Текст книги "Тренд безысходности и предчувствие бунта"

Автор книги: Андрей Ваджра

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 4 страниц)

Тронуть «Богдановцев» никто не смел, ибо они находились под особым покровительством Центральной Рады и всякое действие против них рассматривалось как «контрреволюционное» и «антиукраинское» [17][17]
  Дикий А. Неизвращенная история Украины-Руси (от начала 19-го до середины 20-го века). М.: Издательство «Самотека», 2008. С. 97-98.


[Закрыть].

Естественно, что когда к Киеву стали подходить отряды «красных», все украинизированные полки мгновенно «рассосались». Часть их солдат кинулась в бега, а часть поменяла жёлто-синий флаг на красный и благоразумно перешла на сторону большевиков. Всё это было закономерно. Фантом государства и государственной власти в виде сельских «молодыкив» во главе с продажным австрийским профессором мог располагать лишь армией в виде толпы непрерывно митингующих дезертиров. Другого человеческого материала в распоряжении этого странного политического режима просто не было.

При появлении большевиков в Киеве, члены Центральной Рады не стали отстреливаться до последнего патрона, забаррикадировавшись в здании Педагогического музея. Руководство «свидомых» украинцев было слишком благоразумным и слишком осторожным. Грушевский с Винниченко не повели, размахивая маузером, «свидомых» украинцев в яростную штыковую атаку на вторгшиеся «большевистские орды». Они просто тихо и стремительно бежали под защиту приближающихся немецких частей, предварительно отдав Германии в неограниченное пользование «Украину». За это немцы пообещали сохранить им власть.

Правда, слово они своё не сдержали, власть у ЦР немцы отобрали. Даже ту абстрактную, которая у неё была. Германию не устраивала самозабвенная имитация государственной деятельности украинофилов. Ей необходимо было максимально эффективно ограбить захваченную территорию, а из-за своей полной недееспособности Центральная Рада для них была бесполезна. Бесконечные, ни к чему не ведущие, бесплодные дискуссии и ничегонеделание вождей украинства очень сильно напрягали немецкое командование. Для любого здраво мыслящего в те годы человека было понятно, что «немцы прислали свои войска на Украину не ради прекрасных глаз украинских министров и дипломатов. Им нужны были миллионы пудов продовольствия, которые они выговорили себе по мирному договору. Чтобы обеспечить доставку этого продовольствия, – а в этом была единственная задача немецких войск, – нужно было немедленно «Ordnung schaffen» в деревне. Земельная же политика рады – во всяком случае, в ближайшее лето – могла привести только к сумятице и недосеву. Этого-то немцы никак не могли потерпеть» [18][18]
  Революция на Украине. По мемуарам белых. (Репринтное издание) М-Л.: Государственное издательство, 1930. С. 32.


[Закрыть].

После того, как члены правительства УНР занялись откровенным разбоем (похитив киевского банкира с целью выкупа), терпение оккупационных властей лопнуло. 28 апреля 1918 года немецкий лейтенант с десятком солдат, прямо посреди пленарного заседания, вошел в сессионный зал и приказал членам Центральной Рады разойтись по домам. «Raus! NachHausegehen»! – воскликнул он. Что те послушно и сделали.

На этом псевдоукраинский псевдопарламент закончил своё позорное существование. Естественно, что защищать его никому и в голову не пришло. Ведь Центральная Рада продемонстрировала свою полную неспособность управлять теми территориями, которые она называла «Украиной». Оккупационная германская армия была вынуждена констатировать тотальный хаос, охвативший Юго-Западный край. Присутствие государственного централизованного управления здесь немцы вообще не увидели. «Украина» фактически представляла собой совокупность каких-то атаманских анклавов и независимых от любой власти сёл, окруживших себя рвами, пулемётами и даже пушками. Это была одна сплошная «Свадьба в Малиновке».

