этом совершенно не выглядел. Даже наоборот, как-то повеселел.
Тогда Оля решила сменить тактику и перестала его кормить. На второй же день Максим вернулся домой в час ночи, в порядочном подпитии.
– Сволочь, гад, алкаш!
– Ну, ты же сама хотела, чтоб я не ел дома. Терпи.
И Макс обидно захрапел.
Первый раз за все время семейной жизни Оля испугалась. Муж вроде как и был, но он перестал быть ее. Она совершенно его не контролировала, даже приблизительно не могла сказать, чем он живет, о чем думает, где бывает. Она пыталась пробиться через стену, которую он выстроил, но с тем же успехом могла пытаться поболтать с умывальником.
Если бы Макс орал, если бы он скандалил, Оле бы было легче. Придумыванием язвительных ответов можно бы было как-то разнообразить досуг. Оля подкатывалась к мужу в постели – получала качественный трах. Именно трах, даже не секс. Совсем без души, даже без тени чувства.
Оля кидалась из крайности в крайность. То была мила, хоть к ране прикладывай, то становилась огнедышащей фурией. Макс реагировал одинаково – смотрел сквозь нее, выслушивал похвалы или упреки (в зависимости от настроения) и отворачивался.
Оля перестала спать, по ночам рыдала в подушку и купила кучу дрянных книжонок о семейной психологии в надежде найти ответ на вопрос: «Как вернуть мужа, если он вроде и не уходил?»
Решение зрело долго. Собственно, пришло оно в попытке понять, что именно держит дома этого теперь уже совершенно постороннего для нее мужчину. Получалось, что, кроме ребенка, ничего. А это значит, что требовалось немедленно родить второго.
