Текст книги "Серый коршун"

Автор книги: Андрей Валентинов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 19 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]

БЕТ
«Мы плыли»

Мы плыли дольше, чем рассчитывали. Ветер все время отгонял «Рею» обратно к берегам Хаттусили, и мы медленно ползли от острова к острову. Признаться, плавание не оставило приятных воспоминаний – корабль был тесен и необыкновенно грязен. Но неспешное путешествие имело и свои преимущества: впереди начиналась полная неизвестность, и я был не прочь как следует еще раз все обдумать, а заодно побольше разузнать об Ахияве. Моих детских впечатлений было явно недостаточно, а перед каждой войной полезно узнать о стране, куда идешь походом. Тут могут помочь любые мелочи.

С Геленом мы разговаривали редко. Сын базилея волновался, считал дни и редко вступал в беседу. Я окончательно убедился, – он спешит, причем к определенному (причем не им, а кем-то еще) сроку. Навязываться я не стал, предоставив Гелена его мыслям. Зато корабельщик оказался словоохотлив. Правда, большая часть его рассуждений касалась все тех же пиратов, которые чудились ему возле каждого острова, но попутно он охотно рассказывал и об Ахияве. Сам корабельщик родился в Иолке, но бывал всюду, в том числе и в Микасе. Конечно, большая часть услышанного оказалась полной ерундой, но попадались и любопытные подробности.

Мое предположение оказалось верным: власть ванакта Ифимедея в последнее время изрядно пошатнулась. Он проиграл войну с Орхоменом, которую сам и начал, вопреки протестам собственного совета. В поражении Ифимедей обвинил лавагета[16]16
  Лавагет – военачальник, верховный главнокомандующий.


[Закрыть], которого отправил в ссылку, а с остальными недовольными разделался еще круче. В Микасе все стихло, но в глубине что-то продолжало бурлить.

Ифимедею, как я понял, грозили с двух сторон. Прежде всего, был жив и здоров его дальний родственник Афикл, теоретически имевший право на престол, – потомок первого ванакта династии Главка Старого. Впрочем, корабельщик сообщил по секрету, что на самом деле Афикл – сын то ли Дия, то ли Поседайона. Это по логике моих земляков делало его права на престол еще более очевидными.

...Я уже успел заметить странную привычку обитателей Ахиявы искать и находить божественных предков не только ванакту, но и каждому захудалому базилею. Если верить всем этим байкам, здешние боги весьма похотливы. О великий Адад, податель всех благ! Похоже, религия моих земляков немногим ушла от верований тех голых дикарей в низовьях Тигра, которых лет десять назад нам приходилось приводить в чувство!

С корабельщиком я спорить не стал. Итак, Афикл – потомок то ли кого-то из богов, то ли основателя династии – имеет право на трон. Он силен, как буйвол, красив и даже не так глуп – в общем, идеальный соперник. Многие чуть ли не с рождения прочили ему престол, но вышло иначе. Лет восемь назад Афикл внезапно явился в Микасу и присягнул Ифимедею, обещав служить не за страх, а за совесть. Что толкнуло его на это, я так и не понял – не иначе послушал очередного оракула, которых в Ахияве больше, чем поилок для скота. С тех пор Афикл стал мечом Микасы, расправляясь с врагами ванакта. Правда, Ифимедей его по-прежнему побаивался и по слухам не пускал на глаза.

Итак, претендент имелся, но не на него враги ванакта возлагали основные надежды. Во дворце Микасы воспитывалась дочь покойного Главка – Ктимена. По слухам, девушка ненавидела дядю, и тот не спешил отдавать ее замуж, дабы не получить еще и врага-зятя.

Но еще больше, чем о Ктимене, шептались о ее брате – царевиче Клеотере. Мне вновь довелось выслушать рассказ о чудом спасшемся ребенке, вместо которого был похоронен то ли его погибший сверстник, то ли деревянная кукла. Из слов корабельщика я понял, откуда такие слухи могли возникнуть. Ванакт Главк и его жена были убиты во время переворота, а царевича, которому тогда исполнилось шесть лет, отослали куда-то в деревню. Через месяц новый ванакт объявил, что Клеотер умер от укуса змеи. Змеей все тут же посчитали самого ванакта, но некоторые заявили, что из деревни во дворец привезли не мертвого царевича, а кого-то другого, тем более, что похороны состоялись ночью и чуть ли не тайком.