Новая германская марионетка – Павел Скоропадский, провозглашённый гетманом Украины, оказался в некоторых вопросах более эффективен. Он смог восстановить работу железных дорог, организовать особые комиссии по возмещению убытков помещикам, которых ограбили крестьяне, и послать в сёла карательные отряды. После этого немцы стали интенсивней вывозить в Германию отобранные «харчи». Экспроприация немецкой армией продовольствия стала сопровождаться возвращением помещикам отобранной у них земли.

Вот тут-то и грянула, если так можно выразиться, «революция». Но только не нескольких сотен недееспособных украинофилов-романтиков, а «революция» малороссийского крестьянства.

Расставаться с продуктами своего труда и с землёй оно не желало. В данном случае для них на кон были поставлены не далёкие абстракции какой-то «Украины» и украинизации, а реальные материальные ценности в виде принадлежащего им зерна, мяса и, главное, – земли. Именно поэтому на всей территории Юго-Западного края вспыхнули очаги вооружённого сопротивления немцам и режиму Скоропадского. Действия крестьян своей жестокостью напоминали гайдаматчину. В Киев шли депеши, что бойцам карательных отрядов, попавшим в плен к бунтующим селянам, штопорами вытягивали кишки. Накал ненависти был очень высок. В скором времени в стране фактически развернулась партизанская война крестьянских масс против немецкой армии и гетманской власти. Малороссийский мужик взял в руки трёхлинейку и стал защищать своё добро.

Как писал Антон Деникин: «Практика реквизиции (для экспорта), кровавых усмирений и взыскания убытков при участии австро-германских отрядов была жестока и безжалостна. Она вызывала по всей Украине и Новороссии стихийные восстания, подчас многотысячными отрядами. Повстанцы истребляли мелкие части австрийцев, немцев, убивали помещиков, чинов державной варты, повитовых старост и других агентов гетманской власти. В повстанческой психологии не было и тени украинского сепаратизма: они видели своих врагов не в «русских», а в помещике и в немце» [19][19]
  Там же, С. 139.


[Закрыть].

Вряд ли бы крестьянское сопротивление увенчалось победой. Вероятнее всего, немецкая военная машина просто бы его беспощадно раздавила. Однако в ноябре 1918 года в Германии вспыхнула революция. Режим кайзера пал, а с установлением Веймарской республики немецкая армия стала разоружаться и покидать оккупированные территории. Благодаря этому стихийная, многотысячная полубандитская крестьянская «армия» в декабре 1918 года легко опрокинула гетманский режим, единственной опорой которого были германские штыки, и внесла своим мутным потоком в кресло правителя Украины Симона Петлюру.

Как писал очевидец тех событий профессор Н. Могилянский: «Находившаяся в состоянии анархии деревня, где, как мы выше видели, часто беззастенчиво и жестоко хозяйничали немцы, конечно, легко делалась жертвой пропаганды агентов Петлюры, не вследствие того сомнительного соблазна, который обещала украинизация, а просто потому, что петлюровцы обещали свободу полного ограбления помещиков в пользу крестьян и не противились прямому грабежу всякого добра в помещичьих экономиях» [20][20]
  Там же, С. 134.


[Закрыть].

Однако, как говорит народная поговорка: «не долго музыка играла, не долго фраер танцевал». Петлюра показал себя абсолютно бестолковым политиком и совершенно бездарным полководцем. В Киеве он продержался лишь шесть недель и запомнился горожанам как не совсем вменяемый человек, зацикленный на русофобии и экзотическом украинском национализме. Осуществив в столице серию еврейских погромов, методично проведя грабежи горожан и сняв все вывески на русском языке, петлюровские бандформирования спешно ретировались за неделю до появления в Киеве Красной армии.

Уже весной 1918 правительство Директории оказалось без территории. В те годы народ язвительно говорил: «в вагоне Директория, под вагоном территория». Зажатое со всех сторон «красными» правительство Петлюры не выходило из поезда, динамично катаясь по стране, на ходу отбиваясь от наседающего со всех сторон противника. В конце концов, в декабре 1919 года, бросив остатки своей армии, председатель Директории Симон Петлюра тайно бежал в Польшу (его галицийские союзники перешли на сторону Деникина, который им обещал автономию Галиции в составе единой и неделимой России).

