Текст книги "Тренд безысходности и предчувствие бунта"
Автор книги: Андрей Ваджра
Жанр:
Политика
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 4 страниц)
Андрей Ваджра
Тренд безысходности и предчувствие бунта
Существует градация душевных состояний, которым соответствует градация проблем;
и высшие проблемы беспощадно отталкивают каждого, кто осмелится приблизиться
к ним, не будучи предназначен для решения их величием и мощью своих духовных сил.
Фридрих Ницше
Когда я слышу чьи-то рассуждения о предстоящих выборах на Украине, то рефлекторно хватаюсь за карман с деньгами. Слово «выборы» у меня стойко ассоциируется со словом «кража». При этом я иногда сожалею о том, что в этом кармане не лежит пистолет, и что наша «демократия» так и не доросла до свободной продажи стрелкового оружия. Всё-таки «Кольт» 45 калибра это не яйцо, запущенное в голову, дабы вызвать у жертвы «политического террора» острый приступ диареи, а двенадцатимиллиметровый «винторез» «Баррет», достающий цель на расстоянии полутора километров, это не странный диоксин, после которого лицо нуждается в «пластике», а зад – в президентском кресле. Вооружённый народ – это серьезный фактор любого политического процесса, тем более, если деятельность элиты похожа на работу карманников.
Однако… Вооружённый народ вооружённому народу – рознь. Проблема не в беззащитности нашего народа, а в том, что если современным украинцам дать в руки оружие, на Украине начнётся не революция, а погромы.
Наш народ традиционно откликался агрессией на зов к топору во имя «всеобщей справедливости» лишь в двух случаях. Во-первых, когда какая-то очередная власть, воцарившаяся на малороссийской земле, так основательно втоптала его в «жидкий навоз» непосильной жизни, что его ненависть и обида становились сильнее готовности тихо приспосабливаться к подлости, мерзости и несправедливости. И, во-вторых, когда от провозглашённой кем-то «всеобщей справедливости» можно потихоньку отхватить нечто материальное, нечто такое, что помещается в личный карман. Только в этих двух случаях наш мужик брал в руки обрез, засовывал за голенище сапога «финку» и выходил ночью на большую дорогу.
К нравственной метафизике «украинец» был всегда равнодушен, поэтому его стремление сполна «надкусить» справедливости обретало форму массового аффективного взрыва, вызванного его хроническим унижением и угнетением, либо желанием «грабить награбленное». Социальные конфликты на «Украйне» всегда были бунтом плоти, но не духа. «Украйна», не знала восстания масс обусловленного какими-то нравственными сверхценностями, некой справедливостью для всех, на защиту которой люди осознанно вставали, готовые даже умереть. Все наши «революции» и «восстания» были актом отчаяния и мести.
Именно поэтому фрагментарная и спорадическая история «Украйны» это не история борьбы ЗА, а история борьбы ПРОТИВ. Наша народная масса и её вожди всегда несли в себе негативную цель. Но даже когда их разрушительная миссия успешно завершалась, эта главная цель удивительным и парадоксальным образом оставалась недосягаемой. То, что низвергалось ценой огромных усилий и крови, затем стремительно восставало из пепла в ещё более отвратительной форме. Отсутствие универсальной позитивной цели каждый раз возвращало малорусских селян к исходной позиции бунта и разрушения, создавая некие периодически повторяющиеся исторические циклы безысходности. Чтобы в этом наглядно убедиться, сделаем небольшой экскурс в нашу далёкую (и не очень) историю.
Исторические циклы украйнской безысходности
Цикл первый: Казатчина
Что представляли собой в первой трети XVII века коренные жители юго-восточной окраины Речи Посполитой? Назовём вещи своими именами. Они были холопским быдлом польского панства – неким тягловым скотом в человеческом облике, бесправным и всеми презираемым. Ни их имущество, ни они сами, себе не принадлежали, являясь собственностью иноплеменной шляхты. Русский крестьянин Малороссии того времени был скорее вещью, чем человеком, с которой хозяин мог делать всё, что ему вздумается. Ни для польской церкви, ни для польского государства, русского как «человека» не существовало.