Итак, с одной стороны Ифимедею грозил неясный призрак царевича Клеотера и его ныне здравствующая сестра, с другой – божественный отпрыск Афикл, который, как поговаривали, вовсе не смирился с ролью слуги, а лишь умело ведет какую-то свою игру.

В самой Микасе языки были прикушены, но против ванакта явно настроены не только многие из гиппетов[17]17
  Гиппеты – «всадники», высшее сословие Микен.


[Закрыть], но и верховный жрец Поседайона Арейфоой, тоже дальний родственник Ифимедея, а также знаменитая прорицательница Гирто. В свое время они поддержали переворот, зато теперь первыми решили отступиться от ванакта.

Таков был расклад – ежели, конечно, верить корабельщику.

Из всего этого я мог сделать два вывода. Прежде всего, люди везде, даже в крысиной норе, остаются самими собой. Похожие ситуации мне приходилось наблюдать и в Мари, и в Митанни, и в самом Баб-Или. Второй вывод был столь же очевиден – ванакту Ифимедею нужны опытные воины-иноземцы, а для Нургал-Сина ничего более и не требовалось.

Впрочем, из долгих бесед с корабельщиком я сделал еще один, и тоже полезный вывод: я не забыл родной язык, несмотря на то, что с земляками в последний раз разговаривал в Сидоне лет десять назад. Многое вспомнилось, а некоторые слова пришлось заучить заново. Это тоже пригодится, – в крысиной норе не найти толмача.

То, что дела обстоят хуже, чем я думал, стало ясно, как только нос «Реи» ткнулся в причал Навплии. На что Вилюса – дрянной город, но главный порт Ахиявы показался просто скопищем лачуг. Конечно, при ближайшем рассмотрении в городе удалось разглядеть нечто, напоминающее улицы, лачуги порой попадались двухэтажные (хотя и с наружными лестницами), – а на холме возвышалось нечто большое из камня, чем местные жители явно гордились, наверняка думая, что это крепость. Будь со мною моя полутысяча, мы очень быстро вывели бы их из этого приятного заблуждения! Такая задача сейчас передо мной не стояла, но все виденное ничуть не увеличило радость по поводу возвращения на родную землю.

...Впрочем, в Навплии я ни разу не был. Пираты, купившие меня такой же хмурой осенью двадцать три года назад, пристали прямо к обрывистому берегу недалеко от деревни, где я пас худых темноглазых коз.

Сын базилея спрыгнул на берег одним из первых и тут же поспешил в город. Я не успел выпить в портовой харчевне и двух кубков вина (ну и пойло, хуже чем в Вилюсе!), когда Гелен появился вновь, сообщив, что договорился с хозяином небольшого каравана, который отправляется в Микасу через пару часов. Вслед за этим сын базилея поспешил в соседний храм приносить очередную жертву (на этот раз, кажется, барана), а я остался за грубо сколоченным столом не в самом лучшем настроении.

Меня не тянуло в Микасу. Навплию, правда, я не успел как следует обследовать, но зайдя в харчевню, убедился, что пива здесь не подают, а женщины действительно моются не чаще раза в год. О мужчинах и говорить не приходилось: портовая толпа выглядела еще гнуснее, чем в Вилюсе. Итак, в Навплии скверно, и едва ли в столице Ахиявы будет чем-то лучше. По здравому рассуждению мне следовало потолкаться здесь до весны, а затем податься назад через Лиловое море и завербоваться в армию Хаттусили.

Но это по здравому размышлению. Были размышления и нездравые.

...Я не нанимался к Гелену в телохранители, однако мы договорились ехать в Микасу вместе, а я всегда выполняю обещания, если даю их добровольно. Конечно, Гелен возвращался на родину не только для того, чтобы поцеловать растрескавшиеся камни родного порога, но к опасностям мне не привыкать, а когда те, кому помогает сын базилея, выиграют, для «серого коршуна» найдется местечко получше, чем должность стражника в порту.