Что интересно, оказавшись под защитой Пилсудского, «неудавшийся поп» и «цыган», как презрительно называли Петлюру его товарищи-галичане, не долго думая начал торговать Украиной, отдав полякам большую часть Волыни (до этого он торговался с большевиками и даже Деникиным, о чём впоследствии в своей книге «Возрождение нации» с возмущением поведал Винниченко). Петлюра даже гарантировал возвращение на Правобережье польских помещиков. Уж очень ему хотелось любой ценой удержать власть. Даже ценой измены. Поляки власть ему пообещали и после подписания договора между председателем Директории и Польшей, в апреле 1920 года на территорию Малороссии вторглись польские войска. В начале мая они даже захватили Киев, но вскоре были отброшены назад Красной армией и в октябре подписали с большевиками перемирие, получив от Раковского (как и обещал ранее Петлюра) «на вечные времена» Волынь. Лишь в 1939 году Сталин вернул этот регион УССР, а заодно присоединил к ней и Галицию.

Полная несостоятельность третьей политической манифестации украинофильского режима в виде петлюровцев объясняется достаточно просто: она (как и предыдущие ипостаси «украйинськойи дэржавы») возглавлялась разнообразным сбродом и недееспособными подонками.

В своем донесении в Вену посол Австро-Венгрии граф Форгач писал, что«он тщательно ищет среди нынешнего возглавления Украины людей, если не широко образованных, то хоть просто разумных, но не находит их. «Все они, – признаёт он,– находятся в опьянении своими социалистическими фантазиями, а потому считать их людьми трезвого ума и здравой памяти, с которыми бы было можно говорить о серьёзных делах, не приходится. Население относится к ним даже не враждебно, а иронически-презрительно» [21][21]
  Дикий А. Неизвращенная история Украины-Руси (от начала 19-го до середины 20-го века). М.: Издательство «Самотека», 2008. С. 196-197.


[Закрыть].

Вот как характеризовал руководителей УНР Сергей Шелухин, работавший в те годы министром в украинском правительстве: «Работа этой части интеллигенции, хотя и незначительной, но благодаря духовной дефективности и патологической жажде власти над народом и всем – была разрушительной. На деле они показали себя бездарной и разрушительной силой, лишенной от природы конструктивного мышления. Я два раза, по необходимости, был министром юстиции и оба раза отказался, после попытки работать продуктивно в составе неспособного партийного большинства. Проявив жажду власти, эти люди создавали негодные правительства, какие уничтожали свободу нации и не выявляли ни малейшей способности к конструктивной работе. Узость понимания, свойство думать по трафарету, недостаток критики, самохвальство, нетерпимость к инакомыслящим, упрямство, неспособность разобраться в фактах, непригодность предвидеть и делать выводы из собственных поступков, неустойчивость и недостаток чувства настоящей ответственности за работу – их отличительные свойства («Украина», Прага, 1936 г.)» [22][22]
  Там же, С. 273.


[Закрыть].

Естественно, что власть, состоявшая из подобных персонажей, была лишена народной поддержки. К «разбудови украйинськойи национальнойи дэржавы» малороссийский мужик оставался глух и равнодушен. Идеологическая абстракция «Украины» его совершенно не интересовала. Единственное, что интересовало народ – это земля. Но социалист Петлюра выглядел очень невнятно на фоне сильного, агрессивного коммунизма большевиков, подкреплённого жёсткой диктатурой пролетариата, ЧК и набравшей силу в борьбе с «белыми» Красной армией. К тому же большевистская пропаганда была намного мощнее, последовательнее и эффективнее чем петлюровская. Именно поэтому у петлюровцев, которые так и не смогли в организационном плане подняться выше неконтролируемой атаманщины и полубандитских формирований, шансов на победу не было.