Физическая и моральная невыносимость данного положения вещей уже к 20-30 годам XVII века, вылилась в серию ярких, но бесперспективных крестьянских бунтов. Только когда личная обида польского шляхтича Хмельницкого заставила его поднять на польских магнатов Сечь, селянский бунт русских холопов обрёл перспективы успешного восстания.
Пять лет кровавого хаоса и невообразимых ужасов гражданской войны формально закончились в Переяславе юридическим оформлением присоединения территории контролируемой гетманом «Войска его королевской милости Запорожского» к российскому государству. Фактически это означало только одно – с данного момента гетманские земли отпадают от Польши и обретают действительную независимость в рамках российского автономного квази-государственного анклава. На фоне вспыхнувшей российско-польской войны двадцать долгих лет данная территория существовала самостоятельно, управляемая казацкими гетманами и старшинами. Это был временной отрезок, когда польской власти в Малороссии уже не было, а российской ещё не было.
С формальной точки зрения казацко-крестьянское восстание решило поставленные перед собой задачи. Безраздельная власть поляков и католической церкви была уничтожена. Казаки стали самостоятельной, привилегированной, военно-политической силой, контролирующей достаточно обширные земли. Но… Это восстание было войной избавления, а не попыткой воплотить в реальности некие идеи, идеалы и принципы. Идей и идеалов как раз-то и не было. Были лишь обострившиеся до предела животные инстинкты.
Поэтому когда ценой огромных жертв и усилий русская казацко-селянская повстанческая армия отделила от Речи Посполитой Малороссию, её верхушка тотчас же принялась воссоздавать на отвоеванных территориях копию польского оккупационного режима. Место польской шляхты было мгновенно занято казацкой старшиной из «значных», возомнившей себя новым «шляхетским сословием» с правами и привилегиями польского панства. Она теперь смотрела на свой народ как на некую «биомассу» и расходный материал в борьбе за свои сословные политические и экономические интересы. Произошла неожиданная метаморфоза: вчерашние вожди народного восстания вдруг заняли опустевшее место изгнанных ляхов-угнетателей. В итоге, эпоха «пэршойи украйинськой нэзалэжности» (как это трактуется в сегодняшних украинских учебниках по истории), получила название «Руїна».
За двадцать лет правления казацкой старшины Малороссия была превращена в руины, а Правобережье вообще обезлюдело. Обретённая в борьбе с поляками свобода малороссов неожиданно превратилась для них в долгий и жуткий кошмар. «Свои» оказались ещё страшнее «чужих». Не зря, как утверждал Пантелеймон Кулиш, «слово казак, в переводе с татарского значит вор». «Казаками – писал он – у Татар назывались воюющие самовольно добытчики, терпимые Ордой по невозможности с ними справиться»[1][1]
Кулиш П.А. Отпадение Малороссии от Польши (1340-1654). Т. І, М., 1888. С. 46
[Закрыть]. Таким образом, ещё вчерашние «гопники» с большой дороги, разнообразный сброд, не обременённый ни разумом, ни моралью, ни милосердием, возомнив себя «шляхетским сословием», стали бичом Божьим для всего народа. Малороссия стремительно погрузилась в нескончаемую череду подлостей, предательств, вероломств, циничного грабежа и убийств, непрерывную кровавую склоку ничтожных персонажей за власть, деньги и привилегии, непрекращающуюся сдачу гетманских земель то татарским, то турецким, то польским интервентам. Квази-государственная система управления при каждом малороссийском гетмане основывалась на коррупции и откровенном непотизме. «Браты», «сваты» и «кумовья» гетманов, облепили структуры управления как ненасытный гнус. Старшина путём интриг, предательств, заговоров и доносов развязала непрекращающуюся «войну всех против всех» за место возле казённого «корыта».