Итак, мы выехали в тот же день. Гелен поинтересовался, успел ли я принести жертву. Я поспешил заверить, что сумел побывать во всех портовых святилищах и в каждом вознес требуемые молитвы. По-моему он поверил, во всяком случае мне показалось, что Гелен вздохнул не без облегчения. Очевидно, сын базилея считал, что в покровительстве местных небожителей нуждается не только он, но и я.

Повозки не спеша двигались по узкой, раскисшей от дождей дороге. Путешествовать предстояло не менее трех дней, поскольку хозяин каравана твердо решил не спешить и двигаться только в короткие светлые часы. Если на море боялись пиратов, то здесь весьма опасались местных разбойников. Похоже, у богоравного ванакта Микасы не хватало воинов, чтобы охранять даже главную дорогу.

Что поделаешь? Крысиная нора!

Гелен вновь замкнулся, думая о чем-то своем, а я пристроился к хозяину, благо тот оказался человеком бывалым и разговорчивым. Я надеялся разузнать что-нибудь новое о делах Микасы, но купец жаловался на застой в торговле, сетовал на дороговизну морских перевозок, из-за чего товары поднялись в цене, то и дело поминая все тех же разбойников. Когда эта благодатная тема ему недоела, он немного вдохновился, пообещав, что славный герой Афикл в ближайшее время очистит дороги от грабителей.

Так мне вновь пришлось услыхать о потомке богов. Афикл, по версии нашего хозяина, пошел на службу к ванакту дабы совершать подвиги. Он уже успел убить двух львов, лань, дюжину лошадей и одного кабана, а также разогнать несколько разбойничьих шаек. Последнее я полностью одобрил, а насчет остального впал в некоторое недоумение. Сам я за годы службы в Баб-Или убил четырех львов, в том числе исинского черного льва-людоеда, но не особо этим хвастал. Что касается лошадей, я вообще не понял, зачем убивать этих умных и полезных животных.

Купец сообщил также, что полгода назад Афикл к восторгу всей Ахиявы прикончил гидру. Гидры в Баб-Или не водились, и я попытался, как следует расспросив говорливого собеседника, представить о чем, идет речь. Купец упомянул какой-то Тартар, откуда эта тварь приплыла к здешним берегам. Наверное он имел в виду Таршиш[18]18
  Таршиш – финикийский порт в Испании.


[Закрыть].

Что ж, в Таршише может водиться и нечто пострашнее гидры о девяти голов, изрыгающих пламя, вдобавок чуть ли не бессмертных. Конечно, такие байки можно пропустить мимо ушей, но внезапно я вспомнил рассказы моряков, плававших на остров Хумбабы[19]19
  Легендарный остров в Красном море, где обитало чудище Хумбаба. Убито героем Гильгамешем.


[Закрыть]. Они уверяли, что в Южном море водится огромная тварь с десятью щупальцами, которая ловит зазевавшихся пловцов и даже нападает на корабли. Возможно, волны вынесли нечто подобное к берегам Ахиявы. Шевелящиеся щупальца со страху вполне можно принять за головы, а пламя и прочее – это уже обычные россказни.

Итак, Афикл охотился. Я понял, что ванакт Ифимедей держит своего родича подальше от Микасы, посылая его от логова к логову, дабы какой-нибудь проворный лев свернул претенденту шею. Неясно лишь, отчего Афикла считали героем. Наверное, я чего-то не понял.

В благодарность за рассказ я поведал хозяину каравана о звере Абу, которого видел в земле Та-Кемт[20]20
  Та-Кем (Черная земля) – Египет.


[Закрыть], куда наш отряд сопровождал посольство лугаля. Кажется, такие звери водятся в Ливии. Не знаю, как мой собеседник, но я в свое время сам не верил, что боги могут сотворить такое: уши почти до земли, нос, похожий на змею, ноги, словно колонны, а все вместе – как два коня, поставленных один на спину другого. Впрочем, звери Сета, что водятся в Хапи и считаются в Та-Кемт священными, тоже хороши. Одни зубы чего стоят, а уж когда они начнут реветь! Да, велик мир...

В зверя Абу купец охотно поверил, и мы ехали, вполне довольные друг другом, когда внезапно (а было это под вечер первого дня) он указал куда-то вперед и резко крикнул, останавливая повозки. Я соскочил на землю, на всякий случай снимая с плеча секиру.