Как свидетельствовал Владимир Винниченко, при Петлюре «атаманом мог стать всякий, кто хотел. Главным атаманом выдавалось удостоверение, что такое-то лицо уполномочено формировать «отряд», ему давалось несколько миллионов рублей, и новый атаман начинал свою деятельность. Разумеется, ни отчётов, ни контроля, ни ответственности за деньги и за свою деятельность эти «национальные герои», по примеру «главного национального героя», не признавали. Формально они как будто подчинялись главному атаману, но в сущности эта честолюбивая «балерина» боялась этих атаманов, заискивала их расположения и не смела ни за какие преступления наказывать этих героев, чтобы не потерять среди них популярности.

А потому эти атаманы и атаманцы свободно раскрадывали деньги, пьянствовали, бесчинствовали и устраивали еврейские погромы» [23][23]
  Революция на Украине. По мемуарам белых. (Репринтное издание). М-Л.: Государственное издательство, 1930. С. 321-322.


[Закрыть].

В плане государственного управления, ситуация была примерно такой же. «Вся деятельность «социалистического правительства» представляла собою злостную карикатуру на правительство, – писал Винниченко. – […] в каждом «министерстве» были громадные штаты чиновников, скопившихся всё в том же несчастном Каменце и беспорядочно суетившихся, точно толпа обывателей на пожаре. Все они за свою бесцельную суетню получали жалование, все бюрократически грызлись между собой, подсиживали, арестовывали друг друга и вносили ещё большую деморализацию и разложение в общую жизнь» [24][24]
  Там же, С. 322-323.


[Закрыть].

По сути, вся так называемая «украинская революция» 1917-1919 годов, для простого малороссийского народа была лишь грабежом. В то время как «белые» дрались за «единую и неделимую Россию», «красные» – за «мировую революцию», а «свидоми» – за «украинский национальный социализм», простой народ Юго-Западного края без всяких лозунгов и красивых идей грабил и убивал помещиков. Мотивация его действий не шла дальше личного надела земли без господ и городских начальников. Это был предел его мечтаний и хотений. Даже если он и вставал ситуативно на сторону какой-то политической силы, то лишь для того, чтобы было легче грабить и удерживать награбленное. Как с иронией констатировал теоретик украинского консерватизма Вацлав Липинский: «Понятие «Украина» подменивалось понятием «десятины» земли, обещанной тому, кто запишется в украинскую партию эсеров и будет голосовать «за Украину». Вместо патриотизма героичного, патриотизма жертвы и любви, создавался, нигде на свете невиданный, какой то патриотизм меркантильный, с расценкой на земельную валюту: за Украину давали десятины» [25][25]
  Дикий А. Неизвращенная история Украины-Руси (от начала 19-го до середины 20-го века). М.: Издательство «Самотека», 2008. С. 107.


[Закрыть].

Из приведённых фактов и свидетельств очевидцев несложно понять, что Украинская народная республика была изначально обречена на гибель. Нежизнеспособность УНР предопределялась абсолютной недееспособностью «свидомых» политиков в деле государственного строительства. С другой стороны, простой народ Малороссии не имел ни малейшей потребности в строительстве некой нерусской «Украины», суть и смысл которой он не понимал. Простому народу была необходима лишь земля без помещиков и начальников. УНР это ему дать не могла ни при Грушевском, ни при Скоропадском, ни при Петлюре.

Цикл третий: Украинская Социалистическая Советская Республика

Как было отмечено ранее, во всех революционных событиях 1917-1919 годов простого малороссийского мужика интересовал лишь свой земельный надел. К «измам», которыми тыкали в физиономию друг другу политические противники тех лет, простой народ оставался равнодушен. Более того, он их не понимал и понимать не желал. Нужны ему были лишь личные десятины, поэтому и смотрел он на всё происходящее сугубо через призму земли.

Наиболее убедительными в обещании десятин были большевики. Их лозунг «земля – крестьянам» был хитом политического сезона. Однако победа большевиков в гражданской войне и создание в марте 1919 года Украинской Социалистической Советской Республики дали крестьянам землю ненадолго, ограничив их право на плоды собственного труда продразвёрсткой, которая проводилась продармией, организованной и действующей по принципам регулярной армии.