Исполнять же государственные функции казацкая верхушка была не в состоянии из-за присущей ей антигосударственной природы и острой интеллектуальной недостаточности. К тому же у неё для этого не было ни должного опыта, ни навыков, а главное – желания. Все усилия гетманов и старшин уходили на личное обогащение любой ценой. В итоге на территории Малороссии повсеместно воцарился хаос и запустение.
Как был вынужден констатировать Костомаров: «Самых значных не соединяло единство намерений и целей – каждый преследовал, прежде всего, личные выгоды, один под другим рыл яму и сам в неё падал: каждый хотел другого столкнуть, потоптать и сам подвергался, в свою очередь, таким же неприятностям от своих товарищей»[2][2]
Костомаров Н.И. Казаки. Исторические монографии и исследования. М.: «Чарли», 1995. С. 49.
[Закрыть].
Чем глубже и масштабнее становилась «Руина», тем больше наглела в своих подлостях, амбициях, беспринципности и алчности новоявленная «шляхта». В итоге, на гетманских землях казацкая верхушка стала постепенно воссоздавать разрушенную восстанием 1648 года крепостническую систему. И это было закономерно. Новосозданной «шляхте» положены были холопы. Без крепостных она не смогла бы чувствовать себя высшим сословием и вести соответствующий статусу образ жизни.
Как писал Владимир Антонович: «Универсал Хмельницкого и характер поднятой им борьбы обещали народу распространить казацкие права на всё южно-русское поспольство и изгнать панов навсегда… Но после разгрома поляков народ увидел… что казацкая старшина стремится к образованию из своей среды нового шляхетства по образу и подобию польского… Начиная с Хмельницкого, все гетманы подтверждают права на владение сёлами тем шляхтичам, которые стали на сторону казаков во время их борьбы с Польшей, и раздают другие сёла казацким старшинам за войсковые заслуги… Землевладельцы, особенно крупные, в число которых вошли казацкие старшины… стали пользоваться своим положением для развития новых помещичьих отношений. С одной стороны, они стремились подчинить себе и привести в повиновение населявших отписанные им гетманами сёла крестьян», а с другой, «старались обратить в крестьян казаков, пользуясь неточностью разграничения обоих сословий»[3][3]
Ефименко А.Я. История украинского народа. Киев: «Лыбидь», 1990. С. 277.
[Закрыть].
Подобные претензии казачьей старшины на шляхетство были для народа дикими и абсурдными. Ведь ни для кого не было секретом, что любая должность в Войске Запорожском не являлась эквивалентом аристократических титулов и соответствующих им сословных и имущественных прав и привилегий. Но на глазах ошеломлённого народа вчерашние «хамы», без всякого на то права, нагло лезли в «паны», занимаясь «приватизацией» земли и селян. В кратчайшие сроки на земле Малороссии сформировался новый класс эксплуататоров и была восстановлена крепостная система. Казацкая старшина фактически реанимировала то, против чего когда-то поднялись с оружием в руках малороссийские холопы.
Подобная метаморфоза вызывала у простого народа острую ненависть к новому «шляхетному панству». Никто не хотел жить под его властью и терпеть его произвол. Народ в массовом порядке бежал в Россию и Польшу. Так в 1669 году нежинский протопоп Симеон Адамович писал российскому царю следующее: «Ваша воля если прикажете из Нежина, Переяславля, Чернигова и Остра вывести своих ратных людей, то не думайте, чтоб было добро. Весь народ кричит, плачет… под казацкою работаю жить не хотят; воздев руки, молят Бога, чтоб по-прежнему под вашею государскою державою и властиею жить… Казаки умные, которые помнят своё крестное целование, мещане и вся чернь говорят в слух: если вы, великий государь, изволите вывести своих ратных людей из малороссийских городов, то они селиться не хотят, хотят бежать врознь: одни в украйные города вашего царского величества, другие за Днепр в королевские города»[4][4]
Соловьёв С.М. История России с древнейших времён. 1657-1676. Кн. VI, тт. 11-12. С. 499-500.
[Закрыть].