На ближайшей опушке стояли двое всадников. Я смог их разглядеть: крепкие бородатые парни на таких же крепких конях. В руках они держали копья, за спиной у одного висел лук, а на плечи были наброшены звериные шкуры. Я сразу же подумал о разбойниках, но тут же услыхал растерянный голос купца:

– О великий Дий! Богоравные кентавры!

– Кто? – не понял я.

– Кентавры, – повторил хозяин. – Иппоандросы...

Я посчитал, что это название какого-то племени, и не ошибся. Когда эти двое на опушке, постояв, скрылись в лесу, купец сообщил, что кентавры (естественно, «богоравные») знамениты тем, что напрямую общаются с богами. Далее он понес уже совсем несусветную чушь о том, что «иппоандросы» – наполовину кони и лишь наполовину люди. Не знаю, что у него со зрением, но спорить я не стал. Похоже, купец здорово испугался, со страху же может почудиться еще и не такое.

Мне эти «иппоандросы» тоже чрезвычайно не понравились, и я посоветовал разжечь на ночь побольше костров и приказать страже не дремать. Гелен был также явно встревожен, а посему мы решили спать по очереди. Его меч и моя секира лежали рядом, под рукой.

Волновались мы не зря. Сквозь сон я услыхал чей-то отчаянный вопль, и тут же рука Гелена дотронулась до моего плеча. Я вскочил, хватая секиру.

– Разбойники!

Над поляной, где мы ночевали, стоял крик, стража хватала копья, окружая повозки, но вид у всех был, мягко говоря, не особо решительный. И было от чего.

На поляну выбегала толпа заросших косматых детин, вооруженных огромными дубинами. Я решил не рисковать и надел шлем. Разбойников оказалось десятка два, они быстро окружили караван, подойдя к самым кострам. В неровном свете пламени вид у них был достаточно зловещий.

Я ждал немедленной атаки, но вместо этого вперед вышел огромного роста парень, еще грязнее и отвратительнее прочих, взмахнул над головой дубиной и начал речь. Вещал детина на местном наречии, который я понимал не без труда:

– Я гр-р-р великий владыка х-р-р леса Перей. Гр-р-р! Бросайте оружие х-р-р, и ваши души избегнут Аида г-р-р! Иначе х-р-р мы вас всех г-р-р-р-р-р!

Я взглянул на нашего хозяина и понял, что он вот-вот прикажет положить оружие. Это было бы совсем ни к чему, поэтому я, еще раз прикинув обстановку, выхватил из рук опешившего стражника копье.

– О богоравный Перей, гроза леса! – запричитал купец. – Смилуйся надо мною, несчастнейшим из торговцев! Забери мои товары, забери моих людей, но отпусти меня, горемычного...

– Х-р-р! – разбойник ударил себя кулаком в грудь и гордо сделал шаг вперед. – Жалкий купчишка г-р-р!

Этого шага я и ждал. Копье вонзилось в горло богоравного Перея, и его следующее «х-р-р» прозвучало совсем не так уверенно. Подскочив к трупу, я взмахнул секирой, краем глаза заметив, что Гелен и двое стражников посмелее последовали за мной. Я уже прикидывал, с кого из разбойников следует начать, когда услыхал голос сына базилея.

– Ваш вожак убит, сволочи! Убирайтесь!

Разбойники попятились, один без особой решительности поднял дубину, но меч Гелена ударил его прямо в живот. Я крутанул секиру над головой ближайшего негодяя, тот пискнул и внезапно, бросив оружие, со всех ног побежал к лесу.

Тут уж не растерялись стражники, и вскоре поляна была пуста. Воинство богоравного Перея бежало со всех ног, бросив труп своего вожака. Мы вернулись к повозкам, опасаясь повторного нападения, но сквозь ночной сумрак был слышен лишь удаляющийся топот.

Пришедший в себя хозяин поспешил ко мне с упреками, обвинив в том, что я – нахальный чужеземец – подверг риску его и всех остальных. Ругаться не хотелось, и я предоставил это право Гелену, который цыкнул на труса, отчего тот окончательно сник.

Я устроился поудобнее на ближайшей повозке, но сон не шел.