Когда сельский мужик понял, что за лозунгом «земля – крестьянам» стоит рабочий с винтовкой, а город хочет кушать и кушать хочет «по законам революционного времени», то есть без платы за съеденный хлеб, любовь к большевизму у селян моментально прошла. В коммунистах они увидели очередных захребетников и разорителей, которых надо встречать пулемётами. Большевики это прекрасно понимали, однако у них не было особого выбора. Задача удержания власти была выше любви крестьян к идеалам коммунизма и советскому государству. А чтобы удержать власть, коммунистам нужен был хлеб.

Война между крестьянскими повстанцами и советской властью развернулась в 20-х годах на огромном пространстве от Западной Сибири до правобережной Украины, охватив всю территорию бывшей Российской империи в виде отдельных частных выступлений и столкновений с властями. Однако основным театром боевых действий стали хлебопроизводящие районы: Чапанная война в Среднем Поволжье и Вешенское восстание на Дону весной 1919 г., Вилочное восстание в Среднем Поволжье весной 1920 г., а вслед за ней Махновщина в Чернозёмном центре с осени 1920 г., потом Махновщина на Украине и Западно-Сибирское восстание, продолжавшееся до конца 1921 г., а местами и до 1922 г.

Повстанцы разрушали железные дороги, уничтожали средства связи, громили совхозы и коммуны, убивали коммунистов и советских работников из крестьян. Вот как они объясняли причины таких своих действий (из «Листовки и воззвания Союза трудового крестьянства» (январь-февраль 1921 г.)):

«Почти шесть месяцев тому назад в нескольких уездах Тамбовской губернии началось крестьянское восстание. Измученные гнетом советского самодержавия, разоренные дотла государственной разверсткой, доведенные до отчаяния безудержным разгулом местных коммунистов и различных наезжих агентов, распухшие от лебеды крестьяне, наконец, не выдержали и чуть ли не с голыми руками бросились на своих угнетателей. С вилами и топорами они грудью пошли на винтовки, пулеметы и орудия. И через несколько дней у повстанцев уже были и винтовки, и пулеметы. Движение, начавшееся в двух-трех волостях, перекидывалось дальше и дальше. В настоящее время мы видим, что Кирсановский, Борисоглебский и Тамбовский уезды сплошь заняты повстанцами. Вместо отдельных небольших шаек, что были в августе и сентябре месяце, мы видим десятки конных полков, прекрасно вооруженных, с пулеметами и даже орудиями. […]

Несмотря на все старания большевиков очернить крестьянское движение всякими гнусными и клеветническими измышлениями, несмотря на позорные названия (бандитов и разбойников), которыми они называют повстанцев, все отлично знают, что повстанцы – это подлинное трудовое крестьянство, которое своим горбом кормило и кормит всю Россию, у которого с рук не сходят мозоли. Измученные и истерзанные, и голодные эти землеробы грудью поднялись на своих угнетателей и решили: или умереть, или победить, поворота назад нет и быть не может, вот их девиз. У повстанцев есть идея – свободная жизнь в свободном государстве. Идя в бой, они твердо знают, за что они умирают, и в этом их сила. Воодушевление, доблесть и геройство, эти черты присущи каждому повстанцу. А если к этому прибавить, что по большей части повстанцы – старые солдаты, вынесли на своих плечах великую германскую войну, тогда всем станет понятно, что за силу представляют из себя те, которых безмозглые большевики называют бандитами. […]

Что сделали большевики для того, чтобы подавить народное восстание? Ровным счетом ничего, а все, что они сделали, это только раздувало пожар. Беспощадные расстрелы, избиение правых и виноватых, бессмысленные поджоги домов и хлеба, дикий грабеж имущества и крестьян, увод заложниками всех не принимавших участия в движении, – все это повело к тому, что самые робкие вынуждены были идти к повстанцам. Дома остались старые да малые. Большевики теперь и сами поняли, что они натворили и своими последними приказами (отмена расстрела, реквизиций и тому подобное) хотят привлечь на свою сторону крестьянство. Волков в овечьей шкуре крестьяне умеют угадывать.