Не менее ярко свою ненависть к неожиданно возникшим малороссийским «шляхтичам» народ высказывал и в 1672 году. Так подьячему Алексееву простые люди заявили следующее: «царскому величеству прислать к нам своих воевод, а гетману у нас не быть, да и старших всех бы перевесить; нам было бы лучше, разоренья и измены ни от кого не было бы; а то всякий старшина, обоготясь, захочет себе панства и изменяет, а наши головы гинут напрасно»[5][5]
Костомаров Н.И. Мазепа. М.: «Республика», 1992. С. 268.
[Закрыть].
Конечно же, можно бесконечно ныть о страшной «москальской орде», подло закабалившей свободолюбивый «украйинськый» народ, и злобно растерзавший славных «лыцарив-козаченек», можно глубокомысленно рассуждать о геополитических невозможностях возникновения в XVII веке «нэзалэжнойи Украйины», но очевидные факты говорят о том, что абсолютная несостоятельность и бесперспективность Гетманата была заложена в самой природе правящего класса малороссийского общества и в природе народных масс, породивших этот правящий класс.
Людям никогда не удавалось изменить свою личную или коллективную Судьбу путём изменения только лишь её внешних обстоятельств. Внешние обстоятельства (как позитивные, так и негативные) – это только следствие. А их причина всегда находится внутри самих людей. В их чувствах, мыслях, желаниях, мотивах, мечтах, в том, из чего в конечном итоге складывается душа. Душа анархиста, грабителя, насильника, садиста и убийцы с большой дороги, сидевшая в казаках, не могла породить ничего кроме Хаоса и Руины. Душа холопа не могла породить ничего, кроме крепостного права. Восставшая Украйна, как и вся Малороссия в целом, через разрушение Речи Посполитой изначально шла к созданию опять таки «Речи Посполитой», но уже без «ляхов» и «жидов». В новой фазе малороссийской драмы их роль должны были сыграть «хохлы» – прилежные ученики своих польских и еврейских учителей. Таким образом, не сложно понять, что бунт малороссов 1648 года был изначально обречён на поражение, независимо от его фактического исхода.
Цикл второй: Украинская народная республика
Эпоха «другойи украйинськойи нэзалэжности» представляла собой короткий временной обрубок, растянувшийся всего лишь на три неполных года. Начавшись в марте 1917 года с первого «звэрнэння до украйинського народу» киевской Центральной Рады (ЦР), она закончилась в декабре 1919 года позорным бегством в Польшу председателя Директории Симона Петлюры.
Короткая историческая вспышка «второй украинской независимости» в значительной степени походила на пошлый водевиль, поставленный аматорским театральным кружком в клубе захолустного колхоза. Все эти 33 месяца апофеоза политического украинства представляли собой пошлое, убогое и унылое зрелище, надоевшее населению малороссийской провинции до острых приступов тошноты. И его завершение народ Юго-Западного края воспринял с радостью и облегчением.
Начиналось внезапное торжество украинства со сборища никому неизвестных и «мутных» малороссийских местечковых социалистов-автономистов под вывеской Центральной Рады, которые нагло провозгласили сами себя властью над частью территории России и потребовали от Временного правительства автономии для придуманной ими «Украины».
Как писал позднее очевидец тех событий: «Первоначально мы смотрели на раду как на чисто национальное объединение, наподобие нашего «совета объединённых еврейских организаций» и «Польского исполнительного комитета». Еврейский совет даже пытался конкурировать с радой, хлопоча перед Исполнительным комитетом [Временного правительства – А.В.]о предоставлении ему помещения в Педагогическом музее» [6][6]
Революция на Украине. По мемуарам белых. (Репринтное издание) М-Л.: Государственное издательство, 1930. С. 9.
[Закрыть].