– Не злись на этот мешок с отрубями, доблестный Нургал-Син, – Гелен пристроился рядом, и по лицу сына базилея промелькнула усмешка. – Поистине, эти торговцы достойны того, чтоб их грабили.

– Я не злюсь, Гелен, сын Ифтима. А если и злюсь, то на самого себя. Я всегда злюсь, когда чего-то не понимаю...

Разбойники мне не понравились. Не то, чтобы эта орава была особо опасна. Подобные шайки приходилось гонять неоднократно, бояться их не стоило, но кое-что настораживало. Так разбойники не действуют. Будь богоравный Перей даже трижды дурак, то все равно можно придумать кое-что поумнее, чем лезть напролом на вооруженную стражу. Нелепые разговоры вместо быстрой и смертоносной атаки на сонную охрану! Зачем? Это походило уже не на глупость, а на нечто совсем иное.

...А что если Перей и не собирался нас грабить? Ему могли заплатить за нечто иное – хотя бы за то, чтобы как следует осмотреть повозки и тех, кто их сопровождает. А может, не только осмотреть, а и прихватить кого-то с собой. Если так, то понятно, отчего они не спешили нападать.

В общем, все это было мне не по душе, но Гелен отнесся к моим сомнениям достаточно легкомысленно. Впрочем, мне показалось, что сын базилея не был на этот раз откровенен.

К полудню следующего дня мы миновали Тиринф, где я смог полюбоваться очередной кучей камней на холме. Крепости строить здесь определенно не умели, стараясь возместить качество устрашающим количеством. Сам город показался еще нелепее, чем Навплия: немногие каменные дома окружали даже не лачуги, а полуземлянки, откуда выглядывали лохматые дикари в грубых рубищах, а то и просто в козлиных шкурах. Такой бедности я не видел даже в разоренной войной Митанни и захолустном Урарту. К счастью, задерживаться мы не стали и двинулись дальше.

Дорога, и без того малолюдная, теперь была совершенно пуста, что понравилось мне еще меньше, чем вчерашние разбойники. Возникло знакомое чувство опасности, которое меня редко подводит. Начало казаться, что стража в тиринфских воротах рассматривала нас как-то по-особому, а базарные нищие не столько просили кусок лепешки, сколько заглядывали в лица. С хозяином каравана говорить об этом не имело смысла, я хотел побеседовать с Геленом, но передумал. Не требовалось особой наблюдательности, чтобы понять: сын базилея волнуется, причем куда больше моего. Очевидно, он точно знал, кто и почему следит за нами.

Где-то после полудня вдали вновь показались всадники, и я услыхал знакомое: «Кентавры!». Их оказалось на этот раз четверо, в руках они держали копья, а буйные волосы были скрыты легкими кожаными шлемами. Когда эта четверка подскакала поближе, я поинтересовался у хозяина, по-прежнему ли он считает, что кентавры – полулюди-полулошади. Купец широко раскрыл утонувшие между жирных щек глаза и с ехидством заметил, что мое зрение следует лечить куриным пометом. Я хотел огрызнуться, и вдруг меня поразила странная догадка: я вижу обычных всадников, но остальные воспринимают их, как сказочных чудищ. Я не стал спорить и в который раз помянул Адада, подателя всех благ. Интересно, что бы сказали об этом мудрые жрецы из храма Бела?

Кентавры не стали подъезжать слишком близко и, постояв, ускакали в лес. Мы с Геленом переглянулись, и, не сговариваясь, принялись надевать шлемы. Шутки кончились: люди они или чудища, но это, без сомнения, разведка. Секира лежала наготове, но я понимал, что против двух десятков таких кентавров она не поможет.

Повозки углубились в лес, и я уже подумывал надеть кольчужную рубаху, как вдруг где-то совсем рядом хрустнули ветки.

Я резко обернулся – из зарослей выходил человек.

Вначале я принял его за очередного разбойника: бос, нечесан, бородат, на плечах – львиная шкура, в крепких руках огромная дубина, но почти сразу же понял, что ошибся. Он был, конечно, воином, причем не из новобранцев. Это заметно по всему – по походке, по чуть сгорбленным плечам, по тому, как легко он держал свое допотопное оружие. Я толкнул Гелена, но сын базилея уже спрыгнул с повозки. Остальные тоже заметили нежданного гостя. Послышались растерянные голоса, повозки остановились, и стражники начали нерешительно разбирать копья.