Большевики изо всех сил стараются показать, что такое движение происходит только в одной Тамбовской губернии. Но шила в мешке не утаишь, и все знают теперь, что волна народных восстаний поднимается все выше и выше. В Воронежской, Курской, Саратовской губерниях крестьяне с оружием в руках тоже идут на своих поработителей. Дон и Украина сплошь объяты восстанием. Сибирь понемногу начинает давать отпор большевистскому самодержавию. И нет сомнения, что к весне котел народного гнева закипит еще сильней. Вы, братья-крестьяне Тамбовской губернии, не одиноки в своей борьбе» [26][26]
  РГВА. Ф.9. Оп.28. Д.661. Л.32 – 38. Рукопись. Оригинал.


[Закрыть].

Крестьянский бунт разворачивался под тремя главными лозунгами: «советы без коммунистов», «отмена продразвёрстки», «право крестьян свободно распоряжаться своим хлебом». В некоторых регионах России (например, в Тобольске) на контролируемых повстанцами территориях путём свободных выборов формировались органы местного самоуправления. Естественно, что мириться с такими актами неповиновения советская власть не могла.

Эта война была предельно жестокой и беспощадной: с кровавыми эксцессами, захватом заложников и массовыми казнями. В некоторых регионах России большевики были вынуждены даже использовать регулярные части РККА, а также применять артиллерию, бронечасти, авиацию и удушающие газы. Изменилась и тактика действий против повстанцев. Вместо отдельных, не связанных единым планом операций, была создана чёткая структура военного управления. Численность войск быстро росла: к началу января 1921 г. она приближалась к 12 тыс. человек, к началу марта – превысила 40 тыс., а к началу июня – была уже более 100 тысяч.

Стратегия советской власти состояла в полной оккупации повстанческих районов, создании жёсткой системы контроля и управления (включавшей представителей армии и ЧК), уничтожении хозяйств и домов тех, кто принимал участие в вооружённом сопротивлении, взятии заложников (одиночками и целыми семьями), создании концентрационных лагерей и проведении репрессий вплоть до расстрела за неповиновение, укрывательство «бандитов» и оружия.

Тамбовский приказ № 171 от 11 июня 1921 года, подписанный Антоновым-Овсеенко и Тухачевским гласил следующее:

«1. Граждан, отказывающихся называть свое имя, расстреливать на месте, без суда.

2. Селениям, в которых скрывается оружие, властью уполиткомиссии или райполиткомиссии объявлять приговор об изъятии заложников и расстреливать таковых в случае несдачи оружия.

3. В случае нахождения спрятанного оружия расстреливать на месте без суда старшего работника в семье.

4. Семья, в доме которой укрылся бандит, подлежит аресту и высылке из губернии, имущество ее конфискуется, старший работник в этой семье расстреливается без суда.

5. Семьи, укрывающие членов семьи или имущество бандитов, рассматривать как бандитов, и старшего работника этой семьи расстреливать на месте без суда.

6. В случае бегства семьи бандита имущество таковой распределять между верными Советской власти крестьянами, а оставленные дома сжигать или разбирать.

7. Настоящий приказ проводить в жизнь сурово и беспощадно» [27][27]
  Данилов В., Шанин Т. Крестьянское восстание в Тамбовской губернии в 1919-1921, Тамбов, 1994, С. 178–179.


[Закрыть].

Методы подавления крестьянских бунтов (особенно приказ № 171) были неприемлемы даже для части большевистского руководства. Несложно было в них увидеть жестокую войну советского режима против самого большого в стране класса – крестьян, а, фактически, против самого народа. Поэтому 18 июля данный приказ был отменен. Однако, расстрелы, артиллерийские обстрелы, и даже газовые атаки продолжились до глубокой осени 1921 г.

Вот что писал в своём докладе (10.7.1921) председатель полномочной «пятёрки» о карательных мерах против бандитов Тамбовской области:

«Операции по очистке селений Курдюковской волости начались 27-го июня с деревни Осиновки, являвшейся ранее частым местом пребывания банд. Настроение крестьян к прибывшим для операции отрядам – недоверчиво выжидательное: банды не выдавали, на все задаваемые вопросы отвечали незнанием.