Что это за дичь – «Украина», никто не знал. Даже сами члены Центральной Рады. Забавно, но эта кучка людей, никем не выбранная, никого, кроме себя не представлявшая, высказала претензию на автономию того, что в реальности не существовало. С территориальной точки зрения придуманная «Украина» была понятием весьма растяжимым, а «украинцы» представляли собой нечто совсем умозрительное. Как определять эту неожиданную «нацию», и каким образом посчитать её представителей, оставалось загадкой. На момент центрорадовского требования автономии, «Украина» была чистейшей абстракцией, а сама Центральная Рада – сборищем случайных, малообразованных, ограниченных культурно и интеллектуально людей без каких-либо полномочий и какой-либо реальной власти. Способны они были лишь на нескончаемые выступления в зале заседаний ЦР и на написание разнообразных, никого ни к чему не обязывающих воззваний и универсалов. Обрести реальность и выйти за рамки игры в политику кучка сельской интеллигенции не смогла. Центральная Рада, как и «Украина», которую она олицетворяла, до самого своего бесславного конца, представляла собой лишь побочный эффект государственной импотенции Временного правительства.
Вот что поведал о сущности Центральной Рады в своих воспоминаниях один из её депутатов: «Немедленно по получении депутатских карточек мы произвели подсчет, находившихся в зале, депутатов (на этом заседании решался вопрос о подчинении Временному Правительству и были мобилизованы все силы). Украинских депутатов в Раде оказалось 117 человек. Из них 1 священник, 20-25 представителей интеллигенции, несколько крестьян, остальные – солдатские шинели, мирно дремавшие и креслах. Мы сейчас же избрали своего представителя в мандатную комиссию. Появление его в комиссии вызвало в рядах украинцев настоящую панику. Пользуясь малокультурностью и растерянностью секретаря, наш уполномоченный завладел папкой с депутатскими документами и принялся за их внимательное изучение. Вечером мы собрались, чтобы выслушать его доклад. Доклад не вызывал никаких сомнений. Никаких выборов в Центральную Раду нигде не было. Депутаты из армии заседали на основании удостоверений, что такой-то командируется в Киев для получения в интендантском складе партии сапог; для отдачи в починку пулеметов; для денежных расчетов; для лечения; и т.п. Депутаты «тыла» имели частные письма на имя Грушевского и других лидеров, приблизительно одинакового содержания: «посылаем, известного нам»... В конце – подпись председателя или секретаря какой-нибудь партийной или общественной украинской организации. Наш представитель успел снять копию с полномочий депутатов г. Полтавы. Все они были избраны советом старшин украинского клуба, в заседании, на котором присутствовало 8 человек. Всего депутатских документов оказалось 800. На официальный запрос, секретарь смущенно ответил, что здесь все документы. Остальные депутаты (около 300) – это Грушевский, Винниченко, Порш и другие члены президиума, которым «передоверены» депутатские полномочия и каждый из них равняется 10-15-25 депутатам»[7][7]
Макаров Ю. Что надо знать об Украине. Буэнос-Айрес, 1939. С. 87.
[Закрыть].
Естественно, что вся эта случайная, полуграмотная публика, привыкшая лишь к бессодержательной болтовне об «Украине», «национальном вопросе» «автономии» и «социализме», создать аппарат государственного управления и наладить его работу в принципе была не способна. Власть Центральной Рады никогда не выходила за рамки Киева, а иногда она вообще ограничивалась отдельными районами города. Как был вынужден впоследствии констатировать глава Генерального Секретариата Дмитрий Дорошенко: «Во всех крупных центрах власть правительства Центральной рады существовала к концу года лишь номинально. В Киеве это сознавали, но ничего уже поделать не могли» [8][8]
Революция на Украине. По мемуарам белых. (Репринтное издание) М-Л.: Государственное издательство, 1930. С. 91.
[Закрыть]. Вследствие этого, весь Юго-Западный край постепенно погружался в хаос и анархию.
В эмиграции историк Андрей Дикий писал: «Между тем анархия во всей России, в том числе и на Украине, росла и ширилась. Центральная Рада не могла с ней справиться, точно так же, как и Временное Правительство. Захвативши к концу июля всю власть над Украиной, украинские эсеры и эсдеки, диктовавшие свою волю в Центральной Раде, по словам одного члена Рады, «вообще мало задумывались над тем, что такое реальная власть, что такое ведение администрации и народного хозяйства, думая, что можно регулировать жизнь края путем воззваний, резолюций и деклараций. Всё практическое, жизненно-необходимое, было вне круга социалистически-революционного мышления людей, смолоду воспитанных в понятиях, враждебных государственному порядку вообще. А Глава Правительства – Винниченко с редкой наивностью сказал, что: «все чиновники, какие бы они ни были – либеральные или реакционные – это наихудшие и наивреднейшие люди, к которым он всегда чувствовал враждебность и отвращение».