– Афикл! – воскликнул кто-то, остальные голоса тут же подхватили знакомое имя. Человек с дубиной на миг остановился, окинул нас странным недвижным взглядом, затем взревел – и бросился вперед.

Все произошло настолько быстро, что я впервые за много лет растерялся. И немудрено! Одного стражника словно снесло ветром, второй успел отскочить, третьему дубина пришлась по плечу, и он с воем покатился по земле. Афикл вновь взмахнул дубиной и быстро огляделся, словно кого-то выискивая. Я успел взглянуть ему прямо в глаза и похолодел: передо мной стоял безумец. Широко раскрытые голубые глаза были пусты, красивое лицо кривилось жуткой гримасой, губы шевелились, словно Афикл читал молитву. Но вместо молитвы до нас донеслось рычание. Божий потомок явно кого-то заметил, лицо исказилось подобием улыбки, дубина со свистом рассекла воздух. Не надо было оглядываться, чтобы понять: он увидел Гелена.

Стражники разбегались, хозяин уже давно сидел в канаве, возчики застыли на месте, словно окаменев. Между сыном базилея и безумным героем оставался один я.

Никогда не избегаю поединков, но без этого предпочел бы обойтись. Не знаю, чьим сыном был Афикл, но кровь у него добрая: выше меня на целую голову, широкоплеч, мускулистая грудь выпирает из-под шкуры, а о руках и говорить не приходится. Бык, вставший на задние ноги!

Гильгамеш!

Первый удар я угадал и вовремя уклонился. Большего сделать было нельзя: секира короче дубины. За первым ударом последовал второй, я уклонился снова. Послышался рев, и внезапно этот бык прыгнул. Моя секира отлетела в сторону, дубина со свистом рассекала воздух, и я упал, резко дернув его за ноги. Огромное тело рухнуло рядом.

Мы оба вскочили. Я – тяжело дыша, он – со все той же улыбкой на безумном лице. Мускулистая грудь вздымалась мерно и ровно. Он ничуть не устал и вновь сжимал в руках дубину.

Послышалось рычание. Стало ясно: сейчас моя голова треснет, как старый орех. Я попытался поднять секиру, ухватив ее за обух, но большего сделать Афикл не позволил – дубина вновь взлетела в воздух.

...Странно, в такие моменты время словно останавливается. Я успел подумать, что отскочить не успею, и в лучшем случае получу удар не по голове, а по плечу. Тут же пришла мысль о том, как нелепо закончится мой путь на родной земле. И, наконец, я понял, почему Афикл стал орудием ванакта Микасы. Безумцем легко управлять, особенно если знаешь причину безумия. Я закрыл глаза, и, уже ни на что не надеясь, помянул Того, Кого не назову вслух.

Мгновения тянулись, но смерть медлила. Не открывая глаз я медленно отодвинулся в сторону. Затем, сообразив, что мой час еще не пробил, резко отпрыгнул назад, сжимая секиру, но тут же понял – она не понадобится. Афикл стоял неподвижно, опустив дубину и закрыв глаза. Внезапно могучее тело содрогнулось, оружие выпало из рук, и через мгновенье огромное тело с грохотом упало на влажную землю.

«Бог бьет грешника кровью его и безумием его, » – вспомнились слова со старинной сумерийской таблички. Я осторожно прикоснулся к горячему лбу поверженного Гильгамеша. Великий герой отвоевался – по телу пробегали судороги, могучие руки бессильно подрагивали, а вместо рычания слышался жалобный стон. Я отбросил подальше дубину и оглянулся.

Купец все еще сидел в канаве, остальные же, почуяв, что опасность миновала, потихоньку приходили в себя. Первым опомнился Гелен. Вдвоем с сыном базилея мы попытались оттащить громадное тело поближе к повозкам, но не смогли. Пришлось звать на подмогу стражников. С их помощью мы уложили Афикла на одну из повозок, после чего сообщили хозяину, что можно вылезать. Тот не без опаски последовал нашему совету, тут же потребовав, чтобы Афикла как следует связали. Впрочем, уже было ясно, что это лишнее.