Было взято 40 заложников, селение объявлено на осадном положении, изданы приказы, устанавливающие 2-часовой срок для выдачи бандитов и оружия с предупреждением – за невыполнение будут расстреляны заложники. На общем собрании крестьяне заметно стали колебаться, но не решались принять активное участие в оказании помощи по изъятию бандитов. По-видимому, они мало верили в то, что приказы о расстреле будут приводиться в исполнение. По истечении установленного срока был расстрелян 21 заложник в присутствии схода крестьян. Публичный расстрел, обставленный со всеми формальностями, в присутствии всех членов «пятерки», уполномоченных, комсостава частей и пр., произвел потрясающее впечатление на крестьян [...].

Что касается д[еревни] Кареевки, где ввиду удобного территориального положения было удобное место для постоянного пребывания бандитов [...], «пятеркой» было решено уничтожить данное селение, выселив поголовно все население и конфисковав их имущество, за исключением семей красноармейцев, которые были переселены в село Курдюки и размещены в избах, изъятых у бандитских семей. Строго после изъятия ценных материалов – оконных рам, сеялок, срубов, и др. – деревня была зажжена [...].

3 июля приступили к операции в с. Богословка. Редко где приходилось видеть столь замкнутое и сорганизованное крестьянство. При беседе с крестьянами от малого до старика, убеленного сединами, все как один по вопросу о бандитах отговаривались полным незнанием и даже с вопрошающим удивлением отвечали: «У нас нет бандитов»; «Когда-то проезжали мимо, но даже хорошо не знаем, были ли то бандиты или кто другой, мы живем мирно, никого не беспокоим и никого не знаем».

Были повторены те же приемы, какие и в Осиновке, взяты заложники в количестве 58 человек. 4 июля была расстреляна первая партия в 21 человек, 5 июля – в 15 человек, изъято 60 семей бандитских – до 200 человек. В конечном результате перелом был достигнут, крестьянство бросилось ловить бандитов и отыскивать скрытое оружие [...].

Окончательная чистка упомянутых сел и деревень была закончена 6 июля, результаты каковой сказались не только на районе двух волостей, прилегающих к ним; явка бандитского элемента продолжается.

Председатель полномочной «пятерки»

Усконин» [28][28]
  Там же, С. 218.


[Закрыть].

С 1918 по 1921 годы жертвы боевых действий и репрессий на деревне по всей территории бывшей Российской империи исчислялись сотнями тысяч. Однако экономически самодостаточный крестьянский класс оказывал яростное сопротивление.

Именно это сопротивление, а также полный развал экономической жизни в стране, вынудил большевиков пойти на попятную. Насилие не давало необходимого результата, а все эксперименты с введением т.н. военного коммунизма провалились, вызвав в стране финансово-экономический коллапс и социальную катастрофу. Кремль был вынужден провозгласить «Новую экономическую политику» (НЭП). Большевикам была нужна передышка. Им необходимо было время, чтобы разобраться в том, что делать дальше, так как их умозрительные представления о путях и методах построения коммунистического общества упёрлись в глухую стену реальности, весьма далёкой от коммунистических идеалов.

Однако главной своей цели в этой схватке советская власть добилась. Основные силы крестьянства были сломлены. Наиболее умная и активная часть этого социального класса – уничтожена. Оказывать в дальнейшем серьёзное вооружённое сопротивление крестьяне уже были не способны.

В конце 30-х годов перед руководством СССР встал вопрос о том, где взять средства для индустриализации. В условиях разрухи и международной изоляции необходимые средства могло дать только село, кроме продуктов сельского хозяйства, за границу продавать было нечего. В связи с этим началась пропаганда коллективных хозяйств. Однако крестьяне оставались к ней глухи. В колхозы и совхозы не шли, предпочитая личные наделы и традиционное самоуправление. В 1928 году лишь два процента крестьян СССР состояло в колхозах [29][29]
  Volin L.A. Century of Russian Agriculture. Cambridge, Mass.: HarvardUniversityPress, 1970. P. 211.


[Закрыть].