Не удивительно поэтому, что ближайшие месяцы после блистательной победы над Временным Правительством Центральная Рада занималась съездами, конгрессами, воззваниями, декларациями, партийным местничеством и «сутяжничеством» с Временным Правительством по вопросу о своих правах и компетенции. Для конструктивной созидательной работы по упорядочению жизни края не находилось ни времени, ни желания, не было и соответствующей подготовки»[9][9]
Дикий А. Неизвращенная история Украины-Руси (от начала 19-го до середины 20-го века). М.: Издательство «Самотека», 2008. С. 134-135.
[Закрыть].
Забавно, но сам Дмитрий Дорошенко был вынужден констатировать, что «Генеральный секретариат продолжал оставаться оторванным от страны, изображая из себя нечто вроде наблюдательного или совещательного органа. Никто из секретарей не показывался нигде, кроме Киева, а в Киеве их энергия уходила на политику в Центральной раде. От них не только нельзя было добиться какого-либо ответа на телеграммы, но даже приехав специально в Киев, нельзя было достичь того, чтобы быть выслушанным и получить какой ни будь деловой совет, какое-либо указание» [10][10]
Революция на Украине. По мемуарам белых. (Репринтное издание) М-Л.: Государственное издательство, 1930. С. 79.
[Закрыть].
Это может кому-то нравиться или не нравится, но факт остаётся фактом, все три года существования Украинской Народной Республики сопровождались недееспособностью украинофильской власти и её полнейшей дискредитацией в глазах народа, развалом системы государственного управления, разрушением экономики, финансов и торговли, моральным одичанием населения, социально-политическим хаосом и анархией, погромами, гражданской войной и иностранной интервенцией.
Журналист газеты «Киевская мысль» С. Сумский в своей книге «Одиннадцать переворотов» вспоминал: «Рада, лишённая опоры в широких слоях населения, настроившая против себя города – своей националистической политикой, деревню – боязнью разрешить земельный вопрос, солдат – продолжением войны, была уже властью призрачной» [11][11]
Там же, С. 99.
[Закрыть].
«Какие же в этих условиях могли быть плоды мирной работы, общественного строительства? – риторически вопрошал он -Рассчитанные на успех звонкие фразы, где поносился русский (московский) централизм, – на них делал свою карьеру М.С. Грушевский. Универсал о самостоятельности Украины, как плод усилий закулисной деятельности В. Винниченко и его компании. Универсал о социализации земли, как лёгкий и дешёвый продукт коллективного творчества. В практической сфере деятельности всё это сводилось к жалкой борьбе с безобидными вывесками, которые перекрашивались в национальные цвета – синий и жёлтый и переводились на украинский язык. Много и долго возились с красивым, ампирным двуглавым орлом на здании Педагогического музея на Большой Владимировской улице, выстроенном С. Могилевцевым и захваченном Центральной радой вопреки всякому закону. К зданию в стиле ампир никак не подходил новый украинский государственный герб, так называемый знак Владимира Святого в виде трезубца: сделали несколько проб и, по счастью, бросили это бесплодное усилие. В существе своём все начинания сводились лишь к крикливым декларациям, выбрасыванью известных флагов, лозунгов, в области же практики и реальных житейских отношений, возьмём ли мы область управления, суда, землеустройства, ровно ничего не было сделано, кроме введения украинского языка в делопроизводство» [12][12]
Там же, С. 120.
[Закрыть].