Двое стражников оказались ранены, причем один – тяжело, еще один умудрился серьезно подвернуть ногу, спасаясь бегством. Не такая уже высокая цены за знакомство с потомком богов!

Повозки двинулись дальше при полном молчании, нарушаемом лишь стонами пострадавших. Я время от времени поглядывал на Гелена, желая задать сам собой напрашивающийся вопрос: в какую передрягу втягивает меня сын базилея? Если до знакомства с Афиклом еще могли быть сомнения, то теперь все стало ясно как день. Но спрашивать я не стал. Едва ли услышу правду, а заставлять человека лгать не хотелось.

Часа через два послышался громкий стон. Я подошел к повозке и понял, что Афикл начинает приходить в себя.

– Воды! – произнес он слабым, хриплым голосом. – Ради богов всех, воды!

Кто-то принес бурдюк, и я осторожно смазал пересохшие губы. Афикл медленно поднял руки, не открывая глаз, взял бурдюк и начал жадно пить.

– Спасибо...

Он откинулся назад и открыл глаза. Кое-кто из любопытных поспешил отойти подальше, но я уже знал, что опасаться нечего. Безумие прошло, взгляд голубых глаз стал осмысленным, полным боли и тоски.

– Где я, почтенные путники? – божий потомок растерянно оглянулся и с силой потер лоб.

– Между Тиринфом и Аргосом, богоравный Афикл, – откликнулся Гелен.

– О боги! – простонал Гильгамеш. – За что? Почему?

...Он не помнил ничего. Последнее, что как-то зацепилось в его сознании, была встреча с вестником ванакта Ифимедея, который поручил своему родственнику разобраться с какими-то ведьмами возле Орхомена. Афикл зашел принести жертву перед походом и...

– Великий Дий! – Афикл несколько раз оглядел повозки, все еще не веря в случившееся. – Мнилось мне, будто я спал! Да, я спал, о почтенные путники. Снилось, будто дерусь насмерть я с великаном, что в давние века жил возле Осы – с огромным, ужасного вида. Он же секиру имел – преизрядную, чуть не с оглоблю...

Пришлось рассказать правду. Афикл повертел в руках мою секиру, похвалил «черную бронзу», показав себя неплохим знатоком, и твердо пообещал выплатить достойную пеню раненым и покалеченным. То, что никто не убит, явно его успокоило.

– Горе мне, путники, горе! – добавил он с глубоким вздохом. – Уж долгие годы делает эта напасть меня пугалом в землях Ахейской. Может быть за морем сыщется лекарь иль знахарь умелый? Может, излечит меня?

Я посоветовал ему съездить в Лидию, где лечат еще и не такое, и как бы между прочим поинтересовался, начались ли его приступы до поступления на службу а Ифимедею или после. Но мое предположение не оправдалось: безумие покрывало Афикла своей черной пеленой с самого детства. После одного из приступов он обратился к оракулу, который и направил его к Ифимедею.

Через час, немного придя в себя, Афикл распрощался и неуверенной походкой направился по лестной тропе куда-то на запад. Мы с Геленом проводили Гильгамеша до опушки и не спеша вернулись к повозкам.

– Жаль мне богоравного Афикла, – заметил сын базилея. – Поистине боги несправедливы...

– Не мне судить о богах, Гелен, – подумав, ответил я, – но, может, все обошлось и без них. Страшного помощника имеет ванакт Ифимедей!

– Ты говоришь об Афикле?

– О нем... Или о том, кто сделал его таким. Но сегодня его безумие кончилось слишком рано.

– Да, доблестный Нургал-Син. И кончилось поистине вовремя. Тебе следует возблагодарить богов. Но все равно, дивлюсь я твоей смелости – биться с самим Афиклом!

Какая уж тут смелость! Впрочем, спорить я не стал. Репутация того, кто не побоялся сразиться с божественным героем, не повредит.

Мы ехали дальше, постепенно приближаясь к Аргусе. Благополучный исход нашего знакомства с Афиклом немного успокоил, но чувство опасности все же не отпускало. Похоже, Гелен чувствовал то же самое. Наконец, я не выдержал.

– Если нас так встречают здесь, – я кивнул в сторону темневшего у дороги леса, – то что же будет в Микасе?