Москва могла заработать необходимую для промышленности иностранную валюту, лишь продавая сырьё. В том числе – зерно. Однако государственные планы хлебозаготовок можно было выполнять только путём неэкономического отъёма у крестьян плодов их труда. Без колхозов осуществить это было невозможно. Крестьяне не хотели сдавать государству хлеб по фиксированным ценам, предпочитая его продавать на коммерческом рынке, не контролируемом советским правительством. В экономическом плане установленные властью цены были для крестьянских хозяйств не выгодны и даже убыточны. Взять выращенный хлеб государство могло только силой. Именно поэтому в 1929 году в стране начался процесс т.н. раскулачивания и широкомасштабной принудительной коллективизации. Иначе говоря, – ликвидация экономически самодостаточной прослойки крестьянства, способной к политическому и вооружённому сопротивлению, а также введение государственного «крепостного права».

Естественно, что мужик вновь взялся за финку и обрез. Согласно докладам ОГПУ, в 1929 году вспыхнуло 1300 крестьянских бунтов. В следующем же году их количество возросло в 10 (!) раз. Как свидетельствует «Докладная записка о классовой борьбе в деревне в 1930 году» секретно-политического отдела ОГПУ (Центральный архив ФСБ РФ), в 1930 году произошло 13 754 массовых крестьянских выступления [30][30]
  Берелович А., Данилов В. Советская деревня глазами ВЧК-ОГПУ-НКВД, 1923-1929. М.: РОССПЭН, 2000. С. 18.


[Закрыть]. В целом в них, в той или иной мере (от вооружённых выступлений до протестных манифестаций), приняло участие более 2,5 миллионов крестьян. Только по делам, которые расследовало ОГПУ, было приговорено к расстрелу более двадцати тысяч человек [31][31]
  Хлевнюк О.В. Политбюро: Механизмы политической власти в 1930-е годы. М.: РОССПЭН, 1996. С. 17-79.


[Закрыть].

Требования крестьян были практически такими же, как и в 20-х годах. Сводки ОГПУ свидетельствовали о том, что «крестьяне требовали возвращения обобществлённого и реквизированного имущества; имущества сосланных семей; роспуска комсомола, который они единодушно считали организацией шпионов и провокаторов; уважения их религиозных чувств и обычаев; свободных выборов сельских советов; прекращения реквизиций; свободы торговли. Повсюду звучало чёткое «нет» возврату крепостного права, ибо именно так понимали крестьяне сущность коллективизации…» [32][32]
  Грациози А. Великая крестьянская война в СССР. Большевики и крестьяне. 1917-1933. М.: РОССПЭН, 2008. С. 52.


[Закрыть].

Однако силы были уже неравны. Репрессивная машина советского государства жёстко подавила селянские выступления. Вместо земли крестьяне получили модернизированный вариант крепостного права, без помещиков, но с трудоднями и социально-политическим бесправием.

Фактически ГУЛАГ начался именно с репрессий на селе. На 1 января 1933 года в лагерях содержалось 334 тысячи заключённых, и ещё 1,142 миллиона человек проживало в спецпоселениях. Их контингент в основном состоял из репрессированных крестьян [33][33]
  Khlevnyuk O. The Economy of the Gulag // Behind the Façade of Stalin’s Command Economy. P. 116.


[Закрыть].

С точки зрения вождей «диктатуры пролетариата», крестьянский класс нёс в себе зародыш консервативной контрреволюции и был потенциально опасен для советского режима. Именно поэтому крестьянский класс (а это более 80% населения) стал расходным материалом для построения социализма в отдельно взятой стране. Село, в той или иной форме, было принесено в жертву индустриализации.

Таким образом, народный бунт (в виде крестьянских восстаний), начавшийся в 1917 году и растянувшийся на более чем десятилетие, своих целей не достиг и в 1930-ом завершился полным разгромом. Простой мужик хотел получить самое важное в своей жизни – землю, а получил террор и новое крепостное право. Причём, это желание его было неосуществимо изначально, какая бы из противоборствующих сил в гражданской войне ни победила.