Полуграмотные крестьянские дети, опьянённые социалистическими и националистическими идеями, не имели и не могли иметь представление о реальности государственного и национального строительства. Их умозрительные, абстрактные образы абсолютно не соотносились с действительностью, а их интеллект, знания и воля не были способны навязать эти абстрактные образы «неправильной», с их точки зрения, жизни. Поэтому вся их энергия уходила в пустые и бесплодные дискуссии и никем не выполняемые распоряжения, а узурпированная ими власть всё больше становилась похожа на их идеи, превращаясь в странную, умозрительную абстракцию. Народ же Юго-Западного края бывшей империи жил по собственным законам и принципам, руководствуясь совершенно иными мотивами и целями и понимая политические демарши ЦР по-своему. Как заметил один из очевидцев тех событий: «Широкие массы воспринимали возвещённые Центральной радой лозунги именно в таком, полуанархическом и полудезертирском смысле» [13][13]
Там же, С. 11.
[Закрыть]. Данное несоответствие делало дальнейшее существование режима Центральной Рады невозможным.
По этому поводу Андрей Дикий писал: «социалистические юнцы и полуинтеллигенция, составлявшие Центральную Раду, со всем пылом юности, и самоуверенностью невежества, бросились в законодательство и «государственные дела». Воззвания, обращения, декларации, мелодекламации, чередовались с реконструкциями правительства (Ген. Секр.), обсуждениями внешней политики и международных дел, вынесением законов, предписаний, приказов и распоряжений, которых никто не выполнял. Всем, кроме самой Рады, было ясно, что она существует только благодаря неактивности большевиков» [14][14]
Дикий А. Неизвращенная история Украины-Руси (от начала 19-го до середины 20-го века). М.: Издательство «Самотека», 2008. С. 151.
[Закрыть].
Когда же эта активность появилась, Центральная Рада мгновенно рассыпалась как карточный домик. Несмотря на то, что вожди УНР не раз хвастались, чуть ли не «миллионом украинских штыков», стоящих на страже «завоеваний украинской национальной революции», при появлении на подступах к Киеву немногочисленных отрядов Красной гвардии, защищать «оплот украинства» никто не вышел. Солдаты украинизированных полков Центральной Рады либо разбежались, либо перешли на сторону большевиков.
Официальная украинская историография данный факт обходит стороной, потому что он совершенно не вписывается в казённую версию «украйинськойи национальнойи революцийи», которую, якобы в 1917 году совершила в едином порыве «украйинська нация». Более того, этот факт данную идеологическую мифологему полностью опровергает.
На самом деле, власть Центральной Рады была призрачной. Народ её не просто не поддерживал, но презирал и открыто поносил. Не имея социальной опоры, украинофильские правители с Большой Владимирской не смогли собрать для своей собственной защиты даже наёмников из той гигантской солдатской массы, которая заполонила южнорусские города. Это поразительно и очень символично, что военное ведомство Генерального Секретариата (правительства) УНР сделало ставку при формировании украинской армии на дезертиров. Не желая возвращаться на фронт, эти солдаты цеплялись за любую возможность как-то обосновать своё дезертирство и остаться в тылу. Такое оправдание им давала политическая демагогия ЦР, призывавшая к строительству «украийинськойи дэржавы» и «створэнню украйинськойи армийи». Поэтому когда командующий армией поднял вопрос о возвращении на фронт солдат, скопившихся в тылу на территории Юго-Западного края, в Киеве многотысячная толпа дезертиров принялась митинговать, заявляя о том, что воевать она будет исключительно в украинских частях.
Вот как события тех дней описывает Андрей Дикий, оказавшийся их непосредственным очевидцем: «В последних числах апреля [1917 года – А.В.]весь Киев был залеплен плакатами: «товарищи дезертиры! все, на митинг на Сырце 30 апреля!» Хотя я не был дезертиром, а, после ранения, находился на излечении в Киеве и передвигался с костылем, я на этот необычайный митинг поехал и был свидетелем всего на нем происходившего.