– Не нас, – поправил сын базилея. – Меня. Похоже, за мной следили еще в Троасе. Они оказались хитрее...

Итак, разговор, которого я ждал уже не один день, начался.

– Гелену, сыну Ифтима, необязательно ехать дальше этим караваном.

– Да, – согласился он, – в Аргосе куплю коня и поеду ночью. Кентавры редко заходят в те края, а от пеших я смогу ускакать. У меня будет несколько часов, пока они увидят, что меня в караване нет.

– Нас, – напомнил я как можно мягче. – Нас , благородный Гелен.

Сын базилея нахмурился, словно не решаясь ответить, а затем улыбнулся.

– Вижу, ты любишь опасности, доблестный Нургал-Син. То, что задумали я и мои друзья, действительно опасно.

Я улыбнулся в ответ. В крысиных норах свое представление об опасностях.

– Наверное, мне надо было рассказать тебе раньше, Нургал-Син. Я позвал тебя в дальний путь. Дальний – и очень рискованный. Кем ты думал стать в Микасе? Дворцовым стражником?

– Может, десятником, – простодушно отозвался я. – Моя мечта – командовать полусотней.

Гелен рассмеялся – впервые за все время нашего знакомства.

– Извини, что не верю тебе, доблестный Нургал-Син. Но ведь и ты не верил, когда я говорил о желании повидать камни отчего дома... Если поможешь мне, я смогу пообещать, нечто большее, чем начальство над полусотней...

– Быть смотрителем царских амбаров?

– Если захочешь, конечно. Но я имел в виду другое. Итак, давай поговорим откровенно...

Внезапно он замолчал, к чему-то прислушиваясь. Я быстро оглянулся – дорога казалась по-прежнему пустой, разве что вороны спустились пониже.

– Не знаю... – растерянно произнес сын базилея. – Мне что-то послышалось.

– Да, – я уже надевал шлем. – Мне, кажется, тоже...

Гелен привстал, чтобы взять свой шлем, лежавший чуть поодаль, и тут откуда-то с опушки донесся резкий свист. Я успел повернуть голову и заметить два темных силуэта, скрытых за деревьями.

...Уже потом я понял, что ошибся – надо было, не оглядываясь, толкнуть Гелена, который привстал так не вовремя. Увы, сообразил я это поздно – две стрелы вонзились ему в грудь, и сын базилея навзничь упал на повозку.

На этот раз охрана не растерялась, но те, кто стрелял, уже растворились в лесной чаще.

Убийцы знали свое дело – стрелы вошли глубоко и точно. Подбежал хозяин с нелепыми советами, как лучше их вынуть, но я знал – это лишь ускорит конец. Гелен был еще жив, но дышал тяжело, с хрипом, из уголка рта медленно стекала струйка крови.

Веки дрогнули, на меня взглянули полные боли глаза.

– Ты...

Хрип оборвал фразу. Я склонился ниже, чтобы умирающий не напрягал голос. Лицо Гелена исказила судорога, он вновь захрипел и дернулся.

– Ты... – повторил он, – доберись до Микен. Цепь, кольцо и фарос отдай Арейфоою. Он...

– Жрец, – подсказал я. – Помню...

– Отдай тайно, – голос умирающего стал еле различим. – Золото возьми себе. Принеси жертву Поседайону...

– Не волнуйся, – я попытался улыбнуться. – Все будет сделано, Гелен.

– Клянись...

Тот, в Кого я верю, не требует клятв, но с умирающим спорить не пристало. Я поднял руку и торжественно поклялся великим Белом Мардуком, Ададом – подателем благ и непобедимой Иштар. Я хотел упомянуть и Аннуаков, но понял, что это уже ни к чему...

Я предложил отвезти тело в ближайший город, хотя бы в Аргусу, но купец заявил, что с трупом в город не пропустят, а родственников у Гелена в Аргосе нет. Толстяку явно не хотелось объясняться с властями. Будь я в Баб-Или, то, конечно, настоял бы на своем, но тут спорить было бессмысленно. Возле дороги наскоро вырыли неглубокую яму, которая приняла тело Гелена, сына Ифтима. Хозяин громко сокрушался, что у него нет ничего подходящего для жертвы подземным богам и клялся совершить жертвоприношение в Аргусе, сразу же по приезду.