Огромный пустырь против Политехнического Института заполнила многотысячная толпа дезертиров. На груди у многих были желто-голубые украинские ленточки. После выступления многочисленных ораторов, оправдывавших свое дезертирство украинским патриотизмом и желанием бороться, но только «под украинскими знаменами», была вынесена резолюция, предложенная штабс-капитаном Путником-Гребенюком, о немедленном сформировании украинской части в Киеве и немедленном «зачислении на все виды довольствия». Последнее, т.е. требование немедленного зачисления на «все виды довольствия», вызвали гром рукоплесканий. Довольные своим «достижением», дезертиры принялись штурмовать Святошинские трамваи, на которых они, конечно, ездили бесплатно»[15][15]
Там же, С. 96.
[Закрыть].
А вот что рассказал в своих воспоминаниях командующий войсками в Киеве полковник Константин Оберучев:«Началось наступление 18 июня (1 июля). Началось сильно и красиво, и натиск был велик. Нужно было давать подкрепления. И вот в это время, когда решались вопросы мира, когда делались последние героические усилия для того, чтобы сломить упорство долго готовившегося к этой войне противника, в это время я не мог послать ни одного солдата на подкрепление действующей и так нуждающейся в подкреплениях армии. И в ряду причин, лишивших меня возможности выполнить свой долг гражданина в это ответственное перед народом и историей время, была «украинизация» войск, проводившаяся в это время явочным порядком и большою настойчивостью.
Чуть только я посылал в какой-либо запасной полк приказ о высылке маршевых рот на фронт в подкрепление тающих полков, как в жившем до того времени мирною жизнью и не думавшем об украинизации полку создавался митинг, поднималось украинское жёлто-голубое знамя и раздавался клич:
«Підем під українським прапором» (пойдём под украинским знаменем).
И затем ни с места. Проходят недели, месяцы, а роты не двигаются ни под красным, ни под жёлто-голубым знаменем.
И это в то время, когда именно на границе Украины идут бои, и самой Украине угрожает опасность быть занятой.
Так и не удалось мне двинуть подкрепления, и войска, истомлённые боем и за короткое время продвинувшиеся вперёд, но не могшие идти дальше за недостатком сил, остановились.
Так было во второй половине июня (начало июля по н.с.), а через три недели они отступили, и началось повальное бегство с сдачей всех не только сейчас занятых позиций, но и более ранних.
Когда-нибудь история вскроет причины этого ужасного погрома. А пока любопытно указать на некоторые странные совпадения.
В ряду добивавшихся украинизирования были толпы дезертиров, объединившихся под видом формирования полка имени гетмана Полуботка.
Началось это «формирование» ещё в мае месяце. Но и к июлю не удалось их отправить на фронт.
И вот, когда в Петрограде было знаменитое июльское выступление большевиков (3-5 июля ст. ст.), в это самое время «полуботковцы» в Киеве делают своё выступление 5 июля, тоже с целью захвата власти.
А через несколько дней начинается отступление войск под натиском сильного врага» [16][16]
Оберучев К. М. В дни революции: воспоминания участника великой русской революции 1917-го года. Нью-Йорк: First Russian Publishing Corporation, 1919. С. 97-98.
[Закрыть].
Рассказывая о создании первого украинизированного полка имени Богдана Хмельницкого, Андрей Дикий достаточно ярко показал суть этой украинской «боевой» структуры, в которую самоотверженно влились «свидоми украйинци» для защиты «завоеваний украинства»: «Полк же продолжал формироваться, не двигаясь из Киева и пополняясь не добровольцами (таковых, среди «сознательных украинцев» не нашлось), а исключительно дезертирами. Удобно расположившись в казармах, полк рос как на дрожжах, ежедневно увеличивая требования довольствия, не нёс никаких караулов по гарнизону и не помышлял ни о каком фронте. Это была какая-то, никого и ничего не признающая, «Сечь Запорожская» в центре Киева, которая бездельничала, митинговала, пьянствовала и разлагающе действовала на остальные части. Вскоре сам полк арестовал своего командира, – основателя «Украинской Армии», штабс-капитана Гребенюка и доставил его под конвоем в распоряжение командующего войсками Киевского военного округа. Последний, в сопровождении одного офицера, отправил Гребенюка на фронт, где след его теряется.